Между планетами Хайнлайн Роберт
— Чепуха! — отвечал Баслим. — Ты можешь выучиться всему, если сумеешь заставить себя. Ты научишься, даже если мне придется оторвать твою глупую башку!
Из-за плеча отца выглядывала бабушка, кивая в знак одобрения и серьезно глядя на юношу. Торби кивнул ей в ответ.
— Да, бабушка! Хорошо, папа! Я постараюсь.
— Надо не просто постараться. Этого мало.
— Да, папа.
— А теперь ступай обедать.
Торби послушно потянулся за ложкой, но увидел, что перед ним вместо миски с похлебкой лежит сандвич.
— Что ты бормочешь? — спросил Гарш.
— Ничего. Просто кое-что вспомнил.
— Дай своим мозгам отдохнуть и раскрой пошире глаза. Для всего есть свое время и свое место.
— Вы правы, Джим.
— Доброй ночи, сынок, — шепнул старик нищий. — Добрых снов… и удачи тебе!
Между Планетами
Глава 1
Нью-Мексико
— Полегче, малыш, полегче!
Дон Харви придержал своего маленького верхового пони. Обычно Лэйзи[1] соответствовал своему имени, но сегодня он, похоже, решил получить приз. Дон не обвинял его. День был такой, какие бывают только в Нью-Мексико: небо начисто вымыто прошедшим дождем, земля уже сухая, но вдалеке еще висит кусочек радуги. Небо было слишком синее, кусты слишком розовые, а горизонт — слишком четкий, чтобы выглядеть убедительно. Невероятный покой царил над Землей, и вместе с ним — затаенное предчувствие чего-то чудесного.
— У нас весь день впереди, — предупредил он Лэйзи, — так что смотри не взмылься. Вон там, впереди, крутой подъем.
Дон восседал в великолепном мексиканском седле, которое родители прислали ему на день рождения. Это была изумительная вещь, расшитая по-индейски серебром, но она была так же неуместна в простой сельской школе, как парадная одежда на клеймении скота. Этого его родители не учли. Дон гордился им, потому что другие ребята ездили в простых седлах. Они немилосердно подшучивали над ним и, впервые увидев подарок, сразу же окрестили Дональда Джеймса Харви Доном Хайме.
Вдруг Лэйзи шарахнулся в сторону. Дон огляделся, что-то заметил, выхватил оружие и выстрелил. Потом он слез с пони, перебросив поводья вперед, и осмотрел дело своих рук. В тени скалы все еще корчилась порядочная, с семью погремушками на конце хвоста, змея. Голова ее, отсеченная лучом, лежала рядом. Дон решил не брать погремушки; если бы он попал точно в голову, он бы их взял, тогда было бы чем хвастаться. А он был вынужден повести лучом, чтобы добить ее. Если бы он принес так неуклюже убитую змею, кто-нибудь наверняка спросил бы, зачем ему этот садовый шланг.
Он оставил змею на земле и вскочил в седло.
— Всего лишь нестоящая старая ползучка, — пробормотал он, успокаивая Лэйзи. — Она больше испугалась тебя, чем ты ее.
Он щелкнул языком, и они тронулись. Через несколько сот ярдов Лэйзи опять прянул — на этот раз не от змеи, а от неожиданного звука. Дон придержал его и свирепо выговорил:
— Ты, кусок сала с птичьими мозгами! Привыкнешь ты не дергаться, когда звонит фон?
Лэйзи переступил копытами и всхрапнул. Дон дотянулся до передней луки седла, взял фон и ответил:
— Мобиль 6-Джей-233309, говорит Дон Харви.
— Это мистер Ривз, Дон, — раздался голос директора школы Ранчито Алегре. — Где ты сейчас?
— На верхушке Педлерз Грейз Меса, сэр.
— Возвращайся как можно быстрее.
— А в чем дело, сэр?
— Радиограмма от твоих родителей. Я вышлю за тобой коптер, если повар вернулся, и кого-нибудь, чтобы привести твою лошадь.
Дон поколебался. Он не хотел, чтобы кто-то чужой ехал на Лэйзи, но и загонять его не хотел. С другой стороны, радио от предков не могло быть не важным. Родители его были на Марсе, и мать присылала письма регулярно, с каждым кораблем, — но радиограммы, не считая рождественских и по случаю дня рождения, были почти неслыханным событием.
— Я поспешу, сэр.
— Хорошо! — мистер Ривз отключился.
Дон повернул Лэйзи. Тот казался разочарованным и смотрел на хозяина с укором.
Они были уже в полумиле от школы, когда вертолет с ранчо засек их. Дон помахал рукой, отсылая его, и сам довел Лэйзи. Любопытство так и подгоняло его, но он все же вымыл и обтер пони. Мистер Ривз ждал в конторе. Он вручил Дону радиограмму.
Она гласила:
ДОРОГОЙ СЫН, ТЕБЕ ЗАКАЗАНО МЕСТО «ВАЛЬКИРИИ» ЗЕМЛЯ-БЛИЖНЯЯ ДВЕНАДЦАТОЕ АПРЕЛЯ. ЛЮБОВЬЮ — МАМА И ПАПА.
Дон хлопал глазами, глядя на радиограмму, с трудом припоминая, какое нынче число.
— Но ведь это прямо сейчас! — воскликнул он наконец.
— Да. Ты не ждал этого?
Дон задумался. Конечно, он ждал поездки домой, если ее можно так назвать, — ведь он никогда еще не был на Марсе, — но полагал, что поедет в конце учебного года. Если бы они организовали его поездку на «Ван дер Декене» не теперь, а месяца через три…
— Нет, пожалуй, нет. Я не могу понять, почему они посылают за мной до окончания семестра.
Мистер Ривз поглядел на свои тщательно подстриженные ногти.
— Я думаю, причина очевидна.
Дон удивился.
— Вы имеете в виду?.. Мистер Ривз, вы думаете, что произошли какие-то неприятности?
— Дон, я не предсказатель, — мрачно ответил директор. — Но я думаю, что твои родители очень беспокоятся о тебе и стараются, чтобы ты оказался вне зоны потенциальной войны, причем как можно скорее.
Дон все еще не мог понять. Войны были для него лишь понятием из курса истории. Конечно, изучая политологию, он следил за современным колониальным кризисом. Но все же эти события казались очень далекими и нереальными даже для него, хотя он достаточно много путешествовал, было дело дипломатов, политиков, оно не касалось простых людей.
— Послушайте, мистер Ривз! Возможно, они приняли слишком поспешное решение. Я думаю иначе. Мне хотелось бы послать им радиограмму и сообщить, что я прибуду со следующим кораблем, когда закончится учебный год.
Мистер Ривз покачал головой.
— Нет, я не могу разрешить тебе поступать против воли твоих родителей, а во-вторых… — Директор школы, казалось, с трудом подбирал нужные слова. — Я хочу сказать тебе, Дональд, что в случае войны ты можешь оказаться… как бы это лучше сказать… в двусмысленном положении.
Казалось, слабый ветерок пробежал по кабинету. Дон почувствовал себя одиноким и повзрослевшим.
— Ну почему все так получается? — недовольно спросил он.
Мистер Ривз внимательно рассматривал ногти.
— Ты представляешь себе, в чем заключаются твои патриотические обязанности? — медленно спросил он.
Дон заставил себя подумать об этом. Его отец был рожден на Земле; мать была из колонистов Венеры второго поколения. Но ни одна из этих планет не была их настоящей родиной. Они встретились и поженились на Луне, затем вместе занимались планетологическими исследованиями в различных местах Солнечной системы. Сам Дон родился в космосе, и в его свидетельстве о рождении, выданном Федерацией, графа «национальность» осталась незаполненной. Таким образом, он имел право на двойное гражданство. Он не ощущал себя колонистом Венеры: прошло так много времени с тех пор, как его семья в последний раз была там, что Венера представлялась ему чем-то нереальным. С другой стороны, ему было уже одиннадцать лет, когда он впервые увидел чудесные зеленые холмы Земли.
— Я — гражданин Солнечной системы, — решительно сказал он.
— М-да, — ответил директор школы. — Это хорошо звучит и, возможно, когда-нибудь и будет что-то реально означать, но сейчас я не могу не согласиться с твоими родителями. Скорее всего, Марс будет нейтральной территорией. Там ты будешь в безопасности. И скажу тебе откровенно, здесь будет довольно-таки тяжело и неуютно человеку, чья национальная принадлежность не совсем ясна.
— Никому нет дела до моей национальной принадлежности! По рождению я считаюсь гражданином Земли! Закон на моей стороне.
Его собеседник ничего не ответил.
Дон выпалил:
— Все это глупости. Если бы Федерация не старалась обескровить Венеру, не было бы и речи ни о какой войне.
Ривз поднялся.
— Разговор окончен, Дон. Я не собираюсь спорить с тобой о политике.
— Но это правда! Прочтите книгу Чемберлена «Теория колониальных кризисов».
Ривз искренне удивился.
— Где ты достал эту книгу? Уж конечно, не в школьной библиотеке?
Дон не ответил. Эту книгу прислал ему отец, но предупредил, чтобы Дон никому ее не показывал: эта книга была запрещена, по крайней мере — на Земле.
— Дон, ты достал ее у какого-то подпольного книготорговца?
Дон продолжал молчать.
— Изволь отвечать!
Наконец Ривз вздохнул и сказал:
— Ну ладно, забудем это. Иди в свою комнату и собери вещи. Вертолет захватит тебя в Альбукерке. Тебе нужно успеть к часу дня.
— Да, сэр.
Он уже повернулся, чтобы уйти, но мистер Ривз остановил его.
— Минуточку. Мы погорячились, и я совсем забыл, что для тебя тут есть еще и второе послание.
— Да?
Дон взял лист бумаги. На нем было написано:
«Дорогой сын! Обязательно зайди попрощаться к дядюшке Дадли перед отъездом.
Мама».
Это письмо удивило его еще больше, чем первое; он с трудом догадался, что мама имеет в виду доктора Дадли Джефферсона — друга его родителей, но вовсе не родственника; и вообще человек этот не играл никакой роли в его жизни. Мистер Ривз, казалось, не видел в этом послании ничего странного, поэтому Дон сунул его в карман джинсов и вышел из комнаты.
Дон долго жил на Земле, но к проблеме упаковки багажа подошел как истинный межпланетник. Он знал, что на корабле разрешается бесплатно провозить всего пятьдесят фунтов багажа, поэтому он отбросил все вещи, без которых мог обойтись. Вскоре у него получилось две кучки: очень маленькая на кровати — самая необходимая одежда, несколько капсул с микрофильмами, счетная линейка, авторучка и рийта — марсианский музыкальный инструмент, напоминающий флейту, — на которой он изредка играл: его товарищи были против его музыкальных упражнений. На кровати соседа высилась большая куча отвергнутых вещей.
Он взял рийту, попробовал наиграть несколько мелодий… и отложил ее в большую кучу. Брать на Марс то, что сделано на Марсе, все равно что везти уголь в Ньюкасл.
В то время как он занимался всем этим, вошел Джек Мерроу, с которым он делил комнату.
— Что здесь происходит? Уборка?
— Я уезжаю.
Джек потер ухо.
— Я, кажется, оглох. Мне послышалось, что ты сказал, будто уезжаешь.
— Да. — Дон показал Джеку радиограмму от родителей.
Джек помрачнел.
— Скверно. Конечно, я знал, что мы последний год вместе, но не ожидал, что это будет так скоро. Я, наверное, буду плохо спать. Твой храп меня всегда убаюкивал. А к чему такая спешка?
— Не знаю. Честно, не знаю. Директор говорит, будто мои родители боятся, что начнется война, и поэтому хотят, чтобы их драгоценное дитя было в безопасности. Но ведь это же глупо, правда? Я хочу сказать, что люди сейчас достаточно цивилизованны и не допустят новой войны.
Джек не ответил. Дон помолчал, затем резко сказал:
— Ты согласен? Ведь не будет никакой войны.
— Может быть, да, а может быть, и нет, — медленно ответил Джек.
— Ой, да брось ты…
Джек сменил тему:
— Хочешь, я помогу тебе собрать вещи?
— Тут и собирать нечего.
— А зачем эта большая куча?
— А это все твое, если, конечно, ты захочешь. Выбери, что здесь тебе нравится, а затем можешь позвать других и отдать им все, что они захотят.
— Да? Послушай, Дон, я не хочу брать твои вещи. Я все это упакую и отошлю тебе.
— Не стоит. Ты никогда не посылал посылки на другие планеты? Это слишком дорого.
— Тогда продадим их! Вот что я тебе скажу: давай устроим аукцион сразу после ужина.
Дон покачал головой.
— Времени нет. Я отбываю в час дня.
— Что? Ну ты даешь, парень. Не нравится мне все это.
— Ничего не поделаешь.
Дон снова принялся сортировать вещи.
Несколько его друзей зашли попрощаться. Дон не афишировал свой отъезд и полагал, что директор тоже никому не сообщал. Но каким-то образом все об этом узнали. Он предложил им выбрать из вещей то, что им понравится. Конечно, после Джека.
Очень скоро Дон заметил, что никто из ребят не спрашивает, почему он уезжает, и это его обеспокоило. Он хотел сказать хоть кому-нибудь, что смешно ставить под сомнение его лояльность. Ведь не будет же войны!
Руб Солтер, живший в другом конце здания, просунул голову в дверь и оглядел собравшихся.
— Убегаешь, да? Я слышал об этом, но решил проверить.
— Я уезжаю, если ты это имеешь в виду.
— Да, я как раз это и имел в виду. Послушай, Дон Джеймс, как насчет твоего замечательного седла? Я куплю его, если сойдемся в цене.
— Оно не продается.
— Да? Но ведь там, куда ты едешь, лошадей нет. Назначь цену.
— Седло принадлежит Джеку.
— И оно не продается, — тут же подхватил Джек Мерроу. — Что, съел?
Солтер не унимался.
— И еще один вопрос: ты уже завещал кому-нибудь свою лошадку?
Лошади мальчиков, как правило, принадлежали школе, но ученику, покидавшему школу, разрешалось передать свою лошадь другому мальчику. Дон быстро поднял глаза: он не подумал о Лэйзи. Внезапно он с грустью осознал, что не сможет взять маленькую смешную толстую лошадку с собой — и не сможет даже проследить за тем, как о ней будут заботиться.
— Этот вопрос тоже решен, — ответил он и негромко добавил: — И здесь мы обойдемся без тебя.
— Кто получит лошадь? Я могу предложить хорошие деньги. Она не так уж хороша, но я хочу отделаться от своей козы.
— Вопрос уже решен.
— Будь разумнее. Ты слишком обидчив, как и все лягушатники, и не понимаешь своей выгоды. Ну ничего, скоро вас проучат.
Дон был вне себя. Гнев душил его. Кличка «лягушатники» относилась к людям, которые жили на Венере. В общем-то она не была слишком обидной, не более, чем «ТОММИ» для англичан или «янки» для американцев, — однако тон и обстоятельства, при которых это было сказано, были оскорбительны. Все смотрели на него и ждали.
Джек быстро встал с кровати и подошел к Солтеру.
— Проваливай, Солти. Я слишком занят, чтобы слушать твою болтовню.
Солтер посмотрел на Дона, на Джека, пожал плечами и сказал:
— Это я слишком занят, чтобы торчать здесь… но я найду время, если ты передумаешь.
Из столовой послышался гонг. Это разрядило обстановку. Несколько мальчиков направились к двери, и Солтер ушел вместе с ними. Дон задержался.
— Пошли? — сказал Джек.
— Джек…
— Да?
— Ты не мог бы взять Лэйзи?
— Слушай, Дон, я и рад бы тебе помочь, но что мне делать с Леди Мауди?
— Да, пожалуй, ты прав. Но что же мне делать?
— Постой. — Лицо Джека прояснилось. — Ты ведь знаешь новенького, Скуинти Морриса. Он из Манитобы. У него еще нет своей лошади. Он ездит на разных, на тех, которых мы называем «козы». Он будет хорошо обращаться с Лэйзи, я знаю. Я однажды давал ему Мауди. У него добрые руки.
Дон облегченно вздохнул.
— Ты устроишь это для меня и поговоришь с мистером Ривзом?
— Ты можешь поговорить с ним сам во время обеда. Пойдем.
— Я не хочу есть. И не хочу говорить об этом с директором.
— Почему?
— Не знаю. Когда он вызвал меня утром, он мне показался, как бы это сказать… не особенно дружелюбным.
— Что он сказал?
— Дело не в его словах, а в той манере, с которой он держался. Может быть, я и вправду слишком обидчив, но мне показалось, что он рад от меня избавиться.
Дон ожидал, что Джек будет возражать, но тот чуть помолчал, а затем сказал:
— Дон, не принимай это слишком близко к сердцу. Наверное, у директора нервы тоже на пределе. Ты знаешь, что он получил приказ?
— Какой приказ?
— Разве ты не знал, что он офицер запаса? Он получил приказ, который вступает в действие в конце семестра. Без него школой будет руководить миссис Ривз.
Дон и так был взволнован, а теперь у него и вовсе голова пошла кругом. Без него… Как можно так говорить, ведь ничего еще не случилось.
— Это точно, — продолжал Джек. — Я узнал об этом от повара. — Он помолчал. — Послушай, мы с тобой друзья, верно?
— Да, конечно.
— Тогда скажи мне правду. Ты действительно летишь на Марс… или на Венеру, чтобы вступить в армию?
— С чего ты взял?
— Тогда забудем об этом. Поверь, это не повлияло бы на наши отношения. Мой отец говорил, что, когда наступает такой момент, когда нужно идти и сражаться, настоящий мужчина должен сделать шаг вперед. — Он посмотрел Дону прямо в глаза и добавил: — Если ты что-либо делаешь в этом отношении, это касается только тебя. Ты знаешь, что у меня скоро день рождения?
— Да. И что же?
— Я собираюсь поступить в школу пилотов. Вот почему я спрашивал тебя о твоих планах.
— А-а.
— Но в наших отношениях это ничего не меняет. К тому же… ты летишь на Марс.
— Да, на Марс.
— Вот и хорошо. — Джек посмотрел на часы. — Я должен бежать, а то останусь без обеда. Ты не идешь?
— Нет.
— Пока.
Он убежал. Дон постоял в раздумье. Старина Джек, похоже, слишком серьезно относится ко всему этому, если бросает учебу ради того, чтобы поступить в школу пилотов. Но он не прав. Он не может быть прав.
Дон пошел к стойлам. Лэйзи узнал его и принялся тыкаться мордой в карманы в ожидании кусочка сахара.
— Извини, старина, — печально сказал Дон. — У меня нет ничего, даже морковки. Я забыл.
Он прижался щекой к лошадиной морде, почесал пони за ухом. Он тихо разговаривал с лошадью, все ей объясняя, словно Лэйзи мог понять его.
— Вот такие дела, — сказал он в заключение. — Мне нужно уезжать, и взять тебя с собой я не могу.
Он вспомнил день, когда встретился с ним. Лэйзи был тогда почти жеребенком, но Дон очень боялся его. Он казался огромным, опасным, даже хищным. До приезда на Землю Дон ни разу не видел лошадей. Лэйзи был первым.
Внезапно у Дона перехватило горло, он больше не мог говорить. Он обхватил пони за шею и заплакал.
Лэйзи тихо заржал, ласкаясь к мальчику. Дон поднял голову.
— До свидания, лошадка, береги себя.
Он резко повернулся и побежал к общежитию.
Глава 2
«Мене, Мене, Текел, Фарес»
Даниил, гл. 5, стих 25
Школьный вертолет высадил Дона на летном поле Альбукерка. Надо было поспешить, чтобы успеть на ракету, поскольку служба контроля полетов требовала, чтобы ракеты совершали большой крюк, облетая военный центр в Сенде. Когда он поставил багаж на весы, ему еще раз пришлось столкнуться с предписаниями службы безопасности.
— У тебя есть фотоаппарат, паренек? — спросил чиновник у весов.
— Нет, а что?
— Лучи, которыми мы проверяем багаж, засвечивают пленку.
Осмотр закончился — рентгеновские лучи не обнаружили ни одной бомбы в его нижнем белье. Дону вернули багаж, и он ступил на борт ракетоплана «Дорога в Санта-Фе», который курсировал между Юго-Западом и Новым Чикаго. Очутившись внутри, он пристегнул ремни и стал ждать, удобно устроившись на подушке кресла.
Грохот двигателей на старте беспокоил его больше, чем перегрузки. Но когда ракета превысила скорость звука, шум прекратился, остался позади, ускорение нарастало, и он потерял сознание.
Он пришел в себя, когда ракета начала свободный полет по гигантской гиперболе. Он почувствовал огромное облегчение, освободившись от тяжести, которая разрывала его грудную клетку, заставляла бешено работать сердце и превращала мышцы в желе. Но прежде чем он успел насладиться чудесным ощущением свободы, он почувствовал нечто новое: желудок стремился выбросить наружу свое содержимое. Сначала Дон даже испугался: такого с ним никогда не бывало. Затем у него появилось внезапное подозрение. Может ли такое быть? Ну нет, только не с ним… ведь он родился в космосе. Космическая дурнота — удел жителей Земли, которые всю жизнь ползают по поверхности планеты!
Но вскоре подозрение перешло в уверенность: за годы легкой жизни на Земле он потерял свой иммунитет. С скрытым смущением он признал, что с ним случилось то же, что может случиться с любым землянином. При посадке ему даже не пришло в голову попросить сделать укол против дурноты, хотя он и проходил мимо двери, на которой был нарисован красный крест.
И вскоре его тайна вышла наружу. Он едва успел схватить гигиенический пакет. После этого он почувствовал себя лучше, хотя и ощущал слабость. Он внимательно прослушал по радиосети рассказ о местности, над которой они пролетали. В районе Канзас-Сити небо изменило цвет с черного на пурпурный и крылья снова оперлись о воздух. Снова навалилась перегрузка: ракета тормозила, продолжая планирующий полет по длинной траектории и приближаясь к Новому Чикаго. Дон поднял свое кресло и сел.
Двадцать минут спустя ракета подлетела к посадочной полосе. Двигатели включились по команде с Земли, и «Дорога в Санта-Фе», погасив скорость, опустилась на посадочную полосу. Весь путь занял меньше времени, чем полет на вертолете от школы до Альбукерка, — немногим менее часа. Когда-то фургоны поселенцев проходили его за восемьдесят суток, если повезет. Ракета местного сообщения приземлилась на широком поле; поблизости раскинулось совсем уж огромное поле — космический порт планеты. Когда-то на этом месте стоял Старый Чикаго.
Выходя из ракеты, Дон задержался, пропуская вперед семью индейцев навахо, и вышел следом за ними. Дон ступил на трап, и тот доставил его в здание космопорта. Его поразили огромные размеры здания, которое возвышалось на много этажей вверх и уходило вниз, под землю. Станция «Терра» обслуживала не только трассу из Санта-Фе, но и трассу 66 и еще целую дюжину местных и межконтинентальных линий. Здесь же взлетали ракеты к станции «Терра-Орбитальная», где уже было сообщение с Луной, Венерой, Марсом и с лунами Юпитера. Это был становой хребет империи, простиравшейся далеко за пределами Земли.
Привыкнув к обширным безлюдным пространствам пустыни Нью-Мексико, а перед этим — к пустоте космоса, Дон чувствовал себя неуютно в шумной толпе: в этом муравейнике трудно было сохранить невозмутимость и достоинство. Конечно, к этому можно было привыкнуть. Он нашел светящееся объемное изображение глобуса, служащее указателем, и направился к окошку регистрации. Чиновник с равнодушной физиономией сказал, что места на «Валькирии» для него нет. Дон терпеливо объяснил, что билет бронировался с Марса, и показал радиограмму. Явно недовольный тем, что ему приходится что-то делать, чиновник неохотно согласился запросить «Терру-Орбитальную», и оттуда подтвердили, что билет для Дона есть. Чиновник дал отбой и снова обратился к Дону:
— Платить будете наличными или чеком?
У Дона было такое ощущение, словно пол под ним провалился.
— Я полагал, что билет уже оплачен.
У Дона был аккредитив, но его не хватило бы, чтобы оплатить перелет на Марс.
— Да? Мне об этом ничего не сказали.
По настоянию Дона чиновник снова связался с орбитальной станцией. Билет действительно оказался оплаченным. Неужели этот клерк не мог разобраться в своих собственных документах? С недовольным видом чиновник выдал Дону билет в каюту N 64 ракетного корабля «Дорога славы», который должен был стартовать с Земли на орбитальную станцию «Терра» следующим утром в 9 часов 3 минуты 57 секунд.
— Вы прошли проверку службы безопасности?
— Что это такое?
Лицо чиновника выразило откровенную радость; теперь он с полным основанием мог отказать в выдаче билета. Он потянул билет к себе.
— Вы не даете себе труда следить за новостями. Покажите-ка мне ваше удостоверение личности.