Мир без конца Фоллетт Кен

Огромные бревна изначально имели заостренные концы, но с годами острия затупились под водой. Мерфин продолжил:

— Деревянный мост не имеет фундамента. Быки просто зарывают в грунт. Этого недостаточно.

— Но мост простоял сотни лет! — возмущенно воскликнул Эдмунд.

Когда Суконщик спорил, всегда казалось, что он сердится. Фитцджеральд привык и не обращал внимания.

— А теперь рухнул, — терпеливо продолжил он. — Что-то случилось. Да, долгое время деревянные быки стояли, а потом не выдержали.

— Но что могло случиться? Река — она и есть река.

— Ну, во-первых, на том берегу вы построили и обнесли стеной склад и причал. То же сделали и другие торговцы. Старый склизкий берег, где я играл ребенком, почти исчез, и река больше не имеет возможности разливаться на поля. В результате течение стало быстрее — особенно после сильных дождей в этом году.

— Так что, ты хочешь сказать — каменный мост?

— Да.

Эдмунд поднял глаза и увидел Элфрика.

— Мерфин говорит, что на постройку каменного моста уйдет три года.

Тот кивнул:

— Три строительных сезона.

Керис знала, что основное строительство ведется в летние месяцы. Мерфин объяснял ей, что каменные стены нельзя возводить при температуре, когда строительный раствор замерзает быстрее, чем затвердевает. Мастер продолжал:

— Один сезон для фундамента, второй — для пролетов, и третий — для полотна. После каждого этапа работ раствор нужно оставлять на три-четыре месяца, чтобы он осел, и лишь потом приниматься за следующий.

— Три года без моста, — мрачно подытожил Эдмунд.

— Четыре, если не приступить прямо сейчас.

— Нужно бы все просчитать для аббатства.

— Я уже начал, но это большая работа. Мне нужно еще два-три дня.

— Поторопись, пожалуйста.

Суконщик и Керис простились и пошли по главной улице. Эдмунд энергично прихрамывал. Он никогда ни на кого не опирался, только на свою усохшую ногу. Пытаясь сохранять равновесие, размахивал руками, будто бежал. Горожане знали это и уступали ему дорогу, особенно если олдермен спешил.

— Три года! — ворчал он. — Какие убытки для ярмарки! И кто знает, сколько времени нам потребуется, чтобы все отыграть. Три года!

Дома их ждала Алиса. Волосы она, как леди Филиппа, убрала под шапку, чего прежде никогда не делала. Они сидели за столом с теткой Петрониллой, и по их лицам Керис тут же поняла, что разговор шел о ней. Пегронилла сходила на кухню за элем, хлебом и свежим маслом и налила кружку Эдмунду.

Тетка поплакала в воскресенье, но с тех пор ее горе по погибшему брату поутихло. Как ни странно, Эдмунд, который никогда Антония особенно не любил, печалился больше: слезы вдруг в самый неожиданный момент наворачивались на глаза, хотя так же быстро и высыхали. Ему не терпелось поделиться новостями про мост. Алисе было интересно, что думает Мерфин, но Суконщик нетерпеливо отмахнулся:

— Парень гений. Он знает больше, чем многие настоящие строители, хотя все еще подмастерье.

Керис горько бросила:

— Тем хуже, что ему придется провести жизнь с Гризельдой.

Старшая сестра бросилась на защиту падчерицы:

— Что ты имеешь против Гризельды?

— Ничего, — ответила Керис. — Она не любит Мерфина. Твоя подопечная соблазнила его, потому что ее дружок сбежал, вот и все.

— Это тебе Мерфин рассказал? — желчно засмеялась Алиса. — Если мужчина не хочет, то не станет этого делать, поверь мне.

Эдмунд засопел:

— Можно соблазнить мужчину.

— А, так ты на стороне Керис, папа, — взъелась Алиса. — Это меня не удивляет, это в порядке вещей.

— Вопрос не в том, на чьей я стороне, — ответил Суконщик. — Мужчина может не хотеть и жалеть впоследствии, и все же на мгновение желание может взять верх — особенно когда женщина применяет хитрость.

— Хитрость? Ты что же, считаешь, что она его соблазнила?

— Я этого не говорил. Но как я понял, все началось с того, что Гризельда заплакала, а Мерфин принялся ее утешать.

Об этом ему рассказала младшая дочь. Алиса недовольно хмыкнула:

— Ты всегда испытывал слабость к этому упрямому подмастерью.

Вяло жуя хлеб с маслом, Керис между делом фантазировала:

— Полагаю, они народят полдюжины пухлых ребятишек, зять унаследует дело Элфрика и станет еще одним городским ремесленником. Будет строить дома купцам и подлизываться к церковникам в надежде получить договор, как и его тесть.

— И прекрасно! — воскликнула Петронилла. — Станет одним из самых важных людей города.

— Он достоин лучшего.

— Вот как? — притворно удивилась та. — Ты это про сына опустившегося рыцаря, не имеющего и шиллинга на башмаки своей жене? И чего же он, по-твоему, достоин?

Суконщице стало обидно. Да, родители Мерфина — бедные иждивенцы аббатства. Если он примет от мастера-тестя успешное строительное дело, то в самом деле поднимется. И все-таки заслуживает лучшего. Девушка не знала точно, какого будущего желает ему, но чувствовала, что он не такой, как все остальные в городе, и не могла смириться с мыслью, что станет таким же.

В пятницу Керис повела Гвенду к Мэтти Знахарке. Селянка дожидалась в городе Вулфрика, оставшегося на похороны родных. Служанка Эдмунда Илейн высушила ее платье у огня, а Керис перевязала ноги и дала пару старых башмаков.

Дочь Суконщика чувствовала, что Гвенда не рассказала всей правды о том, что произошло в лесу. Сказала, что Сим отвел ее к разбойникам, а она убежала; потом Коробейник за ней гнался и погиб при крушении моста. Джона Констебля эта история удовлетворила: разбойники были вне закона, так что вопрос о том, кому достанется собственность Сима, отпал сам собой. Гвенда свободна. Но Керис не сомневалась — в лесу случилось что-то еще; что-то, о чем подруга не хотела говорить. Керис не давила. Кое о чем лучше помалкивать.

Город хоронил жертв крушения моста. Хоть люди и погибли при чрезвычайных обстоятельствах, ритуал погребения не изменился. Тела нужно обмыть, бедным сшить саваны, богатым сколотить гробы, вырыть могилы и заплатить священнослужителям. Рукоположенные во священники монахи целыми днями посменно проводили поминальные службы на кладбище, расположенном к северу от собора. Не ленились и настоятели шести небольших приходских церквей Кингсбриджа.

Гвенда помогала Вулфрику: она взяла на себя все организационные вопросы, выполняла всю традиционно женскую работу — обмывала тела, шила саваны — и, как могла, утешала. Вулфрик пребывал в прострации. Довольно хорошо продержавшись на похоронах, потом он часами смотрел в никуда, слегка хмурясь, будто решая сложную головоломку.

В пятницу погребения закончились, но исполняющий обязанности аббата Карл объявил, что в воскресенье пройдет специальная поминальная служба по всем погибшим, и Вулфрик остался до понедельника. Гвенда рассказала Керис, что он вроде бы и рад, что рядом живая душа, но оживляется, только когда говорит об Аннет. Суконщица предложила подруге купить еще одну порцию приворотного зелья.

Мэтти Знахарка варила на кухне лекарства. Маленький домик пропах травами, маслом и вином.

— За субботу и воскресенье я израсходовала почти все, что у меня было, — посетовала та. — Нужны запасы.

— Вы, наверно, неплохо заработали, — предположила Гвенда.

— Да, если бы все заплатили.

Керис поразилась:

— Тебя дурят?

— Не все, конечно. Я всегда стараюсь брать вперед, когда им еще больно. Но если у страждущих на тот момент нет денег, трудно отказать. Многие платят потом, но не все.

Дочь олдермена возмутилась.

— И что же они говорят?

— Разное. То дорого, то лекарство не помогло, то им впихивали его насильно — все, что угодно. Но не волнуйся. Честных людей хватает, я не брошу свою работу. Что у тебя?

— Гвенда во время трагедии потеряла твое зелье.

— Это легко поправить. Может, приготовишь его сама?

Мешая порошки, Суконщица спросила Мэтти:

— Сколько беременностей заканчиваются выкидышем?

Гвенда поняла, откуда вопрос: Керис рассказала про Мерфина. Подруги очень долго обсуждали равнодушие Вулфрика и высокие принципы подмастерья. Керис даже думала самой купить приворотное зелье, но что-то ее удерживало. Знахарка пристально посмотрела на нее, но ответила уклончиво:

— Бог его знает. Часто женщина два месяца ходит без кровотечения, а потом оно приходит. Была ли она беременна и потеряла ребенка или еще какая-нибудь причина? Невозможно сказать.

— Понятно.

— Но вы обе не беременны, если вас это беспокоит.

— Откуда вы знаете? — быстро спросила Гвенда.

— Да вижу. Женщина меняется почти сразу же. Не только живот, грудь, но выражение лица, манера двигаться, настроение. Я вижу и знаю такие вещи лучше многих, поэтому меня и называют знахаркой. Так кто же забеременел?

— Гризельда, дочь Элфрика.

— А, да, я ее видела. Уже три месяца.

— Сколько? — удивилась Керис.

— Три месяца или около того. Посмотри на нее. Она никогда не была худышкой, но сейчас просто роскошная. А почему тебя это удивляет? Я полагаю, ребенок от Мерфина?

Мэтти всегда обо всем догадывалась. Гвенда повернулась к подруге:

— Ты вроде говорила, что это случилось совсем недавно.

— Мерфин не сказал точно когда, но, похоже, недавно, и один раз. А теперь получается, что он спал с ней несколько месяцев назад!

Знахарка нахмурилась.

— А зачем ему врать?

— Ну, чтобы оправдаться, — предположила Гвенда.

— Чем же это хуже?

— У мужчин странная логика.

— Я выясню у него, — решила Суконщица. — Прямо сейчас.

Она поставила кувшин и положила мерную ложку. Гвенда спросила:

— А как же мое зелье?

— Сама доделаю, — сказала Мэтти. — Керис слишком торопится.

— Спасибо, — кивнула дочь олдермена и вышла.

Она пошла к реке, но Мерфина там не было. Не оказалось его и в доме Элфрика. Наверное, подмастерье на чердаке каменщиков.

К одной из западных башен была аккуратно подогнана рабочая комната главного каменщика. Керис взобралась туда по узкой винтовой лестнице, расположенной в контрфорсе башни. В стрельчатые окна просторного помещения проникало много света. У стены высилась стопка красивых деревянных шаблонов, которыми пользовались резчики по камню еще при строительстве собора. Их сохранили, и теперь они помогали в восстановительных работах.

На полу располагался так называемый чертежный настил, покрытый штукатуркой. Первый каменщик, Джек Строитель, железными инструментами царапал на нем чертежи. Нужные линии выделялись на грязном полу, но со временем затаптывались и поверх старых царапали новые. Когда чертежей становилось так много, что в них уже трудно было разобраться, пол покрывали новым слоем штукатурки, и цикл повторялся.

Пергамент — тонкая кожа, — на который монахи списывали библейские книги, был слишком дорог для чертежей. На памяти Керис появился новый писчий материал — бумага; правда, ее поставляли арабы, и монахи не пользовались им как изобретением язычников-мусульман. Но и бумага из Италии стоила ненамного дешевле пергамента. А чертежный настил имел еще одно преимущество: плотник клал кусок дерева прямо на рисунок главного каменщика и вырезал нужную деталь в точном соответствии с замыслом.

Будущий мастер на коленях стоял на полу и по чертежу выпиливал из дуба колесо с шестнадцатью зубцами, хотя никаких шаблонов рядом не было. Рядом лежало другое колесо, поменьше. Фитцджеральд на минуту прервался, сложил их вместе и проверил, точно ли сцепляются зубцы. Керис видела такие колеса, шестеренки, на водяных мельницах — они соединяли лопасти мельничного колеса с жерновом.

Мерфин должен был слышать ее шаги по каменной лестнице, но, вероятно, его поглотила работа. Девушка смотрела на него, и любовь в ее сердце боролась с возмущением. С головой ушел в работу: легкое тело склонилось над деталью, ловкие пальцы сильных рук вносят выверенные поправки, лицо неподвижно, взгляд пристальный. Юноша напоминал молодого оленя, опустившего голову к воде. Вот так выглядит человек, когда делает то, для чего рожден, подумала Керис. Это сродни счастью, только больше. Он исполняет свое предназначение. И все-таки она спросила:

— Почему ты мне солгал?

У Мерфина сорвался резец. Молодой человек вскрикнул от боли и посмотрел на палец.

— Господи. — Положил палец в рот.

— Прости. Ты поранился?

— Ничего. Когда я тебе солгал?

— Говорил, что Гризельда соблазнила тебя один раз. А на самом деле вы занимались этим несколько месяцев.

— Нет, неправда. — Он отсасывал кровь из пальца.

— Дочь Элфрика беременна уже три месяца.

— Не может быть, все произошло две недели назад.

— Однако дело обстоит именно так, по ней же видно.

— Ты что, видишь?

— Мэтти Знахарка мне сказала. Почему ты солгал?

Юноша посмотрел ей в глаза.

— Я не лгал. Это случилось в ярмарочное воскресенье. Первый и единственный раз.

— Тогда откуда у Гризельды через две недели взялась уверенность, что она беременна?

— А когда женщины могут быть уверены?

— А ты не знаешь?

— Никогда не спрашивал. В любом случае три месяца назад Гризельда была еще с…

— О Господи! — воскликнула Керис. У нее вспыхнула надежда. — Так это его ребенок. Терстана, не твой. Не ты отец!

— Думаешь? — Мерфин боялся даже надеяться.

— Ну конечно, это же все объясняет. Если бы она вдруг в тебя влюбилась, ходила бы за тобой по пятам. Но ты говорил, она почти с тобой не разговаривает.

— Думал, это потому, что я не хочу на ней жениться.

— Ты ей никогда не нравился. Просто нужен отец ребенку. Терстан удрал — возможно, после того, как она сказала ему, что беременна, — а ты рядом и, оказывается, порядочный дурак, чтобы попасться на ее удочку. О, слава Богу!

— Спасибо Мэтти Знахарке, — облегченно вздохнул Мерфин.

Девушка взглянула на его левую руку. Из пальца шла кровь.

— Да ты из-за меня поранился! — Керис взяла его ладонь и осмотрела порез. Не длинный, но глубокий. — Прости меня, пожалуйста.

— Ничего страшного.

— Да нет. — Она сама точно не знала, что имеет в виду: порез или что-то еще.

Керис поцеловала его руку, почувствовала на губах горячую кровь и принялась отсасывать ее из раны. Фитцджеральд закрыл глаза.

Через неделю после того, как рухнул мост, Мерфин достроил паром. Он доделывал его на рассвете в субботу, перед открытием еженедельного кингсбриджского рынка. Работал всю ночь при свечах, и Керис понимала — у него просто не было времени сказать Гризельде, что ему известно про ребенка Терстана. Девушка с отцом спустилась к реке посмотреть на чудо-паром, когда приехали первые торговцы — женщины из ближних деревень с корзинами, полными яиц, крестьяне на телегах с маслом и сыром, пастухи с овечьими стадами.

Суконщица пришла в восторг от работы Мерфина. Паром мог принять телегу с невыпряженной лошадью, прочные перила не позволяли овцам упасть в воду. По деревянным мосткам повозки удобно въезжали на паром и съезжали. Пассажиры платили пенни, деньги собирали монахи, — паром, как и мост, принадлежал аббатству.

Интереснее всего будущий мастер придумал, как переправлять паром через реку. Он протянул длинную веревку от одного конца парома на южный берег, завел ее за столб и перебросил обратно на северный берег — там она проходила через барабан и возвращалась к другому концу парома. Барабан был соединен деревянными шестеренками с колесом, которое вращал бык: вчера Керис видела, как Фитцджеральд вырезал эти шестеренки. Зубчатые колесики приводились в зацепление рычагом, барабан вращался в любом направлении — в зависимости от того, в какую сторону двигался паром, — и не нужно было выпрягать и разворачивать быка. Керис пришла в восторг.

— Это очень просто, — отмахнулся Мерфин.

Изумление Керис лишь возросло, когда она рассмотрела подробности. Рычаг просто выводил из зацепа большое зубчатое колесо и передвигал на его место два меньших колеса, в результате чего менялось направление вращения барабана. И все-таки ничего подобного никто в Кингсбридже не видел.

За утро полгорода пришло подивиться на потрясающую новую машину Мерфина. Керис распирало от гордости за него. Рядом стоял Элфрик, объяснял механизм всем желающим и отдавал должное работе Мерфина.

Керис недоумевала, откуда у мастера такое хладнокровие. Он погубил дверь Мерфина, что возмутило бы город, если бы не чудовищная трагедия. Избил подмастерье поленом — у того еще не сошли синяки. Сговорился со своими обманом заставить ученика жениться на Гризельде и воспитывать чужого ребенка. Парень продолжал у него работать, осознавая, что есть вещи поважнее их размолвки. Но девушка не понимала, как Элфрик мог высоко держать голову.

Паром оказался замечательным, но его было недостаточно. Эдмунд указал на тот берег — очередь из повозок и торговцев растянулась на все предместье, сколько видел глаз.

— Быстрее будет с двумя быками.

— Вдвое быстрее?

— Не совсем, нет. Я могу сделать еще одну переправу.

— Вторая уже есть. — Эдмунд кивнул в сторону.

Ян Лодочник перевозил пассажиров на веслах. Он, разумеется, не мог брать повозки, скот и требовал по два пенса. Обычно Ян с трудом наскребал себе на хлеб, дважды в день переправляя монахов на остров Прокаженных. Других дел у него вообще-то не было. Но сегодня к Лодочнику выстроилась очередь. Мерфин кивнул:

— Ну что ж, вы правы. В конце концов паром не мост.

— Это катастрофа, — нахмурился Эдмунд. — Новости Буонавентуры нас уже подкосили. Но это… это может убить город.

— Тогда вам нужен новый мост.

— Не мне, аббатству. Аббат погиб, и никому не известно, когда они изберут нового. Нужно поторопить Карла принять решение. Я к нему. Пойдем со мной, Керис.

Отец и дочь поднялись по улице и вошли в монастырь. Большинство посетителей аббатства направлялись в госпиталь, сообщив привратнику, что им нужно к врачу, но Суконщик являлся слишком важным и слишком гордым гостем, чтобы испрашивать аудиенцию подобным образом. Аббат, конечно, хозяин Кингсбриджа, но Эдмунд — олдермен гильдии, первый среди купцов, сделавших город тем, чем он стал, и общался с аббатом на равных. Кроме того, последние тринадцать лет настоятелем являлся его младший брат. Поэтому он прошел прямо к дому аббата.

В деревянном, как и у Эдмунда, доме на первом этаже располагался большой зал, наверху — две комнаты. Кухни здесь не было, так как для аббата готовили в монастыре. Многие настоятели жили во дворцах — и епископ Кингсбриджа имел прекрасный дворец в Ширинге, — но Антоний ратовал за скромность: лишь удобные стулья, ковры на стенах с изображением библейских сцен и большой камин, создававший уют в зимние холода.

Керис и Эдмунд пришли после завтрака, когда молодые монахи работали, а старшие читали. Карл Слепой находился в зале и был погружен в беседу с казначеем Симеоном.

— Мы должны поговорить о новом мосте, — с места в карьер начал олдермен.

— Хорошо, Эдмунд, — ответил Карл, узнав его по голосу.

Приветствие не отличалось особой сердечностью, и Керис решила, что они пришли не вовремя. Суконщик не менее тонко улавливал нюансы, но всегда шел напролом. Он сел на стул и спросил:

— Как вы думаете, когда состоятся выборы нового аббата?

— Вы тоже можете сесть, Керис, — предложил Карл. Интересно, как он догадался, что и она пришла? — подумала девушка. — Точно неизвестно. Граф Роланд имеет право назначить кандидата, но он еще не пришел в себя.

— Мы не можем ждать. — Суконщице показалось, что отец излишне резок, но такова его манера, и она промолчала. — Строительные работы нужно начинать прямо сейчас. Дерево не годится. Строить необходимо из камня. Это займет три года, а если затянем, то четыре.

— Каменный мост?

— И только каменный. Я говорил с Элфриком и Мерфином. Деревянный мост рухнет точно так же.

— Но расходы!

— Около двухсот пятидесяти фунтов, в зависимости от моста. По подсчетам Элфрика.

Брат Симеон поджал губы:

— Деревянный мост тянет на пятьдесят фунтов, и аббат Антоний на прошлой неделе отверг этот план из-за непомерных расходов.

— И вот вам результат! Сотни жертв, куда больше раненых, погибший скот, повозки, аббат скончался, а граф при смерти.

Карл жестко отчеканил:

— Надеюсь, вы не собираетесь возлагать вину за все это на усопшего аббата Антония.

— Мы не можем утверждать, что его решение пошло на пользу.

— Господь покарал нас за грехи.

Керис приуныла. Эдмунд вздохнул:

— Нам, простым людям, трудно знать замысел Божий. Но одно необходимо понять — без моста город погибнет. Мы уже проигрываем Ширингу. Если Кингсбридж как можно скорее не построит новый каменный мост, то скоро станет маленькой деревней.

— Возможно, это и есть Божий замысел.

Суконщик начал раздражаться:

— А возможно, Господа не устраиваете вы, монахи. Поверьте мне, если шерстяная ярмарка и рынок захиреют, здесь не будет ни аббатства с двадцатью пятью братьями, сорока сестрами и пятьюдесятью служками, ни госпиталя, ни хора, ни школы. Может, не будет даже собора. Епископ Кингсбриджа всегда жил в Ширинге. Что, если богатые купцы предложат ему построить великолепный собор на доходы от их процветающей торговли там? Ни рынка, ни города, ни собора, ни аббатства — вы этого хотите?

Карл встревожился. Ему явно не приходило в голову, что крушение моста в долгосрочной перспективе может повлиять на положение аббатства. Но Симеон повторил:

— Если монастырь не имеет средств построить деревянный мост, то чего уж говорить о каменном.

— Но вам придется его построить!

— А каменщики будут работать бесплатно?

— Разумеется, нет. Им нужно кормить семьи. Но мы уже объясняли, что горожане могут собрать деньги и одолжить их аббатству под мостовщину.

— Отобрать нашу мостовщину! — возмущенно воскликнул Симеон. — Вы опять за свое?

— Сейчас вы вообще ничего не получаете, — вставила Керис.

— Почему же, нам отходит плата за паром.

— Так вы нашли все же деньги заплатить Элфрику.

— Это намного дешевле, чем мост, и то наша казна пострадала.

— Паром работает слишком медленно, его недостаточно.

— Не исключено, что в будущем аббатство сможет построить новый мост. Если Господу будет угодно, он пошлет средства. И тогда мы получим причитающийся нам доход.

— Господь уже послал эти средства. Он внушил моей дочери, как собрать деньги. Такого еще никто не делал.

Карл сухо ответил:

— Пожалуйста, предоставьте нам решать, что замыслил Господь.

— Прекрасно. — Эдмунд встал, за ним Керис. — Мне очень жаль, что вы заняли такую позицию. Это катастрофа для Кингсбриджа и для всех, кто в нем живет, включая монахов.

— Я должен слушаться Господа, не вас.

Отец и дочь направились было к выходу.

— Еще одно, если позволите, — остановил их Карл.

Суконщик развернулся в дверях:

— Разумеется.

— Мирянам не дозволяется свободно заходить на территорию аббатства. В следующий раз, когда вам будет угодно повидать меня, пожалуйста, ступайте в госпиталь и пошлите послушника или служку аббатства найти меня, как полагается.

— Я олдермен приходской гильдии и всегда имел прямой доступ к аббату.

— Никаких сомнений, аббату Антонию, вашему брату, было неудобно настаивать на соблюдении обычных правил. Но эти дни миновали.

Керис посмотрела на отца. Он был в бешенстве и стиснул зубы:

— Ну что ж…

— Да благословит вас Господь.

На грязной лужайке Эдмунд и Керис увидели жалкую горстку лотков. Девушка понимала, как тяжело отцу. Большинство беспокоилось, как прокормить семью. Олдермен беспокоился обо всем городе. На лбу пролегла тревожная складка. В отличие от Карла Эдмунд не станет воздевать руки к небу, а будет ломать голову, как решить проблему. Керис стало так жаль отца, она размышляла, чем помочь, если всесильное аббатство не помогло. Отец никогда не жаловался на груз ответственности, просто брал его на себя. Они вышли из монастыря на главную улицу, и, когда подходили к дому, Керис спросила:

— Что же нам теперь делать?

— Но это же очевидно, — ответил отец. — Нельзя допустить, чтобы Карла избрали аббатом.

15

Годвин очень хотел стать аббатом Кингсбриджа. Всем сердцем. Ему не терпелось реформировать финансы аббатства, навести строгий порядок в управлении землями и другим имуществом, чтобы монахам больше не нужно было ходить на поклон к матери Сесилии. Он хотел возвести стену между братьями и сестрами, а потом между всеми монашествующими и горожанами, чтобы иноки могли дышать чистым воздухом праведности. Но помимо этих высоких целей, ризничий страстно желал власти и титулов. По ночам он уже представлял себя аббатом.

— Прибери в аркаде, — говорил он какому-нибудь монаху.

— Да, отец-настоятель, иду.

Годвину нравилось, как звучит «отец-настоятель».

— Добрый день, епископ, — говорил он дружески, вежливо, но без подобострастия.

Страницы: «« ... 910111213141516 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Книга «Человек убежденный. Личность, власть и массовые движения» (The True Believer. Thoughts on The...
Дрова греют дважды: один раз – когда их рубишь, и второй – когда их сжигаешь.Обычная история о дрова...
Iga ol?mpiav?itja on eriline ja kordumatu. Nagu on sootuks erinevad ka teed, kuidas ol?mpiav?itudeni...
Обращаем Ваше внимание, что настоящий учебник не входит в Федеральный перечень учебников, утвержденн...
Последний трагический год жизни императора Александра II. Террористы, наконец, до него доберутся.Но ...
Рад вам представить «белую ворону» информационной безопасности — Владимира Безмалого, человека, соче...