Тёмные лучи Серый Николай
Измышленьями вздорными, злыми
От него оборону креплю.
Вспоминаю грехи и пороки,
Чтоб забыть мне навеки её…
Но ведь благовест грозный, далёкий
Будоражит сознанье моё…
И уже вспоминается паперть,
Где во мраке мы стихли вдвоём,
И греховно мне хочется плакать
От бессилья забыть о святом…
(21 апреля 1992 года, Краснодар)
А ночью я святой поверил книге,
И лбом устало к зеркалу приник…
Я в бликах видел осиянный лик
И ржавые пудовые вериги.
А в комнате – удушьем немота,
Часы томили сиповатым звоном,
И ризой обречённого Христа
Искрился иней на стекле оконном…
В моём безмолвии крамольный был упрёк,
Но чудилось в угоднике прощенье…
Святой исчез, и проявился Бог
В её непостижимом возвращеньи.
Она в мехах вошла ко мне, скорбя,
И посмотрела с тихим изумленьем…
А мне хотелось уколоть себя,
Чтоб не казалась гостья сновиденьем…
(25 июня 1992 года, Карачаевск)
Часть четвёртая
Прости… я тебе не верю,
Но нежность хочу твою…
Я осенью запер двери
И вина ночные пью.
И разум размыт на части
Пахуче-хмельной струёй,
И стало больное счастье
Удушливо-влажной тьмой.
И пьяно-шальные грёзы
В рассудке моём опять,
И рвутся наружу слёзы,
И я не могу рыдать.
И память о прежней страсти
Сжигает тоской нутро,
И кажется мукой счастье,
И чудится злом добро…
(28 сентября 1992 года, Армавир)
***
И злая память о страстях и смерти,
И обречённо-нежное письмо,
И отражённое меж крепами в трюмо
Венков и гроба многоцветье.
И попик молодой с холёно-белой кожей,
И отпеванье, и собор, и стылость…
Ужели в снегопад была Господня милость
Для одоленья моего безбожья?..
(12 февраля 1993 года, Армавир)
Ливни осенние, долгие, нудные,
Мысли и книги мои…
А за окном две собаки приблудные
Разом завыли в ночи.
Знание истин есть кара господняя,
Правда о людях страшит…
Хочется быть мне глупей и свободнее,
Если мне Боже простит…
(25 апреля 1993 года, Армавир)
***
Мужские лица были хмурыми
В осенней смеси снега и дождя…
Бодрились женщины со спинами понурыми,
В седую темень уходя.
И снова водка в захламлённом баре,
И снова улиц человечий сор…
Как будто нас украл бесовски хитрый вор
И нечисти нас продал на базаре…
(02 июня 1993 года, Армавир)
***
И душной ночью мы в церковный сад
Вошли гурьбой, смеясь не благочинно…
Там пили лёгкие мерцающие вина,
Там взоры грешников по благости скорбят.
И прелесть храма обостряет боль
И чудится безгневной карой Божьей…
Бог мучил нас красой за грешную юдоль,
За истины, объявленные ложью…
(09 июня 1993 года, Армавир)
Жасминово-прохладный воздух,
Клочки тумана и роса рассвета…
И кажется, что вечным будет отдых
Здесь у окна, камина и букета.
У этой книги с золотым обрезом
Какой-то ветхий и весёлый запах…
И я упьюсь и мёдом, и шартрезом
Из рюмочек лилово-розоватых.
И страх замрёт в моей телесной бездне
И лишь на миги проскользит в сознанье…
Я знаю: превращается в возмездье
Любое счастье при своём скончаньи.
А женский смех беспечней и свободней,
И как дурманы белизна и кожа…
И всё же грех – создание Господне,
И всё-таки пороки – не безбожье!..
Не выскажу я Господу укора
За то, что в нас забаламутят черти…
Здесь на ковре весёлые узоры
И всюду блики и любви, и смерти…
(07 октября 1993 года, Сочи)
***
Юркие, белые, хрупкие пальчики,
Вычурно смел макияж.
Вместо улыбок – смешки и оскальчики,
Вместо хотения – блажь…
Вспомнил утехи я вечером млечным,
Снежные хлопья в окно…
Было бы счастье безмерным и вечным, —
Счастьем не было б оно…
(19 октября 1994 года, Армавир)
И вновь осенний и старинный дом,
И скрип ночной, и в полумраке вина…
Мы сели с ней за дедовским столом,
И замер пёс лохматый у камина.
Я в этом доме нынче только гость,
И мой удел – спокойная учтивость…
И гложет псина мозговую кость
Без всякой благодарности за милость…
А после мы задумчиво прошлись
По тёмной и скрипучей галерее…
Я слышал писк весёлых юрких крыс,
И с каждым часом было холоднее.
Мы замерли у круглого окна,
За стёклами – нагие ветки дуба…
Я клеветал, что наша суть грешна,
И был оскал смешной и белозубый…
И под навет скрипел дырявый пол,
О прошлом я твердил, как о позоре…
Хулы я много вздорной намолол,
Боясь, что нежность превратится в горе…
(23 октября 1993 года, Армавир)
***
Я смотрел у окна на скрипучем паркете,
Как вечерняя мгла поглощала оттенки,
Пожирала осеннюю прелесть соцветий
И узоры ковров на тахте и на стенке.
А ведь краски живут и во мгле, потаённо, незримо,
Их хранит темнота, словно тайных и доблестных пленных…
Так великие мысли от разума телом таимы,
Коль не явит их блеск откровений священных…
(23 декабря 1993 года, Армавир)
Встреча под вечер в саду золотистом,
Запахи яблок, наливок и мёда…
С ней я, как встарь, был наивно-речистым,
Я уверял, что минули невзгоды…
Глупость надежд пусть не будет обузой!..
Боже, яви мне суровую милость:
Дай избавленья от вздорных иллюзий,
Дай, чтобы чаянье с явью смирилось…
(26 декабря 1993 года, Армавир)
***
А ночью в церкви – и весна, и бденье,
И всё земное мнится мне грехом,
И пламя свеч колеблют песнопенья,
И белый попик весел под хмельком.
А рядом люди на колени пали,
И ночь пасхальная за окнами светла…
И вдруг по храму тени замелькали,
Как души, отвергавшие тела…
(15 февраля 1994 года, Армавир)
Творю в ночной росе молитву о покое,
Акации вокруг церковные цветут…
И вдруг я расстаюсь с раздумьем и тоскою,
Но счастлив этим я лишь несколько минут.
И вновь мучительны и звёзды, и цветенье,
А тело грешное измучено душой…
Ужели мне искать покой в исчезновеньи?..
И будет ли душа в бесплотной жизни мной?
И кем мой станет дух, когда лишится тела?..
Ужель не вспомнит он, как вместе с плотью жил,
Как, слабая, она в соблазнах сладких млела,
И грозно он её за суетность хулил?..
Душа и плоть мои, друг друга искалеча,
В борении своём и создали меня…
И если быть иным без их противоречий, —
В бессмертие души не стану верить я.
Но если вера вдруг в бессмертье душ наполнит
Рассудок грешный мой, – не захочу я рай…
И пусть тогда Господь мои кощунства вспомнит,
А я взмолюсь Христу: мне вечной тьмой воздай!..
(03 мая 1994 года, Армавир)
***
И снова осень, и ручей, и дом,
Где, будто встарь, мне вечерами рады…
Иконные и токи, и оклады,
И солнце над часовней за окном…
И я бессилен больше не скорбеть,
Что всё для нас не кончилось на свете…
Ведь знал, прощаясь, я, что надо умереть
И не застрять в позорном лихолетье…
(16 августа 1994 года, Армавир)
В харчевне карачаевской – харчо,
И белое вино, и бастурма, и полдень…
А рядом девичьи и кудри, и плечо,