Обретение мира Басов Николай
— Удивительно, правда? — согласился Ростик. — Это и навело меня на мысль, что Астахов в чем-то своего гиганта испортил. А потом я понял, во всем каким-то образом замешан сам летатель, он необычный, у него… Возможно, у него немного другая задача, чем просто долбить пауков, как мы предполагаем.
— То есть каждый гигант — личность? — спросил Герундий, нахмурившись. — Может, он просто рылся в куче отбросов, а тебе так из-за высокой травы показалось? — Была у него такая милицейская манера проверять чужое мнение на прочность.
Председатель отмахнулся от него и спросил в упор:
— Так что же, остальным летунам ничего в их-то птерозаврах не грозит?
— Ну, как сказать, если не считать того, что наездники… Как вам, вероятно, уже не раз докладывали и без меня, работают до изнеможения, потом даже есть нормальную пищу не могут… Есть еще одна штука. Но пока я прошу обратить внимание, чтобы друг-Докай к каждому из гигантов внимательнее присматривался и подбирал наездников в соответствии с их… неожиданными особенностями, возможно даже — предпочтениями. И объезжать каждого из них следует очень внимательно, и лучше, если этим займется очень опытный летун, с большим запасом адаптивности.
— Та-ак, — протянул Дондик, — это хорошая новость. А что ты подразумевал под еще какой-то штукой?
Он не знал, как ему следует теперь говорить то, что он передумал за эти последние спокойные дни, но это тоже следовало назвать своими именами, поэтому он начал напрямую:
— Я сейчас буду говорить не очень приятные вещи, но иначе нельзя. Для меня, по крайней мере. Нам следует после этого случая очень точно осознать, что у нас, вероятно, возникает какая-то другая степень неадаптированности. Я имею в виду неспособности чинуш выбрать правильную систему отношений с этим миром, нашим Полдневьем. Тем более что власть уже проявляла свою дезадаптацию в полной мере. Нет, не сейчас, но было же, было, к сожалению.
— Ага, — уронил Герундий, — недаром этот… — кажется, он выругался про себя, — Борщагов хотел у пурпурных гауляйтером сделаться, сучий потрох.
— Я имел в виду не Борщагова, — грустно сказал Ростик, — а то, что произошло с Рымоловым, с Мурадом… — Он помолчал. — К сожалению. — Снова выждал паузу, именно выждал, хотя ему-то было все ясно. — Они покорились нашей русской привычке чиновничества к безответственности, оказались слишком слабы, чтобы противостоять этому… обычаю наших земных предводителей.
— Ты что предлагаешь-то? — спросил Председатель настороженно.
— Я предлагаю обрести этот мир для себя, — сказал Ростик просто. — Прежде всего потому, что мы как-то так жили, особенно тут, в Боловске, словно в одно прекрасное утро можем проснуться и оказаться снова на Земле. Это важно, это подтачивает наши силы, лишает нас какого-то шанса действовать правильно. И важнее всего именно здесь, в центре, где принимаются наши самые серьезные решения. И тогда… только тогда наши пилоты, столкнувшись с неведомым, перестанут действовать по шаблону, не будут разрываться между заложенными в них личностными режимами адаптации и привезенными с Земли схемами косного начальствования.
— Ты хочешь сказать, Астахова подвело то, что он был опытным пилотом? — спросил Герундий недоверчиво.
— Помимо пилотского прошлого он слишком долго пробыл распорядителем в Перекопской крепости. И слишком привык работать не на конкретную ситуацию, а для отчета перед начальством, как я полагаю. А нужно понимать, что прежние наши «грехи», увезенные еще с Земли, способны убивать, особенно сейчас, когда искусственная, может быть, внушенная способность к адаптации заканчивается. Как невозможность принять существующую реальность убила взрослых людей в лодках с «Медузы».
— А практически? — было даже не очень понятно, кто это спросил, кажется, все-таки Председатель.
— Детей, как однажды мне предложил кто-то из аглоров, мы сажать в гигантов не будем. Хотя они, возможно, и справятся, но пусть уж лучше…
Он не знал, что еще следует говорить, а потому умолк.
— Хорошо, что ты сказал — «наши грехи», — проговорил Дондик после изрядного размышления. — А то я уже подумал, что ты — совсем… оттуда.
— Я — отсюда, и вы это знаете.
— Теперь — уверен. — Дондик с силой потер лицо. — И теперь гораздо лучше понимаю, например, почему ты просил не разбивать пауков до конца, а попытаться включить их в наше… сообщество.
Ростик насторожился, что-то в тоне Председателя ему опять не понравилось.
— Не вижу тут никакой связи пока, — полувопросительно сказал он. — При чем тут наша внутренняя организация и… пауки?
— Понимаешь, кто-то отдал приказ Бабурину отбомбиться по новой башне пауков. Ну, теми бомбами, которые растворяют их псевдобетон в желе. И он это сделал, сегодня утром получили его донесение… Он еще упомянул, что приказ получил письменный, только не понял подписи.
— Что? — Рост даже не поверил сначала, просто не знал, что такое возможно. — Как это? Подпись не разобрал, отбомбился… Да я неделю назад был там, в летателе, башню комши строили вполне усердно, и ничего с ней не случилось.
— Говорят же тебе, только сегодня получил доклад. Совершенно неожиданно для себя. И для всех наших… — Дондик сделал неопределенный жест в сторону двери, за которой была приемная. — Значит, это произошло как раз в эту прошедшую неделю.
— Так ведь — «если враг не сдается…» — вставил Герундий. Он, кажется, не все теперь понимал. — Да мы же с ними воюем, трава эта, которая должна была их вытеснить, — твоя идея.
— Или война за шхеры, — добавил Дондик. — Знаешь, как сложно строить эту крепость на том конце континента?
— А если пауки сдались? — спросил Рост, вдруг разозлившись так, что едва мог раздвинуть зубы, чтобы это проговорить. — К тому же я предлагал не прямые действия, в лоб, а косвенные, которые не загоняли их в угол, а оставляли возможность… Если хотите, оставляли возможность сосуществовать с нами.
— Ты заметил, как он вежливо нас пропесочил, Герман? — Дондик повернулся к главному милиционеру Боловской цивилизации, усмехнулся.
— Нет, подождите, что же теперь? — Ростик говорил почти шепотом, но в его голосе звучало… Да, звучала обреченность.
Дондик посмотрел на него чуть смущенно.
— Мне и самому это не нравится. Но что сделано, то сделано. Возможно, ты был прав, идти на пауков в лоб, как ты выразился, не следовало, может, вообще нужно было даже летателей отозвать, глядишь, они бы и успокоились. А мы бы траву продолжали сажать, присматривались… Но кого-то очень испугали доклады о том, что они гораздо лучше вооружены теперь. И у кого-то, возможно, не выдержали нервы. Вот и вышло… Меня гораздо больше во всей этой истории злит, что я не знаю, кто же у нас такой инициативный, что приказы Бабурину отдает. Да и сам Бабурин… Не переспросил.
Теперь Ростику следовало просто утихнуть. А то, чего доброго, согласно чиновной логике, могло получиться, что Бабурину и достанется за то, что он, якобы, «не переспросил». Он опустил голову и стал рассматривать свои не совсем чистые пальцы. Хотя думать теперь следовало только о том, что творилось там, на юге и восточнее — у пауков.
— Задание тебе будет такое, — Председатель подумал и вдруг замолчал, причем было ясно, что надолго. Он сам не знал, как закончить фразу.
— Да, если пауки теперь решат снова на нас напасть, то… обретение мира у нас получится, — все же выдавил из себя Рост.
— Если хочешь знать, — сказал Герундий, — было у нас недавно такое обсуждение на Совете города, мол, если мы их разбомбим, они откажутся от давления на корабль в озере. Хотя, кажется, ни к какому определенному решению мы тогда не пришли. — Он вдруг чуть откачнулся от стола. — Что вы на меня так смотрите? Я этого приказа не отдавал, кто-то другой постарался.
— Перестарался — так вернее, — сказал Председатель.
Здорово, подумал Ростик, у нас, оказывается, уже и приказы, которые могут спровоцировать войну с пауками, отдает неизвестно кто, а называется это — «перестарался».
— Смотаешься на юг? — спросил вдруг Председатель. — Посмотришь, может, они и не собираются… на нас злиться?
Ростик вздохнул. Он смотрел на обоих, сидящих с ним за столом людей даже не с подозрением, а с жалостью. Ему самому было неприятно это чувство, которое он сейчас к ним испытывал, он привык уважать старших, особенно если они умели взваливать на себя большую, чем у него, ответственность. Но ничего не мог с собой поделать… И молчал, конечно.
— Злость тут ни при чем, — Рост решил не обострять. — А за пауками теперь нужно следить все время. И не делать скороспелых выводов.
У этих людей имелись сомнения, а это было, что ни говори, обнадеживающим признаком. Хотя, если подумать, это свидетельствовало о том же… что погубило в свое время и Рымолова, и даже неглупого Мурада. Это называлось — русская чиновная безалаберность.
— В общем, — Дондик решился, — сам формулируй свою задачу. Только придумай, пожалуйста, что-нибудь, что можно сделать теперь с пауками. Я готов выслушать любое твое предложение, самое неожиданное.
Он попробовал усмехнуться, но теперь-то Рост отлично видел, что ему и впрямь было не до смеха.
18
Ростик сидел в подвальной комнатке перед экраном, на котором можно было подглядывать за этим миром. Именно подглядывать, с неудовольствием подумал он. Жалко, что настоящей связи не удается добиться. То, что и такое подглядывание было чудом, он уже не вспоминал.
— Вооруженные пауки переключились с попыток атаковать корабль на оборону тех, кто идет стороной, можно сказать, в обозе, — сказала Баяпошка. — И вместе с обозом их немногим меньше миллиона особей.
В шлеме сидел какой-то очень молодой аймихо, почти мальчик, но работал он виртуозно, Ростик с завистью наблюдал за ним, сам он скорее всего так уже не сумеет, сколько бы тут ни тренировался.
Изображение на экране было четким, лишь слегка по краям оплывало и увеличивалось, как в фотоаппарате с коротким фокусом, меняя привычную человеческому глазу перспективу. К тому же парень в шлеме очень естественно, не теряя общего вида, переходил от одной точки зрения к другой, то есть сейчас он «скакал» по ракурсам, которые открывались людям в птерозаврах на всю орду пауков.
Вот что при этом выходило. По северному берегу Гринозера, там, где река, впадающая в него, была еще проходима вброд, двигался сплошной поток пауков. Их было очень много… хотя нет, это слово уже не подходило, — их были тьмы, и тьмы… Скорее всего Баяпошка не ошиблась, когда назвала цифру в миллион особей, она вообще взялась консультировать Ростика, даже когда это было не нужно, словно он был совсем тупой и сам не соображал, что видит.
За этой сплошной рекой пауков, как и прежде, во время их первой атаки на человечество, когда они шли к Перекопу, оставалась волна слабо колышущихся нитей, и не было ничего живого, даже травы. Они съедали все.
Паренек в шлеме мягко перетек к летателю, который находился где-то совсем в конце этого безразмерного потока. Тут уже было мало сбитых в кучку групп пауков, они шли широко, потому что для них пищи осталось совсем мало. Но они тоже двигались.
Летатель нанес удар, одного из самых крупных пауков подхватил, поднял, сбросил. Паук неловко качнулся в воздухе раз, другой и грохнулся на землю. Он был еще жив, летатель поднял его не слишком высоко, но на него тут же накинулись те восьминогие, кто вышагивал неподалеку. Причем некоторые из них бежали, чтобы урвать хоть кусок чего-то более питательного, чем несъедобный хитиновый панцирь. Летатель выждал и еще раз спикировал, на редкость точно. Ростик спросил:
— Кто у них так работает?
— Израилев, — тут же отозвалась Баяпошка. — Он всегда заходит для удара чуть сбоку и с разворотом. Раньше-то прямо прыгал на спину, но недавно получил удар лапой по крылу, видишь, как ему трудно взлетать? Это значит, крыло еще не зажило.
— Сколько они всего набивают за день?
— В сутки, Рост, — Баяпошка была серьезной, словно в церкви, — они почти не спят, поэтому — в сутки. Иногда получается до трех-четырех сотен, лучшие — до пятисот. Но их мало, не больше полутора десятков осталось… И не все такие ловкие. Поэтому лучше полагать, что всего тысяч пять-шесть. — Она неожиданно вздохнула. — Иногда мне кажется, только жертвами наших атак они и питаются, задним-то еды не остается, сам видишь.
— Пройти им нужно тысячи две километров, это значит… Месяца три. Если считать, что в месяце у нас по двадцать одному дню, и ребята не сбросят темпов, и их существенно не перебьют… Выходит, они ликвидируют тысяч триста пауков. Здорово, — он действительно думал, что такая защита может считаться сверхэффективной. Во время первой войны с комши только ее, возможно, хватило бы для победы.
— Неправильно считаешь, — к ним повернулся Саткли-хо, который сидел на скамеечке чуть спереди них. — Когда они дойдут до леса, скорее всего их еще немного задержат двары. Сначала в лесу на той стороне континента, потом наши, которые под боком. И это будет стоить им… От нескольких десятков тысяч пауков до сотни тысяч. Конечно, хотелось бы побольше, но… только если вмешаются двары.
— Если вмешаются, — спросил Ростик, — вы в своей машинке это увидите?
— Там Квадратный, — напомнила Баяпошка. — Он уже месяца три не вылезает из Гулливера, его давно сменить пора, но у нас наездников мало… И он сам не хочет. Кажется, прижился у ящеров или какой-то план придумал.
— Тогда еще остается посчитать междулесье, — добавил Ростик. — Кто знает, пройдут они там?
— При их равнодушии к гибели некоторого числа своих непременно пройдут. Кроме того, невидимые прыгуны не сумеют нападать на них так же ловко, как на людей, — высказался Саткли-хо. — Паук слишком велик, чтобы захватить его целиком, а нападать со стороны головы — значит попасть в его жвала.
— А переправы через реки? — спросил Рост. — Их там, если мне не изменяет память, пять больших и масса мелких.
— Мелкие не считаются, их можно вброд перейти, — проговорила Баяпошка. — Пауки это умеют.
— Добравшись до леса, они почти наверняка запасутся древесиной и будут тащить ее с собой, пока не перейдут последнюю реку, — добавил и Саткли-хо. — Ума для этого у них хватит.
— Если мы начнем бомбить плоты бабуринскими колбами, заражать древесину, можно их остановить? — спросил Ростик.
— И колб не так уж много, всего-то пара сотен, и древесины они способны наломать столько, что… для плотов хватит, сколько их ни отравляй. — Саткли-хо решительно повернулся к экрану, по его мнению, расчеты кончились.
— Все равно хлипко они войну продумали, — сказанул Ростик. — на пределе возможностей. — И тут же почувствовал, как Саткли-хо отчетливо читает его отношение к этому наступлению восьминогих, пробуя выяснить, насколько он тут провидец, а в какой мере принимает желаемое за действительное, что свойственно людям.
— Лучше считать, что тысяч четыреста к нам прорвутся. А это значит… Туго нам придется, — Баяпошка нахмурилась, чего с ней обычно никогда не происходило.
— Начальство подсчеты эти знает? — спросил Рост.
— А ты разве нашу докладную не видел? — спросил кто-то со стороны Саткли-хо, но точно не он, в темноте было не видно, кто именно.
Ростик из вежливости кивнул и стал тереть лицо, почти как Дондик. Четыреста тысяч… Нет, лучше полагать, что полмиллиона. Много это или мало? Даже для летателей эта на полгода войны, хотя нет… Тут окажутся пауки, отлично вооруженные пушками, и потому нападать на них летателям станет гораздо труднее, к тому же и среди гигантов будут потери, а это значит… что придется еще труднее.
— А если борым активизировать пораньше, чем он обычно к нам приходит?
— В ноябре, когда они тут появятся, борыма еще не бывает. К тому же, если они прижмутся к лесу, где волны летающих крыс уже выдыхаются, — мерно заговорила Баяпошка, — тогда потери у них будут незначительными. И мы не знаем, поддержат ли нас двары из нашего леса, вполне могут уйти в свои заросли и просто переждут нашествие.
— Значит, нужно сделать так, чтобы наши тоже по ним ударили, — сказал Пестель, он-то, вполне осведомленный из боловских начальственных источников, конечно, знал все, что здесь говорилось. Но сидел, как и Рост, не спуская глаз с металлического экрана.
— Ты знаешь, как это сделать? — спросил его Перегуда, он тоже был тут, вот только больше молчал, чем разговаривал. Даже когда Ростик задавал ему разные вопросы, он отмалчивался, кажется, не верил, что это наступление комши обернется победой человеческой цивилизации Полдневья.
Пусть уж тогда лучше молчит, решил Ростик. Неуверенных и сомневающихся у нас и без него хватит.
— Теперь, крейсера, — снова заговорил Ростик. — Как бы потолковее прикинуть их огневую мощь?
— У пауков едва ли не сотня тысяч пушек, — отозвалась Баяпошка. Снова вздохнула. — Простые лодки они сбивают, словно те из бумаги сделаны. И крейсерам достается. Мы уже с десяток экипажей… полностью заменили.
— Кого из наших?.. — Ростик недоговорил.
— Многих, кроме тех, кто в Дальний грузы таскает, те не очень пострадали пока. Изыльметьева разок подранили, хотя машину до корабля в озере он довел… Еще крейсеры Семецкого и Федорова сбили, Черныху досталось…
Этих ребят Ростик не знал, если и видел, то не мог вспомнить.
— В основном досталось пурпурным, они вообще теперь отказываются в экипажи вербоваться, — Перегуда скрипнул зубами. — Союзнички… Все больше настаивают, чтобы остатки Лагеря на корабль в озере перетащили. Как будто мы их там бросим, на съедение.
— Наших тоже придется эвакуировать, — проговорил Пестель нехотя. — И на корабли, что у Одессы стоят, и на восток, к Перекопской крепости.
— А Чужой? — спросил кто-то из аймихо. — Там же библиотека.
Ему никто не ответил. Нехорошее, гнетущее молчание повисло в подвальчике, где все старательно делали вид, что рассматривают экран. Но там ничего нового не было, летатели пикировали, били пауков одного за другим, и сейчас-то, несмотря на их виртуозную работу, было ясно, что этого мало, очень мало.
Внезапно Перегуда поднялся со своей скамейки, пошел к Росту, от чего сходство с сеансом в старом кинотеатре только усилилось. Он даже кому-то ноги отдавил, как бывало в таких случаях на Земле, а оказавшись рядом, положил Ростику руку на плечо.
— Ты что думаешь, прорицатель? Справимся мы на этот раз?
Рост поежился, не нравилось ему, когда с ним вот так, словно он урод какой, а не обычный человек с красной кровью. Перегуда понял этот жест по-своему, снял руку, но легче от этого не стало.
— Ты давай, Рост, излагай, — на все помещение предложил и Пестель. — Ты же здесь уже три дня сидишь, только вопросы задаешь, словно… И не ты совсем.
Наконец Ростик выдавил из себя:
— Не знаю я… Думаю, что это не настоящая война. Это какое-то отвлечение нашего внимания от чего-то… Еще более опасного.
— Что может быть опаснее, чем миллион вооруженных пауков? — спросил в упор Перегуда.
— Сказал же, пока не знаю.
— Не юли, Рост, тебя серьезно спрашивают, — Пестель, оказывается, тоже нервничал.
Да и есть от чего, мрачно подумал Ростик. Вслух же заговорил совсем о другом:
— Если пауков на подходе к нашей территории останется тысяч триста или около того, а это вполне реально, то мы уцелеем. Не полностью, разумеется, потери неизбежны, война предстоит жестокая. Но все равно, что-то тут не так, не стали бы пауки бросаться в такую безнадежную для них атаку, едва ли не самоубийственную… Им было бы проще переждать, пусть мы даже и разрушили их новую башню.
— Да, с этой башней как-то глупо получилось, — сказанула Баяпошка.
— И ведь главное, — Перегуда подвинул кого-то из аймихо, сел на краешек скамьи поблизости, — никто так и не признался, что отдал этот приказ. А ребята на Перекопе его получили… И просто сделали свое дело.
— А может, начальство умалчивает, у кого из них… такого ума палата? — спросил Ростик. Ему не ответили, вероятно, тему следовало все-таки сменить. — Ладно, это уже неважно. В любом случае все спишут на коллегиальность решений. Или соврут, что неправильно поняли разведсведения… В итоге, как тогда, когда Хвороста на беззащитных лодчонках против крейсеров послали, будут талдычить, что нужно же было что-то предпринять…
Он, кажется, разошелся, хотя и не хотел, эмоции сейчас только мешали.
— Ты думаешь, именно разрушение новой башни спровоцировало их поход на нас? — спросил Саткли-хо.
— В том-то и дело, что это… не главная причина. Конечно, если бы не эта глупая бомбежка, они бы лучше подготовились, и все равно… Может, не этим летом, так следующей весной… Ведь паукам нужно правильно рассчитать время, чтобы и голодать в походе поменьше, и добраться до Боловска, когда они еще от морозов активность не потеряют.
— Это понятно, — Перегуда был напряжен, но сдерживался. — Ты о той, другой угрозе что можешь сказать?
— Ничего, — отчетливо сказал Ростик. — Только она должна быть, иначе… — он мотнул головой на экран, — эта атака восьминогих бесполезна. А на самом деле все построено очень разумно, очень точно и расчетливо. — Он помолчал. — Это не жест отчаяния пауков, это часть очень эффективного плана. Результатом которого должно быть уничтожение… Полное уничтожение Боловской цивилизации, уничтожение всех людей, скорее всего уничтожение Зевса, что могут проделать только пауки, потому что они отлично умеют копаться в земле и даже, при желании, способны Олимп подрыть, чтобы до металлолабиринта добраться. И к тому же, как было сказано, библиотеку и Широв тоже не следует сбрасывать со счетов.
— Библиотеки Динке, — негромко поправила его Баяпошка.
— Кстати, кто такой этот Динке? — спросил Ростик, стараясь, чтобы голос его не дрогнул. — Святой, ученый, составитель?
— Это старое племя, которое когда-то обитало вместе с Шир Гошодами, которые придумали этот способ создавать каменные плиты, — пояснил Саткли-хо. — Они практически не разрушаются от времени и удивительно легкие для своего размера, каждую можно в руках удерживать.
— Я заметил, — кивнул Ростик, вспомнив, как он читал с Докай эти скрижали в Чужом. — Но люди называют библиотеки именем собирателей или тех, кто создавал тексты, а не в честь способа фиксации.
— На самом деле способ фиксации важнее, чем имена составителей.
— Они не стареют, допускаю, — сказал Пестель, — но их можно уничтожить.
— Уничтожить можно все, только для этого нужен тот, кто обладает силой, — пояснил почти по-своему, по-аймиховски некто невидимый в темноте.
— Например, разрушающие башни комши бомбочки, которые изготавливают Ширы, — добавил Ростик.
— Что ты имеешь в виду? — не понял Пестель.
— То, что паукам может казаться, если они уничтожат Чужой, у них будет возможность жить как прежде, как встарь, с башнями и налаженной торговлей с морскими племенами. А мы — просто попутно подлежащие уничтожению враги, которые умеют доставлять эти бомбочки антигравами. И с их точки зрения эта война… Вовсе не бессмыслица, не самоубийство, а предприятие по уничтожению таких опасно умелых Широв, пусть и с неизбежными потерями.
— Такая гипотеза тоже кем-то была предложена, — сказал Перегуда. — Но от нее отказались… Сочли, что в таком случае паукам должно быть про нас слишком многое известно, чего, как мы полагаем, пока не наблюдается.
— Скорее всего потому, что эта гипотеза ничего в принципе не меняет, — уронил Ростик. — Кроме одного, защищать придется не только Боловск, но и Чужой, и весьма серьезно защищать. А в общем… Это тоже пока неважно. Теперь надо придумать, что делать. — Он повернулся к Баяпошке, привык, что она все тут для него устраивает. — Можно получить гравилет, хотя бы невооруженный, но быстрый, с выносливым и надежным пилотом, чтобы смотаться гуда?
— Куда? — спросил Перегуда. — И зачем?
— Экран, конечно, хорошо, но он не дает… чего-то важного, что можно определить только на месте. Вот поэтому мне следует туда слетать.
— Что ты собираешься искать? — спросил Пестель.
— Скорее, не искать, а исследовать, — пояснил Ростик. — Скажу сразу, я полагаю, что, пока главная угроза не проявилась, нужно исследовать междулесье, это у нас единственный пока не вполне явственный фактор. Он может оказаться очень серьезным, ведь идти паукам придется по самой, может быть, опасной территории нашего континента. И обойти ее им не удастся, ведь по болотам они ходить не умеют. Или?… Нет, построить гать длиной в сотни километров, которая бы многократно выдерживала их вес, — нереально.
Последнюю фразу он высказал, вероятно, для себя. Баяпошка ответила, как всегда, правильно и дельно:
— Сегодня, хоть через четверть часа, я могу организовать вылет в Боловск, до аэродрома. А там уж сам решай, с кем и на чем тебе лететь.
— Ростик, может, мне с тобой? — спросил Пестель.
Рост улыбнулся, ему на миг захотелось, чтобы они вместе, как встарь… Но он подавил это чувство.
— Джордж, — обратился он к другу старым прозвищем, — путь неблизкий, лучше мы пойдем без перегруза.
— Вот только хорошо бы еще знать — зачем? — буркнул Перегуда, кажется, он был очень расстроен тем, что увидел на экране.
А Ростик про себя подумал, действительно, неплохо бы это знать. Но пока оставалось только надеяться, что хоть что-то дельное выяснится в этом его походе, который он так неожиданно задумал.
Часть IV
АТАКА ПАУКОВ
19
Сверху все выглядело даже не очень страшно: ну, спины пауков, ну почти полностью закрывают землю. Однако за те три дня, что Ростик их разглядывал из обычной антигравитационной лодочки, картинка уже примелькалась. Изыльметьев тоже сидел спокойно, а ведь был момент, еще на аэродроме, когда Серый упрашивал взять его пилотом, мол, все равно все в разгоне, Росту показалось, что с бывшим лучшим учеником Кима что-то не в порядке, что-то необратимое произошло после того, как его атаковала прыгающая из ниоткуда невидимая медуза. А потом еще, как недавно выяснилось, его еще и пауки сбивали…
Пауки дошли уже до небольшого, чуть больше сотни километров, промежутка между южным лесом дваров и отрогами горной гряды, окружающей Гринозеро. Все-таки некстати, решил про себя Рост, это озеро назвали его именем, пусть даже он первый нанес его на карту, а потом привел сюда корабль, где отсиживались сейчас пурпурные и где находилась главная база человечества на южном берегу континента. Да мало ли кто здесь, в Полдневье, что открывал и наносил на карту? Не все же поступали так… нескромно. Хотя, если честно, он тут был ни при чем, так вышло, что его фамилия «удачно» приклеилась и к этому водоему, и к этой местности. К сожалению.
Воздух был прозрачен, видно было далеко, а потому голова сама поворачивалась в степи, лежащие на северо-западе, в междулесье, где люди и все звери исчезали неизвестно куда. Странно это было, но это было и потому требовало исследования, осознания в любом случае.
— Ты не головой крути, — вдруг довольно резко выговорил Изыльметьев, у него из-за всех ранений и шрамов испортился характер, а ведь Ростик помнил его совсем другим — покладистым, вежливым и весьма сдержанным. — Ты бы лучше, майор, понял, что они делают.
— С этим-то понятно, — отозвался Ростик нехотя, — они лес рубят, заготавливают древесину, чтобы плоты вязать, чтобы через реки переправляться.
— Значит, они о реках знают?
— Отчего же им не знать? Они тут, если не считать дваров, самые сильные звери, могли разведчиков и до междулесья высылать. Или их охотничьи партии сюда доходили… Ведь мы так и не установили, как у них вообще мозги варят.
Изыльметьев чуть повернулся к нему, не до конца, но Ростик все равно слегка содрогнулся. Его лицо представляло собой сплошной кусок сожженной кожи, но не так, как обгорали, например, танкисты во время Отечественной на Земле, а гораздо хуже. Кожа омертвела, собралась складками и стала какого-то жуткого коричневато-желтого цвета. Это у него произошло из-за той медузы, черт бы ее побрал. Кажется, некогда очень даже симпатичный Изыльметьев изрядно переживал по этому поводу, даже с девчонками после травмы у него не получалось, как Росту сказала на аэродроме одна из подружек Василисы, служившая переводчиком между пурпурными пилотами и людьми. К Росту она почему-то питала самые дружеские чувства, вот и наболтала, чего можно было бы не рассказывать.
— Ты как себя чувствуешь, Сергей? — спросил Ростик, чтобы хоть что-то спросить.
— Ты о ранении? — Серый вздохнул. — Я же тебе еще на аэродроме докладывал, командир, что я здоров. Выносливость полностью восстановилась, могу служить… Или у тебя есть сомнения, претензии?
У Роста их не было. Изыльметьев действительно оказался отменным пилотом, хотя только-только вышел из госпиталя после ранения над Гринозером. Вот только одно было удивительно, он взял себе в напарники двух пурпурных пилотов, одного звали Сабур, другого — девушку — Мириам. Оба были габатами, девушка, правда, была чуть крупнее. У них имелось одно исключительное свойство, оба умели отлично крутить котел. Когда один из них сидел за рычагами в помощь Серому, а загребной уставал, у котла вставал другой из пурпурных. Лишь иногда кто-то из них просил Ростика на пару часов сменить их за рычагами, чтобы все-таки отдохнуть в башенке с пушками.
С этой лодкой тоже было не все понятно. Начать с того, что без этих пушек Изыльметьев лететь отказался, когда узнал о задании. Мотивировал тем, что над этими пространствами много прозрачных китов, хотя они ходили тут не стаями, как над Одессой. Это было понятно и разумно. Но еще Изыльметьев на эту же летающую бочку установил дополнительных три орудия, под брюхо, между передними блинами. Ими мог стрелять любой из пилотов, хотя обычно ни один из пурпурных пилотов к гашетке даже не прикасался, стрелял только сам Серый.
Еще он покрыл эту лодочку специальным составом, объяснив, что улучшает ее аэродинамику и, следовательно, скорость. Лодка действительно оказалась быстрой, но Рост подозревал в этом составе еще какое-то свойство, может, Изыльметьев верил, что засохшая… грунтовка сделает обшивку более прочной и та выдержит попадания из пушек комши?
Обычно они ходили над пауками весь день, а на ночь, не возвращаясь на корабль, присаживались на краю Водного мира, где было посуше и побезопасней, охотились для ужина, отсыпались, потом взлетали снова. И опять ходили кругами над рекой паучьих спин. Хотя момент, чтобы лететь за топливом для антиграва, неумолимо приближался. Вот только Изыльметьев тяготился, оказываясь среди людей, хотя на корабле их служило менее полусотни, остальное его население составляли губиски, и при желании на всей этой невероятно большой конструкции можно было неделями не встретить человека.
— Командир, — вдруг заговорил Изыльметьев, — когда вернемся, может, похлопочешь, чтобы меня в гиганта пересадили?
На гигантов у Серого была надежда. Он рассчитывал, раз они Еве Бахметьевой новую ногу вырастили, может, они и ему физиономию подправят?
— Ты сколько в летателях времени провел за эту зиму? — спросил Рост. — Месяца три, а то и четыре?
— Не меньше, — нехотя признал Изыльметьев.
— И никаких особых улучшений, как мне рассказали, не произошло.
— Не знаю, — вдруг едва ли не жалобно проговорил пилот, — не понимаю. Почему так вышло со мной? Другим они все залечивают, а мне… Может, я неправильно думал в них? Или мне какого-то нестоящего летателя подсунули? — Он помолчал. — При желании я могу договориться, чтобы Ева мне своего на время ссудила.
— Договориться можешь, Ева — девушка добрая. Но вот что любопытно, у меня есть пятна на коже, которые паучки у жертвенного столба на Вагосе, в плену у кваликов, оставили. — Изыльметьев кивнул, он читал ту дурацкую книжку, которую Рост написал, вернувшись домой. — Они остались. А это наводит на мысль, что химические ожоги или те травмы кожи, которые оставляет пищеварительный сок, почему-то им не поддаются. У гигантов выходит лечить только механические повреждения человека. Но не травмы от химии.
— Утешил, — вздохнул Изыльметьев. — Так что же мне, до самой смерти ходить с такой-то рожей?
— Преувеличиваешь ты, Серега, каждый знает, что это не просто так получилось, а на войне, и через пару минут, как с тобой разговоришься, уже забываешь об этом. Один ты и помнишь… По поводу своей физии.
— Была бы у тебя такая, тоже бы помнил. — Он снова вздохнул. — Мне по ночам снится, что я нормальным стал… Даже среди аэродромной обслуги Квазимодо прозвали.
— Дураки везде есть, а среди наших… Тем более что у Квазимодо помимо неприятной рожи был еще и горб. И был он глухой. Хотя человеком оказался неплохим.
— Ты все-таки поговори со Смагой, сейчас на корабле он всем заведует. Пусть мною кого-нибудь из наездников сменит. Я же на летателях классно хожу, со мной еще только человека три могут соревноваться… И наездников менять полагается, а то некоторые из них, когда вылезают на свет, уже и чай пить не в состоянии, молоком ящерокоров их выхаживают.
Да, в этом Изыльметьев был прав. Наездников было так мало, что иные из них и восстанавливаться не успевали… Плохо это выходило, но новых после смерти Астахова Докай почему-то почти не подготавливал. Да и время было неподходящее. Как Росту сказал Смага, когда они заправлялись на корабле перед этим походом, даже очень опытному, нормальному наезднику, чтобы он после перерыва научился эффективно бить пауков, несколько дней нужно в гиганте провести.
— А если тебе пилота классного на лодку не дадут, то ты с Сабуром и Мириам можешь отлично летать. Только загребного из п’токов подбери… Да они все согласны, им же тогда полетная норма питания будет полагаться, а так они на корабле голодуют.
Он так и сказал по-южнорусски — «голодуют». Хотя в остальном говорил очень чисто, жил бы парень на Земле, мог бы диктором на радио работать. Хотя… В тщательности выговора тоже было что-то от его общей травмы, он таким образом восстанавливал владение мускулами лица и гортани.
— Ты пойми, — Ростик наконец решился, — после смерти Астахова все, кто психически несет слишком уж явное несоответствие с гигантами, отстранены от наездничества.
— Но я же летал, и ничего со мной не случилось!
— Тогда мы не подозревали, насколько это опасно. К тому же это происходит не сразу, не быстро… Зато потом вполне может произойти.
— Значит, это даже не начальство в Белом доме решило, а врачи?
Ростик не ответил, сделал вид, что рассматривает в дифракционную решетку прозрачных китов, которые кружили километрах в пятнадцати от них, над лесом.
— Что-то там, в лесу, происходит. Слишком уж прозрачные плотной кучей сбились. Без обильной кормежки у них такого не бывает.
— Слетаем? — спросил Изыльметьев, сообразил, что неприятный для обоих разговор окончен.
— Давай, только поближе к деревьям держись, чтобы нас не сразу заметили.
— У деревьев двары могут засечь.
— А на что тебе маневр и скорость даны?.. Замечено, если быстро лететь, они не успевают среагировать или боятся по наклонной бить, деревья свои драгоценные не хотят повредить.
— Да знаю я, Ким учил нас над лесом летать.
Он поднажал, при такой скорости обычно возникало ощутимое давление в прозрачное ограждение оружейной башенки со свистом. Но обмазанная составом Изыльметьева машина не свистела. Может, он и вправду что-то полезное выдумал, стоило обсудить это с Казариновым… Или Поликарпом.
— Ты откуда эту свою обмазку корпуса взял? — спросил Ростик.
— Казаринов предложил, он ею экранопланы покрывает. Говорит, полезная штука. Никто почему-то не соглашался, а мне, когда из госпиталя вышел последний раз, машину не давали, времени было — вагон и маленькая тележка… Я вроде не чувствую. хотя иногда… В любом случае — хуже не стало.
Вот так, подумал Ростик, этот бывший инженер и без всяких Ростиковых вмешательств отлично обо всем был осведомлен. Может, я теряю понимание, что и как у нас в Боловске или Одессе происходит, подумал он.
— Значит, ты скорость не замерял?
Изыльметьев не ответил. Они уже подошли довольно близко к китам, приспустились к кронам огромных, до двухсот метров, деревьев и пошли так низко, что антигравитационная волна ощутимо била в кроны.
Рост стал сосредоточиваться, сначала это было нелегко. Но он знал, если постараться, все равно получится, хотя, как иногда оказывалось, довольно причудливым образом.
На этот раз все вроде и получалось, и… не очень. Что-то мешало, Рост сосредоточился еще, еще немного, практически остановил все прочие мысли… Лишь тогда понял. Ему мешал сигнал Зевса, который теперь, когда он находился в полной отрешенности от внешней, окружающей обстановки, проявлялся слабым, но назойливым, временами невыносимым звуком. Вот он-то и создавал некую завесу между Ростиком Гриневым и тем, что он хотел понять… И, разумеется, как в гиганте, это наваждение не удавалось скинуть.
А потом Рост все равно понял. И озноб прошел по его коже, у него даже зубы слегка заломило, словно от ледяной воды. Он открыл глаза, посмотрел осоловелым взглядом перед собой, сначала увидел спины пилотов, кажется, это была уже Мириам, и когда Изыльметьев успел ее снять с котла, ведь когда они тут… умно и тонко рассуждали, за рычагами антиграва, справа от Серого сидел Сабур. Или он что-то путает?
— Сколько… времени прошло?
— Более часа, — хладнокровно отозвался Изыльметьев. — Мы уже раза три над тем местом, где ты отрубился, проходили. Что там?
— Там… дваров, может быть, тысяч десять. Хотя нет, до такой армии их численность не дотягивает. Они превосходно вооружены, даже самки. — Как часто случалось после прорыва к всезнанию, говорить Ростику было трудновато. — Собираются напасть на пауков, потому что те стали рубить деревья.
— Не знал, что двары могут собираться такими компаниями.
— Они собрали почти всех, кто может защитить лес. — Все еще на постэффекте от этого своего состояния Рост прочитал в сознании Изыльметьева новый вопрос. — Нет, сами они дрались бы, не создавая многочисленного войска. Этому их научил Квадратный в Гулливере.
— Но теперь-то они готовы?
— Сегодня ночью и начнут. Дождутся момента, когда пауки чуть-чуть притихнут, и ударят. Восьминогие в темноте активность теряют, все-таки хоть и здоровые, а насекомые.
— Понятно, тогда давай, командир, вернемся на корабль, подзаправимся и с утра будем уже тут, посмотрим, как у них сражение разворачивается. — Изыльметьев помолчал, добавил:
— Жаль, наши летатели им помочь не смогут, двары их тоже выстрелами отпугивают.
На корабль они вернулись, когда выключилось солнце. Тут уже все знали, что происходит на опушке леса. Квадратный, пользуясь таинственной дальней связью между гигантами, кому-то из летателей доложил, и Игорек Израилев пришел на базу, на посадку, его летателю отстрелили одну из лап. Чтобы гигант не мучился, его решено было перевязать с мазью от ящерокоров.
Передохнув, поутру Изыльметьев сменил Сабура на Мириам окончательно, поставил к котлу уже знакомого Ростику загребного Черака, здоровенного и очень опытного волосатика, который когда-то еще с Кимом безостановочно летал, и они вышли в сторону леса.
По дороге заметили две странные штуки, между озером и лесом пауков стало меньше, видимо, основная часть их уже прошла это расстояние, и теперь им попадались только самые слабые, истощенные или просто отставшие комши. Почти все они к тому же тащили на своих спинах какой-то скарб, то ли продукты, то ли амуницию в сплетенных искуснейшим образом мешках.
Летателей над ними кружило немало, Ростик попробовал подсчитать, дошел до цифры двенадцать, поделился с Изыльметьевым, тот огорченно махнул рукой.
— Когда я сменялся, было пятнадцать, значит, еще двое… Если не считать Футболиста.
Рост вспомнил, что Футболистом прозвали как раз Израилева, который вчера вернулся на корабль.
— Может, как и тебя, угнали зачем-то на север, к Боловску?
Изыльметьев только головой покачал.
А потом они дошли до опушки леса, уже ближе к условным часам десяти утра, видимо, Изыльметьев не слишком торопился, берег и топливо, и выносливость экипажа. Правильно, кстати, делает, решил Рост.
Тут уже разыгралось настоящее сражение. Пауки, хотя их было очень много и стояли они плотным полумесяцем, даже пятились. И палили, не переставая.
Читать бесплатно другие книги:
