Удачи в Гвинсберне! Леднёв Сергей

Глава пятая.

Собрание на чердаке

Тессария пришла домой уже в сумерках и, заглянув к Эри, даже не поинтересовалась о его успехах, а просто пожелала спокойной ночи. Слегка разочарованный «творец» погасил лампу и, растянувшись на матрасе, заснул.

Как ни странно, грозы так и не случилось. Зародившись над морем, гора облаков ушла дальше на запад, чтобы разразиться ливнем в глубине страны, быть может, даже над Альденом. Здесь же теперь небо стало невнятно-серым и периодически сыпало на город мелкую, едва ощутимую морось, словно в раздумьях: устроить дождь или нет?

На завтрак Эри уже привычно спустился вниз, в квартиру Берта, и после того, как тарелки опустели, спросил у Тесс:

– Какие планы на сегодня?

– Хм, – задумалась девушка. – Ты ведь успел что-то сочинить вчера?

Юноше так и хотелось съязвить «Ну да, конечно, я же не бегал на свидание, в отличие от кое-кого!». Но вместо этого Эри заявил:

– Вообще-то да, целый проигрыш с куплетом! Это, между прочим, уже немало, ещё придумать припев – и будет каркас песни!

– Хорошо, – кивнула Тесс, – а я придумала первую строчку.

– Большой прогресс, – хмыкнул Эри.

– Ой, а сам-то! – Тон, которым девушка это говорила, ясно сообщал: она ничуть не раскаивается в том, что предпочла оставить своего новоиспечённого музыканта наедине с ещё не рождённой песней. Вместо ещё десятка минут бессмысленных споров и пререканий Эри решил, что нужно вернуть разговор в более конструктивное русло.

– Ну и с чего мы начнём нашу песню?

– Со слов «Гвинсберн – это то, что…»

Юноша выждал несколько секунд, но продолжения не последовало.

– Гвинсберн – это что? – наконец решился уточнить он. Девушка посмотрела на него так, как будто ответ был очевиден:

– Осталось придумать, что представляет собой наш город лично для нас.

– Мне не нравится, – мотнул головой Эри.

– Серьёзно? Ты же сам вчера сказал, что песня будет про наш город!

– Это был сарказм, разве не помнишь?

– Ну извините, господин остряк, – возмутилась Тесс, – оказывается, я ещё и должна угадывать, где у вас сарказм, а где саркастичный сарказм!

Эри проворчал что-то про себя.

– Ну так что, оставим? – самоуверенного энтузиазма «юной поэтессе» было не занимать.

– Нет. Я имел в виду другой город.

– Какой? – растерялась девушка. – Альден, что ли?

– Нет. Пойдём наверх, я покажу.

Конечно, сейчас, когда над крышами висела серая хмарь и горизонт стирался в туманной мгле, эффектной иллюстрации для моего вдохновенного рассказа о «городе на крышах» не наблюдалось. Но Тессария, выслушав давешнюю идею и внимательно посмотрев в окно, кивнула:

– А знаешь, мне нравится такой взгляд на город. Он… необычный, что ли.

– Да-да, это наш козырь! – вдохновенно начал я. – На вашем конкурсе наверняка половина песен будет про любовь-морковь, а половина про замечательный город Гвинсберн. И тут мы с нашей песней!

– Вы все в Альдене такого мнения о нас? – холодно поинтересовалась Тессария.

– Не знаю, – честно сказал я. – А вообще-то, это сарказм.

– Спасибо, что пояснил!

– Ты же сама просила!

– А я и благодарю!

– А я и не возмущаюсь!

– Заметно.

Я вздохнул. Так всегда: жителям одного города кажется, что в других городах живут какие-то чудаки, а то и вообще нелюди. Конечно, если много путешествуешь, то такое ощущение пропадает, но всё-таки не полностью. На жителей Альдена будут косо смотреть в любом другом городе нашей страны: «ох уж эти столичные пижоны!». Впрочем, и ворчание альденских бабушек у подъезда в стиле «Вот наехало провинциалов!» – дело обычное. Многие современные горожане никак не могут понять, что везде живут точно такие же люди, как и они, и нет разницы, где кому «повезло» родиться.

– Ладно, – вздохнула Тессария, – я знаю, что у вас к нам не шибко радостно относятся, да и мы не лучше. Давай не будем поддерживать эти распри и сосредоточимся на работе.

– Согласен.

– Кстати, хочешь совет? Если хочешь быть похожим на нашего, прежде всего как можно реже употребляй слово «Гвинсберн». Мы чаще зовём его «Гвинс».

– Ага. Гвинс. Коротко и ясно.

– Молодец. Ещё месяц практики, и будешь похож на нашего.

– Эй, мы на столько не договаривались!

Тессария в ответ многозначительно улыбнулась.

– Ну давай, покажи, что ты там придумал?

Я взял гитару и сыграл свою наработку, прокомментировав, где проигрыш, а где куплет, и напев примерную мелодию голоса. К моему лёгкому разочарованию, Тессария не пришла в восторг и не пала ниц, и даже не похвалила в очередной раз моё «мастерство игры» (всегда считал и продолжаю считать, что оно курам на смех), а просто коротко кивнула:

– Хорошо, – и, видимо, решив, что мои старания всё же заслужили чуть больше, добавила: – Думаю, с этим уже можно работать. Ребята скоро придут.

Ба, становится всё интереснее и интереснее!

– Что за ребята? – вопросил я.

– Мои друзья, тоже музыканты. Ты же не думал, что мы будем выступать только вдвоём?

– Э-э… – протянул я. Действительно, у меня мелькала мысль, что эту песню стоило бы исполнять не только с одной гитарой, чтобы она звучала не слишком просто и пусто. Но группа… нет, это здорово, но вдруг там какие-нибудь высокомерные снобы, которые посчитают выше собственного достоинства играть со мной? Знавал я и дма таких ребят.

– Мне кажется, вы понравитесь друг другу, – заверила Тессария, каким-то образом догадавшись о моих мыслях. – Тем более, всё равно придётся ближайшие полторы недели видеть их постоянно.

– Звучит оптимистично.

Ребята, которых Тесс позвала на «первую репетицию», сами прекрасно знали, где она живёт и как до неё добраться, однако девушка, чтобы познакомить их с новым участником команды всех разом, всё-таки решила собрать музыкантов на ближайшей к дому остановке трамвая и пойти оттуда сразу на чердак.

– Итак, познакомьтесь, это Эри! – торжественно объявила Тесс, распахивая дверь.

Решив устроить эффектное знакомство с друзьями девушки, гитарист заранее отволок своё ложе в дальний тёмный угол чердака. Услышав топот поднимающихся по лестнице ног, он расположился на матрасе полулёжа, небрежно оперев гитару на согнутое колено. Пальцы сами заскользили по струнам, выдавая спокойную, ни к чему не обязывающую мелодию. Эри направил рассеянный взгляд куда-то в потолок, на секунду покосился на появившуюся в двери компанию, едва заметно кивнул им и продолжил созерцать потолочные балки, будто его совершенно не интересовало, что это за люди только что к нему вошли.

Впечатление произвести удалось. На несколько секунд повисла тишина – новоприбывшие с немым удивлением смотрели на будущего «коллегу». Затем Тесс, опомнившись, в пару прыжков преодолела расстояние до Эри, безжалостно выдернула у него из рук гитару и, со стуком оперев её о ящик, рывком подняла опешившего гитариста на ноги и потащила к остальной компании.

– Эй, полегче! – завопил юноша, попытавшись вырваться, но хватка у Тесс оказалась на удивление крепкой. Эри только и оставалось, что смириться. Взглянув на ухмыляющихся друзей Тесс, он понял, что весь шарм «крутого гитариста» безбожно испорчен.

Пришедших было трое, и все они разительно отличались друг от друга. Больше всего внимания привлекал смуглый кудрявый парень лет двадцати, смуглый и кудрявый настолько, что он мог быть только иммигрантом откуда-то с юга. Несмотря на высокий рост, силачом его назвать было сложно – необычный приятель Тесс был щуплым и будто бы немного непропорционально вытянутым вверх. Белая футболка делала смуглую кожу ещё контрастнее. Взглянув на Эри, иммигрант продемонстрировал идеальную белоснежную улыбку и не совсем правильное владение языком:

– Приветствие, друг!

Второй был одного роста с Эри и, должно быть, его ровесником. Русые волосы до плеч, острый нос, искривлённые в дружеской ухмылке губы и весёлые глаза с прищуром – очень живое лицо, почти постоянно находящееся в движении. В таком за версту признаешь юмориста и душу компании. Даже одежда – вытертая джинсовая рубашка и такие же порванные, как и у самого Эри, видавшие виды штаны. За плечом болтался длинный широкий чехол, в котором, несомненно, скрывалась бас-гитара. Басист немедленно протянул руку, и гитарист, слегка замешкавшись, пожал её в ответ.

Третий приятель Тесс – ростом с южанина, но гораздо крепче сложен: куда шире в плечах (Эри сразу почувствовал себя дохляком). К тому же голубоглазый блондин с коротко подстриженными волосами и наметившимся двойным подбородком. Совершенно картинный персонаж – на иностранных кинолентах по такому сохнут красавицы в высшей школе. Этот образ ещё больше подчёркивала синяя футболка с белой цифрой «8», причём непохоже было, что блондин её купил в какой-нибудь сувенирной лавке – видимо, и правда настоящая форма. «Восьмой» смотрел на Эри с небольшой насмешкой, но в целом без какой-либо неприязни. Интересно, на чём он играет? Клавиши ему едва ли подойдут. Барабаны? А может, он вообще вокалист и они с Тесс поют дуэтом? Эри представил, как толпа юных девушек с восторженными визгами кидается к сцене, на которой поёт этот покоритель женских сердец. Если он и правда вокалист, аншлаг им, похоже, обеспечен.

Тесс представила своих друзей:

– Эри, знакомься, это Тим. Он наш басист и вообще весёлый парень, так что, я думаю, вы поладите.

– Поладим?! – возопил Тим. – Тессария, твой новый друг украл мои старые джинсы! – и в подтверждение показал вначале на свои штаны, а потом на Эри. У обоих были точь-в-точь одинаковые дыры на коленях, да и остальной внешний вид не сильно отличался. Все рассмеялись, даже Эри, который опешил, на мгновение подумав, что его серьёзно обвиняют в краже штанов.

– Да ладно тебе, Тим, ты в этих штанах уже который год ходишь! Мне начинает казаться, что у тебя других и не было, – поняв, что в сказанной фразе спряталось язвительное зёрнышко, Тесс на всякий случай добавила: – Без обид.

– Конечно, – ухмыльнулся басист, как-то неуверенно отступив на полшага назад, словно девушка его и вправду смутила. Тессария тем временем указала на южанина:

– Эри, это Соэль. Соэль – Эри.

– Здравствуйтэ, – акцент южанина был сильнее, чем показалось вначале. – Я рад знакомится.

– Я тоже, – кивнул Эри, пожимая протянутую руку.

– Соэль у нас всего пару месяцев, он приехал из… ээм, прости, друг, я забыла, откуда ты родом?

– Андари, – ответил Соэль и показал пальцем на себя. – Я – Андари.

– Он приехал сюда с семьёй, – продолжила Тесс, – а в нашей группе он вместо барабанщика.

– «Вместо»? Это как?

– Скоро увидишь. Да, у нас ещё есть клавишник, Одди. Он мне позвонил, сказал, что родители заставили его убираться дома, и он придёт через пару часов. Вот, в общем, и вся группа.

– Тессария, ты не познакомила меня ещё с одним человеком, – Эри удивлённо приподнял бровь. Девушка вдруг смутилась:

– Ах да. Эри, познакомься, это Рамси. Рамси, это Эри.

– Я уже понял, Тесс, можешь не беспокоиться, – с усмешкой произнёс спортсмен и сжал руку юноши. Эри чуть не охнул от неожиданности, настолько сильным оказалось рукопожатие. Силач расплылся в улыбке – должно быть, именно такого эффекта он и ожидал.

– Рамси, ты тоже в группе? – спросил Эри, тайком потирая побаливающую от свершившегося знакомства ладонь.

– Нет, я не музыкант, можешь не волноваться, – ухмыльнулся силач. Тесс прильнула к плечу парня и, положив на него руку, сказала:

– Рамси – мой парень.

Эри сморгнул, глядя на «сладкую парочку», и сказал:

– Ага, ясно. Приятно познакомиться, Рамси.

– Тесс, – пробубнил вполголоса силач, – по-моему, он славный малый!

– Вроде того, – улыбнувшись, кивнула девушка.

Конечно, я уже знал, что у Тессарии есть «приятель, который больше чем приятель», но всё равно личность атлетичного здоровяка меня удивила. Наверняка он играет в какой-нибудь юношеской команде по футболу – таким туда прямая дорога… Что ж, у госпожи Тессарии Вальдениер превосходный кавалер, с которым никто не захочет лишний раз связываться. Интересно только, зачем она его сюда притащила?

После знакомства с новыми коллегами (и Рамси) было решено устроить «мозговой штурм» по поводу песни, и Тессария со своей атлетичной второй половиной отправились вниз за стульями. Все три стула (Тим предпочёл опилки, а мне хватало и моего матраса) притащил на себе Рамси и, судя по всему, это ни капли не было ему в тягость. Он бы ещё и пианино клавишнику мог прикатить вторым заходом (это, конечно, уже вряд ли, но моё едкое воображение было не остановить).

Мы расселись в круг, и Тессария начала:

– Итак, как вы все знаете, до конкурса у нас осталось девять дней, и мы должны сочинить и отрепетировать одну песню, и обязательно нашу собственную.

Я невольно скрипнул зубами. Девять дней! Даже если мы быстро напишем песню и будем репетировать каждый день, это будет непросто. Ведь невозможно постоянно играть одну и ту же песню – через какое-то время обязательно стухнешь и битый час будешь заниматься бездумными импровизациями, забыв о «великой цели». Я играл несколько раз с друзьями и знаю, что всё бывает именно так. Тем более, что тут ещё и предстоит игра с доселе незнакомыми людьми.

– … Так вот, у Эри есть наработка, которая мне нравится,и из которой можно попробовать сделать песню. Эри, покажи, что ты там придумал!

– Одну минуту, – я взял гитару и брякнул аккорд. После рукопожатия здоровяка нужно было немножко размять пальцы, чтобы не допустить позорных сбоев. Я автоматически начал играть «Старую Грымзу» и остановился, услышав стон Тессарии:

– Нет, только не её!

Тим прыснул в кулак от сдерживаемого смеха. Рамси недоумённо посмотрел на свою девушку, трагично закрывшую лицо рукой. Соэль улыбнулся. Интересно, он-то хоть знает песню про сверчка?

– Прошу прощения, это не та наработка, это я разыгрываюсь, – я немножко побегал пальцами по струнам и, решив, что для начала хватит, поднял руку, требуя тишины.

– Так вот, это простенькая вещь, я её придумал только вчера-позавчера. Названия пока нет, текст в проекте, песня будет про город на крышах…

– Играй уже! – нетерпеливо перебила Тессария.

Я одарил её неприязненным взглядом (умеренно неприязненным, помня о сидящем рядом Рамси) и начал играть то, что сочинил вчера. Сегодня получилось не особо чисто, да и одно место я сыграл не так, как задумал. Хотя, кажется, получилось даже лучше. Надо будет запомнить…

Доиграв последний аккорд, я пояснил:

– Ну, в общем, это начальный проигрыш и сдвоенный куплет. Я так думаю.

– Мне нравится, – сообщила ребятам свой вердикт Тессария.

На пару секунд наступила тишина. Все осмысливали услышанное.

– Как-то простовато, – подал голос Тим.

– Но это же только наработка! – парировала Тесс. – К тому же ты сам можешь сыграть под эту партию что-то более интересное.

– Может быть, – кивнул Тим. – Ладно, сгодится. Всё равно у меня было бы хуже, – добавил он с ухмылкой.

– Рамси, что скажешь? – спросила Тессария.

– Это, ну, как бы… – спортсмен усиленно начал работать всеми мышцами лица, пытаясь найти нужную мысль. – Милая, ты же знаешь, я во всём этом мало разбираюсь, так что делай как считаешь нужным.

– Но мне хочется знать твоё мнение, – девушка мигом сделала «огорчённую мордашку», после которой от ответа здоровяку было уже не уйти.

– Ну, я думаю… ээ… хорошо. Подойдёт. Тем более, он, – Рамси кивнул на меня, – вроде бы здорово играет.

Я был другого мнения – мне-то слышны все мои «косяки». Ну да ладно, всё равно Рамси ничего не понимает в гитаре, иначе его девушке не пришлось бы искать гитариста.

– Соэль, ты что скажешь? – спросила Тессария у южанина.

– Сказать… что скажешь… о что? – переспросил южанин.

– Про песню. То, что сыграл Эри, – девушка лишний раз показала на меня. – Песня. Мелодия. Музыка. Тебе нравится?

– О, музыка! Нравится. – облегчённо улыбнулся Соэль и ударил себя кулаком в грудь: – Хорошо! Эри хороший музыка!

…Если честно, после того, как Тим назвал мою наработку «простоватой», у меня мелькнула надежда, что Тессария выбросит эту мысль из головы, и мы сыграем что-нибудь совершенно иное – то, что не взваливало бы на меня ответственность за будущую песню. Но всё опять сложилось не так. Похоже, мой «Город на крышах» был для меня неизбежен.

Глава шестая.

Первая строка

Оддмунд Вергаур был самым младшим из друзей Тесс. Гордо звучащие полное имя и фамилия не вязались с «весьма скромной» внешностью, и поэтому все звали его просто Одди. Четырнадцатилетний ребёнок, низенький, щуплый (не как Соэль, у которого такое сложение было по природе, а из-за болезненного детства), слегка согнутый вперёд, в больших очках, часто заикающийся при разговоре – жизнь явно не торопилась делать ему подарки. У Одди, конечно, было доброе сердце и кроткий тихий нрав, но мало кто мог оценить эти качества из-за незаметности самого мальчишки. Единственное, с чем ему повезло, так это с не самыми обычными тёмно-золотистыми волосами – фамильным наследством Вергауров-мужчин.

В школу Одди пошёл в 8 лет, на год-два позже других детей, и с первого класса из-за собственной неказистости неизбежно являлся объектом травли одноклассников и старших ребят. Били его редко, ибо Вергауры были условно состоятельной семьёй (условно состоятельной потому, что жили в отдельном небольшом двухэтажном доме, но владение этим «родовым гнездом» выливалось в очень большие траты для семейства), и испытывать на себе их гнев не хотелось. Но издевательств и всяческих тычков в спину было более чем достаточно. Конечно, терпеть это всё было больно и грустно, однако отец считал, что непростое детство закалит характер Вергаура-младшего и сделает из него выдающегося члена общества. Мать любила и всячески утешала Одди, но понимала, что едва ли сможет что-то изменить сама – одноклассники так и будут издеваться над её сыном, как ни учи их толерантности и взаимпониманию.

Друзей у Одди было мало. В школе – пара таких же изгоев из соседних классов, объединённых с ним одной участью, которая всегда заставляет детей-аутсайдеров сбиваться вместе. Но их взаимоотношения сложно было назвать настоящей дружбой: изгои держались настороженно даже друг с другом, подсознательно ожидая какой-то подлости с любой стороны. По сути, единственным человеком, кто хотя бы как-то обратил внимание на Одди, была Тессария, однажды пожалевшая маленького беднягу, которого жизнь и так обделила. Познакомившись через неё с доброжелательно настроенными Соэлем и Тимом, Одди почувствовал, что окружающий мир вовсе не так колюч и безжалостен, как это казалось раньше. Тем более что у них нашлось общее занятие: дома юного Вергаура учили играть на пианино, и хотя обучение шло с трудом, кое-чему он всё-таки научился. Поэтому Тесс с ребятами иногда приглашали его в качестве клавишника.

Вот и сейчас, узнав, что у Тессарии откуда-то появился новый знакомый-гитарист, Одди еле-еле дождался окончания домашней уборки. И едва только мать, в последний раз протерев пыль на шкафу, устало махнула рукой – «ладно, беги, сынок», – обрадованный мальчишка умчался на автобусную остановку.

Репетиция продолжалась уже час. Играли мы прямо тут, на чердаке, и я даже позавидовал Тессарии, что у неё есть такое потрясающее помещение для отработки грядущего выступления. У нас в Альдене всё сводилось к репетициям по квартирам и в гаражах, а когда водились деньги – на репетиционных базах. Но здешний чердак был, на мой взгляд, почти идеальным решением: единственный сосед – ты сам, электричество – есть (Рамси подключил удлинитель, тянущийся сюда из квартиры), пространства хватает, а вся атмосфера помещения располагает к творческим поискам.

Большая часть громоздкой аппаратуры хранилась у Тессарии в углу её комнаты. Наша мисс «не-называй-меня-Тесс!», конечно, в жизни бы не позволила мне увидеть эту «святая святых» хоть одним глазком, но воображение само стало рисовать впечатляющие варианты тамошней обстановки, едва только Рамси вернулся оттуда с синтезатором и басовым комбиком6. Тим немедленно расчехлил бас-гитару и, вставив кабель и настроившись, начал извлекать какой-то весёлый мотив. Это так только с виду кажется, что бас с его четырьмя толстыми струнами может использоваться только для скучных, монотонно гудящих мелодий – в руках умельца этот инструмент запросто становится символом лихого, безудержного веселья! Судя по всему, Тим действительно знал толк в игре на бас-гитаре: за час он уже изобрёл более-менее постоянную бас-партию, которая не была банальным дублированием7 партии моей гитары, а прыгала и перекатывалась по другим нотам, словно жила своей жизнью отдельно от моих аккордов (но ухитрялась не выходить из тональности). И, надо сказать, это слушалось здорово и ничуть не вредило песне. Хм, похоже я нашёл музыканта, с которым можно было бы основать какой-нибудь собственный проект… ха, до этого ещё слишком далеко. Мне следовало признать: я играю хуже Тима, и остаётся только надеяться, что это временно.

Впрочем, куда больше басиста меня поразил Соэль. С очередным рейсом Рамси принёс… странную конструкцию, состоящую из большого ручного барабана – кажется, это называется конго, – и с двух сторон к нему крепились бонго8. С последних свисали длинные загадочные шнурки с петлями на концах. Весь этот агрегат Рамси нёс одной рукой, в другой зажав куда более привычную стойку с одним крэш-цимбалом9 – такую можно найти в любой барабанной установке. Соэль преспокойно сел на ящик, поставил перед собой свой странный инструмент, сбоку установил крэш-цимбал и начал что-то отстукивать ладонями по конго.

– Значит… – начал было я.

– Да, всё верно, – опередила меня Тессария, – Соэль не умеет играть на обычных барабанах, но зато отлично владеет собственной установкой. Он говорит, это андарийский народный инструмент. Соэль, как ты его называл?

– Что? – Соэль прекратил разминаться и вопросительно посмотрел на девушку.

– Твой инструмент. Барабаны. Как он называется? Имя?

– Имя? – переспросил Соэль. – А, имя. Саддакан.

– Спасибо. В общем, Эри, перед тобой «саддакан», знакомься

– Привет, саддакан! – Я иронично поклонился инструменту, Соэль удивлённо посмотрел на меня и улыбнулся. Наверное, он всегда улыбается, когда не может чего-то понять в этом странном, не привычном для него мире?

Но в игре на саддакане Соэль был, наверное, очень хорош. Я говорю так неуверенно только потому, что мне было не с чем это сравнивать. Южанин с лёгкостью выбивал из саддакана лихие дроби, и руки его мелькали то тут, то там, ни разу не промахиваясь мимо самих барабанов. Загадочные шнурки, как оказалось, имели своё важное предназначение —просунув в петли носки ботинок, Соэль мог натягивать верёвки для усиления натяжения мембраны бонго, получая более высокий звук. Ловко придумано! Изредка Соэль ударял по крэш-цимбалу, словно вспоминая, что должен использовать и его. Звук получался глуховатым – хуже, чем получается, если ударить по цимбалу барабанной палочкой, Однако на ребре ладони южанина, как я потом увидел, была натёрта мозоль от частых ударов по тарелке, и когда я попробовал шутки ради ударить по его крэшу, звук получился ещё более глухим. А сам удар – весьма чувствительным.

Но самым главным было то, как саддакан вписался в получавшуюся у нас музыку. Как ни странно, от звучания народного инструмента андарийцев не исходило ощущения джунглей где-то на экваторе, – наоборот, в сочетании со звучанием «гуляющего» баса Тима и моей гитары у меня в голове ассоциативно выплывала картина именно небольшого городка, и именно его крыш и неба. Может, конечно, дело не в инструментах, но факт остаётся фактом – музыка была достаточно яркой и ощутимой… хотя нет, я понял, чего не хватает: клавишных.

За синтезатором сейчас стояла Тесс. Было видно, что она не училась играть, но всё-таки пыталась выдать что-то в такт и в тон песне. Мы даже придумали, как именно будет звучать в сумме начало нашего «шедевра», кто когда вступает и что играет. Начинать, как главному козлу отпущения, приходилось мне. Всё было как всегда, что ни говори.

– Тессария, может, лучше попробуешь сочинить текст песни? – с притворной доброжелательностью протянул Эри после очередной не самой удачной попытки исполнения сочинённого.

– У меня творческий кризис! – проныла в ответ Тесс. Тоже притворно.

– Ну и что? А у меня низкая самооценка и изгнание из поэзии с приказом не возвращаться. И вообще, текст сам себя не напишет!

– Да что вы спорите о такой ерунде?! – вмешался Тим. – Если вы не можете ничего сочинить, предоставьте это мне!

Тесс смерила басиста угрюмым взглядом:

– Знаем мы твои тексты. «В старом замке жил барон и поил чайком ворон». Слышали уже.

Эри прыснул от смеха:

– Тим, у тебя все песни такие?

– Нет, – с подчёркнуто гордым выражением лица ответил басист. – Только половина.

– А вторая половина какая?

– Про межгалактический десант.

Эри не удержался и расхохотался на весь чердак:

– Тим, ты должен мне это показать!

– Нет-нет, – живо пошёл на попятную автор. – Я ещё не свёл эти сюжетные линии воедино! – и засмеялся, признавая абсурдность этой идеи.

– Они нашли друг друга, – пробубнил из тёмного угла Рамси, раскинувшийся прямо на матрасе Эри и уже полтора часа бездельничавший.

– Эй, Рамси, сделай доброе дело, – обратился к нему Тим, – скажи нам: то, что мы играем, вообще можно слушать тем, кто ничего не понимает в музыке?

Спортсмен хмуро взглянул на басиста и пожал плечами:

– А мне-то откуда знать? Может, сам расскажешь мне, что я должен думать о вашей песне?

– Неужели даже ничего не чувствуется? – спросил Эри, перебив уязвлённого Тима, который явно собирался сказать в ответ что-то не очень мирное и дружелюбное.

– Что ты имеешь в виду? – Рамси неодобрительно покосился на внезапно вклинившегося в их диалог гитариста. Чувствуя, что неосторожно подобранные слова могут вызвать негативную реакцию у парня Тессарии, Эри призвал на помощь всё своё красноречие:

– Ну, как бы сказать… Говорят, что настоящая музыка должна делать людей свободнее. В смысле, когда она звучит, ты чувствуешь, что нет непреодолимых преград, что всё решаемо. У тебя поднимается настроение, ты хочешь сделать этот мир лучше…

– Я ни-че-го в этом не смыслю, – процедил Рамси, прервав поток мысли юного теоретика. – Эти ваши вопросы не ко мне.

– Понятно. Мы все безнадёжны, – ухмыльнулся Тим, глядя на Эри. Тот, возможно, и собирался что-то сказать, но тут раздался стук в дверь чердака, окончательно прервавший разговор. Это был Одди.

Признаться, я был удивлён, впервые увидев нашего клавишника. Коротышка, совсем ещё ребёнок, с тёмно-золотистыми волосами, в каком-то видавшем виды свитере и в больших очках, он робко стоял за дверью, сжимая в руках толстую папку – должно быть, с гаммами или чем-то подобным. Тессария немедля представила нас друг другу.

Интересно, где она вообще его откопала? Обычный юный «ботаник», втайне озлобленный на жестокий мир. Из таких в будущем вырастают злобные гении, мечтающие взять в свои руки власть над человечеством… или такое всё же случается только в кино?

Мальчишка робко протянул мне руку:

– Оддмунд Вергаур. Значит, вы… Эри, да?

Я хмыкнул и пожал руку:

– Он самый. Ты ведь не обидишься, если я буду звать тебя Одди? – украдкой я стрельнул взглядом в Тессарию. Интересно, заметит она это или нет?