Любовник королевы Грегори Филиппа
– Уж не собираешься ли ты обратиться к Папе? – с неожиданной злостью спросила Эми? – Да и при чем тут он, если нас венчали по реформированному обряду? Или протестантская принцесса уже готова преклонить колени перед Римом?
– Нет, конечно! – крикнул Роберт, тоже вскакивая на ноги.
– Тогда кто тебе даст позволение на развод? – продолжала допытываться Эми. – Архиепископ Кентерберийский? Ее ставленник, получивший назначение вопреки своим грешкам? Он единственный переметнулся на ее сторону. Остальные епископы в тюрьме или в изгнании. Сам подумай, только он один рукоплескал ее назначению верховной правительницей церкви. Это во всей-то Англии! Негусто.
– Я в церковные подробности не суюсь, – угрюмо признался Роберт. – Только знаю, что все можно сделать, когда на то есть добрая воля.
– Ее добрая воля? – снова ринулась в атаку Эми. – Двадцатишестилетняя женщина, ослепленная похотью, пожелала заполучить чужого мужа и пытается выдать свои плотские желания за Божью волю! Она еще заявила бы, что это Господь повелел ей развести тебя со мной! – Леди Дадли разразилась звонким, почти безумным смехом. – Глупость это все, вот что я тебе скажу, муж. Ты лишь сделаешь из себя посмешище. Твой поступок станет грехом против Бога и человека, оскорблением для меня.
– Что ты выдумываешь? Будь сейчас жив твой отец…
Произнеся эти слова, Роберт сразу понял, что допустил серьезный тактический промах. Ему ни в коем случае нельзя было упоминать о ее отце. Семейная гордость Эми ощетинилась, как сторожевой пес, готовый сорваться с цепи.
– Ты еще смеешь трепать его имя? Да мой отец отходил бы тебя кнутом за одни только мысли о разводе! Он убил бы тебя на месте, если бы услышал, что ты предлагаешь мне подобные гадости!
– Ошибаешься! Твой отец хорошо знал свое место, – не сдержался Роберт. – Он и пальцем не посмел бы тронуть придворного.
– Жаль, я тогда не прислушалась к его словам. Правильно он называл тебя хвастуном и говорил, что я стою десятерых таких, как ты! – заявила Эми, плюнув ему под ноги. – Я не верила, спорила с ним. Но как же он был прав. Ты действительно хвастун, да еще и лжец. Тебе сказать, что любишь меня, – раз плюнуть.
Роберт едва видел ее. Ярость застлала ему глаза.
Слова с трудом вылетали из его горла:
– Эми, еще никто и никогда не оскорблял меня, как ты, оставаясь безнаказанным. Скажу больше – живым.
– Что ты, муж! Я еще мягко тебе сказала. Другие найдут слова похуже. Они назовут тебя ее пажом, живой игрушкой, жеребцом, с которым она удовлетворяет свою похоть.
– Королем Англии! – закричал Роберт.
Эми резко повернулась и схватила его за воротник рубашки, которую с такой тщательностью и любовью штопала.
– Никогда! – в бешенстве закричала она, впиваясь ему в горло. – Прежде чем она тебя получит, тебе придется меня убить!
Роберт оторвал ее цепкие пальцы от своей шеи, толкнул Эми на стул и заявил:
– А вот этого я тебе никогда не прощу. Я хотел поговорить с тобой как с разумным человеком. Без угроз, без крика. Но ты перешла все мыслимые пределы. Из мужа, человека, который тебя любил, ты превратила меня в своего врага.
Эми запрокинула голову и вдруг с силой плюнула ему в лицо, исторгнув из себя целый ком слюны. Роберт бросился на нее, но она успела схватиться за спинку стула и обеими ногами ударить его в живот.
– Можешь убить меня прямо сейчас. Тогда развод не понадобится. Но знай, я тебя не боюсь. Что мне твоя ненависть? Ты похотлив, как хряк. Ты ложишься с нею, потом едешь сюда, занимаешься этим со мной и каждой из нас говоришь: «Я тебя люблю». Может, и не только нам?
– Я тебе вчера ничего не говорил! – заорал Роберт.
У него за спиной открылась дверь. Леди Робсарт молчаливо застыла на пороге.
– Уходите! – крикнула ей Эми.
– Нет, леди Робсарт, вы как раз вовремя. Идите сюда. – Он торопливо отер плевок жены и расправил воротник рубашки, скрученный ею в жгут. – Пожалуйста, проводите Эми в ее комнату, уложите и дайте чего-нибудь успокоительного. Я лягу в комнате для гостей, а завтра, едва рассветет, уеду.
– Нет! – закричала Эми. – Ты придешь ко мне, Роберт, и ляжешь со мною. Ты сам это знаешь. Грязная похоть не даст тебе уснуть. Ты снова меня захочешь, будешь шептать: «Я люблю тебя». Лгун! Грязный и порочный!
– Леди Робсарт, уведите ее, иначе я за себя не ручаюсь. Я больше не позволю изливать на меня оскорбления и плевать мне в лицо. Если вы не уведете вашу падчерицу, я ее просто убью.
– Ты придешь ко мне, или я тебя убью! – закричала Эми.
Леди Робсарт удерживала обезумевшую женщину. Руки Эми извивались как змеи, норовя вцепиться в Роберта. Он бочком пробрался к двери, взбежал по узкой лестнице, заскочил в комнату для гостей и заперся изнутри.
Эми лежала в постели, не в силах подняться. Впрочем, супругам Дадли обоюдно не хотелось видеть друг друга. Леди Робсарт ледяным тоном сообщила Роберту, что Эми всю ночь проплакала навзрыд, а под утро упала на колени и стала молиться, прося Бога освободить ее от этой муки, называемой жизнью.
Люди Роберта ждали во дворе, готовые тронуться в путь.
– Полагаю, она вам потом расскажет, что это вдруг на нее нашло, – сказал он леди Робсарт.
– Я тоже на это надеюсь.
– Я рассчитываю на ваше благоразумие, – продолжал Роберт. – Если поползут сплетни, королева будет очень недовольна.
– Они исходят не из нашего дома, а из Лондона, – все тем же ледяным тоном заметила ему леди Робсарт. – Королеве не стоило бы давать такую богатую пищу для разговоров.
– Эми должна реально взглянуть на вещи. Ей стоит согласиться на развод. Я не желаю принуждать ее силой, высылать в какой-нибудь отдаленный монастырь, хочу получить ее добровольное согласие. Ее уступчивость будет вознаграждена.
По оторопелому лицу леди Робсарт он понял, что напрасно столь откровенно высказался о своих замыслах. Нужно было срочно подсластить пилюлю.
– Вы бы тоже не остались внакладе, леди Робсарт. Знаю, у вас нет оснований симпатизировать мне. Но я благодарен вам за все хорошее, что вы для меня сделали. Я готов оставаться вашим лучшим другом, если вы убедите Эми, что в ее же интересах перестать упрямиться и согласиться на предлагаемые мною условия. Я говорил с ее родственником Джоном Эплъярдом. Он целиком согласен со мной.
– Джон так думает? Он считает, что Эми должна дать тебе развод?
– Ваш сын Артур придерживается того же мнения.
Леди Робсарт сразу поняла, что Эми, упрямо твердящей о своей клятве перед Богом, противостоит мужская солидарность.
– Честно сказать, я сама не знаю, что для нее сейчас будет лучше. Особенно в таких делах, – больше для вида возразила она.
– То, что я сказал, – с привычной бесцеремонностью заявил Роберт. – То, что говорим мы, мужчины. Либо она добровольно соглашается на развод и получает неплохую сумму на содержание, либо я все равно добьюсь своего, но тогда ее ждут монастырские стены и ни гроша за душой. Третьего не дано.
– Я же ей не мать. – Леди Робсарт отступила еще дальше. – Даже не берусь гадать, что присоветовал бы ей отец, будь он жив. Я пробовала с нею говорить, но она только плачет и зовет смерть.
– Это не первые слезы, пролитые ею. Боюсь, что не последние, если она не образумится, – мрачно подытожил Роберт и вышел, более не сказав ни слова.
Приехав в Вестминстерский дворец, Роберт Дадли попал на импровизированную репетицию нового мадригала, происходившую в приемной королевы. Автор не был ему знаком. Роберту пришлось встать среди других придворных и благосклонно улыбаться, слушая длинное сочинение, изобилующее музыкальными завитушками. Сесил, стоявший в уголке, сразу подметил, что настроение у сэра Роберта отнюдь не радужное, а маска улыбки не может до конца скрыть хмурое выражение его лица. Даже когда он приветственно кланялся королеве, эта угрюмая мина не изменилась.
«Что же еще они могли задумать? – терялся в догадках главный советник. – Но видно, что у них это не получилось. Нашему лошаднику не скрыть своей досады. Королева заметила, каким он вернулся, и тоже изменилась в лице».
Едва окончилась репетиция, Елизавета подала Роберту знак. Они отошли к оконной нише и встали так, чтобы придворные их не слышали.
– Что она сказала? – сразу же спросила Елизавета, даже не поздоровавшись с ним. – Согласилась?
– Где там! Взбесилась как кошка, которой опалили хвост. Заявила, что лучше умрет, чем даст мне развод. Никаких моих доводов и предложений слушать не пожелала. Крики, слезы, упреки. Рыдала всю ночь, а под утро стала просить у Бога смерти. Что было дальше, не знаю. Я уехал на рассвете.
Рука Елизаветы потянулась к его щеке, однако королева вовремя опомнилась, не стала обнимать его на глазах у придворных, лишь сказала:
– Бедный мой Робин.
– Представляешь, она плюнула мне в лицо, – заявил он, еще сильнее помрачнев от такого воспоминания. – Я пытался ее успокоить, так она меня – ногами в живот. Если бы не ее мачеха, у нас бы до потасовки дошло.
Несмотря на серьезность всего, что приключилось с Робертом, Елизавета прыснула со смеху. Она легко представляла себе слезы и упреки, но чтобы леди Дадли вела себя как подвыпившая торговка рыбой!
– Она никак умом тронулась? – спросила королева.
– Хуже того, – ответил Дадли и слегка обернулся, чтобы проверить, не пытается ли кто их подслушать. – Я слышал от нее такие мнения и суждения, которые иначе как подрывными и еретическими не назовешь. Упаси нас Господи, если она начнет кричать об этом на каждом углу. Я не шучу. Сплошное недовольство королевской властью и изменениями в церкви.
– Так надо услать ее подальше, и дело с концом, – простодушно сказала Елизавета.
– Нет, любовь моя, – покачал головой Дадли. – Это большой риск. Нам и так хватает сплетен, а тогда и вовсе начнется большой скандал. До сих пор в ней теплилась надежда вернуть меня. Теперь, думаю, нет ничего, кроме желания отомстить мне. Сторонников у нее будет предостаточно. Во-первых, мои враги. Они увидят отличный повод расправиться со мною чужими руками. К ним могут примкнуть и те, кто недоволен твоим правлением. У нас что, мало забот?
Лицо Елизаветы вспыхнуло от тревоги за Роберта, страсти к нему. Даже несколько дней, проведенные без него, казались ей пыткой.
– Роберт, я не могу без тебя жить. Когда тебя нет рядом, я не могу управлять Англией. Тебе ли не знать, в каком тяжелейшем положении я сейчас нахожусь. Лорд Грей ведет мою армию на север. Английский флот – да поможет ему Господь – вчетверо уступает французскому. Никто не знает, чем кончится осада Лейтского замка. Роберт, я и так хожу по лезвию ножа. Эми перешла опасную грань. Я понимаю, что любить меня она не обязана. Я была готова простить ей женскую ревность и все обидные слова в мой адрес. Но подстрекательство к государственной измене, да еще когда страна находится в состоянии войны… этому я потакать не намерена. Эту особу нужно арестовать, отправить в Тауэр и забыть о ее существовании.
– Так и забудь о ней, любовь моя, – быстро ответил ей Роберт, охваченный желанием приласкать и успокоить Елизавету. – Я же рядом, буду с тобой постоянно, днем и ночью. Мы станем жить как настоящие супруги, только пока еще не вступившие в брак. Когда победим в Шотландии, в страну вернутся мир и спокойствие. Тогда-то мы и поступим с Эми так, как она заслуживает, и поженимся.
– Ты больше к ней не поедешь?
Роберту вдруг вспомнились полусонные ласки Эми и его собственный шепот в темноте. Неужели он действительно говорил ей «Я люблю тебя»? Если и так, то под напором страсти, охваченный желанием, а не корыстным расчетом.
– Мне больше не о чем с нею говорить, – добавил он. – Я твой, Елизавета, сердцем и душой.
Королева улыбнулась. Дадли постарался ответить ей тем же, ободрить, и вдруг перед ним снова мелькнуло сонное, полное желания лицо Эми.
– Она просто дура, – заявила Елизавета. – Ей бы взять пример с моей мачехи Анны Клевской. Та поначалу и слышать не желала о разводе с отцом, говорила, что заставит его жить с собой. Ей намекнули, что терпение короля небеспредельно, все может кончиться для нее гораздо хуже, и она запросила себе кругленькую сумму на содержание. Эми – дура, причем опасная, если осмеливается встать на нашем пути. Она глупа вдвойне, если не потребовала от тебя отступного и не выговорила себе содержание.
– Да, – согласился Роберт, хотя знал, что с Анной Клевской все обстояло по-иному.
Та женщина выходила замуж не по любви, и король откровенно брезговал ею. Она не ждала его по ночам, ворочаясь в одинокой постели. Уж конечно, накануне разговора о разводе он не удостоил ее любовной близостью.
Двор ждал новостей от Томаса Говарда, юного дяди королевы, отправленного на границу с Шотландией, чтобы не мешать любовникам. Его нынешняя резиденция находилась в Ньюкасле. Ему вменялось в обязанность вести переговоры и подписывать соглашения с шотландскими лордами. Время шло, однако никаких донесений от генерал-лейтенанта Говарда не поступало.
– Почему он молчит? – спрашивала у Сесила обеспокоенная Елизавета. – Не мог же Томас обмануть меня. Неужели это все из-за сэра Роберта?
– Ни в коем случае, – успокаивал ее Сесил. – Он сознает свой долг перед страной. Переговоры требуют времени.
– Которого у нас нет! – огрызнулась королева. – Из-за тебя мы вляпались в войну, будучи к ней совершенно неподготовленными.
По первоначальным замыслам Сесила, английская армия под командованием лорда Грея должна была еще к началу января прибыть в Ньюкасл, а к концу месяца двинуться на Шотландию. Однако январь давным-давно прошел, а солдаты не покидали казарм.
– Почему все так затягивается? – донимала Сесила Елизавета. – Ты дал ему распоряжение двигаться прямо на Эдинбург?
– Да, ваше величество. Лорд Грей знает, что нужно делать.
– Тогда почему он бездействует, не идет вперед или не отступает, если атака невозможна? – с нескрываемым отчаянием крикнула она. – Мы дни напролет должны только ждать! Сколько еще я буду выслушивать туманные оправдания?
Она вновь принялась царапать кожицу вокруг ногтей, иногда до крови. Прежде Сесил просто брал ее за руки и мягко напоминал, что ногти ни в чем не виноваты. Сейчас он подумал, что не стоит отбивать хлеб у сэра Роберта.
– Иногда нам приходится быть терпеливыми, – ответил он, будто говорил с капризной, упрямой девчонкой. – Кстати, лорду Грею было приказано ни в коем случае не отступать.
– Мы должны заключить дружественное соглашение с французами, – решила Елизавета.
Сесил оглянулся на Дадли и напомнил:
– Ваше величество, мы находимся с ними в состоянии войны.
– Нужно обратиться к ним с воззванием. Если их солдаты вернутся домой, то мы не будем с ними воевать, – сказала Елизавета, продолжая терзать свои ногти. – Пусть знают, что мы готовы к миру даже сейчас, перед началом сражений.
Дадли, слышавший их разговор, подошел ближе и сказал, желая успокоить Елизавету:
– По-моему, это прекрасная мысль. Против такого довода трудно возразить. Ты набросай это на бумаге.
«Конечно, трудно, когда в этом доводе нет никакой логики, – мысленно усмехнулся Сесил. – Неужели она не видит внутренних противоречий?»
На лице Дадли тоже мелькнула улыбка, и Уильям понял, что тот не хуже его улавливает всю абсурдность предложения королевы.
– Мне некогда сидеть за письменным столом, – призналась Елизавета. – Я даже думать не могу. Вся как на иголках.
– Времени много. Задень напишешь. – Роберт ободряюще улыбнулся. – Никто не сделает этого лучше, чем ты.
«Он ее лелеет, как одну из своих любимых кобыл, – с удивлением подумал Сесил. – Но на нее это действует.
Его глупости успокаивают королеву лучше, нежели мои рассуждения».
– Если не хочешь сама, продиктуй мне. Я запишу, с удовольствием стану твоим секретарем. Потом мы опубликуем это воззвание, и все будут знать, что ты не разжигаешь войну, даже сейчас стараешься выступать миротворцем. Пусть дело и дойдет до сражений, но все будут знать, что твои намерения были миролюбивыми. Вина целиком падет на французов.
– Да, – воодушевилась Елизавета. – Возможно, это предотвратит войну.
– Есть такой шанс, – согласился Роберт, и Сесил поддержал его.
Единственной хорошей новостью марта было известие о выступлении французских сторонников Реформации против королевской семьи. В Париже запахло мятежами, тамошним вельможам стало не до войны.
– Нам это все равно не поможет, – предсказывала пессимистически настроенная Елизавета. – Теперь гнев Филиппа Испанского обратится на всех протестантов. Он усмотрит в этом распространение ереси, и я больше не смогу рассчитывать на его дружбу.
Однако Филипп был слишком умен, чтобы хоть как-то помогать французам. Опасения Елизаветы не оправдались. Король Испании предложил посредничество в улаживании конфликта между Англией и Францией. В апреле для встречи с Елизаветой прибыл посланник Филиппа сеньор де Глахон. Его приезд был обставлен с большой помпой.
– Скажи ему, что я нездорова, – шепнула Сесилу Елизавета, поглядывая на испанского дипломата сквозь щелочку в двери, ведущей из ее покоев в приемную. – Займи его чем-нибудь. Я никак не могу сейчас выйти к нему. Посмотри, в каком состоянии мои руки.
Сесил мариновал испанского дона несколько дней. За это время пришла весть о том, что армия лорда Грея пересекла границу с Шотландией. Самые страшные опасения Елизаветы стали реальностью. Англия и Франция оказались в состоянии войны.
За эти дни Елизавета привела свои руки и ногти в безупречное состояние, однако посланника короля Филиппа встретила со скорбно поджатыми губами.
– Они заставят нас заключить мир, – шепнула она Сесилу после встречи с де Глахоном. – Он почти угрожал мне. Этот напыщенный дон предупредил меня, что Филипп пришлет свои войска и помирит нас насильно, если мы не сумеем договориться с Францией.
Эти слова ужаснули Сесила, который заявил:
– С какой стати Филиппу посылать войска? К нему это не имеет никакого отношения.
– С какой стати? – сердито переспросила Елизавета. – У него есть сила. Ты сам виноват, что просил Испанию о поддержке. Вот и допросился. Филипп счел эту войну своим делом. Теперь он чего доброго вторгнется в Шотландию. Если там окажутся французская и испанская армии, что будет с нами? Понятное дело, победитель завладеет Шотландией, через какое-то время поддастся искушению и двинет свои войска на юг. Ты понимаешь, что мы оказались в двойной ловушке: зависим от милости Франции и Испании? Как ты мог это допустить?
– Я вообще не предполагал такого варианта развития событий, – морщась, признался Сесил. – Я просил Филиппа о поддержке, а не о ведении войны вместо нас.
– Но если он заставит французов пойти на мировое соглашение, нам это будет только выгодно. – Елизавете все еще хотелось надеяться на чудо. – Де Глахон пообещал вернуть нам Кале, если мы заключим договор с испанцами.
– А вот это ложь, – сразу же охладил ее пыл Сесил. – За Кале нужно сражаться самим. Выбрасывать французов из Шотландии мы тоже должны своими силами. Нельзя допускать, чтобы там появлялись испанцы. Мы оказались втиснутыми между двумя крупнейшими державами христианского мира. Нам ни в коем случае нельзя лишиться независимости. Вы должны быть смелой, Елизавета.
С тех пор как она воссела на троне, Сесил обращался к ней только официально – «ваше величество». Забывался он редко и всякий раз получал ее упреки. Если сегодня она его не отчитала, значит, ей совсем плохо.
– Призрак, нет у меня никакой смелости, – прошептала она. – Я очень боюсь.
– Не вы одна. Все страшатся, – успокоил ее Сесил. – Вы, я. Возможно, и сеньор де Глахон тоже. Думаете, Мария де Гиз не перепугана, сидя в осажденном замке? Или французы не боятся? Каково им воевать, когда у них за спиной разгорается мятеж? Марии Шотландской тоже невесело. Она может приказывать сотнями вешать мятежников, но всех не перевешаешь.
– Только никто из них не одинок так, как я, – напомнила ему Елизавета. – Ни на кого не изливается столько ненависти, сколько на меня. Я до сих пор боюсь, что со мною расправятся в моих же покоях. Везде одна. Ни отца, ни мужа. Все решай сама: и с французами, и с королем Филиппом. Такой груз на мои плечи!
– Да, – сочувственно произнес Сесил. – Вам приходится играть трудную роль, причем одной. Но судьба предначертала вам быть королевой, и вы должны нести этот крест, нравится вам это или нет. Королева не может повести себя как обычная женщина. Вам страшно, вы мучимы одиночеством, но обязаны изображать спокойную, уверенную в себе правительницу.
– Я такова лишь в спектаклях, поставленных сэром Робертом. Теперь и ты туда же.
– Есть разница между придворными забавами и судьбой страны, – возразил Сесил. – Я очень хочу видеть, как вы играете великую королеву.
«Я лучше умер бы, чем позволил бы Дадли написать для тебя эту роль», – мысленно добавил он.
По весне в Стэнфилд-холл приехала Лиззи Оддингселл. Ей очень хотелось увезти Эми куда-нибудь, чтобы та сменила обстановку. Но сэр Роберт хранил молчание, и Лиззи не знала, где они будут проводить остаток весны и лето.
– Может, мне самой ему написать? – предложила Оддингселл.
После случившегося Эми почти не вставала. Ее лицо и руки были словно сделаны из бумаги. Глаза потускнели и ввалились. Сейчас она была похожа на ребенка, изможденного болезнью.
Услышав вопрос подруги, она покачала головой, словно не хотела тратить силы на разговор, потом все-таки сказала:
– Его больше не занимает, где я буду жить… и буду ли вообще.
– Помнишь, в прошлом году мы ездили в Кэмберуэлл? – спросила Лиззи, чтобы хоть чем-то развлечь подругу.
– Ну и что? – равнодушно произнесла Эми. – Я никуда не стремлюсь.
– Нельзя же безвылазно сидеть в Стэнфилд-холле.
– Почему? Я жила тут много лет. Мне нравилось.
– Но тогда у тебя и запросы были другие. Эми, нельзя же так. Ты – его жена, а ютишься в этом тесном доме. Однообразная еда, скучные вечера. Ни музыки, ни танцев, ни общества. Ты не можешь жить как жена фермера, будучи замужем за одним из величайших людей Англии. Что соседи скажут?
Эми приподнялась на локте и заявила:
– Люди зачастую говорят страшные и гадкие вещи. Ты сама знаешь. А что постыдного в том, если у нас на столе скромная пища? Неужели кому-то до этого есть дело?
– По правде говоря, сейчас всех занимает война с французами в Шотландии, – сказала Лиззи.
– Нет, Лиззи. – Эми покачала головой, снова легла и закрыла глаза. – Я пока еще все слышу, хотя лучше бы мне оглохнуть. Люди говорят о том, что мой муж и королева через год поженятся.
– Так что ты сделаешь, если он настаивает на разводе, оставил тебя, отбросил, как соломенную куклу? – осторожно спросила Лиззи. – Так и будешь лежать, вздыхать и лить слезы? Эми, жизнь на этом не кончилась. Подумай о своем будущем! Ты же молодая женщина…
– Он не вправе меня оставить, – тихо возразила Эми. – Я не соломенная кукла, а его жена и таковой останусь до дня моей смерти. Я не в силах это изменить. Бог соединил нас, и только Он способен разлучить. Роберт может услать меня куда-нибудь и обвенчаться с ней, но тогда в глазах каждого честного человека он станет двоеженцем, а она – шлюхой. Замуж я выходила по доброй воле, а не по принуждению. Никто не тянул меня за язык, когда я перед алтарем давала брачную клятву. Поэтому я была и останусь его женой до самой своей смерти.
– Эми, послушай…
– Мне нечего слушать, Лиззи. Господь милостив. Скоро Он заберет меня к себе и всех нас освободит, – едва слышно прошептала Эми. – Моя нынешняя жизнь хуже смерти. Знать, что он любил меня, потом вдруг отвернулся и теперь готов услать меня как можно дальше. Знать, что я больше его не увижу. Утром я просыпаюсь и сразу вспоминаю, что эту ночь Роберт опять был с ней. Ложась спать, я знаю, что мой супруг снова будет обнимать и ласкать ее, а не меня. Зачем он клялся мне в любви, когда просил у отца моей руки? Ведь Роберт и тогда любил ее. Получается, он с самого начала меня обманывал? Лиззи, эти мысли не дают мне покоя. Они пожирают меня изнутри, губят, но я ничего не могу с собой поделать. Горе хуже смерти. Потому я молю Бога даровать мне ее.
– Эми, а ведь в Библии сказано, что надо смиренно принимать то, чего ты не в силах изменить. Он к тебе не вернется. Так признай это и смирись. Тебе сразу станет легче.
Лиззи Оддингселл старалась говорить как можно убедительнее, хотя сама не слишком-то верила в это библейское поучение.
– Разве я не приняла? Не смирилась? – тем же шепотом спросила Эми. – Никому не жалуюсь, ни о чем не прошу. Тихо угасаю в здешней глуши. Никто не вправе требовать от меня большего.
Лиззи встала, чтобы перевернуть полено в очаге, устроенном на старинный манер. Когда в нем зажигали огонь, комнату заполняла пелена едкого дыма. Она вздохнула, вспомнив, как покойный сэр Джон противился новомодным удобствам. Дым он считал полезным для собственного здоровья, а значит – и для самочувствия всех домочадцев.
– Я все-таки напишу своему брату, – сказала Лиззи. – Там тебя всегда рады видеть. В случае чего, поедем в Денчворт.
Вестминстерский дворец
Марта четырнадцатого дня, 1560 года
От Уильяма Сесила
командиру королевской лейб-гвардии
Сэр!
1. Мне стало известно, что французы замышляют покушение на жизнь нашей королевы и благородного господина, сэра Роберта Дадли. По моим сведениям, злоумышленники рассчитывают убить кого-то из них или сразу обоих, считая, что это обеспечит им перевес в войне с Шотландией.
2. Посему, зная о существующей угрозе, я настоятельно прошу Вас удвоить охрану королевы во всякое время дня и ночи.
Прошу также внимательно следить за всяким, кто приблизится или последует за упомянутым сэром Робертом, и за теми, кто может находиться возле его покоев и помещений конюшни.
Боже, храни королеву!
Фрэнсис Ноллис и Николас Бэкон, до которых тоже дошли разговоры о готовящихся покушениях, поспешили к Уильяму Сесилу с расспросами. Тот подтвердил, что эти слухи отнюдь не являются досужим вымыслом.
– Боже мой, неужели не будет конца этим угрозам?
– Пока что нет, – невозмутимо ответил Сесил.
К ним подошел Роберт Дадли.
– Опять угроза покушения на жизнь королевы, – сказал ему сэр Фрэнсис. – На вашу тоже.
– На мою?
– Теперь со стороны французов.
– А им-то я чем помешал? – спросил Дадли, заметно испугавшийся.
– Они считают, что ваша смерть сильно подействовала бы на королеву, – дипломатично ответил Николас Бэкон.
Сэр Роберт раздраженно повернулся к нему и спросил:
– А мы сами будем лишь наблюдать, как ее величеству угрожают со всех сторон? Мало нам бед от Папы Римского, так теперь еще и французы! Я уж не говорю о нападках со стороны англичан. Неужели у нас не хватает сил обезопасить королеву и самих себя?
– Это вам не поле сражения, – заметил Сесил. – Там враги явные и открытые. А тут не знаешь, кто, когда и где. Мы можем удваивать, утраивать, удесятерять охрану. Безопаснее всего было бы не выпускать королеву за пределы ее покоев, окружить их кольцом охраны. Но представьте, каково будет ее величеству! У меня есть надежный человек, проверяющий ее пищу, и люди, наблюдающие за окнами и дверями. Без поручительства никого ко двору не допускают, и все равно что ни день, то слухи о новом заговоре, замысле убийства.
– А французам понравилось бы, если бы мы расправились с их юной королевой Марией? – спросил сэр Роберт.
Уильям Сесил и сэр Фрэнсис переглянулись.
– Нам к ней не подобраться, – признался главный советник. – Когда Трокмортон был в Париже, я поручил ему изучить такую возможность. Увы, любое покушение на их королеву сразу указало бы на причастность англичан.
– Только это вас и остановило? – с вызовом спросил сэр Роберт.
– Да, – учтиво ответил Сесил. – Если рассуждать теоретически, устранение некоторых фигур порою идет на пользу государству. Убивая одного, можно спасти и гарантировать безопасность десятков, если не сотен других.
– Я целиком и полностью против таких действий, – с благородным негодованием заявил Дадли. – Это противоречит заповедям Господа и понятиям о человеческой справедливости.
– Вы, быть может, и против, а те, кто собирается вас убить, – нет, – без особого сочувствия сказал ему сэр Николас. – Теленок вряд ли разделяет воззрения мясника. Возможно, он мыслит благороднее человека. Но у того в руках тесак, и это все решает. Вот так-то, друг мой.
В Денчворт Эми приехала не только в сопровождении Лиззи Оддингселл. Роберт послал туда Томаса Блаунта и несколько своих слуг, одетых в ливреи с гербом Дадли. Процессия тихо подъехала к дому Хайдов. Дети хозяев радостно выскочили навстречу и вдруг застыли, не понимая, что случилось с их любимой тетей Лиззи. Вместо радостных возгласов она приветствовала их лишь печальной улыбкой. Но еще больше детей удивила желанная гостья – красивая леди Дадли. Та вообще как будто спала наяву.
Из дома выбежала Алиса Хайд, торопясь поздороваться с приехавшими. Увидев Эми, она невольно вздрогнула. Ей показалось, что в этот солнечный и теплый апрельский день вдруг повеяло ледяным холодом, но Алиса сердечно поздоровалась с золовкой и леди Дадли.
Лица Эми и Лиззи были бледными от напряжения, словно они не ехали верхом, а шли пешком. Понимая, что сейчас все расспросы неуместны, Алиса помогла золовке спешиться. Тем временем Уильям Хайд подхватил на руки Эми и снял ее с седла.
– Я могу пройти в свою комнату? – шепотом спросила она его.
– Конечно. Там все приготовлено, – учтиво ответил Уильям. – Я сам вас туда провожу и велю затопить камин. Не желаете ли бокальчик бренди, чтобы согреться с дороги? Это вернет румянец вашим щекам.
Эми посмотрела на него так, словно он говорил на иностранном языке, и сухо сказала:
– Я не больна. Все слухи о моем недомогании – ложь.
– Я очень рад. Вы просто утомились с дороги, и не более того, – тоном заботливого хозяина произнес он, ведя ее по лестнице, а затем и по коридору в лучшую комнату для гостей. – Ждать ли нам сэра Роберта по весне?
Эми остановилась на пороге комнаты и совсем тихо ответила:
– Нет. Я не жду мужа ни весной, ни летом, вообще никогда.
Удивленный возглас Уильяма Хайда заставил ее обернуться и протянуть к нему руки.
– Но он остается моим мужем, – почти умоляюще произнесла она. – Это никогда не изменится.
Уильям растерянно сжал ее холодные пальцы и впервые подумал, что Эми тронулась рассудком.
– Конечно-конечно. Он остается вашим мужем, очень хорошим, заботливым.
Уильям случайно попал в точку. На бледном лице нынешней Эми – покинутой жены – вдруг заиграла милая улыбка прежней, наивной и влюбленной женщины.
– Да, он такой, – сказала она. – Я очень рада, что вы, дорогой Уильям, это тоже понимаете. Сэр Роберт – прекрасный муж. Он скоро обязательно навестит меня.
Обеденный стол был накрыт на четверых, но Эми спускаться вниз отказалась, сказав, что вообще не хочет есть и лучше поспит. После обеда, когда слуги убрали посуду, Уильям Хайд поплотнее закрыл двери столовой. Его и Алису распирало от вопросов.
– Боже милостивый, в кого ее превратили? – воскликнул он, обращаясь к сестре. – Ведь и года не прошло. Просто тень прежней Эми. Такое ощущение, что она при смерти.
– Твой предсказания исполнились, – вздохнула Лиззи. – Помнишь, как весело ты улыбался в прошлом году, строя предположения о возможном браке сэра Роберта и королевы? Уж не знаю, уловил ли он твои мысли, однако все случилось точь-в-точь так, как ты говорил. Роберт отказался от своей супруги и намерен жениться на королеве. Он так и заявил Эми. Прямо в лицо.
Уильям Хайд тихо присвистнул. Алиса ошеломленно смотрела на золовку.
– Королева сама предложила ему взять себя в жены? – спросил Уильям. – Она думает, что сумеет получить согласие обеих палат парламента?
Лиззи пожала плечами.
– Насколько я понимаю, все упирается в согласие Эми. Послушать сэра Роберта, так они с королевой уже выбирают имя для своего первенца.
– Значит, он станет консортом. Елизавета даже может провозгласить его королем, – рассуждал вслух Уильям Хайд. – Роберт наверняка не забудет все то, что мы сделали для него. Всю нашу доброту.
– А с нею что будет? – сердито спросила Лиззи, кивком указав наверх. – Мы соберемся в Вестминстерском аббатстве и будем кричать «ура». А куда денется бедная Эми?
– Не знаю. – Уильям почесал затылок. – Лондонская жизнь не по ней. Может, останется в старом отцовском особняке или поселится в доме Симпсона, который присмотрела в прошлом году.
– Новый брак сэра Роберта ее доконает, – сказала Алиса. – Она ни за что не переживет уход мужа.
– Я тоже так думаю, – подхватила Лиззи. – Как бы сэр Роберт ни хорохорился, в глубине души он это понимает. Уверена, что и дьяволица королева тоже.
– Тсс! – шикнул на сестру Уильям. – Такие слова, Лиззи, нельзя произносить даже за закрытыми дверями!
– Всю свою замужнюю жизнь Эми болталась на дыбе его амбиций, – со злостью прошипела Лиззи. – Никогда, ни единым словом, никаким поступком не опозорила мужа. А как она его любила! Как ждала! Ночи напролет молилась о его благополучии. Надо же, такая насмешка судьбы. Муж набрал силу и власть. Зачем ему верная супруга, если он любит другую женщину, а у той хватит власти, чтобы сгноить законную жену своего избранника в Тауэре или услать неведомо куда?
– Как Эми все это перенесет? – сокрушалась Алиса. – Я увидела ее во дворе – чуть в обморок не упала. Живая покойница, да и только.
– Так все-таки, Лиззи, она больна? – спросил практичный Уильям Хайд. – Правду говорят, что у нее в груди рак и эта болезнь ее губит?
– Она страдает от мучений сердца, – ответила Лиззи. – Отсюда и боль в груди. Роберту, быть может, этого не уразуметь, а вот королева наверняка понимает. Она знает, что Эми Дадли сляжет и умрет, если долго играть с ней в кошки-мышки. Или же она покончит с собой.
– Что ты говоришь? – воскликнула Алиса. – Это же смертный грех!
– Англия погрязла в них. – Лиззи тяжело вздохнула. – Куда уж хуже? Если королева ложится с женатым мужчиной, так уж ли велик грех законной супруги, если она бросится с лестницы вниз головой?