Клуб Мефисто Герритсен Тесс
– Я понимаю, что все здесь указывает на сатанизм, – ответила Джейн. – Ну, скажем… круг, свечи. Зеркальное письмо, перевернутые кресты. Похоже, преступник и хотел, чтобы мы пришли к такому заключению.
– Думаете, это инсценировка?
– Может, он хотел скрыть настоящую причину убийства Лори-Энн Такер.
– Тогда каковы же его мотивы? У нее были проблемы в личной жизни?
– Она разведена, бывший муж живет в Нью-Мексико. И расстались они как будто мирно. В Бостон она перебралась только три месяца назад. Других мужчин у нее вроде бы не было.
– А работа была?
– Я беседовала с ее начальником в Музее науки, – снова заговорила Ева Кассовиц. – Лори-Энн работала в сувенирной лавке. Ни с кем не ссорилась. Вела себя тихо-мирно.
– Мы это точно знаем? – переспросил Цукер.
Свой вопрос он адресовал Джейн, а не Кассовиц, выказав тем самым свое пренебрежение, отчего та вся зарделась. Еще один удар по ее и так уже уязвленному самолюбию.
– Детектив Кассовиц, кажется, только что сказала вам, что именно мы знаем, – ответила Джейн, поддерживая члена своей команды.
– Ладно, – сказал Цукер. – Тогда почему убили эту женщину? Зачем было обставлять все как бы под сатанинский обряд, если все иначе?
– Чтобы было интересней. И привлекало внимание.
Цукер усмехнулся:
– Как будто бы мы могли не обратить внимания!
– Не мы. Расчет был на того, кто имеет вес для преступника.
– Вы имеете в виду доктора О’Доннелл, верно?
– Как известно, убийца звонил О’Доннелл, хотя она уверяет, что ее тогда не было дома.
– Вы что же, ей не верите?
– Мы не можем это доказать, потому что она стерла все телефонные сообщения. А нам сказала – звонок-де был ошибочный.
– С чего вы взяли, что это неправда?
– Вы же знаете ее, так ведь?
Он посмотрел на Риццоли:
– Знаю, что у вас с ней были трения. И ее дружба с Уорреном Хойтом не дает вам покоя.
– Речь не о моих взаимоотношениях с О’Доннелл…
– Да нет, о них самых. Она поддерживает дружбу с человеком, который вас чуть не убил. И который спит и видит, как бы довести дело до конца.
Джейн подалась вперед, напрягшись всем телом.
– Оставьте это, доктор Цукер, – спокойно проговорила она.
Взглянув на нее, психиатр увидел в ее глазах нечто такое, что вынудило его пойти на попятную.
– Стало быть, вы подозреваете О’Доннелл? – уточнил он.
– Я ей не доверяю. Она телохранительница для преступников. Пообещайте ей кругленькую сумму, и она будет до хрипоты защищать в суде любого убийцу. Заявит, что у него, мол, наличествуют неврологические нарушения и он не может отвечать за свои поступки. Что его надо лечить, а не сажать.
– Блюстители правопорядка ее недолюбливают, доктор Цукер. Что ни говори, – добавил Маркетт.
– Послушайте, даже если б мы любили ее, – заметила Джейн, – вопросов у нас все равно не стало бы меньше. Зачем убийца звонил ей с места преступления? Почему ее не было дома? И почему она не признается, где была?
– Потому что знает: вы уже заранее настроены к ней враждебно.
«Она даже не подозревает, до какой степени враждебности она может меня довести».
– Детектив Риццоли, вы что, намекаете, будто доктор О’Доннелл как-то связана с этим преступлением?
– Нет. Но она способна играть на этом. Питаться этим. Так или иначе, а она вдохновительница.
– Как это?
– Знаете, кошка иногда убивает мышку и приносит ее хозяину домой в качестве своеобразного жертвоприношения. В знак привязанности.
– Так вы полагаете, наш убийца пытается произвести впечатление на О’Доннелл?
– Поэтому он и позвонил ей. Поэтому и обставил убийство так изощренно – чтобы привлечь ее внимание. А потом, чтобы его работу точно заметили, позвонил по девять-один-один. Ну а еще через пару-тройку часов, пока мы торчали на кухне, он позвонил в дом жертвы из телефона-автомата, чтобы проверить, там мы или нет. Этот тип всех нас приманил. Стражей порядка. И О’Доннелл.
– Неужели ей невдомек, в какой она опасности? – удивился Маркетт. – Надо же, привлечь к себе внимание убийцы!
– Похоже, ее это нисколько не пугает.
– Что же тогда может напугать такую дамочку?
– Маленький знак привязанности, который он, возможно, ей пришлет. Что-нибудь вроде дохлой мышки. – Джейн задумалась. – Не будем забывать. Кисть руки Лоры-Энн Такер мы так и не нашли.
10
Джейн думала об этой кисти даже на кухне, нарезая курицу для позднего ужина. Она поставила еду на стол, где уже, как обычно, сидел ее безукоризненно выглядящий муж, с засученными рукавами и с детской слюной на воротничке. Что может быть привлекательней, чем мужчина, терпеливо поглаживающий по спине свою отрыгивающую дочурку? Реджина громко рыгнула, и Габриэль рассмеялся. Как же это прекрасно! Когда все они вместе, в целости и сохранности.
Потом Джейн взглянула на порезанную курицу и вспомнила то, что лежало на другом блюде, на обеденном столе у другой женщины. И отодвинула тарелку в сторону.
«Мы все состоим из мяса. Как этот цыпленок. Как говядина».
– А я думал, ты голодна, – сказал Габриэль.
– Расхотелось что-то. Она перестала мне казаться аппетитной.
– Все из-за того дела?
– Хотела бы я перестать о нем думать.
– Я видел папки, которые ты сегодня принесла. Не удержался и просмотрел. Мне бы это тоже не давало покоя.
Джейн покачала головой:
– У тебя же, по-моему, отпуск. Зачем тебе разглядывать фотографии со вскрытия?
– Они лежали прямо здесь, на кухонном столе. – Он пересадил Реджину на детский стульчик. – Хочешь поговорить? Так выкладывай все, что думаешь. Если считаешь, это поможет.
Она посмотрела на Реджину, внимательно наблюдавшую за ними, и вдруг рассмеялась.
– Странно, когда она подрастет и будет все понимать, вот уж действительно интересные у нас могут получиться семейные разговоры. Ну что, дорогая, сколько обезглавленных трупов ты видела сегодня?
– Она еще ничего не понимает. Так что рассказывай.
Джейн встала и направилась к холодильнику. Достала бутылку светлого пива и хлопнула пробкой.
– Джейн!
– Тебе действительно хочется знать подробности?
– Я хочу знать, что тебя так беспокоит.
– Ты же видел фотографии. И знаешь, что меня беспокоит. – Джейн снова села и глотнула пива. – Иногда, – спокойно продолжала она, глядя на запотевшую бутылку, – я думаю, какое безрассудство заводить детей. Любить их, воспитывать. А потом смотреть, как они вступают в мир, где их ждут страдания. И встречаются такие типы, как…
Как Уоррен Хойт, подумала она, но имени его не произнесла; она почти никогда не произносила его имени – это все равно что воззвать к самому дьяволу.
Тут вдруг зазвонил домофон – она вздрогнула. И взглянула на стену, где висели часы.
– Половина одиннадцатого.
– Сейчас поглядим, кого это еще принесло. – Габриэль прошел в гостиную и нажал на кнопку домофона. – Да!
Из динамика послышался нежданный голос:
– Это я, – ответила мать Джейн.
– Заходите, госпожа Риццоли! – проговорил Габриэль, впуская гостью в дом. А потом с удивлением посмотрел на Джейн. – Уже так поздно. Чего это она?
– Даже боюсь спрашивать.
Они услышали на лестнице шаги Анжелы, непривычно медленные и тяжелые, сопровождавшиеся каким-то шумом, словно она что-то тащила за собой. И только когда госпожа Риццоли добралась до лестничной площадки третьего этажа, они увидели, что это было.
Чемодан.
– Мам! – выговорила Джейн, но, даже сказав это, не могла поверить, что женщина с растрепанными волосами и безумным взором и есть ее мать. Пальто у Анжелы было расстегнуто, край воротника замялся внутрь, брюки промокли до колен, как будто она продиралась к их дому по сугробам. Она схватилась за чемодан обеими руками, словно собираясь запустить им в кого-нибудь. Все равно в кого.
Вид у нее был и правда грозный.
– Мне нужно переночевать у вас сегодня, – сказала Анжела.
– Что?
– Так можно войти или нет?
– Конечно, мам.
– Давайте помогу, госпожа Риццоли, – сказал Габриэль, забирая у нее чемодан.
– Вот видишь! – заметила Анжела, кивнув на Габриэля. – Так и должен вести себя мужчина! Стоит ему увидеть, что женщине нужна помощь, как он тут же предлагает свои услуги. Именно так и должен поступать джентльмен.
– Да что случилось, мам?
– Что случилось, что случилось! Даже не знаю, с чего начать.
Тут расхныкалась Реджина, в знак протеста, что про нее забыли.
Анжела тотчас же кинулась на кухню и взяла внучку со стульчика на руки.
– О крошка, бедная девочка! Ты даже не представляешь, что тебя ждет, когда ты вырастешь.
Анжела присела к столу и принялась укачивать внучку, прижимая ее к груди так крепко, что Реджина начала извиваться, силясь высвободиться из удушающих объятий этой ненормальной.
– Ладно, мам, – вздохнула Джейн. – Ну что там папа натворил?
– От меня ты ничего не узнаешь.
– Тогда от кого?
– Я не собираюсь настраивать детей против отца. Родители не вправе обливать друг друга грязью.
– Я уже не ребенок. И хочу знать, что происходит.
Но Анжела и не собиралась ничего объяснять. Она сидела, раскачиваясь взад-вперед, прижимая к груди ребенка. Судя по ее личику, желание Реджины высвободиться из бабкиных объятий становилось все более невыносимым.
– Гм… и сколько ты собираешься у нас жить, мам?
– Не знаю.
Джейн взглянула на Габриэля – он проявил достаточно мудрости и не стал участвовать в разговоре. Но в его глазах она заметила искру смятения.
– Надо бы подыскать новое место жительства, – сказала Анжела. – Собственную квартиру.
– Погоди, мам. Ты же не хочешь сказать, что больше никогда не вернешься.
– Как раз это я и хочу сказать. Я, Джени, собираюсь начать новую жизнь. – Она посмотрела на дочь, вызывающе вскинув подбородок. – Другие женщины поступают точно так же. Они бросают своих мужей и живут себе спокойно. Мужья нам не нужны. Можно обойтись и без них.
– У тебя же нет работы, мам.
– Как ты думаешь, чем я занималась последние тридцать семь лет? Только и знала, что кормить да обстирывать этого мужчину! А он, думаешь, ценил мои труды? Являлся домой и заглатывал все, что я перед ним ставила. Даже не задумывался, что в стряпню я всю душу вкладываю. Знаешь, сколько людей советовало мне открыть свой ресторан?
«И то верно, – подумала Джейн, – знатный был бы ресторанчик». Но она предпочла промолчать, чтобы не потакать безумству.
– Так что никогда не говори мне: «У тебя нет работы». Моя работа – забота об этом мужчине, и я ничего не просила взамен. Так почему бы мне не делать то же самое, только за деньги. – Она снова крепко прижала Реджину к груди, и малышка недовольно пискнула. – Я поживу у вас совсем недолго. Спать буду в детской. Мне и на полу будет чудесно. Ходите себе на свою работу, а я буду присматривать за внучкой. Сама знаешь, с ней забот не оберешься.
– Ладно, мам, – вздохнула Джейн и направилась к телефону. – Раз ты не хочешь говорить, что случилось, спрошу у папы.
– Что ты делаешь?
– Звоню ему. Держу пари, он уже раскаялся и готов извиниться. – «Держу пари, он сидит голодный как волк и мечтает, чтобы его шеф-повар поскорей вернулся».
Джейн сняла трубку и стала набирать номер.
– Можешь не трудиться, – сказала Анжела.
В трубке раздался один гудок, другой.
– Говорю же, он не возьмет трубку. Его дома нет.
– Ну и где же он? – удивилась Джейн.
– У нее.
Джейн стояла как вкопанная, вслушиваясь в долгие, безответные гудки телефона в родительском доме. Затем она медленно положила трубку и повернулась к матери:
– У кого?
– У нее. У этой потаскушки.
– Господи, мам!
– Господь тут ни при чем.
Анжела вдруг резко вздохнула и всхлипнула. А потом нагнулась, еще крепче прижав Реджину к груди.
– Папа что, с кем-то встречается?
Анжела безмолвно кивнула. Подняла руку, чтобы утереть лицо.
– С кем? С кем он встречается? – Джейн села напротив матери и поглядела ей в глаза. – Кто она, мам?
– С работы… – прошептала Анжела.
– Так у них же там одни старики.
– Она новенькая. Она… она… – Голос у Анжелы вдруг дрогнул. – Молодая.
Зазвонил телефон.
Анжела вскинула голову:
– Я не буду разговаривать с ним. Так и передай.
Джейн взглянула на дисплей определителя – номер был незнакомый. Может, и правда папа звонит. Только с ее телефона. С потаскушкиного.
– Детектив Риццоли, – рявкнула она в трубку.
И после короткой паузы услышала:
– Что, неважный выдался вечерок?
«Хуже не бывает», – тут же ответила она сама себе, узнав голос детектива Даррена Кроу.
– Что там еще? – спросила она.
– Плохо дело. Мы тут в Бикон-Хилле. Вам с Фростом тоже надо бы подъехать. Незавидная выпала мне роль – сообщать такое, но…
– Разве сейчас не твое дежурство?
– Думаю, теперь наше общее, Риццоли. – Голос у Кроу звучал, как никогда, мрачно, без тени свойственного ему сарказма. Он тихо добавил: – На сей раз жертва из наших.
Жертва из наших. Полицейский.
– Кто? – спросила она.
– Ева Кассовиц.
Джейн не могла вымолвить ни слова. Стояла, крепко сжав трубку телефона, и думала: «А я ведь видела ее всего несколько часов назад».
– Риццоли!
Джейн откашлялась:
– Давай адрес.
Она положила трубку и заметила, что Габриэль уже отнес Реджину в детскую, и Анжела теперь сидела, печально понурив плечи, с пустыми руками.
– Прости, мам, – сказала Джейн. – Мне надо идти.
Анжела сокрушенно пожала плечами:
– Конечно. Ступай.
– Поговорим, когда вернусь.
Она наклонилась поцеловать маму в щеку и только сейчас, вблизи, разглядела, какая дряблая у Анжелы кожа, какие потухшие глаза. «Когда же ты успела так постареть?»
Джейн защелкнула кобуру с пистолетом и достала из шкафа куртку. Застегиваясь, она услышала, как Габриэль произнес:
– Не самое подходящее время.
Она повернулась к нему. «Что будет, когда я тоже состарюсь, как мама? Неужели и ты бросишь меня ради какой-нибудь молоденькой фифы?»
– Я могу задержаться, – предупредила она. – Так что не ждите.
11
Маура выбралась из своего «лексуса» и ступила на заиндевелую мостовую – лед затрещал у нее под ногами, как разбитое стекло. Снег, подтаявший за день, когда потеплело, снова смерзся на пронизывающе-холодном ветру, который к вечеру усилился, и в многочисленных отсветах огней патрульных машин каждая пядь земли лоснилась, отливая коварным блеском. Маура увидела, как по тротуару, размахивая руками, скользит полицейский, силясь удержаться на ногах, и как у обочины протащило юзом фургон с бригадой криминалистов, так что тот едва не врезался в задний бампер припаркованной у тротуара патрульной машины.
– Осторожней там, док! – крикнул патрульный через улицу. – Один из наших тут уже навернулся. Думали, руку сломал.
– Могли бы и солью посыпать.
– Угу, – буркнул он. – Могли бы. Только кому это сейчас нужно – город уже давно спит.
– Где детектив Кроу?
Полицейский махнул в сторону стоявших в ряд элегантных частных домиков.
– Сорок первый номер. Это недалеко – через несколько домов. Могу проводить.
– Не стоит, я сама как-нибудь. Спасибо.
Маура остановилась, пропуская очередную патрульную машину, которая свернула за угол, чуть было не натолкнувшись на край тротуара. Она насчитала по меньшей мере восемь полицейских машин, запрудивших улицу.
– Понадобится место и для труповоза, а ему тут не развернуться, – сказала она. – Неужели всем этим машинам так уж необходимо здесь находиться?
– Да, необходимо, – бросил полицейский. Услышав такой тон, Маура оглянулась на него. В пульсирующих отблесках полицейских мигалок по его лицу пробегали мрачные тени. – Нам всем надо быть здесь. Мы перед ней в долгу.
Маура вспомнила тот ужасный вечер в сочельник – как Ева Кассовиц стояла на улице, скрючившись, и ее выворачивало наизнанку прямо на снег. Вспомнила она и то, как патрульные подтрунивали над слабой девушкой-детективом. Теперь она мертва, и насмешники притихли в скорбном почтении к павшему полицейскому.
Патрульный тяжело вздохнул:
– Ее приятель тоже.
– Полицейский?
– Да. Помогите нам поймать этого гада, док.
Маура кивнула:
– Постараюсь.
И двинулась дальше по тротуару, чувствуя на себе взгляды всех полицейских, конечно же заметивших, что она подъехала. Они узнали ее машину; да и кто она сама, они тоже знали. Маура видела, как они, похожие на тени, приветственно кивали ей, сгрудившись в кучку, и как изо рта у них валил пар, точно дым у курильщиков, собравшихся перекурить на скорую руку. Они знали и о трагическом поводе ее приезда, и о том, что однажды кто-нибудь из них тоже может стать объектом ее внимания.
Внезапный порыв ветра взметнул облако снега – Маура зажмурилась и опустила голову, пряча лицо от жалящих снежинок. А когда снова ее подняла, заметила человека, которого она никак не ожидала здесь увидеть. На другой стороне улицы стоял отец Даниэл Брофи и тихо разговаривал с молоденьким полицейским, привалившимся спиной к патрульной машине, как будто его ноги не держали. Одной рукой Брофи обхватил плечо другого полицейского, стараясь его успокоить, – тот припал к его груди, рыдая, и Брофи пришлось обнять его уже обеими руками. Остальные полицейские стояли чуть поодаль в неловком молчании, шаркая ногами и потупив глаза, оттого что чувствовали себя крайне неудобно при виде столь бурного проявления горя. Хотя Маура не могла разобрать слов Брофи, она видела, как молоденький полицейский кивал. И слышала, как что-то отвечал сквозь слезы.
«Никогда не смогла бы работать так, как Даниэл», – подумала она. Куда легче резать мертвецов и распиливать кости, чем утешать в скорби живых. Даниэл вдруг вскинул голову и заметил ее. Некоторое время они смотрели друг на друга. Затем она отвернулась и пошла дальше – к дому, где на крыльце, отделанном чугунной решеткой, уже трепетала на ветру лента оцепления. У Брофи своя работа, а у нее – своя. Пора сосредоточиться. Однако, хотя она и старалась смотреть прямо перед собой, на тротуар, мысли ее возвращались к Даниэлу. Будет ли он еще здесь, когда она управится с делами? И если да, то что потом? Пригласить его на чашечку кофе? А не будет ли это поспешностью или проявлением слабости с ее стороны? Может, просто пожелать ему доброй ночи и пойти своей дорогой, как всегда?
«А чего я вообще хочу?»
Маура подошла к нужному зданию и остановилась на тротуаре, оглядывая изящный трехэтажный особняк. Во всех окнах горел свет. Кирпичные ступени вели к массивной парадной двери, на которой в отсветах декоративных газовых фонарей поблескивало медное кольцо. Несмотря на праздник, никаких украшений на крыльце не было. Этот дом был единственным неукрашенным строением на улице. Через широкие эркеры Маура заметила проблески пламени в растопленном камине – но ни одного рождественского огонька.
– Доктор Айлз?
Она услышала скрежет металлических петель и увидела, как кто-то из детективов распахнул боковую калитку из кованого железа. Это был Роланд Трипп, один из старейших полицейских в отделе по расследованию убийств, и сейчас он выглядел на свой возраст. Он стоял под газовым фонарем, отбрасывавшим желтоватые отсветы на его лицо, отчего кожа у него под глазами и на опущенных веках казалась еще более дряблой. Хотя на нем была просторная длинная куртка, он явно озяб, и говорил он, стиснув зубы, словно силясь сдержать их стук.
– Жертва там, с задней стороны, – сказал Трипп, придерживая калитку, чтобы она могла войти.
Маура прошла через калитку, и та со скрежетом захлопнулась. Детектив провел ее в узкий боковой дворик, подсвечивая дорогу пляшущим лучом карманного фонарика. После недавнего снегопада широкую кирпичную дорожку успели расчистить, и сейчас кирпичи были лишь слегка припорошены свежим снегом. Трипп остановился и указал лучом фонарика на низенький сугроб у края дорожки. Забрызганный чем-то красным.