Крепость. Кошмар наяву… и по расписанию Поладов Эрик

4. ПРЕОДОЛЕНИЕ

Получив послание о решении аббата, маршал Октавиан отправился в монастырь.

Конец заката близился. Тем временем маршал уже прибыл в аббатство. Он снял свой серебристый шлем и спустился с седла, по которому волочился его синий плащ. Обхватив шлем правой рукой и придерживая левой рукоять меча на поясе, маршал вошёл в монастырь, минуя невысокие дубовые ворота. Он спросил, как найти аббата у монаха, что открыл ворота и направился к колокольне.

Маршал пересёк большую часть территории аббатства, прежде чем добрался до колокольни, где у её подножья находился отец Исаак.

– Добрый вечер, аббат.

– Здравствуйте, маршал. Кажется, вы здесь по распоряжению нашего короля?

– Как ни странно, но нет. – Голос Октавиана звучал дружно. – Я прибыл сюда по собственной воле. Избавиться от вчерашней еды просит вас не король Георг. Об этом прошу вас я. Я не прощу себе, если кто-то из священнослужителей отравится и окажется на волосок от смерти. Прошу вас, избавьтесь от этой еды.

– Избавление от пищи иначе, как грехом не назовёшь. Иисус говорил: «Ешьте хлеб – это плоть моя, пейте вино – это кровь моя». Я не позволю заставить меня совершить столь гнусный поступок.

– Аббат, пища отравлена – тон маршала стал немного настойчивее.

– Пища была отравлена, когда её вкушал казначей Корнелий, а вино было отравлено, когда его пил барон Силван. Мы едим то, что осталось со вчерашнего дня. И все монахи здоровы.

– Возможно, один раз вам повезло, но я уверен, второго раза не будет – продолжал настаивать маршал Октавиан.

– Сказать вам, почему жители по всему замку отравились? Вы ведь называете это отравлением.

– И почему же?

– А вы будто не знаете?

– К чему вы клоните, аббат? Говорите прямо. Я не любитель загадок.

– Вы помните человека, которого сожгли за подозрение в колдовстве?

– Нет! – Октавиан продолжал говорить уверенным тоном, при этом он резко выставил перед собой руку, оттопырив указательный палец и крепко сжав остальные. – Его сожгли не за подозрение, а за то, что он был колдуном. Я собственными глазами видел, как жидкость, которую он разлил на одного из моих солдат, поедала его плоть до самых костей. Вместо глаз я лицезрел орбиты в его черепе. Вы ведь сами определили смысл его имени. Этот… человек, как вы говорите, получил, что заслужил. Если бы я мог вернуться в прошлое, я бы сделал это ещё раз и костёр горел бы в тысячу раз сильнее. Наш замок – не место для врагов божьих.

– Что же, пусть будет по-вашему – сдержанным тоном продолжал аббат. – Но вы его помните.

– Да. Я его помню – голос маршала звучал недовольно и казался нервным.

– А вы помните его предсмертные слова?

– Да. Он нёс какую-то ересь про то, как через год мы вспомним о том дне и будем жалеть о том, что отправили его гореть на костре.

– Вы помните, маршал, сколько времени прошло с момента его кончины?

– Месяцев… десять или около того.

– Нет, маршал. Вчера был ровно год. И я осмелюсь предположить, что барон потерял сознание ровно в тот миг, когда год назад остановилось сердце того несчастного.

Брови Октавиана резко нахмурились, а глаза опустились, вспоминая события годовой давности. Его сознание словно прозрело.

После этого маршал в недоумении спросил у аббата:

– Почему же среди вас никто не отравился? У вас есть какое-нибудь противоядие?

– Противоядие? Я не занимаюсь приготовлением снадобий, которые помогут кого-то победить. Вопрос не в том, что ели казначей и барон. Вопрос – «Когда они ели?»

Маршал задумался, пытаясь вспомнить подробности того, что происходило во время пира. В ходе раздумий Октавиан стал подробно пересказывать отцу Исааку:

– Король произнёс тост. Все за столом выпили. Затем… внезапно исчезло солнце. Спустя ещё немного времени… барон упал после глотка вина. А вскоре и казначей повалился, когда съел кусок курицы. После этого с улицы начал доноситься дикий шум, а канцлер заметил восход луны.

– Всё правильно – подметил аббат. – Вся еда в замке становится непригодной для трапезы сразу после заката, и до восхода солнца её нельзя вкушать, то есть всю ночь.

– И почему же именно ночью?

– Помните, как читается его имя задом наперёд. Это прямо говорит о том, что этот человек покланяется тёмным силам. День – это время светлых сил. Ночь – время тьмы, время дьявола. Поэтому сейчас еда абсолютно безопасна.

– Но мы нашли лекарство – растения в лесу. Сегодня эти растения раздали всем жителям замка, чтобы их добавили в пищу.

– Я не думаю, что это поможет – уверенно произнёс отец Исаак, немного задрав подбородок. – Дьявола нельзя обмануть. Скорее всего, тот случай ему не удалось предвидеть, потому что вы сами об этих травах ничего не знали. Но сегодня ему известно, как вы собираетесь обойти расставленные ловушки.

– Допустим, я вам поверил. Но король… он ни за что не поверит, и не станет даже слушать.

– Давайте попробуем ему напомнить о том, что было год назад. Я отправлюсь с вами и попытаюсь убедить его в обратном.

– Тогда нам следует поспешить – решительно выдал маршал. – Закат близится, и пока мы доберёмся, у нас останется не так уж много времени.

5. ВЕРА КОРОЛЯ ГЕОРГА

Король Георг пожелал исправить неудавшийся пир, устроив ещё один. На кухне перебирали десятки трав, чтобы определить наименее зловонную для добавления в пищу. Когда стол был уже почти накрыт и оставалось подать только главные блюда, в зал вошёл маршал Октавиан и направился к королю Георгу, который стоял у громадного окна в форме купола.

– Милорд, с вами кое-кто желает поговорить. Это касается того, что случилось вчера.

Выпрямив спину и убрав руку, опиравшуюся о стену, король ответил с некоторой заинтересованностью:

– Что ж, я хочу видеть этого человека.

Маршал отдал приказ страже на входе и через несколько мгновений приоткрылись могучие двухстворчатые дубовые двери с металлическим каркасом. В зал вошёл аббат. В руках он держал чётки, которые активно перебирал, одновременно пытаясь подобрать нужные слова. Маленькими и неуверенными шагами, медленно отец Исаак приближался к королю. Лысина аббата на затылке скрылась под слоем пота, и как только первые капли начали стекать сквозь полуседую шевелюру, монах стал ещё больше теряться в собственных мыслях.

За спиной короля находились собранные рыцарские латы из серебра, в правой рукавице у которых находилась длинная алебарда.4 Через забрало просматривалась глухая пустота внутри. Доспехи лишь имитировали присутствие стражника в тронном зале. Между окнами на стенах висели перекрещенные мечи с бронзовыми рукоятями. Поверх мечей висели щиты с изображением рыцаря на коне, вылитые из чистого золота. Проходя мимо куполообразных окон, аббат бросил мимолётный взгляд на стулья с позолоченными ножками и золотистым обрамлением обивки.

– Рад видеть вас в моём жилище, аббат – поприветствовал король священника.

– Благодарю вас за то, что не отказались принять меня, Ваше Величество – с некоторой слабостью в голосе произнёс отец Исаак.

– Что вы. Для меня честь видеть слугу божьего в своих покоях. Я слышал, вам что-то известно о вчерашнем происшествии.

Ненадолго аббат приспустил взгляд, немного отодвинув глаза в левый угол, а затем, снова посмотрев в глаза короля Георга, ощущая, как капли пота вот-вот дойдут до висков, как вдруг:

– Присоединяйтесь к нашему столу – произнёс король сразу после того, как подали последнее блюдо. – Поговорим за столом. Сядете около меня.

Неожиданно для самого себя, аббат перестал дёргаться и придумал способ, как донести до короля Георга то, во что он так усердно отказывался верить год назад.

Уши не слушают. Разум не думает. Глаза поверят – подумал аббат.

Все гости уселись за стол. Зазвучала музыка. Аббат занял место справа от короля, откуда было хорошо видно западные окна, через которые вырисовывалось уходящее за горизонт солнце. Все принялись ужинать. Отец Исаак решил отведать овощное рагу. Не отрывая глаз от окна, он позволил монарху наполнить его кубок вином с примесью неизвестного растения, которое осело на дне. Едва заметив, как последний луч солнца скрылся за холмами, аббат резко поднял кубок, и, не успев коснуться его губами, нарочно разжал пальцы и кубок свалился на стол, пустив всё вино на жареную индейку. Губы священника так и оставались разомкнутыми в мучительном ожидании. Звук от свалившегося кубка был настолько громким, что музыка умолкла, все гости замерли, уставив свой взгляд на отца Исаака. Король посмотрел на аббата, затем перевёл взгляд на пролившееся вино, после чего велел слугам прибрать со стола пролитый напиток и принести чистый кубок.

Глаза отца Исаака опустились в отчаянии, что король не заметил сходства этого случая с тем происшествием, что повергло всех в панику прошлым вечером.

Тем временем громкие голоса беседующих гостей не утихали. Обсуждались вопросы государственной важности; говорилось о расширении зоны влияния на землях вокруг Цертоса; звучали анекдоты, последние новости из личной жизни и не очень. Гости продолжили активно вкушать пищу, жадно заполняя всё свободное пространство в своих ненасытных ртах. Никто даже не подавился едой. Даже барон Силван, который с огромным желанием поедал жареного поросёнка, дабы поскорее набить свой и без того толстый живот. Тем не менее аббат побоялся притрагиваться к тому, что было подано к столу. Вскоре ему принесли чистый кубок. Не успел король Георг наполнить его вином до краёв, как аббат попросил об уединении, дабы обсудить события, обеспокоившие весь замок минувшей ночью. Король непременно согласился. Они отправились на кухню. Войдя туда, монарх приказал всем слугам выйти. После этого они с аббатом присели за стол для разделывания мясных туш. Король занял место в начале стола, а аббат сел вдоль правого края.

– Я вас внимательно слушаю – наклонившись немного в сторону священника, произнёс король, вытирая рукавом с губ следы красного вина.

– Ваше Величество, я понимаю, вам неприятно слышать об этом. Но я все же рискну спросить. Вы помните человека, которого сожгли на костре за колдовство?

– Да, аббат. Я помню – к удивлению отца Исаака, король Георг сохранял беззаботное лицо.

– Вы помните его последние слова? – из-за напряжения внутри, аббат забывал смыкать челюсти, с нетерпением ожидая ответа короля.

– Кажется. Он кричал, что мы вспомним этот день, когда придёт время. Вроде бы… кажется… он говорил через год. – После непродолжительного напряжения на лице в попытке вспомнить, король резко поднял голову и глядя на аббата произнёс с большей уверенностью:

– Да, точно. Через год.

– Ваше Величество… вчера был ровно год. – Начиная с этого момента король слушал аббата так внимательно, как только мог. – Пища во всём замке стала отравленной сразу после того, как солнце спряталось за горизонт. День закончился и наступила ночь – время тёмных сил. Этого колдуна звали «Анатас». Той ночью, после казни, я много раз писал его имя на бумаге, пытаясь разгадать смысл этого имени, которое я впервые слышу. Я прочитал его задом наперёд. Получилось: «Сатана». Это доказательство того, что он прислуживал тёмным силам. Но дьявол не принял его к себе после смерти, так как этот человек не успел завершить то злодеяние, которое задумал. Все монахи в нашем храме сегодня ели ту же самую пищу, что и вчера. Мы не отравились, потому что не принимали еду после заката и воздерживались до самого восхода.

Король Георг повернул голову в сторону, слегка опустив глаза. Проведя некоторое время в абсолютном безмолвии и раздумьях, он, наконец, взглянул в глаза аббата и сдержанным голосом ответил:

– Я вот что думаю, аббат. Из ваших слов следует, что монастырь – единственное место, где никто не пострадал. Выходит, вы там все знали, что произойдёт некое зло. Откуда же вы узнали о том, что произойдёт и когда? И теперь я задаюсь вопросом – а не связаны ли вы с тем колдуном? Может быть, это он вам сообщил об этом? А ещё – король резко ухватил лежащий в стороне окровавленный топор, которым разрубили десятки туш, затем схватил аббата за его недлинные волосы, прислонил голову к столу и приложил лезвие к горлу монаха со словами:

– А ещё, я думаю, может быть вас отправить к этому исчадию ада!?

Аббата охватила паника от неожиданности. Его разум уже нарисовал жуткую картину с отрубленной головой. Тяжело дыша, пытаясь разжать челюсти, плотно прижатые к столу, на котором оставались следы крови недавно разделанного ягнёнка, он старался говорить, пока король не продавил лезвием его кожу:

– Ваше Величество! Клянусь! Мы не знали о том, что нас ждёт! Мы не только не ели! Мы не спали, потому что боялись, что не проснёмся! Мы не выходили на улицу, потому что боялись, что нашу плоть что-то может поразить! И так до самого восхода! Клянусь, мы не знали, что именно произойдёт! Мы просто боялись зла, которое может нас настигнуть! И не важно, что это: отравленная пища или огненный дождь! Зачем мне вас обманывать?

Молчание короля слегка затянулось. Георг чуть сильнее прижал лезвие к горлу аббата со словами:

– Солнце уже взошло! Мои гости едят и пьют, и никакого отравления нет! Что же он за колдун, что не может побороть действие обычного растения, что мы добавили в пищу?!

Аббат продолжал говорить с ещё большим криком от возросшей паники:

– Я не знаю! Может быть, он готовит что-то другое для нас! Я не могу знать, что именно! Пожалуйста, Ваше Величество, пожалейте старика! Моя жизнь и без того на исходе!

– Значит она ничего не стоит! – Взмахнув рукой, король довёл топор до своего плеча и резко опустил его, вонзив идеально наточенное, но забрызганное кровью лезвие прямо в старую доску стола. Лезвие опустилось в нескольких миллиметрах от кончика носа аббата.

Уверенным и строгим тоном король продолжил говорить:

– Я плюнул в этого колдуна тогда в темнице. Сейчас я тоже на него наплевал. Я победил в этой схватке. Благодаря мне вся пища в Цертосе стала безопасной и теперь жители моего замка могут вновь питаться ею. А вы со своими монахами можете голодать по ночам, если вам так хочется. Я, как и мои предки, одержал множество побед на поле боя, прогнав с этих земель тысячи вражеских рыцарей. И какой-то там горбатый смерд, присланный сатаной, меня не испугает!

После этого король убрал руку с топора, который так и оставался воткнутым в стол, и отпустил аббата, слегка дёрнув его голову.

Отец Исаак, задышав с лёгкостью, ещё какое-то время лежал неподвижно, в то время как король стремительно покинул кухню, направившись в тронный зал к гостям. После того, как король с яростью захлопнул за собой дверь, обессиленное тело аббата начало сползать со стола, приземляясь на каменном полу. На кухню вошла молодая служанка. Она стремительно подбежала и, опустившись на колени, начала расспрашивать аббата о том, что случилось. Но отец Исаак не мог промолвить ни слова. На его глазах наворачивались слёзы. Он громко заплакал, издавая истерические вопли, уткнувшись лицом в плечо служанки. Та крепко обняла священника, заботливо поглаживая старика по плечу.

6. САМОУВЕРЕННАЯ ПОБЕДА

Наступила ночь. На улицах Цертоса не было ни души. Такую тишину стражникам у главных ворот не доводилось встречать раньше. На протяжении всей ночи по дорогам замка не проехала ни одна повозка, не прошёл ни один крестьянин и не залаяла ни одна собака. Стражники на башне впервые смогли не только ощутить, но и услышать лёгкий свист слабого ветра, что едва колыхал флаг со знаменем Цертоса.

Взошло солнце. День прошёл спокойно. Весь замок словно забыл о случившемся недавно несчастье. Лишь монахи не забывали об этом, и продолжали остерегаться тёмного времени суток. Вскоре день растворился и ночь воцарилась над местными просторами. В королевских покоях накрывали стол для вечерней трапезы. Вскоре все гости собрались у стола, что сидели за ним прошедшей поздней ночью. Застолье, как и стоило ожидать, оказалось столь же бурным, как и предыдущее. Трапеза началась, и канцлер Клаус решил пошутить в своём репертуаре:

– Милорд! Если сегодня за этим столом кто-нибудь подавится, я хотел бы лично отправиться в лес за теми растениями.

Со всех краёв стола доносился громкий смех, причиной которому не в последнюю очередь стали несколько высушенных кувшинов с вином.

– Непременно – ответил король. – Я позабочусь, чтобы вам выдали новую телегу, а у лошадей были золотые подковы.

Смех только усилился. Казначей Корнелий решил не отделяться от компании аристократических юмористов:

– Милорд, позвольте возразить. Это слишком сильно ударит по нашей казне.

– О, не беспокойтесь. – Король Георг продолжал острить. – Если первым, кто подавится, станет сам канцлер, то я уверен, никакие подковы не понадобятся.

Гости смеялись так сильно, что, казалось, половина из них точно подавится пищей. Барон Силван так расхохотался, что, не удержав своего толстого живота, рухнул со стула прямо на бок к королевским ногам, облачённым в кожаные сапоги.

– О-о-о, барон – король был настолько в ударе, что никакой придворный шут не шёл с ним ни в какое сравнение. Разведя руки в стороны и опустив взгляд вниз на барона, король произнёс с сарказмом: – Я привык, что мне кланяются крестьяне. Но ваш поклон для меня небывалая честь и непозволительная роскошь.

Только барон уселся на стул, как королева Матильда закричала диким нескончаемым воплем. Стекая из кубка через губы королевы в рот, вдруг в один момент вино сменило цвет на более густой и непрозрачный, и главное – приобрело кровавый привкус. Во всех кувшинах и кубках вместо красного вина находилась кровь. Пока королева Матильда испускала громкие крики, тонкие струи крови текли по уголкам её пышных губ, спускаясь на золотистое платье.

Едва откусив кусок от плоти жаренного ягнёнка, супруга герцога Леонарда откинулась на спинку своего кресла. Её руки внезапно опустились, слегка ударившись о подлокотники и её нежные кисти рук повисли, словно в них перестала течь кровь. Голова герцогини безнадёжно опрокинулась на бок, и герцог уловил её безжизненный взгляд. На его глазах лицо жены покрывалось гниющими волдырями. Её волосы сменили прекрасный каштановый оттенок на цвет седоволосой двухсотлетней ведьмы.

– Елена! Елена! – ухватившись обеими руками за плечи жены, воскликнул герцог Леонард. – Елена! Господи, да что же это! – в ужасе продолжал кричать герцог.

Облик герцогини более не напоминал тело цветущей девы с роскошными волосами, голубыми глазами, пышной грудью и широкими бёдрами. Её плоть высыхала прямо на глазах, как высыхают розы спустя месяцы, что срезаны с кустов.

Королева Матильда тем временем ухватилась за кувшин с молоком, пытаясь в спешке перебить вкус крови на языке. Она резко наклонила сосуд к своим губам, но из кувшина вместо молока хлынула струя свежего кипятка, который ошпарил лицо королевы. Матильда в истерике вскочила с трона. Стараясь прикрыть лицо ладонями, она прислонилась спиной к стене, медленно опускаясь на пол. Король немедля поспешил к жене. Осторожно раздвинув её ладони, он взглянул на опухшее лицо Матильды, от которого исходил пар, оставленный горячей водой, сошедшей с её плоти.

Молоко превратилось в кипяток везде, где только было.

Восемнадцать детей, отведавших молоко, закричали от адской боли в животах. Кипяток обжигал их молодую плоть изнутри, заставляя издавать мучительные и болезненные возгласы, словно девственные души покидали их непорочные тела.

Небольшая и тонкая колбаса, кончик которой казначей Корнелий держал во рту, едва зажав её зубами, обвисла на его пальцах, будто размякла. Его рука держала змею, которая заползла прямо в рот казначея, пуская яд внутри тела. Он не кричал. Это скорее было нечто между громким криком и невнятным мычанием.

Супруга барона Силвана, сидевшая рядом, начала вздрагивать, едва откусив кусочек персика. Зрачки на её глазах стали закатываться к верху. Голова баронессы продолжала дёргаться, но с ещё большей силой. Зрачки постепенно исчезали из виду и на их месте остались белые склеры, покрывшиеся множеством тонких красных сосудов. Из ушей, ноздрей, рта и глаз потекли тонкие багровые ручейки.

Сумасшедшая паника воцарилась в тронном зале. Трагедия для хозяев, праздник для Него.

К восходу луны тридцать шесть человек скончались, сидя за королевским столом. Среди детей в живых остались лишь только что крещёный Вильгельм, двое из четырёх его братьев, единственная одиннадцатилетняя дочка маршала Октавиана, сын канцлера Клауса, дочь конюшего Фабриция и две осиротевшие дочери казначея Корнелия, чью мать убила ядовитая кобра, что когда-то лежала на столе в виде бараньей кишки, нафаршированной овощами. Барон Силван потерял не только свою супругу, с которой они прожили сорок восемь лет, но и единственного сына с невесткой и всех семерых внуков.

Тем временем на улицах Цертоса правила тишина… абсолютно мёртвая. Такая же мёртвая, как и толпы граждан, скончавшихся, сидя за столом в своих хижинах во время вечерней трапезы.

На следующий день из королевских покоев выносили тела умерших. Их похоронили в стенах замка, где покоились предки королевской семьи, что когда-то правили Цертосом. Мастера уже готовили каменные блоки для возведения склепов вокруг могил.

Король Георг заботливо обнимал дочерей Корнелия, дав клятву, что будет заботиться о них, как о родных. Он не переставал пускать слёзы, оплакивая двух младших сыновей, что отошли в мир иной. В это время королева Матильда убивалась горем, поглаживая ладонями надгробия на свежих могилах своих детей. Её голова была обильно обмотана тканями, пропитанными лечебными растворами от ожогов, оставляя едва открытыми глаза, ноздри и щель между губами.

Герцог Леонард, склонив голову, сидел на коленях около надгробной плиты молодой жены, вместе с которой ушло их неродившееся дитя, погибшее в утробе матери.

Барон Силван с трудом продолжал стоять на ногах, всматриваясь в могилы, под которыми покоился весь его род. Все потомки. Не справившись с таким горем, барон развернулся к стоявшему рядом королевскому стражнику, вытянул нож на поясе, и вонзил клинок в сердце, которое было окровавлено ещё до того, как лезвие проткнуло грудь.

7. УГАСАЮЩАЯ ПЛОТЬ

Наступил вечер. Король и канцлер сидели на балконе, расположенном на самой вершине башни. Направив свой пустой и убитый взгляд в сторону простиравшихся бескрайних равнин и холмов за стенами Цертоса, король сказал:

– Не могу поверить, что друг моего отца приехал сюда из далёких земель только за тем, чтобы похоронить весь свой род. А мой товарищ бросил все свои дела, и только для того, чтобы здесь потерять свою любимую жену и первое дитя, которого он так и не дождался. – На глазах короля скопились слёзы, готовые пустить первую каплю. Его нижняя челюсть задрожала. Теперь Георг посмотрел на канцлера и сказал сквозь дрожь в голосе:

– Что же это за дьявольщина могла сделать такое. Боже, – по его щекам начали пробегать первые капли, – восемнадцать ни в чём не повинных детишек. Каким чудовищем надо быть, чтоб сотворить такое. – Его веки сомкнулись, но были не в состоянии преградить путь слезам. Держась за перила обеими руками, Георг склонил голову от бессилия.

– Мой король, мы все скорбим об этой утрате. – Канцлер старался поддержать монарха, но его голос был таким же пустым. – Нам жаль о случившемся. Но мы с вами должны найти силы, чтобы идти дальше. По замку пошли слухи, что это всё проделки того колдуна, которого казнили год назад. Милорд, люди в панике. Вы должны постараться преодолеть весь этот ужас. Не позволяйте кому-либо усомниться в ваших силах. Ваш народ верит в своего короля.

Вскоре они спустились в палаты. Король выпил крепкий отвар и уснул. В тот день это был единственный способ уснуть, дабы на время уйти в небытие и оградить себя от горестных воспоминаний.

Той же ночью Георгу приснился его отец, который в детстве часто читал ему один замысловатый стих. Этот стих он услышал в очередной раз во сне:

Двадцать два лебедя летят на восток,

Шесть лошадей мчатся на юг.

Пересекутся они там, где островок,

За которым прячется плуг.

На том плугу зарыт мрачный сундук,

В котором прячется тёмный секрет.

Секрет не победят ни стрелы, ни лук,

Но спасётся тот, кто знает причину всех бед.

Этот стих во сне маленькому Георгу отец читал стоя у западной стены канцелярии. Проснувшись на утро, Георг ещё долго не мог забыть этот сон. Ему было известно, что этот стих его предки рассказывали из поколения в поколение: каждый мужчина из его рода, занимавший трон, рассказывал этот стих своему старшему сыну, которому предстояло сменить отца на королевском троне, а тот своему сыну, и тот тоже своему, и так продолжалось до самого Георга.

Этот сон повторялся каждую ночь.

Шли дни. Дни сменялись неделями. Миновали два месяца после ужасающих событий. За это время не было выявлено ни единого случая отравления. Королевские гости, прибывшие с других земель, давно разъехались. Георг в окружении жены, троих сыновей и двух девочек, которых он приютил, приступили к завтраку с первыми лучами солнца. Только детишки разбежались из-за стола, а король поднялся со стула, как двери распахнул маршал Октавиан.

– Моё почтение, милорд. Прошу извинить, что побеспокоил вас в этот час. Могу ли я с вами поговорить.

– Да, конечно – упадшим тоном вымолвил король, совершив лёгкий кивок.

– Но только не здесь. Вы должны сами это увидеть – указывая пальцем в сторону распахнутых дверей.

Спускаясь по многочисленным ступенькам башни, маршал рассказывал королю:

– Его доставили к нам сегодня ещё до восхода. Его привёз на телеге сын. Он сказал, что это продолжается уже несколько недель. Мы посчитали, что вам следует знать об этом. И таких случаев несколько дюжин по всему замку.

Покинув пределы башни, Октавиан с Георгом отправились в один из амбаров, что располагался в десяти минутах езды верхом. Они вошли внутрь амбара, и король лицезрел телегу, стоящую в правом углу. Он подошёл чуть ближе и разглядел тело мужчины, покрывшееся нездоровыми бледными пятнами выпуклой формы.

Обратившись к маршалу, король спросил:

– Вы уже отправили за врачевателем?

– Да, милорд. – Немного промедлив, маршал добавил: – Меня беспокоит ещё кое-что. Возможно, что-то похожее появилось среди наших солдат. Некоторым воинам сильно нездоровится. Мы их поместили в отдельные казармы, но, похоже, это не помогает.

Вскоре прибыл королевский врачеватель. Он был среднего роста. С его головы свисали длинные седые волосы, которые отнюдь не делали его старым. Его лицо вполне выглядело на те сорок пять лет, которые были врачевателю от роду. Его рукава постоянно были закатаны, словно он стремился быть готовым в любой момент начать операцию. Несмотря на род своего ремесла, пальцы и кисти его рук были очень широкими. Приблизившись к королю, он поприветствовал монарха:

– Моё почтение, милорд.

– Доброе утро, Гильем. Осмотрите этого беднягу. И поскорее.

Подойдя поближе, он взглянул на больного мужчину и спросил:

– Вы меня слышите?

– Д… д… да – с трудом проронил крестьянин сквозь стон.

– Меня зовут Гильем. Я вам помогу. Что вы чувствуете?

Голос больного человека превратился в шёпот:

– Я… я… я не чувствую руку – указывая глазами в левую сторону. – Сл… слабость. Хочу пить.

Подойдя к королю, врачеватель тихим голосом произнёс:

– Точно таких же пятерых больных я встретил на прошлой неделе. А за последние три дня я осмотрел шестнадцать человек. Симптомы одни и те же. Все чувствуют обезвоживание и у всех отнимаются конечности. Милорд, у меня есть подозрения, что в замке чума, но вот только почему-то никто из родных заболевших этой заразой не страдает. В каждом доме болеет не больше одного человека.

– Им можно помочь? – с надеждой спросил король Георг.

– Милорд, я никогда не встречался с такой болезнью. Те больные, которых я осмотрел, живут в разных концах замка. Родные этих людей здоровы, а значит болезнь не передаётся от одного человека к другому. Заразиться от каких-то продуктов или воды они не могли. Потому что тогда таких больных были бы сотни или тысячи. Возможно, остальные не пострадали, потому что у них сильный иммунитет. Но…

– Что вы предлагаете? – перебил врачевателя король.

– Милорд, я мог бы провести кое-какие эксперименты с вакциной на тех, которые уже заболели. Но найти подходящее лекарство будет тяжело. Сейчас я предлагаю изолировать больных и продержаться до зимы, когда наступят первые морозы. Они убьют инфекцию и тогда те, кто ещё не заболел чумой, точно не заразятся. А до той поры, остаётся только молиться.

– Что же, действуйте – с некоторым сожалением произнёс король Георг. – Но если лекарство существует, сделайте всё, чтобы найти его. До первых морозов ещё долго. Так что лучше бы, если лекарство всё-таки появится.

После этого король с маршалом покинули амбар и отправились обратно в королевские покои, чтобы обсудить возможные действия с канцлером, конюшим и человеком, который занял должность казначея после смерти Корнелия. Его звали Клавдий. Он происходил из знатного рода купцов. Собравшись за столом в зале для совета, король приступил опрашивать своих приближённых о положении дел в замке:

– Фабриций, – первым король обратился к конюшему, – какое поголовье лошадей сегодня в замке?

– Три тысячи семьсот восемьдесят шесть лошадей, милорд. Из них три тысячи двести единиц в полной готовности.

– А остальные?

– Около трёх сотен уже довольно старые и пригодны лишь для возделывания полей, но не для ведения боя. У остальных мы нашли какую-то болезнь. Поэтому они…

– В моём замке двести лошадей подцепили какую-то заразу, а вы молчите – с яростным возгласом король выразил недовольство действиями конюшего и ударил кулаком по столу. – Их осмотрели?!

– Да, милорд. Мы думаем, это связано с той чумой, что охватила некоторых жителей. На кобылах обнаружили светлые пятна, и они не встают с места. Скорее всего у них тоже отнялись конечности.

– Милорд, позвольте сказать? – произнёс Октавиан.

Король кивнул.

– Я думаю, лучше будет лишний раз перестраховаться и отправить две тысячи лошадей в земли герцога Леонарда. Вернём их с первыми морозами. Поголовье большое и, если что-то произойдёт, его восстановление будет стоить не малых трудов и это сильно ударит по казне.

– Маршал, – возразил конюший, – я ведь не даю вам советы, касающиеся искусства боя. Вот и вы не говорите мне, что лучше.

– Довольно! – громкий возглас короля прервал возмущение Фабриция. – Конюший, отберите тысячу здоровых лошадей, пригодных для обороны замка. Тех, что заразны – заколоть и сжечь. Остальных подготовьте для перегона в Гонорем.

Повернув голову к другому краю стола, Король бросил взгляд на Канцлера Клауса: