Преторианец Скэрроу Саймон
Макрон уставился на него, потом осушил свою кружку и поставил её на стол с резким стуком и пренебрежительно фыркнул:
– Да никаких. Давай, наливай ещё.
Все сидевшие за столом преторианцы разразились смехом, а Фусций налил вина в кружку Макрона. Посмотрел на Катона, но тот отрицательно мотнул головой и улыбнулся.
– Скажи-ка, – сказал Катон, – а как насчёт всей этой муштры? Как я слышал, вас здорово гоняют, а? Я-то думал, что в гвардии служба нетрудная. А тут говорят, что префект Гета готовит преторианцев к настоящей войне. Это так?
– Проклятый Гета! – резко бросил один из молодых гвардейцев. – Не успел Криспин уйти в отпуск по болезни, Гета сразу же начал гонять нас, прямо как рабов! Марш-броски, упражнения с мечами, эти клятые подъёмы по тревоге, что ночью, что днём… Он вроде даже хочет убедить императора послать нас на какую-нибудь поганую войну! – Гвардеец посмотрел на остатки вина в своей кружке. – Клянусь богами, нас наверняка пошлют в Британию расчищать и подчищать там всю эту кровавую кашу!
– Ха! – Фусций хлопнул ладонью о ладонь. – Как тесен этот мир! Наш друг Капитон только что из Британии. И Калид тоже.
– Неужели? – Один из старших преторианцев с трудом сосредоточил внимание на вновь прибывших. – Ну и что там? Мы побеждаем?
Катон вытянул губы:
– Сперва надо точно определить, что такое «побеждаем».
– Точно определить? – Гвардеец нахмурился. – Что за бред! Мы либо побеждаем, либо нет. Так как там на самом деле?
– Ты должен извинить моего друга, – вмешался Макрон. – Он считает себя философом. А истина в том, что кельты оказались более крепкими ребятами, чем предполагал император. Мы довольно легко можем громить их на поле битвы, вот они теперь и перешли к другой тактике – нападают на наших парней из засады, а потом убегают без оглядки, как зайцы. Может, они и трусы, но они изматывают нас, убивая одного за другим. Если хочешь знать моё мнение, Рим вполне мог бы обойтись без этих болотных варваров. Императору следует отозвать войска домой.
– А что насчёт их друидов? – спросил один из молодых.
– А что такое?
– Ну, если мы не уничтожим их в Британии, тогда придётся опять драться с ними в Галлии, а потом и вообще везде, куда они могут сбежать. Ну, так я слышал, по крайней мере.
– Тогда лучше бы тебе забыть то, что ты слышал, – резко и ядовито бросил Макрон. – Я вот что тебе скажу, друиды уже сломлены. И убрались к себе в горы. С ними покончено. То, что тут болтают о том, что нам пришлось вторгнуться в Британию, чтобы спасти её от этих проклятых друидов, это всё наглая ложь. Существует только одна причина, по которой наши легионы оказались в Британии. Чтобы император выглядел настоящим военачальником-победителем. Ни один более или менее приличный император ни за что не стал бы рисковать своими людьми, только чтобы получше выглядеть в глазах толпы.
Катон внимательно следил за реакцией преторианцев на высказывания своего друга и отметил, что по большей части они одобрительно кивают. Недовольство политикой императора в отношении Британии было явным. И потаённый смысл последней реплики Макрона от него не ускользнул.
– Он долго не протянет, – пробурчал кто-то.
– А что потом, идиот? – резко спросил ветеран. – Думаешь, мы так сразу найдём императора получше, чем Клавдий? Думаешь, он только и ждёт, чтобы его позвали?
– Да хуже и так уже некуда. Этот парень, Нерон, у него доброе сердце и он любит гвардию. То и дело появляется у нас в лагере. Он о нас позаботится.
– Да я всё это уже видел! Молодой Гай Калигула был такой же добренький, а чем всё это кончилось?
Тут внезапно послышался громкий шум, и в таверну ввалилась группа боевых на вид парней в грязных туниках. Они явно уже успели как следует выпить и теперь пребывали в приподнятом настроении – пока их вожак не заметил преторианцев и не поднял руку, останавливая своих приятелей. Остальные посетители уже нервно оглядывались на вновь пришедших, разговоры за столами начали стихать.
– Нет, вы только поглядите, парни! – заорал он, обернувшись через плечо. – Нас нынче осчастливили своим присутствием игрушечные солдатики императора! Вы только поглядите на них! Наливаются винищем. Жрут от пуза – лучший хлеб, самое отборное мясо…
– Это ещё кто такой? – спросил Катон.
– Цестий, – ответил Фусций. – Главарь Виминальской банды грабителей. Очень мощная банда. Они время от времени заходят сюда выпить.
– Он и сам по себе смотрится неплохо. На вид очень крутой и мощный мужик.
– Так оно и есть. Он борец, раньше на арене выступал. Голыми руками ломал противникам шеи, двоих так угробил.
Цестий сложил на груди свои огромные руки и некоторое время пристально смотрел на преторианцев. Потом продолжил:
– Ну да, конечно, они-то живут припеваючи, пока остальной Рим голодает. В жизни не видел такую свору женоподобных красавчиков и бездельников. Все такие хорошенькие, наглаженные и начищенные, всё блестит и сияет, а сами-то – сплошное дерьмо. Ни единого настоящего солдата среди них. А я видал более приличных ребят, настоящих солдат, да только они сидят в канавах и просят милостыню.
Некоторые из посетителей уже поднимались из-за столов и, стараясь делать это незаметно, устремлялись к выходу. За ними потянулись и остальные, а преторианцы, сидевшие за другими столами, начали вылезать со своих мест и неверными шагами подтягиваться к столу, за которым пребывали Катон, Макрон и их новые приятели.
– Кажется, будет драка, – пробормотал Катон.
– Возможно. – Макрон кивнул. – Вот и поглядим, на что способны эти преторианцы, из какого они теста.
– Откровенно говоря, всем нам было бы лучше остаться целыми.
Катон уставился на Цестия. Могучий главарь банды уже двигался через пустеющий зал по направлению к ним. Хозяин таверны поспешно убирал со стойки кувшины с вином и глиняные кружки – сколько удастся успеть спрятать, прежде чем начнётся погром. Часть он уже умудрился упрятать за прилавок и потянулся за остальными, пока ещё было тихо. А Цестий и его головорезы подтягивались между тем к столу преторианцев. Катон отметил, что многие из них достаточно нахальны и наглы, чтобы плевать на законы – за поясами у них торчали ножи. У других имелись тяжёлые кожаные сапы – мешочки с песком или свинцовыми опилками. Катон не прихватил с собой никакого оружия, а быстрый взгляд вокруг убедил его, что лишь немногие из преторианцев явились сюда вооружёнными, по большей части, небольшими ножами для резки хлеба и мяса.
– Действующий закон запрещает носить в городе оружие, – громко провозгласил он. Образовалась короткая пауза. Все поглядели на него с изумлением и интересом.
Цестий остановился в нескольких шагах от солдат.
– Эта таверна на моей земле. И здесь действуют мои законы. Боюсь, вам придётся покинуть это заведение, ребятки, – добавил он с притворной вежливостью. – Прямо сейчас.
Фусций оглянулся по сторонам, на остальных преторианцев, и его рука скользнула под плащ, но Макрон перехватил её.
– Слушай, приятель, мы тут просто тихо сидим и выпиваем. – Макрон улыбнулся Цестию. – Сам ведь видишь, вокруг благодаря вашему появлению полно места и для вас, и для нас.
У Цестия чуть приподнялся угол рта, это он так улыбнулся, насмешливо и издевательски.
– Ага, именно этого я и хочу – тихо посидеть и выпить, а банда трепливых преторианцев мне мешает. Портит настроение. – И он ткнул пальцем себе за спину. – Так что убирайтесь.
У Макрона был расстроенный вид.
– Ну, зачем же так сразу… – Он помолчал, потом потянул носом. – Кроме того, от тебя и твоих друзей так воняет, словно вы только что вылезли из канализации. Не обижайтесь, от вас и впрямь жутко разит дерьмом. И вообще, давайте жить тихо, зачем нам ссориться, а? Вы можете тихо-мирно выпивать вон там, в уголке. Мы даже можем заплатить за первую выпивку, как ты сам утверждаешь, мы в состоянии себе это позволить. Давайте, садитесь. – Он протянул руку к ближайшему кувшину и наполнил кружку. Повернулся к Цестию, шагнул к нему и протянул кружку. Цестий инстинктивно перевёл взгляд на кружку. И тут Макрон врезал ему кувшином в лицо. Раздался звук бьющейся глины, в стороны хлынули потоки красного вина. Цестий пошатнулся, отступил на шаг. Из его разбитого носа текла кровь. Макрон отшвырнул ручку кувшина, и его командный голос, натренированный на плацу, заполнил всё помещение таверны: – Всем стоять!!!
Схватив табуретку, Макрон бросился на остальных членов банды. Один из них – у него явно было побольше ума и самообладания, чем у остальных – прыгнул вперёд, прикрывая собой главаря, и чуть присел, ожидая удара, а табурет Макрона уже заканчивал описывать в воздухе крутую дугу. Те преторианцы, которые ещё не успели как следует набраться, тоже полезли в драку, раздавая удары направо и налево, а остальные последовали за ними, хотя и неуверенно держались на ногах. Бандит, оказавшийся перед Макроном, поднял руку, прикрываясь от удара, но его локоть тут же резко вошёл в контакт с головой, раздался хруст сломанной кости и крик боли. Катон сжал кулаки, высматривая подходящего противника.
– Чего ты ждёшь? – заорал Макрон, обернувшись через плечо. – Приглашение тебе требуется? Бей!
Обе стороны примерно соответствовали друг другу по числу участников, так что драка тут же заполнила собой всё пространство таверны.
– Не на-а-адо!! – завопил хозяин, хватая со стола кувшин, когда тот уже был готов свалиться на пол и разлететься вдребезги, когда на стол навалились двое дерущихся, пытаясь ухватить друг друга за глотку. Вокруг уже падали и разбивались столы и скамьи вместе с глиняной посудой и кувшинами, по полу разливались лужи тёмно-красного вина. Катон рванул вперёд, подняв кулаки. Один из преторианцев перед ним отлетел вбок, за ним открылся приземистый мужик с копной чёрных волос на голове. Катон прыгнул вперёд и врезал ему правым кулаком в лицо. Удар пришёлся в челюсть, рот противника с громким стуком захлопнулся, и мужик упал на колени. Катон полностью использовал полученное преимущество, ударив его с обеих сторон по голове, и мужик свалился набок, уже без сознания.
Быстро оглядев зал, он отметил, что Макрон по-прежнему продолжает нападать на Цестия, быстро нанося удары кулаками по голове и телу противника. Тот, несмотря на это, держался на ногах, отражал удары, прикрывался кулаками, блокируя атаки Макрона. Он помотал головой, смахивая текущую кровь, потом бросился на Макрона с глухим рёвом, хорошо слышимым, несмотря на вопли, стоны, выкрики и грохот, заполнявшие таверну. Цестий ударил левой, это был настоящий боксёрский удар, и он угодил Макрону в плечо, заставив отступить на шаг. За ударом слева последовал замах правой и мощный удар, но у Макрона было достаточно времени, чтобы уклониться от него, уйти нырком и нанести ответный удар снизу вверх. Голова Цестия резко мотнулась вверх, но он сделал шаг вперёд и снова ударил Макрона, на сей раз попав ему кулаком в рёбра, в середину груди, и тут же в лицо, под левый глаз, отбросив противника назад. Макрон отлетел, ударился о стол, за которым сидел незадолго до драки. Кружки и кувшины с грохотом и звоном полетели на пол и разбились. Макрон от удара слегка ослеп и теперь мотал головой и часто моргал. А гигант-бандит наступал на него. Он гнусно улыбался и продолжал наносить удары – в живот, потом в лицо, по губам. Разбил Макрону нижнюю губу.
Тут до Катона дошло, что, если он немедленно не вмешается, Макрону придётся туго, он будет избит. Он отбросил в сторону кого-то из преторианцев, пытаясь пробиться к другу. Удара сбоку он не успел заметить, но его голова вдруг мотнулась в сторону, и в глазах всё расплылось, раздвоилось. Он инстинктивно пригнулся и поднял кулаки, прикрываясь от следующего удара, который угодил ему в локоть. Впереди он увидел Фусция, который уложил своего противника и теперь добивал его с помощью отломанной от табурета ножки.
– Фусций! – заорал Катон. Молодой гвардеец оглянулся, и Катон крикнул: – Помоги Макрону!
Фусций недоумённо нахмурился, и Катон почувствовал, как в животе у него всё сжалось: он понял, что допустил ошибку. Он резко вдохнул и снова крикнул:
– Помоги Калиду!
Протянул руку и показал направление. Фусций обернулся, увидел, как главарь банды наносит удар за ударом, ухватил покрепче свою ножку от табуретки и прыгнул Цестию за спину, поднимая своё оружие.
– Берегись, Цестий! – проорал кто-то, и главарь начал разворачиваться, но было уже поздно. Ножка табуретки с треском врезалась ему в макушку. У него отвалилась нижняя челюсть, он застонал-зарычал, а Фусций ударил его снова, два раза. У него из головы хлынула кровь, волосы сразу прилипли к черепу. Фусций изменил тактику и теперь засадил концом ножки гиганту в живот, отчего тот согнулся вдвое.
– Так его! – заорал Катон, пригибаясь и продолжая пробиваться к Макрону. Он обменялся несколькими ударами и пинками с двумя бандитами и наконец оказался рядом с Макроном. А Фусций между тем врезал противнику коленом в лицо, а затем ещё несколько раз ударил его ножкой табуретки по голове, пока тот не свалился на спину, разбросав руки и свалив вместе с собой ещё двоих. Все вместе они образовали на полу живописную кучу тел.
– Внимание, ребята! – раздался чей-то голос. – Кто-то караульную стражу вызвал! Сваливаем отсюда!
Первый из бандитов сумел выбраться из свалки и рванул к выходу. Другие, согнувшись и пошатываясь, побежали за ним.
– Цестия свалили! Эй, кто-нибудь, помогите мне!
Двое бандитов поспешили к своему вожаку, пребывавшему в полубессознательном состоянии, подхватили его под руки. Фусций рванулся было к ним, намереваясь ударить главаря бандитов ещё пару раз, но остановился, вроде как осознав, что нарушает неписаные законы кабацкой драки, пытаясь ударить беззащитного. К этому времени желание воспользоваться преимуществами создавшейся ситуации у многих уже испарилось, вожака бандитов волокли к выходу, а он всё пытался встать, брыкаясь и стараясь найти опору под ногами. Обе стороны решили, что уже хватит, пора разойтись, и понемногу отступали в разные стороны, оставляя за собой груды обломков столов и лавок, битой посуды и лужи разлитого вина. Хозяин таверны в ужасе прикрыл ладонями лицо, весь содрогаясь от рыданий.
Катон опустился на колени рядом с другом. Макрон полусидел, привалившись к колонне, глаза моргали, кровь струилась из разбитой брови, носа и губы.
– Эй, Калид! – громко позвал его Катон. – Слышишь меня?
– Урррргх! – Макрон облизал губы и скривился от боли, потом выплюнул кровавый сгусток. – Проклятье! Что тут произошло? Кто это мне так врезал? – Тут он сумел наконец разлепить веки и открыть пошире глаза. И узнал Катона. – Дружище! На нас напали! К оружию!
– Хорошо ему досталось! – Фусций засмеялся, опускаясь на колени рядом с Катоном. – Выбили ему мозги!
Катон кивнул. Он опасался, что в таком состоянии Макрон может сказать что-то, что их выдаст.
– Фусций, притащи кувшин воды. Быстро!
– Ага, сейчас. – Гвардеец поднялся и направился к хозяину таверны. Хозяин тяжко вздохнул и пошёл выполнять заказ. Катон нагнулся к уху Макрона и прошептал:
– У нас была драка, и тебя свалили. Но с тобой всё в порядке, ничего серьёзного. Ты только помни о нашем задании. Ни слова, пока окончательно не придёшь в себя, понял? Макрон! Ты меня понял?
– Ага… Мы подрались… Пасть держать закрытой.
– Вот и отлично. – Катон вздохнул и похлопал друга по плечу. Потом поднялся на ноги. Фусций как раз вернулся с кувшином воды и передал его ему. Катон отступил на шаг и, примерившись, опорожнил кувшин прямо на лицо Макрона. От этого потока воды Макрон дёрнулся вбок и начал отплёвываться. Глаза дико расширились, вид у него стал такой, словно он готов наброситься на первого встречного. Потом он узнал Катона, открыл было рот, чтобы что-то сказать, нахмурился, вспомнив предупреждение друга, и захлопнул пасть. Глубоко вздохнул, потом невнятно спросил:
– А этот куда делся?
– Он уже вне игры. Спасибо Фусцию. Если бы не он, ты бы уже был на пути в царство мёртвых. Фусций, помоги-ка мне поставить его на ноги. Пока городская стража не явилась.
Но было уже поздно. Грохот калиг, топающих по мощённой камнем улице, эхом разнёсся по площади за дверями таверны. Преторианцы ещё помогали своим поверженным товарищам подняться на ноги, когда в таверну ввалились первые стражники. За ними вошёл опцион с длинным жезлом в руке. Он огляделся.
– Ну и что тут происходит? Мне доложили, что тут драка.
– Ничего подобного, – протестующее заявил Катон. – Мы тут сидели и выпивали, а потом ввалилась эта виминальская банда, напала на нас и устроила тут погром.
– Как же, так я тебе и поверил! – Опцион недовольно засопел. – Клятые преторианцы считают, что мне ничего не стоит запудрить мозги!
– Да это истинная правда, парень! – крикнул ему Катон. – Они только что отсюда смылись! И сейчас бегут к Виминалу. Если не будете тут зря тратить время, то вполне успеете их перехватить.
– Догоните их, поймайте! – заорал опциону хозяин таверны. – Кто-то же должен заплатить за все мои убытки!
– Только не мы, – твёрдо заявил Катон. – Император такого не допустит. Он никогда не сдаст своих преторианцев. Так что догоняйте этих бандитов.
Опцион прикусил губу, потом развернулся и вышел из таверны.
– Пошли, ребята, – услышал Катон его голос из-за двери, а потом удаляющиеся шаги «ребят».
Катон поднял Макрона на ноги и забросил руку друга себе на плечо. Фусций подхватил его с другой стороны.
– Преторианцы! – крикнул Катон. – Мы уходим.
Они, пошатываясь, выбрались наружу и пошли прочь от площади, вверх по улице, по направлению к преторианскому лагерю.
– Спасибо, что помог, – сказал Катон Фусцию, скрипнув зубами. – Вероятно, ты спас Калиду жизнь.
– Ага, точно, спас. – Молодой гвардеец явно гордился своим подвигом. – Как думаешь, он очухается?
– Очухается. С ним и похуже бывало.
– Ну и хорошо.
Потом они некоторое время шли в молчании, пока Фусций не спросил:
– Кстати, а кто такой Макрон?
У Катона ёкнуло сердце.
– Макрон? Видимо, я выпил лишнего. Был у нас такой приятель в Британии – Макрон. Я оговорился, вот и всё.
– Ага, бывает, – невнятно произнёс Фусций. – Оговорился, значит.
Глава восьмая
– Ну так, значит. Раз уж вы заполучили такие замечательные синяки на физиономии, то, несомненно, будете привлекать к себе ненужное внимание. Если с вами заговорит кто-нибудь из императорской фамилии, будьте готовы отвечать вежливо и с соответствующим титулованием. – Тигеллин тяжко и недовольно вздохнул. Центурия – все одетые в повседневные тоги – пересекала Форум, направляясь к воротам дворца. Со времени драки в таверне прошло уже два дня. – Ну-ка ещё раз… Как обращаться к императору?
– Вне дворца – «господин», во дворце – «императорское величество».
Тигеллин кивнул, потом тихо добавил:
– Некоторые называют его как заблагорассудится, разумеется, за его спиной.
Катон обернулся и удивлённо взглянул на него. Тигеллин чуть улыбнулся.
– Вас это скоро перестанет шокировать, Капитон, не пройдёт и месяца. Сами разберётесь в сложившейся ситуации. Клавдием всегда управляли его вольноотпущенники и жёны. Мессалина так сумела поставить дело, что он у неё с руки ел, пока ей не пришло в голову попытаться завладеть троном. И в итоге получила по шее. А та, что заняла её место – это хитрая и ловкая штучка! – Улыбка Тигеллина чуть-чуть потеплела. – Уж Агриппина-то точно знает, за какие ниточки дёргать, чтобы им управлять. Им и всеми другими. Ну а как насчёт императрицы?
– «Императорское величество» во дворце и на публике, – ответил Катон. – Поскольку ей не приходится беспокоиться об общественном мнении.
Тигеллин резко обернулся к нему:
– Хватит, Капитон! Ты всего лишь рядовой гвардеец. И не тебе обсуждать такие вопросы. Так что отныне – только правильное обращение. И всё. Понятно?
– Да, опцион.
Колонна преторианцев остановилась у ворот, чтобы произвести смену часовых, заменить дежурную секцию, а затем продолжила свой путь вверх по широкой лестнице к главному вестибюлю императорского дворца. Катон вырос в этих стенах, и хотя с тех пор прошло много времени, всё же ощутил некое покалывание в затылке, вспомнив, что он наблюдал тут ребёнком, в тёмных закоулках императорского дворца. На секунду ему даже подумалось о тех рабах, с которыми он рос – интересно, кто из них всё ещё служит во дворце? Когда он покинул Рим, он был ещё розовощёким юнцом, теперь же он взрослый мужчина, волосы подстрижены коротко, на военный манер, а на теле множество шрамов, полученных за годы службы в армии. Никто его тут не узнает, даже если придётся столкнуться с кем-то, знакомым по прежним временам.
Во главе колонны из четырёх центурий шествовал трибун Бурр, при подходе к каждому посту и секции, стоявшей на часах, он командным голосом рявкал приказания, меняя караулы, простоявшие на дежурстве всю ночь. Сутки делились на три стражи – первая тянулась с первого луча рассвета до полудня, вторая с полудня до сумерек, а третья – самая непопулярная и нелюбимая – всю ночь. Ночная стража состояла всего из двух центурий, поскольку им надлежало всего лишь охранять входы и патрулировать огороженную территорию вокруг дворца. Личные апартаменты императора и его семьи охранялись телохранителями-германцами.
Наконец настала и очередь секции Тигеллина – колонна прошла сквозь дворцовые помещения и достигла императорских садов, высаженных на насыпной террасе, с трёх сторон окружённой колоннадой. С четвёртой стороны, выходившей на Форум, она была огорожена мраморной балюстрадой. Тигеллин и его гвардейцы заняли свои посты вокруг сада, и Катона с Макроном поставили у входа в небольшой закуток, поляну возле фонтана, обсаженную живой изгородью. Вокруг фонтана стояли мраморные скамьи с разложенными на них красными подушками. Поскольку сад был как бы приподнят над землёй, сюда почти не доходила вода из акведука, снабжавшего дворец, давления не хватало. Из фонтана била лишь слабенькая струйка, с приятным журчанием падавшая в пруд вокруг.
– Красиво, – сказал Макрон, кивая в сторону аккуратно убранного сада. – Отличное местечко для отдыха, клянусь богами. За такой приятный пейзаж могут и убить.
– И такое не раз случалось, – ответил Катон, поправляя тогу. Это было не слишком удобное одеяние, складки то и дело зацеплялись и закручивались на рукоятке меча.
– Что это ты делаешь? – Макрон уставился на него. – Такое впечатление, что тебя какая-то страшная чесотка одолела. От шлюхи, что ли, подцепил?
– Да всё эта глупая тога…
– Парень, ты иногда бываешь совершенно безнадёжен. – Макрон даже головой помотал. – Вот что, давай-ка я тебя распутаю, пока ты окончательно не завязался узлами. – Он сделал шаг к Катону, потянул вверх край тоги и забросил его на плечо, а потом уложил на левую руку приятеля. – Ну, вот так. Видишь, как надо?
– Спасибо… Всё равно это идиотская штука.
– Ну, если кто-то способен сделать так, чтобы она выглядела по-идиотски, так это ты. – Макрон продолжил обозревать сад. Тигеллин и остальные гвардейцы заняли посты и теперь обходили сад дозором, следуя по своим маршрутам, словно гражданские лица, забредшие сюда в поисках приятных видов. – Значит, вот чем мы тут должны заниматься… Просто шляться вокруг да около, и так все последующие пять часов? И как это должно вывести нас на заговорщиков, как мы сможем раскрыть заговор, чего так желает добиться Нарцисс?
– Не знаю. Надо просто держать ушки на макушке, а глаза – открытыми.
Солнце между тем поднялось выше, вместе с ним поднялся и лёгкий ветерок, который шевелил верхушки деревьев в саду и уносил прочь дымы от горящих в городе печей. Но, несмотря на такой приятный день и мирную атмосферу вокруг, Катон пребывал в беспокойстве. Хотя несомненные признаки ослабления власти императора были налицо, явных улик, указывающих на наличие заговора, заметно не было. Жёсткий режим муштры и тренировок, установленный префектом Гетой, был тем, чего следует ожидать от любого хорошего командира, не более. Они не заметили никаких признаков резкого повышения благосостояния гвардейцев с момента прибытия в лагерь преторианцев. Сегодня был первый день, когда они могли на практике применить то, что узнали от Тигеллина о своих будущих обязанностях. Катон на минутку задумался о самом опционе, о том, что узнал о Тигеллине от других гвардейцев из центурии Луркона. Тигеллин состоял в преторианской гвардии чуть больше года после того, как его вызвали из ссылки вместе с некоторыми другими, кого в своё время невзлюбила Мессалина. Большинство из них были друзьями или слугами Агриппины, которых преследовала её предшественница. В чём именно провинился Тигеллин, за что его выслали, никто толком не знал.
Мысли Катона прервали чьи-то голоса, и он повернулся в сторону колоннады. И увидел сгорбленного седовласого мужчину в плаще, ведущего двух подростков к закрытой площадке у фонтана. Одному из подростков на вид было лет пятнадцать – длинные руки и ноги, великолепная причёска, сплошь тёмные кудри. Второй был на несколько лет моложе, более плотного телосложения и со светлыми волосами. Он смотрел себе под ноги, едва тащился следом за остальными, руки держал за спиной, словно погружённый в свои мысли.
Пожилой мужчина оглянулся и позвал его тонким, пронзительным голосом:
– Не отставай, Британик! Ты же еле ползёшь!
– Ха! – воскликнул другой подросток с улыбкой. – Давай, братишка, быстрей!
Британик бросил на него злой взгляд, но всё же ускорил шаг.
– Смирно! – скомандовал Катон. – У нас гости.
Оба быстро встали по стойке «смирно», оставаясь всё на той же окружённой живой изгородью полянке, по обе стороны от входа на неё, и уставились в пространство прямо перед собой. Лёгкий перестук шагов по мощённой камнем дорожке сменился мягким похрустыванием гравия, когда пожилой мужчина и двое подростков прошли через проход в аккуратно подстриженной изгороди. Они не обратили внимания на двух стражей и сразу прошли к пруду с фонтаном. Пожилой опустился на скамью и знаком показал спутникам, чтобы те сели на каменное ограждение пруда.
– Ну вот. А сейчас дайте мне собраться с мыслями. – Он поднял искривлённый палец. – Ах да! Мы намеревались обсудить тему ответственности.
– Это скучно, – сказал старший подросток. – Почему бы нам не обсудить что-нибудь более важное?
– Потому что твой приёмный отец желает, чтобы вы как следует подумали о своих обязанностях и ответственности. Вот почему.
– Но я хочу говорить о поэзии! – Голос юноши звучал жалостно и слегка хрипло. Катон рискнул посмотреть на наставника и двоих его учеников, поскольку их внимание было приковано друг к другу. Старший мальчик – Нерон – выглядел изнеженным и женоподобным, у него был маленький, округлый подбородок слабака и вообще надутый вид. Глаза тёмные и очень выразительные; он пристальным, напряжённым взглядом смотрел на наставника. Британик уселся недалеко от него, опустив голову на руки, и смотрел в землю, явно не интересуясь разговором. Лицо их наставника показалось префекту смутно знакомым, и он быстро его вспомнил. Эвраилей, вот кто это. Когда Катон был ребёнком, он уже занимал во дворце пост одного из наставников. Ему было поручено образование детей из семьи императора. В этом качестве он мало общался с другими наставниками, которые учили сыновей дворцовых чиновников и детей высокородных заложников, которых в Риме содержали в комфорте, пока их родителей заставляли выполнять условия договоров или оказывать давление на непокорных в интересах Рима. Вспоминая детство, Катон не мог не припомнить ту надменную манеру, с которой всегда держал себя этот наставник по отношению к другим членам дворцового штата. Их пути пересеклись только один раз, когда юный Катон бегал взад-вперёд по коридору возле двери в помещение наставника и получил за это порку.
– О поэзии поговорим в другой раз, – твёрдо заявил Эвраилей. – Тема сегодняшней дискуссии была определена императором, так что ни вы, ни я не можем оспаривать его решение.
– Да почему? – спросил Нерон.
– Ты задашь этот вопрос, когда сам станешь императором, – резко ответил наставник.
– Если он станет императором, – сказал Британик. – Агенобарб всего лишь приёмный сын. А я родной сын. И должен быть первым в очереди на престол.
Нерон повернулся к своему сводному брату и нахмурился:
– Меня зовут Нерон!
Британик пожал плечами:
– Да, некоторые так и говорят. Но на самом деле ты всегда будешь тем, как тебя назвали в самом начале. Для меня ты всегда останешься Агенобарбом.
Нерон некоторое время с яростью смотрел на него, прежде чем заговорить:
– Всегда ты стараешься меня унизить, поставить на своё место, не так ли? Ну что же, да, ты родной сын императора, вот только твоя мать была как неродная. Так что я не стал бы слишком полагаться на привязанность императора к тебе, мой маленький Британик.
– Моя мать умерла. Она умерла, потому что была дурой. И допустила, чтобы стремление к власти ударило ей в голову. – Британик слабо улыбнулся. – Сколько времени, по-твоему, пройдёт, прежде чем то же самое произойдёт и с твоей матерью? И что тогда будет с тобой? В моих жилах, по крайней мере, течёт кровь моего отца. А в твоих чья?
Катон не мог удержаться, чтобы не посмотреть на юного сына императора. Его здорово удивила уверенность подростка в себе и его знание жизни.
– Мальчики! Мальчики! – вмешался наставник, размахивая рукой. – Хватит! Довольно этих пререканий. Это недостойно сыновей императора. Что бы он сказал, если бы это услышал?
– П-п-прекратите это! – явно копируя отчима, произнёс Нерон, заикаясь и выпустив изо рта струйку слюны. И засмеялся.
Наставник нахмурился и поднял руку, успокаивая его.
– С твоей стороны это неблагородно. Всё, давайте больше не будем отвлекаться от темы сегодняшнего урока, вы меня слышите?
Нерон кивнул, стараясь скрыть улыбку.
– Очень хорошо. Итак, сегодня предмет нашего обсуждения – ответственность. Особенно ответственность императора перед своим народом. Я мог бы прочесть вам лекцию по этой проблеме, но поскольку я грек, то предпочитаю делать это в виде продолжительного диалога.
Катон услышал тихое шипение воздуха – это Макрон при последних словах наставника выдохнул сквозь сжатые зубы.
– Начнём с тебя, Нерон, поскольку ты сегодня в прекрасном состоянии духа. Что ты думаешь о первостепенных обязанностях императора?
Нерон сложил руки и на минуту задумался, прежде чем отвечать.
– Его первая обязанность, очевидно, обеспечивать безопасность Рима. Рим нужно защищать от его врагов, нужно также защищать его интересы во всём мире. Затем император должен заботиться о своём народе. Должен его кормить, но не только пищу им давать. Он должен их любить, как отец любит своих детей.
Британик презрительно засопел, но Нерон не обратил на него внимания и продолжал:
– Он должен их учить, прививать им понятие о самых важных ценностях: любви к Риму, любви к искусству, любви к поэзии.
– Почему именно к этому?
– Потому что без них мы – ничто, тогда мы просто животные, которые с трудом находят себе средства к существованию и пропитание, а потом умирают, не оставив никаких следов.
Британик покачал головой. Наставник заметил это.
– Ты что-то хочешь сказать?
– Хочу. – Британик с вызывающим видом поднял взгляд. – На Агенобарба слишком сильно влияет этот новый персональный его учитель, Сенека. Что значит поэзия для обычного человека? Да ничего! Им нужна еда, крыша над головой и развлечения, зрелища. Именно этого они и хотят от императора. И самое лучшее для него – обеспечить им часть этого, но не всё. Так в чём заключается его долг? Это просто. Его долг в том, чтобы поддерживать порядок и бороться с хаосом. Ему нужно защищать Рим от внутренних врагов точно так же, как и от варваров, угрожающих ему из-за наших границ.
– Это крайне циничный подход к проблеме, Британик, – заметил наставник.
– Я ещё молод. Но развит не по годам.
– Да, твоё раннее развитие было замечено и отмечено.
– Но не одобрено, – холодно улыбнулся Британик.
– Мудрость приходит с годами, никак иначе. Пока не научишься на ошибках других, мудрости не обретёшь. В лучшем случае станешь начитанным, но не мудрым.
Британик смотрел на наставника с разочарованным видом человека, утратившего вкус к жизни.
– Возможно, если бы ты побывал на моём месте и поучился на моих ошибках, то понял бы мой цинизм. Я живу в семье, которая на самом деле отнюдь не семья, а сборище убийц. У меня есть отец, который более не относится ко мне как к сыну. Матери у меня нет… зато имеется брат, который, несомненно, убьёт меня, если когда-нибудь станет императором. – Юноша сделал паузу. – Попробуй посидеть на моём месте, Эвраилей, тогда увидишь, что без собственных мозгов тут не проживёшь и не уцелеешь.
Наставник уставился на него с грустным выражением на лице, потом глубоко вздохнул:
– Давайте продолжим. Нерон полагает, что обычному человеку в жизни необходима поэзия.
– Да, я так считаю, – горячо подтвердил Нерон.
– А он обладает для этого внутренним чувством поэзии? Или его нужно обучать, чтобы он начал её понимать? – Тут наставник повернулся к Катону и Макрону, словно только что их заметив. – Вот возьмём этих двух воинов. Обычных солдат. Они немногому обучены, разве что искусству разрушения, а оно противостоит искусству учения, является его противоположностью. Они знакомы с оружием и муштрой и проводят свободное время в бессмысленных пьянках, в погоне за женщинами и на цирковых представлениях. Разве не так, солдаты? Эй ты! – Он ткнул пальцем в Макрона. – Отвечай мне!
Макрон подумал немного и кивнул:
– Ты неплохо это суммировал, мой господин.
– Вот видишь? Как можно ожидать, что таких людей можно научить понимать и ценить тонкости поэзии и чувств? Как заставить их понимать тончайшие оттенки и обороты речи, на чём построена вся литература? Они принадлежат к другому, особому классу. Ты только посмотри на них. Видишь, какие тусклые у них глаза? Они недовольны собственными тупыми мозгами, поэтому ищут утешения в пьянках, ещё больше погружаясь в грязь. Разве есть надежда, что они отыщут дорогу к великим трудам величайших мыслителей? Сомневаюсь, что они хотя бы умеют читать. Вот ты, второй! Ты когда-нибудь читал труды Аристотеля?
– Что именно, мой господин? «Поэтику», «Политику», «Этику»? Или «Метафизику» или «Никомахову этику»? Или «О душе»?
Наставник, поражённый, с минуту смотрел на Катона в полном замешательстве.
Британик засмеялся.
– Продолжай же, Эвраилей. Твоя аргументация весьма интересна.
Наставник с трудом поднялся на ноги и жестом поднял своих учеников:
– Пошли, поищем какое-нибудь другое место, более уединённое и более подходящее для наших дискуссий.
Он прошёл между Катоном и Макроном, не встречаясь с ними взглядом. Нерон последовал за ним, чуть задержавшись на ходу, чтобы подмигнуть Катону и похлопать его по плечу, прежде чем покинуть поляну у пруда. Младший подросток медлил, он не сразу встал с места, потом подошёл к Катону, встал перед ним и уставился ему в лицо.
– Как тебя зовут, преторианец?
– Капитон, мой господин.
– Капитон… Ты как-то отличаешься от других преторианцев, не так ли?
– Я не уверен, что правильно тебя понял, господин.
– Да всё ты понял. Ладно, я тебя запомнил. У меня хорошая память на лица. В один прекрасный день ты мне можешь понадобиться. А скажи-ка, Капитон, если бы тебе после смерти Клавдия пришлось выбирать нового императора, кого бы ты выбрал? Меня или Агенобарба?
– Это не мне выбирать, мой господин.
– Но ты же преторианец, и, когда придёт время, именно преторианцы должны будут сделать выбор, как они сделали тогда, когда императором стал мой отец. Так кого ты выберешь?
Катон замер, не решаясь отвечать. Он просто не смел ответить этому почти мальчику. Более того, он был крайне поражён тем, что открылось ему в глазах собеседника – глубокая, взрослая мудрость, а также его умная, проницательная манера речи.
Британик пожал плечами и пинком отбросил небольшой камешек в сторону пруда. В этот момент он выглядел как самый обычный мальчишка этого же возраста. Потом заговорил снова:
– Когда придёт время, тебе всё же придётся сделать выбор. А вот у меня никакого выбора не будет. Мне придётся постараться и успеть убить Агенобарба, прежде чем он убьёт меня. – Он снова посмотрел в глаза Катону, прямо в глаза, и в его взгляде не было ни следа застенчивости или смущения. – Уверен, что мы ещё встретимся, преторианец. Значит, до встречи.
Он снова спрятал руки за спиной и быстро пошёл прочь, поспешно ступая своими короткими и толстыми ногами, стараясь нагнать своего наставника и сводного брата. Когда стук шагов стих, Макрон повернулся к Катону, надул щёки и шумно выдохнул.
– Фу-у-у! Какой странный малый этот Британик! Прямо-таки старик в теле мальчишки. Никогда таких не встречал.
Катон кивнул. Было в этом мальчике что-то очень тревожащее. Что-то такое, от чего у Катона прошла по спине волна ледяного холода. Внешне он являл собой образец безжалостности и расчётливости, и у Катона не было ни малейших сомнений в том, что именно Британик имел в виду, говоря об убийстве Нерона, когда настанет нужный момент. Но у этого ребёнка будут и сторонники – люди вроде Нарцисса, кто желает обеспечить сохранение своего положения после того, как Клавдий уйдёт в мир теней. Однако Катон отлично понимал, что императорскому советнику придётся иметь дело с мальчиком-императором, обладающим гораздо более мощным интеллектом, нежели нынешний цезарь. Британик, вероятно, станет его послушным орудием. Но каким именно орудием? Что он за человек? Катон был в затруднении. В том, что говорил Эвраилей, имелось зерно истины. Интеллект, учёность, начитанность – это одно. Однако без содействия мудрости и умения поставить себя на место другого это может привести к жестокой тирании, основанной на капризах, на субъективных суждениях и мотивациях, а это ничуть не менее разрушительно для Рима, чем безумие Калигулы. Даже в своём теперешнем возрасте Британик уже был силой, с которой следовало считаться.
– А что ты думаешь по поводу второго, Нерона? – спросил Макрон.
– Кажется, он довольно безвредный. Вроде как немного витает в эмпиреях, но сердце у него как будто доброе.
– И мне так показалось. И он пользуется популярностью в преторианской гвардии.
– Да. – Катон уже понял, что Нерон легко нравится людям, есть в нём некий шарм. В предстоящей неизбежной борьбе за престол это будет значительным преимуществом перед более умным и интеллигентным, но обладающим холодным умом сводным братом. У Катона стало тяжело на сердце, как будто свинцовый груз на него давил. Эти мальчишки, ни тот, ни другой, совершенно не были готовы к тому, чтобы наследовать императору. Пройдёт ещё несколько лет, прежде чем они наберутся хоть какого-то опыта, чтобы править с умом. И по этой причине необходимо, чтобы Клавдий прожил достаточно долго и чтобы порядок и стабильность, достигнутые при его правлении, никак не нарушались. Если Рим попадёт в руки одного из этих мальчиков, то столкнётся с трудностями и опасностями, как во времена, когда орды варваров угрожали империи со всех сторон, выжидая лишь удобного момента для нападения.
Глава девятая
За день до начала игр, посвящённых годовщине восшествия Клавдия на престол, началась подготовка к ним. Временная арена уже несколько дней сооружалась на плацу перед лагерем. Когда же рабочие наконец сложили свои инструменты и ушли, одна из когорт преторианцев получила приказ покрасить деревянные трибуны и украсить императорскую ложу гирляндами свежих дубовых листьев. Над местами для зрителей в императорской ложе был натянут огромный пурпурный тент, призванный защитить императора и его семью от солнца, ветра и дождя. На передней стене ложи преторианцы, обладавшие несколько большими художественными талантами, нежели остальные, нарисовали огромную фреску, изображающую Клавдия, восславляемого гвардейцами в день, когда он стал императором. Другая фреска изображала императора, раздающего золотые монеты солдатам гвардии, чтобы напомнить им о той особой признательности, которую он испытывает по отношению к преторианцам, и о верности, которую они обязаны демонстрировать взамен.
К вечеру двадцать пятого дня января всё было готово. Арена была достаточно большой, чтобы разместить за низкой стенкой всех солдат, что были в лагере. Напротив императорской ложи располагались широкие входные ворота для участников игр, а по сторонам – две калитки поуже, для выхода и выноса раненых или убитых. Сама арена была посыпана свежим песком, равно как и весь плац. В здании штаба все залы и галереи под колоннадами были уставлены столами и скамейками для последующего вечернего празднества. В лагерь уже прибыли из ближайших пригородов фургоны, гружённые хлебом, копчёным мясом, сыром, фруктами и вином; их содержимое уже выгружали и разносили по кладовым под бдительным присмотром младших командиров, следивших, чтобы никто ничего не стащил.
Когда на преторианский лагерь опустилась ночь, Макрон с Катоном как раз сидели в парилке лагерной бани. Обменявшись несколькими словами со своими новыми товарищами, они заняли скамью в укромном уголке, где их не мог подслушать никто из гвардейцев, рассевшихся по всему пространству душной парилки. Некоторые из них были заняты разговорами, но большинство просто сидели, наслаждаясь жаром, и по их голым телам текли струи пота.
У Макрона со лба тоже скатилась тяжёлая капля, и он заморгал. Потом вытер лоб и посмотрел на Катона. Тот был погружён в глубокую задумчивость, глядя невидящим взглядом в мозаичный пол перед собой. Ранее он посетил явку и обнаружил там послание от Септимия, в котором тот требовал от них рапорта об уже проделанной работе. Они должны были встретиться с ним через два дня.
– Ставлю сестерций, что знаю, о чём ты задумался, – тихонько сказал Макрон.
– Что? – Катон оглянулся по сторонам.
– Знаю я, что означает это твоё выражение лица. Так что тебя тревожит?