Полное собрание сказок и легенд в одном томе Гримм Якоб и Вильгельм
«Гензель, что ты все останавливаешься и оглядываешься, — сказал ему отец, — ступай своей дорогой». — «Я оглядываюсь на своего голубка, который сидит на крыше и прощается со мною», — отвечал Гензель. «Дурень! — сказала ему мачеха. — Это вовсе не голубок твой: это труба белеет на солнце».
Но Гензель все же мало-помалу успел разбросать все крошки по дороге.
Мачеха еще дальше завела детей в лес, туда, где они отродясь не бывали.
Опять был разведен большой костер, и мачеха сказала им: «Посидите-ка здесь, и коли умаетесь, то можете и поспать немного: мы пойдем в лес дрова рубить, а вечером, как кончим работу, зайдем за вами и возьмем вас с собою».
Когда наступил час обеда, Гретель поделилась своим куском хлеба с Гензелем, который свою порцию раскрошил по дороге.
Потом они уснули, и уж завечерело, а между тем никто не приходил за бедными детками.
Проснулись они уже тогда, когда наступила темная ночь, и Гензель, утешая свою сестричку, говорил: «Погоди, Гретель, вот взойдет месяц, тогда мы все хлебные крошечки увидим, которые я разбросал, по ним и отыщем дорогу домой».
Но вот и месяц взошел, и собрались они в путь-дорогу, а не могли отыскать ни одной крошки, потому что тысячи птиц, порхающих в лесу и в поле, давно уже те крошки поклевали.
Гензель сказал сестре: «Как-нибудь найдем дорогу», — но дороги не нашли.
Так шли они всю ночь и еще один день с утра до вечера и все же не могли выйти из леса и были страшно голодны, потому что должны были питаться одними ягодами, которые кое-где находили по дороге. И так как они притомились и от истомы уже еле на ногах держались, то легли они опять под деревом и заснули.
Настало третье утро с тех пор, как они покинули родительский дом. Пошли они опять по лесу, но сколько ни шли, все только глубже уходили в чащу его, и если бы не подоспела им помощь, пришлось бы им погибнуть.
В самый полдень увидели они перед собою прекрасную белоснежную птичку; сидела она на ветке и распевала так сладко, что они приостановились и стали к ее пению прислушиваться. Пропевши свою песенку, она расправила свои крылышки и полетела, и они пошли за нею следом, пока не пришли к избушке, на крышу которой птичка уселась.
Подойдя к избушке поближе, они увидели, что она вся из хлеба построена и печеньем покрыта, да окошки-то у нее были из чистого сахара.
«Вот мы за нее и примемся, — сказал Гензель, — и покушаем. Я вот съем кусок крыши, а ты, Гретель, можешь себе от окошка кусок отломить — оно, небось, сладкое». Гензель потянулся кверху и отломил себе кусочек крыши, чтобы отведать, какова она на вкус, а Гретель подошла к окошку и стала обгладывать его оконницы.
Тут из избушки вдруг раздался пискливый голосок:
- Стуки-бряки под окном —
- Кто ко мне стучится в дом?
А детки на это отвечали:
- Ветер, ветер, ветерок.
- Неба ясного сынок!
— и продолжали по-прежнему кушать.
Гензель, которому крыша пришлась очень по вкусу, отломил себе порядочный кусок от нее, а Гретель высадила себе целую круглую оконницу, тут же у избушки присела и лакомилась на досуге — и вдруг распахнулась настежь дверь в избушке, и старая-престарая старуха вышла из нее, опираясь на костыль.
Гензель и Гретель так перепугались, что даже выронили свои лакомые куски из рук. А старуха только покачала головой и сказала: «Э-э, детушки, кто это вас сюда привел? Войдите-ка ко мне и останьтесь у меня, зла от меня никакого вам не будет».
Она взяла деток за руку и ввела их в свою избушечку. Там на столе стояла уже обильная еда: молоко и сахарное печенье, яблоки и орехи. А затем деткам были постланы две чистенькие постельки, и Гензель с сестричкой, когда улеглись в них, подумали, что в самый рай попали.
Но старуха-то только прикинулась ласковой, а в сущности была она злою ведьмою, которая детей подстерегала и хлебную избушку свою для того только и построила, чтобы их приманивать.
Когда какой-нибудь ребенок попадался в ее лапы, она его убивала, варила его мясо и пожирала, и это было для нее праздником. Глаза у ведьм красные и не дальнозоркие, но чутье у них такое же тонкое, как у зверей, и они издалека чуют приближение человека. Когда Гензель и Гретель только еще подходили к ее избушке, она уже злобно посмеивалась и говорила насмешливо: «Эти уж попались — небось, не ускользнуть им от меня».
Рано утром, прежде нежели дети проснулись, она уже поднялась, и когда увидела, как они сладко спят и как румянец играет на их полных щечках, она пробормотала про себя: «Лакомый это будет кусочек!»
Тогда взяла она Гензеля в свои жесткие руки и снесла его в маленькую клетку, и приперла в ней решетчатой дверкой: он мог там кричать сколько душе угодно, — никто бы его и не услышал. Потом пришла она к сестричке, растолкала ее и крикнула: «Ну, поднимайся, лентяйка, натаскай воды, свари своему брату чего-нибудь повкуснее: я его посадила в особую клетку и стану его откармливать. Когда он ожиреет, я его съем».
Гретель стала было горько плакать, но только слезы даром тратила — пришлось ей все, то исполнить, чего от нее злая ведьма требовала.
Вот и стали бедному Гензелю варить самое вкусное кушанье, а сестричке его доставались одни только объедки.
Каждое утро пробиралась старуха к его клетке и кричала ему: «Гензель, протяни-ка мне палец, дай пощупаю, скоро ли ты откормишься?» А Гензель просовывал ей сквозь решетку косточку, и подслеповатая старуха не могла приметить его проделки и, принимая косточку за пальцы Гензеля, дивилась тому, что он совсем не жиреет.
Когда прошло недели четыре, и Гензель все по-прежнему не жирел, тогда старуху одолело нетерпенье, и она не захотела дольше ждать. «Эй ты, Гретель, — крикнула она сестричке, — проворней наноси воды: завтра хочу я Гензеля заколоть и сварить — каков он там ни на есть, худой или жирный!»
Ах, как сокрушалась бедная сестричка, когда пришлось ей воду носить, и какие крупные слезы катились у ней по щекам! «Боже милостивый! — воскликнула она. — Помоги же ты нам! Ведь если бы дикие звери растерзали нас в лесу, так мы бы, по крайней мере, оба вместе умерли!» — «Перестань пустяки молоть! — крикнула на нее старуха. — Все равно ничто тебе не поможет!»
Рано утром Гретель уже должна была выйти из дома, повесить котелок с водою и развести под ним огонь.
«Сначала займемся печеньем, — сказала старуха, — я уж печь затопила и тесто вымесила».
И она толкнула бедную Гретель к печи, из которой пламя даже наружу выбивалось.
«Полезай туда, — сказала ведьма, — да посмотри, достаточно ли в ней жару и можно ли сажать в нее хлебы».
И когда Гретель наклонилась, чтобы заглянуть в печь, ведьма собиралась уже притворить печь заслонкой: «Пусть и она там испечется, тогда и ее тоже съем».
Однако же Гретель поняла, что у нее на уме, и сказала: «Да я и не знаю, как туда лезть, как попасть в нутро?» — «Дурища! — сказала старуха. — Да ведь устье-то у печки настолько широко, что я бы и сама туда влезть могла», — да, подойдя к печке, и сунула в нее голову.
Тогда Гретель сзади так толкнула ведьму, что та разом очутилась в печке, да и захлопнула за ведьмой печную заслонку, и даже засовом задвинула.
Ух, как страшно взвыла тогда ведьма! Но Гретель от печки отбежала, и злая ведьма должна была там сгореть.
А Гретель тем временем прямехонько бросилась к Гензелю, отперла клетку и крикнула ему: «Гензель! Мы с тобой спасены — ведьмы нет более на свете!»
Тогда Гензель выпорхнул из клетки, как птичка, когда ей отворят дверку.
О, как они обрадовались, как обнимались, как прыгали кругом, как целовались! И так как им уж некого было бояться, то они пошли в избу ведьмы, в которой по всем углам стояли ящики с жемчугом и драгоценными каменьями. «Ну, эти камешки еще получше голышей», — сказал Гензель и набил ими свои карманы, сколько влезло; а там и Гретель сказала: «Я тоже хочу немножечко этих камешков захватить домой», — и насыпала их полный фартучек.
«Ну, а теперь пора в путь-дорогу, — сказал Гензель, — чтобы выйти из этого заколдованного леса».
И пошли — и после двух часов пути пришли к большому озеру. «Нам тут не перейти, — сказал Гензель, — не вижу я ни жердинки, ни мосточка». — «И кораблика никакого нет, — сказала сестричка. — А зато вон там плавает белая уточка. Коли я ее попрошу, она, конечно, поможет нам переправиться».
И крикнула уточке:
- Уточка, красавица!
- Помоги нам переправиться;
- Ни мосточка, ни жердинки,
- Перевези же нас на спинке.
Уточка тотчас к ним подплыла, и Гензель сел к ней на спинку и стал звать сестру, чтобы та села с ним рядышком. «Нет, — отвечала Гретель, — уточке будет тяжело; она нас обоих перевезет поочередно».
Так и поступила добрая уточка, и после того, как они благополучно переправились и некоторое время еще шли по лесу, лес стал им казаться все больше и больше знакомым, и наконец они увидели вдали дом отца своего.
Тогда они пустились бежать, добежали до дому, ворвались в него и бросились отцу на шею.
У бедняги не было ни часу радостного с тех пор, как он покинул детей своих в лесу; а мачеха тем временем умерла.
Гретель тотчас вытрясла весь свой фартучек — и жемчуг и драгоценные камни так и рассыпались по всей комнате, да и Гензель тоже стал их пригоршнями выкидывать из своего кармана.
Тут уж о пропитании не надо было думать, и стали они жить да поживать, да радоваться.
- Моей сказочке конец.
- По лесу бежит песец.
- Кто поймать его сумеет,
- Тот и шубу заимеет.
16. Три змеиных листика
В некотором царстве жил да был такой бедняк, которому нечем было прокормить даже своего единственного сына.
Тогда сказал ему сын: «Милый батюшка, вам так плохо живется — я вижу, что я вам в тягость; лучше уж вы отпустите меня, и я пойду, попытаюсь сам заработать себе на хлеб». Тогда отец его благословил и с великою грустью простился с ним.
А как раз около этого времени один могущественный король вел войну с соседним государством; юноша поступил к нему на службу и отправился на войну.
И когда войска сошлись и произошло сражение, он подвергался большой опасности: кругом него так и сыпало свинцовым горохом, многие из его товарищей погибли.
А когда и главный военачальник был убит, то все уже собирались обратиться в бегство; но юноша выступил вперед, ободрил их своею речью и воскликнул: «Не дадим нашему отечеству погибнуть!»
Тогда последовали за ним и все другие, он двинулся вперед и побил врага.
Король, узнав, что он ему обязан победою, возвысил его над всеми, наградил большими богатствами, и стал он в королевстве первым сановником.
У короля была дочка, очень красивая, но и причудница большая. Она дала обет, что выберет себе в супруги и повелители только того, кто обещает ей вместе с нею живым лечь в могилу, если она умрет прежде своего мужа. «Коли он меня точно любит, — говорила она, — так на что ему и жить после моей смерти?»
Зато и она изъявляла готовность поступить точно так же в случае смерти мужа и говорила, что она вместе с ним сойдет в могилу.
Этот странный обет отпугивал от королевны всех ее женихов; но юноша был так увлечен ее красотой, что он ни на что не посмотрел и стал у короля сватать его дочку. «Да знаешь ли ты, — спросил король, — какой обет ты должен дать?» — «Я должен с нею вместе лечь в могилу, — сказал юноша, — если я ее переживу; но любовь моя к ней так велика, что я этой опасностью пренебрегаю».
Тогда король дал свое согласие, и свадьба была сыграна с большой пышностью.
Пожил юноша с женою некоторое время в любви и согласии, и затем случилось так, что юная королевна заболела каким-то очень тяжким недугом, и никакой врач не мог ее вылечить.
Когда же она умерла, юноша вспомнил о своем обещании, и ему страшно стало при мысли, что вот придется живому лечь с женой в могилу; но это было неизбежно: король поставил стражу у всех ворот, и он должен был покориться своей судьбе.
Когда настал день похорон и тело королевны было опущено в королевский склеп, ее супруга свели туда же и вход в склеп задвинули и заперли на замок.
Рядом с гробом поставили стол, на нем четыре свечи, четыре каравая хлеба и четыре бутылки вина. Когда этот запас истощится, юноша должен будет проститься с жизнью.
Вот и сидел он там, скорбный и печальный, съедал каждый день только по кусочку хлеба, выпивал только по глоточку вина и все же видел, как смерть, что ни день, к нему приближалась и приближалась.
И вот, находясь в плену этих скорбных размышлений о предстоявшей ему участи, юноша вдруг увидел змею, которая выползла из угла склепа и приблизилась к покойнице. Юноша подумал, что змея приползла глодать труп его жены, а потому выхватил свой меч и, сказав: «Пока я жив, ты не прикоснешься к ней!» — разрубил змею на три куска.
Немного спустя выползла и другая змея из угла подземелья; но увидев, что первая змея лежит изрубленная на куски, тотчас уползла в свою нору и вернулась, держа во рту три зеленых листка. Затем она составила три куска змеи, как им следовало быть, и на каждый разруб приложила по листочку. И тотчас же разрубленные части срослись, змея зашевелилась и ожила, и обе поспешно уползли в свою нору.
Листочки остались на полу, и несчастному юноше, который все это видел, пришло в голову, что, может быть, чудодейственная сила листьев, оживившая змею, может точно так же воздействовать и на человека.
Вот он и поднял листья, и один из них приложил к устам покойницы, а два других к ее очам. И чуть только приложил, кровь стала снова обращаться в ее жилах и румянец вновь заиграл на побледневших щеках.
Она вздохнула глубоко, открыла глаза и сказала: «Ах, Боже мой! Где это я?» — «Ты у меня в объятьях, милая женушка!» — отвечал ей юноша и рассказал ей, как все произошло и как он ее снова пробудил к жизни.
Потом он дал ей немного вина и хлеба, и когда она опять почувствовала себя окрепшею, то поднялась из гроба, и они вместе пошли к двери склепа и стали стучать и кричать настолько громко, что стража услышала наверху и доложила королю.
Король сам спустился в подземелье и отворил дверь его, и, увидав дочь и зятя живыми и здоровыми, от души порадовался тому, что они избавились от великого бедствия.
А юноша захватил с собою из склепа три змеиных листка, отдал их своему слуге и сказал: «Спрячь их побережнее и во всякое время носи при себе: кто знает, может быть, они нам еще и в другой раз пригодятся».
А надо сказать, что в королевне, которую юный супруг вновь пробудил к жизни, вдруг произошла резкая перемена: казалось, что в сердце ее иссякла разом всякая любовь к мужу.
Когда он спустя некоторое время задумал навестить своего старика-отца и вместе с женою сел на корабль, чтобы ехать за море, королевна, позабыв всю его любовь и преданность и то, что он ее спас от смерти, стала выказывать явную склонность к корабельщику.
И вот однажды, когда юный супруг ее уснул, она этого корабельщика призвала, и они вдвоем, ухватив спящего юношу за голову и за ноги, выкинули за борт корабля в море. Когда это злодейство совершилось, она сказала корабельщику: «Вернемся обратно и скажем отцу, что муж в дороге умер. А тебя я уж так перед отцом распишу и выхвалю, что он меня выдаст за тебя замуж и тебе передаст со временем свой королевский венец».
Однако же верный слуга, который все видел, незаметно успел отцепить маленькую лодку от корабля, спустился в нее, поплыл вслед за своим господином и дал предателям удалиться. Он вытащил своего господина из воды уже мертвым, но при помощи трех змеиных листочков, которые он всегда носил при себе, благополучно оживил его.
Они оба стали грести изо всех сил, гребли день и ночь, и их лодочка мчалась так быстро по морю, что они ранее большого корабля прибыли к старому королю.
Тот был очень удивлен, что они возвращаются одни, и спросил, что с ними случилось в пути? Когда он услышал о злодеянии своей дочери, то сказал: «Не смею верить тому, чтобы она могла так дурно поступить; а впрочем, правда скоро сама выяснится».
И приказал зятю и слуге его удалиться в потайную комнату и в ней укрыться на время от всех.
Вскоре после того прибыл и большой корабль, и дочь злодейка явилась к отцу с опечаленным лицом. Он спросил ее: «Почему ты возвращаешься одна? Где же твой муж?» — «Ах, батюшка, — отвечала она, — я возвращаюсь домой в великой скорби: муж мой во время плаванья вдруг заболел и умер, и если бы добрый корабельщик не оказал мне всякой помощи, то и мне тоже, вероятно, несдобровать бы; он присутствовал при кончине моего мужа и может все вам рассказать в подробности».
Тогда король сказал: «Я воскрешу покойного твоего мужа», — и вдруг отпер потайную комнату и вызвал оттуда своего зятя и его верного слугу.
Увидев своего мужа, королевна, как громом пораженная, пала на колени и молила о пощаде. Но король сказал: «Нет тебе пощады! Он был готов с тобою вместе умереть и тебя пробудил к жизни, а ты умертвила его во время сна и потому должна понести заслуженную кару!»
И вот она была вместе со своим пособником посажена в дырявый корабль и вывезена в открытое море, где вскоре волны поглотили сообщников.
17. Белая змея
Много лет тому назад жил на свете король и мудростью своею во всем царстве славился. Ничто не оставалось ему неизвестным, и казалось, что вести о сокровеннейших делах как бы сами собою доносились к нему отовсюду.
Но у того короля был странный обычай: за каждым обедом, когда со стола уже все было убрано и никто, кроме его самого, за столом не оставался, доверенный слуга должен был подавать ему еще одно блюдо. Но блюдо это было закрыто, и сам слуга этот не знал, что было на блюде, да и никто не знал, потому что король не вскрывал блюда и не отведывал его, пока не оставался один-одинешенек в комнате.
Долго так шло дело, и случилось однажды, что любопытство вдруг одолело слугу в то время, когда он уносил блюдо с королевского стола, да так одолело, что он против него устоять не мог и снес блюдо к себе в комнату.
Тщательно притворив дверь, он приподнял крышку блюда и увидел, что на блюде лежит белая змея. Едва взглянул он на нее, как уж не мог воздержаться, чтобы ее не отведать; отрезал кусочек и сунул в рот.
И чуть только коснулся он этого кушанья языком, как услышал за окном какое-то странное насвистыванье многих тоненьких голосков.
Он подошел к окну и стал прислушиваться, и тут узнал, что это воробьи, которые между собой разговаривали и друг дружке рассказывали обо всем, что они в поле и в лесу видели.
Отведав мяса белой змеи, слуга получил способность понимать язык животных.
Вот и случилось, что как раз в этот самый день у королевы пропало ее самое дорогое кольцо и подозрение в краже пало именно на доверенного слугу, который всюду имел доступ.
Король призвал его к себе, стал его бранить, и кричать на него, и пригрозил ему, что если он до завтра не укажет ему виновника пропажи, то сам будет обвинен в ней и предан суду. Напрасно слуга уверял в том, что он не виноват, — король не отменил своего решения.
В тревоге и страхе сошел слуга во двор замка и стал обдумывать, как бы ему выпутаться из своей беды. А тут поблизости тихохонько сидели утки около проточной воды и отдыхали, то охорашиваясь, то оглаживая перья своими широкими клювами; при этом они вели между собою откровенную беседу. Слуга приостановился и прислушался.
Они пересказывали друг дружке, где они сегодня побывали и где какой хороший корм находили; а одна из них и говорит с досадою: «У меня что-то тяжело в желудке, я впопыхах проглотила кольцо, которое лежало под окном королевы».
Тогда слуга тотчас ухватил ее за шею, стащил в кухню и сказал повару: «Прирежь-ка вот эту, она уж достаточно отъелась». — «Да, — сказал повар, взвешивая утку на руке, — эта не пожалела труда, чтобы откормиться: ей давно на вертеле быть пора». Он перерезал ей глотку, а когда стал потрошить, то и кольцо королевы нашлось в ее внутренностях.
После этого уж нетрудно было слуге доказать свою невинность, и так как король хотел загладить свою несправедливость, то он ему дозволил испросить себе какую угодно награду и обещал дать при своем дворе любое, самое почетное место, какое бы он себе пожелал. Слуга отказался от всего и просил только дать ему коня да немного денег на дорогу, потому что ему хотелось посмотреть на белый свет и постранствовать.
Когда его просьба была исполнена, он тотчас собрался в путь и пустился по белу свету.
При этом странствовании случилось ему однажды проезжать мимо пруда, и увидел он в том пруду трех рыб, которые запутались в тростнике и бились в нем на безводье. Хотя и говорят о рыбах, будто они немы, однако же слуга явственно услышал их жалобы на то, что им предстоит так бедственно погибнуть.
Сердце у юноши было жалостливое — он сошел с коня и спустил всех трех рыб с тростника в воду. Те весело заплескались, выставили из воды головы и крикнули ему: «Мы это тебе припомним и отблагодарим тебя за оказанную нам помощь!»
Он поехал далее, и немного спустя ему показалось, будто он слышит у ног своих, в песке, чей-то голос. Стал юноша прислушиваться и расслышал, как муравьиный царек жаловался: «Кабы нам как-нибудь избавиться от этих людей и их неуклюжих животных! Вот хотя бы эта глупая лошадь — давит себе моих муравьев своими тяжелыми копытами без всякой жалости». Юноша тотчас свернул с дороги на боковую тропинку, и муравьиный царек крикнул ему вслед: «Мы это тебе припомним и в долгу у тебя не останемся».
Дорога привела его к лесу, и в том лесу увидел он старого ворона и ворониху, которые выбрасывали из гнезда своих птенцов, приговаривая: «Прочь отсюда, негодные! Нам уж вас не накормить теперь досыта. Довольно вы подросли — сами, чай, теперь можете прокормиться». Бедные птенчики лежали лежмя на земле, трепыхались, похлопывали своими крылышками и кричали: «Бедные мы, беспомощные! Как можем мы себя пропитать, коли еще летать не умеем? Одно и осталось нам — поколеть здесь с голода». Тогда добрый юноша сошел с коня, заколол его своим мечом и подкинул его тушу воронятам на пропитание. Те налетели на тушу, насытились и крикнули ему вслед: «Мы это тебе припомним и в долгу у тебя не останемся!»
Пошел добрый молодец пешком, шел да шел и пришел в большой город.
В том городе на улицах было шумно, и народ всюду теснился толпами, и разъезжал кто-то по улицам на коне и выкликал, что вот, мол, королевна ищет супруга, и кто хочет за нее свататься, тот должен выполнить мудреную задачу, а коли ее не выполнит, то должен за это поплатиться жизнью. Многие, мол, уже пытались ту задачу выполнить, однако же лишь напрасно жизнь свою утратили.
Но юноша, увидев королевну, был до такой степени ослеплен ее красотой, что позабыл обо всех опасностях, явился к королю и заявил о своем желании — свататься за королевну.
Вот и повели его к морю и бросили при нем золотое кольцо в волны. Затем король приказал ему это кольцо достать со дна морского и к своему приказу добавил: «Если ты за ним нырнешь и выплывешь без кольца, то тебя опять будут сбрасывать в воду до тех пор, пока ты не погибнешь в волнах».
Все сожалели о прекрасном юноше и покинули его на берегу морском. И он там на берегу стоял и раздумывал, как ему быть; вдруг видит — всплывают со дна морского три рыбы, и рыбы те самые, которым он жизнь спас. Средняя из них держала во рту раковину, которую она и положила на берегу у ног юноши; а когда тот раковину поднял и вскрыл, то в ней оказалось золотое кольцо.
Юноша обрадовался, отнес кольцо королю и ожидал, что тот даст ему обещанную награду. Но гордая королевна, узнав, что он ей не ровня по происхождению, с презрением от него отвернулась и потребовала, чтобы он выполнил еще одну задачу.
Она сошла в сад и сама рассыпала в нем десять полных мешков проса. «Завтра к восходу солнца, — сказала она, — он должен все это просо подобрать, да так, чтобы ни одно зернышко не пропало».
Юноша сел в саду под дерево и стал думать, как бы ему выполнить эту задачу; однако же ничего не мог придумать и опечалился, и ожидал, что вот-вот, с восходом солнца поведут его на казнь.
Но когда первые лучи солнца запали в сад, то он увидал, что все десять мешков стоят перед ним полны-полнешеньки, до последнего зернышка! Муравьиный царек приходил ночью со своими тысячами муравьев, и благодарные насекомые с великим усердием потрудились над собиранием проса и ссыпали его в мешки.
Королевна сама сошла в сад и с удивлением увидала, что юноша выполнил трудную задачу. Но она все еще не могла побороть своего гордого сердца и сказала: «Хотя он и выполнил обе заданные ему задачи, однако же не бывать ему моим супругом прежде, нежели он добудет мне яблоко с дерева жизни».
Юноша и знать не знал, где растет это дерево жизни, однако же собрался в путь и задумал идти по белу свету, пока его понесут резвые ноги. Но он не надеялся это дерево разыскать.
Вот он пошел и прошел уже через три царства, когда однажды под вечерок пришел в лес, сел под дерево и собирался соснуть; вдруг слышит шум и шелест в ветвях, и золотое яблоко прямо падает ему в руку. В то же самое время слетели с дерева три ворона, сели к нему на колено и сказали: «Мы — те самые три вороненка, которых ты спас от голодной смерти. Когда мы выросли да услыхали, что ты ищешь яблоко с дерева жизни, то полетели мы за море, на самый край света, где растет дерево жизни — и вот принесли тебе оттуда это яблоко».
Добрый молодец обрадовался, вернулся к красавице-королевне и поднес ей золотое яблоко. Тогда у той уж не было больше никаких отговорок.
Они поделили яблоко с дерева жизни и скушали его вдвоем; и наполнилось ее сердце любовью к юноше, и они в нерушимом счастье дожили до глубокой старости.
18. Соломинка, уголёк и боб
В одной деревне жила бедная старушка; и набрала она однажды целое блюдо бобов, и собиралась их варить. На очаге своем она вздула порядочный огонек, а чтобы он разгорался повеселее, подкинула в огонь пучок соломы.
Когда она стала ссыпать бобы в горшок, один боб незаметно соскользнул с блюда, упал на пол и очутился там рядом с соломинкой; а тут еще к ним обоим выскочил и раскаленный уголек из печки.
Тогда соломинка повела речь и сказала: «Милые друзья, откуда это вы сюда пожаловали?»
Уголь отвечал: «Я, по счастью, ускользнул от огня, и если бы я этого не добился, то гибель моя была бы неизбежна: пришлось бы в золу перегореть».
Боб добавил: «Да вот и я тоже кое-как уцелел; и если бы старуха засадила меня в горшок, пришлось бы и мне развариться в кашу, как и всем моим землякам». — «И мне тоже повезло, — сказала соломинка, — всех моих собратьев старуха сожгла и на ветер дымом пустила — с полсотни соломинок разом захватила в горсть, да и прикончила. А вот мне-таки посчастливилось — проскользнула у ней между пальцев».
«А что нам теперь делать?» — спросил у товарищей уголек.
«По-моему, — отвечал боб, — так как нам удалось счастливо избегнуть гибели, то мы и должны действовать заодно, как добрые товарищи; а чтобы нас здесь опять не постигло какое-нибудь несчастье, нам следует всем вместе выселиться отсюда и перебраться в иную страну».
Это предложение понравилось остальным приятелям, и они собрались все вместе в путь-дорогу.
Вскоре, однако же, подошли они к маленькому ручью, а так как через него не было перекинуто ни мостика, ни дощечки, то они и не знали, как им переправиться.
Соломинке пришло в голову мудрое решение, и она сказала: «Я перекинусь поперек ручья, а вы сможете переправиться по мне, как по мосточку».
Вот и растянулась соломинка с бережка на бережок, и уголек, горячий и скоренький по природе, сейчас задумал перебежать по новопостроенному мосточку.
Но как добрался он до середины да заслышал под собою плеск воды, его страх-то и обуял: он приостановился и не решался двинуться далее.
Соломинка загорелась, распалась на две части и упала в ручей; уголек рухнул в воду вслед за нею, зашипел в воде и был таков.
Боб, который из осторожности все еще оставался на берегу, стал что есть мочи хохотать над своими приятелями и хохотал до того, что наконец лопнул.
Пришлось бы и ему пропадать, кабы на его счастье не случился тут же странствующий портной: он отдыхал на берегу ручья.
Сжалился он над бобочком, достал иглу и нитку и сшил обе половинки.
Боб очень его благодарил, но так как портной пустил в дело черную нитку вместо белой, то с тех пор у всех бобов остался черный шов посередине.
19. О рыбаке и его жене
Рыбак с женою жили в дрянной лачужке у самого моря. Рыбак ходил каждый день на море и удил рыбу. Так и сидел он однажды за ужением, и все смотрел на блестящие волны — сидел да посиживал.
Вдруг удочка его погрузилась на дно глубоко-глубоко, и когда он ее стал вытаскивать, то выволок вместе с нею и большую каббалу.
И сказала ему рыбина: «Слышь-ка, рыбак, прошу тебя, отпусти меня на волю: я не настоящая камбала, я — завороженный принц. Ну, что тебе в том, что ты меня съешь? Я тебе не по вкусу придусь; лучше брось меня опять в воду, отпусти меня на простор». — «Ну, — сказал рыбак, — напрасно ты и столько слов потратила; я бы и без того, конечно, отпустил на свободу такую рыбину, которая по-нашему говорить может». И с этими словами он отпустил рыбину в воду, и пошла камбала на дно, оставляя следом по себе в воде кровавую струйку. Посмотрел рыбак, да и поплелся к жене в свою лачужку.
«Что же, муженек, — сказала жена, — или ты сегодня ничего не поймал?» — «Нет, — сказал рыбак, — я сегодня изловил камбалу, и она мне сказала, что она не камбала, а завороженный принц; ну, я и отпустил ее опять в море». — «Так разве же ты себе у нее ничего не выпросил?» — сказала жена. «Нет, да и чего же мне у ней просить?» — «Ах, — сказала жена, — да ведь нам же так скверно живется в этой лачужке, и вони, и грязи у нас вдоволь; выпросил бы нам у нее избушку получше. Ступай-ка да вызови ее из моря: скажи ей, что нам нужна изба понаряднее, и она наверно даст нам ее». — «Ах, — сказал рыбак, — ну что я там еще пойду шляться!» — «Да ведь ты же ее изловил и опять на волю выпустил — она для тебя наверно все сделает».
Не хотелось рыбаку идти, но не хотелось и жене перечить — и поплелся он к морю.
Когда пришел он на море, море потемнело, и волны уже не так блестели, как утром. Подошел он и сказал:
- Рыба, рыбка, рыбинка,
- Ты, морская камбала!
- С просьбою к тебе жена
- Против воли шлет меня!
Приплыла к нему камбала и сказала: «Ну, что ж тебе надобно?» — «Да вот, — сказал рыбак, — я-то тебя сегодня изловил, так жена-то моя говорит, будто я должен у тебя что-нибудь себе выпросить. Не хочет, вишь, она больше жить в лачужке, в избу хочет на житье перейти». — «Ну, ступай, — сказала камбала, — все тебе будет».
Пошел рыбак домой и видит — жена-то его уж не в лачужке, а на месте лачужки стоит нарядная изба, и его жена сидит перед избою на скамье.
И взяла его жена за руку, и сказала ему: «Войди-ка сюда да посмотри — теперь нам жить-то будет гораздо лучше».
И вошли они в избу: в избе просторные сени и большая комната, и покойчик, в котором их кровать стоит, и чулан с кладовою, и везде-то полки, и на полках-то всякого добра наставлено, и оловянной, и медной посуды — все необходимое. А позади дома небольшой дворик с курами и утками и маленький садик с зеленью и овощами. «Посмотри-ка, — сказала жена, — разве это не хорошо?» — «Да, — сказал рыбак, — мы теперь заживем припеваючи». — «А вот посмотрим», — сказала жена. После этого они поужинали и пошли спать.
Так прошло недели с две, и сказала жена: «Слышь-ка, муженек, изба-то нам уж очень тесна, а двор и сад слишком малы; твоя камбала могла бы нам и побольше дом подарить. Я бы хотела жить в большом каменном замке; ступай-ка к камбале, проси, чтобы подарила нам каменный замок». — «Ах, жена, жена! — сказал рыбак. — Нам и в избе хорошо. Ну, как мы будем жить в замке?» — «Ах, что ты понимаешь? Ступай к камбале: она все это может сделать». — «Нет, жена! — сказал рыбак. — Камбала только что дала нам избу; не могу я к ней сейчас же опять идти: ведь она, пожалуй, может и разгневаться». — «Да ступай же! — сказала жена. — Она все это может сделать и сделает охотно. Ступай!»
У рыбака куда как тяжело было на сердце, он и идти не хотел; он сказал самому себе: «Этак делать не следует!» — и под конец все же пошел.
Когда он пришел к морю, море изрядно потемнело и стало иссиня-серым и не было уже таким светлым и зеленоватым, как прежде, однако же еще не волновалось. Тогда он подошел и сказал:
- Рыба, рыбка, рыбинка,
- Ты, морская камбала!
- С просьбою к тебе жена
- Против воли шлет меня!
«Ну, чего еще она хочет?» — спросила камбала. «Да вот, — сказал рыбак не без смущения, — она хочет жить в большом каменном замке». — «Ступай к ней, вон она стоит перед дверьми», — сказала камбала. Повернул рыбак к дому, стал подходить — и видит перед собою большой каменный дворец, а жена его стоит на крыльце и собирается войти во дворец; и взяла его за руку и сказала: «Войдем со мною вместе».
Вошли и видят, что полы все в замке выстланы мраморными плитами и везде множество слуг, которые отворяли перед ними двери настежь; и стены-то все блестели, обитые прекрасными обоями, а в покоях везде и стулья, и столы золоченые, и хрустальные люстры спускаются с потолка, и всюду ковры разостланы; всюду столы ломятся от яств и самых лучших вин. А позади замка большой двор с конюшнею и коровником; и экипажи в сараях стоят самые лучшие. Был там сверх того большой и прекрасный сад с красивейшими цветами и плодовыми деревьями, и парк тянулся, по крайней мере, на полмили от замка, полный оленей, диких коз и зайцев, и всего, чего душа пожелает.
«Ну-ка, — сказала довольная жена, — разве все это не прекрасно?» — «О да! — сказал рыбак. — На этом мы и остановимся, и станем жить в этом чудесном замке; теперь у нас всего вдоволь». — «А вот посмотрим да подумаем», — сказала жена. С этим они и спать легли.
На другое утро жена проснулась первая, когда уж совсем рассвело, и из своей постели стала осматривать благодатную страну, которая простиралась кругом замка.
Муж все еще спал и не шевелился, и она, толкнув его локтем в бок, сказала: «Муженек, вставай да глянь-ка в окошко. Надумалось мне — отчего бы нам не быть королем да королевой над всею этою страною? Сходи ты к рыбине, скажи, что хотим быть королями». — «Ах, матушка, — сказал рыбак, — ну, как это мы будем король да королева? Я никак не могу королем быть!» — «Ну, коли ты не можешь быть королем, так я могу быть королевой. Ступай к рыбине, скажи, что хочу быть королевой». — «Ах, жена! Ну, где ж тебе быть королевой? Я этого ей и сказать не посмею!» — «А почему бы не сказать? — крикнула жена. — Сейчас же ступай — я должна быть королевой!»
Пошел рыбак от жены и был очень смущен тем, что его жена задумала попасть в королевы. «Не следовало бы так-то, не следовало бы!» — думал он про себя. И не хотел идти к морю, однако пошел-таки. И когда пришел к морю, море было свинцово-серое и волновалось, и воды его были мутны. Стал он на берегу и сказал:
- Рыба, рыбка, рыбинка,
- Ты, морская камбала!
- С просьбою к тебе жена
- Против воли шлет меня!
«Ну, чего там еще хотите?» — спросила камбала. «Ах, — сказал рыбак, — да ведь жена-то хочет королевой быть!» — «Ступай домой, будет по воле ее», — сказала камбала.
Пошел рыбак домой — и видит, что замок разросся и стал гораздо обширнее, и ворота у замка большие, красивые; а у входных дверей стоит стража, и везде кругом много солдат с барабанами и трубами. Вошел во дворец, видит — везде мрамор да позолота, и бархат, и большие сундуки с золотом. Открылись перед ним настежь и двери залы, где весь двор был в сборе, и увидел он жену свою на высоком золотом троне с алмазами, в большой золотой короне, а в руках у нее скипетр из чистого золота с драгоценными камнями, а по обе стороны ее по шести девиц в ряд, одна другой красивее.
Стал он перед женою и сказал: «Ну, вот, женушка, ты теперь и королевой стала!» — «Да, — сказала она, — я теперь королева!»
Постоял он против нее, помялся, поглазел на нее и сказал: «А что, женушка, небось хорошо в королевах-то быть? Чай, теперь уж ничего не пожелаешь!» — «Нет, муженек, — сказала жена с тревогою, — соскучилась я быть королевой и не хочу больше. Поди, скажи рыбине, что я вот теперь королева, а хочу быть кайзером». — «Ах, женушка! Ну, на что тебе быть кайзером!» — «Муж! Ступай к рыбине: хочу быть кайзером!» — «Ах, да нет же! — отвечал рыбак. — Кайзером она не может тебя сделать, и я ей об этом и слова замолвить не посмею; ведь королей-то много, а кайзер-то один! Наверно знаю, что не может она тебя кайзером сделать — и не может, и не может!» — «Что такое? Я королева, а ты мой муж — и смеешь мне перечить? Сейчас пошел туда! Могла меня рыбина королевой сделать, сможет сделать и кайзером! Слышишь, хочу быть кайзером! Сейчас пошел к рыбине!»
Вот и должен он был пойти. И идучи к морю, он крепко тревожился и все думал про себя: «К плохому дело идет! Кайзером быть захотела — уж это совсем бессовестно! Надоест она своей дурью рыбинке!»
В этих думах подошел он к морю; а море-то совсем почернело и вздулось, и ходили по нему пенистые волны, и ветер свистал так, что рыбаку было страшно. Стал он на берегу и сказал:
- Рыба, рыбка, рыбинка,
- Ты, морская камбала!
- С просьбою к тебе жена
- Против воли шлет меня!
«Ну, чего она еще хочет?» — сказала камбала. «Ах, камбала-матушка! Жена-то теперь кайзером быть хочет!» — «Ступай к ней, — сказала рыбка, — будет по ее воле».
Пошел рыбак домой — и видит перед собой громадный замок, весь из полированного мрамора, с алебастровыми статуями и золочеными украшениями. Перед входом в замок маршируют солдаты, в трубы трубят и бьют в барабаны; а внутри замка бароны и графы, и герцоги расхаживают вместо прислуги: они перед ним и двери отперли (и двери-то из чистого золота!). И когда он вошел в залу, то увидел жену свою на троне высоком-превысоком, из литого золота; на голове у нее золотая корона в три локтя вышиной, вся усыпанная брильянтами и яхонтами; в одной руке у нее скипетр, а в другой — держава; и по обе стороны трона стоят в два ряда стражники, один красивее другого, и выстроены по росту — от самого громадного верзилы до самого маленького карлика, с мизинчик.
А перед троном стоят князья и герцоги.
Стал перед женой муж и сказал: «Ну, женушка, ты теперь кайзер?» — «Да, я теперь кайзер!» Посмотрел он на нее, полюбовался и сказал: «Небось, женушка, хорошо быть кайзером?» — «Ну, чего ты там стал? — сказала жена. — Я теперь кайзер, а хочу быть папой. Ступай, проси рыбину». — «Ах, женушка! Чего ты еще захотела? Папой ты быть не можешь: папа один на весь крещеный мир! Этого и рыбинка не может сделать». — «Муж! — сказала она. — Я хочу быть папой! Сейчас ступай к морю! Сегодня же хочу быть папой!» — «Нет, женушка, этого не смею я сказать рыбине! Это и нехорошо, да и слишком уж дерзко: папой не может тебя камбала сделать!» — «Коли могла кайзером сделать, сможет и папой! — сказала жена. — Сейчас пошел к морю! Я кайзер, а ты — мой муж! Пойдешь или нет?» Перепугался он и пошел, и совсем упал духом; дрожал, как в лихорадке, и колени у него сами подгибались.
Когда подошел он к морю, сильный ветер дул с моря, погоняя облака на небе, и было сумрачно на западе: листья срывало с деревьев, а море плескалось и шумело, ударяясь о берег, и видны были на нем вдали корабли, которые раскачивались и колыхались на волнах. Но все же на небе еще был заметен клочок лазури, хоть и явно было, что с юга надвигается буря. Вышел он на берег, совсем перепуганный, и сказал:
- Рыба, рыбка, рыбинка,
- Ты, морская камбала!
- С просьбою к тебе жена
- Против воли шлет меня!
«Ну, чего она еще хочет?» — сказала камбала. «Ох, — проговорил рыбак, — хочет она папою быть!» — «Ступай к ней; будет по ее воле», — сказала камбала.
Пошел он обратно и, когда пришел, то увидел перед собою громадную кирху, кругом обстроенную дворцами. Едва пробился он сквозь толпу народа.
А внутри кирхи все было освещено тысячами и тысячами свечей, и жена его в одежде из чистого золота сидела на высочайшем троне, а на голове у ней были три большие золотые короны. Кругом ее толпилось много всякого духовенства, а по обе стороны трона стояли в два ряда свечи — от самой большой, толщиной с доброе бревно, до самой маленькой, грошовой свечурочки. А кайзеры и короли стояли перед ней на коленях и целовали ее туфлю.
«Женушка, — сказал рыбак, посмотревши на жену, — да ты, видно, папа?» — «Да, я теперь папа!»
Смотрел он, смотрел на нее, и казалось ему, что он смотрит на солнышко красное. Немного спустя и говорит он ей: «Ах, женушка, небось хорошо тебе папой быть?» А она сидела перед ним прямо и неподвижно, словно деревянная, и не двигалась, не трогалась с места. И сказал он: «Женушка! Ну, теперь, чай, довольна? Теперь ты папа и уж ничем больше не можешь быть?» — «А вот еще подумаю», — сказала жена.
И затем они отправились спать; но она все еще не была довольна, и ее алчность не давала ей уснуть, и все-то она думала, чем бы ей еще можно быть.
Муж, набегавшись за день, спал отлично и крепко, а жена, напротив того, совсем не могла заснуть и все ворочалась с боку на бок, и все придумывала, чего бы ей еще пожелать, и ничего придумать не могла.
А между тем дело шло к восходу солнца, и когда она увидала зарю, то пододвинулась к самому краю кровати и стала глядеть из окна на восходящее солнце…
«А, — подумала она, — да разве же я не могу тоже повелевать и солнцу, и луне, чтобы они восходили?»
«Муж, а муж! — сказала она и толкнула его локтем под ребра. — Проснись! Ступай опять к рыбине и скажи, что я хочу быть самим Богом!»
Муж еще не совсем очнулся от сна, однако же так перепугался этих слов, что с кровати свалился. Ему показалось, что он ослышался; он стал протирать себе глаза и сказал: «Ах, женушка, что это ты такое сказала?» — «Муженек, — сказала она, — я не могу повелеть ни солнцу, ни месяцу, чтобы они восходили, да и видеть того не могу, как солнце и месяц восходят, и покойна ни на час не буду, пока не дано мне будет самой повелевать и солнцем, и месяцем!»
И так на него посмотрела, что его мороз по коже продрал. «Сейчас же ступай туда! Я хочу быть самим Богом!» — «Ах, женушка! — воскликнул рыбак и пал перед нею на колени. — Да ведь этого камбала не может сделать! Кайзером и папой она еще могла тебя сделать; так вот и прошу я тебя, образумься, останься папой!»
Тут она пришла в ярость, волосы у ней взъерошились на голове, и она крикнула во все горло: «Не смей со мною так говорить! Не смей! Сейчас проваливай!»
Тогда он мигом собрался и побежал к морю, словно помешанный. А на море бушевала буря, да такая, что он еле на ногах держался: дома и деревья падали, и горы тряслись, и осколки скал, обрываясь, скатывались в море, и небо было черным-черно, и гром гремел, и молния блистала, и волны ходили по морю, похожие на горы, увенчанные белою пеною. Выйдя на берег, он закричал во весь голос, и все же не мог расслышать даже собственных слов:
- Рыба, рыбка, рыбинка,
- Ты, морская камбала!
- С просьбою к тебе жена
- Против воли шлет меня!
«Ну, чего же еще она хочет?» — спросила камбала. «Ах, — пролепетал он, — она хочет быть самим Господом Богом». — «Ступай же к ней — она опять сидит в своей лачуге».
Там они еще и по сегодня сидят да посиживают, на море синее поглядывают.
20. Храбрый портняжка
Жарким летним днем сидел один портняжка, скрестив ноги, на своем столе у окошка; он был в очень хорошем настроении и работал иглою что было мочи.
А тут как раз случилось, что шла баба по улице и выкрикивала: «Сливовое варенье, сливовое варенье!» Этот крик портняге очень по нутру пришелся; он выставил свою головенку в окошко и тоже крикнул: «Сюда ступай, тетка! Тут есть на твой товар покупатель».
Поднялась баба на три лестницы со своим тяжелым коробом к портняжке в каморку и должна была перед ним все горшки с вареньем выставить. Он их все осмотрел и все понюхал, и сказал наконец: «Кажись, хороша штука! А ну-ка, тетка, отвесь мне этого добра лота с четыре, а то, пожалуй, и всю четверть фунта».
Торговка, которая, судя по его зазыву, надеялась порядочно сбыть ему своего товара, отвесила ему потребное количество, однако же вышла от не го очень недовольная и с ворчанием.
«Ну, вот теперь мы это съедим во славу Божию, — весело воскликнул портняжка, — а как съедим, так и силы подкрепим». Затем достал хлеб из шкафа, откроил себе ломоть во весь каравай и намазал варенье на ломоть. «Это будет на вкус недурно, — сказал он, — да вот я только дошью сначала жилет, а потом уж и примусь за ломоть».
Положил он лакомый кусок поближе к себе, стал опять шить, но, желая поскорее шитье окончить, спешил и делал стежки все больше и больше.
А между тем запах лакомого куска почуяли мухи, которых великое множество сидело по стенам; запах их приманил, и они слетелись на кусок туча-тучей. «Эге! Вас-то кто сюда звал?» — сказал портняжка, и стал отгонять непрошеных гостей. Но мухи его языка не понимали и уговоров не слушали, и слетались к куску отовсюду. Тут уж портняжка не вытерпел, ухватил он тряпицу, насторожился: вот я, мол, ужо задам вам, да как хватит тряпицей по насевшим мухам!
Посмотрел, сосчитал и видит — семь мух насмерть убил: тут же и ноги протянули, сердешные. «Вот каков я храбрец! — сказал он и сам подивился своей удаче. — Об этом весь город должен узнать!» И тут же выкроил он себе широкий пояс, сшил его и на нем большими буквами вышил: «Единым махом семерых побивахом!»
«Да что мне город! Пусть весь свет о моем подвиге знает!» — сказал себе портняжка, и сердце забилось в нем от гордого сознания собственного мужества.
И вот портной опоясался своим поясом и задумал пуститься по белу свету, потому что его мастерская показалась ему уж слишком тесною для его удали.
Но прежде чем пуститься странствовать, стал он шарить по всему дому, не найдется ли там чего-нибудь такого, что он мог бы взять с собою в дорогу; однако же ничего не нашел, кроме творожного сыра, который и сунул на всякий случай в карман. Около ворот увидел он птицу, запутавшуюся в кустарнике, и ту сунул в карман.
А затем пустился в путь-дорогу и, так как был проворен и на ногу легок, то и не чувствовал никакой усталости от ходьбы. Дорога привела его на гору, и когда он достиг ее вершины, то увидел там великана: сидит на дороге, кругом посматривает. Портняжка прямо к нему подошел, заговорил с ним и сказал: «Здорово, товарищ! Что это ты тут сидишь, на белый свет посматриваешь? Вот я задумал по свету постранствовать, счастья попытать; так не хочешь ли ты со мною в товарищах идти?»
Великан презрительно посмотрел на портного и проговорил: «Ах ты, дрянь! Жалкая тварь!» — «А! Вот как! — ответил ему портняжка да и расстегнул верхнее платье, и показал великану свой пояс: — Ну-ка, прочти, каков я человек!» Великан прочел: «Единым махом семерых побивахом!» — подумал, что портной сразу может побить семь человек и проникся некоторым уважением к этому малышу.
Однако же он захотел его испытать; взял в руки камень да так стиснул, что из камня вода потекла. «А ну-ка, попробуй это сделать, коли ты силен!» — сказал великан. «Только и всего? — сказал портной. — Помилуй, да это у нас пустяками считается!» Выхватил из кармана творожный сыр и стиснул его вместе с камнем так, что сок на землю закапал. «Что? Небось это почище твоего будет?»
Великан и сам не знал, что ему сказать, и поверить не мог, что этот человечишка обладал такою силою.
И вот поднял великан с земли камень и швырнул его вверх с такою силою, что его едва видно стало, и сказал: «Ну-ка, ты, малявка, подкинь-ка так!» — «Недурно брошено, — сказал портной, — однако же твой камень все же на землю пал; а вот я тебе брошу камень так, что он никогда больше на землю не падет!»