Лицо под вуалью Ренделл Рут

Олсон встал. Не желая рисковать промокнуть, он приехал, закутанный в желтый водонепроницаемый плащ, и теперь опять стал застегивать на нем молнию и завязывать тесемки, а его острый нос остался торчать из-под капюшона канареечного цвета.

– Он – человек с большим расстройством психики, Рег, – сказал Серж. – В этом вы правы. Но вы и Майкл, вы должны понять, что я – профессионал. Вы, Майкл, были так любезны, что назвали меня «доктор» при нашей первой встрече, и хотя я не доктор, я должен соблюдать профессиональную этику. Я не могу подойти к Клиффорду и приказать ему вернуться ко мне. Не могу пойти и сказать ему, что назначаю ему обычную встречу на пять часов сегодня и прошу не опаздывать. Я могу только пойти и сесть рядом с ним в машину, сидеть там, как его друг, и попытаться убедить его противостоять тому, что он считает своими отношениями с вами, и, может быть, уговорить его посмотреть на них с… более разумной точки зрения.

Оба полицейских стали наблюдать за психологом и его бывшим клиентом из окна, хотя из-за усилившегося ливня разглядеть что-то было сложно. Фигура Олсона казалась яркой желтой птицей, прыгающей и машущей крыльями по пути к сухому гнезду. Дверца автомобиля захлопнулась за ним, и дождь снова сомкнул вокруг «Метро» водяные стены, как заросли тростника.

– Полагаю, это здравые мысли, – заметил Вексфорд, – насчет того, чтобы не давать ему создать свой собственный мир, не поддаваться ему. Должен признаться, что у меня дурные предчувствия.

– Насчет чего? – спросил Бёрден почти грубо.

Рискованная езда на автомобиле, авария со смертельным исходом, лишь отчасти случайная, горсть таблеток, запитая бренди, веревка, перекинутая через балку в сарае… Ни о чем из этого Вексфорд не сказал вслух. Он видел, как «Метро» начал двигаться назад, медленно скользя сквозь потоки дождя и поднимая брызги во все стороны. Машина развернулась и поехала к воротам. Олсон по-прежнему сидел внутри.

– Это его на некоторое время задержит, – произнес Майкл. – И слава богу! Теперь, может быть, нам удастся продолжить работу.

Он довольно сильно захлопнул за собой дверь. Вексфорд повернулся спиной к окну и дождю и вспомнил о своем повторяющемся сне, где в пространстве вращались колеса, о кругах с квадратами внутри. Был ли он как-то связан с тем, что вчера и позавчера вечером старший инспектор читал рукопись Диты Яго о ее пребывании в концентрационном лагере? Сегодня он взял эту рукопись с собой в участок, когда Дональдсон утром заехал за ним на машине.

– Хорошая книга? – спросила у него Дора.

– Я бы не ответил на этот вопрос, если б меня спросил кто-то другой, – ответил ее муж. – Но я отдам долг «супружеской откровенности» и скажу честно: не очень. Как писатель она – искусная вязальщица.

– Рег, ты недобрый.

– Не тогда, когда этого не слышно за пределами этих четырех хлипких стен. Кто я такой, чтобы судить? Что я знаю? Я – полицейский, а не рецензент издательства. Я читаю это не ради стиля или атмосферы.

По свойственной ей деликатности Дора не спросила, почему он это читает, и уж конечно, она не стала спрашивать, почему он все время сидит, уткнувшись в журнал «Ким». Она была слишком умна для этого, и старший инспектор вернулся к заложенному закладкой месту в книге. Закладка лежала почти посередине книги, там, где молодая Дита Ковяк начала работать санитаркой в госпитале Аушвиц-Кранкенбау. Вексфорда должно было шокировать описание того, как калечили пациентов, как посредством уколов вводили в сердце токсичные вещества, как швыряли в грузовики обнаженные трупы… Дита уцелела потому, что какое-то время заключенных – по крайней мере, работающих в госпитале – кормили регулярно, пусть даже одним супом из брюквы и заплесневевшим хлебом. Она рассказывала о русских военнопленных, отравленных газом «Циклон-2», о сжигании пятисот трупов всего за один час. Но это не произвело на полицейского впечатления – он лишь думал, что уже слышал все это раньше. У миссис Яго не было таланта изображать местность или оживлять персонажей. Ее проза была деревянной, изобиловала повторами, и не возникало впечатления, что текст пропитан ее страданиями. Словно ее там никогда не было, словно она скопировала все это, как попало, из автобиографий заключенных концлагерей, которых, в конце концов, было великое множество. И возможно, именно так она и сделала…

Несколько раз он натыкался на такие места в повествовании, где не хватало страниц, но до сих пор эти страницы всегда попадались ему потом. Отсутствие нумерации затрудняло чтение. Здесь, однако, повествование внезапно оборвалось на середине фразы, на середине рассказа о враче в госпитале по фамилии Деринг. Вексфорд тщательно пересмотрел оставшиеся страницы рукописи, но не нашел нигде дальше упоминания имени Деринг. Отсутствовали, по крайней мере, одна или две страницы.

Но разве позволила бы ему Дита Яго унести рукопись, если б в ней содержалось – или не содержалось на первый взгляд – нечто уличающее ее? Ей было бы легко отказать ему. «Мне невыносимо, что кто-то это прочтет», – такие слова дали бы нужный эффект. Или когда он спросил, где рукопись, ей нужно было только сказать, что она послала ее перепечатать или даже, как она грозилась, сожгла ее.

* * *

Какие бы усилия ни приложил Серж Олсон, они никак не подействовали на Клиффорда Сандерса. Парень пять раз звонил в полицейский участок Кингсмаркхэма во второй половине дня, но ни один звонок не переключили на Бёрдена. На следующее утро на домашний адрес Майкла пришло письмо. В полицейском участке кто-то другой мог, весьма вероятно, распечатать любое послание, но здесь, естественно, инспектор сам вскрывал свою почту. Сначала он предположил, что этот коричневый конверт содержит счет за установку нового коврового покрытия в столовой.

Клиффорд обращался к нему «Майкл». Вероятно, это дело рук Олсона, подумалось Бёрдену. Письмо начиналось словами «Дорогой Майкл». Почерк был детский – или учительский, – круглый, аккуратный, разборчивый, с прямыми буквами, еле заметно наклоняющимися назад. «Дорогой Майкл, я многое хочу вам сказать, и, думаю, вам будет интересно это услышать. Я знаю, что вы хотите, чтобы я считал вас своим другом, и я именно другом вас считаю. Фактически мне нелегко делать признания посторонним людям, но вы – исключение из этого правила. Мы очень хорошо поладили, и я уверен, что вы согласитесь». Здесь полицейский отложил на несколько секунд письмо и вздохнул. «Я хорошо понимаю, что другие люди, я имею в виду ваше начальство, делают все, что в их власти, чтобы прекратить наши встречи, и полагаю, что вы боитесь потерять свою работу. Поэтому предлагаю договориться о встрече вне рабочего времени. Даже такие работодатели, как полиция, не могут возражать против того, чтобы у их офицеров были личные друзья. Я позвоню вам завтра…» Бёрден отметил, что Сандерс не указывает точное время звонка, и вспомнил, что сказал Олсон насчет его отношения к времени. «Пожалуйста, скажите им, что ждете звонка от меня, чтобы, если вас не будет на месте, они могли передать вам сообщение. Я собираюсь заехать к вам домой сегодня вечером или на выходных. С наилучшими пожеланиями. Вечно ваш, Клифф».

Маленький сын Бёрдена забрался к нему на колени; Майкл погладил ребенка по головке и на мгновение крепко прижал его к себе. А что, если Марк вырастет таким же? Как можно это узнать? Клиффорд выглядел когда-то так же, был таким же милым, внушал, возможно, такую же горячую любовь… «Только я не брошу его, когда ему исполнится пять лет», – подумал Бёрден. Но когда он попытался вызвать в себе жалость к Сандерсу, ему это не удалось – он почувствовал только раздражение.

– Я не принимаю звонков от этого человека, – сказал инспектор, приехав в полицейский участок, – и пусть ему скажут, что никакие сообщения мне не передадут. Понятно?

Потом он сосредоточился на текущей задаче – найти местонахождение Чарльза Сандерса. Если тот никогда не платил содержания жене, которую бросил, а она предположительно была слишком гордой, чтобы просить его об этом, его невозможно отследить через суды или социальные службы. Да еще и его имя с фамилией были довольно распространенными. Телефонные справочники и списки избирателей снабдили номерами и раздали Арчболду, Дэвидсону, Мариан Бейлис и Диане Петтит для звонков, и в конце концов Арчболд отыскал некоего Чарльза Сандерса в Манчестере. Бёрден планировал поехать туда и повидать его. Сначала он хотел связаться с этим человеком по телефону, но пока ему даже не удалось услышать звук его голоса. Сигналы «занято» чередовались с длинными гудками, будто Сандерс выключал телефон в промежутке между разговорами. Он так и не ответил на звонки Майкла.

Когда позже в это утро Бёрден увидел, как красный «Метро» въезжает во двор полицейского участка, его охватило чувство, близкое к панике. Его преследовали, на него охотились. Страх и тревога, растущая внутри его, как это иногда случается, подогревали его воображение. Он представлял себе будущее, в котором Клиффорд Сандерс ходит за ним по пятам, в котором всякий раз, снимая телефонную трубку, он слышит голос Клиффорда на другом конце провода, и – хуже всего – когда он смотрит в зеркало, он видит у себя за плечом лицо Клиффорда. «Ты – закаленный, выносливый офицер полиции, – сказал он себе сурово. – Почему ты позволяешь этому парню выводить себя из равновесия? Почему тебя это пугает? Ты можешь держать его на расстоянии, другие его к тебе не пустят. Успокойся». Каким бы невежественным Майкл ни считал себя в вопросах психиатрии, он, тем не менее, узнал признаки паранойи в письме Сандерса, а теперь увидел их в себе самом. А потом он вспомнил точный момент, когда впервые признал безумие Клиффорда.

Он вспомнил кое-что из того, что рассказывала ему его жена-историк: в конце XVIII века посещение безумцев в Бедламе[11] было популярным развлечением, как сегодня посещение сафари-парка. Как люди могли это делать? Инспектору инстинктивно хотелось оказаться от этих безумцев как можно дальше, сделать вид, будто их вовсе не существует, возвести стены между ними и собой. Но Клиффорд не был сумасшедшим в камере с мягкими стенками и в смирительной рубашке; он всего лишь был нервным, страдающим и одиноким парнем, его умственные процессы как-то скособочились. Бёрден взял телефонную трубку и послал сержанта Мартина выйти во двор и велеть Сандерсу уехать – сказать ему, что посторонним тут нельзя находиться или еще что-нибудь.

Майкл подумал о том, видел ли Клиффорда его шеф, и ощутил внезапную потребность поговорить об этом с Вексфордом, описать свои чувства к этому парню более откровенно, чем он делал это до сих пор. Но уже по дороге вниз инспектор остановился, дойдя только до лифта: он вспомнил, что Вексфорд – по каким-то собственным таинственным причинам – уехал в торговый центр «Баррингдин». Бёрден подумал, что хорошо бы выпить чего-нибудь или даже принять валиум, хотя он ненавидел такие вещи и боялся их. В конце концов, вместо этого он сел за свой письменный стол и обхватил голову руками.

* * *

Сэндвич, по утверждению «Граб’н’Грейнз», был приготовлен в американском стиле: пастрами[12] и мягкий сыр на ржаном хлебе. Если бы Вексфорду не сказали, что это пастрами, которого он никогда раньше не пробовал, он бы поклялся, что ест вареную солонину широко известного типа «Фрей Бентос». Он занимался реконструкцией преступления, по большей части в своей голове, но настоящее место преступления казалось ему подходящим для этого антуражем.

В левой аллее бил фонтан – его туманные струи скрывали эскалаторы, идущие вверх и вниз, и вход в магазин «Британские товары для дома». Но напротив него Вексфорд увидел несколько магазинов одежды, а между ними аптеку «Бутс» и магазин пряжи и товаров для рукоделия под названием «Нитс’н’Китс». Рядом с кафе находился магазин «Десембер» с прилегающей к нему булочной, потом бюро путешествий, а потом «У. Х. Смит». Старший инспектор выпил свой коктейль из тропических фруктов, уплатил за ланч и пошел в «Деметру».

Магазин здоровых продуктов держал свои целебные травы на полках возле самой витрины слева, и Вексфорд быстро нашел капсулы с календулой. Именно их искала Хелен Брук, когда увидела Гвен Робсон в проходе между магазинами, беседующей с очень хорошо одетой девушкой. И здесь ее застали первые родовые схватки, которые помешали ей подойти к миссис Робсон и заговорить с нею. Полицейский наклонился, взял бутылочку с капсулами с полки и бросил ее в свою проволочную корзинку. Потом он выпрямился и посмотрел в окно. Отсюда была видна аптека «Бутс» и находящийся по эту сторону от нее магазин пряжи и рукоделия. «Мандала» – сегодня это были круги из хризантем и соланума с похожими на вишни плодами – не позволяла видеть входы в «Теско». Гвен Робсон делала покупки в аптеке, купила зубную пасту и присыпку из талька, возможно, остановилась посмотреть на цветы «Мандалы», и здесь встретила ту девушку, во время разговора с которой ее видела Хелен Брук. Должно быть, это была Лесли Арбел, у которой, возможно, было свободное время до отправления лондонского поезда, и она зашла сюда специально, чтобы встретиться с тетей. Он представил себе их разговор, удивление миссис Робсон, короткое объяснение Лесли насчет компьютерных курсов, обещание приехать к тете завтра вечером. Или их разговор был более угрожающим?

Они, наверное, стояли по эту сторону от «Мандалы», так как Хелен Брук их увидела. И почему-то Вексфорд знал, что, если той девушкой была Лесли, она не смотрела на цветы, а даже беседуя с тетей, глазела на витрины магазинов слева от нее, где были выставлены одежда и обувь. Он сам посмотрел на них – на то место, которое прежде занимал свитер Доры и где теперь висел экстравагантный красно-черный корсет с оборочками, на следующую витрину, представлявшую собой смесь красных, черных, зеленых и белых туфель и сапог, и на витрину «Нитс’н’Китс». На последней витрине сразу бросался в глаза ткацкий станок с наполовину сотканной работой на нем – ковриком на стену. Делала ли Гвен покупки в этом магазине? Полицейский направился к двери с повешенной на руку корзинкой – его мысли были далеко от лечебных трав и пакетиков с орехами, – но тут его резко вернул к действительности негодующий голос:

– Простите, но вы не заплатили за таблетки!

Вексфорд усмехнулся. Хорошенькое было бы дело, просто чудеса в решете, если б старшего детектива-инспектора задержали за кражу в магазине! Такое же хорошенькое или даже хуже, чем если его дочь сядет в тюрьму. Но он не хочет об этом думать, он не станет об этом думать. Под укоризненным взглядом продавщицы Вексфорд вернул капсулы с календулой на полку, оставив проволочную корзинку на полу.

Эта мысль была в его мозгу, лежала в подсознании уже много дней… даже недель. Три недели, с тех пор как умерла Гвен Робсон. Эта мысль притянула полицейского к витрине. Конечно, он уже смутно видел это, почти заметил, когда вошел в «Деметру». Пары вязальных спиц висели зигзагообразным узором на всей правой половине витрины, мотки пряжи лежали слева, а ткацкий станок с наполовину законченным ковриком стоял между ними. Но не все спицы были парными, строго говоря. Вексфорд вошел в магазин. Лучше не разорять витрину, подумал он, еще рано.

Сюда редко заходили мужчины. У прилавка стояли две женщины, одна из которых листала книгу с узорами. Вексфорд нашел металлическую стойку, из тех, которые обычно называли «деревом», всю увешанную пакетиками со спицами, и снял с крючка тот, который был ему нужен. Лесли Арбел, возможно, зашла сюда до того, как встретилась с тетей. Почему бы и нет? Она знала, что здесь есть этот магазин, и знала, что ей нужно. Дита Яго тоже могла сюда зайти – в поисках спиц на замену, которым она позже нашла другое применение.

Резко дернув, старший инспектор вытащил круговые спицы из пластикового пакета и поднял их вверх – так, как можно держать «волшебную лозу», зажав в каждой руке толстые металлические спицы на концах. При этом длинный проводок провис между ними, и Вексфорд туго натянул его. Провод и спицы были покрыты светло-серой пластиковой субстанцией. А потом полицейскому попался на глаза явный кандидат на жертву его эксперимента – торс из пенопласта, одетый в лиловый кружевной свитер, с элегантно удлиненной шеей, на которой под неестественным углом была закреплена голова. Приближаясь к нему со своей «гарротой» наготове, старший инспектор осознал воцарившуюся в магазине тишину и увидел три пары глаз, уставившихся на него и следящих за его движениями.

Вексфорд поспешно сунул круговые спицы обратно в пакетик. Он нашел оружие.

Глава 17

Клиффорд Сандерс приехал к дому Бёрдена в девять часов вечера. Майкла его визит не удивил – он ждал этого с момента возвращения домой и изобретал разные способы поведения, чтобы избежать конфронтации. Можно было, например, попросить открыть дверь жену или старшего сына, Джона, который пришел поужинать вместе с ними. Подумывал инспектор и о том, не отвезти ли всю семью, включая маленького Марка, куда-нибудь поужинать. В какой-то безумный момент он даже думал о возможности уехать куда-нибудь переночевать, снять номер в гостинице. Но когда все произошло, он просто сам открыл дверь.

В первый раз за несколько дней Майкл встретился с Клиффордом лицом к лицу и заговорил с ним. Молодой человек был одет в дождевик – темно-синий, почти точно такой же, как у полицейского. Лицо его выглядело бледным, но так могло показаться из-за верхнего освещения над крыльцом. За его спиной висел слабый зеленоватый туман. Он протянул руку.

Бёрден не стал пожимать ее – вместо этого он сказал:

– Прости, что тебе пришлось проделать весь этот путь напрасно, но я уже объяснял, что в данный момент у меня больше нет к тебе вопросов.

– Пожалуйста, позвольте мне поговорить с вами. – Нога Клиффорда уже переступила порог, он сделал шаг вперед, но хозяин дома твердо стоял между дверью и архитравом.

– Я настаиваю, ты должен понять, что больше ничем не можешь помочь нам в расследовании. Все кончено, – заявил полицейский. – Спасибо за помощь, но ты больше ничего не можешь сделать.

Всем родителям знакомо это выражение на лице ребенка за секунду до того, как он расплачется: ткани набухают, мышцы расслабляются, губы дрожат… Бёрдену было невыносимо это видеть, но он также не мог уступить.

– Тогда спокойной ночи, – произнес Майкл нелепую фразу. – Спокойной ночи. – И отступив назад, он громко захлопнул дверь.

Удаляясь через прихожую, останавливаясь и прислушиваясь, Бёрден ждал, что Клиффорд позвонит снова. Он обязательно это сделает – или постучит. Но ничего не произошло. Инспектор обливался потом; он чувствовал, как струйка стекает по лбу и по щеке вдоль носа. Марк в это время уже лег в постель, а Дженни и Джон сидели в столовой в задней части дома. Майкл прошел в гостиную, где было темно, прокрался к окну и выглянул. Красный «Метро» стоял у обочины, и Клиффорд сидел на переднем сиденье в своей привычной позе – так он, наверное, проводил несколько часов каждый день. Бёрден все еще стоял у окна и наблюдал, когда зазвонил телефон. Он взял трубку в темноте, по-прежнему глядя в окно.

Звонила Дороти Сандерс. По всей видимости, Майкл, по ее мнению, обязан был узнать ее голос, так как она не назвалась и не спросила, говорит ли она с инспектором Бёрденом.

– Вы намерены арестовать моего сына?

При других обстоятельствах Бёрден ответил бы сдержанно и уклончиво, но сейчас это было выше его сил.

– Нет, миссис Сандерс, не намерен. Об этом речи не идет. – Жалкая, достойная презрения надежда овладела им, что он мог бы привлечь эту женщину на свою сторону и даже заручиться ее помощью. Но он сказал только одно: – Я не хочу его видеть, у меня больше нет к нему вопросов.

– Тогда почему вы его вызываете? Почему не оставите в покое? Его никогда нет дома, я его не вижу. Его место дома, со мной.

– Я с вами совершенно согласен, – ответил инспектор. – Полностью согласен. – Пока он это говорил, Клиффорд вылез из машины и опять пошел по дорожке к дому. Пронзительный звонок в дверь почти болью отозвался в ушах Бёрдена. Полицейский стиснул трубку в мокрой ладони, а звонок раздался снова. – Он будет дома, с вами, через десять минут, – произнес он, стараясь успокоить нервы и чувствуя, как от гнева снова обливается потом.

– Я могу пожаловаться соответствующим властям, вы понимаете. Могу пожаловаться главному констеблю, и пожалуюсь. – Тон Дороти изменился, и она произнесла медленно, с расстановкой, делая паузы между словами. – Он ничего не сделал той женщине. Он ее не знал, и ему нечего вам рассказать.

– Тогда вам лучше его запереть, миссис Сандерс! – не сдержался Бёрден.

Он положил трубку и услышал, как его старший сын идет к двери. Потом до него донеслось тихое бормотание, а потом Джон, который был предупрежден, твердо произнес:

– Спокойной ночи.

Стоя в темноте, Бёрден лихорадочно подбирал судебный запрет, который не позволил бы Клиффорду его преследовать, обдумывал, какого найти судью и как арестовать и посадить Сандерса, когда тот нарушит запрет. Он услышал, как хлопнула дверца «Метро», и прислушивался, затаив дыхание, не заработает ли мотор. Тишина продолжалась долго, как ему показалось, и раздавшийся в конце концов шум включенного двигателя принес радостное облегчение. Майкл не смотрел на отъезд «Метро», но когда он выглянул в окно, машина исчезла, улица опустела, и повсюду стоял густой, неподвижный туман, похожий на мутную воду.

* * *

Возвращая рукопись, старший инспектор спросил о недостающих страницах, но не заметил в реакции автора ни вины, ни уклончивости.

– Как только вы ушли, я вспомнила, – объяснила Дита Яго. – Я вынула две страницы, чтобы проверить кое-что, написанное на них, в публичной библиотеке. – Она смотрела на полицейского спокойно – слишком спокойно? – Помните, я вам говорила, что ходила в библиотеку в тот день, когда убили миссис Робсон? Я проверяла кое-какие данные о человеке по имени Деринг.

Она не спросила, доставило ли ему удовольствие чтение рукописи или какое впечатление произвела на него история. Только и сказала:

– Вы так много прочли!

Когда она вышла из комнаты, чтобы принести недостающие страницы, ее гость быстро осмотрел круговые спицы, на которых держалось большое настенное панно. Спицы на концах провода были гораздо тоньше, чем те, которые он держал в руках в центре «Баррингдин», и не выдержали бы большого давления. Но это ничего не значило. У миссис Яго, конечно, есть и другие круговые спицы, вероятно, всех возможных размеров. Он взглянул на листы бумаги, которые она ему показала, и отметил исправления, сделанные красной шариковой ручкой. Дита никак не прокомментировала его интерес, но когда он, шагая по дорожке, оглянулся, то увидел, что она наблюдает за ним из окна, и выражение ее лица было слегка загадочным.

Ральф Робсон мыл свою машину – популярное занятие для субботнего вечера в Хайлендз. При этом он обходился без палки, опираясь на корпус автомобиля. Вексфорд поздоровался с ним и высказал предположение, что такое занятие, вероятно, не самый разумный вид деятельности для человека в его состоянии.

– А кто вместо меня это сделает? – агрессивно ответил Робсон. – Кто мне поможет? Ох, одно дело, когда нечто подобное случается впервые! Они все к тебе приходят. Могу ли я сделать то, могу сделать это?.. Но скоро все остывают. Даже Лесли. Вы не поверите, но я не видел ее уже целую проклятую неделю! Она даже не позвонила.

«И не позвонит, – подумал старший инспектор. – Вы видели ее в последний раз. Она или получила то, что хотела, или знает, что ничего не найдет».

– Тем не менее есть один светлый момент. – Робсон поморщился, выпрямляясь после того, как прополоскал тряпку в ведре с водой. – Мне сделают операцию на бедре. Доктор переведет меня в другой медицинский округ, как они это называют, через неделю после следующей. В Сандерленд. Мне заменят сустав в Сандерленде.

Когда Вексфорд начал подниматься в гору, мимо него проехал «Сааб». Машина обогнала его и чуть впереди свернула к обочине. Мысли полицейского, как почти всегда в эти дни, вернулись от дела Робсона к Шейле. Она собиралась приехать и остаться на ночь. Уже много лет они не виделись с ней так часто, как в эти последние несколько недель, и мужчина, естественно, размышлял о причинах этого. Потому что дочь поняла его беспокойство о ее безопасности и сочувствовала ему? Или потому, что ей было жаль родителей, которым приходится жить в этом тесном, неудобном домишке? Может, причина и в том и в другом. Шейла вышла из «Сааба» со стороны места для пассажира, и его сердце, как обычно, подпрыгнуло от облегчения.

– Папа, это Нэд.

Мужчина за рулем был молодым, черноволосым и представительным на вид. Вексфорд сразу же понял, что уже где-то видел его. Они обменялись рукопожатием, и старший инспектор сел на заднее сиденье.

– Нэд не останется у нас ночевать, он едет в Брайтон. Просто собирается высадить меня у дома, – сказала актриса.

– Это похоже на заблаговременное предупреждение, на тот случай, если мы начнем проявлять свое хорошо известное отсутствие гостеприимства, – заметил ее отец.

Спутник Шейлы рассмеялся, но его смех был несколько напряженным. Потому что Вексфорд сказал «заблаговременное предупреждение», что имело еще один, совсем особый, смысл?

– О, папа, – возразила девушка, – я не это имела в виду!

– По крайней мере, надеюсь, он останется на чашку чая, – сказала Дора, когда они добрались до дома.

– Конечно, останусь. С удовольствием, – улыбнулся Нэд.

Раньше Вексфорд и его жена думали как о чем-то само собой разумеющемся, что после замужества обеих дочерей такие ситуации закончились. Больше девочки не будут приглашать домой ухажеров, один вид которых вызывает испуг или покорность судьбе либо рождает надежду. Сильвия действительно вышла замуж так рано, что до Нила у нее была всего пара случайных приятелей. Но мужчины Шейлы приезжали к ним домой постоянно меняющимся потоком, пока наконец ее избранник, Эндрю Торвертон, решительно не положил конец этому параду. По крайней мере, так казалось обоим наивным родителям, которые, в силу их возраста, считали брак – по крайней мере, в их собственной семье – синонимом постоянства. Неужели этот Нэд – ее будущий второй муж? Шейла, казалось, вела себя с ним довольно бесцеремонно.

Он уехал в Брайтон раньше, чем Вексфорд узнал его фамилию. Дочь сказала ему, что она может вернуться поездом и ему не нужно о ней беспокоиться – таким было ее легкомысленное прощальное замечание, когда они с отцом стояли в садике перед домом, размером с цветочную клумбу, и смотрели ему вслед.

– Красивая машина, – тактично произнес старший инспектор.

– Да, наверное. Всегда приходится о них думать, – кивнула Шейла. – Я хочу сказать, что в тот уик-энд, когда вы еще жили в старом доме и я приехала, тоже надо было позаботиться о машине для него. Я предложила одолжить ему мою, между прочим, но, учитывая то, что случилось, даже лучше, что он предпочел взять машину напрокат.

Они вернулись в дом. Стемнело рано, и туман снова возвращался. Вексфорд закрыл входную дверь, оставив снаружи холод и сырость.

– Я его уже где-то видел – его или его фото, – заметил он.

– Конечно, видел, папа. Его фотографии были во всех газетах, когда он выступал прокурором в суде над теми арабскими террористами.

– Ты хочешь сказать, что это Эдмунд Хоуп? Твой «Нэд» – это Эдмунд Хоуп, государственный обвинитель?

– Конечно. Я думала, ты знаешь…

– Не представляю себе, почему ты подумала, что мы знаем, – сказала Дора, – принимая во внимание, что ты его нам не представила. Слова «это Нэд» сообщают немного информации.

Шейла пожала плечами. Ее волосы были стянуты сзади в лошадиный хвост красной лентой.

– Он не «мой Нэд». Мы больше не вместе, мы просто друзья, как говорится. Мы, собственно говоря, прожили вместе целых четыре дня. – В ее смехе чувствовался намек на горечь. – Эти храбрые заявления хорошо звучат: «Я не согласен с вашими словами, но готов умереть за ваше право их произнести». Такие слова немногого стоят, когда наступает критический момент. Он такой же, как все остальные – ну, кроме папы, – которые не захотят знаться со мной, если я сяду в тюрьму.

– Это несправедливо, Шейла. Это очень несправедливо и зло. Я никогда не откажусь знаться с тобой, – нахмурилась Дора.

– Прости, мама, значит, и кроме тебя. Но Нэд даже не хотел, чтобы другие знали, что он со мной знаком. И я на это пошла – можете себе представить? – Шейла подошла к Вексфорду, который молчал и смотрел в одну точку. – Папа?.. – Ее ладони лежали у него на плечах, и девушка подняла к нему лицо. Она всегда была несдержанной, импульсивной, трогательной. – В этом ужасном доме водятся привидения? Ты увидел призрака?

– Ты действительно предложила Эдмунду Хоупу взять твою машину на уик-энд во время процесса над террористами, где он был обвинителем?

– Не сердись, папочка. Почему бы и нет? – Шейла скорчила отцу рожицу: вытянула губы трубочкой и сморщила нос.

– Я не сержусь. Расскажи мне все обстоятельства этого дела. Скажи мне точно, когда и как ты предложила ему взять твой «Порше».

Крайнее удивление заставило гостью отступить на шаг и по-актерски широко развести руками.

– Господи, я рада, что не вхожу в число твоих преступников! Ну, он остался у меня на ночь, а когда попытался завести свою машину утром, она не заводилась, и поэтому я отвезла его в суд – это был суд Олд-Бейли. И перед тем, как высадить его, сказала, что он может взять мою машину, если захочет.

– Кто-нибудь мог слышать, как ты это сказала?

– О, да, наверное… Он стоял на тротуаре, и я крикнула это ему вслед – эта мысль пришла мне в голову в последнюю минуту. Я сказала что-то вроде: «Ты можешь взять эту машину на уик-энд, если хочешь», потому что знала, что он должен поехать в гости к друзьям в Уэльс, а он крикнул в ответ: «Спасибо», и что он ловит меня на слове. Только после я вспомнила, что обещала приехать к вам, и была очень рада, когда он вечером позвонил и сказал, что его машина будет готова утром. – До Шейлы вдруг дошел смысл ее слов, и краска сбежала с ее лица. Белки ярко выступили вокруг голубой радужки глаз. – Ох, папа, почему мне не пришло это в голову?.. О боже, как ужасно!

– Бомба была предназначена для него, – сказал Вексфорд.

– А вторая бомба тоже? Это было во время нашего… э-э, четырехдневного медового месяца.

– Думаю, лучше нам рассказать это кое-кому, как ты считаешь?

Старший инспектор взялся за телефон, охваченный неожиданной, абсурдной радостью.

* * *

Ночь прошла без тревог и сновидений. Бёрден долго лежал без сна, думая о Чарльзе Сандерсе номер один – из Манчестера, который в конце концов ответил на его звонок и оказался семидесятисемилетним стариком, – и о Чарльзе Сандерсе номер два, из Портсмута, у которого были дети – ровесники Клиффорда, молодая жена и австралийский акцент. Но эти мысли не вызывали тревоги, и вскоре Майкл погрузился в тяжелый сон без пробуждений. Густой туман, окутавший город и окрестности, принес тишину особого рода: казалось, дело не в том, что нет никаких звуков, а скорее, в том, что ты оглох. Дженни уже встала, и Марк тоже встал в воскресенье утром раньше, чем инспектор проснулся и увидел, что шторы в спальне раздвинуты и пушистая белизна льнет к оконным стеклам. Его разбудил телефонный звонок и, несмотря на спокойную ночь, его первой мыслью было, что это звонит Клиффорд.

Дженни, должно быть, взяла трубку другого аппарата, так как звон прекратился. Бёрден снял трубку телефона на тумбочке у кровати и, к своему огромному облегчению, услышал голос Вексфорда. Начальник хотел сообщить ему, что нашелся ответ на головоломку с бомбой, и о том, что он хотел зайти попозже с другим решением еще одной загадки: какое оружие использовал убийца Гвен Робсон. Майкл ничего не сказал о Клиффорде и о звонке его матери. Это могло и подождать до тех пор, пока они с Вексфордом встретятся, – или, может быть, об этом и вовсе не нужно было рассказывать.

Утро прошло; больше не было никаких звонков и никаких гостей. Обычно Табард-роуд отличалась оживленным движением, так как это была транзитная магистраль, но сегодня на ней было тихо: туман заставил людей остаться дома. Удержал ли он дома и Сандерса или его отсутствие имело другую причину? Бёрден гадал, насколько сильны власть и влияние матери на Клиффорда, которые позволяют ей стать его тюремщицей, ведь физических сил у нее явно меньше, чем у него.

Туман не рассеивался, как в предыдущие дни, а, казалось, становился все плотнее с приближением вечера. Свояченица Майкла Грейс с мужем пришли на ланч, и брат Дженни тоже. Инспектор подумал, как было бы неловко, если бы приехал красный «Метро» и Клиффорд опять появился бы у входной двери, но ничего подобного не произошло. Гости ушли около четырех часов, когда туман потемнел и сквозь него начали слабо светить желтые огни фонарей. Все гости жили недалеко, и все пришли пешком. Глядя им вслед из окна, хозяин дома увидел, как Эмиас встретился с Вексфордом у самых ворот. Дальше почти никого нельзя было разглядеть – и так уже фигуры двух мужчин казались окутанными слабо колышущимися слоями марли.

– Я почувствовал огромное облегчение, – сказал Вексфорд, снимая пальто в прихожей Майкла. – И все же, если вдуматься, что я хочу этим сказать? Не имею ли я в виду, будто рад, что опасность угрожает не моему ребенку, а другому человеку? Фактически если б не милость Божья… но это просто другой способ сказать: «Я в порядке, Джек».

– С Эдмундом Хоупом тоже все будет в порядке. Вероятно, они к этому времени уже нашли другую цель, – предположил инспектор. – В конце концов, прошло уже больше трех недель.

– Да, и больше трех недель со дня смерти Гвен Робсон. Как тебе вот это в качестве гарроты, Майкл? – Вексфорд достал из кармана круговые спицы, купленные в центре «Баррингдин». На каждом конце имелись заостренные спицы диаметром в четверть дюйма, образующие крепкие, прочные рукоятки, за которые можно было держаться. – Ты у нас эксперт по пластику, – сказал он. – Это подходящий материал?

– Цвет подходящий. Я бы сказал – очевидно, что там использовали нечто подобное. Но обязательно ли это значит, что их использовала женщина? – засомневался Майкл.

Они прошли в гостиную, где горел камин: огонь освещал комнату колеблющимся желтым светом. Бёрден поднял каминную решетку на тот случай, если войдет Марк.

– Это было предумышленное убийство, – сказал Вексфорд, – но только в том смысле, по-моему, что преступник замыслил его какое-то время назад и лишь ждал подходящей возможности. Однако я не думаю, что он или она приехал на ту автостоянку с орудием убийства наготове. Более вероятно, что оно куплено в том магазине, где я приобрел эти спицы, а это означает, что их мог купить тот, кто сам ими пользуется, или кто-то другой по его поручению. Другими словами, они стояли в списке покупок, поэтому покупателем мог быть и мужчина, и женщина.

– И этот человек, – подхватил Майкл, – пришел на парковку, возможно, глядя на них? Я хочу сказать – возможно, они выпали из упаковки и покупатель сворачивал их, чтобы положить на место?

– Или покупатель, который сам не пользовался спицами, а может, никогда их раньше и не видел, был поражен такой странной вещью. Это ведь странная на вид вещь, Майкл. Покупатель, может быть, просто стоял там, разворачивал спицы и разглядывал их, когда пришла миссис Робсон.

К дому подъехала машина. Судя по звуку, она двигалась медленно, как и положено в густом тумане. Бёрден вскочил слишком поспешно и подошел к окну: это был не Клиффорд, а сосед инспектора, и он увидел, как тот выходит из машины и открывает ворота, чтобы проехать к гаражу.

– Слишком рано задергивать шторы, да? – Хозяин дома оглянулся на шефа.

– Я не знал, что для этого предназначено определенное время, – ответил тот, задумчиво глядя на него.

– Жаль терять последние минуты дневного света.

Непроницаемые серые сумерки снаружи делали это замечание абсурдным. Сейчас из окна не удавалось разглядеть ни противоположную сторону улицы, ни даже что-нибудь дальше тротуара и обочины на этой стороне. Бёрден задернул шторы на окне и включил настольную лампу, когда зазвонил телефон. Он нервно вздрогнул и понял, что Вексфорд это заметил.

– Алло? – сказал инспектор, взяв трубку.

Голоса его тещи и жены смешались, так как Дженни в этот момент тоже сняла трубку в спальне. Майкл не сумел подавить легкий вздох облегчения, и Вексфорд быстро задал вопрос, подсказанный интуицией:

– Это Клиффорд Сандерс тебя преследует?

Бёрден кивнул.

– Но я думаю, что он уже прекратил; он не звонил и не приезжал сюда целый день, – добавил он.

– Приезжал?

– О, да! Он был здесь вчера вечером, дважды подходил к двери, но я думаю, что теперь все закончилось. Во всяком случае, – солгал инспектор, – это неважно, это не проблема. Твоя миссис Яго – ты рассматриваешь ее как…

Вместо прямого ответа Вексфорд сказал:

– Дита Яго с большой вероятностью могла стать одной из тех, кого шантажировала Гвен Робсон. И у нее было средство для убийства. Из всех подозреваемых в этом деле, она – наиболее вероятный покупатель круговых спиц в торговом центре в тот день. С другой стороны, она говорит, что сидела в публичной библиотеке, в центральном отделении на Хай-стрит вместе с внучками. Мне немного претит просить этих двух малышек подтвердить или опровергнуть алиби бабушки, которую они явно любят. Если этого можно избежать, я не стану этого делать, но… В любом случае, те бумаги, которые искала Лесли Арбел – и для этого перерыла весь дом или устроила генеральную уборку в доме дядюшки, – не были страницами из рукописи Диты Яго; это были фотокопии писем.

– Ты имеешь в виду, писем, которые Гвен Робсон украла или взяла на время из домов своих клиентов? – спросил Бёрден. – Обличающие письма, которые она потом скопировала?

– Не совсем так – это племянница доставала для нее такие письма. Именно Лесли Арбел делала копии, чтобы показать их тете. Не потому, что считала, будто их можно использовать в преступных целях – конечно, нет, – а чтобы позабавить ее, я думаю, развлечь человека, любящего сплетни и получающего удовольствие от описания сексуальных извращений, как делают некоторые из наших воскресных газет, смакующих то, что они якобы порицают.

– Ты говоришь о письмах к «доброй тетушке»?

– Разумеется. Лесли легко было получить доступ к ним и к копировальному аппарату в офисе, где она работает. Некоторые письма печатали в журнале «Ким». Господи, Майкл, какое количество этих номеров я пролистал за прошлую неделю! – но большинство не публиковали, а некоторые, даже в наше время излишней вольности, сочли непригодными для публикации. И хотя в отделе добрых советов существует неписаный закон, что сотрудники обязаны хранить чужие секреты – лицемерное добавление к Закону о государственной тайне, – то, что делала Арбел, наверное, казалось ей вполне безобидным. Ничто из этого не должно было выйти за пределы стен дома на Гастингс-роуд… В чем дело, Майкл? Что случилось?

Бёрден уже вскочил с места и стоял с поднятой головой.

– Ты слышал автомобиль? – спросил он старшего инспектора.

– Я слышу автомобили каждую минуту своей жизни, когда не сплю, – сухо ответил Вексфорд. – Как избежать этого в нашем мире?

Дверь открылась, и вошел Марк, а за ним – его мать. Но хозяин дома продолжал стоять, застыв на месте, и только рассеянно протянул руку ребенку. Марк не стеснялся: он подошел к Вексфорду, потребовал карандаш, который тот держал в руке, потом блокнот, куда тот вносил заметки, и наконец вскарабкался к гостю на колени. Бёрден подошел к окну и двумя руками раздвинул шторы. У него побелели костяшки пальцев, а плечи чуть сгорбились.

– О, неужели опять он?! – воскликнула Дженни. – Неужели он вернулся?

– Боюсь, что так. – Ее муж повернулся лицом к комнате и посмотрел на начальника. – Я слишком сильно среагирую, если скажу, что всерьез думаю о том, чтобы подать заявление о судебном запрете?

Не отвечая прямо на его вопрос, Вексфорд сказал:

– Пропусти меня. – Он поставил малыша на пол, пожертвовав ему блокнот и карандаш. – Только не рисуй на ковре, Марк, а то мне влетит от твоей мамы.

Когда он вышел в прихожую, опять раздался звонок. Старший инспектор подождал следующего звонка. Бёрден подошел к нему и встал у него за спиной. Крышка почтового ящика захлопала, ее теребили чьи-то пальцы, а потом другая рука заколотила дверным молотком. Под открытой крышкой почтового ящика появились пальцы, и их вид, а кроме того, смазанные отпечатки, которые они оставляли на светлой краске, заставили хозяина дома с громким шипением втянуть воздух. Вексфорд пересек прихожую и открыл дверь.

Клиффорд сделал шаг назад, увидев его. Он посмотрел мимо массивной фигуры старшего инспектора, и когда увидел Бёрдена, улыбнулся. Вексфорд рассматривал его и потрясенно молчал, так как Клиффорд был весь в крови. Его серая рубашка и вязаный пуловер, куртка на молнии и серые фланелевые брюки, полосатый галстук и серые носки, и даже туфли на шнуровке – все было залито кровью, местами запекшейся, а местами еще влажной и блестящей. А Клиффорд с улыбкой шагнул через порог в прихожую, и никто его не остановил, пока маленький мальчик не вышел из гостиной, и Майкл, подхватив его на руки, закричал:

– Не дайте ему это увидеть! Ради бога, не дайте ему увидеть!

Глава 18

Кресло водителя в машине матери, которое всегда служило Клиффорду странным убежищем, святилищем и местом его невообразимых размышлений, покрылось пятнами крови с одежды. Легко напрашивалась аналогия с маткой, но Вексфорд прогнал ее от себя. Несмотря на то что было темно и стоял туман, он приказал накрыть сиденье и руль, который тоже был весь в засохшей крови, перед тем как машину увезли на буксире. Теперь они сидели в первом из полицейских автомобилей сопровождения – Клиффорд между Вексфордом и Бёрденом – и ползли сквозь туман. Фары машины Дональдсона посылали вперед две зеленых полосы радужного света, которые через несколько футов тонули в серой вате тумана. Едущий за ними водитель держался поближе к тормозным огням машины Дональдсона, третий шофер следовал за вторым, и все они двигались со скоростью примерно пятнадцати миль в час.

Теперь Клиффорд получил Майкла в свое полное распоряжение – тот стал его пленником-психотерапевтом, – и выражение на его лице было одновременно безмятежным и безумным. За чудовищную цену он получил то, чего хотел. Он говорил. Говорил без умолку, иногда поднимая свои окровавленные руки, которые измазали кровавыми пятнами дверь Бёрдена. Его обкусанные ногти почернели от крови, и он вертел их и рассматривал с удивлением и удовольствием. Он уже рассказал Майклу, что сделал и – насколько позволяло понять его сознание – почему поступил так. Но он повторял одно и то же, будто наслаждался звуками своего собственного монотонного, а теперь размеренного и почти самодовольного голоса:

– Она отправила меня на чердак, Майкл. Она думала, что может запереть меня, как делала, когда я был маленьким. Я должен был подняться туда и принести ей лампу. Та, что в столовой, сломалась, провод порвался, и она велела принести ей одну из ламп, которые принадлежали деду и бабке. Но я хитрый, Майкл, я вообще умнее ее, у меня мозг лучше. Я знал, что она бы скорее сидела в темноте, чем воспользовалась чем-то из вещей сверху. Она бы не стала пользоваться лампой, которая светила матери отца.

Бёрден отвечал Сандерсу взглядом, который на первый взгляд ничего не выражал, если не знать инспектора так хорошо, как знал его Вексфорд, – он понимал, что Майкл старается справиться с отчаянием.

– Дело в том, что она хотела помешать нашим с вами встречам, – продолжал молодой человек. – Когда она сказала мне, что звонила вам насчет наших встреч, когда она мне это сказала, я пришел в ярость. Но не выдал своих чувств, я сдержался, я даже ничего не ответил. Я пошел наверх, как послушный маленький мальчик. Конечно, тогда я не знал наверняка, что она замышляет, и спросил себя: почему она идет за мной, если попросила меня что-то ей принести? Если она тоже собирается подняться наверх, то почему не может принести лампу сама?

Выдавливая из себя слова, голосом, непохожим на его собственный, Бёрден спросил:

– И что… что ты сделал, Клиффорд?

Он ведь предостерегал его. Этот странный ритуал произошел в прихожей собственного дома Бёрдена: Клиффорд с удовольствием показывал на отдельные пятна крови на куртке, рубахе и брюках и начал свои признания голосом невинного ребенка, а Майкл тем же сдавленным голосом произнес положенные слова: «Вы не обязаны говорить ничего в ответ на обвинение, но все, что вы скажете…»

Теперь Клиффорд продолжал тем же веселым, доверительным тоном:

– Это была не та комната на чердаке, дверь которой пришлось выломать мистеру Кэрролу. Мы так и не починили ее. Там находятся фотографии. Это та комната, где стоит мебель из спальни. – Он приблизил свое лицо к лицу Бёрдена и произнес интимным тоном, как человек, который знает все тайны души: – Вы знаете, что я имею в виду.

Дональдсон резко затормозил, так как они внезапно оказались перед фарами огромного грузовика. Этот грузовик вез оборудование для земляных работ, краны и экскаваторы, которые маячили подобно динозаврам в волнах тумана. Полицейский конвой протиснулся мимо грузовика – к тому времени они уже миновали Сандиз и ехали по узкой дороге, которая вела только к дому Сандерсов и коттеджу фермера. Туман заполнил канал между двумя высокими живыми изгородями и висел над головой, как темное, упавшее облако. Они уже находились недалеко от входа. Дональдсон полз вперед – один или два раза он останавливал автомобиль, словно пес, принюхивающийся и по запаху находящий дорогу к знакомым местам. Казалось, что здесь, в самом невероятном месте, в низине речной долины, туман немного приподнялся, так как стала видна высокая стена живой изгороди и дерево, похожее на огромную фигуру с поднятыми руками.

Клиффорд ни разу не взглянул в окно. Казалось, ему нужно было смотреть только на лицо Бёрдена. Он произнес так, будто вел непринужденную беседу:

– Там лежали все эти матрасы, одеяла и прочие вещи. Думаю, вы помните, я вам тогда показывал. И лампа тоже была там, как она и сказала. Она умная, она знает, что подробности должны быть правильные. Но кое-что она забыла. У лампы была старая вилка, старомодная, без заземления, старая вилка на десять ампер без заземления. Это было так абсурдно, что я едва не рассмеялся вслух, только тогда мне не хотелось смеяться, Майкл…

Просвет в живой изгороди был найден, и Дональдсон осторожно свернул в него. Под шинами захрустел гравий. Перед ними возвышалась стена из листьев, большой прямоугольник из темных свисающих растений. Сандерс наконец повернул голову и безразличным взглядом окинул свой дом.

– Она подошла ко мне сзади, – стал рассказывать он дальше. – Двигалась она очень тихо, но я уже был готов. Странно, правда, Майкл? Она – загадка, она прячется под маской и медленно скользит, как все таинственные люди. Но я ее знаю, и я понял, что она собирается сделать, это было так очевидно. Ее рука потянулась к ручке двери, чтобы вытащить ключ, а я стоял там с той старой лампой в руках…

– Пойдем, Клиффорд, – сказал Бёрден, – мы приехали.

В воздухе чувствовалась сырость, и пока Вексфорд шел к входной двери, Майклу казалось, будто холодная, мокрая рука гладит его по лицу. Доктор Крокер вылез из второй машины вместе с Прентиссом из команды осмотра места преступления, и с ними был новый фотограф, которого Бёрден не узнал. Клиффорд не отходил от него ни на шаг, держался вплотную, почти прикасаясь к нему. «Если б он действительно дотронулся до меня, – подумал инспектор, – я мог бы закричать от ужаса, хотя изо всех сил постарался бы этого не сделать». Ему и так уже достаточно неприятно было знать, что после этой кошмарной ночной поездки некоторое количество крови прилипло к его одежде. Он понимал, что ему придется сжечь все, с чем она соприкасалась.

Вексфорд попросил у Сандерса ключ от входной двери, и тот в ответ вывернул все свои карманы – у куртки и у брюк. Все они оказались пустыми – он оставил ключи зажигания в «Метро». Что же касается других ключей…

– Должно быть, я их где-то выронил. Я их потерял, – сказал молодой человек. – Они, наверное, где-то здесь, в саду.

В мокрой траве, среди почерневших сорняков, покрытых каплями воды, или на дороге, в сточной канаве у дома Бёрдена… Вексфорд быстро принял решение.

– Мы взломаем дверь. Не эту, она слишком прочная. Дверь черного хода.

Медленная, мрачная процессия обошла дом сбоку и вышла на задний двор, где едва можно было разглядеть заднюю стену и сарай при свете фонариков Арчболда и Дэвидсона, но за ними больше ничего видно не было. Луч света заиграл на двери черного хода, которая выглядела довольно прочной, но была не такой массивной, как усыпанная заклепками дубовая дверь, ключ от которой потерял Клиффорд. Дэвидсон был самым крупным из всех после Вексфорда, а также самым молодым, но именно Бёрден протиснулся вперед и навалился плечом на дверь. Ему необходимо было выплеснуть энергию, предпринять какие-то насильственные действия.

Два сильных толчка с разбегу – и дверь рухнула. Раздавшийся грохот вызвал смех Клиффорда: он весело смеялся, когда полицейские перешагивали через сломанные доски и разбитое стекло. Олсон сказал бы, подумал Вексфорд, что они взломали и распахнули вход в нечто большее, чем цитадель из кирпичей и извести. Поток света, заливший этот дом, принес некое облегчение, хотя действительно яркое освещение было невозможно для миссис Сандерс: она скупо расходовала электричество. Казалось, внутрь проникло немного тумана, и Майкл вспомнил, как эта женщина когда-то предупреждала его, что туман ждет, словно призрак, на пороге, чтобы проскользнуть в дом. Влажный холод проникал сквозь одежду и колол льдинками кожу.

– Прекрати этот смех, – грубо велел инспектор Сандерсу.

Его голос стер с лица Клиффорда всякое веселье – оно моментально стало мрачным и угрюмым.

– Простите, Майкл… – пробормотал парень.

Они поднялись наверх: Вексфорд шел первым. Из-за какой-то странной причуды, скупости или безразличия невозможно было зажечь свет на верхнем этаже снизу, поэтому человек вступал из освещенного пространства в зияющую темноту раньше, чем его рука доставала до выключателя. Сравнительно элегантная лестница сменилась крутым чердачным лестничным пролетом. Старший инспектор ничего не видел наверху, кроме непроницаемой черноты. Он протянул руку за фонариком Арчболда, и тонкий луч света высветил полуоткрытую дверь на верху лестницы.

Выключатель находился даже не на стене над лестницей, а в верхнем коридоре. Вексфорд намеренно отводил взгляд от открытой двери и комнаты, пока не зажглись лампы. Затем он вошел в комнату вместе с Бёрденом и Клиффордом, следующим за ним по пятам, а после них туда зашли все остальные. Вексфорд зажег свет на чердаке, а потом посмотрел вокруг.

Дороти Сандерс лежала наполовину на спине, наполовину на боку на одном из матрасов. Маленькая, худенькая женщина, состоящая, если применить метафору и воображение, из одной проволоки, но в ней оказалось так же много крови, как и в любом другом человеке, и большая ее часть, по-видимому, вылилась из ее хрупкого тела. Лицо и голова превратились в месиво из крови и тканей, мозгового вещества и даже осколков костей. Волосы затерялись, утонули в этом месиве. Додо лежала в своей собственной крови, темной, как вино, и застывшей, как клей, на матрасе, окрасившемся в красно-черный цвет.

Рядом с ее телом, не отброшенная, а аккуратно поставленная на маленький прикроватный столик с круглой крышкой, стояла лампа в стиле ар-нуво, в виде лилии, растущей из тяжелого металлического основания. Ее абажур был сделан из потрепанного и порванного теперь плиссированного шелка. Эта лампа была просто идеалом для криминалиста, начиная от сгустков крови и окровавленных волос, прилипших к ее основанию, до пятен, превративших погнувшийся шелковый абажур из зеленого почти полностью в темно-коричневый.

Из всех присутствующих только Клиффорд не привык к подобным зрелищам, но он единственный из них улыбался.

* * *

Было очень поздно. Они все сделали – то, что сержант Мартин упорно называл «формальностями». Но Вексфорд даже не помышлял о том, чтобы разъехаться по домам, а Бёрден и подавно. Выражение лица Майкла было как у человека, только что видевшего ужасы, которые невозможно забыть. Они отпечатались там, эти ужасы, и проявлялись в неподвижном взгляде и туго натянутой коже, под которой обрисовался череп – символ увиденного, бросающий тень на будущее.

Бёрден не мог отдыхать. Он остался в кабинете своего шефа и сперва какое-то время просто стоял, отведя взгля от Вексфорда, а потом нагнул голову и прижал пальцы к вискам.

– Ты бы сел, Майкл, – предложил ему старший инспектор.

– Через минуту ты скажешь, что это не моя вина, – отозвался тот.

– Я не психиатр и не философ. Откуда мне знать?

Инспектор зашевелился. Он заложил руки за спину, подошел к стулу и остановился перед ним.

– Если б я оставил его в покое… – начал он, но не договорил.

– Строго говоря, это он не хотел оставить тебя в покое. Ты должен был его допросить, прежде всего. Никто не говорит, что ты мог предвидеть, чем это обернется.

– Ну, если б я не… отказал ему тогда, когда он хотел поговорить со мной… В этом и заключается ирония, правда? Сначала он не хотел говорить со мной, а потом я не хотел говорить с ним. Рег, я мог это предотвратить, позволив ему прийти и поговорить со мной?

– Я хочу, чтобы ты сел. Не знаю, чего хочешь ты, Майкл. Хочешь услышать жестокую правду или что-то такое, что тебя утешит?

– Конечно, правду.

– Тогда, вероятно, правда в том – я понимаю, ее трудно принять, – что когда ты, по твоим собственным словам, отказал Клиффорду, он решил, что должен сделать что-нибудь, чтобы привлечь к себе твое внимание. А лучший способ привлечь внимание полицейского – это стать убийцей. Клиффорд, в конце концов, не в здравом уме, у него реакции не такие, как у здравомыслящего человека, – вот и напал на мать для того, чтобы помешать ей запереть его в той комнате, хотя мог бы добиться этого, не убивая ее. Он мог одолеть ее и сам запереть ее там. Но он убил ее, чтобы привлечь твое внимание.

– Я понимаю, я это вижу. Я осознал это, когда мы находились там… в той комнате. Но он уже был убийцей. Почему он не мог признаться в убийстве миссис Робсон? Это уж точно привлекло бы мое внимание. Ты думаешь… – Бёрден втянул воздух и со вздохом выдохнул его. Теперь он сидел, наклонившись вперед и держась за край письменного стола Вексфорда обеими руками. – Ты думаешь, именно об этом он хотел поговорить, когда все пытался встретиться со мной? Думаешь, он хотел признаться?

– Нет, – коротко ответил старший инспектор. – Нет, я так не думаю.

Теперь ему не терпелось закончить этот разговор. Тот вопрос, который, он был уверен, задаст Майкл, было бы гораздо лучше отложить на утро. Инспектор и так уже был в плохом состоянии, и нечего было еще больше раздувать его чувство вины. Иначе это будет уже крайняя ее степень. Конечно, завтра ему придется узнать – завтра, рано утром… до заседания специального суда.

– Майкл, не хочешь выпить? – спросил Вексфорд. – У меня в шкафу есть немного виски. Не смотри так, я не напиваюсь тайком – или даже открыто, если уж на то пошло. Один из наших… клиентов преподнес мне бутылку в качестве взятки, и так как я подумал, что она тут пригодится, я взял ее и заплатил ему столько, сколько она тогда стоила в «Теско». Шесть фунтов сорок восемь пенсов, по-моему. – Он говорил, не останавливаясь, только ради того, чтобы не молчать. – Но я пить не буду. Дай мне прослушать пленки Клиффорда, пожалуйста, а потом я отвезу тебя домой. Дам тебе выпить чего-нибудь крепкого, а потом доставлю тебя домой.

– Я ничего не хочу пить, – покачал головой инспектор. – Утром буду чувствовать себя ужасно. Если б я мог оправдать то, что сделал, я бы почувствовал себя лучше. Если б я мог сказать себе, что единственным способом прищучить этого человека было ждать, пока он совершит еще одно убийство, – предоставить ему для этого возможность, так сказать… Ты говоришь, что, по-твоему, он не хотел признаться?

– Я не думаю, что он хотел признаться, Майкл. Поехали домой.

– Который час?

– Почти два.

Они закрыли дверь кабинета и пошли по коридору под бледным, немигающим светом ламп, стирающим все цвета. Клиффорд находился внизу, в задней части участка, в одной из камер. Камеры полицейского участка Кингсмаркхэма были более комфортабельными, чем в большинстве тюрем, с половичком на полу, двумя одеялами на койке и голубой наволочкой на подушке, а также с загородкой, за которой находились унитаз и раковина. Бёрден бросил взгляд назад, в том направлении, когда они вышли из лифта. Сержант Брей нес дежурство за письменным столом, рядом с ним полицейский Савитт что-то искал в папке… Вексфорд пожелал им спокойной ночи, а Майкл ничего не сказал.

На дереве в первый раз горели рождественские лампочки.

Когда они вернулись с Ясеневой фермы и привезли с собой Клиффорда, Бёрден посмотрел на эти лампочки, как на нечто нереальное в тумане, как на некую насмешку. Они или были подсоединены к таймеру, который не сработал, или кто-то забыл их выключить. Красные, синие и белые огоньки загорались на пятнадцать секунд, потом их сменяли желтые, зеленые и розовые, потом они все вместе интенсивно мигали, а потом опять зажигались только красные, синие и белые. К этому времени туман почти рассеялся, и лампочки сверкали в легкой, прозрачной дымке.

– Пустая трата денег налогоплательщиков, – прорычал Бёрден.

– У меня нет своей машины, – сказал Вексфорд. – Кажется, это все было так давно, что я забыл. Наверное, я собирался отвезти тебя на твоей машине.

– Я сам тебя отвезу, – решил Майкл.

Город спал, город казался опустевшим в ту тихую ночь – как будто его обитатели сбежали, оставив кое-где горящим свет.

Когда они поднимались на холмы и сворачивали на Истборн-роуд, Бёрден сказал:

– Я по-прежнему не понимаю, как он это сделал – я имею в виду убийство Гвен Робсон. Должно быть, он приехал на автостоянку до без четверти шесть, встретил ее, когда она пришла за своей машиной, и убил. Он вылезал из автомобиля матери, а она подходила к своему автомобилю. Так это должно было быть – не продуманный заранее, спонтанный поступок под влиянием момента. Несомненно, он нам теперь расскажет.

Вексфорд начал говорить что-то об абсурдности, о нелепости того, что молодой человек вышел из машины и случайно держал в руках круговые вязальные спицы. Они проехали мимо дома Робсона – темного, с задернутыми шторами – и дома Диты Яго, где горел свет, красное сияние за задернутыми красными шторами. Из дома Уиттонов выбежал кот, который бросился через дорогу. Бёрден ударил по тормозам, а кот выскочил, невредимый, почти из-под колес и взобрался на стену, а потом на дерево.

Страницы: «« ... 4567891011 »»

Читать бесплатно другие книги:

35 лет назад на смену советской пропаганде, воспевавшей «чистые руки» и «горячие сердца» чекистов, п...
В этой книге читатель продолжит путешествие по ментально-духовному Огненному Миру, наполненному «суб...
Практические указания махатм, советы и знаки Великих Учителей, изложенные Еленой Рерих на основе ее ...
Практические указания махатм, советы и знаки Великих Учителей, изложенные Еленой Рерих на основе ее ...
Фантастический детектив Рона Гуларта о гражданской войне на одной из загрязнённых человеческой деяте...