Золотой Сын Браун Пирс

– Она знает? – спрашиваю я.

– О чем?

– О том, что ты послала ее на верную смерть.

– Нет. Она не такая, как мы. Она умеет доверять.

– И ты принесла бы ее в жертву?

– Я пожертвовала бы кем угодно, чтобы убить аурея со шрамом, а попадаются лишь никчемные эльфы да бронзовые! Нам нужны истинные тираны!

– Ты используешь ее куда более жестоко, чем Микки.

– У нее есть выбор, – бормочет Гармони сквозь зубы.

– Выбор?

– Да. – Гармони садится за стол и жестом приглашает меня присоединиться к ней. – Танцор умер, но у Ареса есть для тебя план.

– Нет-нет, мне надоело слушать о его планах в пересказе остальных. Я отдал ему три года жизни. Теперь хочу посмотреть ему в глаза.

– Это невозможно.

– Тогда я выхожу из игры.

– И как, позволь спросить? У тебя нет выхода. Домой, в Ликос, ты вернуться не сможешь. Так что пристегни ремни и жми на газ, мальчик!

Ее слова ранят меня в самое сердце. Мне действительно некуда возвращаться. Невыносимое одиночество. Где мой дом? Даже если все это закончится нашей полной победой над золотыми, куда мне идти?

– С Аресом тебе встретиться не удастся. Даже я ни разу не видела его лица, проходчик.

– Не видела?! Ты работаешь на него так же долго, как и Танцор! Много лет! Почему же ты доверяешь ему?

– Потому что он первым дал мне оружие. На нем был шлем, и он вложил мне в руку заряженный импульсовик!

– Арес – мужчина? – спрашиваю я.

– Какая разница? – отмахивается от меня Гармони и активирует видеодисплей.

В воздухе кружится вихрь электронов, и вскоре перед нами разворачивается серия карт. Топография мне знакома. Марс. Венера. Кажется, Луна. Десятки красных точек мигают на картах городов, доков и других стратегически важных объектов.

– Вот план Ареса: четыре сотни терактов, шестьсот нападений на склады боеприпасов, правительственные учреждения, электроснабжающие компании, коммуникационные центры. На планирование и сбор ресурсов по крохам ушли годы.

Я даже представить себе не мог, что мы способны на акцию такого масштаба. Благоговейно смотрю на карту.

– Цель сегодняшних терактов: спровоцировать реакцию, чтобы золотые занервничали и засуетились. Начнут мобилизацию сил, станут собираться в определенных местах. Гадюк легче всего выкурить из гнезда, когда они все там.

– Когда планируется атака?

– Через три дня. Вечером.

– Вечером через три дня, – повторяю я. – На закрытии саммита. Постой, он же не хочет, чтобы я…

– Хочет. Через три дня состоится торжественное закрытие саммита. Вино, розовые, шелка, как там у вас, золотолобых, принято. Там будут все хреновы губернаторы, сенаторы, преторы, императоры, судьи со всех уголков Сообщества. Все монстры Солнечной системы по мановению руки верховной правительницы соберутся в одном месте. Следующий случай представится лишь через десять лет. Сынам туда не пробраться, но ты сделаешь то, чего не можем мы. Ты сумеешь нанести удар, который нам не по силам!

Ее слова доносятся до меня, словно шум приближающегося из тоннеля поезда.

– Значит, у них там будет теплая компания. Верховная правительница станет говорить речь, и тогда ты убьешь этих золотых ублюдков радиальной бомбой. Мы спрячем ее на тебе. Микки и его ребята уже все сделали. Как только мы увидим на трекере, что бомба взорвалась, вытащим тебя и устроим адские пляски по всей системе. Выжжем их дотла!

И все, что я сделал, было ради этого?!

– Должен быть другой способ!

– Послушай, проходчик, с самого начала у нас было два плана! Тот, о котором я тебе рассказала, – и ты сам. Арес и Танцор твердили, что в тебе вся наша надежда, ты дашь нам шанс пойти другим путем. Все верещали как мальчишки, что ты сможешь разрушить золотых изнутри. Но ты потерпел неудачу, как я и думала. Говоришь, у Эви руки в крови? Так ведь и у тебя тоже!

– Ты даже не представляешь, до какой степени, Гармони. Я святошей не прикидываюсь. Но Эви сознательно пошла на преступление!

– Есть только одно преступление – поражение!

– Подумай, какие в этой игре ставки! Мы не можем пойти против золотых напрямую. Какой бы удар мы им ни нанесли, в ответ они просто сотрут нас с лица земли, вот так, – говорю я, щелкая пальцами.

– Значит, ты отказываешься.

– Да, Гармони, отказываюсь!

– Что ж, тогда война начнется без твоего участия. Мы подготовили двоих Сынов, они постараются попасть на церемонию. Они – не золотые, поэтому, скорее всего, их поймают и порежут на мелкие кусочки в пыточной камере преторов, и миссия будет провалена. Значит, лидеры золотых выйдут сухими из воды, а наши мизерные шансы победить в этой дерьмовой войне станут равны нулю, и все потому, что ты не доверяешь Аресу!

– Забудь, я в этом не участвую! Арес мог бы сам ко мне обратиться, если ему нужна моя помощь!

– Как?! Он на Марсе, готовит революцию! С ним нет связи, золотые мониторят все каналы! Мог ли он пойти на контакт без риска для тебя? – спрашивает она, наклоняясь вперед и плотоядно обнажая в улыбке нижние зубы. – Скажи-ка, Дэрроу, ты хотя бы знаешь, чего они тебя лишили?

– В каком смысле? – напрягся я от ее странного тона.

– В таком, – спокойно отзывается она, задает какие-то команды видеокубу, на экране возникает изображение шахт Ликоса, и у меня внутри все леденеет. – Запись смерти Эо удалось вывести в эфир… – поясняет она, и я чувствую, как сердце гулко бьется где-то в горле, – однако мы показали ее не полностью.

Гармони включает запись, и комната, где мы находимся, превращается в шахту. Мы оказываемся внутри трехмерной голограммы. Это необработанные документальные кадры, а не монтаж для новостей, не то видео, что я смотрел сотни раз, – там казнь моей жены транслируется без звука.

Слышу собственные стоны, когда серые избивают мальчика, которым я был когда-то. В толпе раздается чей-то плач. Воцаряется неловкая тишина неотредактированной съемки. Моя мать низко опускает голову. Дядька Нэрол плюет в пыль себе под ноги. Мой брат Киран прикрывает руками глаза своим детям. Звук шагов. Дио, сестра Эо, поднимается на металлический эшафот. Сандалии царапают ржавчину. Рыдания. Дио наклоняется к моей жене. Эо такая маленькая, такая худенькая и бледная, словно призрак той горящей страстью девушки, которой я ее запомнил. Ее губы шевелятся. Как и в тот день, мне не удается расслышать, что она говорит. Внезапно Дио разражается рыданиями и начинает цепляться за Эо. Что же она ей сказала?

– Воспользуйся техникой, Дэрроу. Она же создана для просмотра.

Сам думал об этом тысячу раз, но доступа к записи у меня не было. Я не знал, как мне отыскать ее, не привлекая к себе внимания. И тогда, и сейчас у меня в голове крутится одна жуткая мысль: что же Эо такого сказала, чего я не смог бы вынести? Почему она сказала это Дио, а не мне?

В пиратской копии, разлетевшейся по сети, Дио вообще не показывают. А здесь, в оригинальной съемке, я могу просто взять и перемотать на начало. Так я и делаю. Можно увеличить громкость. Готово. Просматриваю все сначала: моя мать опускает голову. Нэрол сплевывает. Киран прикрывает глаза детям. Шорох шагов. Дио поднимается на эшафот. Все звуки раздаются в сотни раз громче. Убираю белый шум с помощью панели настроек и наконец-то слышу слова, которые моя жена сказала Дио:

– В нашей спальне стоит колыбель, которую я сделала своими руками. Спрячь ее до возвращения Дэрроу.

– Колыбель… – шепчет Дио.

– Он не должен узнать. Он этого не выдержит.

– Не произноси этого, Эо, прошу тебя!

– Я жду ребенка.

10

Удар

Я и правда не выдерживаю.

Сижу в полной прострации, уставившись на собственные руки. Руки, которые не смогли спасти мою жену, моего ребенка. Эо была права! Я был слишком слаб, чтобы вынести правду, чтобы узнать о второй жертве моей жены. Она могла бы остаться в живых, могла бы подарить нам малыша, о котором мы так мечтали, но наше будущее не стоило ее молчания. Да и мне была грош цена…

Где-то глубоко в груди зарождается сосущая, тянущая боль. Как будто бы в душе вдруг образовалась черная дыра, а все тело напряглось и свернулось змеей вокруг острого ощущения горя. Кажется, я вешу как минимум тонну. Плечи поникли. Тяжело дышать. Пальцы конвульсивно сжимаются. Даже странно смотреть на эти руки. Руки, которыми я тянул ее за щиколотки и которыми копал ей могилу. Но ведь в могилу легла не только она…

О нет, в могилу отправилась еще одна жизнь, нерожденная. Наш ребенок умер, не успев появиться на свет, а я даже не знал об этом. Я подвел их обоих. Видео начинает крутиться заново, звук снова с усилением.

«Я жду ребенка, – говорит она поднявшейся на эшафот Дио, – я жду ребенка».

Проигрываю эти кадры с десяток раз, все глубже погружаясь в бездну отчаяния.

Золотые убили не только мою жену. Они убили во мне мужа и отца – тех, кем я всегда хотел стать. Если бы только я смог остановить ее! Но я надулся как несмышленыш, обидевшись, что нам так и не достались лавры, и она отвела меня в сад. Почему я не притворился, что мне на эти лавры глубоко наплевать?..

У меня могла бы быть семья: сыновья, дочери, внуки… Всех их убили еще до рождения. Эо никогда не возьмет на руки нашу дочь. Никогда не поцелует на ночь нашего сына и не улыбнется, глядя, как его ручонки цепко хватают меня за палец. Изо всей этой семьи, которая могла бы появиться на свет, остался один я. Лишь тень того человека, каким я мог бы стать.

Во мне поднимается ярость. У нас был шанс, и мы его упустили. Все, чем я стремился обладать, утрачено, погребено из-за меня и из-за них. Из-за их законов. Их несправедливости. Их жестокости. Они заставили женщину выбирать между смертью – ее собственной и нерожденного ребенка – и жизнью в рабстве. А все почему? Ради власти! Ради того, чтобы они могли жить в своем идеальном мирке!

– Тогда ты был слишком слаб, – говорит Гармони. – Хватит ли тебе силы сейчас, проходчик?

Гляжу на нее, а слезы текут по щекам, оставляя на них мокрые теплые дорожки. Гармони смотрит на меня не так сурово, как прежде, и продолжает:

– И у меня когда-то были дети. Радиация выжгла их внутренности, а им даже не дали обезболивающих. Даже не попытались ликвидировать утечку. Сказали, что ресурсов недостаточно. Мы с мужем сидели и смотрели, как они умирают. Потом его убила та же болезнь. Он был хорошим человеком, а хорошие люди гибнут! Если мы хотим освободить и защитить их, нам придется стать чудовищами! Да здравствует зло! Да здравствует тьма! Я готова пойти за самим дьяволом, если он поможет нам принести этим несчастным хотя бы крошечный лучик света!

Я смотрю на Гармони, и по щекам текут горячие слезы. Встаю и обнимаю ее, наконец вспомнив об ужасах, с которыми сталкивается наш народ. Как же я мог забыть? Я – дитя ада, слишком загостившееся на небесах.

– Я сделаю все, что прикажет мне Арес.

* * *

– Эту сучку подослал Плиний! – шипит Шакал, пока желтые врачи медленно удаляют ошметки обгоревшей кожи с его плеча и наносят регенерационный раствор. – Это не Сыны Ареса, они не стали бы убивать так много низших цветов, не их стиль! Думаю, Плиний постарался! Или преторы верховной правительницы!

За стеклом мерцают огни проплывающих мимо кораблей. Шакал матерится и орет на слуг, чтобы те зашторили окна. Серые по моей просьбе привели меня сюда, в его личный небоскреб, а не в цитадель. Повсюду одни телохранители. Он предпочитает серых, а не черных, исключением был тот, меченый. Золотых, кроме меня, больше нет, что лишний раз доказывает, каким доверием я пользуюсь у Шакала. Прознай кто-нибудь, что он здесь, и сюда сбежится полгорода прихлебателей, но одиночество его не беспокоит. Как и меня.

– А может, Виктра? – рассуждаю я. – Она же решила не оставаться…

– Во-первых, она доказала свою преданность. Во-вторых, не стала бы использовать бомбу. В-третьих, она в тебя влюблена. Так что это точно не она.

– Влюблена в меня? – потрясенно переспрашиваю я.

– А ты совсем как синий, дальше собственного носа не видишь! – фыркает Шакал и тут же меняет тему: – Наш союз должен оставаться тайной до тех пор, пока мы не уберемся с этой долбаной Луны, а значит, тебя в той таверне не было. Если бы Плиний знал масштаб нашего замысла, то подготовился бы получше. Думаю, он хотел вывести из игры только меня. Так что ты возвращаешься в цитадель как ни в чем не бывало. Я продолжаю обрабатывать глав синдикатов, а в конце саммита выкупаю твой контракт.

А потом весь их мир изменится раз и навсегда.

Прощаюсь и уже подхожу к двери, и вдруг Шакал окликает меня:

– Ты второй человек, который спас мне жизнь. Других не было. Спасибо тебе, Дэрроу.

– Прикажи своей новой коже, чтобы росла побыстрее. Ты не должен пропустить церемонию закрытия.

Следующие три дня проходят как в тумане, я постоянно думаю об Эо и о том, чего мы лишились. Горечь потери наполняет меня отчаянием и безысходностью. Мысли мучают меня даже тогда, когда я довожу себя до полного изнеможения в местном спортзале. В разговорах не участвую, с друзьями не общаюсь. Все это не представляет для меня никакой ценности. Жизнь отступает на второй план, когда приходит боль. Теодора замечает, что со мной творится неладное, и изо всех сил старается облегчить мое состояние, предлагая развлечься с розовыми из садов цитадели.

– С вами им будет лучше, чем с какими-нибудь грубиянами с Газовых Гигантов, господин, – уверяет меня она.

По видеосети цитадели только и говорят что о терактах. Сообщество разыграло эту карту правильно – передают в основном кадры о работе спасателей. Распространяют инструкции, как себя вести в ситуации возможного кризиса. Желтые психологи в ток-шоу анализируют поведение Ареса и приходят к выводу, что вытесненная сексуальная травма в раннем детстве заставляет его срываться с цепи, чтобы получить ощущение власти над миром. Фиолетовые актеры и шоумены собирают средства для семей погибших в теракте. Сам Квиксильвер отписывает три процента от своего личного состояния в пользу пострадавших. Черные и серые боевые группы атакуют «учебные базы Сынов Ареса на астероидах». Серые агенты службы по борьбе с терроризмом проводят пресс-конференции и рассказывают, что задержали подозреваемых – вероятнее всего, каких-то алых, которых они вытащили прямо из шахт или из лунных трущоб.

Сплошной фарс, но золотые разыгрывают его профессионально. Прячутся от камер, чтобы складывалось ощущение, будто все цвета вместе борются против алых террористов. Словно эта война касается не золотых, а всего Сообщества. Более того, Сообщество от этого даже выигрывает, поскольку наши жертвы и наша покорность позволяют нам процветать. Дерьмо собачье они народу на уши вешают!

Однако виноватые все же должны быть найдены. Поэтому лорда-губернатора вызывают на допрос касательно мер по устранению этой ситуации. Как же Сынам удалось добраться с Марса на Луну? Вот какой вопрос ему наверняка зададут. Золотое осиное гнездо растревожено, как я и говорил, но шоу продолжается. Патриции продолжают плести свои интриги, разводить дипломатию, порхать между церемониями, конференциями и саммитами, делая вид, что грязные игры этих террористов их совершенно не волнуют. Они под защитой, они далеки от всех этих ужасов.

Наверное, в свое время меня бы это обеспокоило, но сейчас золотые кажутся мне призраками, а не реальными людьми. Как будто они существуют только в моей памяти. Их настоящее бледнеет по сравнению с моим прошлым.

С сожалением прикасаюсь к бомбе, красующейся у меня прямо на груди. Творение Микки, копия Пегаса, которого я носил в училище, – внутри были волосы Эо. Тот кулон лежит в каком-то секретном хранилище вместе с другими моими личными вещами. А у этого крылатого коня поворачивается голова, после чего он превращается в орудие убийства. Потом надо притронуться к медальону специальным кольцом и активировать детонатор.

Я отдалился от моих друзей, от Виктры. Она спрашивала у Рока, что со мной такое. Он наверняка ответил, что я переменчив, словно ветер, да и вообще человек настроения. Или выдумал еще более поэтичное объяснение. Пытается держаться ко мне поближе, приходит ко мне вечером, когда я уже лежу в постели, старается подловить меня в гимнастическом зале. Но у меня нет сил улыбаться ему, слушать, как он читает стихи своим тихим голосом, или говорить на философские темы, или вместе смеяться над анекдотами. Не могу себе позволить чувства по отношению к нему, ибо знаю, что скоро он будет мертв. Я должен убить его в своем сердце, прежде чем уничтожу во плоти.

Неужели мне придется добавить имя Рока в список тех, кого я уже уложил в могилу?

Ответ приходит в день церемонии закрытия саммита, когда Теодора приносит мне из прачечной отпаренную одежду. Она ничего не говорит о Роке. Не изрекает глубокомысленных афоризмов. Просто делает нечто, чему я еще никогда не был свидетелем, – совершает оплошность. Кладет мою форму на кресло, случайно опрокидывает стоящий на столике бокал вина, и оно проливается на рукав белого кителя. В глазах Теодоры плескается такой ужас, что у меня мурашки по спине бегут. Такой взгляд может быть у оленя, к которому на полной скорости мчится аэрокар. Теодора начинает бессвязно извиняться, как будто я могу ударить ее, если она не сумеет вымолить у меня прощение. Через некоторое время она берет себя в руки, паника утихает, и тогда Теодора садится на пол и молча начинает чистить форму.

Не знаю, как себя вести. Сначала просто стою и смотрю на нее, потом кладу руку ей на плечо и говорю, что все в порядке. И тогда она начинает рыдать безутешно и отчаянно, худенькие плечи трясутся и подрагивают. От моего прикосновения она морщится, сдерживает слезы и бормочет, что мне придется надеть не белую, а черную форму. Теодора даже не подозревает, что произойдет сегодня вечером, но все чувствует, ощущает всем телом.

Копейщики играют в игры, принимают микроабразивные ванны, консультируются со стилистами по поводу вечерних костюмов, а я дрожащими пальцами завязываю шнурки на тяжелых армейских ботинках. Мне никогда не удается спасти моих друзей, я словно навлекаю на них беды. По-моему, в живых остался только Севро, и то потому, что оказался так далеко от меня. Фичнер всегда боялся, что я убью его сына. Говорил, что нить моей судьбы такая жесткая, что может задушить всех, кто находится рядом со мной. И вот теперь я смотрю на Теодору и думаю о том, какие же мы уязвимые и непростые существа. Почему она разрыдалась? Вспомнила что-то из прошлого? Появилось дурное предчувствие? Мне это неизвестно, отсюда и глубина пропасти между мной и другими людьми. Я бессловесный и холодный, а Рок – теплый, живой… Он наверняка смог бы найти верные слова.

Через несколько минут свита Августуса должна покинуть виллу и отправиться на церемонию. Стучусь к Року в дверь. Никто не отвечает, но я вхожу. Мой друг сидит на кровати и аккуратно держит за корешок какой-то древний фолиант. При виде меня его гладкое лицо озаряется улыбкой.

– А я решил, что это Тактус зовет меня пострелять до церемонии. Он думает, что раз я читаю, значит не занят. Нет большей муки для интроверта, чем приятель-экстраверт. Особенно это чудище. Он рано или поздно доиграется!

– Ну он, по крайней мере, не скрывает своих пороков, – отзываюсь я, заставляя себя рассмеяться.

– А ты его братьев видел? – спрашивает Рок. – Нет? Так на их фоне Тактус выглядит просто ягненком!

– Черт побери! – восклицаю я, прислоняясь к косяку. – Все так плохо?

– Братья Рат? Да просто ужас! Ужасно богатые. Ужасно талантливые. И главная их черта – поразительная способность к греху. Тут они просто гении! – заговорщически ухмыляется Рок. – Если верить слухам – а лично я слухи обожаю, мне сразу вспоминаются имена Байрона и Уайльда, – братья Тактуса открыли свой первый бордель в Эгее, когда им стукнуло четырнадцать. Высококлассное было заведение, пока они не стали предоставлять более… изощренные услуги.

– И что дальше?

– Опозоренные дочери и сыновья, оскорбления, дуэли, убитые наследники, долги, отравления, – пожимает плечами он. – Одним словом, Раты! Чего можно ожидать от этих подонков? Поэтому-то все так и удивились, что Тактус стал водиться с железным золотым вроде тебя, – объясняет он. – Знаешь, братья все время дразнят его за то, что он остается в твоей тени, вот почему Тактус все время язвит. Хочет стать таким, как ты, но не может. Вот и прибегает к привычной защите, – хмурится Рок. – Иногда мне кажется, что ты понимаешь всех нас куда лучше, чем мы сами. А иной раз думаю: тебе ни до кого нет дела… Что-то случилось? – Рок поворачивает голову и искоса смотрит на меня.

– Нет-нет, ничего.

– Ты никогда не приходишь просто так, – отзывается Рок, кладет книгу на грудь и похлопывает по краю кровати. – Присядь.

– Я пришел, потому что хотел извиниться перед тобой, – медленно говорю я, присаживаясь. – В последние месяцы, и особенно в последние дни, я отдалился от тебя, и это было несправедливо, ведь ты мой самый верный друг. Конечно, есть и Севро, но этот парень продолжает слать мне по сети странные фотографии.

– Снова единороги?

– По-моему, у него не все дома, – смеюсь я.

– Спасибо. – Рок гладит меня по руке. – Но ты похож на собаку, которая извиняется за то, что виляет хвостом. Ты всегда держал нас на расстоянии, Дэрроу. Тебе не обязательно оправдываться за то, что ты такой, какой есть. Передо мной точно не нужно.

– Возможно, чуть более на расстоянии, чем раньше?

– Возможно, – соглашается он. – У всех нас есть приливы и отливы. Волны приходят и уходят, – пожимает плечами он. – Мы не способны все это контролировать. Нас контролируют другие люди и события на нашей орбите, куда в большей степени, чем нам хотелось бы думать. Ты из-за Мустанга переживаешь? – нахмурившись, спрашивает Рок. – Я знаю, что расставание с ней далось тебе тяжело, что бы ты там ни говорил. Найди ее, пока мы здесь, ты же скучаешь по ней.

– Нет, не скучаю.

– Врунишка!

– Я тебя тысячу раз просил не упоминать о ней!

– Ладно-ладно. Значит, волнуешься? Насчет аукциона? – улыбается он, вглядываясь в мое лицо. – Волноваться не о чем. Все улажено. Я попробую тебя выкупить.

– Но у тебя нет денег, – растерянно говорю я.

– Ты хоть понимаешь, сколько эльфы готовы заплатить за то, чтобы аурей моего происхождения и с моими связями оказался у них в долгу? Миллионы! Я мог бы даже обратиться к Квиксильверу, если уж на то пошло. Он постоянно дает кредиты золотым. Суть в том, что деньги у меня будут, даже если родители не согласятся помочь. Так что не волнуйся, брат. – Он шутливо пинает меня ногой. – Братство Марса чего-нибудь да стоит!

– Спасибо, – заикаясь, благодарю его я, пытаясь оценить масштаб его благодеяния. – Больше никто об аукционе даже не заикался.

Зачем он так поступает? Он же сам в петлю лезет! Подвергает опасности себя и родителей!

– Они все боятся, что твое невезение заразно, брат, ты же понимаешь. Но ты беспокоишься не из-за аукциона, да? – помолчав, спрашивает мой друг, который знает меня как облупленного. – Дело ведь не в этом?

– Не в этом, – качаю головой я. – Скажи, Рок, ты… – я умолкаю, пытаясь подобрать нужные слова, – ты когда-нибудь чувствуешь себя потерянным?

Вопрос повисает в воздухе, между нами возникает близость, и я не знаю, что с этим делать. Он не станет издеваться надо мной, как Тактус или Фичнер, не будет задумчиво почесывать яйца, как Севро, хихикать, будто Кассий, или мурлыкать что-то утешительное, подобно Виктре. Что бы мне ответила Мустанг, трудно предположить. Рок же, несмотря на принадлежность к высшей касте, несмотря на все различия между нами, медленно закрывает книгу и кладет ее на тумбочку у кровати с балдахином, молчит и позволяет ответу просто появиться в разделяющем нас пространстве. Он двигается осознанно и органично, совсем как Танцор. В нем есть какая-то умиротворенность, глубокий и величественный покой, который, помнится, был и у моего отца.

– Куинн однажды поведала мне историю, – произносит он и делает паузу, ожидая моего протеста против долгих рассказов, однако я внимательно смотрю на него, и он продолжает говорить, понизив голос: – Давным-давно, в эпоху Старой Земли, жили-были два голубя, которые очень сильно любили друг друга. В то время таких птиц выращивали и обучали переносить послания на огромные расстояния. Эти двое родились в одной клетке, их выкормил один хозяин, а потом, накануне великой войны, продал их разным покупателям в один день.

Голуби страдали от разлуки, ведь они перестали быть единым целым. Их хозяева разъехались в разные уголки мира, и птицы боялись, что уже никогда не смогут найти друг друга, так как начали понимать, насколько огромен мир и какие ужасные вещи в нем происходят. Шли месяцы, они служили хозяевам, разнося послания, летая над полем брани, порхая по воздуху над людьми, которые убивали своих братьев за очередной клочок земли. Когда война окончилась, хозяева отпустили голубей на волю, но те не знали, куда лететь и что делать дальше, поэтому просто возвратились на родину. Так они и встретились, ибо им всегда было предначертано вернуться домой и обрести там будущее, а не прошлое, – заканчивает свой рассказ Рок и плавно складывает руки на коленях, словно учитель, дошедший до самой сути дела. – Чувствую ли я себя потерянным? Постоянно. Когда погибла Лия… тогда, в училище… – уголки его рта печально ползут вниз, – я оказался в чаще леса, слепой и потерянный, словно Данте до встречи с Вергилием. Но Куинн помогла мне. Ее голос вывел меня из бездны горя. Она стала моим домом. Знаешь, как она говорит? «Дом не там, где ты родился, дом там, где ты находишь свет, когда повсюду одна тьма». Найди свой дом, Дэрроу. – Рок берет меня за руку. – Возможно, он не в прошлом. Найди его, и больше никогда не будешь чувствовать себя потерянным.

Я всегда считал своим домом Ликос. И не мыслил его без Эо. И наверное, стремился туда, где скоро встречусь с ней. Хотел умереть и снова обрести дом в Долине вместе с женой. Но если так, почему мне этого недостаточно? Чем ближе я подхожу к порогу, тем глубже внутри меня разверзается зияющая пустота. Почему?

– Пора идти, – говорю я, поднимаясь с постели.

– Поверь мне как другу, – кивает Рок, делая попытку встать, – все пройдет. Человек не является точкой на жизненном пути. Он – сумма всего, что успел исполнить и хочет сделать. И ничего не стоит без тех, кого считает своими близкими. Ты мой лучший друг, Дэрроу. Помни это. Что бы ни случилось, я буду защищать тебя, как и ты наверняка защитил бы меня, если бы мне это потребовалось.

К его удивлению, я хватаю его за руку и некоторое время удерживаю.

– Ты хороший человек, Рок. Слишком хороший для своего цвета.

– Спасибо… но что ты хочешь этим сказать? – с прищуром смотрит он на меня, разглаживая слегка помявшуюся форму.

– Думаю, мы могли бы быть братьями. В другой жизни, но не в этой.

– Почему в другой? – непонимающе смотрит на меня Рок и вдруг замечает автоматический шприц у меня в левой руке.

Он не успевает остановить меня, а вот зрачки моментально расширяются, он смотрит на меня со смесью страха и доверия, словно верный пес, которого хозяин берет на руки, собираясь усыпить. Он ничего не понимает, хотя догадывается, что у меня есть причины так поступить, и все равно боится предательства. Его взгляд разбивает мое сердце на тысячу осколков.

Игла мягко входит Року в шею, и он медленно оседает на кровать. Когда он очнется, все, с кем и на кого он работал последние два года, будут мертвы. Он вспомнит, что я с ним сделал после того, как он назвал меня своим лучшим другом. Догадается, что мне было известно о финале церемонии. И даже если я останусь в живых, даже если они не узнают, что террористом был я, Рок все поймет. Точка невозврата пройдена.

11

Алый

Сегодня вечером я убью две тысячи сильнейших мира сего. Однако сейчас я иду с ними плечо к плечу, против обыкновения не обращая внимания ни на упаднические настроения, ни на снисходительные взгляды. Высокомерие Плиния не задевает меня. Нескромное платье Виктры оставляет равнодушным, даже когда она берет меня под руку, проигнорировав протянутую руку Тактуса. Шепчет мне на ухо, что сдуру забыла надеть нижнее белье. Я смеюсь, как будто это забавная шутка, пытаясь скрыть ледяное спокойствие.

– Полагаю, Дэрроу заслужил немного утешения перед отъездом, – вздыхает Тактус. – Не видел ли ты сегодня Рока, патриций?

– Он сказал, что нехорошо себя чувствует.

– О, как это на него похоже! Небось свернулся калачиком в постели в обнимку с книжкой! Надо за ним зайти.

– Он пошел бы, если бы захотел, – говорю я.

– Я хочу, чтобы он был с нами, – отвечает Тактус, презрительно глядя на остальных копейщиков, старающихся занять место поближе к хозяину.

– Если он тебе так нужен, сходи за ним, – говорю я, просчитав его реакцию.

– Никто мне не нужен! Если бы я не знал тебя так хорошо, – морщится он, – то решил бы, что ты до сих пор обижаешься на меня из-за той истории с капсулой!

– А, той самой капсулой, которую ты запустил, не дождавшись его? – спрашивает Виктра. – И на что тут обижаться, правда, Тактус?

– Но я же думал, что Дэрроу умер! Так что это был холодный расчет! – Тактус толкает меня в плечо своим здоровенным кулаком и кивает на Виктру. – Ну ты же понимаешь! Кто-то должен был приглядывать за этой дамочкой!

– Она – нежный цветок, – отзываюсь я, заслоняя собой Виктру.

– О горе богу океана, с ним тоже рядом никого, – нараспев цитирует Тактус, – в час бешеного урагана друзья покинули его!

Виктра поправляет золотой наплечник, спиралями обвивающий ее плечо, и насмешливо произносит:

– Этот чудесный мальчик так тщеславен! Думает, что и ураганы бушуют ради него. Аукцион начнется после церемонии, – добавляет она, заметив, что я ее совершенно не слушаю, и кивает на заходящий на посадку аэрокар. – А вот и он!

Из аэрокара выходит Шакал. Ожоги зажили, лишь в некоторых местах кожа едва заметно розовеет. Он шутливо кланяется отцу, не обращая внимания на шепоток, пробежавший среди свиты.

– Отец, – кивает он Августусу, – я подумал, что дому Августусов следует присутствовать на церемонии в более или менее полном составе. Ведь мы должны держаться вместе, несмотря ни на что!

– Адриус, – отзывается Августус, пристально разглядывая сына, как будто ища, к чему бы придраться, – не думал, что тебе по душе светские рауты. Вряд ли церемония придется тебе по вкусу.

– Ах вот почему я так и не получил приглашения! – театрально смеется Шакал. – Или же причина в терактах? Впрочем, какая разница. Я здесь и рвусь быть рядом с тобой в этот знаменательный день! – восклицает Шакал, широко улыбаясь всем присутствующим, он отлично знает, что отец никогда не устраивает публичных сцен. – Что ж, пойдемте! – провозглашает он, награждая меня зловещей усмешкой, которую наверняка замечают остальные.

Каков актер, думаю я, рассеянно следуя за Виктрой в самом конце длинной процессии. Мы идем по извилистым лабиринтам мраморных коридоров из нашей виллы в сады цитадели, расположенные в двух километрах отсюда. Башня верховной правительницы возвышается посреди розового сада и ручейков, словно огромный двухкилометровый меч.

Сад пересекают тысячи искусственных ручьев. В них плавают цветные рыбки, в тихих заводях снуют творения рук ваятелей – розовые русалки, в цветущих деревьях притаились кошкозьяны. Под сенью ветвей отдыхают огромные тигрорыси. Фиолетовые мотыльками порхают меж деревьев, играя на скрипках зловещие мелодии. Ночные сады Вакха, но без разнузданных оргий, которые так забавляли греков, – эльфы от души посмеялись бы над подобным заведением, но ауреи себе такого не позволяют. По крайней мере, прилюдно.

За деревьями видны и другие процессии, несущие штандарты – огромные сияющие полотнища из ткани и металла. Наш красный с золотом лев на гербе беззвучным рыком бросает вызов им всем. Вот по мощеному мосту прошла семья Фальт с вороном на серебряном поле. Мы со скучающим видом провожаем взглядом их лорда и копейщиков. Само собой, все они при лезвиях, но остальная техника под запретом – никаких планшетов, гравиботов и другого оружия – такова традиция.

Над нами возвышается башня. Основание покрыто фиолетовыми, красными и зелеными лишайниками, увито плющом тысячи оттенков, ласкающим стекло и бетон, словно пальцы жадных до денег претендентов на руку богатой вдовы. Шесть огромных лифтов поднимают благородные семьи к небу, на самый верх.

Лифт обслуживают поражающие своей красотой розовые слуги и бурые лакеи в белых ливреях с золотыми треугольниками Сообщества.

Плоская кабина лифта, оборудованная гравитаторами, находится в центре поляны, посреди колышащейся на ветру зеленой травы. Несколько медных тут же обступают Плиния, который, будучи политиком, уполномочен говорить от лица лорда-губернатора. Видимо, произошло какое-то недоразумение – семья Фальт успевает проскочить в лифт прямо перед нашим носом.

– Социальная ловушка, – бормочет Августус, повернувшись к Лето, и фаворит подходит поближе. – Идиоты! Смотри, сейчас сделают вид, что это вышло случайно, а потом скажут: вам придется ехать на одном лифте с домом Фальтов! А ведь на самом деле они должны умолять нас пройти первыми!

– А вдруг это и правда случайность? – спрашивает Лето.

– Только не на Луне, – скрещивает руки на груди Августус. – На Луне – все политика.

– Времена меняются.

– Времена меняются уже давно, – шепчет Августус.

Лорд-губернатор сосредоточенно изучает лица своих слуг, как будто подсчитывая, сколько у нас лезвий. У одних лезвия пристегнуты к поясу, у других, вроде меня, обвивают предплечья. Тактус и Виктра перекинули свои через плечо на манер перевязи.

– Три копейщика ни на шаг не отходят от лорда-губернатора, – тихо приказывает Лето, мы киваем и подходим поближе. – Никакой выпивки!

Тактус стонет в знак протеста.

Шакал бесстрастно наблюдает за тем, как Лето командует свитой его отца.

Плиний побеседовал с работниками цитадели и выяснил, что мы и правда должны ехать на одном лифте с Фальтами. Но следующая новость оказывается еще более зловещей: наши черные и серые должны остаться внизу.

– Все семьи должны проследовать на церемонию без прислуги, – объясняет он. – И без телохранителей.

По рядам проносится ропот.

– Тогда мы никуда не пойдем, – произносит Шакал.

– Не будь идиотом! – резко оборачивается к нему Августус.

– Ваш сын прав, – поддерживает Шакала Лето, – Нерон, опасность слишком…

– Некоторые приглашения куда опаснее отклонять, чем принимать! Альфрун, Джофо! – Августус делает резкое движение ладонью в сторону своих меченых.

Двое мужчин молча кивают и присоединяются к нам с фланга. Их хмурые взгляды выражают неподдельное беспокойство. Мы заходим в лифт вслед за Фальтами и начинаем подъем. Глава дома Фальтов улыбается – его положение явно упрочилось.

Приглашенные на торжественную церемонию на крыше башни верховной правительницы попадают в зимнюю сказочную страну. С невидимых облаков падает снег, заметающий остроконечные верхушки сосен в посаженном людьми лесу, ложится на мои короткие волосы. Растаяв на языке, снежинки оставляют после себя вкус корицы и апельсина. Изо рта вырываются облачка пара.

В честь появления лорда-губернатора трубят в трубы. Тактус и несколько копейщиков оттесняют Фальтов в сторону, чтобы Августус вошел на церемонию первым. Наши золотистые и кроваво-красные ряды движутся среди огромных вечнозеленых деревьев. Здесь нас ожидают последние достижения культуры золотых, их гордость. Океан лиц, которые видели такое, о чем люди когда-то и мечтать не могли. Среди толпы можно различить знакомые еще с училища группы: обаятельные воины братства Аполлона, убийцы Марса, красавицы Венеры.

Прямо под шпилем цитадели остается свободное пространство, откуда видны города, мерцающие далеко внизу миллионами огней. Представить невозможно, что под поверхностью этого сияющего драгоценными камнями океана скрывается совсем иное – трущобы и нищета. Один мир под поверхностью другого.

– Постарайся не потерять голову, – шепчет мне Виктра, проводя когтистой рукой по моим волосам, и отходит поболтать с друзьями с Земли.

Иду к нашему столу. Над небольшими гравитаторами сияют огромные люстры. Изысканные наряды, словно жидкость, струятся по безупречным женским телам. Розовые подают деликатесы на блюдах и напитки в ледяных и хрустальных бокалах.

Сотни длинных столов расставлены по кругу вокруг замерзшего озера в центре этой зимней сказки. Розовые прислужницы перемещаются между столами на коньках. Подо льдом движутся формы – не какие-нибудь там сексуальные извращения, которые пришлись бы по вкусу эльфам и низшим цветам, а загадочные существа с длинными хвостами и мерцающей, словно звезды, чешуей. В другой жизни Микки, наверное, отдал бы все на свете за то, чтобы одно из его созданий приняло участие в этом действе. Едва сдерживая улыбку, я понимаю, что в каком-то смысле ему это удалось.

Здесь нет ни табличек с именами, ни номеров, но мы легко находим наш стол, потому что в его центре практически неподвижно сидит огромный лев. Все столы помечены знаком того или иного дома. Тут есть грифоны и орлы, ледяные кулаки и огромные стальные мечи. Лев довольно мурлычет, когда Тактус забирает у одной из розовых поднос с закусками и ставит его между массивными лапами животного, крикнув:

– Давай, зверюга, угощайся!

Меня находит Плиний. Его волосы заплетены в тугую замысловатую косу. Одет он в кои-то веки сдержанно, но все так же высоко задирает свой длинный нос, пытаясь произвести на нобилей впечатление своими ястребиными чертами и спартанской экипировкой.

– Чуть позже я представлю тебя некоторым заинтересованным лицам. По моему знаку немедленно подойди ко мне, – бросает мне он, рассеянно озираясь в поисках важных персон, с которыми ему надо переговорить. – А до тех пор никаких фокусов, веди себя прилично!

– Какие фокусы, – говорю я, доставая медальон с Пегасом. – Клянусь честью моего дома.

– Да-да, – отмахивается от меня политик, даже не взглянув в мою сторону. – Было бы чем клясться…

Оглядываю собравшихся. Здесь уже сотни людей, а гости все прибывают и прибывают. Сколько еще ждать? Мне с трудом удается сдерживать ярость, которая заставила меня принять это решение. Они убили мою жену, повторяю я про себя, убили моего ребенка. Но как я ни пытаюсь раздуть в себе огонь гнева, страх из-за того, что из-за меня повстанцы могут погибнуть, не улетучивается.

Я делаю это не ради мечты Эо, а ради живущих. Удовлетворяю их жажду мести, а не воздаю по заслугам тем, кто уже пожертвовал всем. Назад дороги уже не будет, но так предопределено судьбой.

Меня обуревают сомнения. Неужели я трус?

Я слишком много думаю, поэтому из меня получился плохой солдат. А ведь я и есть всего лишь солдат, солдат Ареса. Арес дал мне это тело. Я должен доверять ему. Поэтому я беру медальон с Пегасом и прикрепляю его под столом Августуса, ближе к концу.

– Выпьем? – раздается чей-то голос у меня за плечом.

Обернувшись, оказываюсь лицом к лицу с Антонией. Мы не виделись со времен училища, с тех самых пор, как Севро снял стерву с креста, к которому ее прибил Шакал. Нахмурившись, вспоминаю ту ночь, когда она перерезала горло Лие, чтобы выманить меня из укрытия.

– А я думал, ты изучаешь политику на Венере, – бормочу я.

– Мы уже закончили, – отвечает она. – Твое распятие доставило мне огромное удовольствие, мы с друзьями несколько раз пересматривали запись! Жуткие запахи, моча, фу! – потягивает воздух носом Антония. – От такой вони непросто избавиться!

У природы странное чувство юмора, наверное, именно поэтому Антония потрясающе красива. Пухлые губы, ноги чуть ли не длиннее моих, нежная как шелк кожа, а волосы – словно золотая пряжа из сказки про Рапунцель. А подо всем этим великолепием скрывается жуткое существо.

– Вижу, ты скучал по мне, – язвительно произносит она, протягивая мне чашу с вином, – давай же выпьем за наше долгожданное воссоединение!

Не понимаю, почему наш мир устроен так, что она жива-живехонька, стоит передо мной и плетет свою паутину, а моя жена мертва, да и лучшие золотые вроде Лии и Пакса превратились в прах.

– Знаешь, Антония, Фичнер как-то сказал одну фразу, которая кажется мне очень подходящей к нашей ситуации, – галантно поднимая чашу с вином, говорю я.

– Ах да, Фичнер! – вздыхает она, и ее груди агрессивно вздымаются в слишком глубоком декольте облегающего платья. – Эта бронзовая крыса заслужила определенную репутацию. И что же он сказал?

– Мужчины никогда не скучают по хламидиям, – резко бросаю ей я, выливаю вино ей под ноги и отхожу в сторону.

Она хватает меня за руку, привлекает к себе так близко, что я чувствую ее горячее дыхание.

Страницы: «« 123456 »»

Читать бесплатно другие книги:

Бизнес – это не только схемы, сметы и планы. Бизнес – это стиль жизни. Если вы думаете так же, то вы...
Еда – центральный аспект нашей жизни, но в учебниках истории об этом не пишут. Многое из того, что п...
Побег из тюрьмы с лучшей в мире охраной. ФБР в шоке. Сбылся худший кошмар специального агента Райли ...
Миры, где животные и роботы наделены разумом.Миры, где мифические существа правят людьми.Миры, в кот...
Слова имеют вес. Слово – как камень, брошенный в пруд: круги идут по воде, и не знаешь, какого берег...
В первом разделе книги — стихи о путешествии в Польшу, Чехию и Германию.Во втором — о природе родног...