Грузия. Перекресток империй. История длиной в три тысячи лет Рейфилд Дональд

В конце концов завещание-обещание, данное раскаявшимся Давитом императору Василию II, погубило его. Накануне Страстной пятницы 1000 (или 1001) года заговорщики отравили царскую чашу вина для причастия. Кто бы ни нанял убийц — Василий II, Баграт II или даже обозлившаяся картлийская знать, — им надоело дожидаться, когда они завладеют территорией или престолом, завещанным Давитом III. Как только император Василий, зимовавший с армией в Тарсусе, узнал, что Давит умер, он проехал всю Восточную Анатолию, чтобы взять в руки свое «наследство», то есть бо2льшую часть Тао. Грузинская и армянская знать сдалась византийцам, но только после кровопролитной ссоры с 6000 русских (тогда известных как «варяги»), наемников византийцев, которые убили тридцать грузинских феодалов за украденный фураж.

Завещание Давита III в пользу императора Василия было оспорено Багратом II, но император уступил обделенному наследнику — приемному сыну лишь титул куропалата. Отец Баграта Гурген, магистр в Северной Тао, попытался отнять у императора захваченную территорию: в 994 году, за шесть лет до убийства Давита, Гурген магистр, будучи наследником Баграта Простодушного, до того зазнался, что провозгласил себя «царем»; Гурген еще решил назначить себя регентом своего сына Баграта в Картли, а когда Баграт стал в 978 году абхазским царем, Гурген вел себя, как будто он уже соправитель Картли, конфликтуя с необузданной картлийской знатью. Гургеном двигало оскорбленное самолюбие: он не мог забыть унижения, которое ему нанесла Византия, произведя его сына Баграта в куропалаты, а его назначив всего лишь магистром, и в 1001 году он спровоцировал византийцев, осадив Олтиси, но был отбит генералом Никифором Ураном. К несчастью, таоские феодалы, среди которых был Пери Джоджик, любимый генерал Давита III, связали свою судьбу с византийцами, которые наградили их имперскими землями и чинами; к тому же мусульманские эмиры, например Мумадид ал-Даула из Апахуника, который сильно пострадал от нападок Давита, тоже поддерживали византийцев против Гургена. Конфликт кончился тем, что император Василий занял крепость Хавачичи в Южной Тао, куда он вызвал Гургена. Император уступил символическую территорию и восстановил на десять лет мир между Византией и обиженными грузинами.

Сам Баграт терпеливо ждал, пока его отец Гурген не умер в 1008 году, и только тогда провозгласил себя царем Западной и Центральной Грузии — Картли, Тао-Кларджети, Абхазии-Эгриси. За это время Тао-Кларджети расцветала, благодаря византийской оккупации: Василий II опекал города и церкви, например заплатив вместе с братом Константином VIII за новую крышу для собора в Ошки. К тому же императоры охотно назначали грузин и армян, например самого Пери Джоджика, губернаторами вновь присоединенных земель.

После смерти Гургена в 1008 году никто не оспаривал прав Баграта III на престолы Тао-Кларджети, Картли или Абхазии. Идея объединенной Грузии показалась осуществимой. Кахетия и Эрети неизбежно в конце концов сдадутся, и только тбилисский эмират еще влачил существование. (С 970 года было еще одно маленькое царство, Лоре, или Ташир-Дзордзоргети, на границе Армении и Южной Картли: там правила династия Квирикэ I, как назвал себя некий Гурген, сын ширакского царя Ашота III. Лоре удалось отхватить часть Тбилисского эмирата и даже чеканить свои монеты, но ее политика зависела целиком от Давита III в Тао и от следующих всегрузинских царей, и через сто лет Лоре влилась в единое Грузинское царство.)

Точно так же, как сегодня Китай терпит Гонконг, несмотря на напоминания, как страну унижали иностранцы, так и грузинские цари терпели Тбилисский эмират, хотя власть халифата давно ослабла. Арабские путешественники с восхищением вспоминают эмират, особенно под властью джафаритских эмиров 880-х годов с гораздо более передовыми, чем в любой другой стране Закавказья, правосудием, полицией, чиновничеством, таможней, блюстителями нравственности и городским управлением. Важность Тбилиси как центра торговли перевешивала неловкость оттого, что бывшая столица страны все еще находилась под чужой властью. Город удивительно быстро оправился после того, как Буга Турок перебил половину населения. К 1000 году население Тбилиси составляло около ста тысяч человек, почти столько же, сколько в Париже или Самарканде. Его «лимонообразные» бани подогревались горячими источниками; через Куру был переброшен понтонный мост; эмир чеканил серебряные дирхамы, которые находились в обращении по всей Грузии. Судя по надписям на стенах, отмечающим нашествие Буги Турка, христианский собор все-таки остался открытым. На левом берегу Куры жила мусульманская знать со своей крепостью; на правом берегу — грузинские мещане со старшинами и собором. Для торговцев Х века недостатками Тбилиси были ужасные дороги в Картли и в Армении, по которым приходилось проезжать земли неверных, пока не доберешься до этого островка суннийского мусульманства[47], и встречи на улицах с женщинами без вуали и без сопровождения. Ибн Хаукаль — арабский географ и путешественник Х века из Багдада — так описывает свое пребывание в 977 году[48]: «В Тифлисе — плавучие мельницы, на которых мелют пшеницу и зерновой хлеб. Жители Тифлиса отличаются радушием и очень пекутся о безопасности иностранцев, они питают дружеское расположение ко всякому, пришедшему к ним случайно… Они придерживаются веры приверженцев сунны… Тифлис, в отличие от Армении, целиком мусульманский город… Гость не может провести ни одной ночи дома [так щедро гостеприимство]». В любом случае Баграт III и его наследники еще не были в состоянии завоевать эмират, несмотря на то что халифат в Багдаде уже не интересовался этим аванпостом. Арабский Тбилиси был не только источником коммерческого процветания, он служил защитой против притязаний картлийской знати, например Багвашей. К тому же нападение на эмират могло повлечь за собой стычку с другими мусульманскими эмиратами, с которыми Грузия была не в силах воевать.

5

Объединение

Новое десятилетие в Грузии с самого начала обнадеживало всех: десять мирных лет, энергичный, молодой, неоспоримо законный царь, вновь обустроенные города, процветающие сельское хозяйство и культура. Народы Грузии, по-видимому, одобряли единое самодержавие. Язык обогащался арабскими и армянскими заимствованиями: калаки (город), убани (пригород), вытеснили старое цихе (крепость), отражая ускоренный процесс урбанизации. Города, раньше центры для паломников или беженцев, становились центрами торговли и ремесел. Купцы объединялись в гильдии под руководством вачартухуцеси (главного купца). Возникли новые города: на юге Ахалкалаки и Ахалцихе («новый город», «новая крепость»); на востоке — Телави. В Абхазии-Эгриси старые столицы, например Цихегуджи, уступали место Кутаиси, Сухуму (тогда Цхум) и Анакопии. Развивалась новая промышленность: Тбилиси и Рустави прославились стеклом и глазурью; крепость Дманиси превратилась в фабричный город, производящий стекло, сырой шелк и ткани. Нижняя Картли, Сванетия и Аджария славились чугуном и булатом. Благодаря арабам, которые ввели гутани, глубокорежущую железную соху, которую тянули восемь или даже шестнадцать волов, крестьянам приходилось сообща владеть тягловым скотом (гутани пахали в Грузии до середины XIX века). Крестьяне также занимались шелководством, одевая господ, или пчеловодством, производя церковные свечи и мед. Феодализм пускал глубокие корни, личная свобода низших слоев ослабевала, производство росло. Политическая и экономическая стабильность, новые центры для молитвы и науки, не говоря уж о доходных земельных участках, принадлежащих церкви, привлекали грузинских монахов и ученых с Афона, Синая, из Антиохии и Иерусалима на родину, где они слагали гимны и жития. В Кутаиси Баграт III чеканил монеты, которые провозглашали его политические цели: на аверсе было написано по-грузински «Христос, возвеличь Баграта, абхазского царя» и по-арабски «Нет Бога, кроме единого Бога», а на решке «Мухаммед пророк Бога»[49].

Баграт начал царствование с усмирения таких мятежников, как Рати Багваша. Баграта поддерживали не только мать Гурандухт, вдовствующая царица Абхазии, но и картлийский князь Звиад Марушиани (феодалы Марушиани, в отличие от остальной картлийской знати, одобряли централизованную монархию: именно Иоанэ Марушисдзе убедил таоского царя Давита III усыновить Баграта и таким образом объединить две главных царских семьи). Ключевым помощником царя оказался им же в 1001 году назначенный патриарх всей Грузии, Мелхиседек I, который заменил иберийского католикоса Симеона III. Баграт решил, что церковной столицей будет Бедия в Абхазии, но все-таки, как только страна успокоилась, разрешил Мелхиседеку в 1011 году восстановить патриархию в ее первоначальном центре Мцхете. Затем Мелхиседек поехал в Константинополь, чтобы еще раз утвердить автокефалию грузинской церкви, символом чего явилась реконструкция церкви Живого Столпа в Мцхете[50]. (Эта поездка, вероятно, состоялась около 1022 года, когда на время утих конфликт между императором Василием II и грузинским царем Гиорги I.) Баграт заказал постройку еще нескольких церквей, в особенности чуда средневековой архитектуры — Никорцминды в Раче. В Кутаиси он построил царский дворец, а новый собор на правом берегу Риони стал самым великолепным зданием Грузии. Длиной в сорок пять метров и шириной в тридцать пять он представлял собой увеличенную копию церкви в Ошки, построенную таоским царем Давитом III. (Это здание является первым в Закавказье, где год постройки отмечен арабскими цифрами.) На торжественное открытие собора приехали многочисленные грузинские и иностранные знаменитости. На камнях фундамента есть только имена Баграта и Гурандухт, хотя еще одна надпись просит, чтобы Христос «много увеличил могущество Баграта», и упоминает всю его ближайшую родню. Мы также видим только имена Баграта и Гурандухт на золотом алтарном потире, подаренном патриаршему собору в Бедии.

После смерти Гургена магистра Баграт продолжил дело объединения, вторгнувшись в Кахетию и Эрети. (Вполне возможно, что он уже предпринял попытку вторжения в 1003 году, так как рукопись этого года из Шаори близ Ткибули кончается колофоном, отмечающим, что именно в этом году разорили Кахетию.) Но первый раз Баграт воевал в 1010 году против кахетинского хорепископа Давита; через год Давит умер, и хорепископом стал Квирикэ III Великий, который провозгласил себя царем Кахетии и Эрети. (В монастыре Зедазени есть барельеф, изображающий Квирикэ III, заключающего мирный договор с осетинским правителем Урдурэ.) Штаб Баграта находился в Мцхете; кахетинцы сдавали крепость за крепостью, но два года отбивались от Баграта III, пока не признали его суверенитета. (У Квирикэ III Баграт все-таки не отнимал царского титула.) Арранский (кавказско-албанский) эмир Фадл I ибн Мухаммад, увидев бедственное положение Кахетии и Эрети, напал с востока, но Баграт вместе с армянским царем Гагиком I завоевал Шамкор, столицу эмира, и сделал его своим вассалом.

Баграт III отличался беспощадностью, энергией и везением. Даже когда бушевала война с Кахетией, он улучил время, чтобы съездить в свою таоскую крепость Панаскерти, куда вызвал двух своих троюродных братьев, кларджетских князей Сумбата и Гургена, для «совещания». В Панаскерти братьев с детьми арестовали, перевезли за сто пятьдесят километров через горы и заточили в Тмогви — новой крепости на верхней Куре. Сын Сумбата, Баграт, и сын Гургена, Деметрэ, сбежали к византийцам, а самих Сумбата и Гургена умертвили. После искоренения кларджетских Багратидов у наследников Баграта больше не было соперников. На всякий случай Баграт потом заказал себе родословную «Диван абхазских царей», доказывающую, что он — законный наследник трехсотлетнего абхазского царского рода Анчба. Следующее его сочинение было «Свод законов Баграта», который впервые составил список всех преступлений против личности, от оскорбления до убийства, и денежной кары за каждое преступление. (Из всех царей по имени Баграт от 1000 до 1400 г. именно Баграт III считается вероятным заказчиком этого свода.)

Баграту было всего пятьдесят два года, когда 7 мая 1014 года он умер именно в Панаскерти, куда заманил своих обреченных троюродных братьев. Верный придворный Звиад Марушиани увез его тело на север, чтобы похоронить Баграта в Бедийском соборе. О семье Баграта мы знаем мало. О жене Марте, которая играла меньшую роль в правлении, чем его мать Гурандухт, мы знаем только, что она родила ему двух сыновей, наследника Гиорги I и Басилэ и что она, вероятно, умерла раньше мужа. За короткое время Баграт достиг большего, чем даже Вахтанг Горгасали пятьюстами годами ранее. Грузия наконец стала единой, с сильной центральной властью и свободной от иностранного господства. Конечно, Баграт свершил этот подвиг только благодаря тому, что Византийская империя была озабочена болгарской угрозой и что новая волна тюркских кочевников отвоевывала халифат у арабов.

Гиорги I, как и его отец, был ребенком, когда пришел к власти (в средневековой Грузии шестнадцатилетний подросток считался взрослым). Как только Баграт III умер, царство его стало расшатываться: Квирикэ III опять объявил себя суверенным царем Кахетии и Эрети, хотя продолжал поддерживать остальную Грузию против внешних врагов. Гиорги начал неудачно, поссорившись с советником отца Звиадом Марушиани и арестовав его. Поэтому мятежные Багваши опять подняли голову. Хотя Гиорги вернул Триалети Липариту (внуку того Липарита, которого Баграт лишил этого удела), молодой Багваш сбросил маску преданного феодала и проявил наследственные жадность и честолобие.

Вступив на престол, Гиорги нанес внешнему врагу удар в самой уязвимой точке, в Южной Тао. Четыре года подряд он побеждал, отвоевывая у византийцев ранее уступленные им крепости. Но в 1018 году император Василий II уже подавил болгар и смог предъявить грузинам ультиматум. Гиорги отказался от переговоров: он завербовал египетского Фатимида султана ал-Хакима, который взялся атаковать византийцев на море и на суше. Но султан скоропостижно умер, и атака не состоялась. Затем Гиорги обратился к армянскому царю Гагику, которого, вместе с другими армянскими царями, византийцы в 960-х годах тоже лишили территории. Гиорги был тесно связан с Арменией: его первая жена Мариам была дочерью царя Сенекерима II Арцруна из Васпуракана, и он дружил с ширакским царем Ованэ-Смбатом, который был обязан своим престолом грузинскому посредничеству.

Наконец, в 1021 году император Василий собрал огромную армию, чтобы овладеть всей территорией, когда-то принадлежавшей таоскому Давиту. Нападение застало Гиорги врасплох: от первой конфронтации в Басиани (в Южной Тао) он отступил в крепость Олтиси, которую поджег, чтобы византийцы не могли ею воспользоваться. Потом император разгромил тыл грузинской армии у озера Чылдыр и гнал грузин вплоть до Триалети, сжигая и грабя все по пути. В Триалети, с кахетинской поддержкой, армия Гиорги смогла сплотиться. Император заставил армянских союзников Гиорги сдаться: Ованэ-Смбат дал византийцам клятву верности, а Сенекерим завещал свое царство империи, взамен назначения губернатором своего бывшего царства. Тем не менее Василий II временно отступил, чтобы перезимовать в Трабзоне на берегу моря.

Весной следующего года византийский флот штурмовал грузинские гавани на Черном море: Гиорги согласился на мирный договор. Ему показалось, что он будет спасен неожиданным переворотом: Никифор, сын мятежника Варды Фоки, с помощью грузинского генерала Андроникэ (который приходился Гиорги шурином, а Пери Джоджику, генералу Давита III, — сыном) организовал заговор против императора. Заговорщиков предали и казнили, и Василий воевал дальше, захватив у Гиорги не только Тао, но и Кларджети, Колу и Джавахети. Византийцы объединили эти провинции вместе с захваченными армянскими землями в новую Иберийскую провинцию и назначили наместником императорского губернатора (правда, грузина по происхождению). Затем Гиорги потерял сына: трехлетнего наследника Баграта, рожденного ему Мариам, взяли заложником на три года в Константинополь.

В 1024 году Гиорги еще раз попытался отобрать потерянную территорию. На этот раз он воспользовался дипломатическими средствами, но вдруг заподозрил в двурушничестве своего уполномоченного, епископа Закарэ Валашкертели, и запретил ему возвращаться из Константинополя. (Закарэ в ссылке занимался заказами рукописей для грузинских церквей.) Затем Гиорги прибег к военным мерам. С помощью византийского губернатора Васпуракана Никифора Комнина, чьи родственники вскоре узурпируют византийский престол, Гиорги отвоевал Триалети и Джавахети. Василий II умер в 1025 году, и его брат Константин VIII сразу выслал карательную экспедицию. Константин прозевал, однако, похищение молодого заложника Баграта, которого грузинские посланники тайно забрали домой. Гиорги еще не исполнилось тридцати лет, когда 16 августа 1027 года он неожиданно умер во время этой затяжной войны. Грузия оказалась беззащитной: враги нарушали границы, а запутанная семейная жизнь Гиорги осложнила престолонаследие. Судя по всему, он развелся с Мариам, которая родила ему одного сына и трех дочерей (из этих дочерей одна, Гурандухт, стала наложницей похотливого императора Константина IX Мономаха). Сама Мариам стала игуменьей, когда Гиорги женился на осетинской княжне, Алдэ, которой он подарил дворец в Анакопии на берегу моря. Алдэ, как член осетинской царской семьи, вряд ли была простой наложницей: византийские летописцы считают ее дочерью союзника империи, которой император определил уделом Анакопию, так как по завещанию Гиорги она была совершенно обездолена. Алдэ родила Гиорги сына Деметрэ, которого феодальная знать выдвинет на престол в попытке свергнуть следующего царя, Баграта IV.

Когда Баграт IV унаследовал престол, его мать Мариам вышла из монастыря, чтобы помогать ему и давать советы. Как его отец и дед, Баграт IV начал царствовать еще мальчиком. Его помазали в великолепном таоском соборе Бана[51], построенном Адарнасэ в конце 800-х годов именно для царских коронаций и похорон. Как и дед, но в отличие от отца Баграт мог доверяться матери, способной давать деловые советы: она была и дочерью, и вдовой царей. Мариам оказалась незаурядной советчицей и дипломатом, легко справляясь с феодалами, особенно с Липаритом IV Багвашем, с которым на время ей приходилось делить регентство над мальчиком-царем. Как игуменья, она владела греческим так же свободно, как грузинским и армянским. Она продемонстрировала свои таланты в 1028 году, когда император Роман III напал на Тао и некоторые феодалы и епископы перебежали к византийцам, как и крестьяне, с которыми Византия обращалась намного мягче, чем грузинская знать. (В Кларджети те Багратиды, которых Баграт IV лишил земель, но не успел убить, в особенности Деметрэ Кларджи, который претендовал на престол, естественно, поддерживали византийцев.) Из знати лишь немногие, например Эзра Анчели да Саба из Тбети, остались верными Баграту IV. Императорскую армию остановил Липарит IV в Триалети, а полностью поразил Саба из Тбети в Шавшети. Именно Мариам с регентами добились перемирия: она пригласила всеми уважаемого игумена Гиорги Мтацминдели, который покинул Афон и собрался приехать в Грузию похлопотать о перемирии (и вдобавок преобразовать грузинскую церковь).

Вооруженные стычки помешали приезду Гиорги Мтацминдели, но в 1031 году Мариам сама поехала в Константинополь, чтобы лично договориться о мире с Романом III Аргиром. Ей это удалось блестящим образом: наступил мир, император пожаловал Баграту IV куропалатство, и Мариам вернулась домой с гарантией долговечного мира, с девушкой-невестой для сына, Еленой, племянницей Романа. Как только Мариам с Еленой высадились на берег Грузии, императорскую племянницу и молодого царя обвенчали в том же соборе, Бана, где четыре года тому назад его короновали.

К несчастью, через несколько месяцев невеста заболела и умерла. Византийцам больше незачем было дружить с Грузией. Императорский флот захватил Анакопию, где жил Деметрэ, сводный брат Баграта IV, с матерью, осетинской княгиней Алдэ. Деметрэ с Алдэ (которые, вероятно, боялись — не без причины, — что Мариам и Баграт лишат их жизни) привезли в Константинополь, где они стали марионеточной второй грузинской царской семьей. В последующие двадцать лет византийский двор избегал открытых конфликтов с Грузией, но поощрал всякие заговоры с феодалами, заинтересованными в свержении Баграта IV.

Молодой Баграт IV скоро опять женился, на этот раз на Борене, сестре будущего осетинского царя Дорголела. Борена родила ему наследника, будущего Гиорги II, и дочь, которая будет оберегать Грузию от византийских претензий, выйдя замуж (под именем Марии Аланской[52]) за императора Михаила VII Дуку. Два стратегических брака, Баграта IV, а потом Марты, вселили в грузин новый оптимизм: в 1032 году церковь Ишхани, построенная в 650 году беглым армянским патриархом-диофизитом Нерсесом III, и расширенная грузинами в 830 и 954 годах, превратилась в настоящий собор, как и тбетская церковь, знаменитая своей суровой каменной скульптурой, изображающей кларджетского Ашота Великого.

Оптимизм подорвали, однако, феодальные клики. В 1032 году Липарит IV Багваш и Иване, один из пятерых братьев Абазасдзе, вторглись в Тбилисский эмират и захватили не только нового эмира Джаффара III ибн Али, но и крепость Биртвиси, которая охраняла Тбилиси с юга. Феодалы доставили пленника к Баграту и Мариам, но царь и его мать спохватились, что Липарит и Абазасдзе, ставшие слишком мощными, представляли угрозу куда как более опасную, чем просто корыстный тбилисский эмир. Царь вернул Джаффара в Тбилиси. Разъяренный Липарит в последующие двадцать пять лет сделает все от него зависящее, чтобы подорвать царствование Баграта. Липарит не сразу раскрыл свои карты: в 1037 году, когда Баграта сочли взрослым и способным командовать армией, царь с Липаритом дружно осаждали Тбилиси. Но в 1040 году, когда эмир собирался покинуть голодающий город, Баграт предложил ему мир в обмен на Парцхиси, южный аванпост эмирата. Джаффар сохранил свой эмират, а Липарит кипел от досады. Если бы он не боялся, что эмир Гянджи пришлет подкрепления в Тбилиси, Липарит ослушался бы царя и напал на эмират.

Даже в Тбилиси от мусульманства оставались лишь символические следы. На аверсе монет Баграта IV мы видим Богородицу с греческой надписью, а на решке уже нет арабской надписи: есть только грузинские инициалы, хотя в искаженной форме, что подразумевает, что на монетном дворе еще работали арабские мастера. Баграту IV было выгодно приберечь послушный мусульманский эмират, так как с помощью тбилисского эмира легче было запугивать Кахетию и Эрети. В 1040 году он сжег укрепленный дворец Бододжи в верхней долине Иори: усыновленный наследник Квирикэ III, Гагик (ц. 1039–1058), назначил Бододжи своей столицей. Кахетинцам пришлось сделать Телави на реке Алазани своей новой столицей. Но Липарит вдруг перебежал к кахетинцам и заставил Баграта отступить, хотя и понимал, что не может победить без византийской помощи. Чтобы угомонить буйного феодала, Баграт назначил его правителем всей Картли: но честолюбие Липарита не было удовлетворено, и завистливые братья Абазасдзе чувствовали себя обиженными.

Не достигнув цели на востоке, на юго-западе Баграт IV воспользовался небрежностью византийцев, оставивших свою иберийскую фему в руках наместника грузинского происхождения и войск, состоявших из местного населения. Баграт без труда отобрал у византийцев Тао, отрезав морской путь от Константинополя захватом порта Хопа. Империя ответным ударом послала Липарита-мятежника и Деметрэ-самозванца с наемными варягами[53], говорят, под командой будущего норвежского короля Харалда III Хардрады. Усиленные кахетинцами, варяги в Картли одержали победу над Багратом в Сасирети, недалеко от Каспи. (Хронология противоречит летописцам: сасиретская битва состоялась между 1045 и 1047 годами, но Харалд к тому времени, по-видимому, вернулся в Россию.) Затем Липарит вместе с Давитом, «царем» Лоре, византийцами и озлобленными грузинскими феодалами совершили попытку государственного переворота, но все развалилось: самозванец Деметрэ умер в 1042 году, и крепость Атени (на юге от Гори) отбила нападение Липарита.

Повернув на запад, Баграт опередил византийцев, захватив прибережную Анакопию, но на поле битвы ему сообщили, что умер Джаффар III, тбилисский эмир. Баграт предоставил поле битвы своему абхазскому генералу Отаго Шервашидзе (Чачба). Доскакав до Дигоми, на окраине Тбилиси, Баграт соединился с конницей тбилисских грузинских старшин: вместе они подъехали к дворцу эмира — последнему мусульманскому зданию на правом берегу Куры. Там Баграт поставил царский гарнизон. На левом же берегу мусульмане оказывали сопротивление именно тогда, когда прибыли войска Липарита, который намеревался взять Тбилиси для себя. Армии Баграта пришлось выехать из города, чтобы отбить Липарита.

Липарит был неистощим: в 1047 году он добился поддержки кахетинцев, армян и византийцев и еще раз вторгся в Картли, на время поселившись в Уплисцихе, пока Баграт IV не пошел в контратаку. Липарит уже открыто принял сторону Византии, управляя всей территорией, захваченной византийцами в 1020-х годах, помогая генералу Катаколону Магистру и армянину Весту Аарону защищать иберийскую фему от турок-сельджуков. Баграт несказанно обрадовался, когда в 1049 году сельджуки захватили Липарита в плен. Все будто бы наладилось: после столкновения с грузинскими старшинами сыновья Джаффара III, Мансур и Абу’л-Хаиджа, были свергнуты: в 1050-х годах Тбилиси был эмиратом только номинально, а в действительности республикой. Ближайший эмир, Али бин Фадл в Гяндже, не угрожал грузинской власти ни в Тбилиси, ни в Лоре: он сам оказался лицом к лицу с сельджуками и нуждался в союзнической поддержке Баграта.

На юге Баграт наступал не вооруженной силой, а дипломатией: он отправил свою мать Мариам в Армению. Как дочь царя Сенекерима она добилась получения девяти крепостей около Ани и там оставила грузинские гарнизоны. Даже византийцы начали признавать преимущество Баграта и повысили его ранг с куропалата до нобелиссимуса. Но лавров Баграт пожать не успел: в 1051 году византийцы заплатили выкуп и сельджуки освободили Липарита, который пробрался в Грузию.

Вместе с матерью и придворными Баграт поехал в Константинополь, чтобы прояснить отношения. Пока он был в разъездах, мальчик-наследник, будущий Гиорги II, царствовал в Кутаиси. Но поездка превратилась в трехлетнее заложничество, и коварный Липарит уговорил доверчивую царицу Борену, что Баграт больше никогда не вернется. В результате Борена разрешила Липариту перевезти Гиорги в Иберию в собор Руиси, где Липарит венчал Гиорги на иберийское царство под регентством Гурандухт, сестры Баграта, и себя самого, взявшего роль дядьки нового царя. Борена, должно быть, затосковала: муж был заложником византийцев, а сын марионеткой Липарита; ей приписывают строки, написанные некой Бореной под образом Богородицы в одной сванской церкви:

  • О Дева, которая смыла вину Евы, сказав Габриэлу:
  • «Я есмь раба Господня», спаси меня, твою сторожевую,
  • Многострадальную Борену, бродящую по земле.
  • Пусть та сила ослабнет, что пили с первой кровью[54].

Византийцы, естественно, хотели, чтобы Грузия раскололась точно так же, как раскололась Армения, хотя единое сильное грузинское самодержавие против сельджукской угрозы им было бы больше на руку, чем мешанина из сварливых маленьких княжеств. К середине 1050-х годов Византия поняла, в чем состоит выгода: по просьбе Гурандухт они освободили Баграта, но при условии, что его не по чину умная мать останется еще на два-три года в Византии. Мариам ездила по святым местам и монастырям Анатолии: ее с трудом отговорили от поездки в Иерусалим, на который уже покушались сарацины. Византийцы продолжали признавать царство Баграта, к 1062 году называя его даже севастом. Липарит тем временем делал вид, что подчиняется: у него были влиятельные друзья среди сельджуков и греков, он решал судьбу наследника Гиорги и сам объявил себя пожизненным царем (архонтом) Самцхе, то есть почти всей Юго-Западной Грузии.

Судьбу Липарита предопределило именно это заявление. Местная знать в Самцхе, в особенности Сула Калмахели и его родня, возненавидела наглого выскочку. В 1058 году году Баграт без сопротивления арестовал Липарита вместе с сыновьями Иванэ и Няней, повез их в Кутаиси и, лишив самозванца потомственного удела (Триалети), привязал к виселице. Вместо того чтобы казнить мятежника, Баграт сжалился, постриг его в монахи и сослал в Константинополь. Сыновей тоже сослали: Няня умер в Армении, Иванэ, хотя его пустили на исконные земли Багвашей в Аргвети, добровольно поехал в Византию. Из Константинополя Липарит написал Баграту, предлагая отдать царю все владения Багвашей, если только Баграт позволит сыну Иванэ опять поселиться в Грузии. Согласившись, Баграт допустил роковую ошибку.

Упрочив государство, в 1060-х годах Баграт IV мог спокойно обратить свое внимание на культуру. Сопоставление и редактирование легенд и ранних летописей, входящих в Жизнь Картли (главного, а иногда и единственного, источника наших сведений), были осуществлены Леонти Мровели, епископом Руиси, при несомненной поддержке царя в 1060-х годах (запись, свидетельствующая о постройке грота епископом Мровели, относится к 1066 г.). В то же время Баграту удалось заманить в Грузию с Афона престарелого Гиорги Мтацминдели, с которым теперь дружила его мать. На Афоне Гиорги превратил Иверский монастырь в такой деятельный центр науки, что завистливые греческие монахи, которые науке предпочитали пассивное созерцание или сельскохозяйственный труд, начали травить «чрезмерно эрудированных еретиков» грузин и выгонять их с Афона. Вернувшись домой, Гиорги взял на себя преобразование грузинской церкви, и Баграт послал его назад в Византию вместе с восемьюдесятью грузинскими сиротами, которые пополнили бы контингент ученых монахов. (Об этом мы узнаем из латинской редакции Жития Гиорги, к которой надо относиться иногда с недоверием, так как она повествует, что византийский император, всего через десять лет после раскола восточной и западной церквей, восхищается доводами Гиорги, утверждающего, что армяне — еретики, греки — в заблуждении, а римляне — единственные верные христиане.) Грузинские монахи в монастыре Святого Симона на Черной горе вблизи Антиохии тоже преследовались греками, которые доносили на них антиохскому патриарху; патриарх, однако, объявил, что такие грузины, как Гиорги Мтацминдели, являются настоящими учеными и православными. Реальным источником разлада на самом деле было то, что грузинская церковь продолжала настаивать на своей автокефалии, независимости от Антиохии, а тамошний патриарх стремился подчинить Грузию, ее царя и епископов своей власти. Гиорги Мтацминдели предъявил доказательство, что грузинская церковь искони была автокефальной, но напряжение стало невыносимым. К 1100 году грузинские монахи повально возвращались на родину, где они могли свободно трудиться и молиться. Сам Баграт проявил личный интерес к монастырю Креста в Иерусалиме. Основанный Прохором Грузином, монастырь получил в 1040-х годах щедрое пожертвование от царицы Мариам, так что он заменил древний палестинский монастырь Мар Саба: именно в монастырь Креста стремились теперь паломники, там переписывали и переводили рукописи, а после латинского завоевания в 1099 году там встречались грузинские и европейские уполномоченные.

Баграт никогда не пренебрегал военным делом: он опять начал завоевание Кахетии. Сначала он помешал кахетинцам, напавшим на Тбилиси, когда старшины города искали у соседних правителей защиты от сельджуков. Тбилисцам отказал Абул Асуар, шеддадидский курд, который владел Ани, хотя он благоволил к христианам: Абул Асуар боялся Баграта. Агсартан, кахетинский и эретский царь с 1058 года, заинтересовался судьбой Тбилиси, но Баграт подкупил его и ввел в Тбилиси собственный гарнизон и посадил своего наместника, по-арабски шихна. Затем Баграт объявил войну Агсартану. Испуганный Агсартан в 1064 году договорился с очередным сельджукским султаном Алп-Арсланом, принял мусульманство и ценой обрезания добился тюркской протекции.

Последние восемь лет своего цаствования Баграт боролся с Алп-Арсланом. Когда сельджуки вторглись в Тао, Баграт, Мариам и вся семья только чудом избежали плена. Баграт не успел достроить укреплений Ахалкалаки[55]: Алп-Арслан взял город, в три дня перебил или поработил обитателей и потом отступил в Армению. По условию мирного договора Алп-Арслан потребовал, чтобы Баграт IV отдал ему свою племянницу Марехи. Баграт был не против, но по матери несчастная Марехи приходилась племянницей и лорскому царю Квирикэ: тот уперся. (Квирикэ был женат на Гурандухт, сестре Баграта[56].) Раздраженный отказом шурина, Баграт послал в Лоре войска под командованием близкого помощника Вараза-Бакура Гамрекели, который уговорил лорскую знать задержать и Квирикэ, и его брата Смбата. Как Липариту, так и Квирикэ угрожали казнью: в конце концов ему пришлось в виде наказания не только отдать Алп-Арслану Марехи, но и сдать картлийцам свою северную крепость Самшвилде. (Вскоре Алп-Арслан уступил Марехи своему визирю, мудрому Низаму ал-Мулку.)

В то же время, в 1065 году, Баграт добился равно полезного и совершенно добровольного союза, отдав свою дочь Марту в Константинополь: там ее назвали Мария Аланская и выдали замуж за Михаила VII Дуку, сына Константина X. В детстве Марта вместе с отцом была заложницей в Константинополе; тогда грузинский монах Гиорги Мцире предсказал, что она вернется императрицей. На самом деле императрицей она стала дважды, так как в 1078 году после свержения и пострижения в монахи Михаила Дуки Марта вышла за его врага, Никифора III. Последнюю часть своей жизни Марта-Мария посвятила всяким козням, чтоб ее сын Константин стал императорам, и набожной благотворительности, направленной на процветание грузинских монастырей на территории Византии. Судьбы Марехи и Марты показывают, что благосостояние Грузинского царства зависело настолько же от выгодно выданных замуж дочерей и племянниц, насколько от удач царских сыновей и племянников.

В отличие от византийских императоров, однако, Алп-Арслан, если ему казалось это политически выгодно, пренебрегал семейными узами. Когда Баграт IV успешно воевал на востоке против Кахетии, Алп-Арслан вторгся с востока и оттеснил его в Картли. Алп-Арслана поддерживал не только его вассал, кахетинский Агсартан, которому уже вернули крепости в Кахетии, но почти каждый, кого Баграт когда-нибудь оскорблял: униженный Квирикэ III; ал-Фадл ибн Мухаммад, который благодаря сельджукам стал эмиром и Кавказской Албании, и Тбилиси и командовал 33000 войск. Турки и союзники глубоко проникли в Картли, причинив огромный ущерб, и дошли до Свири, всего в шестидесяти километрах от Кутаиси. Царство Баграта спасла невыносимая для Алп-Арслана невиданно лютая зима, длившаяся с 10 декабря 1068 года по февраль 1069-го. Баграт IV послал к врагам прощенного мятежника Иванэ Багваша, чтобы договориться о мире. Сначала Алп-Арслан требовал дань, но морозы так его одолели, что он уехал, не дождавшись ответа. По пути на восток он заново захватил Тбилиси и Рустави и передал их во власть эмира ал-Фадла. Постепенно Баграт отвоевал потерянное: он вторгся в Тбилиси и изгнал ал-Фадла. Несчастного эмира тогда захватил кахетинец Агсартан, который, поощренный Алп-Арсланом, перепродал эмира Баграту в обмен на несколько крепостей. В Тбилиси посадили другого, более кроткого эмира.

Теперь Баграту пришло в голову попросить подкреплений у шурина, осетинского царя Дорголела Великого: брат царицы Борены прислал через Крестовый перевал десятки тысяч осетинских конных, которые помогли Баграту ограбить Гянджу и вернуть почти все потерянные города и крепости. Баграт даже осмелился перестать платить сельджукам дань: он утолил жадность Алп-Арслана одноразовой посылкой подарков. К счастью, Алп-Арслан уже наметил более богатую добычу, Византийскую империю, и потерял интерес к закавказским победам. Торжество Алп-Арслана наступило в 1071 году, когда в ходе битвы при Манцикерте он захватил в плен императора Романа IV: император умер в плену, и византийское господство в Малой Азии было обречено. 24 ноября 1072 года умер Баграт IV, уже давно болевший животом. (По иронии судьбы через три недели на берегах Амударьи Алп-Арслана заколол взбунтовавшийся военнопленный.) Баграта IV похоронили в Чкондидском монастыре. Царица Мариам пережила всех своих детей.

В восемнадцать лет наследник Гиорги II получил, как ему казалось, мирное царство и благополучный престол. К тому же Византия уже признала его куропалатом и сразу пожаловала титулом нобелиссимуса. Советники у Гиорги были превосходные, хоть и престарелые: бабушка царица Мариам и знаменитый церковник Гиорги Мтацминдели. Вплоть до середины 1073 года враги Грузии затихли: новый вождь сельджуков, Малик-шах, еще собирал силы. Но летом Гиорги прошел испытание характера: Иванэ Багваш вступил в заговор с двумя мощными феодалами — Няней Куабулисдзе и сванским князем Варданом. Бунтовщики заняли часть Картли и захватили Кутаиси, ограбив царскую казну. Армия Гиорги разгромила бунтовщиков, но Гиорги начал политику умиротворения, которую он потом продолжит, не наказывая предателей, а откупаясь от них. Естественно, Багваши еще раз восстали, на этот раз вместе с Орбелиани: опять они потерпели поражение, но им подарили две ключевые крепости в Картли — Самшвилде и Клдекари. Липарит (сын Иванэ) Багваш тогда захватил еще одну крепость, Гаги, в двадцати пяти километрах от Тбилиси вниз по реке, и продал ее гянджскому эмиру. Тем же летом Малик-шах набросился сначала на Гянджу и потом на Грузию. Предательство Багвашей превзошло все границы: Иванэ послал своего сына Липарита V к султану Малик-шаху, но мнительный султан задержал Липарита. (Он уже задержал гянджинского эмира ал-Фадла, которого освободил, когда ал-Фадл вместе с двинским и дманисским эмирами соединились с сельджуками.

Липарит понял свою ошибку и порвал с Маликом: мстительные сельджуки разорили прежде всего территорию Багвашей, а потом уж остальную Грузию. У Гиорги II пока был один союзник, кахетинский царь Агсартан, и осенью 1075 года они отбили атаку сельджуков в битве при Парцхиси[57] (на реке Алгети, на юго-востоке от Тбилиси). Подбодренный успехом, Гиорги повернул на запад, чтобы занять без боев грузинские земли, раньше отнятые византийцами; в Абхазии он захватил Анакопию и еще несколько крепостей, а на юге широкую полосу от Кларджети до Джавахети. Византия уже не претендовала на закавказскую территорию: Грузия была ей нужна больше всего как союзник против сельджуков: император провозгласил Гиорги II цесарем и подарил ему Карс, который византийцы покинули, оставив город в руках своего доместика Григолу Бакуриани (Григория Пакурианоса), грузина по происхождению. Гиорги подарил Карс мощному феодальному племени Шавшели.

Грузины два года одерживали победы. Однако в 1077 году Малик-шах убедился, что Византия уже не в состоянии помогать Грузии, и сокрушил сначала Тбилиси, потом Эрзурум и Олтиси, крайний аванпост страны. 24 июня 1080 года сельджуки заняли замок Квели в Северной Тао: они захватили государственную казну и арсенал и чуть не схватили царя. Некоторые феодалы даже связали свою судьбу с турецким генералом эмиром Ахмадом: Гиорги загнали на север в Абхазию, чуть не в Черное море. Турки тоже добрались до берега моря, но им важнее было ограбить Кутаиси и Артануджи, превратив и новую, и старую столицы Багратидов в необитаемые развалины. Такая кампания стала обычаем для Малик-шаха: он зимовал к югу от гор, а весной возвращался, чтобы истреблять и порабощать грузинских крестьян, в то время как новый сельджукский султанат расширял свои границы по всей Анатолии до Черного, Средиземного и Эгейского морей. Сельджуки приходили вместе с табунами и со скотом, заселяли землю и портили пашни и виноградники. Из-за перебоев в сельском хозяйстве голод распространялся даже на горные места, куда турецкие войска не дошли. Три года подряд повторялось катастрофическое нашествие: летопись царя Давита Строителя, наследника Гиорги II, гласит: «Запустела страна и превратилась в лес, и вместо людей зверь и дичь полевая поселились в ней. И было бедствие нестерпимое над всеми жителями страны, несравненное и превосходящее когда-либо бывшие и прошедшие опустошения. Ибо святые церкви сотворили домом коням своим, алтари же Божии местом мерзости своей. И священники некоторые при самом принесении священной жертвы там же мечом принесены были в жертву, и кровь их смешалась с Господнею. И некоторые в горькое отданы были рабство, старцы не были пощажены, девы же поруганы, юноши избиты, младенцы расхищены». Как в Грузии, так и в Армении наступило полное отчаяние.

В 1083 году анонимный монах кончает свою рукопись колофоном: «Я — ученик во времена горя и тоски, преследования и рабства, разорения и смерти, когда вся Самцхе полностью разрушена… и остатки ее крепостей внушают только жалость и волнение»[58]. Ни Гиорги, ни его царство не были в состоянии дольше терпеть; они не могли даже созвать армию, чтобы отбиваться от захватчиков. Гиорги посовещался со своими министрами: было решено предложить Малик-шаху дань. В Исфахан поехал сам Гиорги: его принял сельджукский двор и обещал прекратить нашествия на Грузию в обмен на крупную ежегодную дань и на отбывание военной службы. (На такую же унизительную капитуляцию в 1086 году пошли Филарет Варажнун, армянский правитель Киликии, и Фарибурз, правитель Ширвана.) Летописец Давита IV, который противопоставлял гениальность сына безалаберности отца, описывает, как униженного Гиорги II встретил Малик-шах, по словам летописца «несравненный, образом сладости и благости возвышенный над всяким человеком, о котором много есть и других бесчисленных известий — правосудия, милости, любви к христианам». В самом деле под влиянием своего мудрого персидского визиря Низама ул-Мулка Малик-шах умел вести себя не только как кровожадный кочевник, но и как благодетельный монарх.

Тюркские нашествия и грабеж, однако, не прекращались. Гиорги II еще раз походатайствовал перед Малик-шахом. На этот раз, по чьему наущению — мы не знаем, Малик-шах придумал новые условия: он признает Гиорги II царем Кахетии, если Гиорги присоединится к сельджукскому вторжению в Кахетию. Даже по макиавеллиевским обычаям Закавказья такая смена вех показалась неслыханно циничным поворотом. В октябре 1084 года сельджуки и картлийцы вместе осаждали крепость Веджини в Южной Кахетии. Коварная атака стала просто нелепой комедией после того, как тяжелые снегопады свели на нет тактику осаждающих. Гиорги II вдруг стало скучно, и он уехал, чтобы охотиться в близлежащих лесах[59], а сельджуки проводили время, грабя долину Иори. Затем Малих-шах и царь Агсартан вдруг сговорились. Кахетинец еще раз подтвердил, что принял мусульманство, и вместе с сельджуками набросился на Картли, преследуя армию Гиорги вплоть до перевалов через Лихи. К кахетинцам присоединились и некоторые картлийские феодалы: Дзаган Абулетисдзе передал Агсартану замок Мухрани и пограничную крепость Зедазени.

Двор в Кутаиси мог простить Гиорги коварство, но полная его некомпетентность была невыносима. Грузинское царство быстро сократилось: осталась практически только Абхазия-Эгриси: Картли и Тао вырождались из-за зверской жестокости сельджуков. Это ужасное десятилетие стало известно, как уже упоминалось, «Великим турецким игом». Напрасно Гиорги пытался умиротворить свою знать, жалуя им землю, деньги, привилегии. 1089 год начался страшными землетрясениями, которые всем показались знамениями гнева небесного. В Сирии город Пальмира был уничтожен, и Грузия оказалась на пороге полного краха. Министры Гиорги, по инициативе его главного советника епископа Чкондиди, заставили царя отречься от престола и уступить власть своему шестнадцатилетнему сыну Давиту, уже проявлявшему удивительные политические и военные способности. Не исключено, что Давит сам сыграл роль в свержении отца, но, в отличие от своих предшественников, в собственной семье новый царь Давит был лишен мудрых и опытных советников. Жена Гиорги II Елена, о которой ничего не известно, уже умерла. Рядом с новым царем стоял только его учитель и первый министр, Гиорги, епископ Чкондиди, коему Давит был обязан своим не по годам развитым умом.

6

Давит Строитель

Ни один правитель Грузии не достиг таких успехов, как Давит IV Агмашенебели («Строитель» или «Восстановитель»). За его царствование с 1089 по 1125 год он заново объединил царство и изгнал всех захватчиков, создал процветающее гражданское управление, воскресил армию, правовой порядок, преобразовал церковь и феодальную иерархию и вдохновил светскую культуру, превратив Грузию на сто лет во всеми признанную мощную державу. Давит был незаурядного ума лингвистом и ученым, но в то же время решительным военным, способным на самокритику, с творческим прозрением, которое помогало ему уловить в политике или в войне редкие, но всё решающие моменты. Он смог оживить разрубленное, смертельно больное государство, которое унаследовал[60]. Давита Строителя вообще считают IV, считая его предшественниками Давита III Тао-кларджетского (930–1000/1), Давита II, титулованного царя Картлийского (ц. 923–937) и Давита I Куропалата (ц. 876–881). Отец Давита IV, Гиорги II, изображенный на атенских стенных росписях монахом-царем, за которого молились еще в 1103 году, называя его «царь царей» и «цезарь», отошел на задний план: он дожил, может быть, до 1112 года[61].

В 1089 году царь Грузии владел только западной частью страны: когда Давит в первый раз охотился на востоке от горы Лихи, пришлось выслать разведчиков на тот случай, если сельджукские мародеры подстерегут царя. Летописец вспоминает, что тогда «в городах и поселках ни души не было видно». В 1190-х годах Давит еще откупался от сельджуков, но Малик-шах прекратил свои грабежи в Грузии. Крестьяне, которые скрывались в лесах и в горах, начали возвращаться домой, чтобы пахать в долинах и строить в городах. В 1092 году кто-то убил мудрого сельджукского визиря Низама ул-Мулка, и сам Малик-шах умер при загадочных обстоятельствах. Среди сельджуков завелась смута: шла борьба за престол, крестьянство бунтовало, новые секты, среди них исмаилиты, соперничали друг с другом. Давит IV сбросил чужеземное ярмо. Он отрекся и от своих византийских титулов, даже перестав быть иперсевастом («верховным правителем»). Уже не тревожащийся из-за соседей, Давит решил обуздать своих мятежных феодалов: в 1093 году он обвинил в заговоре Липарита Багваша, правителя Клдекари и, таким образом, почти всей Триалети. Липарит признался и получил прощение. Через два года Давит арестовал его за предательство и в 1097 году сослал в Константинополь. Такими мерами Давит дал понять знати, что вся земля принадлежит царю и что они могут владеть своими уделами только при условии, что честно будут служить государю. Самые коварные феодалы выражали раскаяние преувеличенной набожностью: не один Багваш заказывал переводы святого Иоанна Златоуста на грузинский или жертвовал крупные суммы монастырю Шио-Мгвиме.

Чтобы предупредить дальнейшее предательство, Давит создал службу безопасности, мстоварни («доносчики»), которые подчинялись мандатуртухуцеси («главный полицейский», или «министр внутренних дел»). Мстоварни разоблачали заговоры феодалов и давали царю полную картину того, что происходило и в армии, и в церкви. Благодаря мудрым советам епископа Гиорги Чкондиди Давит уничтожал вредные планы в зародыше. Его летописец признает: «Во-первых, о лицемерии и лукавстве и какой-нибудь измене никто из великих или малых не дерзал и вспомнить, не то что высказать кому-нибудь, хоть бы супруге и сожительнице своей, или ближнему своему, или отрокам своим. Поскольку твердо ведал всякий человек, что при самом исходе из уст слов царю неизменно сделается известно. И многие были наказаны и обличены за таковые. Потому-то никогда никто и не помыслил измены во дни его, но от всех имел почтение и боязнь». Виновных карали выкалыванием глаз, оскоплением или казнью.

Неожиданно, впервые почти за тысячу лет, для Грузии открылось окно в Западную Европу. В 1095 году объявили Первый крестовый поход против мусульман, захвативших Святую землю, и к 1097 году крестоносцы вторглись через Западную Анатолию, захватив Дамаск в 1098-м и Иерусалим в 1099 году. Европейское нашествие объединило всех мусульман Ближнего Востока — турок, арабов, курдов, — защищавших сельджукских султанов. Война на двух фронтах была бы губительна; поэтому мусульманские враги Грузии оставили Закавказье в покое, чтобы спасти Сирию и Палестину. В 1099 году Давит перестал платить сельджукам[62]: сбереженное Давит тратил на восстановление разваленных городов и разложившейся армии. Сначала пришлось обеспечить верность армии не феодалам, а царю, а потом начинать хорошо продуманные кампании. В 1103 году Давит смог захватить Кахетию, сразу вернув себе пограничный замок Зедазени[63], который мятежный картлиец Дзаган Абулетисдзе отдал кахетинцам. Давит лишил Дзагана его владений (он уже наказал брата Дзагана, архиерея Модиста, противостоявшего церковным реформам). Дзаган попросил убежища в монастыре Шио-Мгвиме, но игумен его передал в руки Давита, за что монастырь получил фонды на постройку новой церкви. В том же году умер Рати, сын Липарита Багваша, и Давит конфисковал все наследство, включая замок Клдекари и провинцию Триалети. Падение крупных феодалов Абулетисдзе и Багвашей отрезвило честолюбивую картлийскую знать.

Царская армия вошла в Кахетию без сопротивления. Кахетинский царь Квирикэ IV умер в 1102 году, и его неопытный сын Агсартан II был захвачен кахетинскими и эретскими аристократами, которые, не видя проку в сопротивлении, сдали несчастного Агсартана Давиту. (С тех пор об Агсартане II ничего не известно.) Одна группа кахетинских феодалов попросила поддержки у мусульманского атабага в Гяндже, но армия Давита блестяще выиграла битву в Эрцухи (в Западном Азербайджане) и разгромила войска Гянджи и Кахетии. К 1105 году все провинции Грузии объединились. Кахетия обогатила Грузию: благодаря мирному договору между Агсартаном I и сельджуками Кахетию миновало разорение; ее неисчерпаемые сельскохозяйственные и человеческие ресурсы воскресят экономику всей Грузии. К тому же завоевание Эрети дало Давиту доступ к прибыльным пастушьим тропам, по которым зимой из Дагестана ходили бараны и возвращались обратно летом.

Эрцухская битва придала Давиту почти божественный ореол: царь сам вел войска в бой, под ним пало три боевых коня, а когда он вернулся в штаб и снял пояс, кровь хлынула потоком, приведя его придворных в ужас, пока они не поняли, что кровь — от разрубленных Давитом кахетинцев и гянджан. Все его царствование беспокойный и бесстрашный Давит рисковал жизнью, будь то в бою или на охоте: раз он упал с лошади и три дня находился на грани жизни и смерти.

Даже до того, как он отвоевал Кахетию, Давит начал коренным образом переделывать и государство, и церковь. Одной из первых решительных мер, о которой свидетельствуют источники, был созыв церковного собора в Руисской церкви и монастыре Урбниси в 1104 году[64]. Давит сам присутствовал на всех обсуждениях, будто бы скромным мирянином, но в действительности был режиссером собора. Цель собора заключалась в том, чтобы навсегда покончить со злоупотреблениями, которые, несмотря на реформы, проведенные Гиорги Мтацминдели в 1060-х годах, теперь превратили церковь в «притон грабителей». Рукописные протоколы собора показывают, что Давит хотел помешать феодалам накапливать через церковь богатства и власть: знатные люди назначали своих безграмотных недорослей епископами, которые, в свою очередь, возводили в священнический сан за взятки невежд священников, а те венчали единокровников, занимались мужеложством и т. д. Собор запретил такие злоупотребления и указал минимальный возраст и образовательный ценз для венчания несовершеннолетних, возведения в сан священников, помазания епископов, чем «огорчил» многие монастыри, которые давно привыкли вести себя как развратные республики. Собор также установил канон литургических книг и признанных святых и утвердил строгую иерархию епископов под властью католикоса и главного министра Давита, епископа Чкондиди. Арсен Монах (позже игумен академии Икалто и ближайший соратник Давита) отредактировал заключения собора в трактате, который состоял из введения и девятнадцати статей. Восемнадцатая статья, самая длинная, осудила мужеложство как самый мерзкий грех, который «низвел к уровню диких зверей высокое царствование персов и вечное царствование римлян».

В 1104 году Давит объединил епархию Чкондиди (которую создал в 920-х гг. абхазский царь Гиорги) с постом главного секретаря (мцигнобартухуцеси), впервые назначенного Багратом IV. На самом деле мцигнобартухуцеси стал и премьер-министром, и прокурором Священного синода. Первым таким министром-епископом стал Гиорги, уже бывший главным советником царя и остававшийся на посту до самой смерти в 1118 году. После Гиорги главой правительства стал Свимон, который тоже долго держал бразды правления (до 1141 г.). Давит не только обеспечил стабильность режима: ему удалось подчинить церковь государству еще более тесно, чем Вахтангу Горгасали или Баграту IV. Так же тесно он связал восток с западом, объединив картлийские епархии Ацкури и Самтависи с мингрельской Чкондиди и подчинив западную епархию Хони центральной архиепархии Мцхета.

Чтобы одновременно поднять престиж церкви и добавить ей обязанностей перед государством, в 1106 году Давит основал академию-монастырь Гелати вблизи Кутаиси. За тридцать лет Гелати стал интеллектуальным центром христианского Закавказья. Монастырь был и царским мавзолеем, и университетом, который обменивался учеными и учащимися с Константинополем и заманивал домой из болгарских, греческих, иерусалимских, кипрских, антиохийских монастырей грузинских монахов, среди которых был знаменитый богослов и переводчик Иоанэ Петрици. Эрудиция и красноречие Петрици способствовали дотоле невиданному развитию синтаксиса грузинского языка и философии. Монастырь Петрицони, где Петрици учился, был основан в 1083 году в Болгарии недалеко от Пловдива таоским грузином Григолом Бакуриани: сначала монастырь служил мавзолеем для брата и сына Григола, но вскоре приобрел больницу, три гостиницы, рыболовное озеро и большую территорию; тогда он начал готовить грузинских мальчиков к принятию духовного сана. Именно Петрицони вдохновил Давита на создание Гелати. Поэт Иоанэ Шавтели называл Гелати «новым Римом, Элладой, где покоятся мощи святых». В Кахетии появился близнец Гелати, монастырь-академия Икалто, где советник царя, Арсен, преподавал по византийской программе геометрию, арифметику, музыку, риторику, грамматику, философию и астрономию. И в Гелати, и в Икалто приходили грузины, получившие первую степень в Магнаура Пандидактерион, университете Константинополя.

Нашествие крестоносцев и в самом деле гнало грузинских ученых и монахов домой. В начале XII века латинские короли Иерусалима начали вымогать налоги у православных монастырей, а иногда даже конфисковали и грабили их: сам Петрицони был разорен крестоносцами во время Третьего Крестового похода в 1189 году.

Постоянные военные действия Давита IV, оказалось, плохо сочетались со старыми традициями царского двора, где было принято встречаться с царем и с министрами в одном и том же месте, по расписанию. Поэтому Давит организовал более современное министерское правительство в Кутаиси: там был апелляционный суд (сааджо кари), который слушал серьезные уголовные и гражданские дела, раньше находившиеся в царском ведении. По понедельникам мцигнобартухуцеси слушал вдов, сирот и нищих. По другим дням другие министры, особенно мандатуртухуцеси (министр внутренних дел) слушал петиции граждан.

С 1100 года Давит постоянно повышал эффективность армии, которая все меньше зависела от солдат, поставляемых феодалами, и сосредоточивался на 5-тысячной царской гвардии, мона спа (служебная рать), на которую он мог положиться. Первым заданием армии было очистить Картли от последних тюркских гарнизонов и поселенцев. Гарнизон Самшвилде на юге от Тбилиси захватили войска, под предводительством Тевдоре, племянника епископа Гиорги Чкондиди, и верного кахетинца Абулети: они уже разоружили бо2льшую часть гарнизонов около Тбилиси. Тюрки, которые зимой пасли лошадей и рогатый скот в долине Куры от Тбилиси до Бардави в Кавказской Албании, были изгнаны: их пастбища опять стали пашнями. Христианская власть еще десять лет наступала на восток, захватывая крепость за крепостью и замок за замком: в мусульманских руках пока оставался только город Тбилиси (в 1116 г. тбилисцам пришлось платить Давиту ежегодный налог в 100000 денариев, и Давит ввел в город символический гарнизон из всего десяти человек под номинальным губернатором). В 1115 году пал город Рустави, в двух часах езды на лошади от Тбилиси; в 1117 году — главная крепость Эрети, Гиши. В следующем году грузинские войска повернули на юг и захватили Лоре, армянскую пограничную территорию. Тюрки собрали армию на берегах Аракса, но их атаку отбили.

Захватив огромную территорию и ограбив богатые города, раньше порабощенные турками, Грузия обогатила свою казну. В те времена весь Ближний Восток страдал от дефицита серебра: несмотря на добычу, которая влила целый поток византийских драхм и арабских дирхамов в денежный оборот Грузии, Давиту пришлось уменьшить свои собственные драхмы от трех до одного грамма или меньше и чеканить медные монеты с номинальной стоимостью серебра. Обесценение не уменьшало, однако, самоуверенности казны: монеты все еще провозглашают Давита «царем кахетинцев, абхазов, кавказских албанцев», и только на решке написано по-арабски предупреждение хусам ал-масих (меч Мессии).

В то же время Давит упрочивал политические союзы посредством разводов, новых браков и стратегической выдачи замуж своих дочерей. Около 1106 года он обеспечил безопасность восточных границ с Ширваном (Ширванское государство, тюркское по языку, иранское по культуре, выросло на почве разваленной Кавказской Албании), выдав старшую дочь Тамар за наследника ширванского престола, будущего Манучехра III (тот придет к власти в 1120 году и прославится как основатель города Баку). В 1113 году Давит добился еще более блестящего альянса, отправив младшую дочь Кату в Константинополь (где она приняла имя Ирина) и стала женой Исаака Комнина, второго сына императора. Давит мог теперь хвастаться тем, что он — родня в византийском императорском доме.

К 1109 году у Давита была постоянная армия с 40000 верных царю войск, с элитной, хорошо обученной конной гвардией в 5000 человек, отрядами особого назначения для гранизонов в только что захваченных городах, не говоря уж о традиционных батальонах феодальной знати и группах наемников (часто из крестоносцев, сбежавших из мусульманского плена или не стремившихся вернуться домой). Армия, всего двадцать лет назад истощенная и разложившаяся, была заново снаряжена, приведена в порядок и ободрена: храбрых награждали, на трусов надевали женскую одежду. Запрещали ругань, драки и «бесовские» песни. Дисциплина была строгая. Армия уже не жила грабежом: солдатам давали жалованье и хорошо кормили. Служба безопасности, мстоварни, занималась и военной разведкой. Над армией надзирал мандатуртухуцеси. Пост занимал сначала Варданисдзе, а потом феодалы из семьи Орбели, которых обыкновенно назначали и амирспасалари (главнокомандующим). В 1110 году эта новая армия оправдала заботы и расходы царя, отобрав у турок Самшвилде, крепко укрепленный город огромного символического значения, и целиком освободив долины Куры и Иори. Сельджукский султан собрал 100-тысячную армию, которая была разогнана в течение одной ночи сравнительно маленькой армией Давита, к удивлению самого царя. В 1115 году епископ Гиорги Чкондиди не только захватил Рустави, тем самым отрезав Тбилисский эмират от моря, но и овладел всем торговым путем от Каспийского до Черного моря. Зимой 1116 года, скорее хитростью и обманами, чем подавляющей силой, Давит одержал победу над турками в Тао. Два следующих года отмечены смелыми захватами в Джавахети и в Лоре. И все-таки, несмотря на большую подвижность, огромное число телег, вьючных лошадей и ишаков, хорошие осадные орудия, грузинская армия была несравненно меньше мусульманских, которым оставалось только объединиться, чтобы ее одолеть. Чем сильнее становилась Грузия, тем неизбежнее было нападение мусульманской коалиции.

Европейские Крестовые походы отвлекли сельджуков и дали Давиту передохнуть. Еще более широкие возможности открыл для Грузии великий князь Киевской Руси Владимир Мономах: в 1103 году шаткий союз русских князей загнал за Дон кипчаков (или половцев), тюркских кочевников, которые угрожали русским княжествам, а теперь собирались в северокавказском предгорье, борясь с местными осетинами за пастбища. В 1118 году Давит повел до главного перевала через Кавказ достаточно войск, чтобы покорить осетин; затем он при помощи ловкого дипломатического хода помирил кипчаков с осетинами и сделал кипчакам предложение, от которого они не были в состоянии отказаться. В Грузии было расселено 40000 кипчакских семей, которым были пожалованы участки и пастбища, летние и зимние; в обмен каждый кипчакский очаг обязывался поставлять царской армии по одному мужчине с лошадью.

Кипчаки уже были известны как наемные солдаты: даже русские князья иногда пользовались их услугами в своих междоусобных войнах, а арабские правители ценили кипчаков так высоко, что офицеры халифата учили кипчакский язык; позже кипчаки будут служить в венгерских и в египетских армиях и сольются с местным населением. Кипчаки, которые переехали в Грузию, отправлялись в те места, где Давит предполагал возникновение конфликта, — на юг и на восток, чтобы напугать мусульманские эмираты, или во Внутреннюю Картли, чтобы обуздать ропщущих феодалов. Без сомнения, потребовалась дипломатическая тонкость, чтобы убедить великого князя Владимира Мономаха, что Давит не приютил, а устранил самого страшного врага Киевской Руси. Вряд ли Давит когда-либо встречался с Владимиром, но Грузия не могла не посылать своих уполномоченных в Киев, чтобы согласовать переселение кипчаков. Русские летописи утверждают, что именно великий князь Киевский открыл «железные ворота» (из Дарьяльского ущелья на перевал) и через них прогнал кипчаков. Арабский историк Павел из Алепа, который в XVIII веке осматривал русские документы, с тех пор исчезнувшие, заключил, что русские солдаты помогли Давиту IV переселить кипчаков[65].

Чтобы увековечить свои связи с кипчаками, Давит развелся с царицей Русудан, армянской матерью своих детей, и женился на Гурандухт, дочери кипчакского вождя Отрока (или Атраки). Новый альянс еще сильнее укрепился, когда Давит сосватал свою дочь Русудан (тезку матери) за Джадарона, наследника Осетинского царства, и таким образом обеспечил грузинский суверенитет на Северном Кавказе[66]. Бывшая царица Русудан отправилась со своими придворными и подарками в Иерусалим, в монастырь Креста, где она получила протекцию иерусалимского короля Бодуэна I. Отверженная царица ввела крестоносцев в заблуждение, убедив их, что она не брошенная жена, а вдова царя Давита; ее подарок, серебряный крест, в который будто был вложен осколок Истинного Креста, был переслан с благодарностью и благоговением парижскому архиепископу вместе с довольно бестолковым письмом: «Давит, царь Грузинский, который, как и его предшественники, держал и стерег Каспийские ворота, сдерживающие Гога и Магога, и чье дело продолжено его сыном, чья земля и царство для нас является своего рода валом против мидийцев и персов, всегда жил с глубочайшим благоговением и восхищением перед этим Крестом. Теперь, когда он умер и его сын унаследовал царство, его вдова, которую набожность отличает больше, чем благородное происхождение, постриглась и облачилась в монашескую рясу и, принеся этот Крест и много золота, приехала в Иерусалим, чтобы никогда не вернуться домой, а дожить здесь свою жизнь в молчании, мире и молитвах, и она попросила, чтобы часть того золота, которое она принесла, отдали соборам Священного города, а часть чтобы раздали милостыней нищим и паломникам»[67]. (Письмо, присланное вместе с крестом, от прецентора (главного певчего) Иерусалима к архиепископу Герберту (или, возможно, Галону), раньше относили к 1108 году, но теперь известно, что крест получили в Париже именно в воскресенье 1 августа 1120 г.[68], так что мы можем отнести развод Русудан с Давитом к 1117–1118 гг.).

К кипчакам изначально относились с большим недоверием: из 40000 воинов никогда не ангажировали больше 16000. Но благодаря кипчакским подкреплениям Давит легко мог участвовать в международных войнах. Кипчаки постепенно превращались в христиан, говорящих по-грузински, но в течение нескольких поколений грузинский народ считал их разбойниками, на что намекает народная баллада Повстречался кипчак мне: «Он вина попросил — дал вина я ему… Он жену попросил — как отдам я жену, коль везу ее в гости к родителям? <…> Замахнулся я саблей и вместе с конем разрубил вероломного надвое»[69]. Еще досаднее было сакивчако, налог, которым облагали народ еще двести лет, чтобы платить за этих новых наемников.

Вылазка Давита IV на Северный Кавказ надолго повлияла на судьбу Грузии: осетины, элита которых была христианской и уже тесно связанной с Багратидами прежними браками, приняли грузинский суверенитет, и даже чеченцы на время поддались грузинскому влиянию[70], о чем свидетельствуют развалины древних церквей по всей Чечне и грузинские заимствования в чеченском языке (например, кира (воскресенье), как и грузинское квира из греческого «день Господа») и, наконец, сегодняшние 2000 бацбийцев или цова-тушинов в Северной Грузии, чеченцы, чьи язык и культура многим обязаны христианству и грузинскому языку.

Неизбежная международная война готовилась к концу 1110-х годов: армия Давита, подкрепленная кипчаками и сотнями «франков» (бывших крестоносцев), представлялась соседям Грузии настоящей угрозой. Теперь, когда умер престарелый епископ Гиорги Чкондиди, Давит назначил на его место Свимона с еще более широкими правами: Свимон стал епископом и Бедии в Абхазии, и Алаверди в Кахетии. В 1120–1121 годах армия Давита носилась из одного конца страны в другой, от Пицунды на Черном море до Ширвана и Бардави в бывшей Кавказской Албании, постоянно аннексируя чужие земли. Независимый эмират Тбилиси чуял, что обречен. Мусульманские граждане предлагали город Наджму ад-Дин Илгази, правителю некогда армянской провинции Маяфарикина на верхнем Тигре: Наджм ад-Дин отказался, опасаясь отмщения со стороны Давита. Потом тбилисские и гянджинские купцы вместе воззвали к сельджукскому султану: тот с братом Тугрулом из Нахичевани сколотил антигрузинскую коалицию под командой Наджма ад-Дин Илгази. Они даже завербовали зятя Давита, ширванского правителя Манучехра III, возмущенного набегами тестя Давита на ширванские земли.

В августе 1121 года у Давита насчитывалось около 56000 воинов, включая 16000 кипчаков и нескольких крестоносцев: они разбили лагерь в ущелье Ничаби в сорока километрах к западу от Тбилиси. Обе стороны объявили священную войну. Армия противника состояла из сельджуков и была, вероятно, в три, может быть, в пять раз больше грузинской. Основную часть армии Давит оставил в самом ущелье, а сына Деметрэ послал наверх с левым и правым крыльями, чтобы окружить врага. Он обеспечил победу беспощадными предупредительными мерами: завалив ущелье деревьями и глыбами, чтобы его собственным воинам некуда было отступить; затем он послал в сельджукский штаб двести конных, вооруженных до зубов. Конные выдали себя за дезертиров, а когда их привели в штаб, начали рубить мусульманских вождей, приведя армию в полную панику. Тяжелая конница, включая франков-крестоносцев, завершила победу. Эта Дидгорская битва 12 августа 1121 года длилась всего три часа, но она уничтожила мусульманскую гегемонию над Грузией и Арменией. За последние три с половиной года царствования Давит обустроил свое государство на основе этой победы. Грузия стала неприступной христианской крепостью, которая еще сто лет будет властвовать на территории от Черного моря до Каспийского и от северных кавказских степей до Восточной Анатолии.

Через год после Дидгори Тбилиси вернули, не без кровопролития, в Грузинское государство: три дня подряд грабили северную, мусульманскую, часть города, а потом учредили свободный режим, терпевший все вероисповедания: христиане даже платили больше налогов, чем мусульмане. (В год мусульмане платили три денария, евреи четыре, а грузинские христиане пять: весь город обязался выплачивать каждый год в казну 10000 денариев.) В угоду мусульманам и евреям в Тбилиси было запрещено резать свиней. Вместо совета старейшин город управлялся наместником (шихной)[71].

В 1123 году, несмотря на стычку между грузинскими и кипчакскими солдатами на подступах к ширванской столице Шемаха, Давиту удалось захватить весь эмират Ширван: западную, преимущественно христианскую часть он включил в состав своего царства и назначил Свимона, епископа Бедии и Алаверди, наместником; восточную, преимущественно мусульманскую, часть Давит отдал своей дочери с мужем Манучехром. Через год Давит стоял на берегу Каспийского моря и захватил Дербент; тогда армянское население города Ани пригласило Давита прийти и властвовать над ними. 60-тысячное войско Давита три дня осаждало город, пока он не сдался. Давит сослал мусульманского правителя и передал Ани в руки своего генерала Абулети и его сына генерала Иванэ Абулетисдзе. Давит теперь считался освободителем Армении, и его гербы объявляют его царем не только всех грузин, но и всех армян: ведь он вернул великой мечети Ани ее первоначальные формы и назначение христианского собора. Захватив столько спорных вассальных владениий вокруг грузинских границ, Давит был вынужден ввести новый военный и сословный ранг, монапире (пограничник): как немецкие маркграфы, монапире охранял границы, разведывал смежную вражескую территорию и снабжал царя данью и разведданными. В свою очередь, монапире получал феодальные права и даже мог завещать свой ранг сыновьям.

В то же время Давит председательствовал новым церковным собором, который пытался примирить армянские монофизитские и грузинские диофизитские христологические концепции. Грузинский католикос Иоанэ и выдающиеся богословы, например Арсен Икалтоели, который блестяще выступал на Руис-Урбнисском соборе, девять часов обсуждали вопросы раскола. Как можно было ожидать, две церкви не смогли объединиться, тем более что сам Арсен переводил на грузинский много антимонфизитских трактатов; тем не менее на армянских территориях, которые вошли в Грузинское царство, Давит IV сумел на время создать обстановку терпимости.

Если верить Собиранию милостыни, своеобразному сочинению из смеси фактов и вымысла, написанному в начале XIX века Иоанэ Батонишвили, использовавшим документы, тогда доступные Багратидам, а теперь утерянные, иерусалимский король Бодуэн II, переодетый дервишем, встретился с Давитом IV. Хотя это маловероятно, будущий Бодуэн II в 1117 году действительно находился в Гаргаре, части Армении, только что освобожденной грузинами: от Гаргара до Двина, столицы Армении, рукой подать[72]. Весть о победных битвах Давита уже дошла до Иерусалима, когда первые крестоносцы начинали опасаться, что мусульманские силы возродятся: западным летописцам казалось, что грузинский царь воплощал собой легендарного царя-священника пресвитера Иоанна, грядущего с востока, чтобы спасти христианские народы.

Давит оставил своим потомкам только одно неоконченное дело, взятие Гянджи, мусульманского коммерческого и культурного центра. Его остальные завоевания уже привели к результату большого политического значения — появилось новое, неуничтожаемое слово, Сакартвело, буквально «земля картвелов», всеобъемлющее определение Грузии. Наследство Давита распространялось не только на политику. Грузинская культура была преобразована: Ширванский эмират, где слились кавказские албанцы, арабы и турки с иранцами, стал цветущим центром персидской культуры[73]. Новоперсидский язык пользовался арабским шрифтом, и грамотность была теперь доступна не только эрудированным магам, а любому образованному человеку. Политическая мощь Персии ослабевала, зато поток персидской поэзии в новоиспеченных тюрко-ирано-арабских государствах был неисчерпаем. Ширван, когда Давит захватил его, был родиной поэта Хакани; в смежном эмирате Гянджа появилась череда придворных поэтов, самым гениальным представителем которой стал Низами Гянджеви. Вместо строго суннитского ислама распространялись терпимые исмаилитские и суфийские секты. Низам ал-Мулк, визирь сельджукского султана Малик-шаха, написал блестящий трактат об управлении. До 1100 года грузинская литература, подражая византийской, оставалась преимущественно духовной, но завоевание Ширвана открыло для Грузии новую, светскую культуру лирики, эпоса, философии, мистики с героической и романтической тематикой. Персия опять выдавливала Грецию из грузинского сознания, но в культурной, а не политической сфере. Влияние, однако, было взаимное: мусульманские правители, особенно ширванские, обращались к грузинскому царю с изысканным подобострастием, называя его «царем абхазов, осетин, и русских»; поэт Хакани даже заявляет: «Я стал носителем грузинской речи»[74]. Грузинская религиозная литература не переставала быть византийской по жанру и мировоззрению, но смыкание с восточным миром оживило и православные жанры: например, буддистская легенда Лалита-Вистар, преобразованная в христианскую повесть Балахвар и Джосафат, проникла через арабский вариант в грузинский, прежде чем распространиться, в переводе с грузинского на греческий, на Запад. Переводы с персидского сначала порождали грузинские подражания, а затем самостоятельное творчество, прославляющее царствование Тамар, правнучки Давита. Как ни странно, рыцарские ценности персидской поэзии сближали грузинскую культуру с миром крестоносцев и трубадуров, в отличие от сурового византийского духовного мира. Арабское слово раинди, раньше «обуздатель лошадей», теперь в грузинском недаром обозначало «рыцарь».

Именно в царствование Давита грузинский язык подвергся коренным изменениям: сдвинулись времена глаголов, у глаголов появились приставки, но, что более существенно, под влиянием Ширвана в лексику влился персидский запас слов, хотя предыдущие арабские и тюркские нашествия оставили относительно слабые следы на языке. Так же как церковнославянское влияние на русский, или норманно-французское на английский, иностранный язык обогатил грузинский бесчисленными синонимами и новшествами. К тому же, когда царский двор переселился из моноязычного Кутаиси в космополитичный Тбилиси и обстановка стала не церковной, а мирской, у феодальной знати пробудилась жажда к рыцарской литературе и веселому времяпрепровождению. Даже старый алфавит вышел из употребления и для мирян и солдат был заменен новой прописью мхедрули (для конных), больше подходившей для пера и бумаги нетерпеливых солдат и придворных, чем монументальный асомтаврули, созданный, чтобы писать долотом на камне. Замечательно, что одним ранним примером нового алфавита является записка, написанная самим Давитом.

Давит возил с собой библиотеку, даже когда воевал: он был одержим богословием, астрологией и историей, «деяния которой», по словам летописца, «он знал лучше любого другого царя». Судя по всему, и Коран, и персидские стихи он читал в подлиннике. В поэзии, как и в политике, Давит стремился к совершенству и создавал образцы для подражания для многих последующих царей Багратидов. От творческого наследия Давита остались только его одиннадцать Гимнов покаяния, свободных подражаний псалмам библейского царя Давида. Он отождествлял себя с ним и считал своим предком, потому что власть обоих покоилась на совершенных ими смертных грехах. Может быть, мы не должны толковать эти стихи как биографическую исповедь (например, чувство вины за то, что он сверг собственного отца)[75], но они доказывают, что Давит был одаренным поэтом, способным на самокритику и обладавшим прозрением:

  • Каинов убийственный помысел,
  • Сифа сынов бесчиние,
  • непотребство исполинское,
  • скверну жителей пятиградия
  • многократно умножил я,
  • уподобясь потоку зла,
  • неудержимо вспять стремящемуся.
  • Египтян жестокосердие,
  • обычаи ханаанские,
  • и жертвоприношения,
  • и кудрей сплетение,
  • колдовство, волхвование —
  • все, что претит воле Твоей, —
  • перенял я кощунственно,
  • превзойдя примеры бесчиния.
  • …грешники,
  • средь которых — и первый я,
  • и средний, и последний,
  • как пучина бездонная
  • вобравший в себя потоки мерзости.

Изредка Гимны покаяния, возможно, намекают на политическую карьеру Давита: «Я пределы нарушил дерзостно, и прибавил дом к дому, и присоединил поле к полю, у немощных отнял их долю, об одном лишь лелея помыслы, чтоб соседей у меня не было, чтобы только один я населял всю эту землю»[76].

Давит предвидел, что рано умрет, и умер 24 января 1125 года. Его похоронили в Гелати, в комплексе собора, монастыря и семинарии, который он основал и который еще строился. Царь приказал, чтобы его тело положили под порогом, чтобы каждый входящий наступал на него. Он оставил два завещания (андердзи): первое, составленное в 1124 году по наущению его духовного отца Арсена Икалтоели, передает монастырю Шио-Мгвиме земли, конфискованные у мятежников, с просьбой поминать его в каждой службе[77]. Второе завещание, написанное накануне смерти, короче и более спорное: Давит выражает свое удовлетворение тем, что оставляет после себя царство от Никопсии (сегодняшнего Туапсе) до Дербента, от Осетии до Арагаца (горы между Ани и Ереваном) и хвалит сына и наследника Деметрэ как самое дорогое ему благословение от Бога: «мудростью, и мощью, и мужеством превосходящего меня, и святостью». Но завещание самым неожиданным способом распоряжается престолонаследием:

«И детям, и царице моей вменяю, при посредничестве Божием, чтобы Деметрэ брата своего Цвата воспитал, и, если пожелает Господь и будет хорош, после себя сделал царем над отечеством, и сестер своих почтил, как детей моих возлюбленных». [Слово «цвата» бо2льшей частью специалистов толкуется как вариант наречия цота (немножко), но некоторые заключали, что «Цвата» — это прозвище Вахтанга, мальчика, которого родила вторая жена, Гурандухт.]

Второе завещание дошло до нас только в виде копии XIX века. Не исключено, что оно является подделкой. Само условие «если пожелает Господь и будет хорош» неуместно, когда говорят о престолонаследии Богом помазанного царя, и даже мысль о том, что наследник престола должен быть регентом младенца-брата, а не передавать престол своему собственному сыну, противоречит всему, что Давит и его предшественники делали, чтобы обеспечить неоспоримый переход власти от царя до царя. Спрашивается, не вставила ли это условие кипчачка Гурандухт, вторая царица, и ее сторонники, чтобы в конце концов ее шестилетний Вахтанг, наполовину кипчак, унаследовал престол? (У Гурандухт была и дочь Тамар, еще моложе Вахтанга, которая потом, как ее сводная сестра, тоже Тамар, вышла замуж за члена осетинской царской семьи.) Сознательно или нет, Давит, по-видимому, завещал бомбу замедленного действия, которую его сын и внук смогли обезвредить с огромным трудом. Арсен Икалтоели, тридцать лет дававший Давиту «надежду и путеводство», сочинил для Давита эпитафию, в 1127 году высеченную на надгробной плите в Гелати. На ней до сих пор можно прочитать:

  • Некогда в Начармагеви я угостил семерых царей,
  • Турок, персов, арабов из границ своего царства изгнал.
  • Рыб из здешних рек перебросил в тамошние.
  • Все это исполнив, я сложил руки на груди.

Сам Давит написал эпитафию попроще: «Вот мое покоище между одной вечностью и второй. Этого я желал, и здесь я поселился».

7

Деметрэ и Гиорги III

Когда в 1125 году двадцативосьмилетний Деметрэ I пришел к власти, он оказался в сложном положении. Во-первых, отец умер, не успев венчать его на царство перед духовенством и знатью; во-вторых, существовало второе завещание, по которому Деметрэ являлся просто регентом младшего брата. Грузия была фактически боевым фронтом с соседними мусульманскими государствами от Черного моря до Каспийского, сквозь Центральную Армению и Азербайджан: угроза превосходила силы даже крайне подвижной грузинской армии, несмотря на то что Давит IV своими завоеваниями оставил наследнику объединенное и хорошо защищенное царство. Давит завещал сыну «знамя мое счастливое, и доспехи мои царские, и хранилища мои верхние и нижние». Враги нового царя решили ковать железо, пока горячо: уже в 1125 году Деметрэ пришлось сражаться с сельджуками, которые осаждали Дманиси, крепость, охраняющую Тбилиси с юга (в 1130-х гг. Деметрэ потеряет, а потом вернет себе Дманиси). Все-таки Деметрэ смог захватить Хунани, на полпути к Гяндже, и таким образом превратить Триалетские горы в преграду дальнейших нашествий.

В следующем году Ширван восстал против грузинской власти, хотя эмиратом управлял зять Деметрэ Манучехр III. Ширваншаха и его мусульманский народ, искавших полной независимости, поддерживали сельджуки. С помощью своей сестры Деметрэ пошел на компромисс, и в 1129–1130 годах Ширван заново разделили, проведя новые границы по реке Тетрицкали (Аксу). Северо-западную область, частично христианскую, включили в Грузинское царство, а Манучехра признали эмиром юго-восточной, ограничив его независимость условием, что он будет платить Деметрэ налоги и в случае войны поставлять «столько тысяч человек, сколько потребуется». С другой стороны, такое подчинение оказалось спасительным для Ширвана, так как Грузия теперь защищала его от таких соперников, как Дербентский эмират. Деметрэ до некоторой степени стеснил свободу и Дербента, выдав свою дочь (имя неизвестно) за эмира Абу ал-Музаффара. Деметрэ доверял эмиру: все свое царствование тот держал важного дидгорского военнопленного в дербентской крепости. Ладить с мусульманскими соседями было для Деметрэ нетрудно, и не только потому, что он унаследовал обаяние отца: Грузия, как и Ширванский эмират, тогда гордилась своей религиозной терпимостью. На время Деметрэ нанял своим секретарем Ибн ал-Азрака, летописца Маяфарикина. Ибн ал-Азрак почти с недоумением вспоминает, что по пятницам Деметрэ ходил в тбилисскую мечеть, выслушивал проповедь от начала до конца и раз подарил мечети 200 золотых денариев: «От него я видел такое уважение к мусульманам, какого они не испытывали, даже будучи в Багдаде». Как Давит, так и Деметрэ чеканил монеты с арабскими надписями, освобождал мусульман от тяжелых налогов и жаловал им религиозные привилегии.

Для Деметрэ и его наследника Гиорги III труднее всего было удерживать армянскую столицу Ани. В то время как армянские христиане обрадовались освобождению от мусульманской власти, армянская и грузинская знать боялась, что потеряет автономию, и считала, что мусульманское вассальство для них будет более выгодным. Деметрэ отреагировал быстро, выпустив из тюрьмы Абулсуара, мусульманского губернатора, которого задержал Давит. В 1126 году Фадл, сын Абулсуара, вернулся из ссылки в Хорасане; он дал Деметрэ ложную клятву верности, чтобы взять в свои руки власть над Ани у грузин Абулети и Иванэ Абулетисдзе. Спрашивается, почему Абулети и Иванэ, возможно, без согласия Деметрэ, но, без сомнения, при потворстве местных старшин без протеста сдали город Фадлу? Армянские историки оговаривают сдачу тем, что Абулети сначала хотел спасти только себя самого, а потом свою семью и христианских сограждан. Но через несколько лет стало ясно, что Иванэ Абулетисдзе уже задумал свержение Деметрэ.

В 1130 году Насир ад-Дин Сукман, султан Хлата (тогда столица Шах-Армении на озере Ван, а сегодня Ахлат), предпринял первую попытку изгнать грузин из остальной Армении: эти попытки будут повторяться еще тридцать лет. Эмир Фадл тоже старался расширить свою территорию, захватив сначала Двин, а потом Гянджу. Деметрэ пришлось договариваться с этим энергичным захватчиком, и они решили, что собор Ани останется христианским храмом и что Деметрэ будет «защитником» местных христиан. Напряженное противостояние длилось двадцать лет, пока еще более могучий мусульманский правитель, эрзурумский эмир Салдух, не пришел и не взял Ани.

Сдав город Фадлу, Абулети с сыном бежали в Дманиси. Почти сразу стало понятно почему. В 1131 году Абулети узнал, что его сын Иванэ вместе с тринадцатилетним самозванцем Вахтангом, сводным братом царя, замышлял убийство Деметрэ. Абулети разоблачил сына, но и отца, и сына заточили в Дманиси, пока не поймали третьего заговорщика, после чего их всех вместе отдали под суд. Суд оправдал Абулети и, к общему удивлению, учитывая, что каждое второе поколение семьи Абулети было изменниками, простил Иванэ Абулетисдзе. Прощение было, однако, показное: Иванэ назначили военным командиром в Гарни, вблизи от Еревана, и там по приказу Деметрэ его благоразумно обезглавили. Сын Иванэ Тиркаши бежал в Шах-Армению, где эмир назначил его губернатором Аршаруникской провинции, и двадцать лет дожидался смены политического климата. Вахтанга Деметрэ не пощадил: он приказал выколоть ему глаза, и искалеченный двадцатилетний Вахтанг в 1138 году умер.

Деметрэ выдался передых всего на два-три года. В 1137 году на границах Грузии образовалось могучее новое государство: Шамс ад-Дин Элдигюз (бывший кипчакский раб, женившийся на вдове султана Тугрула)[78] основал династию, которая охватит Южный Азербайджан, Северо-Западный Иран и бывшую Кавказскую Албанию. Деметрэ спасло землетрясение 1139 года, разрушившее Кавказскую Албанию, сровнявшее Гянджу с землей, унесшее больше 20000 жизней[79]. Деметрэ сразу вторгся в разоренную страну, разграбил развалины, уничтожил оставшихся в живых обитателей, снял ворота Гянджи с петель и перевез их в монастырь Гелати, где высек на них: «Я, царь Деметрэ, разбил Кавказскую Албанию и взял навсегда эти ворота». Ворота он повесил у гроба отца.

Сельджукский султан и азербайджанский Атабаг решили отомстить и в 1143 году попытались вернуть Гянджу. Деметрэ выиграл битву, но потерял город по мирному договору: выдав дочь Русудан за мосульского султана Масуда Темирека, он сделал Гянджу ее приданым. (Масуд умер в октябре 1152 г.; Русудан затем стала последней женой хилого хорасанского султана Гияса ад-Дин Санджара-шаха, умершего в 1157 г., так что бездетная Русудан вернулась в Грузию, обогащенная опытом мусульманских дворов, и стала советницей своего брата Гиорги III и племянницы царицы Тамар.) В 1154 году, к концу своего царствования, Деметрэ таким же неудачным способом выдал свою младшую дочь (имя неизвестно) за волынско-владимирского князя Изяслава Мстиславовича. Альянс был многообещающим: Изяслав приходился внуком великому князю Владимиру Мономаху. Но как только медовый месяц закончился, Изяслав умер, и никакого политического союза между православными странами не последовало. Как в шахматной игре, Деметрэ двигал тремя дочками: по крайней мере одна из этих пешек стала в конце концов влиятельным ферзем.

В 1140-х годах грузинские феодалы уже подозревали, что Деметрэ невзлюбил своего старшего сына Давита и назначил младшего Гиорги наследником. Почему отец с сыном поссорились, неизвестно. Может быть, у Давита были пороки; не исключено, что семья Абулети и статус города Ани оказались яблоком раздора. Те феодалы, которые раньше поддерживали самозванца Вахтанга, теперь возмущались, что Деметрэ лишает Давита наследства, но агитировали за сдачу Ани мусульманам. Недовольство было подпольным, ибо мстоварни-разведчики работали так же хорошо при Деметрэ, как при Давите. Впервые оно проявилось в 1155 году.

Еще раз из-за Ани вспыхнула война. Арабский историк ал-Фарик (который находился при дворе у Деметрэ в 1154–1155 гг.) отмечает, что в 1153–1154 годах правитель Ани, Фахр ад-Дин Шаддад, нарушил клятву верности и пригласил эрзурумского эмира Салдуха взять город под опеку, так как Эрзурум обещал брать с граждан меньше налогов, чем Тбилиси. Когда Деметрэ узнал об этом приглашении, он уже стоял так близко от Ани, что за один день его армия дошла до городских стен. Грузины схватили эрзурумского эмира и отвезли его в Тбилиси, но по непонятным причинам освободили в обмен на выкуп в 100000 денариев. Феодалы (включая некоего Васака с братом), устроившие выкуп эмира, были именно те, которые поддерживали царевича Давита против отца и младшего брата. Соборяне и старейшины Ани все-таки не угомонились: через год они свергли Фахра ад-Дина и назначили его брата Фадла правителем города.

К концу 1155 года грузинские бунтовщики нанесли удар: против своей воли Деметрэ постригся в монахи, и престол перешел к Давиту V. Давит сразу наградил сторонников, пригласив Тиркаши, внука Абулети, вернуться из ссылки, чтобы стать главнокомандующим (амирспасалари). Двоих из мятежников, братьев Сумбата и Иванэ Орбели, продвижение Тиркаши разгневало. Через шесть месяцев Давита V отравили братья Орбели, подстрекаемые то ли бывшим царем Деметрэ (который будто бы в монастыре все молил Бога, чтобы его старший сын погиб), то ли младшим братом Давита, Гиорги. На это темное дело документы света не проливают. По установленному порядку и по закону, после смерти Давита престол должен был унаследовать его молодой сын Демна. Согласно одному источнику, Деметрэ, узнав о смерти Давита, вышел из монастыря, чтобы венчать своего младшего сына Гиорги на царство; другие источники утверждают, что Деметрэ, как и Давит, неожиданно умер не своей смертью, а Гиорги III незаконно забрал власть в свои руки. Армянские летописцы не осуждают Давита V, а утверждают, что Давит на смертном одре назначил Гиорги регентом молодого Демны: последнее неправдоподобно, учитывая взаимную ненависть братьев. На самом деле Деметрэ то ли вернулся в монастырь Давита-Гаресджа, то ли никогда не покидал его: он переименовал себя в Дамианэ и писал гимны, из которых самый известный — чрезвычайно красивый и трогательный Хвала Богородице: «Ты — виноградная лоза, вновь распустившаяся; ветвь нежная, в Эдеме посаженная; и сама собою ты солнце сияющее». Единственные следы Деметрэ-Дамианэ после 1156 года — это персидская ода на его смерть, сочиненная ширванским поэтом Фелеки (небесный) в тюремной камере (Фелеки сам умер в 1160 г.), а также портрет 1194 года, изображающий покойного царя в монашеской рясе. Деметрэ умер одновременно со своей сестрой Тамар, бывшей в то время игуменьей в монастыре Тигва.

Когда в 1156 году Гиорги III унаследовал престол, то ли благодаря убийству, то ли по всем законам престолонаследия он уже женился на изумительно красивой Бурдухан, дочери осетинского царя Худдана. У них долго не было детей, а когда наконец Бурдухан начала рожать, она рожала только дочерей. (Две дочери Гиорги III, Тамар и Русудан, были воспитаны его два раза овдовевшей сестрой Русудан.) Так как не было сына-наследника, Гиорги III знал, что само существование его племянника Демны, сына Давита V, подвергало его царствование опасности и возбуждало у феодальной знати желание утвердить потерянные права. Тем не менее феодалы решились на попытку государственного переворота лишь через двадцать лет. Они откладывали бунт, потому что Гиорги сразу принял меры: он преследовал всех, кто поддерживал Давита V. Тот Васак, который помог эрзурумскому эмиру Салдуху избежать плена и потом принял сторону Давита, вместе с братом уехал в Эрзурум, где благодарный Салдух назначил его командующим армией и приказал ему предпринять наступление против Грузии. Братья Орбели, убившие царя Давита V, негодовали, что им тем не менее отказали в повышениях и наградах (Иванэ Орбели уже служил главнокомандующим), и сами участвовали в заговоре против Гиорги. Молодой Демна перестал казаться Гиорги опасным только после того, как его удалили из Тбилиси в дом Иванэ Орбели, обязавшегося воспитать молодого цесаревича. Гиорги тешился мыслью, что честолюбие Иванэ Орбели утихло. В любом случае, когда Демна стал взрослым, он женился на дочери Иванэ Орбели, и это исключило для него возможность престолонаследия, так как грузинские цари могли жениться только на дочерях или сестрах иностранных царских семей, иначе грузинские феодальные семьи могли бы либо кичиться родными связями с царским домом, либо завидовать тем, у кого такие связи были.

Пока бунтующие феодалы только кипели, Гиорги III занимался военными достижениями. Ани уже был в его руках, так как Васак взял его для Грузии, прежде чем сбежать. Не обращая внимания на угрозы эрзурумского эмира, в 1160 году Гиорги вдруг потребовал у эмира Гянджи будто бы годами неоплачиваемые налоги и приказал недоимщику-эмиру самому явиться с наличными. Эмир ответил, что он идет не с деньгами, а с армией, которая будет осаждать Тбилиси. Гиорги проиграл и битву, и недоимку. Через год город Ани обманул его надежды: Гиорги назначил губернатором Садуна, который ему казался верноподданным. Как только Садун приехал в Ани, он укрепил город, и Гиорги пришлось арестовать и казнить его. Ани отдали двум феодалам, Иванэ Орбели (приемному отцу и будущему тестю Демны, и Саргису Мхаргрдзели (длинноплечий), члену могучего полугрузинского, полуармянского рода. Саргис Мхаргрдзели, как многие его потомки, стал и амирспасалари в армии, и мандатуртухуцеси в государстве.

К 1162 году турки в Диярбакыре, Эрзуруме и Хлате объединились против Грузии, и Гиорги пришлось собрать коалицию из военных, министров, главного секретаря (мцигнобартухуцеси), конного командира и горстки надежных феодалов, чтобы отразить их и отогнать от грузинских границ. Блестящая и кровавая победа над более многочисленными силами, чем грузинские[80], кончилась тем, что Гиорги освободил всех горожан Ани и передал им свои доходы от грабежа, чтобы заново построить церкви и дворцы. Эта победа заставила Шамса ад-Дин Элдигюза и его азербайджанские войска отказаться от замышлявшегося ими нападения на союзный Гиорги Ширван. Однако зимой 1163 года Элдигюз повернул на запад, соединился с эрзурумскими войсками и разрушил армянскую крепость Гаги; направляясь к Ани, Элдигюз разорил всю Северную Армению. Ответным ударом Гиорги еще раз напал на Эрзурум и захватил Салдуха: но и в этот раз Салдуха выкупили — его сестра Шах-Бануар, жена правителя Хлата, послала Гиорги очень ценный подарок. В конце концов через два года все мусульманские армии отступили: весь Азербайджан на северо-западе от Гянджи опять был в грузинских руках. На сдачу Ани, однако, эмиры еще не были согласны: Элдигюз придумал компромисс, который Гиорги принял: в 1165 году Ани стал формально грузинским вассалом, но управлял городом Махмуд из рода Элдигюзов. Тем временем на севере дербентский эмир, пренебрегши признанным им грузинским суверенитетом, собирал многочисленную и многонациональную армию из осетин, хазаров, кипчаков-перебежчиков и русских: к концу 1160-х (или в начале 1170-х) он вторгся в Ширван, которым тогда управлял двоюродный брат Гиорги, Ахсартан I. Гиорги отозвался на просьбу Ахсартана о помощи, и грузинские армии жестоко наказали Дербент, отдав Ширвану часть дербентской территории, так что власть Ахсартана теперь распространилась до Каспийского моря[81]. В этой победоносной войне блестяще и героически сражался и Мануэл Комнин, отец будущего трапезундского императора (вместе с женой Русудан, дочерью Гиорги, Мануэл приехал в Тбилиси к тестю в гости).

По словам летописца, Гиорги III мог теперь царствовать «в радости, отдыхая и охотясь». Но десять лет победных войн исчерпали людские и денежные ресурсы страны и обострили недовольство во всех слоях общества. Гиорги пришлось отменить освобождение церковных поместий от налогов, тем самым вызвав отчуждение самой могучей, кроме феодальной знати, политической силы. Гиорги тешился мыслью, что военные доблести делали его почти равным деду Давиту IV. Хакани, ширванский придворный поэт, сочинитель не только философской лирики, но и панегириков, именовал Гиорги по-персидски: «новым Августом… более великим, чем Иракл… непревзойденным в этом мире… верховным защитником Креста… мечом Мессии… воплощением Христа».

В 1170-х годах Грузия уже не воевала с соседями, но ее генералы не могли сидеть сложа руки. Они объявили, что не хотят «воздерживаться от боя и грабежа», и занялись этнической чисткой, изгоняя последних турецких кочевников из Тао и из долины Куры. Только летом 1172 года Гиорги прибег к силе: он занял Двин, армянскую духовную столицу, разграбил город, но предоставил его местному феодалу, Анании. К концу 1174 года Ани стал наконец полностью грузинским владением: Гиорги заточил шаха мусульманской Армении и назначил Иванэ Орбели губернатором.

Но Иванэ Орбели был неисправим: через год он решил, что получит больше денег и почтения от турок, и собрался отдать Ани Элдигюзу и эмиру Арслану. Ему воспротивились и горожане, и духовные лица. Епископ Басег остался верным Гиорги III, который отблагодарил его тем, что выкупил Апирата, брата епископа, у турок и назначил его анийским эмиром. Эмир Арслан был пленен, и Ани стал неоспоримым грузинским владением. Элдигюз и Арслан в последний раз сделали попытку нападения, вторгшись с азербайджанскими и хамаданскими войсками в Северную Армению, но в 1175 году их изгнали из Лоре и Дманиси, и они отступили в Двин, который остался мусульманским до конца века.

К концу 1170-х годов Грузия была до такой степени изнурена войной, что она могла предпринимать только мелкие стычки в Западном Тао-Кларджети, вместе с армянскими солдатами отбирая территорию, которую Давит Таоский отдал византийцам и которая осталась в руках сельджуков. (Несмотря на послевоенное истощение, литературное творчество в Грузии расцветало: сочинялись крупные прозаические сочинения, например рыцарская эпопея Амирандареджаниани, с гениальной изобретательностью свободно переводились с персидского такие свободомыслящие и эротические поэмы, как Вис и Рамин Фахра ал-Дина ал-Гургани.) Наконец Гиорги III обратил внимание на внутренние неурядицы. Около 1170 года был введен суровый закон против разбоя и воровства. Впервые в Грузии преступления против личности и собственности нужно было искупать не вергельдом (денежной компенсацией), а отбыванием установленного законом наказания. Вдобавок к уже созданной службе безопасности мстоварни Гиорги III учредил новую полицию — «вороловы», мпаравтмедзебелни. К концу 1170-х годов, когда разбой стал настоящим бедствием, вышел декрет, чтобы воров и разбойников вешали на деревьях рядом с их добычей, если она найдена. В то время пытка, кроме выкалывания глаз и оскопления государственных изменников, была в Грузии редким явлением. К обезглавливанию изменников прибегали только тогда, когда ссылка и анафема оказывались недостаточным устрашением, и тогда палачами назначали негрузин. Но смертная казнь через повешение осталась драконовской мерой для разбойников на целый век, даже в царствование мягкосердечной царицы Тамар.

В 1177 году Демне исполнился 21 год, и, хотя он женился не на иностранной царевне, а на дочери рядового феодала, Иванэ Орбели показалось, что пора возводить его на трон. За такую поддержку Орбели требовал в награду царство Лоре, которое пока было всего лишь его уделом как главнокомандующего армией. (Орбели сохранил эту должность и удел, несмотря на то что его уволили с поста в Ани.) Для такого переворота Орбели искал поддержки мусульманских правителей и привлек на свою сторону кое-кого из знати, например Саргиса Мхаргрдзели и даже таких вельмож, как командир конницы. Заговорщики собрались в Коджори, на горе в двадцати километрах от Тбилиси, чтобы ночью схватить Гиорги, который будет молиться близ иконостаса. Иванэ Орбели намеревался убить царя, но уверил остальных заговорщиков, что они просто объявят царю, что Демну уже короновали. Местный ребенок случайно услышал это обсуждение и побежал к царю с докладом. Гиорги сел на лошадь и галопом доехал до Тбилиси, где вызвал Кубасари, главу кипчакских дивизий, с пятьюстами солдатами. Хотя заговорщики имели в своем распоряжении тридцатитысячное войско, они в смятении отступили в Лоре; некоторые, в особенности Саргис Мхаргрдзели, передумали, когда царь им посулил министерские должности, раньше занятые братьями Орбели; другие заговорщики, в особенности командир конницы (амирахори), отправили посланников к армянскому шаху и к Махмуду Элдигюзу в Азербайджан, умоляя их помочь. Предложения были заманчивы, но недостаточны, так как ни шах, ни Махмуд не хотели навлечь на себя месть Гиорги. Остальных мятежников осаждали несколько месяцев, пока они не предложили мирные условия: разделить царство на две части, чтобы Гиорги и Демна каждый управлял одной половиной Грузии. Гиорги, естественно, отверг этот нелепый компромисс. Царь и мятежники обменялись письмами, привязанными к стрелам. Гиорги пригласил Иванэ Орбели к себе вместе с Демной, «причиной твоего злодеяния и злодеяний многих других». Орбели ответил, что он не волен нарушить свою клятву «только ради нескольких дней царского почтения». Тогда царская армия, которая теперь включала лезгин и других горцев, воздвигла леса около городских стен, взяла крепость штурмом и сокрушила мятежников. Иванэ Орбели удалось переслать свои деньги и драгоценные камни в Самшвилде, а одного брата, Липарита, и двух племянников — на двор к Элдигюзу. (Из этих племянников один остался в Иране, а другой, Иванэ, в конце концов добился прощения, вернулся в Грузию и в царствование Тамар вернул себе поместья и продолжил род Орбели.) Остальные Орбели очутились в западне. Демна сам вышел из замка, с веревкой вокруг шеи в знак покорности, и умолил Гиорги, чтоб его не казнили.

До сих пор существует клочок пергамента, на котором Гиорги написал свой декрет[82], начинающийся словами: «В двадцать первый год моего царствования, путем дьявольских уловок и ухищрений некоторые князья и дворяне нашего царства вошли в заговор и использовали нашего племянника против нас и причинили нам много горя и испытаний. Но Божье великое милосердие и всеведение обезвредило их деяния и испортило их замысел и заговор и расстроило все их усилия: кое-кто пал в Персии, кое-кто умер или отыскал убежище, кое-кого зарубили в нашем царстве под нашими ногами». Гиорги приговорил своего племянника Демну к выкалыванию глаз и к оскоплению: наказание оказалось смертельным. Иванэ Орбели выкололи глаза, других Орбели, в том числе Кавтара, командира конницы, казнили. Само имя Орбели прокляли и запретили упоминать. Вместе со своим государственным советом (дарбази) Гиорги приговорил других мятежников к ссылке и к анафеме, лишив их поместий и армейских чинов. Кипчаку Кубасари Гиорги подарил земли, конфискованные у Орбели, и назначил его амирспасалари. Отнять у грузинского феодала и передать кипчаку такой высокий пост было делом неслыханным, но Гиорги пошел еще дальше в своем пренебрежении аристократическими правами, когда назначил холопа Апридона великим князем Картли.

Утверждая свою абсолютную власть, Гиорги все-таки пошел на одну уступку. На расширенном церковном соборе, куда пригласили всех епископов и игуменов, он счел целесообразным еще раз освободить от налогов на поместья свою верноподданную церковь, которая напомнила ему, что она всегда молилась за царя. Гиорги представил эту уступку как добровольное пожертвование для полезного дела. Его декрет, отмечающий сокрушение мятежа Орбели, кончается словами: «Пусть все монахи и епископы нашего царства, от запада до востока, пусть католикос, главный духовный отец, и все еремиты скажут и объяснят нам бедствия церкви и случаи, когда справедливость нарушается».

Его собственное оспоренное престолонаследие и недавний переворот, который мятежникам едва не удалось свершить, послужили царю суровым уроком. Свою главную проблему — отсутствие у него и Бурдухан сына-наследника — Гиорги разрешил, повенчав на царство как сомонарха свою старшую дочь Тамар (его младшая дочь Русудан, вышедшая замуж за Мануэла Комнина, скоро родит первого трапезундского императора). В 1178 году, в древнем замке Уплисцихе, перед всеми старшими духовными лицами и аристократами, чтобы после его смерти не было распрей, Гиорги III лично положил Тамар корону на голову и опоясал дочь царским поясом. Впервые за последние шестьдесят лет престолонаследие казалось обеспеченным.

В следующем году Гиорги опять занялся беспорядками в обществе, созвав законодательный собор: опять воров, независимо от социального положения, вместе с крадеными товарами вешали на деревьях и, как говорят летописцы, истреблялись крысы и бродячие собаки[83].

8

Царица Тамар

Шесть последних лет царствования Гиорги III, когда он управлял страной совместно с дочерью, почти не оставили следа в истории. Судя по всему, в начале 1180-х годов настал относительно мирный период: именно тогда появились самые великие литературные сочинения грузинского золотого века. Витязь в барсовой шкуре Руставели начинается с того, что царь Ростеван венчает на царство свою дочь Тинатин, оправдав этот шаг словами: «Львенок львенком остается, будь то самка иль самец», что, несомненно, отражает если не слова, то мысли Гиорги III. На самом деле в поэме изображены самоуверенность, новые рыцарские ценности и персидская культура той Грузии, которую создал Гиорги.

Гиорги умер в Кахетии накануне Пасхи 1184 года. Патриарх сначала уведомил его сестру Русудан в Самшвилде, а потом уж доложил Тамар в Тбилиси. Царский дворец все еще был окутан трауром, когда вспыхнула стычка между, с одной стороны, первой полноправой царицей в истории Грузии вместе с ее верными придворными, а с другой — с негодующими феодалами. Феодалы и церковь предъявляли будто бы оправданные требования: надо было заново помазать Тамар, на этот раз в Кутаиси, чтобы она приняла венец от кутаисского епископа Антона Сгирисдзе и меч от западных князей, Кахабера из Рачи и Вардана Аманели. Ведь деда Тамар Деметрэ так же венчали второй раз в 1125 году, хотя Давит IV (как изображено на фреске в Мацхвариши) уже опоясал его мечом, как Гиорги опоясал Тамар. Тамар подверглась этой второй церемонии: именно тогда, по всей вероятности, она сочинила новую церемонию венчания для потомства, в соответствии с которой помазание царя на власть стало делом не знати, а Бога и царских предков.

Вслед за второй коронацией к Тамар явилась депутация феодалов, требующих, чтобы Тамар аннулировала наказы отца, продвигающие «подлый» народ и негрузин. И в этот раз Тамар послушалась: бывший холоп Апридон лишился и поста мсахуртухуцеси (канцлер), и поместий, а кипчакского генерала Кубасари (которого в любом случае разбил инсульт) отстранили от поста амирспасалари, хотя не трогали его удельных земель.

Ободренные освобождением этих двух крупных постов феодалы потребовали, чтобы рядом с царским дворцом в Исани (на окраине Тбилиси) построили для них карави (буквально «палатку», а в переносном смысле «палату лордов») и чтобы члены этой палаты имели исключительное право назначать министров и проводить законы, которые только потом передадут царице на формальное подтверждение. Во главе непокорных феодалов стоял царский министр финансов (мечурчлетухуцеси) Кутлу Арслан[84], выходец из аристократического западного рода Джакели; его тюркское имя («счастливый лев») было, вероятно, придумано сельджукской нянькой, иначе он не смог бы возглавить исключительно грузинскую фракцию. Вряд ли Кутлу в самом деле был тем «ублюдком» (бичи) или «ишаком», каким обзывает его летописец, влюбленный в царицу Тамар. С другой стороны, Кутлу Арслан еще меньше походил на английского барона Симона де Монфора, и его фракция не добивалась какой-нибудь «Магна Карты», которая ограничила бы власть самодержца и ввела бы правовой порядок. Бунтовщики просто выжимали побольше власти из царицы, которую считали слабой и неопытной, и Кутлу Арслан жаждал стать амирспасалари. Летописец Тамар осуждает этот мятеж за то, что он был «персидского типа»: может быть, феодалы хотели, чтобы Тамар действовала по советам Низама ал-Мулка, визира Малик-шаха, который в своей «Книге об управлении» (Сиясет-Наме) учил, что царь не должен принимать решений без одобрения министров.

Тамар приказала арестовать Кутлу. Мятежники грозили, что прибегнут к насилию, если она его не освободит. Тогда царица подослала на переговоры двух женщин, Хуашак Цокали (мать картлийского князя) и Краву Джакели, на переговоры, нарочно затягивая переговоры, чтобы выиграть время для подготовки вооруженного ответа. Хуашак и Крава предложили прощение всем, кто раскается, кроме Кутлу Арслана. Мятежники не могли договориться между собой и сдались. Не совсем ясно, чего они добились и на какие уступки пошла Тамар: в конце концов Кутлу простили, но он ушел из политики. Некоторые союзники Кутлу (которые вскоре примут участие в очередном восстании) получили министерские должности. Тем не менее никакой «палаты лордов» Тамар не создавала и со своим советом (дарбази) она держалась не более почтительно, чем предшествующие грузинские монархи.

Главное препятствие на раннем этапе царствования Тамар представлял престарелый католикос-патриарх Микел Мирианисдзе. Он сумел добиться того, чтобы его предшественник, Николоз Гулаберисдзе, досрочно ушел в отставку: Николоз, прослужив с 1150 по 1178 год, уехал за границу не паломником, а посланником Гиорги III, чтобы расширить деятельность иберийского монастыря на Афоне. Потом он отправился в Иерусалим, чтобы откупить у латинского короля Бодуэна IV виноградники и поместья грузинского монастыря Креста, конфискованные крестоносцами, уговорить не брать налогов с грузинских монахов и паломников и не мешать им. Но Микел, будучи епископом и Самтависи, и Ацкури, пользовался огромной властью; выдворив всеми уважаемого Антона Глонистависдзе, Микел сделался вдобавок епископом Чкондиди и тем самым мцигнобартухуцеси (главным секретарем — фактически премьер-министром). Антона Глонистависдзе заточили в монастырь Давита-Гаресджа, а для убийства двух братьев Антона наняли Кахаберидзе, богатого феодала из Рачи и потомка пресловутых Багвашей. Микел забрал в свои руки все бразды правления.

Против церковного беспредела в 1185 году Тамар попробовала тактику своего прадеда Давита IV: созвала церковный собор, который должен был заставить замолчать оппозиционные голоса. Католикос Микел не был приглашен для участия в соборе, зато из Иерусалима был вызван Николоз Гулаберисдзе, чтобы он вместе с другим ненавистником Микела — епископом Кутаисским — руководил прениями. Заседание открыла сама царица. Собор счел, что не имеет права ни свергнуть патриарха, ни уволить главного министра монарха, и Микел сохранил всю свою власть. Все, что Тамар удалось, — это заменить некоторых враждебно настроенных епископов своими сторонниками.

Тамар предстояло еще одно сражение с двором и с церковью, которые настаивали, чтоб она вышла замуж и родила наследника. В этой борьбе участвовали не только патриарх, но и ее два раза овдовевшая, но бездетная тетя Русудан. К тому же феодалы хотели, чтобы своим браком Тамар заключила союз с крупным и мощным христианским государством. Византия к тому времени уже приходила в упадок, и единственной великой христианской державой была Киевская Русь. Обсудив вопрос, дарбази выбрал самого близкого, подручного киевского князя, Юрия Андреевича Боголюбского. Боголюбскому было всего двадцать четыре года, но он уже стяжал себе блестящую славу в бою против своих родственников. За женихом не надо было даже далеко ехать: изгнанный родным дядей Всеволодом из своего новгородского удела, Боголюбский ютился у кипчаков в Селендже на Северном Кавказе (кипчаки возвращались в Селенджу после набегов на Киевскую Русь). Тамар не хотела выходить замуж, тем более второпях и за совершенно ей неизвестного чужеземца. Но тетя Русудан, католикос Микел и тбилисский купец Абуласан (грузин, несмотря на арабское имя) послали Занкана Зорабабели, видного еврейского купца из Тбилиси, через перевал за женихом. (Потом обнаружилось, что Абуласан и Зорабабели представляли тех купцов, которые были сильно заинтересованы в тесных коммерческих связях с Россией: как только Боголюбский приехал, Абуласан сделал себе карьеру, став крупным землевладельцем и потом министром финансов[85].) Несмотря на сопротивление Тамар, свадьба была сыграна незамедлительно. Юрия объявили монархом (мепе), а Тамар осталась верховной правительницей (мепета-мепе, дедопалта-дедопали, монарх монархов, царица цариц).

Юрий скоро оправдал себя в бою, как это мог сделать только мужчина-монарх (Тамар обычно сопровождала армию до последней церкви или монастыря на грузинской территории и там обращалась к своим войскам и молилась за победу). Юрий вторгся в Армению, осадил Двин, напал на Карс, сжег всю сельджукскую землю вплоть до Басиани (на севере от Эрзурума) и привез домой огромную добычу. На грузинских монетах чеканили инициалы Юрия и надпись «Боже, возвеличи царя и царицу»; армянские надписи с 1185 до 1191 года называют Юрия «Георгий Завоеватель». Прославленные после еще одной кампании монархи-завоеватели поехали в гости к Ахсартану, правителю Ширвана. Все свое царствование Тамар с большой охотой ездила по своему царству и по царствам дружественных вассалов, гостя у князей и у родственников, совершая паломничества в монастыри и церкви.

Кроме военных успехов, однако, союз Боголюбского с Тамар никаких плодов не приносил: о русско-грузинских связях не было ни слова, кроме мнимого участия грузинских ремесленников, строивших Дмитриевский собор во Владимире[86]. В частном плане брачные отношения оказались катастрофичными: вряд ли они были даже осуществлены. Летописец обвиняет Юрия в мужеложстве: «У русского стали обнаруживаться скифские нравы: при омерзительном пьянстве стал он совершать много неприличных дел, о которых излишне писать». Для увещевания мужа Тамар подослала монахов. Но он «не только не уразумел советов, но стал совершать еще более губительные проступки, безо всякой причины подвергнув уважаемых людей избиению и пыткам путем вырывания их половых органов». Наконец, в 1188 году, после двух с половиной лет невыносимого унижения и издевательств, Тамар потребовала, чтобы дарбази и епископы аннулировали ее брак. Епископы, решив, что содомитское поведение еще хуже любых избиений и пыток, единогласно аннулировали брак, щедро заплатили Юрию золотом и драгоценными камнями и отправили его морским путем в Константинополь.

В том же году умер патриарх и мцигнобартухуцеси Микел Мирианисдзе. Летописец замечает: «Никто из-за него не предавался горю, ни великий, ни малый, потому что все презирали его». Руки у Тамар наконец были развязаны, она освободила бывшего главного министра Антона Глонистависдзе из монастырского заключения, и церковь назначила патриархом брата Микела, Тевдоре, который оказался уступчивым человеком. Когда в 1190 году умер всеми любимый генерал Гамрекели Торели, Тамар смогла назначить на этот пост того Саргиса Мхаргрдзели, который во время осады Орбели и других бунтовщиков перебежал к ее отцу; два сына Саргиса, Закарэ и Иванэ, показали себя самыми одаренными из сторонников Тамар как в военном деле, так и в политике. К группе приверженцев царицы принадлежал и Чиабери, приемный сын Гиорги III и фактически брат царицы, который раньше возглавлял Министерство финансов, а теперь стал мандатуртухуцеси, министром внутренних дел (хотя потом этот последний и самый влиятельный пост стал наследственным у семьи Мхаргрдзели). У Мхаргрдзели и так были огромные поместья и в Грузии, и в Армении; учитывая их политическую власть и таланты, другие феодалы пока закрывали глаза на их курдско-армянское происхождение, но тот факт, что они оставались монофизитами, порождал серьезные конфликты. В 1208 году дело дошло до того, что католикос Иоанэ всенародно отстранил «еретика» Закарэ от причастия. Закарэ пришлось созвать грузино-армянский церковный собор в поисках компромисса, но грузинские диофизиты были непреклонны. (Иванэ же решил заново креститься диофизитом.)

Освобожденная от ненавистного мужа, Тамар могла выбрать жениха по сердцу — уникальный случай в истории царских бракосочетаний. Ее тетя Русудан приходилась приемной матерью молодому осетинскому цесаревичу, Давиту Сослану, воспитанному вместе с Тамар. Его прозвище Сослан происходит от осетинского полубога-полубогатыря Сослана («высеченного из камня и вскормленного волчьим молоком»), а на кипчакском языке «сослан» просто значило «грозный». Точно так, как грузинских царевичей, бывало, воспитывали в Византии, осетинских цесаревичей воспитывала грузинская царская семья, что поощряло хорошие отношения между православными государствами. В любом случае Давита Сослана можно было считать уже Багратидом, так как он был прямым потомком Гиорги I от второй жены, осетинки Алдэ, и являлся родственником Давита IV, который выдал двух дочерей за осетинских царевичей. Хотя с точки зрения политики союз с Осетией принес Грузии мало пользы, как царский супруг Давит Сослан подходил идеально. Военным он оказался не менее доблестным, чем Боголюбский, а мужем куда более адекватным: других, более престижных женихов, дарбази уже не искал. Бракосочетание состоялось в 1189 году, и в 1192 году Тамар родила будущего Гиорги IV «Лашу», а через год дочь Русудан. В политике этот союз был таким же плодотворным, так как Давит Сослан умел быть суровым с изменниками, в то время как Тамар могла проявлять только милосердие.

Все ссоры и споры, раскалывавшие грузинский двор с начала царствования Тамар до ее второго брака, дали мусульманским соседям возможность оправиться от грузинского гнета. Возобновлять войны Гиорги III стало намного труднее, после того как 2 октября 1187 года Салах ад-Дин, айюбидский султан Египта, завоевал Иерусалим. Для Тамар самой срочной задачей было обеспечение привилегий для грузинского монастыря Святого Креста. Она отправила два посольства к Салаху ад-Дину: второе в 1192 году добилось привилегий для грузинских паломников и освободило монастырь от налогов, при условии что Тамар обещала не воевать на территории ни одного айюбидского султана. Существует документ на арабском, в котором Тамар обещает «во имя Отца, Сына и Святого Духа быть другом Ваших друзей, врагом Ваших врагов, пока я живу, иметь самые лучшие намерения, никогда не нападать на Ваши города, государства, крепости». (Возможно, однако, что Тамар обращалась не к Салаху, а к сельджукскому султану Килиджу Арслану II, с которым, как и с Салахом, Грузия никогда не воевала.)

Давит Сослан предпочитал представлять свои кампании как оборону, а не нападение. В 1190 году он набросился на сельджуков, совершавших набеги на Тао, разгромил их и привез в тбилисский двор большую добычу. Затем местный феодал Гузан изгнал из Тао эрзурумского султана. В 1191 году разразилась настоящая война, международная и гражданская. В Эрзуруме вдруг появился Юрий Боголюбский, и эрзурумский султан с радостью приветствовал предлог освободиться от грузинского суверенитета. В Эрзурум были приглашены все знатные поклонники Боголюбского, большей частью из Тао-Кларджети; среди них оказались два министра, канцлер Вардан Дадиани и Боцо, государственный казначей и спасалари (командир) Самцхе, то есть всех южных провинций. В партии сторонников государственного переворота оказались и тбилисские купцы, которые так проворно перевезли Боголюбского через Кавказский хребет. Главным бунтовщиком, однако, оказался тот Гузан таоский, который всего год назад так самоотверженно защищал царицу. Сторонники Боголюбского вторглись глубоко, до царского дворца в Гегути на окраине Кутаиси, и там венчали Юрия на царство. Как только Тамар оправилась от потрясения, она послала посредниками патриарха Тевдоре Мирианисдзе и кутаисского епископа. Бунтовщики отказались от переговоров и разделили свою армию на два крыла, отправив северное на восток через гору Лихи, чтобы занять крепости Начармагеви да Гори, пока южное крыло сжигало Одзрхе и готовилось захватить Тмогви, Ахалкалаки и весь юго-восток. Тамар каким-то образом узнала о планах бывшего мужа и послала верные войска, чтобы отбить его атаки. Южных бунтовщиков разгромили на востоке от Тмогви, а северная армия пришла в смятение, услышав о разгроме южной. Вожди обоих крыльев сдались в плен, надев на шеи веревки, и предложили сдать самого Боголюбского, если Тамар поручится не казнить его.

Тамар отозвалась с характерной мягкосердечностью: Юрия опять сослали в Константинополь, в этот раз без алиментов; главные повстанцы лишились постов, но сохранили голову. Вместо них Тамар назначила проверенных людей, верноподданных Иванэ и Закарэ Мхаргрдзели, канцлером и главнокомандующим. Гузан тайком пробрался домой и там сдал свой замок Таоскари вместе с другими крепостями мусульманскому правителю Шах-Армении, а затем напал на царские войска с горы Кола, но был взят вместе с семьей в плен. На этот раз Давит Сослан опередил свою милосердную жену (отвергавшую любые пытки, увечья и казни) и еще до того, как Гузана отдали под суд за измену, выколол ему глаза. Сын Гузана попытался выручить мать и детей, но и его поразила царская армия, которая затем вернула все крепости, отданные врагу Гузаном.

По грузинским традициям, рождение наследника отмечалось не только царскими подарками и амнистией для пленных, но и проявлением военной мощи. В 1192 году, когда родился Гиорги Лаша («свет мира» по-абхазски), Давит Сослан вторгся в Азербайджан и взял древнюю столицу Кавказской Албании, Бардави. Потом он возглавил карательную экспедицию в Эрзурум, который он взял, несмотря на то что врагу помогал карсский султан Насреддин Салдух. Эти вторжения, более для острастки, чем для завоевания[87], вызвали мощный ответный удар: сельджуки воззвали к Халифу ал-Насиру в Багдаде о поддержке, и халиф велел всем мусульманским правителям объявить джихад против Грузии.

Вождем мусульманской коалиции стал азербайджанский атабаг Абу-Бакр: он пришел к власти в 1191 году, убив предыдущего атабага Кизила Арслана из династии Элдигюзов (верного вассала иракского султана Рукна ад-Дина Тогрула), затем умертвив или изгнав своих родных братьев. Сначала Абу-Бакр напал на союзный Грузии Ширван и изгнал ширваншаха Ахсартана (сына грузинской царевны); после нашествия Абу-Бакра случилось землетрясение, которое истребило бо2льшую часть населения Ширвана. Ахсартан вместе с зятем Амиром Михраном (братом Абу-Бакра, с которым он поссорился) попросили помощи у Тамар и Давита Сослана, которые оказали им роскошный и радушный прием и обещали поддерживать Ширван. У Амира Михрана были грандиозные амбиции: он хотел не только захватить империю Абу-Бакра, но и властвовать в Иране, и предложил передать Грузии столько и какой угодно территории в обмен на помощь. Тамар и Давит были слишком опытны, чтобы поощрять дикие мечты Амира Михрана, но все-таки решили напасть на Абу-Бакра.

Властолюбие Юрия Боголюбского тоже было неутолимо: в 1193 году он вернулся из Константинополя, чтобы служить азербайджанскому атабагу, назначившему его губернатором северной провинции Ар-Ран на границе Грузии. Здесь Юрий женился на дочери кипчакского генерала, собрал армию и разграбил Камбечан, юго-восточную провинцию Грузии. Его очень быстро разбил Сагир Махатлисдзе, князь Хорнабуджи (столицы Камбечана); куда потом пропал Боголюбский, неизвестно. Армянские источники предполагают, что его заточили в монастырь Лурджи в Тбилиси, но его могила не найдена.

В этом же и в следующем году другие грузинские войска под командой Закарэ Мхаргрдзели сражались на берегах Аракса, вторгаясь в города Двин, Амберд и Биджнис. 2 июня 1195 года на рассвете главная армия под руководством Давита Сослана билась в Шамкоре в Азербайджане с целой мусульманской коалицией, после того как Сослан, «действуя, как Ахилл», выручил братьев Мхаргрдзели, сбитых с коней, проломил городские ворота и зашел в тыл врага. Шамкорская победа по доблести и бесповоротности равна Дидгорской победе, одержанной за семьдесят четыре года до этого. В Шамкоре захватили знамена халифа, которые Тамар подарила хахульскому монастырю, и город был взят. Грузино-ширванская армия затем повернулась к Гяндже, где горожане сдались без сопротивления. Давит Сослан устроил торжественный прием в султанском дворце, а затем отдал Гянджу Амиру Михрану, который властвовал там как грузинский вассал.

Ликование закончилось, когда Абу-Бакр ускользнул из окружения и сбежал в Нахичевань: через три недели агенты Абу-Бакра отравили Амира Михрана, и сам Абу-Бакр вторгся в Гянджу: военные стычки между Грузией и Гянджей (и соседними частями Азербайджана) на целые десять лет превратили Гянджу в развалины. Армия Сослана продолжала продвигаться на юг, погружая Абу-Бакра в такое отчаяние, что он запретил своим министрам даже упоминать о грузинских успехах, а потом спился и скоро умер. В 1197 году грузины дошли до Нахичевани и заставили этот знаменитый «персидский базар» платить пошлины. Захват Нахичевани и Шемахи наполнил грузинскую казну. (Не важно, что Грузия не смогла взять Гянджу даже после смерти Абу-Бакра в 1195 году.) Грузинский триумф внушил такое уважение, что некоторые иранские и тюркменские государства, соседи Азербайджана, даже протягивали Тамар и Сослану руку дружбы. Но через двадцать лет эти триумфы вызовут у объединенного Ирана не дружеские, а враждебные и мстительные чувства.

Пока Сослан воевал на востоке, на западе Иванэ Мхаргрдзели вел солдат в бой, систематически отбирая армянские города у мусульман: в 1196 году — Гелакун и Амберд, в 1199 году — Ани, в 1201 году — Биджнис и, наконец, в 1203 году — Двин.

Военные успехи расширяли Грузию слишком быстро и слишком протяженно. Несмотря на рост населения и процветающее хозяйство, Грузии не по силам было выставлять достаточно вооруженных людей, чтобы удержать империю в тысячу километров с запада на восток и с севера на юг. К тому же Грузия уже рисковала нарушить суверенитет айюбидских султанов, а значит, и договор между Тамар и Салахом ад-Дином. Сельджукский султан в Руме (известный Рукн ад-Дин) в то время готовился воспользоваться слабостью Византии и захватить все Черноморское побережье: ему мешала укрепленная и агрессивная Грузия. Поэтому в 1201 году Рукн ад-Дин напал на Эрзурум и заменил грузинского вассала Салтук-оглы своим братом Могисом ед-Дином Тогрулом, который отбился от грузинских сюзеренов. Год спустя Рукн уже собирался вторгнуться в саму Грузию и захватить все христианское Закавказье. Конфликт начался с обмена любезностями и подарками, но скоро перешел в брань: Рукн ад-Дин писал Тамар, что «все женщины слабоумны, а Тамар — царица-дура, убивающая мусульман и вымогающая у них налоги». Тамар ответила вежливо: «Вы уповаете на золото и армию боевиков, а я — на Божью власть»[88]. Вестник привез второе письмо Рукна в Тбилиси: он требовал капитуляции и угрожал, что всех христиан искоренит. У вестника еще был устный постскриптум: Рукн ад-Дин предлагал жениться на Тамар, если она примет мусульманство, а если нет, то сделает ее своей наложницей. Закарэ Мхаргрдзели ударом кулака сбил вестника и сказал ему, что, не будь у него дипломатической неприкосновенности, он вырезал бы у него язык, а потом отрубил бы голову и что пусть Рукн дожидается Божьей кары, которую принесут ему грузины. Вестник уехал в Эрзурум, не сообразив, что дарбази уже объявил войну и что грузинская армия через десять дней отправится в Эрзурум.

Давит Сослан, братья Иванэ и Закарэ Мхаргрдзели, Иванэ Торели и братья Шалва и Иванэ из Ахалцихе повели самую крупную армию в истории Грузии: Тамар сопровождала армию до пещерного монастыря Вардзия, где помолилась за победу. Рукн ад-Дин таким же образом собрал всех, кого смог: ему помог шурин, эрзинджанский султан, но подвел Эрзурум, который вдруг вспомнил, что является вассалом Грузии. По подсчетам арабских и турецких историков, мусульмане собрали 400000 человек, которые разбили лагерь под Басиани в Южной Тао. Ночью 23 июля 1202 года грузинская армия застала турок врасплох, но силы Рукна ад-Дина так быстро и люто оправились от шока, что грузинской коннице пришлось спешиться. Грузины смотрели поражению в лицо, когда в последний момент два резервных крыла спустились с высот и окружили врага. Историк Ибн Биби винит лошадь султана, которая завязла в болоте, что породило слух о гибели Рукна ад-Дина и погрузило армию в отчаяние[89]. Прошло несколько дней, пока не стало ясно, что грузины выиграли битву при Басиани. Среди пленных были аристократы, включая эрзинджанского султана, которого выкупили за табун породистых лошадей. Добыча была разнообразная: нашли карабадин, арабский медицинский трактат, и мцигнобартухуцеси Антон Глонистависдзе приказал перевести его на грузинский язык. Перевод Врачебной книги стал первым в целой серии руководств по греко-арабской медицине. Теперь медицину можно было включить в программу обучения грузинских академий. (У Антона Глонистависдзе был широкий диапазон интересов: он заказал много новшеств, включая изысканный акведук, снабжающий монастырь Шио-Мгвиме водой.)

Басианская битва создала грузинским вооруженным силам ореол непобедимости. Рукн ад-Дин умер в 1204 году, и какое-то время его наследникам Килиджу Арслану и Кайкаусу I не удавалось отомстить за его поражение. Грузия уже мнила себя главной христианской державой Востока, особенно после того, как крестоносцы в 1204 году разгромили Константинополь. Только после того, как грузинские армии захватили Манцикерт, напали на Хлат (на озере Ван) и подступили к Эрзуруму, мусульмане одержали победу. Оправившись, Грузия в 1206 году заняла и Эрзурум, и Карс, подкупив губернатора Карса, который сдал город. Потеря Эрзурума и Карса, важных центров на пути венецианской торговли между Европой и Ираном, нанесла большой ущерб султанатам. Хлат осаждал Иванэ Мхаргрдзели, но он сам попал в плен и освободился только тогда, когда грузины согласились на перемирие, заплатили выкуп в 100000 денариев и Иванэ отдал родную дочь замуж за хлатского султана. (Закарэ, брат Иванэ, раньше угрожал горожанам Хлата, что всех перебьет, если Иванэ не отпустят. Когда Иванэ освободился, в знак благодарности он заказал фрески грузинских святых для монастыря в Ахтале.)

В 1208 году в конфликт вдруг вмешались Айюбиды, с которыми Тамар подписала мирный договор: Айюбиды заняли Хлат и заставили непокорных хлатовцев принять айюбидского правителя, Малика Ахуада. Таким образом, между христианской Грузией и султанатами были установлены и граница, и мир, и Грузия больше не претендовала на территорию по ту сторону Аракса.

В 1207 году умер Давит Сослан, и в последующие семь лет имя Тамар почти не упоминается в грузинских летописях. Тем не менее Грузия продолжала агрессивную экспансию на юго-восток, и Элдигюзская империя страдала не только от внутренних конфликтов, но и от грузинского грабежа, пока Грузия не одолела соседнюю Центральную Армению. В то же время грузинская армия все ближе подходила к Ардабилу в Азербайджане. Однако ардабильский султан нанес удар первым: в 1209 году, пока Тамар и ее двор праздновали Пасху во дворце Гегути, султан вторгся в открытые ворота Ани, взял штурмом все церкви, перебил 12000 молящихся армян, разграбил город и отступил. Ответ из Гегути был таким же ужасным и кощунственным: в начале Рамадана грузины набросились на мечети Ардабила и тоже перебили не только тысячи людей, но и самого султана, взяв его семью в заложники.

Неистощимая энергия братьев Мхаргрдзели довела их войска до иранской глубинки: посоветовавшись с дарбази, Тамар в 1210 году разрешила наступление по южному берегу Каспийского моря и вторжение в Хорезм. Репутация Мхаргрдзели стала до такой степени грозной, что крупные города Тебриз, Мияне и Казвин просто открыли ворота захватчикам и заплатили дань, чтобы избежать боя. Иранские войска сопротивлялись изредка, и главной задачей для грузинской армии оказался перевоз добычи в Грузию. Обогатились феодалы, государственная казна и церковь, но Тамар умудрилась сделать так, чтобы и нищим досталась хоть часть добычи. Современников озадачивал захват их армией мест, «о которых никогда даже не слыхали». В конце концов Тамар и братья Мхаргрдзели поняли, что перебарщивать не стоит. Уже год назад Грузия получила предостережение. Подбивая армян на восстание против последних их мусульманских сузеренов, грузины опять осадили Хлат; Малик Ахуад вдруг побоялся, что его же люди сдадут город грузинам, и заперся в замке. Тогда Айюбидский султанат объявил, что дальнейшие нарушения договора не пройдут безнаказанно. Грузия смогла присоединить к себе лишь Северную Армению. После такого раздела в 1209 году установился прочный мир. Мхаргрдзели привели грузинских ремесленников и заново отстроили великолепные церкви и собор в Ани[90].

В то же время возникла более выгодная, менее кровавая и неотложная возможность для расширения государства. После 1204 года Византия, благодаря коварным крестоносцам, сжалась и фактически целиком потеряла Анатолию. Пока румский султан Рукн ад-Дин обдумывал планы, Тамар пошла на решительный шаг. Она захватила длинную полосу Черноморского побережья от Синопа до Трабзона. Здесь жили не только греки, но и лазы, картвельский народ, говорящий на языке, близком к грузинскому. Таким образом Тамар создала подчиненное себе буферное государство. Предлогом для вмешательства в дела Византийской империи было ограбление в Константинополе двух грузинских монахов, везших подарки Тамар в иерусалимский монастырь Святого Креста. Для буферного государства уже подготовили марионеточного императора. Когда в 1185 году в Константинополе императора Андроника убили, а затем ослепили его сына и зятя Тамар, Мануэла Комнина, Тамар пригласила своих племянников, Алексия и Давида, сыновей Мануэла, в Грузию, где их воспитали при грузинском дворе. Эти послушные племянники могли даже считать себя наследниками византийского престола. В 1204 году вместо Константинополя, однако, Тамар подарила Алексию Трабзон, и Алексий I стал первым императором Трапезундской империи[91]. В том же году умер Рукн ад-Дин, и сельджуки были в таком смятении, что оказались неспособными раздавить это новое псевдовизантийское государство: грузинские гарнизоны заняли Трабзон, Самсун и другие черноморские города. Затем Тамар и Давит Сослан постарались не провоцировать новых войн и перестали вторгаться в чужие территории. Они настаивали, что просто помогали ссыльным византийцам утвердить свои права.

Внешние дела окончились. Для армии оставался только внутренний конфликт: в период с 1210 по 1213 год горцы — чеченцы, дагестанцы, грузинские пшавы — объединились, и в 1212 году, после смерти грозного генерала Закарэ Мхаргрдзели от неизлечимого недуга, до того разнуздались, что Иванэ Мхаргрдзели пришлось разобраться с ними. Сначала он выпросил у Тамар чин атабага Самцхе, новый наследственный ранг, который со временем станет фактически царским в Самцхе. Новый атабаг затем повел армию на вершины, отделяющие Европу от Азии, и окружил чеченцев, так что они бросили мятежников, и в три месяца беспощадно усмирил весь Северный Кавказ. После этого Иванэ смог с гордостью сказать Тамар: «По вашему приказу я разорил упрямые земли дидовцев и пшавов». Эти меры еще больше расширили территорию Грузии: от Синопа в Трапезундской империи до Каспийского моря было тысяча триста километров, столько, сколько от Туапсе (тогда Никопсии) до Нахичевани.

Когда Давит Сослан умер в 1207 году, Тамар венчала их пятнадцатилетнего сына Гиорги Лашу как сомонарха. Ее чувство изолированности и уныние усугубились после смерти ее самых доверенных министров, Антона Глонистависдзе и Закарэ Мхаргрдзели, и ее роль в жизни страны заметно уменьшилась. У нее остался всего один близкий советник, атабаг Иванэ Мхаргрдзели, которого она сделала амирспасалари. Тамар была озабочена своей болезнью, вероятно, раком, возможно, чахоткой. Она умерла в январе 1213 года. (Некоторые летописцы ошиблись в подсчетах или плохо переписывали и поэтому предпочитают 1207 год.) Однако точно известно, что Тамар умерла после подавления горцев, и монета 1210 года носит ее инициалы вместе с инициалами Гиорги Лаши[92]. В замке Начармагеви во время заседания она вдруг объявила министрам и духовным лицам, что «долгое время скрывала недуг, не поддающийся лечению, который оказался болезнью, не знающей пользы от лекарств, чтобы никого не беспокоить… при таких продолжительных военных делах… природная слабость женщины не могла позволить телу жить». На паланкине царицу помчали в летний дворец около Тбилиси. Несмотря на заботы врачей и священников, ей стало хуже. Последней отчаянной мерой был перевоз царицы в густой лес на вершину горы в зимний мороз (это наводит на мысль, что она страдала чахоткой), но она почти сразу умерла, поручив своим подданным обоих детей, Гиорги и Русудан, как наследников.

Могилу Тамар до сих пор ищут в Гелати, в Вардзии и в монастыре Святого Креста в Иерусалиме. Письмо (датированное 1204 или 1210 г.) от крестоносца Гильома де Буа к Амадеусу, епископу Безансона, говорит только, что «шестнадцатилетний сын» (Гиорги было шестнадцать лет в 1208 г.) надеялся привезти кости матери для захоронения в Иерусалим (но не говорит, что и в самом деле привез)[93]. В 1976 году два женских скелета нашли в подвале монастыря Святого Креста, но ДНК не брали. Гораздо убедительнее выглядит проверенный факт, что другая Тамар, жена царя Давита Нарына, приезжала в одну молельню Гелати между 1260 и 1293 годами, чтобы молиться у могилы царицы Тамар; с незапамятных времен в Гелати ежегодно 1 (14) мая служат панихиду за упокой души Тамар.

Ни один грузинский царь не вдохновлял столько поэтов и летописцев, при жизни и посмертно, сколько Тамар. Среди горцев она стала полубогиней: они поместили ее в пантеон, как богиню плодородия. Церковь канонизировала ее, а монахи, переписывающие Евангелие, называли ее «четвертым членом Троицы». Памятником ей является Витязь в барсовой шкуре Руставели[94], героини которого так же решительны и великодушны, как герои, и где рыцарская культура уже выходит за пределы национальные, даже персидские. В этой культуре сливаются неоплатонизм, христианство и здравый смысл совершенно в новом кодексе ценностей. Поэма Руставели не только дань идеализированной даме: она открывает собой свободомыслящее Возрождение, которому в Грузии, к сожалению, суждено было оказаться мертворожденным.

9

Монгольское нашествие

С самого начала своего царствования Гиорги IV Лаша проявил удивительную военную доблесть и широкий круг интересов. Но двор, и в особенности воспитателя царя атабага Иванэ Мхаргрдзели, тревожили высокомерная самоуверенность и порывистый характер молодого наследника. Как только к престолу пришел новичок, возникла срочная необходимость заново убедить вассалов Грузии, что новый царь с той же решительностью будет продолжать имперскую политику. Азербайджанский атабаг Узбек первый прозондировал почву, задержав выплату ежегодной дани. В ответ Иванэ Мхаргрдзели сразу направил войска в Гянджу, которую он осадил, но не штурмовал, в надежде просто утвердить грузинский суверенитет. Гиорги был недоволен решением своего генерала, отвел 4000 человек из осадных сил и повел их на другую сторону города, чтобы напасть сзади. Гянджинский гарнизон увидел, что отделившийся отряд Гиорги был защищен плохо, вышел из крепости и напал на грузин. Хотя грузины в конце концов одержали победу, потери оказались тяжелыми. (Осажденные горожане так сильно голодали, что в любом случае Узбек был готов мириться.) Дань Гянджа заплатила, но за необузданность Гиорги получил строгий выговор.

Вслед за армией поведением царя возмутилась церковь. Пока Гиорги отдыхал и охотился в Кахетии в деревне Велисцихе, он приметил молодую красавицу недворянского происхождения: Гиорги ее соблазнил и, несмотря на то что она была уже замужем, поселил у себя. В 1215 году она родила ему сына (будущего Давита VII Улу); ребенка Гиорги отдал на воспитание сестре Русудан. Католикос вместе с епископами и с министрами пришли к Гиорги с увещеванием: женщина была замужняя и незнатная. В IX веке игумен Григол заставил Ашота Великого отдать свою наложницу в монастырь; теперь Гиорги Лашу заставляли отдать свою возлюбленную монахиням, которые бы отвезли ее к мужу. Но Гиорги твердо объявил красавицу из Велисцихе своей женой и отказывался от всех браков, предложенных его дарбази. Он допустил самую серьезную для царя ошибку: не обеспечил государство законным престолонаследником мужского пола. С тех пор Гиорги продолжал сердить придворных и возмущать летописцев тем, что пренебрегал мудрыми советниками матери, а общался «только с ровесниками».

Гиорги искал утешения на бранном поле. Как в Гяндже, так и во всем Азербайджане, Грузия одерживала верх с большим трудом. За последнее десятилетие на востоке от Каспийского моря образовалось новое агрессивное государство — Хорезм. Хорезмские цари задались целью завоевать и объединить Иран, и достижению этой цели мешали не только азербайджанский атабаг Узбек, но и Грузия. В 1215 году хорезмшах Мухаммад II вторгся в Азербайджан и превратил Узбека и Гянджу в своих вассалов. Гиорги IV в ответ вступил в Южный Азербайджан, так что Узбеку пришлось пожаловаться хоремзшаху, который предупредил Гиорги, что весь Азербайджан уже подчиняется Хорезму. В Гяндже с каждого минарета громко восхваляли хорезмшаха и на всех монетах чеканили его изображение. Хорезм смог собрать армию в 50000 человек: если бы в 1218 году в Хорезм не вторглись монголы Чингисхана, все Закавказье было бы завоевано.

В те годы в странах, подчиненных Грузии, бушевала страшная инфляция. Есть в развалинах церкви в Ани каменная глыба: высеченные на ней девятнадцать строк описывают, как глава грузинской церкви католикос Эпипанэ освятил церковь и примирил враждебных мирян-диофизитов с духовенством. Конфликт возник оттого, что цены на крещение, брак и похороны стали втрое дороже (100 тбилисских драхм), и к тому же священники требовали для себя банкет или целую воловью шкуру. Уступать духовенство не хотело, и миряне перестали ходить в церковь. Эпипанэ приказал, чтобы цены понизили на две трети, а остальное — в зависимости от средств прихожан. Судя по всему, инфляция касалась всех товаров и услуг, и неудивительно, что армянские города больше не хотели платить тбилисским властям налоги. В отличие от востока, где агрессивно настроенный Хорезм обессилил грузинскую армию, на юге Гиорги IV еще мог взыскивать с подчиненных и в 1219 году заставил подвластные ему Нахичевань и Карну-Калак (Эрзурум) платить ежегодную дань. Только Хлат на озере Ван воспротивился и сдался после вторичного завоевания.

К 1220 году Гиорги, по-видимому, восстановил положение Грузии как наиболее значительного государства между Анатолией и Ираном. Он стал известен крестоносцам: папа Гонорий III, который надеялся затеять Пятый крестовый поход, несмотря на промедление императора Священной Римской империи Фридриха II, направил через прелата Пелагия в Дамиетте письмо к Гиорги и просил его помочь латинцам освободить Иерусалим от мусульман. Гиорги Лаша уже собирался уехать в Палестину, как вдруг Грузия очутилась совершенно в непредвиденной опасности.

Анонимный летописец вспоминает:

«В стране Солнечной на Востоке, которую именуют Чинмачин, явились некие люди из местности дивной, именуемой Каракорум, чуждые ликом, нравами и внешностью. <…> Они чужды по языку, чужды обличьем, чужды бытом; не знали вкуса хлебного, но мясом и молоком бессловесных питались. Однако были телом совершенны, плотью дородны и мощны ногами, прекрасны и белолицы, с глазами узкими и карими, удлиненными и яркими; большеглавые, с волосами темными и частыми, плосколобые, с носами настолько низкими, что щеки возвышались над носами и видны были лишь маленькие ноздри; губы малые, зубы ровные и белые; совершенно безбородые. <…> Вместе с тем обрели они мужество и были лучниками избранными, безупречно стреляющими из своих тугих луков тяжелыми стрелами, удара которых не выдерживали никакие доспехи. Особенно ловки они были на лошадях, ибо на лошадях они вырастали, не знали доспехов, кроме лука и стрел.

Так были дивны эти люди, что, глядя на них, можно было признать их безумными. Но всякая мудрость обреталась среди них, и обладали они разумом полным, малоречивые, и слова лживого не было промеж них нигде. Не было у них подобострастия пред лицом человека: ни пред великим, ни пред малым даже на совете, ибо владели добрым порядком, сотворенным Чингискаеном»[95].

Если бы монапире стерегли границы как следует, опасность не была бы такой неожиданной: в 1218 году Чингисхан приказал своим генералам Джэбе и Субэдэю завоевать Хорезм и соседние государства. К 1220 году задание было выполнено, и Хорезм, как и вся Средняя Азия, находился в руках монголов. Изгнанный Мухаммад II умер от плеврита на острове в Каспийском море. Оказалось, что монголы были не только опытными лучниками на лошадях неслыханной быстроты и выдержки: они привезли с собой китайские осадные орудия (катапульты и тараны) с китайскими саперами; они сровняли города с землей, грабя и предавая смерти все население. К концу 1220 года 20000 монголов вторглись в Грузию и Армению: очевидно, они пока не интересовались завоеванием — Чингисхан велел генералу Субэдэю, во-первых, схватить хорезмшаха Мухаммада вместе с сыном, грозным Джелалом ад-Дином, а во-вторых, разыскать в долинах Аракса и Куры зимние пастбища для монгольских табунов. Монголы напали из Нахичевани, загнав атабага Узбека из Гянджи в Тебриз. В Северо-Восточной Армении Гиорги IV с Иванэ Мхаргрдзели второпях собрали 10000 человек, но монголы учинили им кровавый разгром. Зверское поведение монголов, распарывавших женщинам животы и вырывавших неродившихся еще младенцев, привело грузин в смятение. Гиорги пытался объединиться с азербайджанским атабагом Узбеком (братом ненавистного покойного Абу-Бакра) и с хлатским правителем Маликом Ашрафом: последней их надеждой было то, что монголы не вернутся до следующей весны.

Хотя завоевание Закавказья не входило в задачи Субэдэя, монгольская разведка случайно перехватила военные планы Грузии, Армении и их вассалов: поэтому монголы пошли в атаку в январе 1221 года по якобы непроходимым из-за снега и лютых морозов перевалам, когда и где их меньше всего ожидали. Монголы завербовали курдов и туркмен, руководимых Акушем, коварным подопечным атабага Узбека. В таком составе они подошли к Тбилиси, где сразились с грузинскими войсками. Грузины одержали победу над туркменами Акуша, но монгольский арьергард перебил всех победоносных грузин. Весной, разорив Юго-Восточную Грузию, монголы отступили в Карабах, а потом в Тебриз: губернатор Тебриза Шамс ад-Дин заплатил огромные деньги, чтобы его город пощадили. В августе 1221 года, истребив население Хамадана, монголы повернули на север и обезлюдили Ардабил и Гянджу. Именно тогда они пересекли Восточную Грузию, где их подстерегал Гиорги с 70-тысячной армией: две армии столкнулись в Хунани на берегу Куры. Монголы использовали свою типичную тактику: главная армия напала, сделав потом вид, что отступает, после чего вторая монгольская армия спустилась с гор, чтобы окружить и уничтожить врага. Ошеломленная такой тактикой грузинская армия потеряла половину своих людей. Сам Гиорги был тяжело ранен в грудь: 18 января 1223 года он умер от ран.

Победоносные монголы на время покинули Закавказье: они проехали Дербент, кипчакские пастбища и южный берег Каспийского моря, чтобы выполнить задание Чингисхана: изгнать нового хорезмшаха Джелала ад-Дина через Афганистан до индийских границ. Но Джелал ад-Дин выжил, вернулся из Индии и, несмотря на значительные потери, сумел нанести Субэдэю неслыханный, хотя не окончательный удар. Грузины надеялись, что захватчики, смертельно ранив Гиорги IV, больше не вернутся. Они не обратили внимания на известия о катастрофическом поражении Хорезма и битве на реке Калке, где монголы разгромили русско-кипчакскую армию.

Смертельно раненный Гиорги постарался сделать так, чтобы сестра Русудан унаследовала престол: сначала он ее сосватал с шахом Ширвана. Затем отправился в Багаван у озера Ван, чтобы устроить бракосочетание в одной из самых прекрасных армянских церквей. В Багаване он и умер, так что пришлось отложить свадьбу Русудан до 1224 года, уже после ее коронации.

На самом деле монголы причинили Грузии меньше вреда, чем те народы и армии, которых они переместили. В 1222 году северокавказские кипчаки, разоренные проходом монгольских сил через их территории, направились на юг: когда грузины и армяне отказались принять беженцев, они начали грабить и истреблять народ, пока гянджинский атабаг не поселил их у себя. Несмотря на нападения Иванэ Мхаргрдзели по приказу царицы Русудан, кипчакам удалось отстоять свои права в Азербайджане, но к концу года грузины их разбили, лишили награбленного и отогнали за Кавказский хребет.

В 1223 году дарбази некогда было обсуждать вопрос престолонаследия: младшая сестра представлялась им меньшим злом, чем незаконнорожденный ребенок, и Русудан венчали на власть единогласно. В отличие от покойного брата все свое царствование она почтительно слушала своих министров и генералов и проявляла политическую волю только тогда, когда впоследствии подстраховывала наследование трона собственным сыном. К несчастью, Русудан унаследовала материнскую красоту, но не обаяние и мудрость: она постоянно колебалась, и ее нерешительность давала волю бунтующим вассалам и феодалам Грузии. Слабость самодержицы оказалась губительной для страны, которой угрожало не только второе нашествие монголов, но и хорезмские войска Джелала ад-Дина. Брак Русудан с традиционным союзником, ширванским шахом, не состоялся: единственным приемлемым женихом оказался Могис ед-Дин Торгул, сын эрзурумского султана, который так увлекся красотой Русудан, что отрекся от мусульманства и обратился в христианство. Русудан вскоре родила дочь Тамар, а потом сына-наследника Давита (будущего Давита VI Нарына).

Так как Гиорги IV умер, не установив контакта с Западной Европой и с крестоносцами, Русудан, по совету католикоса Арсен III, заново обратилась к папе Гонорию III[96]. Письма от царицы и атабага Иванэ Мхаргрдзели вручили Давиду, епископу Ани, который передал их папе. Русудан объясняла, что сначала она приняла монголов за христиан, а белого сокола на их знаменах — за крест, что она была уверена, что истребители мусульман должны быть христианами. Она утверждала, что она уже изгнала монгольских захватчиков, убив 25000 и потеряв всего 6000 своих, и спрашивала, могла ли Грузия сочетать свою борьбу с Крестовым походом Фридриха II в Сирию. Атабаг Мхаргрдзели прибавил, что Грузия может поставить 40000 солдат[97].

Но Русудан не знала, что Фридриху II было не до Крестового похода: как многие европейские правители, он был больше озабочен другой восходящей звездой, оттоманами. Ни Русудан, ни Мхаргрдзели не понимали, что папе и некоторым западным королям Чингисхан показался спасителем: хотя монголы равно истребляли православных и мусульман, они снисходительно относились к христианству (среди монголов были несторианцы-христиане) и искали торговых и дипломатических отношений с католической Европой. Папа отложил свою первую миссию в Монголию до 1245 года, но до этого мало кого на Западе волновала монгольская угроза. Гонорий III поэтому вежливо и уклончиво ответил грузинам в мае 1224 года: он благословил их за то, что они сохранили христианство, не порвав с Римом; он уведомил Русудан, что уже отправил письмо на Сицилию к Фридриху II и что, если грузины хотят участвовать в борьбе за Сирию, все расходы им придется взять на себя.

Через год Джелал ад-Дин разрушил все мечты о Крестовом походе. Он доказал, что был не только неистово хитер и жесток, но и непоколебим: проведя ядро своей армии из Индии через весь Иран, Джелал ад-Дин заставил или уговорил бо2льшую часть правителей Ирана и Ирака признать его суверенитет и образовать антимонгольскую коалицию. В 1225 году монгольские силы вдруг ушли в Монголию, где в 1227 году умер Чингисхан. В 1229 году, после того как курултай решил, кто унаследует верховную власть и какие земли они завоюют, они вернулись на запад. За это «мирное время» Джелал ад-Дин решил обезоружить Грузию и таким образом устранить последнего соперника в борьбе за власть в Иране и Азербайджане. Хорезмшах направился на север и захватил весь Азербайджан, кроме Ширвана. Атабаг Узбек выслал семью из Гянджи в Тебриз, но скоро умер, и его вдова попала к Джелалу ад-Дину. К августу 1225 года Джелал ад-Дин с 40000-тысячным войском разбил лагерь под Двином. Русудан была не способна принимать решения, поскольку именно в тот момент рожала наследника Давита, а муж ее Могис не пользовался доверием грузинских вельмож. Поэтому во имя царицы атабаг Иванэ Мхаргрдзели повел 30000 человек в бой. Престарелый воевода придумал странный, губительный план: грузинский авангард сначала будет сражаться один; остальная армия присоединится при счастливом исходе первой битвы, а при несчастном исходе убежит. Таким образом, в битве при Гарниси Джелал ад-Дин победил: хотя грузинский авангард устоял, остальная армия отступила без боя. В этом отступлении одного генерала, Иванэ из Ахалцихе, убила лавина. Гарниси стал легендарным фиаско: Шалва из Ахалцихе, брат Иванэ, боролся с хорезмийцами и попал в плен: его прославили в народной балладе: «тот, кто убил двухсот турок, а потом жаловался, что никто не хочет сражаться». Ан-Насави, авторитетный историк, ученый секретарь и летописец Джелала ад-Дина[98], пишет, что грузины потеряли всего 4000 человек и что Джелал ад-Дин решил не преследовать отступающих грузин. Но Грузия впервые за сто с лишним лет потерпела тяжелое поражение и была совершенно обескуражена, если не обессилена. Русудан оставалось всего несколько месяцев, чтобы составить решительный план дипломатических и военных действий.

Есть мнение, что Джелал ад-Дин пощадил грузин потому, что ему пришлось повернуть на юго-восток, чтобы подавить только что вспыхнувшее восстание в Тебризе. Но грузинские и хорезмийские источники более правдоподобно объясняют, что Джелал ад-Дин надеялся превратить Грузию в союзника, чтобы преодолеть вторую волну монгольских завоеваний. С этой целью он намеревался послать Шалву из Ахалцихе посредником в Тбилиси, но после того, как он перехватил письма Шалвы, передававшие грузинским властям распоряжения хорезмийской армии, Джелал ад-Дин отрубил своему пленнику голову. Тем не менее хорезмшах послал Русудан примирительные предложения, но разъяренная царица оборвала переговоры, когда узнала, что хорезмийцы грабят пограничные зоны Грузии. В конце концов обе стороны согласились на мирный договор и назначили временной границей между Грузией и Хорезмом реку Раздан в Армении. На берегах Раздана учредили демилитаризованную полосу, и на мосту над рекой Джелал ад-Дин встретился с атабагом Авагом Мхаргрдзели (сыном опозоренного Иванэ). Но в мирных предложениях Джелала ад-Дина, для заключения антимонгольского союза, были два совершенно неприемлемых условия: Русудан должна развестись с Могисом и выйти за Джелала ад-Дина; если она не примет все хорезмийские условия, то хорезмшах вторгнется в Грузию[99]. Аваг признал, что ни Грузия, ни Хорезм не способны без союзника отбиться от монголов, и вернулся в Тбилиси. Грузинский двор возмутило требование Джелала ад-Дина о разводе Русудан. Ответ был уничтожающим: «Вы с отцом убежали от врага, и враг завоевал твою страну; мы же с презрением отнеслись к врагу, и враг раздумал и оставил нас в покое». Авагу сказали, чтоб он прекратил переговоры. Грузины обманывали себя, полагая, что Джелал ад-Дин — потухший снаряд. В конце 1225 года хорезмшах подавлял восстания в Нахичевани и по всему Северному Ирану, и Грузия не собиралась помогать ему вернуть потерянные территории. Но Джелал ад-Дин о Грузии не забыл.

Хорезмшах преспокойно провел свою армию на Черноморское побережье. Там в дебрях и ущельях его войска, по некоторым источникам, вопреки приказам забавлялись охотой на беженцев, которых продавали в рабство с таким успехом, что цена на раба понизилась на два-три денария. Между тем грузинский двор предполагал, что битва в Гарниси была всего лишь незначительной оплошностью. Феодалы по отдельности запирались у себя в замках со своей частью армии. Джелал ад-Дин так же делил и рассеивал свои вооруженные силы, но с толком, чтобы потом быстро объединить их в одну сплоченную армию. 1 марта 1226 года эта армия направилась к Тбилиси. Русудан впала в отчаяние и открыла перевалы, призвав в Тбилиси наемных осетин, чеченцев и лезгин. Сама царица с придворными бежала в Кутаиси.

Джелал ад-Дин вывел всего 3000 из своих солдат, чтобы выманить грузинский гарнизон из цитадели. Тактика сработала, и грузинскую армию истребила хорошо замаскированная главная хорезмийская армия. В деморализованном городе грузинский генерал Мемна Боцосдзе был убит мусульманином; брат генерала, Боцо, повел уцелевших защитников в замок Исани, но, поняв безвыходность ситуации, они покинули замок. Тбилиси подвергся такой резне, какой город не знал даже при Марване Глухом в 744 году: десятки тысяч убивали с невыразимой жестокостью, по улицам текли реки крови, мозгов и человеческих волос. Награблено было столько, что чиновники Джелала ад-Дина перестали составлять описи. Бойня продолжалась даже после того, как сам Джелал ад-Дин уехал в Ирак, услышав, что его вассалы ведут тайные переговоры с монголами: теперь Шараф ал-Мулк, визирь хорезмшаха, надзирал за грабежами и массовыми убийствами от Картли до Тао.

Облегчение наступило только в сентябре, когда Джелал ад-Дин вернулся, чтобы наказать мятежные армянские города: ему удалось захватить Ани, но Карс отбился от одной хорезмийской армии, а Хлат — от второй. Джелал уже не казался непобедимым владыкой: население Тбилиси, как ему стало известно, обратилось к Русудан с просьбой освободить город от хорезмийского гарнизона, и союзник Хорезма, правитель Эрзурума, обратился в христианство и передал грузинам данные о хорезмийских силах, полученные разведкой. К февралю 1227 года даже мусульмане в Тбилиси сопротивлялись хорезмийцам: грузинским солдатам ничего не стоило сокрушить гарнизон и захватить город. Джелал ад-Дин нанес ответный удар — поджег бо2льшую часть города (отступающие грузины сделали вид, что подожгли сами), сгорели библиотеки грузинских рукописей, включая литературные шедевры грузинского золотого века, из которых уцелели лишь немногие.

В конце 1228 года монгольская конница постоянно нападала на иранские территории Джелала ад-Дина, и хорезмийским силам пришлось отступить. Джелал ад-Дин умолил багдадского халифа и даже осажденного правителя Хлата помочь ему: разочарованные произвольным насилием хорезмшаха, даже единоверцы отреклись от Джелала ад-Дина. Несомненно злорадствуя по поводу хорезмийской беды, Грузия собрала собственную коалицию против Джелала ад-Дина: грузины «с обеих сторон горы Лихи», осетины и чеченцы сошлись в замке Начармагеви: 40000 человек, в спешке подготовленные к бою, направились на юг, в Болниси, где стояли силы хорезмшаха. Джелал ад-Дин увидел в грузинских рядах кипчакские знамена и пригласил своих тюркских соплеменников перейти на сторону Хорезма. Так далеко кипчаки не пошли, но взамен льгот воздержались от рукопашной. Таким образом, Болнисская битва 1228 года оказалась для Грузии очередной катастрофой, и огромные территории были разорены. Воодушевленный победой Джелал ад-Дин в 1230 году отомстил за свое поражение в Хлате: он сжег город.

Хорезму пришел конец, и на короткое время грузины смогли перевести дух. Султан Рума и правитель Дамаска Малик Ашраф решили уничтожить не по чину мощного Джелала ад-Дина. В то же время монгольский вождь Угэдэй перешел реку Амударья и вторгся в Иран. Власть Джелала ад-Дина закончилась. Зимой 1230/31 года он попытался бежать инкогнито в Византию, но застрял в Азербайджане и спился. Монголы чуть не поймали его в Диярбакыре, но, несмотря на опьянение, ему удалось сбежать в горы; там его узнали, и какой-то курд, чей брат погиб по вине Джелала ад-Дина в осаде Хлата, копьем прикончил хорезмшаха.

В 1230 году в Кутаиси, чтобы упрочить наследование своего пятилетнего сына Давита (будущего Нарына), Русудан венчала мальчика как соправителя на царствование. Некоторые феодалы предпочитали племянника Русудан, пятнадцатилетнего Давита (будущего Улу), несмотря на то что он был незаконнорожденный. Через пять лет Русудан удалось избавиться от опасного племянника: она сосватала десятилетнюю дочь Тамар своему двоюродному брату Каихосрову: тот в 1237 году стал султаном Рума и в 1240 году женился на Тамар. В обмен на невесту Каихосров схватил Давита, сына Гиорги IV, и заточил его в сельджукской столице Конья на семь лет. Таким образом Русудан не только проложила сыну дорогу к престолу, отстранив соперника, но и заключила стратегический союз с сельджуками.

Русудан ожидала решительного нападения со стороны монголов, которые теперь шли с намерением поселиться в Закавказье с женами и детьми. Эти известия ошеломили феодалов и епископов: Русудан еще раз написала папе римскому и попросила, чтоб он помог Грузии защититься от монголов. В апреле 1233 года она получила ответ от Григория IX: он пришлет ей миссионера, Жака де Руссана, который обратит любых неверных, угрожающих Грузии, а пока он прощает грузинам любой раскол. В следующие два года монголы захватили весь Иран и весь Азербайджан.

Из городов, занятых грузинами, первым, который захватили монголы, оказался Шамкор в Ширване. Губернатор, Варам из Гаги, сбежал ночью в Кутаиси (потом Варам с сыном Агбугой вернулись и служили под монгольским игом). Вслед за Шамкором монголы завоевали Гянджу, предав население смерти либо обратив в рабство. Русудан, которая только что вернулась в Тбилиси и начала заново строить город, отступила, как Варам из Гаги, в Кутаиси; она приказала тбилисскому губернатору Мухасдзе поджечь город, если монголы подойдут ближе чем на шестьдесят километров. Таким образом Тбилиси еще раз сгорел дотла. Феодалы разбежались по замкам. Шаншэ Мхаргрдзели, мандатуртухуцеси (министр внутренних дел), спасся бегством: покинул свой удел в Лоре и вместе с семьей переехал в Аджарию, но оставил в Лоре своего тестя, который должен был сражаться с армией Чагатая, второго сына Чингисхана (Лоре считался южной оборонительной полосой Тбилиси). Амирспасалари, атабаг Аваг, уберегся, сдавшись монголам, как только кончился запас воды в его замке Каэни. Аваг уже оставил город Ани на растерзание монголам; в Ани наступила полная анархия; охваченный паникой народ убил монгольских послов, из-за чего монголы разграбили город и перебили всех горожан. В Грузии мало кто сопротивлялся монгольской коннице, и генерал Чормаган смог захватить всю страну, за исключением Кахетии, Имеретии, Абхазии и высоких гор. В самой южной провинции, Самцхе, где крепость Самшвилде считалась недоступной, храбрый князь Иванэ-Кваркварэ Цихисджварели-Джакели держался дольше всех, но и ему пришлось сдаться, когда почти все его воины были убиты или взяты в плен и все офицеры, кроме него, бежали на запад.

Удостоверившись в победе, монголы рассеялись шайками по всей Восточной Грузии, чтобы охотиться на население и истреблять его, даже женщин и детей, скрывающихся в глубоких пещерах и котлованах. Русудан в отчаянии еще раз написала папе Григорию IX: она намекнула, что присоединит грузинскую церковь к римской. Через год они с сыном Давитом получили пространный ответ: папа римский жалел, что не может помочь, так как сарацины беспокоят Испанию и Сирию, так что монгольское иго придется считать ниспосланным свыше испытанием. «Не удивляйся, дражайший мой сын, что армия церкви не пришла помочь тебе против татар… Из-за расстояния Нам трудно даже узнать о твоей беде… Защита религии в Италии, Сирии и Испании требует всех Наших сил. Итак, будучи не в состоянии предоставить тебе иную помощь, Мы решили прислать Тебе хотя бы это письмо». Папа приветствовал просьбу Русудан о присоединении грузинской церкви к римской: он пришлет своих братьев-проповедников в Тбилиси, чтобы указать путь к спасению. В результате этой переписки в 1240 году Тбилиси получил свой первый доминиканский монастырь, который монголы спокойно терпели.

Другого выхода не представлялось: Русудан посоветовалась с Иванэ Джакели и отправила четырех послов (главнокомандующего, атабага Авага Мхаргрдзели, его брата Шаншэ (мандатуртухуцеси), Варага из Гаги и Шалву Купри), чтобы договориться с Чагатаем об условиях капитуляции. Монгольский вождь очень благосклонно принял послов и даже освободил грузинских военнопленных. Затем сама царица отправилась в мучительное путешествие на Волгу в столицу хана Батыя: она взяла с собой своего главного министра, Арсена, епископа Чкондиди. Пока Русудан была в пути, монголы заняли Восточную Грузию: по своему кочевничьему обычаю они сторонились городов и поселков, предпочитая разбивать лагеря в открытом поле и всегда держаться настороже там, где легче было пасти лошадей и рогатый скот. Только когда Русудан вернулась от Батыя, был заключен мирный договор: монголы будут владеть Восточной Грузией, а Русудан Западной. В 1242 году, однако, монголы разрешили царице жить в Тбилиси, как в столице; они даже признали грузинских феодалов наравне с монгольскими нойонами и Грузии предоставили ее христианские, то есть армянские, территории, хотя лишили царицу таких мусульманских вассалов, как Ширван. Вдобавок монголы будут взимать с Грузии ежегодно 50000 иперпирои (около 250 кг золотом) и другие налоги, а главное, Грузия будет поставлять солдат для монгольской армии. Монголы в принципе признали сына Русудан Давита наследником престола, но предварительно он должен был поехать на Волгу. Там он ждал вместе с суздальским князем Ярославом, пока Батый-хан громил Центральную Европу. Посовещавшись с Батыем, Давит и великий князь исчезли в степях Средней Азии: им пришлось направиться в Каракорум, чтобы договор утвердил великий хан Угэдэй и его наследник Гуюк.

Русудан осталось чуть больше трети ее бывшего царства; уже два года не было известий о сыне. Последней ее надеждой и опорой был зять, султан Каихосров II, который все еще отказывался искать утверждения у монголов в Каракоруме. Вместо того Каихосров создал мусульмано-христианскую коалицию против монголов и сразился с ними в Кёше-Даг, в горах над Эрзинджаном. Но Каихосров проиграл битву и стал монгольским вассалом: ему разрешили остаться султаном, а его жену, дочь Русудан Тамар, понизили в статусе: с тех пор она стала просто гюрджю хатун, «грузинской дамой».

Русудан затосковала и заболела: в 1245 году она умерла. Всем казалось, что наследника нет: предполагали, что Давит умер на пути в Монголию. Хотя племянник Русудан Давит (сын Гиорги IV) освободился в 1242 году от сельджукского плена, он исключался из престолонаследия по своему внебрачному рождению. Вымершее царство взял в руки Аргун-ага, монгольский хан Закавказья и персидского Ирака: он превратил Грузию в вилайет из восьми провинций (думна): на каждую думну, которая кормила не меньше 10000 монгольских солдат, назначили губернатором по одному грузинскому феодалу, вне зависимости от того, сопротивлялся он монголам или нет. Первая думна состояла из Эрети, Кахетии и Камбечана: ею владел Эгарслан Бакурцихели, который стал фактически предводителем грузинского дворянства; вторая думна, Восточная Картли и Курская долина вплоть до Шамкора, попала к Вараму из Гаги, который сохранил свой пост казначея; третью думну составляла христианская Армения, которую монголы отдали в руки Шаншэ Мхаргрдзели, мандатуртухуцеси; четвертая думна стала уделом великого князя Григола из Сурами; пятая, Джавахети, досталась Иванэ Гамрекели-Торели; Иванэ-Кваркварэ Цихисджварели-Джакели получил самую большую думну от Самцхе до Эрзурума и таким образом обеспечил наследственное владение семьей Джакели в Самцхе; седьмая, Абхазия и Мингрелия, перешла к Цотнэ Дадиани, что положило начало полукняжеской независимости Дадиани в Мингрелии, а восьмая думна, Рача и Имеретия, стала уделом князя Рачи. Западные думны, седьмая и восьмая, были свободны от монгольских оккупантов и платили меньше налогов, остальные шесть быстро разорились из-за изощренного монгольского налогообложения.

Раздосадованные феодалы немедля собрались в Кохтастави в Джавахети, чтобы обсудить, как избавиться от монгольского гнета. Больше всего их огорчала обязательная военная служба: почти сразу монголы призвали 20 % взрослого мужского населения на бесконечные войны против исмаилитов Аламута в Иране. Поредевшее и обнищавшее от налогов крестьянство уже не могло платить оброка и других феодальных сборов. К тому же страна стала до того беззащитной, что пастбища в Тао и Кларджети были нагло заняты 60000 тюркских кочевников. Оккупация стала невыносимым унижением. Из восьми правителей думн в заговоре участвовали шестеро (только князь Сурами и Шаншэ Мхаргрдзели не нарушали клятву, данную монголам). Монгольская разведка, однако, работала с телеграфической скоростью. Заговорщики еще не успели уехать из Кохтастави, чтобы собрать армию бунтовщиков, как весть дошла до Каракорума: даже папский посол Плано Карпини получил уведомление о заговоре. Аргун-ага арестовал всех заговорщиков, кроме Цотнэ Дадиани и князя Рачинского, которые раньше, чем положено, уехали домой. К августу 1246 года мятежники уже подвергались пыткам в Ани. Но они упорствовали и не признавались, настаивая, что собрались только для того, чтобы распределить налоговые обязанности. Монголы раздели всех догола, связали руки и ноги и оставили под жарким армянским солнцем, смазанных от головы до ног медом, чтобы их съели муравьи.

Цотнэ Дадиани уже возвращался с дружиной из своей вотчины-думны и переходил перевал Гадо, когда узнал, что заговор провалился; с двумя спутниками он смело отправился в Ани, чтобы сдаться монголам, а когда увидел своих осужденных товарищей, разделся и стал в их ряды. На допросе он отвечал монголам так же, как другие, и требовал, чтоб его казнили, если таков будет приговор. Это произвело такое впечатление, что монголы освободили всех заговорщиков и восстановили их в должности.

Восстановленные феодалы опасались, что Эгарслан Бакурцихели, правитель Кахетии и предводитель грузинского дворянства, накопив столько власти, может захватить пустующий престол. Поэтому феодалы решили опустить факт незаконного рождения и вызвали Давита, сына Гиорги Лаши, чтобы венчать его на престол. Монголы настаивали на том, чтобы и этого Давита послали в Каракорум на утверждение. В 1247 году два Давита встретились в Монголии, и каждый доказывал монголам, что он истинный наследник. Какой-то грузинский посланник уведомил Гуюк-хана, что грузинские законы не могли определить, кто лучше и кто хуже: наследник по отцу, но незаконнорожденный или законнорожденный наследник, но только по матери и по бабушке. Грузины попросили Гуюка, чтоб он решил по монгольским законам. Полигамным монголам тонкости были неинтересны: такие вопросы они решали только по старшинству. Поэтому сын Гиорги Лаша станет царем Давитом Улу (старшим), а двадцатидвухлетний сын Русудан — Давитом Нарыном (младшим). Следующее решение смутило грузин своей соломоновой изобретательностью: оба Давита должны царствовать в Тбилиси, но младший будет подчиняться старшему. (Несмотря на старшинство, летописцы решили, что Давит Нарын — VI, а Давит Улу — VII.)

К концу 1248 года оба царя уже вернулись (несчастный владимирский князь Ярослав II умер в Каракоруме от отравления), и монголы отменили думны. Короткое время оба царя Давита сотрудничали и оба подписывали наказы и декреты. Сообща они наказали тех феодалов, которые попытались захватить власть, пока цари дожидались утверждения в Монголии. Торгуа, князь Панкисского ущелья, даже захватил всю Кахетию: Давит Улу его казнил, хотя монголы мешали новым царям обуздывать мятежных феодалов. Но Саргиса Джакели в Самцхе, предпочитавшего монгольский суверенитет власти новых царей, Давит тронуть не мог: монголы наградили Джакели за поддержку, назначив его атабагом всей Южной Грузии и пожаловав его почти полной независимостью. Не прошло и года, однако, как триумвират двух грузинских царей и одного монгольского ильхана дал трещину. За обедом Давит Улу начал обсуждать возможности антимонгольского восстания. Монгольская контрразведка сразу приняла меры, и всех заговорщиков вместе с царем Давитом Улу заковали в кандалы. Однако монголы решили, что заговорщики занимались только болтовней, и освободили их в обмен на большой выкуп (за лошадей и за деньги).

Чуть ли не до конца 1250 года совмещались два царя и монгольское управление. Но внешнее давление на страну росло. Хотя монголы уже завоевали все, что могли, их армия еще сражалась от Ирана до Египта. Армия и безудержная бюрократия ненасытно поглощали солдат и деньги, по мере того как монгольские ханы основывали свои собственные государства. В 1254 году Мангу-хан приказал переписать не только население, но и все его имущество. В истории мира такой переписи еще не было. В Грузии и Армении все мужчины от пятнадцати до шестидесяти лет, каждый вол, пруд, каждая мельница, каждый виноградник были учтены: исключили пока только женщин, детей и священников любой религии вместе с церквами и церковной собственностью. Налогообложение стало гораздо сложнее. Кое-какие налоги были разумные: тамгу, налог на добавленную стоимость, определили в 3 %; дзгвени, зарплата чиновников, равнялась одному ягненку с каждой тысячи очагов и одному барану с каждых десяти тысяч; капчери было налогом на рогатый скот и составляло один процент от всего стада в год. Некоторые налоги были полезны: саламе оплачивало караван-сараи и ремонт дорог; бажи, пошлина на товары, перевозимые через мосты и дороги, мешала разбойникам и помогала монголам следить за любыми передвижениями по стране; улако поддерживало систему почтовых лошадей (никогда, до или после монгольского нашествия, не было в Грузии таких хороших путей сообщения). Но вместе взятые налоги на землю, скот, дома (кроме обязательного труда бегара) превратили крестьян в голодающих нищих: по некоторым расчетам 30 % крестьянских доходов или урожая уходили к монголам, еще 30 — к грузинским феодалам, а 10 % взимали монгольские чиновники. К тому же были одноразовые налоги, например во время голода, и тузгу (или сатузгуе), разные сборы с богатых феодалов и купцов; монгольская армия требовала фуража и питания; в Армении домовладельцы каждый год должны были сдавать, кроме 60 серебряных тетри налогами, пуды зерна, амфоры вина, сыры, бечеву, скот на убой, даже стрелы и подковы. Все эти налоги росли, так как бессовестные чиновники хапали больше, чем положено, и откупщики, которые платили в казну определенную сумму, выжимали из населения последние капли. Хуже всего для людей оказалась кулани (обязательная военная служба): после переписи в 1254 году каждого девятого домовладельца обязали поставлять по одному солдату. (Грузинская армия поставляла тогда 90000 человек, из чего можно заключить, что население Грузии и христианской Армении было тогда около двух с половиной миллионов.) Грузинские военные славились своей репутацией, поэтому они сражались в авангарде, но монгольские командиры чаще всего не давали грузинам участвовать в грабеже. Войны были утомительны: семилетняя война за Аламут окончилась в 1256 году, но затем монголы воевали два года с Багдадским халифатом, прежде чем напасть на египетского султана.

Церковь освободилась от налогов и отдалилась от народа, так как бесстыдно разбогатела, задешево скупая землю у обнищавших крестьян и феодалов. При монгольском иге в Грузии строили только церкви и монастыри; ремесленники, которые обрабатывали серебро, золото и камень, работали исключительно для церкви. Когда монголы после 1300 года приняли мусульманство, они опять ввели джизию (налог на неверующих), но скоро отменили ее, чтобы не было всенародного бунта.

Бунты все-таки начали вспыхивать с 1259 года, прежде всего в Азербайджане. Затем Давит VI Нарын поднял собственное восстание. Хулагу-хан приказал Аргун-аге в Тебризе собрать армию, которая перебила и взяла в плен много грузин, но тем не менее страну не усмирила. Пока Аргун возвращался в Тебриз за подкреплениями, Давит Нарын бежал на запад. В Кутаиси феодалы провозгласили Давита VI Нарына царем абхазов (тогда термин «Абхазия» подразумевал Имеретию и всю Западную Грузию). Страна еще не раскололась, ибо в следующем году Давит VII Улу также восстал против воинской повинности и налогов Хулагу-хана и в особенности против тех монгольских чиновников, которые кормились в царских кухнях и брали царский скот взамен налогов. Для Давита Улу последней каплей оказалось требование монголов, чтоб он заплатил недоимки Давита Нарына. Давит Улу поехал в Джавахети и там посоветовался со знатью. В этот раз его поддержал Саргис Джакели, и царь решил не сдаваться монголам. Давит Улу завербовал бо2льшую часть своих феодалов, но допустил ошибку, предоставив картлийским феодалам свободу выбора. В результате некоторые старшие феодалы, включая Иванэ Мхаргрдзели и Каху Торели-Гамрекели, государственного казначея, решили остаться верными монголам. Эти последние вернулись в крепость Сурами и приняли участие в походе Аргун-аги, который с 20000 солдат отправился в карательную экспедицию против обоих мятежных царей Давитов. На всякий случай Аргун арестовал царицу Гванцу, жену Давита Улу, и ее сына, будущего царя Димитри II: царицу и царевича отправили в Тебриз в штаб монгольской орды.

У Давита Улу было всего 8000 воинов; вряд ли они могли бы поразить монгольскую армию. По советам Саргиса Джакели, царь вывел свою армию из безопасных ущелий на армянской границе и набросился на монголов под Гори. Монголам советами помогал Каха Торели-Гамрекели, так что в декабре 1260 года Давита Улу разбили. Аргун повторно съездил в Тебриз за подкреплениями; когда он вернулся, монголы двадцать дней подряд жгли и грабили всю Самцхе. Целая группа грузинских феодалов перебежала к монголам. Тем не менее Аргун не смог взять главную крепость Цихисджвари: ему пришлось прекратить поход. Зато, чтобы наказать Давита Улу, Аргун казнил царицу Гванцу вместе с амирспасалари Закарэ Мхаргрдзели, который согрешил только тем, что стал зятем Саргиса Джакели. (Гванца была третья, и единственная, грузинская жена Давита Улу: его первая жена Джигда-ханум умерла в 1252 году, и он расторг свое двоебрачие с осетинкой Алдун; в 1268 году он женится на монгольской княжне Эсукни Чорбалон.)

Жестоко наказанные Давит Улу и Саргис Джакели поняли, что борьба безнадежна, и поехали к Давиту Нарыну в Кутаиси. Несмотря на свободу от монгольского гнета, два царя быстро перессорились, как и вся западногрузинская знать. Цари нашли самый нелепый выход из разлада: они решили делить все на две части: Кутаиси, Тбилиси, казну, феодалов. Дележка помогла ненадолго: через два года Давит VI Нарын сказал, что он останется единственным царем Западной Грузии, и в 1262 году Давит VII Улу с Саргисом Джакели направились в Тбилиси в надежде, что смогут договориться с монголами.

Несмотря на накопившуюся обиду на Давита Улу, монголы проявили неожиданную милость. За последние годы Восточная Грузия пусть даже и без марионеточного грузинского царя казалась им неуправляемой. Казна опустела, так как купцы, особенно тбилисские евреи, как сам Марко Поло заметил в 1272 году, переселились на запад, где жизнь была относительно благополучной (к XIV веку Иосеф из Тбилиси стал старшиной крупной еврейской общины в Гаграх, уже известных своим раввином Иегудой бен Яковом). Другие тбилисские евреи уехали в Тебриз[100]. Пока Давит Улу жил в ссылке, власть в Тбилиси перешла в руки самого богатого купца, Шадина, который, по мнению монголов, зазнался. Аргун-ага допрашивал обоих кающихся грузин, и Саргис Джакели взял на себя ответственность за неподчинение царя, объяснив, что от монгольского налогообложения жить стало тяжело. У грузин был талантливый переводчик, Садун Манкабердели, человек низкого происхождения (монголы доверяли грузинам-недворянам): переводя слова Давита Улу, Садун подслащивал царские извинения. Но не подхалимство, а неожиданное совпадение спасло Давита Улу. Допрос прервался, когда появился вестник и Аргун узнал, что огромная армия Берке-хана из Золотой Орды переходит Кавказский хребет, чтобы сокрушить Южную Орду. Начинался развал западной монгольской империи: Хулагу-хану и Аргун-аге необходима была такая Грузия, которая помогла бы им на поле брани. В 1263 году Давита Улу послали в Западный Азербайджан, где он сразился с Золотой Ордой. В 1264 году ему разрешили царствовать в Тбилиси. Но Грузия уже раскололась на два царства и могла расколоться на еще более мелкие части.

10

Расколотое государство

Как только Давит VI Нарын начал царствовать, Западная Грузия (уже известная как Имеретия, буквально «та страна») почувствовала облегчение от бремени монгольских налогов и воинской повинности. Давит Нарын царствовал так долго, с 1258 по 1293 год, что население впервые за сорок лет могло быть уверено в будущем. Внешняя политика царя была направлена против монгольских ильханов: Давит дружил с кровным врагом ильхана, Северной Золотой Ордой: он приютил монгольского мятежника Тегудера и беженца Галгура, которые воевали с ильханом Абагой[101]. Давиту Нарыну удалось заключить союз с антимонгольскими мусульманами в Анатолии и в Египте, так как его сестра Тамар (гюрджю хатун), после смерти первого мужа султана Каихосрова II в 1246 году, вышла за сына султанского визиря, Сулеймана первана Муин ад-дина, признанного самым хитрым и могучим политиком в султанате. К тому же Давит в 1264 и в 1268 годах послал уполномоченных в Каир к султану Бейбару. Царь поставил политику выше семейного счастья: он расторг брак с Тамар Аманелисдзе, матерью трех наследников, Константинэ, Микела и Вахтанга, и женился на Феодоре, дочери византийского императора Михаила VIII Палеолога. Таким образом он упрочил союз с Византией и получил еще одного наследника, Александрэ. Немудрено, что Давит получил прозвище Ловкий. Чтобы независимость царства была неприкосновенна, Давит реформировал и церковную иерархию. Католикос в Тбилиси оставался патриархом всей Грузии, а церковь Западной Грузии теперь подчинялась абхазскому католикосу.

И все-таки иностранная политика Давита Нарына имела свои недостатки. Дружины Тегудера стоили дорого: они требовали в год 500 коров, 600 лошадей, 2000 баранов и огромное количество вина; монгольские дружины сеяли страх в восточных пограничных территориях Имеретии. Тегудера пришлось обуздать. В 1276 году беженец Галгур решил помириться с ильханом Абагой и, вместе с рачинским князем Кахой Кахабером, поймать Давита Нарына и отдать его монгольской орде на казнь. Абага предоставил заговорщикам 30000 воинов, которые перешли гору Лихи и напали на Кутаиси. В это время Давит мылся: он выбежал из дворца, не успев одеться. Следующее покушение на жизнь царя тоже провалилось, но Давит все-таки простил Каху Кахабера и восстановил его княжеские права. В 1278 году мятежники наняли монгольского ноина, который должен был задержать Давита: этот третий заговор был вовремя раскрыт. Давит казнил всех заговорщиков, включая Каху Кахабера (родственников Кахабера Давит сослал в Константинополь).

Трапезундская империя тогда еще считалась вассалом Западной Грузии, но Давит Нарын уже терял свою власть над трапезундскими императорами. Уже в 1244 году Трабзон пригласил не грузин, а монголов, чтобы отразить захватчиков из Сельджукского султаната. Византия тоже вытесняла Грузию с трапезундского двора: Иоанн I Трапезундский (ц. 1282–1297) женился на дочери византийского императора. В 1282 году Давит Нарын вторгся в Трабзон, но он не смог ни взять город, ни помешать Иоанну вернуться из Константинополя на свой престол.

Новые силы уже боролись за доступ к Черному морю, ослабляя хватку Давита на Трабзоне: расширилось княжество Самцхе, забрав лазские территории у Трапезундской империи в обмен на вооруженную помощь. В 1266 году, как только Грузия раскололась на две части, Саргис Джакели уговорил ильхан-монголов, с которыми дружил, что можно считать Самцхе (тогда всю землю от Аджарии на Черном море до Западной Джавахети на юге от Тбилиси) инджу («казенными землями»), а его, Саргиса, наследственным князем. Таким образом, Самцхе стала третьим грузинским государством, платившим монголам только умеренные налоги. Хотя Самцхе пострадала от нашествия Золотой Орды, когда в начале 1260-х годов ее хан Ала Темур преследовал ильханов по Южной Грузии, к концу десятилетия она уже преуспевала. Относительная свобода от налогов и воинской повинности привлекала тут беглых крестьян и ремесленников из Картли; во второй половине XIII века только в Самцхе строили церкви, монастыри и города и вводили в действие новые законы. Такая свобода устраивала монголов: при Саргисе Джакели и его сыне Беке Самцхе располагала армией в 12000 воинов, защищавших границы страны и пастбища Тао от набегов турецких кочевников, отбиваться от которых местный феодал Заза Панаскертели был не в силах.

В Картли и Кахетии жизнь под властью монгольского вассала Давита VII Улу была суровой. Ильханы постоянно сражались с Золотой Ордой за пастбища в Азербайджане и торговые пути между Европой и Азией. Грузинских солдат заставляли участвовать в бесконечных междоусобных войнах состязающихся друг с другом ильханов. Разорив Самцхе, Ала Темур попытался перейти Грузию с юга на север, но его заставили выбрать другое направление, и он прошел вместе с армией и сопровождавшими ее женщинами по Куре до Кахетии: многие турки и монголы в этой армии Золотой Орды осели в долине реки Куры. Когда две орды столкнулись в Дербенте на Каспийском побережье, царь Давит Улу и атабаг Саргис Джакели повели армию ильхана Хулагу в бой против Берке-хана, который недавно принял мусульманство и считал войну против Хулагу джихадом. Наибольшие потери понесли Давит Улу и Саргис Джакели, но Берке отступил. В 1263 году Хулагу начал строить могучую систему валов и окопов («сибу») по реке Тетрисцкали, границе между Ширваном и Грузией. Грузинского царя вместе с армией заставили трудиться на этих валах и окопах, и стройка унесла больше жизней, чем битвы с Берке-ханом. Тысячи крестьян стали каторжанами и больше не пахали: в 1263 и 1264 годах были неурожаи; к тому же Грузия была отрезана от богатого соседа Ширвана. Монгольские междоусобицы обострялись. Берке-хан вторгся во второй раз и разорил левый берег Куры от Ширвана до Тбилиси, в то время как Давит Улу и Абага-хан разоряли правый берег, так что пашни остались на двадцать лет неплодородными и годились только как зимние пастбища или охотничьи заповедники. Ирригационные каналы были непоправимо разрушены. На Пасху 1264 года Берке-хан сровнял Рустави с землей, включая собор и епископский дворец в Марткопи, и перебил население: тысячи изрубленных скелетов, раскопанные в испепеленном городище, свидетельствуют о свирепости Берке-хана. Не только Рустави, но и другие процветающие центры, например Хорнабуджи и Хунани, были преданы уничтожению.

Тегудер-хан, который объявил свою независимость от Золотой Орды, сделал передышку в Нахичевани, но вскоре предпринял новую попытку свергнуть ильхана Абагу и соединиться с остальной Золотой Ордой на Каспийском побережье. Тегудер воевал с 1265 по 1270 год и проиграл: с остатками своей армии он просил убежища у Давита Нарына, поставив по генералу с кланом верных ему людей на каждом из трех перевалов через Лихи и Гадо, ведущих из Имеретии в Картли. Конфликт между Тегудером и Абагой плачевно сказался на Западной Картли. Наконец, Давит отказал Тегудеру в убежище и блокировал его отступление. Самого Тегудера взял в плен Абага, а его последняя тысяча воинов направилась к Черному морю с 300 верблюдами и 150 телегами, нагруженными добычей: все погибли в Аджарии под лавинами, так часто уносившими людей и обозы.

Ильханы не выказали благодарности ни Давиту Нарыну, ни Давиту Улу за помощь в подавлении Тегудера и Золотой Орды. Наоборот, монголы пригласили в Грузию целые колонии осетин. В 1260 году Хулагу нанял осетинских солдат, чтобы подкрепить Давита Улу. Теперь же осетины потоком шли в грузинские города, в Тбилиси и Дманиси. Среди них была Лымаен-цав, вдова последнего осетинского царя, с молодыми наследниками Пареджаном и Баегатыром[102], которым монголы подарили за заслуги хорошие земли и большие деньги. Вторжение осетин расстроило этническое равновесие Картли и Кахетии. Тем временем скот и лошади ильхана два раза в год пересекали Грузию по пути с армянских зимних пастбищ к летним горным пастбищам и назад, уничтожая посевы и хлеба, лишая Картли продуктов. Монголов в грузинских городах не было видно: Тебриз, Марага, Казвин и Бардави стали столицами Орды. Но монгольская конница, объезжая страну вместе с семьями, скотом и барахлом, истощала деревню.

От этого истощения, от налогов, воинской повинности и голода картлийские крестьяне бежали за границу. Церквам и монастырям приходилось освобождать крестьян и даже феодалов от всяких оброков. Прихожанам стало не по карману платить священнику за крещение, венчание или похороны. Феодалы дарили монастырям крепостных в надежде, что церковь сможет их прокормить и защитить. Трудно было нанимать работников или взимать с крестьян достаточно, чтобы платить монгольские налоги. Даже феодалы стали безземельными, и земля, если была обложена налогом, обесценилась: не было покупателей, не было денег. Только у церкви было достаточно доходов, чтобы скупить поместья обанкротившихся феодалов. «Золото дорого, деревня дешевле», — гласит один церковный документ. Купчие крепости XIII века показывают, до какой степени обнищало царство Давита Улу. Купцы нашли выход из этого тупика, создав кредитные общества: член общества, ортаги, ездил в Багдад, тогда центр монгольской коммерции, и скупал по дешевке драгоценные камни и металл. Например, некий Каха Торнели, выгодно продав багдадские товары, купил поселок Хохле, раньше проданный грузином Агбугой консорциуму, состоящему из еврея, мусульманина и армянина (в конце концов поселок перешел в руки церкви).

Обедневшие феодалы боролись, чтобы вернуть земли, отнятые у них церковью. Церковь упиралась и на соборе 1263 года оспаривала попытки Давита Улу затребовать обратно потерянные казенные земли. Царя поддерживал даже Басилэ, епископ Чкондидский и мцигнобартухуцеси, который определил, какие земли, ранее пожалованные царем, надо вернуть казне. Церковь грозила царю анафемой, но Давит все-таки объявил, что права на все дарованные царем земли утрачивают законную силу, если новый царь при вступлении на престол не подтвердит дарственную грамоту: Давит считал, что ему, как Богом помазанному царю, принадлежит вся земля и что именно он будет платить монголам налоги. Поэтому простой народ и те феодалы, которые не имели церковных должностей, поддерживали царя; но церковь вела подрывную работу против царского двора. Она даже свергла Басилэ Чкондидского и вытянула из царя компенсацию за те поместья, которые он потребовал обратно. В результате легче не стало ни казне, ни крестьянству. Церковь не давала монголам забыть, что освобождена от налогов на собственность и на крепостных, так как Чингисхан приказал, «чтобы монголы боялись всех богов и оказывали им всем почтение». (Немудрено, что православные духовные лица в Грузии, как и в России, иногда смотрели на монгольское иго как на Божью благодать, а не только как наказание за грехи и полагали, что монголов прислал сам Бог.)

В 1270 году Давит VII Улу умер от брюшного тифа на нездоровых монгольских валах и окопах между Ширваном и Грузией. Его старший восемнадцатилетний сын, которого родила Джигда Ханум, умер двумя годами раньше. Наследником Давита Улу стал Димитри (или Деметрэ) II, одиннадцатилетний сын второй царицы, Гванцы, обезглавленной Хулагу. Мальчика воспитывал тот же Садун Манкабердели, который переводил, когда Давита Улу, обвиненного в измене, допрашивал Хулагу. (Садун был раньше крепостным у Мхаргрдзели, но благодаря монголам теперь пользовался министерской властью.) В 1272 году нового царя Димитри повезли в столицу Орды; там Абага-хан велел ему назначить Садуна атабагом. Таким образом Садун получил княжеский чин и в качестве наместника властвовал в Картли и Кахетии в угоду Абага-хану. Садун стал также командиром грузинской армии и приобрел обширные поместья.

Страна, которую Димитри унаследовал, стала меньше: восточная граница проходила по реке Тетрисцкали; южную треть отрезал Саргис Джакели, хотя Димитри еще владел Ани и Карсом. В 1281 году, после смерти Садуна, Димитри наконец действительно стал царем. Даже подростком Димитри погряз в многоженстве: в 1272 году он уже женился на дочери «великого кормчего» трапезундского императора Мануэла I: она родила ему четверых сыновей и дочь. Затем он заключил гражданский брак с Солгар, дочерью монгольского эмира Буги: она ему родила сына и двух дочерей. В 1280 году он женился на Нателе, дочери Беки Джакели, атабага Самцхе. (Сын Димитри и Нателы станет Гиорги V Блестящим, который унаследует две трети Грузии и таким образом заново объединит страну.) Церковный собор осудил Димитри за то, что он безнравственно женился «по-монгольски». В отличие от Гиорги Лаши царь Димитри не обращал внимания на увещевания патриарха: в 1280 году патриарх Николоз II подал в отставку. Горожане же любили царя: ночью Димитри ходил по улицам Тбилиси, раздавая милостыню.

Димитри энергично сражался за монголов. Вначале, как отец, он служил на великом пограничном валу; затем он участвовал во все более неудачных войнах монголов против Египта. В битве 16 апреля 1277 года было убито много грузин: бо2льшая часть 30-тысячной армии, состоящей из грузин, армян и греков, погибла в 1280 году. В 1281 году сам Димитри чуть не лишился жизни в битве при Амасии, в которой полегло 5000 грузин.

Хотя монголы высоко ценили доблесть Димитри, он пал жертвой монгольских интриг. Виноват был отчасти сам царь: после смерти Садуна Манкабердели Димитри назначил сына Садуна, Хутлу Бугу, главнокомандующим, но не захотел утвердить Хутлу атабагом, назначив на эту должность врага Хутлу, Тарсаича Орбели. Хутлу Буга почувствовал себя глубоко окорбленным, но пока таил обиду. В 1282 году Абага-хан умер, и к власти пришел его брат Ахмад; сын Абаги Аргун взбунтовался. Вначале Димитри поддерживал Ахмада, но вдруг передумал и перешел к сторонникам Аргуна. Димитри рассчитывал, что Аргун подтвердит его власть и к тому же сделает его атабагом Лоре. К несчастью, благосклонности Аргуна царь не добился: эмир Буга, действительный губернатор Закавказья и тесть царя, был уличен в заговоре против Аргуна и 17 января 1289 года казнен. По монгольскому закону все родственники изменника подлежали казни, и Димитри, как зять заговорщика, был обречен. Аргун вызвал его в Мовакан, столицу Орды.

Димитри созвал на дарбази всех министров, высшую знать и главных епископов. Все сознавали, что, если царь не поедет в Мовакан на казнь, монгольская армия вторгнется в Картли и Кахетию и обезлюдит страну. Некоторые советовали царю отступить в горную Мтиулети, где легче будет бороться с монголами; некоторые — искать убежища у двоюродного дяди Давита Нарына в Абхазии-Имеретии. Но царь принял совет католикоса-патриарха Абрама I (который в отличие от ханжи Николоза II безоговорочно поддерживал Димитри) и отправился в Мовакан. В надежде смягчить сердце Аргуна Димитри взял с собой младенца-сына Давита, католикоса и ценные подарки. Как только царский обоз подъехал к Мовакану, монгольские чиновники захватили царя и весь его багаж. Монгольские уполномоченные поехали в Тбилиси, чтобы составить опись всей личной собственности царя и конфисковать ее. Димитри подвергся ускоренному суду и был приговорен к смерти. Сначала Аргун откладывал казнь, так как он не находил среди сыновей Димитри достойного престолонаследника. Но мстительный Хутлу Буга, который жаждал смерти Димитри, сделал Аргуну предложение: Вахтанг, старший сын Давита VI Нарына, пригодится как наследник Димитри, и этот выбор понравится грузинам, так как страна опять объединится. Аргун согласился, и в десять утра 12 марта 1289 на берегу Куры на глазах у всех Димитри был обезглавлен. Патриарх Абрам выкупил тело, купцы отправили его в Мцхету на похороны, и церковь канонизировала святого Димитри тавдадебули (пожертвовавшего собой).

Как предсказал Хутлу, феодалы в Картли и Кахетии охотно поклялись в верности новому царю Вахтангу II и приняли его как объединителя страны. Вахтанга послали к монголам на утверждение как царя сначала только Восточной Грузии, а когда его отец Давит Нарын умрет, тогда и Западной. Аргун выдал свою сестру Олджат за Вахтанга, и Хутлу Буга в конце концов получил статус атабага.

Преждевременная смерть Вахтанга в 1292 году расстроила монгольские планы и грузинские надежды. Его похоронили в Гелати, в царстве отца: но в следующем году умер и царь Давит Нарын. Ни в Имеретии, ни в Картли-Кахетии не было приемлемого для всех престолонаследника. Спокойно было только в Самцхе, где в семье Джакели всегда оказывалось достаточно наследников. В Картли-Кахетии власть перешла после смерти Аргуна к его брату, иранскому ильхану Гайхату, известному развратом в личной жизни, смелостью в финансовых делах и любовью к христианам-несторианцам. Гайхату назначил царем Картли-Кахетии Давита VIII, девятнадцатилетнего сына казненного Димитри. В 1295 году как отец, так и сын приняли рискованное решение поддержать монгольского бунтовщика, Байду-хана, который носил нательный крест, против Гайхату, его двоюродного брата. Сначала выбор показался правильным: Гайхату задушили в наказание за то, что он вызвал беспорядки, заставив багдадских купцов пользоваться бумажными деньгами. Но Байду управлял страной всего несколько месяцев, пока его не сверг сын Аргуна, пламенный мусульманин Махмуд Газан. Тот упрочил свою власть на целых десять лет, и, хотя Давит VIII быстро одобрил переворот, Газан все-таки решил наказать молодого царя точно так же, как Аргун наказал Димитри тавдадебули. Давит VIII не забыл страшной казни, при которой он присутствовал мальчиком восемь лет тому назад, в 1297 году, и отказался ехать в Тебриз к монголам. Он сбежал в Мтиулети, укрепил город Жинвани валами монгольского типа и скрылся в своем замке Модимнахе (буквально «приди ко мне в гости» — типично ироническое название грузинской крепости). В борьбе за царство Давит не останавливался ни перед чем: он даже предложил Северной Золотой Орде свободный проход через кавказские перевалы. Когда переговоры прервались, Газан пригрозил, что заменит Давита VIII одним из его многочисленных братьев; затем хан уговорил грузинских феодалов предпринять вместе с монголами карательную экспедицию, которая разорила и Картли, и Мтиулети.

В 1299 году Газан выполнил угрозу: он заменил Давита самым младшим его братом, десятилетним Гиорги V, но власть Гиорги ограничивалась городом и окраиной Тбилиси. Гиорги Газана не удовлетворил (хотя через несколько лет Гиорги вернется к престолу как спаситель Грузии), и в 1302 году Газан назначил царем среднего брата Давита, Вахтанга III. Вахтанг без особого усердия воевал против старшего брата. Монголы разбили лагерь в Мухрани, заняли бо2льшую часть Картли и несколько лет подряд нападали весной и осенью. Давит VIII иногда побеждал, убив, например, в битве при Цхавати 500 монголов, но враги часто устраивали удачные облавы на Давита, и в этом монголам помогали некоторые грузинские феодалы — ксанский князь Шалва Квенипневели, южанин Шанше Мхаргрдзели с месхийской армией — и осетины из Гори. Только горцы твердо стояли за Давита VIII, поэтому монголы решили предать огню горную Картли и Мтиулети. В конце концов Газан предложил перемирие: он свергнет Вахтанга III, если Давит VIII согласится напасть вместе с ильханами на Золотую Орду. Посредниками были Хутлу Буга, грузинский атабаг на службе у монголов, католикос-патриарх Абрам, тбилисский кади (мусульманский судья) и Иванэ Бурсели (которого монголы потом казнили): переговоры состоялись в Мухрани в монгольском штабе под Тбилиси.

Эти переговоры ни к чему не привели. Вахтанг III сохранил свое царство, согласившись вместе с братом царствовать над Восточной Грузией. Но монголы решили, что выгоднее послать Вахтанга за границу командиром грузинских и армянских войск в монгольских войнах в Сирии и в Палестине. Вахтанг таким образом помог монголам увезти в Дамаск городские ворота Иерусалима; эта победа произвела такое впечатление на Запад, что в 1300 году папа Бонифаций пригласил монголов в Ватикан на юбилейные торжества как освободителей Иерусалима. На короткое время монголы, при помощи грузинских войск действительно сделали Иерусалим открытым городом, осуществив то, о чем грузинские цари могли только мечтать[103].

Партизанская борьба Давита VIII продолжалась целое десятилетие, до 1304–1305 годов. Его призрачное горное царство разоряли не только монголы и брат Вахтанг III, но и хищнические дагестанские набеги. Пришел к власти Навруз, новый ильхан; в отличие от Аргуна и Газана Навруз был строгий мусульманин и христианских вассалов не жаловал. Восточную Грузию уже нельзя было считать государством; города стали безлюдными селами; разгромленные кварталы Тбилиси вспахали, чтобы посадить виноградные лозы. Торговые пути проходили не через Грузию, а через монгольские центры, Тебриз или Багдад. К 1300 году валовой внутренний продукт был, возможно, в четыре раза меньше, чем в 1200 году. Сельское хозяйство вымерло; люди ели падаль. Поля и дороги были завалены трупами. Все, кто мог, пешком добирались до Самцхе. Церковные летописцы называли 1290-е и 1300-е годы великим гнетом (вицроеба). Картли раздирали этнические конфликты: осетинские переселенцы рядом с монголами и с самцхейским атабагом Бекой Джакели сопротивлялись царям Картли и Кахетии.

Беспредел ошеломил даже Газана: он умолил свои войска ограничить грабеж и больше не пытать женщин и детей; чиновникам он дал наказ не обездоливать и не обезлюдивать страну. В 1303 году Газан запретил феодалам убивать или порабощать крестьян; он попытался приостановить бегство крестьян новым декретом: грузинские крестьяне отныне были прикреплены к земле, и их владельцы получили на тридцать лет право ловить и возвращать беглых. Теперь Газан собирал налоги только два раза в год и давал феодалам и крестьянам срок в двадцать дней. Так как эти меры уменьшили доходы монгольских генералов, Газан раздал военным отрядам казенные земли вместе с крепостными. Газан даже начал восстанавливать разоренные города, кроме тех, которые были сожжены его карательными экспедициями.

Страницы: «« 1234567 »»

Читать бесплатно другие книги:

Очень хочется наконец-то определиться: жить по «Домострою», по «совести» или как говорит личный коуч...
Воспоминания Вернера фон Сименса (1816–1892) – драгоценная находка для исследователей научно-техниче...
Задиры, плаксы, ябеды, лгунишки, задаваки, хвастуны и виртуозы игры на нервах – это никакие не монст...
Молодые, острые, безумные, ритмичные, джазовые. В таких восторженных эпитетах обычно описывают двадц...
«Хагакурэ» – наиболее авторитетный трактат, посвященный бусидо – кодексу чести самурая. Так называли...
Пол Реймент, герой романа, на полной скорости летящий по жизни и берущий от нее по максимуму, внезап...