Мир без конца Фоллетт Кен
— Мы не дети Израиля, — вмешалась невысокая коренастая женщина с выступающей нижней челюстью, что придавало ее лицу решительное выражение. Она была бедно одета, но держалась уверенно. Гвенда узнала жену Марка Ткача, Медж. — Сегодня рабства нет.
— А как же подмастерья, не получающие жалованья? Ведь мастер вправе их бить. Или послушники? Или те, кто подрабатывает во дворцах за стол и ночлег?
— Может, у них и нелегкая жизнь, — ответила Медж, — но их нельзя продавать и покупать. Разве не так, брат Годвин?
— Не утверждаю, что продажа законна, — ответил тот. — Я изучал в Оксфорде медицину, а не право. Но не нахожу ни в Святом Писании, ни в учении Церкви оснований для того, чтобы объявить это грехом. — Монах посмотрел на Керис и пожал плечами. — Прости, сестренка.
Медж Ткачиха скрестила руки на груди.
— Что ж, Коробейник, и как ты собираешься вести девушку из города?
— На веревке. Так же, как привел корову.
— Так вот — тебе не удастся провести ее мимо меня и этих людей.
Сердце Гвенды подпрыгнуло. Она не знала, сколько человек поддержат ее, но если дело дойдет до драки, люди скорее встанут на сторону знакомой Медж, чем чужака Сима.
— Мне уже приходилось иметь дело с упрямыми женщинами, — криво усмехнулся торговец. — Особых сложностей с ними не возникало.
Медж схватила веревку.
— Не тронь мою собственность, останешься цела!
Тогда жена Ткача положила тяжелую руку на плечо Гвенды. Сим грубо оттолкнул защитницу, и она попятилась; в толпе прошел ропот неудовольствия. Кто-то сказал:
— Ты бы так не сделал, если бы видел ее мужа.
Раздался смех. Гвенда вспомнила мужа Медж, нежного великана Марка. Если бы только он пришел! Но вместо него подошел Джон Констебль — опыт и нюх выводили его на толпу, стоило ей только собраться.
— Не толкаться, — прикрикнул он. — Это ты шумишь, Коробейник?
У Гвенды опять появилась надежда. Значит, у Коробейника дурная репутация, раз констебль решил, что причиной беспорядков стал именно он. Сим вновь превратился в лизоблюда. Такие перемены, очевидно, давались ему безо всякого труда.
— Простите, мастер констебль, но если человек заплатил условленную с продавцом сумму, ему нужно разрешить уйти из Кингсбриджа с неповрежденным товаром.
— Разумеется, — вынужден был согласиться Джон. Судьба ярмарочного города зависела от того, насколько честно заключаются сделки. — Но что ты купил?
— Эту девушку.
— Вот как. — Джон задумался. — А кто ее продал?
— Я, — отозвался Джоби, — ее отец.
— А эта женщина с большим подбородком, — продолжал Сим, — угрожает, что не даст мне увести девушку.
— Точно так, — подтвердила Медж. — Потому что я еще никогда не слышала, чтобы на кингсбриджском рынке продавали и покупали женщин, и никто такого не слыхивал.
— С собственным ребенком можно делать все, что угодно, — воспрял духом Джоби и вопросительно оглядел толпу: — Кто-нибудь считает иначе?
Гвенда знала, что возражать никто не станет. Кто-то обращался с детьми ласково, кто-то грубо, но все согласятся, что у отца абсолютная власть над дочерью. Девушка гневно взорвалась:
— Вы бы не стояли здесь глухие и немые, если бы у вас был такой отец. Кого-нибудь из вас продавали родители? Скольких из вас в детстве заставляли воровать, когда у вас были маленькие ручки, способные пролезать в кошельки?
Джоби с беспокойством посмотрел на дочь.
— Она бредит, мастер констебль. Мои дети никогда не воровали.
— Не важно, — отмахнулся тот. — А теперь все слушайте меня. Я все улажу. Не согласные с моим решением могут жаловаться в аббатство. Если кто-нибудь начнет драку или еще что-нибудь в этом роде, я арестую всех участников. Надеюсь, это ясно. — Констебль грозно осмотрелся. Никто не возражал, всем было интересно, что он решит. — Не вижу причины, по которой эту сделку можно признать незаконной, поэтому Симу Коробейнику дозволяется уйти вместе с девушкой.
— Я же говорил… — начал Джоби.
— Заткни свой проклятый рот, дурак, — перебил его Констебль. — Сим, убирайся, да побыстрее. Медж Ткачиха, если ты кого-нибудь ударишь, я посажу тебя в колодки и твой муж меня не остановит. И ты, пожалуйста, молчи, Керис Суконщица; можешь пожаловаться на меня отцу, если хочешь.
Джон еще не закончил, а Сим уже дернул веревку. Гвенда потеряла равновесие, сделала шаг, чтобы не упасть, и пошла по улице, спотыкаясь, почти бегом. Краем глаза она видела, что рядом идет Керис. Затем Джон Констебль схватил дочь олдермена за руку, она развернулась, пытаясь освободиться, и скоро исчезла из поля зрения Гвенды.
Сим быстро шел вниз по грязной главной улице, ослабляя время от времени веревку, чтобы приобретение не упало. Когда они приблизились к мосту, девушка пришла в отчаяние и дернулась назад, но Коробейник с силой рванул привязь, и Гвенда шлепнулась в грязь. Руки ее были связаны, она не могла их выставить и упала навзничь, ударившись грудью, лицо влипло в ил. «Покупка» с трудом поднялась на ноги, изо всех сил сопротивляясь. Как животное, избитая, испуганная, вся в грязи, Гвенда, шатаясь, потащилась за своим новым владельцем по мосту, а потом и по дороге, которая вела в лес.
Сим Коробейник провел Гвенду по Новому городу к тому месту, где вешали преступников и которое носило поэтому название «перекресток Висельников», и свернул на юг, в сторону Вигли. Веревку привязал к собственному поясу, чтобы девушка не смогла удрать, даже если он отвлечется. Скип увязался следом, но торговец бросал в него камни, и, после того как один угодил ему в нос, пес, поджав хвост, отстал.
Через несколько миль, когда солнце начало клониться к закату, Коробейник зашел в лес. Гвенда смотрела во все глаза, но не видела никаких примет, позволивших запомнить дорогу. Однако нечистый делец, судя по всему, знал, куда идти. Через несколько сотен шагов он вышел на тропинку, и Гвенда, заметив следы копыт, поняла, что это оленья тропа. Значит, ведет к воде. И точно, скоро показался небольшой ручей, трава по обе стороны была втоптана в грязь. Сим встал на колени, набрал в ладони чистой воды и напился. Затем повязал Гвенде веревку вокруг шеи, освободив руки, и дернул ее к воде. Несчастная вымыла руки и с жадностью напилась.
— Помой лицо, — велел он. — Ты и без того уродлива.
Девушка умылась, не понимая, какое значение имеет для него ее внешность. Тропа продолжилась и по ту сторону ручья. Сильная Гвенда могла идти целый день, но она была повержена, унижена, напугана и поэтому совсем выбилась из сил. В довершение ко всему не знала, что ее ждет: скорее всего будет хуже, чем усталость, — и все же мечтала дойти до цели, просто чтобы сесть.
Темнело. Оленья тропа вилась между деревьями еще примерно с милю и кончилась у подножия холма. Сим остановился возле толстенного дуба и тихо свистнул. Через несколько секунд из сумрачного леса вышел человек.
— Полный порядок, Сим?
— Полный порядок, Джед.
— Что это у тебя, фруктовое пирожное?
— Тебе перепадет кусочек, Джед, как и остальным, коли найдется шестипенсовик.
Гвенда все поняла. Сим решил сделать из нее проститутку. Стало так невыносимо больно, что она зашаталась и опустилась на колени.
— Шестипенсовик, говоришь? — Голос Джеда доносился словно издалека, но все же она слышала в нем возбуждение. — Сколько лет?
— Ее отец клянется, что восемнадцать. — Коробейник дернул веревку. — Вставай, ленивая корова, мы пришли.
Гвенда встала. «Так вот зачем ублюдок заставил меня умыться», — подумала она и заплакала. Переставляя ноги вслед за Симом, девушка содрогалась от рыданий. Наконец вышли на поляну, в середине которой горел костер. Сквозь слезы девушка разглядела пятнадцать — двадцать мужчин, лежавших на краю поляны, закутавшись в одеяла и плащи. Почти все они посмотрели на нее, и вдруг несчастная увидела одно белое женское лицо с жестким взглядом, но мягким подбородком. Женщина, мельком оглядев новоприбывшую, отвернулась и улеглась в кучу лохмотьев, вероятно, служившую ей постелью. Перевернутая бочка из-под вина и разбросанные деревянные кружки свидетельствовали о том, что тут была пьянка.
Гвенда догадалась, что Сим привел ее в банду разбойников, и застонала. Со сколькими из них ей придется?.. И тут же поняла — со всеми. Торговец поволок ее по поляне к человеку, прислонившемуся к дереву.
— Полный порядок, Тэм, — кивнул Коробейник.
Наверно, это самый известный разбойник графства по прозванию Тэм Невидимка. Его лицо с правильными чертами покраснело от вина. Говорили, будто он благородного происхождения, но такое болтали про всех знаменитых разбойников. Гвенда всмотрелась и удивилась: ему не больше двадцати пяти. Но поскольку убийство разбойника не считалось преступлением, наверно, редко кто из них доживал до старости. Тэм ответил:
— Полный порядок, Сим.
— Я обменял корову Олвина на девушку.
— Хорошо. — У главаря слегка заплетался язык.
— Мы собираем с парней по шесть пенсов, но для тебя, разумеется, бесплатно. Ты, наверно, хочешь первым.
Невидимка уставился на Гвенду налитыми кровью глазами. Ей показалось, что во взгляде его мелькнула жалость, хотя, может, просто хотелось так думать.
— Нет, спасибо. Ступай позабавь парней. Хотя можешь подождать и до завтра. Мы взяли у двух монахов бочонок вина, они везли его в Кингсбридж, и теперь почти все мертвецки пьяны.
Сердце Гвенды захолонуло надеждой: а вдруг обойдется…
— Надо посоветоваться с Олвином, — с сомнением проговорил Сим. — Спасибо, Тэм.
Он поволок «покупку» обратно. В нескольких ярдах натолкнулись на широкоплечего мужчину, который еле держался на ногах.
— Полный порядок, Олвин.
Видимо, эти слова служили разбойникам приветствием и одновременно паролем. Олвин пребывал в той фазе опьянения, когда человеком одолевает уныние.
— Что достал?
— Свежую девушку.
Олвин очень больно, что было вовсе не обязательно, схватил Гвенду за подбородок и развернул лицом к костру. Она невольно заглянула ему в глаза. Тоже молодой, как и Тэм Невидимка, и тот же нездоровый вид, свидетельствующий о беспутном образе жизни. От него пахло вином.
— Боже милостивый, ну ты и выбрал.
Вдруг Гвенда порадовалась, что некрасива. Может, она не заинтересует Олвина.
— Взял что мог, — раздраженно ответил Сим. — Красивую девушку отец не станет менять на корову, а выдаст замуж за сына богатого торговца шерстью.
При слове «отец» Гвенда рассвирепела. Как он мог так с ней поступить?
— Ладно, ладно, не важно. — Олвин кивнул Симу. — У нас всего две женщины, парни сходят с ума.
— Тэм сказал, что лучше подождать до завтра, потому что все напились, но дело твое.
— Тэм прав. Многие уже спят.
Гвенда слегка успокоилась. За ночь всякое может случиться.
— Хорошо, — зевнул Сим. — Я чертовски устал. — Торговец посмотрел на Гвенду: — Ложись. — Коробейник ни разу не назвал ее по имени.
Девушка легла, и Коробейник связал ей руки за спиной и ноги. Затем Сим и Олвин легли один слева от нее, другой — справа. Через несколько минут оба заснули. Пленницу совсем оставили силы, но спать она и не думала. С руками, связанными за спиной, неудобно было в любом положении. Попыталась пошевелить запястьями, но Сим связал ее очень туго: только кожу содрала да веревка впилась.
Отчаяние сменилось беспомощным бешенством. Все рисовала себе, как отомстит похитителям: будет их пороть, а жалкие ублюдки станут ползать перед ней на коленях. Бессмысленные мечты. Гвенда попыталась сообразить, как можно спастись. Сначала ее должны развязать, только тогда можно думать о побеге. Еще желательно как-нибудь добиться того, чтобы ее не преследовали. Это казалось невозможным.
12
Гвенда проснулась от холода. В разгар лета дни стояли прохладные, а на ней было лишь легкое платье. Небо из черного стало серым. В слабом свете девушка обвела поляну глазами: никто не шевелился. Ей нужно по-маленькому. А что, если помочиться прямо в одежде? Чем она будет отвратительней, тем лучше. Но тут же отвергла эту мысль. Это означало сдаться. Сдаваться она не хотела. Но что же делать?
У спящего Олвина к поясу были прикреплены ножны с длинным кинжалом, и пленница начала судорожно соображать. Не была уверена, что у нее хватит духу осуществить план, который вызревал в голове. Просто нужно действовать. Она пихнула Олвина связанными ногами. На третий раз разбойник сел и пробормотал:
— Ты что?
— Мне нужно пописать.
— Только не на поляне. Это правило Тэма. Отойди на двадцать шагов, если по-маленькому, на пятьдесят — если по-большому.
— Вот как, даже у разбойников есть правила.
Олвин тупо уставился на нее. Девушка поняла, что он не умен. Это хорошо. Но грабитель сильный и подлый. Нужно быть очень осторожной.
— Куда же я отойду, я ведь связана.
С ворчанием здоровяк развязал веревку на щиколотках. Первая часть плана сработала. Теперь Гвенда испугалась еще больше. Она с трудом встала. После такой ночи все болело. Сделала шаг, споткнулась и упала.
— Так трудно идти со связанными руками, — заскулила она.
Разбойник не двинулся. Вторая часть плана не сработала. И все-таки нужно попытаться еще. Гвенда встала и пошла к деревьям, Олвин не отставал и считал шаги, загибая пальцы. Загнув пальцы обеих рук, начал заново и, вторично загнув пальцы, скомандовал:
— Стой.
Девушка беспомощно посмотрела на провожатого:
— Но я не могу поднять платье.
Может, на это громила попадется? Олвин молча смотрел на новенькую. Она готова была поклясться, что слышит, как работает его мозг — громыхая, как мельничные жернова. Разбойник может, конечно, подержать ей платье, как мать ребенку, но это унизительно. А что еще остается? Только развязать руки. Но тогда она может убежать, хотя девчонка невысокая, уставшая, у нее наверняка все затекло, ей не убежать от мужчины с длинными сильными ногами. Он должен прийти к выводу, что риск невелик.
Олвин развязал веревки на запястьях. Гвенда отвернулась, чтобы здоровяк не заметил ее торжествующего взгляда, и потерла руки, восстанавливая кровообращение. Ей хотелось выдавить ему большими пальцами глаза, но вместо этого она как можно нежнее улыбнулась:
— Спасибо. — Как будто грабитель сделал какое-то доброе дело.
Олвин молча смотрел на нее и ждал. Пленница задрала подол и присела на корточки. Думала, он отвернется, но разбойник не сводил с девушки глаз. Она выдержала его взгляд, не желая отдаваться стыду — ведь человеческая надобность так естественна. Рот здоровяка слегка приоткрылся, дыхание сделалось тяжелее.
Теперь предстояло самое сложное. Девушка медленно встала, не сразу опустив платье. Олвин облизнул губы, и она поняла, что разбойник на крючке. Гвенда подошла ближе.
— Ты будешь меня защищать? — спросила она, как маленькая девочка, что давалось ей с трудом.
Грабитель ничего не заподозрил. Не говоря ни слова, лапищей стиснул ей грудь. От боли пленница разинула рот.
— Не так грубо! — Гвенда взяла его руку. — Поласковее. Так лучше.
Громила зарычал, затем схватил ее за шиворот, а другой рукой вытащил кинжал — длиной в целый фут, острый, блестящий, — очевидно, собираясь вспороть платье. Этого нельзя допустить, тогда она останется голой. Гвенда нежно взяла провожатого за запястье, и тот замер.
— Тебе не нужен кинжал. Смотри.
Отступила назад, быстрым движением расстегнула пояс, стащила через голову платье — свою единственную одежду, — расстелила на земле, легла и попыталась улыбнуться. Скорее всего вышла жуткая гримаса. Затем пленница раздвинула ноги. Олвин колебался всего секунду. Держа кинжал в правой руке, спустил штаны, встал на колени и, размахивая кинжалом, пригрозил:
— Если что, вспорю шею.
— Тебе не придется этого делать, — прошептала девушка, отчаянно соображая, какие слова хочет слышать от женщины такой человек. — Мой большой, сильный защитник.
Тот никак не среагировал и неуклюже навалился.
— Не так быстро. — Гвенда стиснула зубы от боли.
Сама помогла ему. Олвин навис над жертвой, перенеся вес на руки. Положив кинжал возле ее головы на траву и накрыв рукоятку правой ладонью, он застонал. Гвенда старалась делать вид, что ей тоже нравится, наблюдала за выражением лица разбойника, заставляя себя не смотреть на кинжал. Ей было страшно и очень противно, но какая-то часть сознания сохраняла спокойствие и способность думать.
Он закрыл глаза и, оперевшись на руки, поднял голову, как животное, почуявшее ветер. Гвенда покосилась на кинжал. Кисть чуть съехала с рукоятки. Она могла схватить кинжал, но вдруг у Олвина хорошая реакция? Посмотрела в искривившееся от напряжения лицо. Здоровяк задвигался активнее. И девушка отвечала ему.
При всем отчаянии, пленница чувствовала, как жар распространяется по чреслам, и очень испугалась за себя. Этот убийца, разбойник, немногим лучше животного, хочет превратить ее в шестипенсовую проститутку! Она делает это, чтобы спасти свою жизнь, а не для удовольствия! И все-таки…
Олвин опять застонал. Теперь или никогда.
Гвенда выхватила кинжал у него из-под руки — здоровяк не заметил. Смертельно боясь, что он все-таки помешает в последний момент, Гвенда решила не медлить. Резко подняла кинжал, отведя плечо. Олвин почувствовал, что новенькая двинулась, и открыл глаза, тут же расширившиеся от испуга. Пленница изо всей силы вонзила кинжал в шею разбойника, под подбородок. Увидев, что клинок не вошел ни вдыхательное горло, ни в подъяремную артерию, выругалась. Олвин заревел от боли и бешенства, но силы не оставили его, и Гвенда поняла, что так близко от смерти не была еще никогда.
Инстинктивно, не думая, левой рукой ударила раненого под ребра. Руки его подогнулись, и грабитель упал. Девушка же пропихнула длинный кинжал дальше, и Олвин всем своим весом навалился на клинок. Острие вошло в голову снизу, кровь хлынула из открытого рта прямо ей на лицо, она отвернулась, не выпуская кинжала. Клинок наткнулся на какое-то препятствие, пронзил его, наконец, глаз разбойника будто взорвался, и Гвенда увидела кончик лезвия, выступивший из глазницы, запачканный кровью и мозгами. Олвин — мертвый или при смерти — рухнул. От навалившегося тела несчастная не могла даже дышать, ее будто прижало к земле упавшее дерево.
К своему ужасу, почувствовала, как по ногам течет семя. Ее исполнил суеверный ужас. Она испугалась больше, чем когда разбойник угрожал ее зарезать. Девушка судорожно выбралась из-под Олвина и, тяжело дыша, встала на трясущиеся ноги. Грудь была запачкана его кровью, а бедра — семенем. Она со страхом посмотрела в сторону разбойничьей поляны. Может, от криков кто-нибудь проснулся?
Дрожа всем телом, натянула платье и застегнула пояс. С трудом оторвала глаза от тела. Гвенду не покидало ужасное чувство, что Олвин еще жив. Знала, что нужно прикончить разбойника, но заставить себя не могла. Ее испугал звук, донесшийся с поляны. Нужно уносить ноги. Она осмотрелась, похватала свои вещи и бросилась к дороге.
Возле большого дуба часовой, с внезапным страхом вспомнила беглянка. Стараясь ступать бесшумно, у дерева пленница действительно увидела его. Джед спал. Она прошла мимо на цыпочках, собрав всю свою выдержку, чтобы не пуститься наутек, но дозорный не пошевелился.
Гвенда нашла оленью тропу и пошла вдоль ручья. Вроде бы погони нет. Смыла кровь с лица и груди, подмылась и напилась, зная, что предстоит долгий путь. Немного успокоившись, двинулась по оленьей тропе, не переставая прислушиваться. Когда разбойники найдут Олвина? Беглянка даже не попыталась спрятать тело. Разобравшись, что случилось, остальные точно бросятся вдогонку, потому что отдали за нее корову. Корова стоила двенадцать шиллингов, а, чтобы заработать такие деньги, ее отец горбатится по полгода.
Вот и дорога. Для женщины путешествовать в одиночку было почти так же опасно, как и бродить по лесным тропам. Банда Тэма не единственная — есть еще сквайры, крестьянские парни, вооруженные головорезы, и всех их может заинтересовать беззащитная женщина. Но сейчас важнее всего улизнуть от Сима и его дружков. Гвенда почти бежала.
Но куда идти? Домой в Вигли? Коробейник может явиться туда и потребовать свою собственность обратно. И гадать нечего, как поступит отец. Нужны верные друзья. Керис. Она повернула на Кингсбридж.
Стоял солнечный день, но по грязной после недавних дождей дороге идти было трудно. Дойдя до вершины холма, беглянка обернулась. Дорога расстелилась перед ней примерно на милю. Вдалеке виднелась одинокая фигура. Желтая туника. Сим Коробейник. Девушка бросилась бежать.
Церковный суд слушал дело Полоумной Нелл в северном рукаве трансепта собора в субботу днем. Председательствовал епископ Ричард, справа от него сидел аббат Антоний, а слева — личный помощник епископа, суровый черноволосый архидьякон Ллойд. Говорили, всю работу в епархии тащит на своих плечах именно он.
Собралось много народу. Процессы против еретиков являлись неплохим развлечением, а Кингсбридж не развлекался так уже несколько лет. По субботам многие ремесленники и подмастерья заканчивали работу в полдень. Потихоньку закрывалась шерстяная ярмарка, торговцы разбирали лотки и укладывали непроданный товар, покупатели собирались в путь или вели переговоры о сплаве купленного добра на плотах к морскому порту Малкомб.
Ожидая открытия судебного заседания, Керис мрачно думала о Гвенде. Что с ней? Сим Коробейник, конечно, изнасилует ее, но это, пожалуй, не самое худшее, что может случиться. Что ее ждет в роли рабыни? У дочери Суконщика не было никаких сомнений, что Гвенда попытается бежать, но получится ли? А если нет, как торговец накажет ее? Девушка понимала, что может никогда этого не узнать.
Странная выдалась неделя. Буонавентура Кароли не переменил своего решения: флорентийские купцы не вернутся в Кингсбридж — по крайней мере пока аббатство не благоустроит шерстяную ярмарку. Отец Керис и другие крупные торговцы шерстью несколько дней сидели за закрытыми дверьми вместе с графом Роландом. Мерфин ходил молчаливый и мрачный. И опять пошел дождь.
Простоволосую, босую Нелл приволокли в собор Джон Констебль и монах Мёрдоу. Ее единственной одеждой служила безрукавная накидка, закрепленная спереди и обнажавшая костлявые плечи. Повиснув на руках мужчин, она выкрикивала проклятия.
Когда подсудимую успокоили, несколько горожан засвидетельствовали, что слышали ее крики про дьявола. Они говорили правду. Нелл грозила дьяволом все время — за то, что ей не дали милостыни, не уступили дорогу, за то, что кто-то хорошо одет, а то и вообще просто так. Все свидетели утверждали, что после этого с ними что-нибудь случилось. У жены ювелира пропала дорогая брошь; у владельца постоялого двора передохли куры; у одной вдовы на ягодице вскочил болезненный нарыв — это свидетельство вызвало смех, но тоже было засчитано как обвинение, ведь ведьмы славились недобрыми шутками.
Мерфин протиснулся к возлюбленной.
— Как глупо, — возмутилась дочь Суконщика. — В десять раз больше людей могли бы показать, что после проклятий Нелл с ними ничего не случилось.
Подмастерье пожал плечами:
— Люди верят в то, во что хотят верить.
— Ну, это простые люди. А вот епископ и аббат должны бы понимать — они получили образование.
— Мне нужно кое-что тебе сказать, — прошептал юноша.
Керис навострила уши. Может, сейчас она узнает причину его плохого настроения? До сих пор девушка лишь мельком смотрела на друга, а теперь, развернувшись, увидела под левым глазом огромный синяк.
— Что случилось?
Все громко рассмеялись на какую-то реплику Нелл, и архидьякону Ллойду пришлось несколько раз призвать публику к спокойствию. Когда стало чуть тише, Мерфин ответил:
— Не здесь. Пойдем куда-нибудь, где потише?
Керис уже было пошла, но что-то ее остановило. Всю неделю Фитцджеральд изводил ее своей холодностью, а теперь наконец решил поговорить и ждет, что она вскочит как по команде? Почему Мерфин должен решать, когда им говорить? Она ждала его пять дней. Почему бы ему не подождать часок?
— Нет. Не сейчас.
Он удивился:
— Почему?
— Потому что меня это не устраивает. Дай послушать.
Отворачиваясь, девушка заметила, что Мерфин обиделся, и тут же пожалела о своем выпаде; но слово не воробей, а извиняться дочь Суконщика не собиралась. Свидетели закончили. Заговорил епископ Ричард:
— Женщина, ты утверждаешь, что землей правит дьявол?
Керис была в бешенстве. Еретики поклонялись Сатане, считая, что он правит землей, а Бог — только небом. Полоумной Нелл такой сложной схемы даже не понять. Какой позор для епископа Ричарда поддерживать смехотворное обвинение монаха Мёрдоу.
— Засунь себе хрен в задницу! — крикнула Нелл.
Все засмеялись, довольные, что епископу досталось. Церковник пожал плечами:
— Ну что ж, если такова линия защиты…
— Кто-то должен выступить защитником, — заметил Ллойд.
Он говорил уважительно, но было очевидно, что ему не впервые корректировать действия епископа. Никаких сомнений, ленивый Ричард велел помощнику напомнить ему правила.
— Кто будет говорить в защиту? — осмотрев публику, выкрикнул он.
Керис ждала, но никто не вызвался. Девушка не могла позволить этому случиться. Кто-то должен открыть людям глаза на вздорность всей процедуры. Все молчали. Суконщица встала.
— Нелл сумасшедшая, — отчеканила она.
Все заозирались в поисках дурака, вставшего на сторону Нелл. Послышался одобрительный гул — Керис многие знали, — но никто особо не удивился. Эта особа вечно выкидывала какие-нибудь штучки. Аббат Антоний, наклонившись, прошептал что-то епископу на ухо. Ричард объявил:
— Керис, дочь Эдмунда Суконщика, говорит нам, что обвиняемая сумасшедшая. Мы пришли к этому выводу и без посторонней помощи.
Его холодный сарказм только подстегнул защитницу.
— Да она просто не понимает, что говорит! Кричит про дьявола, про святых, про луну и про звезды. Все это имеет не больше смысла, чем собачий лай. С таким же успехом вы можете повесить лошадь за то, что она ржет на короля. — Невольно презрительные нотки вкрадывались в ее голос, хотя она знала, что неразумно выказывать пренебрежение, обращаясь к знати.
Кто-то громко крикнул:
— Верно!
— Но ты слышала, люди свидетельствовали, что ее проклятия наводят порчу, — возразил Ричард.
— Я вчера потеряла пенни, — ответила Керис, — потом разбила яйцо, а оно оказалось тухлым. Мой отец кашлял всю ночь и не мог уснуть. Но нас никто не проклинал. Просто всякое случается.
Многие с сомнением покачали головой. Почти все считали, что за каждым несчастьем, крупным или мелким, стоят темные силы. Девушка потеряла поддержку. Аббат Антоний, осведомленный о ее взглядах — они не раз спорили, — спросил:
— Но ты ведь не думаешь, что Бога следует винить в болезнях, несчастьях, утратах?
— Нет.
— Тогда кого?
Керис повторила его маневр:
— А ты ведь не думаешь, что во всех невзгодах следует винить либо Бога, либо Полоумную Нелл?
— Почтительно говорить с аббатом! — прикрикнул архидьякон Ллойд.
Ему не сказали, что Антоний — дядя Керис. Горожане засмеялись, они-то знали чопорного аббата и его племянницу-вольнодумку.
— Я считаю, что Нелл никому не причиняет вреда. Да, она сумасшедшая, но совершенно безобидная, — закончила Суконщица.
Вдруг вскочил монах Мёрдоу:
— Милорд епископ, жители Кингсбриджа, други! Среди нас бродит зло, понуждая слабых ко греху — ко лжи, чревоугодию, винопитию, к гордыне и плотской похоти. — Людям нравились красочные описания Мёрдоу, которые под видом безоговорочного осуждения будили воображение яркими красками порока. — Но оно не может оставаться невидимым. — Монах повысил голос. — Как лошадь оставляет следы в грязи, как мышь на кухне оставляет крошечные следы в масле, как сластолюбец оставляет свое проклятое семя и во чреве обманутой девушки растет плод, так дьявол должен оставлять свои следы!
Все одобрительно зашумели. Люди знали, что имеется в виду. Знала и Керис.
— Слуг зла можно узнать по клеймам, которые оно накладывает на них. Ведь зло сосет их горячую кровь, как ребенок сладкое молоко из набухшей материнской груди. И как ребенку, ему нужен сосец, откуда сосать, — третий сосец!
Монах доводил публику до экстаза. Каждую фразу Мёрдоу начинал тихо, затем повышал голос, нанизывая один за другим щекочущие образы, и так достигал кульминации. А слушатели жадно внимали, затаив дыхание, и наконец взрывались одобрительными криками.
— Это клеймо темное, мятое, как сосец на чистой коже. Оно может располагаться где угодно. Иногда находится на нежной груди женщины — неестественная мета, коварно выдающая себя за естество. Но больше всего дьявол любит накладывать его на потайные части тела: на чресла, в срамные места, особенно…
— Спасибо, брат Мёрдоу, — громко перебил его епископ Ричард, — не нужно продолжать. Вы требуете, чтобы женщину проверили на наличие клейм дьявола.
— Да, милорд епископ, чтобы, так сказать…
— Хорошо, довольно, вы ясно выразились. — Епископ осмотрелся: — Мать Сесилия здесь?
Настоятельница сидела сбоку на скамье с сестрой Юлианой и несколькими пожилыми монахинями. Полоумную Нелл не могут осматривать мужчины, это в отдельном помещении сделают женщины и доложат о результатах. Естественно, для данной процедуры выбирали монахинь.
Керис не завидовала им. Большинство горожан мыли руки и лицо каждый день, а пахнущие части тела — раз в неделю. Целиком мылись в лучшем случае дважды в год — это было необходимое для здоровья, хотя и опасное действо. Но Полоумная Нелл вообще вряд ли когда-нибудь мылась — лицо грязное, руки перепачканы, пахло от нее, как от навозной кучи. Сесилия встала. Ричард распорядился:
— Пожалуйста, отведите эту женщину в отдельную комнату, снимите с нее одежду, внимательно осмотрите, вернитесь и правдиво изложите, что обнаружили.
Монахини тут же встали и подошли к Нелл. Сесилия мягко заговорила с несчастной и ласково взяла ее под руку. Но Полоумная что-то поняла и вывернулась, раскинув руки. Монах Мёрдоу закричал:
— Вон! Я вижу! Вижу!
Сестры вчетвером удерживали Нелл. Мёрдоу торжествовал:
— Не нужно снимать с нее одежду. Посмотрите под правой рукой.
Нелл опять стала извиваться, бродячий проповедник подошел к несчастной и задрал ей руку вверх.
— Вот! — воскликнул он, указывая на подмышку.
Толпа хлынула вперед.
— Вижу! — крикнул кто-то.
— И я! Я тоже вижу! — послышались голоса.
Керис видела лишь обычную, поросшую волосами подмышку, и вовсе не собиралась рассматривать бедняжку, считая это унизительным. Ну да, наверное, у Нелл там родимое пятно или родинка. У многих такие пятнышки на теле, особенно у пожилых.
Архидьякон Ллойд призвал публику к порядку, и Джон Констебль дубинкой оттеснил толпу. Когда все стихло, Ричард встал.
— Полоумная Нелл из Кингсбриджа, я нахожу, что ты повинна в ереси. Тебя привяжут к телеге, проведут по городу и высекут, затем отведут к развилке дорог, которая носит название перекресток Висельников, где повесят за шею, чтобы ты умерла.
Толпа ликовала. Керис, негодуя, отвернулась. При таком правосудии ни одна женщина не может жить спокойно. Защитница возмущенно посмотрела на терпеливо дожидавшегося ее Мерфина.
— Ладно, — мрачно буркнула она. — Чего тебе?
— Дождь перестал. Пойдем к реке.
Монастырь держал пони для пожилых братьев и сестер и несколько ломовых лошадей для перевозки грузов. Они вместе с лошадьми состоятельных гостей стояли в каменной конюшне на юге аббатства. Кухня, что располагалась по соседству, брала оттуда солому.
Ральф со свитой графа Роланда ждал хозяина. Лошади были оседланы и готовы к двухдневному путешествию обратно в замок Эрлкасл возле Ширинга. Сквайр, удерживая под уздцы своего гнедого Грифа, прощался с родителями.
— Не знаю, почему лордом Вигли сделали Стивена, а мне так ничего и не дали, — говорил он. — Мы ровесники, он держится в седле, фехтует, бьется на турнирах ничуть не лучше меня.
При каждой встрече сэр Джеральд с надеждой задавал ему одни и те же вопросы, и каждый раз Ральф невольно огорчал родителя. Было бы легче переносить свое положение, если бы отец не так явно жаждал его возвышения.
Молодой Гриф был простой верховой лошадью — одиночному сквайру не полагался дорогой военный конь, — но Ральф любил гнедого, который всегда слушался хозяина на охоте. Гриф разнервничался из-за сутолоки у конюшни, ему не терпелось отправиться в путь. Фитцджеральд пробормотал ему в ухо:
— Спокойно, дружок, скоро разомнешь ноги.
Читать бесплатно другие книги:
