Маленькие дикари Сетон-Томпсон Эрнест
– О Вождь, мудрее которого лишь один человек в нашем племени! Все, что ты сказал, – правда, но известно тебе, что в наше племя может быть принят только человек с большими достоинствами? Он должен побороть воина нашего племени! Может ли он это?
– Нет, – ответил Гай.
– Обогнать нашего воина или стрелять более метко – может?
– Нет…
– Что же тогда он умеет делать?
– Я могу воровать арбузы… Вижу дальше всех в школе… А если спрячусь, никто не отыщет. Много раз я следил из кустов, как вы строили типи и плотину. Я первым выкупался в вашем пруду! Потом я сидел в типи и курил ваши трубки, когда вас не было, и я слышал, как вы собирались идти к нам воровать березовую кору.
– Не вижу, где здесь благородство и сила духа, – сказал Сэм. – Ты принес подарки Старейшему Вождю племени?
– Я принесу столько березовой коры, сколько вы захотите. Ту, что вы ободрали, отец сжег. Но я вам другой принесу. И еще я стащу цыпленка.
– Намерения эти весьма благородны, – сказал Ян. – Принимаем его!
– Согласен, – сказал Вождь Дятел, – но помни, что мне по-прежнему принадлежит право на левую половину скальпа, включая ухо! Я могу потребовать ее в любую минуту. Скажи, Ян, то есть Маленький Бобр, ты ведь знаешь, какую нужно пройти церемонию, когда вступаешь в индейское племя?
– В разных племенах – разные обычаи. Но Солнечный Танец и Испытание Огнем устраивают чаще всего, и они ужасно трудные.
– Ну, а ты проходил эти испытания? – спросил Сэм.
– Еще бы! – сказал Ян, вспоминая сожженные на солнце плечи и руки. – Я выдержал их так, что все признали меня самым лучшим воином племени. – Он, правда, не пояснил, что был единственным человеком во всем племени. – И меня единогласно назвали «Пылающий Восход».
– Я тоже хочу быть Пылающим Восходом! – пропищал Гай.
– Ты? Да еще неизвестно, подходишь ли ты вообще, Желтая Сельдь! Какое ты хочешь пройти испытание?
Гай предпочел Солнечный Танец. Он и до того был достаточно загорелым, поэтому, хотя он и плясал вокруг типи в трусиках целый день, кожа его не обуглилась.
Когда солнце село, вожди собрались на совет.
Оглядев с ног до головы нового воина, Старейший Вождь мрачно покачал головой и сказал:
– Слишком неопытен, чтобы загореть как следует. Назовем его Молодой Веткой.
Напрасно Гай возражал. Отныне он стал Веткой и так должен был называться до тех пор, пока не заслужит более достойное имя.
Затем по кругу пошла трубка мира, и Гай был объявлен третьим вождем сэнгерских индейцев.
Гай был самым безобидным во всем племени, и, может быть, поэтому ему особенно нравилось раскрашивать свою круглую смеющуюся рожицу под свирепое лицо дикаря. Вот только глаза у него были выцветшего голубого цвета, а не черные, как у краснокожих. Свою растрепанную белобрысую голову он мог скрыть под пучками конского волоса, военная раскраска избавляла его от веснушек, и лишь белесые ресницы и блеклые поросячьи глазки ничем нельзя было подменить. Но Гай ни с кем не делился своим горем, потому что знал: проведай кто-нибудь из мальчиков об этом, он сразу получит новое имя – Пупсик, или Птенец, или какое-нибудь другое ужасное, совсем не индейское прозвище.
XIV. Ссора
– Знаешь, Ян, сегодня я малиновку видел.
– Это что-то новое! – недоверчиво сказал Ян.
– У нас она самая красивая птица.
– Ну, а колибри?
– Вот уж сказал! Она просто маленькая, но не такая красивая.
– Теперь ясно, что ты ничего не понимаешь в птицах, – возразил Ян. – Потому что эти прелестные крылатые жемчужины одновременно и самые маленькие и самые красивые среди всего пернатого мира. – Эту фразу Ян прочел где-то и удержал в своей памяти.
– Фу! – сказал Сэм. – Совсем как в книжке! А я видел сотни колибри у нас в саду и держу пари, что малиновка гораздо красивее твоих колибри! Она алая, как кровь, и горит, словно огонь, а крылья у нее черные. Бабушка Невилль говорит, что индейцы называют ее Птицей войны, потому что, где она пролетит, начинается война.
– А, так это кардинал, – сказал Ян. – Где ты его видел?
– Да просто он слетел с ветки и уселся на верхний шест типи.
– Надеюсь, у нас война не начнется… Вот бы мне одного кардинала для чучела!
– Я выстрелил из лука, но ни стрелы, ни птицы больше не видал. Это была моя лучшая стрела – еще одна Верная Смерть.
– А ты отдашь мне стрелу, если я ее найду? – спросил Гай. – Не веришь? Ну, а что ты дашь за это? Смолу пожевать, ладно?
– Нет.
– Ну, хоть чуточку!
– Согласен.
– Держи свою старую стрелу, – вдруг сказал Гай и вытащил ее из расщелины в дереве. – Я видел, как она ткнулась сюда.
Ранним утром индейцы, наведя на лица военную раскраску, вышли в обход. Они, конечно, были вооружены луками и стрелами и поминутно вглядывались в следы на тропе и прислушивались, нет ли поблизости врага.
Воины неслышно ступали своими мокасинами. Их загорелые тела скользили между огромными стволами древних деревьев, а проницательные взоры впивались в каждый дрогнувший листок. Так, по крайней мере, говорится в записной книжке Яна.
Они шли очень тихо, и все-таки вспугнули маленького ястреба. Вслед птице полетели три стрелы, но напрасно.
Ян взглянул на дерево, откуда метнулась птица, и воскликнул:
– Гнездо!
– По-моему, это просто шар из пуха, – возразил Гай.
– Не выдумывай! – сказал Ян. – Мы же с этого дерева согнали ястреба.
Ян лазил лучше всех. Скинув головной убор, куртку и брюки, он стал быстро карабкаться по стволу, не обращая внимания на липкие смоляные капли, выступившие из коры.
Не успел Ян скрыться в нижних густых ветвях, как Гай предложил Сэму подшутить над Маленьким Бобром.
Они набили травой куртку и брюки Яна, надели головной убор вождя на чучело, стрелой пригвоздили его к земле, а сами удрали.
Добравшись до самой верхушки, Ян увидел, что воображаемое гнездо – это всего-навсего нарост, который часто бывает на пихтах. Ян окликнул товарищей, но никто не ответил, и он спустился вниз. Сначала чучело его насмешило, но, разглядев, что куртка его порвана, а стрела сломана, Ян расстроился. Приятелей нигде не было видно. В типи их тоже не оказалось. Посидев немного у костра, он пошел к плотине. Ян не заметил, как в типи прокрались Гай и Сэм. Вернувшись, он увидел, что они роются в его записной книжке и Сэм читает вслух:
Пустельга, пустельга – отважная птичка!
Ты…
В ту же секунду Ян выхватил записную книжку из рук.
– Готов спорить, дальше идет рифма «певичка», – сказал Сэм.
Лицо Яна пылало от стыда и гнева. Он любил сочинять стихи, но всегда скрывал это от других. Случай с храброй пустельгой, который он наблюдал тихим летним вечером, Ян описал в одном из стихотворений.
Гай, который был заодно с Сэмом, заметил безразличным тоном, словно сообщая какую-то всем известную вещь:
– Говорят, сегодня в лесах убили бесстрашного хохлатого индейца?
Но Яну было не до шуток. Он догадался, что виной всему Гай, и, обернувшись к нему, сердито сказал:
– Помолчи, ты!
– Я не тебе говорю, – ухмыльнулся Гай.
Из типи донесся тихий говор и смех. Ян пошел к плотине и принялся замазывать трещины. В типи все стихло, потом оттуда вышел Гай. Приняв театральную позу и обращаясь к дереву над головой Яна, он начал декламировать:
Пустельга, пустельга – отважная птичка!
Ты – чудесная певичка!
Глина была под рукой, и большой комок тут же полетел в насмешника. С громким визгом Гай помчался к типи.
– Тебя встречают цветами! – послышался голос Сэма. – Выйди и прими новые букеты. Ты их заслужил. Сообщи мне, когда начнут вызывать автора.
И снова раздался смех. Ян вконец рассердился. Он схватил толстую дубину и швырнул ее в типи. Сэм, приподняв противоположный край типи, выскользнул наружу. Гай хотел последовать за ним, но Ян настиг его.
– Пусти! Я ничего тебе не сделал! Сэм! Сэ-эм! Помоги! – кричал Гай, пока на него сыпались удары.
– Не мешай мне! – раздался голос Сэма. – Я пишу стихи! Это совершенно особое занятие. А Ян добрый, он тебя только немножко поучит.
Гай вопил и орал во все горло.
– Ты получишь еще, если вздумаешь открыть рот! – сказал Ян, и тут он увидел Сэма с записной книжкой в руках.
Заметив Яна, Сэм откашлялся и начал:
Пустельга, пустельга – отважная…
Но кончить он не успел: Ян кинулся к нему, и мальчики схватились не на шутку. Гай поспешил на помощь к Сэму и несколько раз стукнул Яна.
Ян был худой, но очень ловкий, да к тому же он сильно окреп за время своего пребывания в Сэнгере, а в школе научился приему борьбы, известному, может, со дня сотворения мира, – кидать противника через спину. Ярость придала ему силы, и, как только они схватились, Ян, выждав удобный момент, кинул Сэма вверх ногами на землю.
Никто не заметил в пылу драки, что неподалеку стоял и наблюдал за ними Уильям Рафтен. Он скорее с грустью, чем с гневом следил за битвой. Не потому, что его огорчила ссора мальчиков, – нет, он слишком хорошо знал мальчишескую душу, чтобы придавать этому значение; но он не мог смотреть спокойно, как его большой и сильный сын терпит поражение в равной борьбе с худым и болезненным на вид мальчиком.
Так ничего и не сказав, Рафтен повернулся и ушел.
XV. Примирение
В тот вечер мальчики избегали друг друга. Ян почти ничего не ел и на заботливые расспросы миссис Рафтен отвечал, что ему нездоровится. После ужина все остались сидеть за столом в каком-то дремотном молчании. Ян решил про себя, что Сэм расскажет обо всем отцу, да к тому же приврет, а Гай его поддержит.
Пришел конец веселой жизни в Сэнгере, думал Ян. Он чувствовал себя как преступник, ожидающий приговора. Среди присутствующих только маленькая Минни, сестренка Сэма, которой едва сровнялось три года, веселилась и громко болтала. Как и все дети, она очень любила говорить что-нибудь «по секрету».
Минни играла около Сэма. Он поднял ее и шепнул что-то на ухо. Она слезла с его колен, подошла к Яну, и, когда тот ласково взял девочку на руки, она шепнула ему: «Секрет, никому не говори». Соскользнув на пол, она приложила пальчик к губам.
Что это должно было значить? То ли Сэм подослал ее, или она, как обычно, повторила свою излюбленную игру? Ласка ребенка отогрела сердце Яна, и, прижав девочку к себе, он тихонько сказал: «Нет, Минни, я никому не скажу».
Яну вдруг стало стыдно за свои глупые мысли. Сэм был ему хорошим товарищем. Скорей бы с ним помириться! Но нет, Сэм в пылу ссоры грозился выгнать его. Просить прощения Ян не мог.
Ян сталкивался с мистером Рафтеном несколько раз за вечер, но тот ничего не говорил мальчику. Ян плохо спал и встал рано. Он встретил Рафтена одного, точнее – постарался сделать это. Ему очень хотелось откровенно поговорить с хозяином. Но разговор не состоялся. За завтраком Сэм вел себя как обычно, хотя по-прежнему не смотрел в сторону Яна.
Губа у него распухла, и он объяснил, что дрался накануне с мальчишками.
После завтрака Рафтен сказал:
– Ян, поедешь со мной в школу.
«Вот и конец», – подумал Ян, так как школа была по дороге к станции. Только почему же Рафтен не сказал «на станцию»? Он обычно не путал слова… Да и не было сказано, чтобы Ян захватил с собой вещи. Да их и некуда было класть в легкой коляске.
Рафтен правил молча. Через некоторое время он наконец спросил:
– Послушай, Ян, кем тебя хочет сделать отец?
– Художником, – ответил Ян, никак не понимая, какое это имеет отношение к его отъезду.
– Разве художнику нужно образование?
– Конечно! Чем образованней, тем лучше.
– Верно, об этом я все время твержу Сэму! Поэтому ты и считать умеешь. А художники много зарабатывают?
– Да. Некоторые даже миллионы получают.
– Миллионы? Ну, не думаю. Ты, наверное, преувеличиваешь…
– Честное слово! Вот художник Тернер нажил миллион. Тициан жил во дворце, и Рафаэль тоже.[7]
– Вон как! Ничего о них не слыхал. Может, и верно. Образование много значит! Я всегда говорю об этом Сэму…
Они подъезжали к школе. Несмотря на летние каникулы, дверь школы была открыта и на крыльце стояли два седобородых старика. Они кивнули Рафтену. Это были члены правления школы. Один из них – Бойл, пользовавшийся наибольшей популярностью у населения Сэнгера, другой – Мур, последний бедняк, но прекрасной души человек, а Рафтена выбрали в попечители, зная, что он никаких денег не пожалеет на школу.
В этот день они собрались, чтобы обсудить постройку нового школьного здания. Рафтен вытащил целую кипу бумаг, среди которых было также разрешение из департамента народного образования. В разрешении говорилось, что половину средств на строительство должен был изыскать местный школьный округ, а другую половину расходов брал на себя департамент, если будут соблюдены все условия. Главным из них было – сделать школьное здание просторным и светлым. Но как могли малограмотные члены правления школы выполнить это требование? Обратиться в департамент за расчетами было неловко, а учитель находился в отъезде. И вот Рафтен блестяще разрешил эту труднейшую математическую проблему: он взял себе в помощники храброго худенького мальчика со смышлеными глазами.
– Ян, – сказал он, протягивая ему двухфутовую линейку, – можешь ли ты сказать, сколько футов воздуха приходится в этом классе на каждого ученика, если все места заняты?
– Кубических футов?
– Погоди, – сказал Рафтен.
И вместе с Муром он стал водить огромным пальцем по засаленным документам.
– Да, да, кубических футов, – решили они наконец.
Ян быстро измерил длину, высоту и ширину комнаты. Трое взрослых с благоговением следили за его уверенными действиями. Потом Ян сосчитал, сколько в классе мест, и сказал:
– Включать учителя в расчет?
Попечители обсудили этот вопрос и решили, что все-таки стоит.
– Пожалуй, он расходует воздуха вдвое больше ученика!
Ян сделал несколько подсчетов на бумаге и сказал:
– Двадцать футов.
– Посмотрите! – сказал Рафтен с гордостью. – Совпадает с расчетами самого инспектора. Я же говорил вам, что он справится! Теперь давайте поглядим проект здания.
И они углубились в новые бумаги.
– Ян, а сколько надо воздуха, если учеников вдвое больше, учитель один, а помещение вот такое? Ян подумал минутку и сказал:
– Двадцать пять футов на каждого.
– Ну! – загремел Рафтен. – Разве я не говорил вам, что этот негодяй архитектор вместе с подрядчиком хотят обмануть нас! Думают, что мы невежды! Шайка разбойников!
Ян взглянул на план, которым яростно размахивал Рафтен.
– Погодите! – вдруг сказал мальчик таким тоном, каким он раньше никогда не говорил с Рафтеном. – Нужно еще высчитать прихожую и раздевалку.
Он сделал новые подсчеты и сказал, что план департамента вполне правильный. В глазах Бойла вспыхнул злорадный огонек. Рафтен, казалось, был разочарован, не найдя никакого мошенничества.
– Теперь скажи, Ян: в прошлом году оценочный сбор составлял двести шестьдесят пять тысяч долларов, и мы решили внести в школьный фонд по одному доллару на каждую тысячу; в этом году сбор увеличен до двухсот девяноста одной тысячи четырехсот долларов. Каков же будет школьный налог, считая так же по доллару?
– Двести девяносто один доллар сорок центов, – ответил без колебания Ян.
Попечители переглянулись в изумлении.
Это был настоящий триумф Яна. Даже старый Бойл улыбнулся, а Рафтен, тот прямо сиял, словно в этой победе была и его доля.
С тех пор Рафтен смотрел на Яна как-то по-особенному. Ян только однажды видел на его лице такое выражение: когда он пожимал руку известному боксеру, победившему в трудном матче.
На обратном пути Рафтен говорил с Яном, как со взрослым, о своем сыне. Он долго обсуждал с ним свою излюбленную тему – образование. Ян не знал, что, увидев своего рослого сына побежденным, Рафтен нашел лишь одно слово себе в утешение: «образованный…»
Итак, Рафтена нечего бояться. Но как быть с Сэмом? Яну очень хотелось помириться, но это становилось все труднее и труднее.
Как-то, покормив свиней, Сэм поставил лохани на землю. Тут откуда-то выбежала Минни. Увидав неподалеку Яна, она крикнула мальчикам:
– Сделайте стульчик! Покатайте меня!
Сэм и Ян робко взялись за руки. Малышка обхватила мальчиков ручонками за шеи и притянула их головы друг к другу. И тут Сэм, улыбнувшись, сказал:
– Знаешь, Ян, давай помиримся!
– Я давно хотел, – запинаясь, проговорил Ян, – Я очень виноват. Прости меня!
– Пустяки! – ответил Сэм. – Это все из-за Гая получилось. Не будем вспоминать. Только никак не пойму – я же сильнее и больше тебя, и вещи поднимаю тяжелые, и работу потруднее твоей сделаю, а ты меня, будто мешок со стружками, швырнул! Научи меня, ладно?
Часть третья
В лесах
I. Здравствуй, лес!
– Вы, кажется, теряете много времени на свои путешествия в лагерь и обратно. Почему бы не остаться там совсем? – как всегда, равнодушно сказал Рафтен, и было непонятно, говорит он серьезно или в насмешку.
– Да мы бы только рады были, – ответил сын.
– Так что ж вам мешает? На вашем месте я переселился бы туда насовсем.
– Хорошо, – протянул Сэм. – Мы обязательно уйдем в лес.
– Только помните, мальчики, – сказал Рафтен, – каждый день вы должны кормить и поить скот.
– И это ты называешь переселиться насовсем – каждый день являться сюда на работу?
– Нет, Уильям! – вмешалась миссис Рафтен. – Какие же это каникулы? Так нельзя! Кто-нибудь сделает за них работу. Пусть отдыхают целый месяц.
– Месяц? Многовато.
– Почему не дать им отдохнуть хорошенько?
– Ну что ж, через месяц уборка. Вам придется поработать как следует. Ладно, можете идти.
– Ура! – закричал Сэм.
– Но я еще не кончил, – перебил мистер Рафтен.
– Отец, дай нам твое ружье! – снова вставил Сэм.
– Послушай меня лучше! Вы пойдете в лес на две недели. Но никаких ночевок дома. Ружья и спичек я вам не дам. Не хочу потом слушать ваши отговорки: «Не знали, что ружье заряжено, поэтому перебили всех птиц и белок, да и друг друга заодно». У вас есть луки и стрелы. Можете взять что хотите – хлеб, мясо. Готовьте себе пищу сами. И смотрите не подожгите лес! Если я увижу пожар, приду с ремнем и вам несдобровать.
Все утро продолжались сборы. Руководила ими миссис Рафтен.
– Кто же из вас будет поваром? – спросила она.
– Сэм!.. Ян!.. – выпалили мальчики в один голос.
– По очереди, – сказала миссис Рафтен, – день Сэм, день Ян.
Потом последовали и наставления, как готовить кофе, варить картошку, жарить мясо.
– Приходите за молоком каждый день или через день, – сказала миссис Рафтен.
– Нет, мы лучше станем доить коров тайком прямо на пастбище! – придумал Сэм. – Так будет по-индейски.
– Берегитесь, если я поймаю вас около коров! – сердито проворчал мистер Рафтен.
– Можно нам рвать в саду вишни и яблоки? – спросил Сэм.
– Берите сколько хотите.
– А картофель?
– Можно.
– А яйца?
– Только не жадничайте.
– А пряники из кладовой? Индейцы их любят.
– Нет, хватит! Пора и честь знать! Так вы перетаскаете все наши запасы. У вас уже много всего: и постели, и сковородки, и еды полно.
– До болота придется везти на тележке, а потом по меченой тропе на своих спинах, – сказал Сэм.
– Дорога идет вдоль реки, – сказал Ян, – давай сделаем плот, погрузим на него и доплывем до запруды. Это будет по-индейски.
– Из чего вы свяжете плот? – спросил Рафтен.
– Сколотим кедровые бревна, – предложил Сэм.
– Никаких гвоздей в моем плоту! – сказал Ян. – Так индейцы не делают.
– А я не разрешаю брать мои кедровые бревна, – сказал Рафтен. – Мне кажется, что и работы меньше, да и по-индейски будет, если просто взять все на спину и идти пешком. И постель свою не замочите.
Плот решили не делать и пожитки свезли к реке, откуда, начиналась дорога в лагерь. Рафтен пошел проводить мальчиков.
– Дайте мне тоже что-нибудь понести, – сказал он, к большому удивлению ребят, и взвалил на свои широкие плечи добрую половину груза.
Тропа тянулась всего на двести ярдов, и было достаточно два раза сходить туда и обратно, чтобы перенести все.
– Ты, наверное, не прочь и остаться с нами, отец, а? – спросил Сэм.
– Все это мне напоминает первые дни в Сэнгере, – задумчиво сказал Рафтен. – Сколько ночей провели мы вместе с Калебом Кларком на берегу реки! Тогда вокруг был еще густой лес… А вы знаете, как устроить постель?
– Нет, мы ничего не знаем, – сказал Сэм, подмигнув Яну, – покажи нам.
– Вот поучитесь, как надо. Где топор?
– У индейцев нет топоров, – сказал Ян. – У нас есть большой и маленький томагавки.[8]
Рафтен усмехнулся, взял большой томагавк и указал на пихту:
– Вот вам будет славная постель, – и двумя ударами повалил дерево.
Скоро рядом с пихтой лежал молоденький ясень, из которого Рафтен нарубил четыре жерди: две – по семь футов в длину, и две – по пять. Из белого дуба Рафтен выстругал четыре колышка.
– В каком месте устроите постель? – спросил Рафтен и вдруг, словно его осенила какая-то мысль, сказал: – Может, не хотите, чтобы я вам помогал? Сами все сделаете?
– Нет, нет, мистер Рафтен! – живо воскликнул Ян. – Мы очень рады вашей помощи. Мы же не знаем, как надо это делать! Кажется, в книге было написано, что лучшее место для постели – напротив двери и чуть-чуть в сторону. Давайте поставим ее сюда.
Рафтен вбил в землю колышки и поместил на них четыре жерди, которые составили основу для постели. Ян принес охапку зеленых веток, и Рафтен уложил их на раму. Получилась плотная, мягкая постель в фут толщиной.
– Вот, – сказал Рафтен, – это и есть настоящая индейская перина – мягкая и удобная. Спать на земле опасно. Теперь достаньте парусину, которую мать вам положила. Из нее сделаете полог над кроватью.
Ян стоял не шевелясь, чем-то недовольный.
– Взгляни на Яна, отец! – сказал Сэм. – У него всегда такой вид, если нарушают правила игры.
– Что случилось? – спросил Рафтен.
– Первый раз слышу, чтобы у индейцев в палатке были пологи, – сказал Ян.
– А слыхал ли ты, что индейцы устраивают «покрышку от росы»?
– Да, – удивленный познаниями Рафтена, ответил мальчик.
– Вот погляди, как ее надо делать, – сказал Рафтен. Уходя, Рафтен повернулся к мальчикам и сказал серьезным тоном:
– Можете стрелять ястребов, ворон и соек, потому что они истребляют других птиц. Зайцев и енотов тоже разрешаю. Но не вздумайте убить белку или бурундука. Тут уж вам несдобровать!
II. Первая ночь и первое утро
Странное, незнакомое чувство охватило мальчиков, когда они увидали спину удаляющегося мистера Рафтена. Наконец шаги его замерли, и только тогда Ян и Сэм действительно поняли, что они остались в лесу совсем одни.
– Огня! – сразу крикнул Сэм.
Ян взял зажигательные палочки, и через минуту в типи пылал костер. Сэм принялся готовить ужин из «бизоньего мяса и луговых кореньев» (говядина с картофелем).
Они мирно поели и уселись друг против друга около костра. Разговор не клеился, а затем и вовсе увял. Каждый был занят собственными мыслями.
Вдруг с речки донесся всплеск.
– Наверное, выхухоль, – шепнул Сэм, отвечая на безмолвный вопрос друга.
Читать бесплатно другие книги:
