Некоторые вопросы теории катастроф Пессл Мариша
– Учусь в Клемсонском университете. Пишу диплом по химическим технологиям. Живу в Дукерсе, штат Северная Каролина. Еще я донор органов.
Ларри кивнул и сделал большой глоток пива, придвинувшись еще ближе, так что моя нога прижалась к его массивному бедру. Я попятилась и тут же налетела спиной на девушку с торчащими во все стороны белокурыми волосами.
– Звиняйте, – сказала она.
Я попробовала отстраниться, но с другого боку громоздился истукан Ларри. Я почувствовала себя леденцом, застрявшим в горле.
– Кем вы себя видите, допустим, лет через двадцать? – спросила я.
Ларри не ответил. Он, кажется, разучился говорить по-английски и вообще стремительно терял высоту. Это мне напомнило, как мы однажды с папой в Лутоне, штат Техас, поставили наш «вольво» почти у самой посадочной полосы и целый час просидели на капоте – ели сэндвичи с сыром и перцем пименто и смотрели, как приземляются самолеты: все равно что наблюдать со дна океана, как над тобой проплывает тридцатиметровый синий кит. В отличие от аэробусов, частных реактивных самолетов и «Боингов-747» Ларри в конце концов сорвался в штопор. Его губы стукнулись о мои зубы, а язык юркнул мне в рот, словно головастик, удирающий из банки. При этом Ларри ухватил меня за правую грудь, стиснув ее так, будто выжимал лимон над рыбным блюдом.
– Синь?
Я кое-как вырвалась. Рядом стояли Лула и Джейд.
– Пошли отсюда, – сказала Джейд.
Ларри вяло проорал мне вслед: «Рокси, постой!» – но я не обернулась.
Девчонок я догнала у машины.
– Куда едем?
– Повидать Ханну, – коротко ответила Джейд. – Кстати, Рвотинка, объясни, что у тебя за вкусы такие странные? Он же урод уродом.
Лу опасливо косилась на Джейд. Вырез ее зеленого платья обвис, как будто зевая.
– Может, лучше не надо?
Джейд скривилась:
– А что?
– Вдруг она нас увидит? – сказала Лу.
Джейд рывком затянула ремень безопасности.
– Возьмем другую машину. Бойфренда Джефферсон. Его гадостная «тойота» как раз стоит у нашего дома.
– В чем дело-то? – спросила я.
Джейд, не отвечая, всунула ключ в замок зажигания и завела мотор. Потом глянула на Лу:
– Чарльз тоже, небось, там будет. В камуфляже и очках ночного видения.
Лу помотала головой:
– У них с Блэком двойное свидание с какими-то девчонками на два класса младше.
Джейд (со злорадно-сочувственным выражением) обернулась проверить, слышала ли я. Потом прибавила скорость и, выехав на шоссе, повернула к Стоктону. Вечер был холодный, по небу тянулись узкие грязноватые облака. Я натянула золотую юбку на колени, разглядывая проезжающие машины и профиль Лу, похожий на фигурную скобку. Свет фар подчеркивал ее скулы. Джейд и Лу молчали – это было такое усталое взрослое молчание, словно супружеская пара возвращается домой из гостей и им неохота обсуждать, как чей-то муж перебрал и как им втайне хотелось бы ехать сейчас домой не друг с другом, а с кем-нибудь новым, кого они еще не изучили до последней родинки.
Сорок минут спустя Джейд забежала к себе домой за ключами – «я только на секундочку», – а когда опять вышла, все еще в своих шатких красных босоножках и платье жар-птицы (оно выглядело так, словно Джейд порылась в мусоре после дня рожденья какой-нибудь богатенькой девочки, набрала обрывков самых ярких подарочных оберток и приклеила их к себе скотчем), в руках у нее были упаковка пива «Хайнекен», два большущих пакета картофельных чипсов и пакет с лакричными полосками. Одна лакричина свисала у Джейд изо рта, а на плече болтался здоровенный бинокль.
– Мы к Ханне едем? – спросила я, все еще ничего не понимая.
Джейд опять не ответила, молча забросила продукты на заднее сиденье припаркованной у гаража белой «тойоты». Лула смотрела со злостью (ее плотно сжатый рот напоминал матерчатый кошелек), но, ни слова не сказав, залезла на переднее сиденье «тойоты» и захлопнула дверцу.
– Блин… – Джейд глянула на часы. – Не успеваем!
Через несколько минут мы снова мчались по шоссе, на этот раз в «тойоте» и по направлению на север – в противоположную от дома Ханны сторону. Спрашивать, куда мы едем, было бесполезно – девчонки снова впали в транс. Из такого глубокого молчания уже и не выберешься, слишком тяжело и утомительно. Лула смотрела на дорогу – мелькающие белые линии, проплывающие мимо красные блестки машин. Джейд держалась почти как обычно, только без конца крутила настройку радио, жуя длинную нитку лакрицы (она их ела без перерыва – так прикуривают одну сигарету от другой; три раза потребовала: «Дай еще лакрицы», пока я не пристроила весь пакет поближе к ней, около ручника).
Через полчаса мы свернули на съезд номер 42 – надпись «Коттонвуд» на указателе – и по безлюдной двухполосной дороге приехали к стоянке для грузовиков. Слева виднелась заправочная станция, а на голом пригорке за длинным рядом автофургонов, брошенных на асфальте, словно дохлые киты, стоял мрачного вида ресторанчик. Желтая надпись над входом гласила: «У Стаки». Джейд лавировала между грузовиками.
– Видишь ее машину?
Лула покачала головой:
– Полтретьего уже. Может, она не приедет?
– Приедет.
Мы объехали почти всю стоянку, и вдруг Лула постучала ногтем в стекло:
– Вон там!
Между автофургоном и белым пикапом втиснулась красная «субару» Ханны.
Джейд, развернувшись, задним ходом припарковала машину в соседнем ряду, между усыпанным сосновой хвоей откосом и дорогой. Лула, отстегнув ремень безопасности, скрестила руки на груди, а Джейд как ни в чем не бывало сунула в рот очередной черный ботиночный шнурок, прикусив один его конец, а другим обмотав пальцы, как делают боксеры, перед тем как надеть боксерские перчатки. От «субару» нас отделяли два ряда машин. По ту сторону парковки сгорбился на горке ресторан, слепой (с задней стороны три окна заколочены) и быстро лысеющий (черепица в нескольких местах обвалилась). За тусклыми окнами изредка мелькали усталые пятна света. С потолка свисали зеленые лампы, словно заплесневелые насадки для душа. И не заходя внутрь, можно догадаться, что меню здесь липнет к рукам, столики усыпаны хлебными крошками, официантки хамят, а посетители все сплошь мордовороты. Солонку нужно полчаса трясти, чтобы добыть хоть крупинку соли, а внутри солонки виднеются рисовые зернышки, похожие на личинки. («Если даже соль не могут нормально подать, с чего они взяли, что способны приготовить курицу по-охотничьи?» – говорил в подобных заведениях папа, держа меню подальше от лица – а то вдруг оживет и вцепится.)
Я кашлянула, намекая, что пора бы уже объяснить, что мы делаем у этой жуткой забегаловки (мы с папой такие места объезжали десятой дорогой; могли сделать крюк миль в двадцать, лишь бы «не преломлять хлеб вместе с людьми, похожими издали на груду старых автопокрышек»). Девчонки по-прежнему молчали (теперь и Лу вовсю жевала лакрицу, словно коза на пастбище). И тут до меня дошло – они попросту не могут оформить происходящее в слова. Сказанное вслух, оно станет реальностью, и тогда на них ляжет какая-то вина.
Минут десять слышно было только, как со свистом проносятся машины по шоссе да изредка хлопает дверца – очередной дальнобойщик вылезает из кабины, заходит, голодный, в ресторан и выходит с набитым брюхом. За темными деревьями виднелся мост, а по мосту текла в ночи бесконечная река красно-белых огней.
– Кто сегодня будет? – спросила Джейд, поднося к глазам бинокль.
Лу дернула плечом, пережевывая лакричную жвачку:
– Не знаю.
– Жирный или тощий?
– Тощий.
– А я думаю, на этот раз будет свин.
– Она не любит свинину.
– Любит. Это для нее вроде как семга – по особым случаям. Ой… – Джейд подалась вперед.
Бинокль стукнулся о ветровое стекло.
– Ох ты ж… Твою ж мать…
– Что такое? Малолетка?
Губы Джейд шевельнулись, но звука не было. Потом она тяжело вздохнула:
– Смотрела «Завтрак у Тиффани»?
– Нет, куда мне, – иронически отозвалась Лу и тоже наклонилась вперед, упираясь ладонями в приборную доску.
Девчонки рассматривали парочку, которая только что вышла из ресторана.
– Помнишь, там такой кошмарный Док? – Джейд, не отрываясь от бинокля, сунула руку в пакет с чипасами и затолкала за щеку целую горсть. – Вот это он и есть. Только совсем дряхлый. В принципе, наверное, можно бы сказать: по крайней мере, не Расти Тролер, – но как-то я уже и не знаю… – Выпрямившись, она мрачно протянула Луле бинокль. – У Расти хоть зубы есть.
Лу глянула и, скривившись от отвращения, передала бинокль мне. Я припала к окулярам: по дорожке от ресторана шла Ханна Шнайдер с каким-то мужчиной.
– Всегда ненавидела этого Дока, – прошептала Лу.
Я никогда еще не видела Ханну такой накрашенной («размалеванной», говорили в «Академии Ковентри»). На ней была черная шубка – наверное, кроличья, судя по общему подростковому облику (на застежке от молнии болтался помпон). В ушах золотые серьги кольцами, на губах угольным штрихом темная помада, волосы собраны в высокую прическу, а из-под облегающих, как вакуумная упаковка, джинсов выглядывают острые белые каблуки. Я перевела бинокль на ее спутника и невольно поежилась: он рядом с Ханной выглядел засохшим стручком. Явно за шестьдесят, если не под семьдесят, лицо исчертили морщины, сам ниже Ханны ростом и тощий, как придорожный столб. На костях ни грамма мяса, одежда болтается – будто на раму от картины набросили одеяло. Единственная привлекательная черта – все еще густые волосы. Они впитывали в себя все оттенки освещения: в луче прожектора переливались ядовито-зеленым, а в тени – серо-стальным цветом велосипедных спиц. Ханна шла быстрым шагом, ища ключи от машины в нелепой розовой пушистой сумочке, а старик поспешал за ней, выбрасывая костлявые ноги в стороны, будто раскладная сушилка для одежды.
– Рвотинка, может, нам тоже дашь посмотреть?
Я отдала Джейд бинокль. Джейд, кусая губы, поднесла его к глазам и буркнула:
– Надеюсь, он прихватил с собой виагру.
Парочка стала усаживаться в машину Ханны. Лу скорчилась на сиденье.
– Да ну тебя, дуреха, она нас не видит, – проворчала Джейд, хотя и сама замерла, наблюдая, как «субару» выезжает со стоянки, и, только когда те скрылись из виду, завела мотор.
– А куда они едут? – спросила я, не очень-то и желая узнать ответ.
– В дешевый мотель, – ответила Джейд. – Будут трахаться с полчаса, может, минут сорок, сорок пять, потом она его вышвырнет. Каждый раз удивляюсь, как еще голову ему не откусит, вроде самки богомола.
Мы следовали за «субару» мили три-четыре, сохраняя приличную дистанцию. Дальше начался какой-то городок – надо полагать, Коттонвуд. Мы с папой таких, наверное, сотню повидали – чахлых, выживающих исключительно за счет автозаправок, мотелей и «Макдональдсов». К обочинам шоссе присохли болячки парковок.
Минут через пятнадцать Ханна включила сигнал поворота и свернула влево, к мотелю под названием «Кантри-Стайл Мотор Лодж». Приплюснутое белое полукруглое здание посреди безлюдной равнины – словно кто-то обронил вставную челюсть. У дороги торчали чахлые клены, а еще несколько выстроились у административного здания, будто очередь будущих постояльцев. Мы быстренько свернули вправо и остановились возле серой легковушки, а Ханна, поставив машину у входа, скрылась в конторе. Минуты через две-три она вышла снова, и тут склизкий свет фонаря плеснул ей в лицо. Я вдруг испугалась, хотя видела ее всего пару секунд, да и то издали. У Ханны лицо было как выключенный телевизор. Не мыльная опера, не детектив, даже не какой-нибудь старый вестерн – просто пустой экран. Ханна села в машину, вновь завела мотор и медленно проехала мимо нас.
– Ой, черт! – пискнула Лу, сползая пониже на сиденье.
– Прекрати! – поморщилась Джейд. – Наемного убийцы из тебя явно не выйдет.
«Субару» остановилась у одного из крайних домиков. Док вылез, руки в карманах, за ним Ханна – ее лицо перерезало подобие улыбки. Ханна отперла дверь, и парочка исчезла в домике.
– Номер двадцать два, – сообщила Джейд, не отрываясь от бинокля.
Наверное, Ханна первым делом задернула занавески – когда в домике включился свет, между полотнищами цвета оранжевого чеддера не оставалось даже крохотной щелочки.
– Она с ним хоть знакома? – спросила я со слабой надеждой.
– Не-а. – Джейд повернулась ко мне. – Чарльз с Мильтоном в прошлом году ее засекли. Как-то ночью поехали кататься, решили к ней заглянуть, смотрят – ее машина едет навстречу. Они стали следить – и вот, нашли это заведение. Она приезжает в ресторанчик «Стаки» ровно без четверти два. Заказывает еду и выбирает какого-нибудь типа. Первая пятница каждого месяца. В этом она пунктуальна.
– В смысле?
– Ну, ты же знаешь, она, вообще-то, довольно неорганизованная. А тут – как по расписанию.
– И она не знает… что вы знаете?
– Да ты что! – Джейд так и впилась в меня взглядом. – Не вздумай ей рассказать!
– Не скажу.
Я покосилась на Лу, но та, кажется, не слушала – сидела, оцепенев, будто пристегнутая к электрическому стулу.
– А дальше что? – спросила я.
– Приезжает такси. Мужик выскакивает полуголый – иногда без носков или рубашку держит комом в руках. И уматывает на такси. Наверное, возвращается к «Стаки», там залезает в свой автофургон – и ау. Ханна уезжает под утро.
– Откуда ты знаешь?
– Чарльз обычно сидит до упора.
Больше спрашивать было вроде и не о чем, так что мы замолчали. Так же молча Джейд подогнала машину поближе к домику. Теперь и без бинокля можно было рассмотреть номер 22, узор из листьев на занавесках и вмятину на машине Ханны. Постепенно на меня навалилось какое-то странное ощущение. Мы тут были как на войне – походный лагерь где-то на чужбине, сидишь и боишься неведомых врагов. Лулу, видно, контузило – спина прямая как палка, взгляд прилип к двери домика. Джейд – наш командир: придирчивая, усталая и прекрасно понимает, что никакие ее слова не смогут нас утешить, поэтому и не говорит ничего, откинулась на спинку сиденья и набивает рот чипсами. Я и себе нашла роль во Вьетнаме. Я – трусливый солдат, который тоскует по дому и в конце концов совсем не героически умирает, нечаянно поранив сам себя; кровь хлещет струей, словно сок из давленого винограда. Я бы левую руку отдала, лишь бы оказаться подальше оттуда. Лучше всего – под боком у папы. Чтобы сидеть в пижамке с облачками и помогать ему с проверкой студенческих работ, даже самых ужасных, когда лентяи пишут громадными буквами в надежде дотянуть до нужного объема, соответствующего папиным требованиям: от двадцати до двадцати пяти страниц.
Я вспомнила, что мне папа сказал однажды. Мне было семь лет, мы с ним пошли в парк аттракционов в городе Чоук, штат Индиана, и забрели в Дом ужасов. Я так испугалась, что, как только села в вагонетку, закрыла глаза ладошками и не открывала, пока поездка не кончилась. Так и не увидела ни одного ужаса – даже в щелку между пальцами не подглядывала. Папа не стал ругать меня за трусость – наоборот, посмотрел внимательно сверху вниз и серьезно кивнул, словно я только что сделала важное открытие в области реорганизации всей системы социального обеспечения.
– Да, – сказал папа. – Иногда требуется большое мужество, чтобы не смотреть. Порой лишнее знание только вредит. Не просвещает, а отягощяет. Только очень храбрый человек умеет различать такие случаи и заранее к ним приготовиться. Иным разновидностям человеческого несчастья свидетелем должен быть только асфальт… И может быть, деревья.
– Пообещайте, что я не буду такое делать, – сказала вдруг Лу тоненьким голоском.
– Что, – монотонно отозвалась Джейд.
Глаза у нее были как порезы от острого края бумаги.
– Когда я стану совсем-совсем старая. – Голос Лу был до того хрупкий – вот-вот порвется. – Пообещайте, что у меня будут муж и дети. Или я буду знаменитой. Пообещайте…
Фраза так и осталась неоконченной, будто неразорвавшаяся граната.
Потом мы снова молчали. В 4:03 утра в номере 22 погас свет. Старик вышел полностью одетый (хотя я заметила, задники ботинок были примяты – он не успел как следует их натянуть) и уехал на заржавленном такси фирмы «Синяя птица» (I-800-BLU-BIRD), которое дожидалось его у конторы, тихонько мурлыча.
Все точно так, как сказал папа (будь он сейчас с нами, задрал бы подбородок – совсем чуть-чуть – и слегка изогнул бровь, что означает «А ты сомневалась» и «Я тебе говорил»). Не надо бы никому это видеть, кроме только дрожащей неоновой надписи «Свободные комнаты», да изможденных кленов-астматиков, томно гладящих крышу по хребту кончиками веток, да еще неба – огромного лилового синяка, медленно, так медленно тускнеющего у нас над головой.
Потом мы отправились по домам.
Часть вторая
Глава 11. «Моби Дик», Герман Мелвилл
Через две недели после того, как мы подглядывали за Ханной («Наблюдали», – поправил бы старший инспектор Ранульф Карри из книги «Спесь единорога» [Лавель, [1901]), Найджел нашел у нее дома приглашение в мусорной корзинке в маленькой комнате рядом с гостиной, где по стенам висели карты мира и полудохлые растения в кашпо, с трудом выживающие по ее особой системе (круглосуточная подсветка и время от времени – подкормка питательной смесью «Чудо-рост»).
Текст на изящной карточке из плотной кремовой бумаги с тиснением гласил:
Приют для бездомных животных округа Бернс сердечно приглашает Вас на ежегодный благотворительный вечер в поддержку нуждающихся животных.
Мероприятие состоится в субботу, 22 ноября в 20:00 по адресу: Ивовая улица, д. 100.
Стоимость билета 40 долл. за одну персону.
Просим подтвердить Ваше участие.
Вход только в маскарадных костюмах.
И желательно в масках.
– По-моему, надо пойти, – заявил Найджел в пятницу у Джейд.
– По-моему, тоже, – поддержала Лула.
– Нельзя, – сказал Чарльз. – Нас она не приглашала.
– Это мелочи, – отмахнулся Найджел.
В следующее воскресенье, несмотря на предостережения Чарльза, Найджел за обедом вытащил приглашение из заднего кармана и, ни слова не говоря, по-наглому выложил его около блюда с телячьими котлетками.
Атмосфера в столовой мгновенно накалилась так, что терпеть невозможно (см. «„Полуденное противостояние в Су-Фолс“. Вестерн с участием Дэна Мохаве», изд. «Одинокая звезда», Бендли, 1992). После Коттонвуда обеды и так стали довольно невыносимы. Смотришь Ханне в лицо, весело улыбаешься, болтаешь об уроках, контрольных и пристрастии мистера Моутса к фланелевым рубашкам, а перед глазами стоит Док, его шарнирные ноги, его морщинистое лицо, словно доска, изъеденная термитами, не говоря уже о чудовищности их голливудского поцелуя – пусть он и происходил за кадром, все равно страшно. (Словно два фильма грубо слепили в один: «Гильду» и «Кокон».)[210]
Правда, когда я думала о Джейд, Лу и кабинке для инвалидов, меня тоже подташнивало, но с Ханной все было гораздо хуже. Папа говорил: разница между действенным и бесполезным восстанием определяется тем, в какой именно исторический момент происходит восстание (см. Ван Меер, «Индустриальная фантазия», «Федеральный форум», т. 23, № 9). Джейд и Лу – пока еще только развивающиеся страны. Для них простительны (хотя и не слишком похвальны) отсталая инфраструктура и неэффективное использование людских ресурсов. Но у Ханны-то давно должны были образоваться здоровая экономика, прочный мир, свобода торговли – а отсутствие всех этих достижений, честно говоря, не лучшим образом говорит о ее демократическом правительстве. «Нескончаемая коррупция и скандалы вызывают сомнения в [ее] самодостаточности как независимого государства».
Мильтон еще до обеда открыл окно. Шаловливый ветерок, промчавшись по комнате, сбросил у меня с колен бумажную салфетку, и огоньки свечей заплясали, словно свихнувшиеся балерины. Я поражалась Найджелу – он вел себя как ревнивный муж, предъявляющий жене чужую запонку в качестве улики.
А Ханна вообще никак не реагировала.
Она как будто и не заметила приглашения. Сосредоточенно резала котлетку на идеально ровные кусочки, удерживая на лице улыбку, словно изящную сумочку. Атласная блузка цвета морской волны (одна из немногих ее вещей, не напоминающая несчастного беженца) облегала Ханну, будто мерцающая вторая кожа, повторяя каждый вздох и каждое движение.
Казалось, томительная пауза длится уже целый час. У меня мелькнула мысль протянуть руку якобы к блюду с пассированным шпинатом, ухватить треклятое приглашение и незаметно спрятать под себя, но если честно, у меня на такие штуки просто не хватало моральной стойкости; я не сэр Томас Мор и не Жанна д’Арк. Найджел смотрел на Ханну в упор. В его очках отражалось пламя свечей. Изредка он поворачивал голову, и тогда на мгновение становились видны глаза, будто жуки, выглядывающие из песка. Он сидел очень прямо, такой маленький и в то же время такой основательный – прямо Наполеон с того несимпатичного портрета маслом на обложке основного учебника для папиных семинаров – «Покорить человечество» (Говардс, Пат, 1994). (Легко можно было поверить, что он способен даже во сне совершить государственный переворот и без малейшего смущения объявить войну всем крупнейшим европейским державам сразу.)
– Я вам ничего не сказала, – неожиданно произнесла Ханна, – потому что вы тогда захотели бы прийти, а это невозможно. Я пригласила Эву Брюстер. Если она вас здесь увидит, я немедленно вылечу с работы.
Меня удивила ее реакция (и, признаться, немножко разочаровала; я-то, зритель на трибуне, потягивала Anis del Toro[211], ожидая появления матадора). Еще меня поразило, как она убедительно делала вид, что не заметила приглашения.
– А зачем вы позвали Эву Брюстер? – спросила Лула.
– Она услышала, что я устраиваю благотворительный вечер, и спросила, можно ли ей прийти. Не могла же я ответить «нет». Найджел, мне очень неприятно, что ты роешься в моих вещах. Будь так любезен, оставь мне право на частную жизнь.
Все молчали. Сейчас говорить следовало Найджелу – хоть как-то объяснить свой поступок, пошутить насчет шаловливых ручек или процитировать главу 21 книги «Как стать клевыми родителями» (Милл, 2000). Глава называется «Подросток и радости клептомании», в ней приведена поразительная статистика: оказывается, большинство подростков проходят через период «захватничества» и «похитительства». В шестидесяти процентах случаев «юный человек перерастает это, как готический макияж и увлечение скейтбордом».
Однако Найджел и ухом не повел, бодро доедая телячью котлетку.
Скоро еда остыла. Мы убрали со стола, собрали учебники, вяло попрощались и ушли в страшную ночь. Ханна, как всегда, напутствовала нас, прислонившись к дверному косяку:
– Осторожней на дорогах!
Но чего-то не хватало в ее голосе, какого-то походного братства у костра. Когда машина Джейд уже ехала прочь, я оглянулась – Ханна так и стояла на пороге, глядя нам вслед. Ее зеленая блузка мерцала в золотистом свете, словно вода в бассейне.
– Тошно как-то, – сказала я.
Джейд кивнула:
– Прямо жить не хочется.
– Как думаешь, она его простит?
– Конечно. Она его знает как облупленного. У Найджела от рождения отсутствует ген, который отвечает за чувства. Бывает, у человека нет аппендикса или пониженное содержание лейкоцитов в крови. А у Найджела нет чувств. В детстве ему делали томографию мозга, и там, где у других людей находятся эмоции, у него, бедненького, космическая пустота, вакуум. Да он еще и гей. Сейчас, конечно, все ужасно толерантные и так далее, а все равно таким, наверное, в школе несладко приходится.
– Найджел гей? – изумилась я.
– Рвотинка, ау? Земля на связи? – Джейд смотрела на меня, как на «лесенку» на колготках. – Удивляюсь я тебе иногда! Ты к доктору не ходила – проверить, все ли винтики на месте? А то я что-то прямо сомневаюсь, Тошнюсик. Серьезно.
К сожалению, в наше время безумных скоростей стали недолговечными столь ценимые нашими предками и русскими писателями горе, тоска, муки совести и прочие душевные терзания.
Почитайте, например, книгу Р. Стэнбери «Красноречивая статистика и сравнение эпох», издание 2002 года, раздел «Горе», – и вы узнаете, что сама идея разбитого сердца, печали, тоски и отчаяния ушла в прошлое. Скоро эти понятия будут восприниматься как забавный архаический курьез, в одном ряду с «колымагой», «джиттербагом» и «джем-сейшеном». В 1802 году средний американский вдовец ждал 18,9 года, прежде чем снова жениться, а в 2001-м он в среднем готов потерпеть всего 8,24 месяца (в таблице, где приведены данные по каждому штату, можно увидеть, что в Калифорнии этот срок сократился до пугающей цифры – 3,6 месяца).
Папа, конечно, бурно возмущался такой «культурной анестезией», «стремлением сгладить самые глубокие человеческие чувства, чтобы оставалась только ровная пустота без единой морщинки или складочки». Поэтому он всячески старался воспитать меня тонко чувствующей личностью, способной за самой скучной внешностью различить добро и зло и массу промежуточных оттенков. По дороге от Модерса, штат Огайо, до Падьюки, штат Вашингтон, папа заставил меня выучить наизусть не одну и не две, а все «Песни невинности и опыта» Уильяма Блейка. С тех пор я не могу спокойно смотреть, как муха вьется около гамбургера, – сразу вспоминаю: «Я тоже муха: / Мой краток век. / А чем ты, муха, / Не человек?»[212]
Правда, в компании Аристократов нетрудно было притвориться, будто я в жизни ничего не учила наизусть, кроме тысячи ритм-энд-блюзовых песенок, и никого не знаю по фамилии Блейк, кроме того мальчишки из нашей школы, который вечно ходит руки в карманы и смотрит так, словно хочет дать в морду, и что при виде мухи у меня одна, чисто девчачья реакция: «Фу, гадость!» Знай об этом папа, он бы, конечно, назвал такой подход «отвратительным конформизмом» и даже, может, сказал бы, что я «позорю род Ван Мееров» (папа часто забывал, что он сирота). А мне это казалось захватывающим и даже романтичным – плыть по течению, «глядя на дальний Камелот» и не думая о последствиях (см. «Волшебница Шалот», Теннисон, 1842)[213].
Поэтому у меня не возникло никаких возражений, когда в субботу, 22 ноября, Джейд вплыла в Фиолетовую комнату в черном парике и свободном белом брючном костюме. Подложенные плечи торчали, словно белые меловые утесы Дувра, а брови были густо подрисованы – по-моему, акварельным карандашом цвета жженая охра.
– Угадайте, кто я!
Чарльз окинул ее взглядом:
– Госпожа Эдна[214].
– «Я не выхожу из дома, если не одета как кинозвезда Джоан Кроуфорд. Вам нужна простая соседская девчонка? Вот и идите к соседям!» – Джейд расхохоталась злодейским смехом и бросилась ничком на кожаный диван, болтая ногами в остроносых черных туфлях. – А угадайте, куда я направляюсь?
– К черту, – сказал Чарльз.
Джейд перевернулась и села. Прядка парика прилипла к накрашенным губам.
– «Приют для бездомных животных округа Бернс сердечно приглашает вас на ежегодный…»
– Прекрати!
– «…благотворительный вечер…»
– Нельзя!
– «Просьба подтвердить ваше участие».
– Ни в коем случае!
– Может, там будет буйная оргия…
– Нет!!!
– Я пойду, – сказала Лула.
В итоге мы не смогли договориться о единой теме для костюмов, так что Чарльз оделся Джеком-потрошителем (вместо кровищи мы с Лулой обрызгали его соусом А1[215]), Лула нарядилась французской горничной (позаимствовав из комода Джефферсон шелковый платок с лошадиной символикой; их там целая куча была, сложенные аккуратными квадратиками). Мильтон отказался наряжаться и потому играл роль Плана Б (склонность к двусмысленной игре слов проявлялась у него всякий раз, когда он курил травку). Найджел был Антонио Бандерасом в роли Зорро (он проделал дырки для глаз в черной спальной маске Джефферсон ее же маникюрными ножничками). Джейд была Анитой Экберг в фильме Феллини «Сладкая жизнь», со всеми подробностями, вплоть до игрушечного котенка (приклеенного скотчем к обручу в волосах). Из меня получилась довольно неубедительная Пусси Галор[216] в косматом рыжем парике и мешковатом бирюзовом боди (см. «Марсианин 14» в кн. «Маленькие зеленые человечки. Облик инопланетян, восстановленный по рассказам очевидцев», Диллер, 1989, стр. 115).
Мы все были пьяные. К ночи воздух на улице разогрелся, как танцовщица после первого номера. Мы бросились бежать по газону в маскарадных костюмах, беспричинно хохоча.
Джейд в пышном платье с нижними юбками, бантами и оборками покатилась вниз по склону, визжа во все горло.
– Ты куда? – заорал Чарльз. – У них начало в восемь! А сейчас полдесятого уже!
– Рвотинка, давай за мной! – крикнула Джейд.
Я обхватила себя за плечи и плашмя шлепнулась на землю.
– Ну где ты там?
Я покатилась вниз. Травинки больно кололись, парик свалился с головы. Мелькали звезды, перемежаясь тусклыми паузами земли, а потом склон кончился и я врезалась в тишину. Рядом лежала Джейд. Лицо у нее было серьезное и грустное. Вообще, когда люди смотрит на звезды, у них лица делаются серьезными и грустными. Папа придумал несколько теорий, объясняющих это явление, причем большинство из них сводились к рассуждениям о присущей человеку неуверенности и отрезвляющему осознанию собственного ничтожества по контрасту с такими невообразимыми объектами, как спиральная галактика, спиральная галактика с перемычкой, эллиптическая и неправильная галактика.
Но в ту минуту я не могла вспомнить ни одну из папиных теорий. Черное небо с точечными проколами звезд выпендривалось неудержимо, как пятилетний Моцарт. Чьи-то голоса царапали воздух, слова дрожали и сами себе не верили, и вскоре Мильтон прилетел из темноты, и возле моей головы мелькнули кроссовки Найджела, и Лула грохнулась на землю рядом со мной, протяжно выдохнув, как будто отхлебнула горячего чаю («А-ах!»). Шелковый платок соскользнул с ее головы, накрыв мне шею и подбородок. От моего дыхания по шелку шла рябь, как по воде, когда в ней кто-то тонет.
– Эй вы, уроды! – вопил Чарльз. – Пока доедем, все уже закончится!
– Помолчи, фашист, – отмахнулась Джейд.
– Думаете, Ханна разозлится? – подала голос Лула.
– Наверное.
– Она нас убьет, – сказал Мильтон.
Он приземлился в нескольких шагах от нас, дыша, словно дракон.
– Ханна-шманна, – хмыкнула Джейд.
Мы кое-как отлепились от земли и взобрались по склону туда, где стоял «мерседес» и ждал злющий Чарльз в старом детском пластиковом дождевике Джейд, чтобы не заляпать сиденье соусом. Джейд сказала, что ехать обязательно всем в одной машине, и я как самая мелкая выполняла роль своеобразного ремня безопасности, лежа поперек коленок Найджела, Джейд и Лулы. Лула рисовала пальцем рожицы на запотевшем стекле, а я уставилась на лампочку в потолке машины. Мои ноги в белых туфлях на высоком каблуке упирались в дверную ручку, а над головой Мильтона, так и севшего на переднее сиденье с косяком в зубах, висело облако дыма, густого, как губная помада.
– Нехорошо все-таки будет ввалиться туда без предупреждения, – сказал Мильтон. – Друзья, еще не поздно передумать.
– Не тупи, – отрезала Джейд, выдергивая у него из пальцев косяк. – Увидим Эвиту – спрячемся. Прикинемся ветошью. Классно будет!
– Перон туда не придет, – сказал Найджел.
– Почему это?
– Ханна ее не приглашала. А нам соврала, чтобы объяснить, почему нас не позвали.
– Ты параноик!
Найджел пожал плечами:
– Спорим на что хотите. Все классические признаки вранья имели место, я заметил. Эва Брюстер не придет, а если мы спросим Ханну в понедельник, она даже не вспомнит, о чем речь.
– Ты и впрямь сатанинское отродье! – восхитилась Джейд и тут же нечаянно стукнулась головой об оконное стекло. – Ай!
Лула протянула мне косяк:
– Хочешь?
– Спасибо, – сказала я.
Не решаясь отказываться, когда предлагают, я уже давно и близко познакомилась с необычным поведением пола и потолка под воздействием пойла, зелья, бухла и различных гремучих смесей (эффект качки, внезапного ухода из-под ног и реалистичной имитации землетрясения). Чаще всего, когда в Фиолетовой комнате Мильтон, словно трубку мира, пускал по кругу серебряную морпеховскую фляжку, я только делала вид, что лихо отхлебываю его любимый жидкий мышьяк под названием «Дикая индейка»[217].
В компании не догадывались, что я совсем даже не надираюсь наравне со всеми целый вечер напролет.
– Смотрите, Плевака задумалась, – заметил как-то Найджел, глядя, как я сижу на диване, устремив взор в пространство.
А я не просто задумалась, я прикидывала, куда бы незаметно сплавить последнее изобретение Лулы – коктейль, который она незатейливо назвала «Коготь», обманчиво прозрачную жидкость, с одного глотка выжигающую пищевод и весь кишечник заодно. Особенно удобно выйти на минуточку во двор «подышать воздухом» и, пока свет на крыльце не горит, быстренько выплеснуть очередную бяку в широко раскрытую пасть одного из двух бронзовых львов – Энди Уорхол подарил их Джефферсон в январе 1987 года, всего за месяц до своей смерти от осложнений после операции на желчном пузыре. Можно, конечно, вылить и прямо на траву, но я испытывала какое-то приятное теплое чувство, спаивая львов. Львы послушно разевали рты, глядя на меня снизу вверх, будто надеялись, что уж вот эта порция наверняка их прикончит. Я только молилась про себя, чтобы Джефф не пришло в голову, что огромные зверюги будут лучше смотреться у парадного входа. Если она начнет их двигать, ее окатит волной пойла, зелья, бухла и различных гремучех смесей.
Почти час прошел, пока мы наконец подъехали к дому Ханны. Чарльз ловко провел «мерседес» между выстроившимися по обочинам пустыми машинами. Честно говоря, я удивилась, что он способен так хорошо вести в таком состоянии (см. раздел «Неизвестная жидкость», гл. 4 – «Устранение перебоев в моторе», в кн. «Устройство автомобиля», Понт, 1997).
– Не поцарапай машину, – предупредила Джейд. – А то у меня будут крупные неприятности.
– Надо же, сколько у Ханны знакомых, оказывается, – заметила Лула.
– Черт, – сказал Мильтон.
– Вот и хорошо! – Джейд хлопнула в ладоши. – Просто идеально! Мы смешаемся с толпой. Хорошо бы только с Ханной не встретиться.
– Боишься встретиться с Ханной? – заорал Чарльз. – Тогда поехали назад сейчас же, потому что, дорогие мои, я должен вас обрадовать: мы с ней обязательно встретимся!
– На дорогу смотри! – фыркнула Джейд. – И ничего я не боюсь. Это же просто…
– Что?
Чарльз ударил по тормозам, и все мы качнулись вперед-назад, как детишки в автобусе.
– Просто вечеринка. Ханна не рассердится. Мы ничего такого ужасного не делаем, правда?
В голосе Джейд неожиданно подняли голову Тревога, Страх и Сомнения, да так разгулялись, что Повеселимся-Черт-Побери заметно смутился.
– Вроде да, – сказала Лула.
Читать бесплатно другие книги:
