Жрица голубого огня Волынская Илона

О странных похоронах без покойника

– Доченька! – Ингама с воплем рванула к лежащей у очага дочери. – Родная моя, проснись! Да что ж такое – я тебя спасаю, а ты спишь и спишь, не глядишь на меня… Я соседей привела, и шамана нашего тоже! Тебе помогут, доченька, тебе обязательно помогут, – обнимая спящую девочку, зашептала Ингама.

Деревянные ступеньки тяжело заскрипели под шагами, и, заполняя собой весь дверной проем, возник человек в сделанном из перьев облачении белого шамана. Сразу понятно стало, что это шаман кузнечной слободы – плащ аж топорщился на широченных плечищах. Шагая так, что доски пола прогибались, он направился к очагу. В опустевшем дверном проеме немедленно появились физиономии помянутых Ингамой соседей. Аякчан неприязненно поморщилась. На торчащих из-за дверного косяка лицах было написано любопытство и немножко злости. Но над всем этим господствовал мерцающий в глазах страх. Одуряющий смертный ужас, от которого жалобно кривятся губы, дробно постукивают зубы и дрожат пальцы. Ужас, от которого утрачивают разум, превращаются в скулящих тварей или в скалящихся чудовищ, в котором все человеческое тонет, как в болоте, оставляя вместо людей – безмозглую и бессмысленную стаю, готовую как убивать, так и спасаться бегством.

Белый шаман принял из рук Ингамы расслабленное теплое тело дочери и наклонился над ней, напряженно всматриваясь в ее лицо.

– А этот что же – тоже вообразит, что нынче День? – пробормотал Бута и принялся искать взглядом Аякчан, похоже, считая, что она разбирается в шаманских причудах.

Местный шаман вскинул голову, так что украшавшие его шапку перья прошлись по закопченному бревенчатому потолку, а мрачные темные глаза вперились в кузнеца.

– Нашел время шутки шутить, Бута! Беда в доме твоем, кузнец, беда великая! – голос белого шамана стал мерным и в то же время грозным, как рокот темной волны, накатывающей на обледенелый берег. Он начал раскачиваться из стороны в сторону. – Беда страшная пришла, беда черная, в городе беда, в слободе беда! Метит, метит людей злая сила, семьями забирает, улицами губит… Ночью беда пришла, не Днем, Днем побоялась… – Качания его становились все шире, шире, спящая девочка на его руках то взлетала, то опускалась. – Днем белый шаман кузнечную слободу стережет, Днем белый шаман беду бы за косу поймал да по ветру развеял… – черная тень шамана, похожая на встопорщившуюся птицу, расползлась на все четыре бревенчатые стены, вскарабкалась на потолок и замерла там, горестно нахохлившись, – но беда Ночью прокралась, подлая! – мерный речитатив шамана сорвался на пронзительный визг.

Будто эхом в ответ ему взвыла Ингама – и, дергая себя за косы, принялась биться головой о стену. За дверями немедленно завопила какая-то старуха – и даже у топчущихся на крыльце здоровенных кузнецов начали жалостно, как у маленьких, кривиться дубленые физиономии. Дом кузнеца Буты наполнился рыданием, казалось, горе и страх лились через край, захлестывая всю слободу и расползаясь дальше, дальше по городу…

У Аякчан появилось острое желание вылезти из угла, куда она забилась, и отхлестать истеричку Ингаму по щекам, предварительно выпустив когти. Да и Белому тоже всыпать – для ума. Недаром всех этих шаманов в Храме считают мошенниками и прохиндеями! Да и врет он, что Днем мог с нижней албасы справиться! Как есть врет!

– Албасы! – рявкнул шаман так, что Голубой огонь в очаге заметался. Заполнявший дом вой немедленно стих, как отрезанный. – На девочке – метка албасы! – страшным шепотом, казалось, порождавшим в стенах крохотного домика потустороннее гулкое эхо, пророкотал шаман. – Чую… Чую… Здесь… Здесь ведьма!

«Так это ж он меня чует!» – в панике подумала Аякчан. Действительно, кому нужно искать какую-то неведомую черную бабу, когда поблизости есть такая удобная маленькая албасы Голубого огня, да еще без капли Огнезапаса внутри! Можно, конечно, кусаться и царапаться, но… она уныло посмотрела на жадно заглядывающих в дверной проем обитателей кузнечной слободы – их дубленые шкуры даже ее когтями не раздерешь!

Шаман еще качнулся раз, другой… и, мерно притопывая, так, что весь домик затрясся с ним вместе в едином ритме, стал поворачиваться, шаря вокруг пронзительным темным взором.

Вот он уже вполоборота к Аякчан, вон он почти обернулся… Девочка чувствовала, как вибрируют у нее за спиной бревна, будто выталкивая ее прямо на глаза шаману. Увидела, как изменилось лицо Донгара, как Хакмар взялся за меч и осторожно переместился белому шаману за спину… Белый повернулся к девочке лицом – и его темный взор, как копье, ударил в угол, где скрывалась Аякчан. Испуганно пискнув, она шмыгнула сквозь стену.

Ее ноги по щиколотку увязли в сером песке. Вокруг, неспешно перемещаясь, скользил густой серый туман. Позади слышался тихий плеск. Девочка стремительно обернулась – и увидала мерно плещущие у берега темные воды Великой реки. Стук стремительно, с перерывами колотящегося сердца стал успокаиваться. Аякчан огляделась по сторонам. Позади, там, откуда Великая река катила свои воды, серая мгла была окрашена красным, будто сверкал огромный алый рубин. Аякчан поняла, что может пойти туда – и там ей будут рады, и там будет ее дом, и будет ярость, и быстротечная красота схватки, и торжество победы, и упоение унижением побежденного. Аякчан посмотрела вперед, по течению – там мгла отблескивала голубым, будто мерцал вдали гигантский сапфир. Аякчан могла пойти и туда – и там ей тоже будут рады, и там тоже дом, и покой, и власть, на которую никто не смеет посягнуть, и вечная красота бессмертных звезд. Девочка всерьез задумалась – если с Храмом не вышло, может, стоит уйти: туда или туда, вверх или вниз по Реке… Все лучше, чем в чужих штанах скитаться по Средней земле в компании двух ненормальных Черных… Наверное, она и пойдет, вот только поглядит, что там с маленькой Нэлэнчик. Аякчан шагнула к Реке, в непрозрачных водах которой медленно проступили Голубые огни города…

…Шаман кузнечной слободы глупо, как разбуженный филин, похлопал веками, словно не веря, что угол, в который он уставился, вовсе пуст, что окутанной серыми тенями хрупкой фигурки и след простыл. Долгая пауза затягивалась…

– Гм… да… – неловко откашлялся Белый. – Вот… – он стрельнул глазами по сторонам, соображая, не приметил ли кто его смущения. Со всех сторон пялились круглые испуганные глаза обитателей слободы.

– Бум! – шаман гулко топнул ногой в пол – будто ставя некую оглушительную точку. Народ вокруг дружно вздрогнул и шарахнулся, глядя на шамана с большим страхом, чем смотрели бы на самого Эрлика, Повелителя Нижнего мира, случись тому вылезти из подпола.

– Спасаться надо, люди! – жутко выдохнул Белый, на вытянутых руках вскидывая безвольное тельце Нэлэнчик к потолку. – Не то всей слободой пропадем!

В повисшей оглушительной тишине слышались сдавленные, боязливые рыдания женщин. Держа спящую девочку на поднятых руках и задрав голову к потолку, будто глядя сквозь закопченные бревна в звездное небо, шаман величественным шагом двинулся к двери. Слобожане метнулись в разные стороны, освобождая проход…

– А вы знаете, как остановить нижнюю албасы? – с любопытством спросил мальчишеский голос.

Занесший было ногу шаман замер на мгновение, словно надеясь, что застрявший в проеме тощий тринадцатидневный мальчишка сам опомнится и уберется с его пути. Но мальчишка только с интересом разглядывал его блестящими от любопытства глазами. Понимая, что выглядит глупо с задранным подбородком и воздетыми вверх руками, шаман нехотя опустил взгляд на мальчишку.

– А ты кто такой, что спрашиваешь?

– Я… – обстоятельно начал было тот, но тут вмешался второй паренек в дорогой кожаной куртке с блестящими бляшками из настоящей стали:

– Из тундры он! Ученик тамошнего шамана! Сюда того… опыта приехал набираться! Учиться!

Глядящая сквозь колеблющиеся воды Реки Аякчан увидела, как Донгар на мгновение отвел глаза от спящей на руках у шамана Нэлэнчик, чтобы бросить на Хакмара недовольный взгляд – похоже, этому малодневному Великому Черному так же приятно выдавать себя за ученика шамана, как Хакмару прикидываться подмастерьем кузнеца! А вот Аякчан никогда не стыдилась быть ученицей Храма! Ну-у… по крайней мере до того, как ей объяснили, что она этот Храм и основала!

– Ты девочку усыпил? – голос белого шамана звучал до странности глухо – может, воды Великой реки так искажали звук. – Вовремя, вовремя… Помог… Легче будет… Всем. А сейчас… шел бы ты лучше отсюда, а, парень? – вдруг просительно сказал шаман. – Ну знаю я, как остановить албасы… только мал ты еще такому учиться!

Аякчан вдруг поняла – врет Белый! Нет, не врет… И снова не так! Ни в одном слове вранья не было, но где-то в глубине, в дыхании, в тени, в голове, под сердцем этого Белого таилась ложь чернее самой черной Ночи.

А страшный черный шаман, недоделанное исчадие Нижнего мира Донгар Кайгал расплылся в счастливой, совершенно детской улыбке и радостно толкнул Хакмара локтем:

– Слыхал? Мы-то перепугались, а городской шаман – р-раз! Ночь пришла, камлать не может, а средство против албасы все едино знает! Господин Белый, уж не гоните! – И Донгар закланялся, как деревянная кукла.

Городского шамана искренний восторг тундрового мальчишки вовсе не порадовал.

– Смотри, как бы ты нынче о шаманстве не узнал больше, чем хотел! – рыкнул он и уже без всякой торжественности ринулся к дверям со спящей девочкой под мышкой.

«Донгар, он врет, врет, он что-то недоброе задумал, ну как же ты не видишь, ну ты же черный шаман, должен зло на полет стрелы чуять!» – похоже, даже не осознавая, что белый шаман с девочкой на руках там, в Средней земле, а она здесь, в междумирье, Аякчан ринулась за ним следом – прямо по поверхности Великой реки. Темные воды пружинили под ногами, как лесной мох, но она не обращала на это внимания. Она бежала, стараясь не потерять процессию из виду.

Быстрым размашистым шагом шаман шел вдоль погруженной во мрак улицы. Люди, как черные тени Нижнего мира, в полной тишине выскальзывали из домов, присоединяясь к безмолвной процессии – мужчины, женщины, старики… И ни одного ребенка, кроме спящей на руках шамана Нэлэнчик. В темных водах реки Аякчан удавалось разглядеть то напряженное, будто выхваченный из ножен клинок, лицо Хакмара – похоже, тот тоже не доверял здоровяку-Белому, – то улыбающегося Донгара, аж светящегося от облегчения. Аякчан вдруг отчетливо поняла, как боялся мальчишка-шаман сам, без поддержки, встречаться с нижней албасы, уже утянувшей не одну душу, и как теперь он рад, что есть другое средство, другой способ, не надо быть героем, кто-то другой, большой и сильный, спасет девочку вместо него…

«Но он же врет, этот Белый врет, как же ты не видишь, Великий Черный, ну что ж ты за телок такой доверчивый!» – хотела закричать Аякчан.

Впереди мелькнула невысокая ограда белого дерева… Аякчан поняла – это же то, что Донгар называл «специальным местом»!

– А зачем это мы на кладбище идем, господин белый шаман? – крайне неприятным голосом вдруг спросил Хакмар, оглядывая беспорядочное нагромождение деревянных помостов, на которых громоздились вытесанные из цельных стволов дерева ящики с покойниками, кое-где перемежающиеся с грубо обтесанными ледяными надгробиями.

Не оглядываясь на мальчишку, шаман молча двинулся вперед.

– Должно быть, земля нужна, землей нижнюю останавливать будет, – продолжая восторженно скалиться, пробормотал Донгар.

– Не больно-то земля ее в прошлый раз остановила, – не сводя с широкой спины шамана полных подозрения глаз, буркнул Хакмар.

– А может, духов предков о помощи попросит, – в голосе Донгара наконец зазвучало сомнение. – Только как, однако, попросит – не камлая-то?

Шаман вдруг замер, будто споткнувшись.

В междумирье на Великой реке запыхавшаяся Аякчан остановилась, прижимая руку к готовому выпрыгнуть из груди сердцу, и прищурилась, пытаясь разглядеть в колеблющейся воде то, что заставило шамана замереть.

Белый стоял на самом краю выкопанной ямы. Рядом грудой валялись испачканные землей деревянные лопаты. Аякчан вдруг почувствовала, как во рту у нее стало сухо, будто она тысячу Дней не пила! Яма была маленькой! Как раз для… как раз для…

Шаман размахнулся – и швырнул Нэлэнчик в яму! Резко развернулся… и громадным кулачищем влепил в челюсть стоящему позади него Буте. Глаза кузнеца закатились, коротко хрюкнув, отец Нэлэнчик осел на землю. Шаман сгреб в охапку с воплем ринувшуюся к дочери Ингаму и отбросил ее в сомкнувшуюся над ней толпу.

– Закапывайте, люди, закапывайте! – рявкнул он. – Закапывайте, не то всей слободой пропадем!

Первые комья земли упали на грудь спящей девочки.

– Вы что делаете, люди! – истошно завопил Донгар, пытаясь вырвать лопату у здоровенного мужика. – Она ж ребенок!

Сильный толчок в грудь отшвырнул мальчишку под ноги Белому.

– Не лезь, парень, – мрачно буркнул мужик, продолжая споро орудовать лопатой. – Она-то ребенок, да у нас-то свои дети есть, коли ее в живых оставить – и ей конец, и нашим пропадать!

– Ты хотел знать средство против нижней албасы? – глядя сверху вниз на распростертого у его ног мальчишку, тихо сказал взрослый шаман. – Нет от нее другого спасения, кроме как помеченного ею человека живьем в землю закопать – тогда ни родичей его, ни селения ей не найти! Учись, парень! Вот что значит быть белым шаманом – селение любой ценой спасть, ясно?!

Взрослый шаман еще бормотал что-то нравоучительным тоном, но голос его вдруг начал подрагивать и срываться. С мальчишкой происходили странные изменения. Очертания его тела жутко, неузнаваемо изломались, будто лежащее на земле существо было вовсе и не человеком! Будто некая чудовищная тварь, тощий паренек подобрал под себя многосуставчатые руки и ноги – и коротким упругим толчком взвился с земли. Перед оцепеневшим от мгновенного, одуряющего ужаса белым шаманом появилось блеклое и ноздреватое, как творог из оленьего молока, лицо. Бурлящие алым огненные провалы, открывшиеся на месте глаз мальчишки, вперились в него.

– Но я-то не Белый! – выдохнул жуткий, как рев поднимащегося чэк-ная, голос. – Я – Черный!

И пылающие, как жадное Пламя, пальцы сомкнулись у Белого на горле.

– Да ваши дети б от стыда сгорели, узнай они, какие у них родители! – разнесся яростный голос Хакмара, и в самозваных могильщиков врезался вихрь сверкающей стали.

Здоровяк кузнец небрежно отмахнулся от налетевшего на него парня – этот еще лезет, маловат пока взрослых мастеров учить! Перед глазами блеснула сталь – и кузнец замер, изумленно уставившись на перерезанный, будто камышинка ножом, толстый черенок лопаты. Дерево почернело, словно побывало в Огне, и над ним клубился слабый дымок. Оголовье меча с хрустом въехало кузнецу по зубам. Тонкая, затянутая в черное мальчишеская фигура промелькнула над ним, в прыжке с силой оттолкнувшись от упавшего на колени мужика. Вооруженный мечом парень приземлился прямо на чью-то голову. Вскочил, взмахом клинка отбивая удар длинного ножа – лязгнула сталь, сверкнули искры, и нож переломился у рукояти.

– Да что вы за кузнецы – сердечник в ноже ни к какому кулю! – рявкнул Хакмар, и заточенное острие его меча полоснуло нападавшего по руке. Рукав толстой меховой парки распался надвое, будто был сшит из тончайшего Огненного шелка, и незадачливый боец шарахнулся в сторону, скуля и зажимая располосованную ладонь.

– Вы, духи воздуха, для которых облако стало платком, а черная туча безрукавкой, примите кровь эту! – немедленно провыл утробный голос.

Белый шаман, бьющийся в руках жуткого существа, которое он так легкомысленно принял за мальчишку, почувствовал, как его вздергивает в воздух. Твердые, как стальные прутья, и такие же раскаленные пальцы все теснее сжимались у него на горле.

– С тварями Нижнего мира дра-а-а-ться надо, а не детишек им живьем ска-а-армливать! – прогудел черный шаман. – Не то сам тварью станешь, хуже, чем из Нижнего мира лезут!

«Кто б говорил!» – мелькнуло в голове у задыхающегося Белого, он судорожно царапал сомкнувшиеся на горле руки Черного, но куда там! Как нашкодившего щенка волоча полузадушенного здоровяка за собой, Донгар широким шагом двинулся к могиле.

Хакмар врезался в сгрудившихся слободчан, и его стремительно вертящийся меч загудел зло, как разъяренная пчела, раздавая хлесткие удары направо и налево.

– Да это ж мальчишки! – заорал кто-то из слободчан, набегая на Хакмара сзади и норовя огреть его заступом по голове. – Бейте их!

– Ах, как благородно! – Хакмар стремительно присел, пропуская лопату над собой, и та с треском раскололась, обрушившись на голову другого слободчанина. Острая деревянная щепа разлетелась по сторонам, Хакмар крутанулся, подсечкой опрокидывая незадачливого противника и для большего ускорения наподдавая ему кованым сапогом под зад.

– О мать моя земля Калтащ-эква, Хозяйка жизни и смерти, великая Умай! – взвился мерный речитатив Донгара. – Я всего лишь шаман, также могущий умереть, помоги мне спасти ребенка, и я отдам тебе взрослого, делай с ним, что хочешь!

– Скрип-бум-хруп! – разнесшийся по кладбищу глухой гул заставил перепуганных слободчан позабыть о Хакмаре и завертеть головами.

Ледяные надгробия медленно раскачивались, выбираясь из промерзлой земли.

– Ба-бах! Ба-бах! Ба-бах! – с ревом рассекая воздух, глыбы льда пронеслись над головами рухнувших наземь людей. Полузасыпанная могила, на дне которой, ничего не ощущая, безмятежно спала маленькая девочка, зашевелилась. Из глубины земли послышался рокот, нарастающий, как шум близкого водопада. И вдруг могила словно взорвалась! Комья мерзлой земли взметнулись в воздух и затарабанили по головам, глуша здоровенных мужиков не хуже камней! Могила вспучилась… и вывернулась наизнанку – высоченный земляной столб выметнулся наружу. На его вершине к небесам вздымалась маленькая спящая девочка!

Столб рос, рос, рос… Замер на мгновение, казалось, упираясь в самые небеса – и стремительно начал опадать, втягиваясь обратно в могилу и унося Нэлэнчик за собой! Раздался отчаянный женский вскрик, прыжок – женщина, извернувшись, как атакующая кошка, сдернула проносящуюся мимо девочку и откатилась в сторону, крепко прижимая бесчувственную малышку к груди. В тот же миг земляной столб рухнул в глубь земли, в уводящий в бесконечность черный тоннель. Размахнувшись, Донгар швырнул туда изобретательного шамана кузнечной слободы.

– А-а-а! – долгий отчаянный крик донесся из разверзшегося в кладбищенской земле бескрайнего провала, на мгновение летящий вниз белый шаман словно завис на фоне всепоглощающей черной пустоты… И тут же пласты земли задвигались с грозным рокотом, длинные земляные языки поползли, медленно смыкаясь между собой и отрезая искаженное ужасом лицо белого шамана от глаз глядящих ему вслед людей. Мгновение – и с чавкающим звуком провал сомкнулся, взметнувшаяся вихрем земля стянулась на свое место. Посреди изломанного наста кладбища отвратительной черной дырой осталась зиять пустая детская могилка, да у кромки ее, тихо постанывая, но не смея подняться, валялись избитые и облепленные грязью слободчане.

Девочка в коротенькой белой парке и с золотыми подвесками в виде гусей и зайцев в медно-рыжих волосах отвела глаза от темных вод Великой реки, текущей поперек громадного ярко-алого чума. Раздраженным движением она смахнула в воду стоящие рядом с ней пустые плошки и принялась с грохотом полоскать их прямо в Великой реке, гремя мисками так, как обычно гремят посудой только сильно обозленные девчонки. За спиной у нее послышался шум и грохот, отверстие громадного чувала само собой распахнулось, открывая бесконечный темный тоннель, и оттуда со свистом вылетел здоровенный мужик в птичьем плаще белого шамана. Сидящая на корточках у Великой реки меднокосая девчонка неторопливо отставила прочь чистую миску и, деловито обтирая мокрые руки о подол, подошла к скорчившемуся на полу здоровяку…

– Так это ты тот белый шаман, что детишек живьем в меня закапывает? – свистящим шепотом спросила она.

Белый поднял голову – и, увидев пронзительные старческие глаза на юном девичьем личике, завыл от ужаса и безнадежности.

Свиток 29

В котором черной женщине опять удается уйти

Женщина, оскальзываясь и спотыкаясь, бежала к воротам, унося лежащую у нее на руках маленькую Нэлэнчик прочь, прочь!

Задыхаясь от навалившейся вдруг нечеловеческой усталости, Донгар почувствовал, как колени у него подламываются, и сам рухнул в истоптанный торбозами наст.

– Девочка… где?.. – тяжело опираясь на меч, прохрипел возвышающийся над ним Хакмар.

Донгар только по-оленьи мотнул головой в сторону убегающей:

– Вон… уносит ее… Ингама…

Скорчившаяся у могилы полузасыпанная фигура шевельнулась, посыпались комья земли, и выглянуло до черноты перемазанное женское лицо.

– Тута я… – послышался рядом непривычно тихий и кроткий голос, совсем не похожий на обычные скандальные вопли Ингамы. – Нельку-то уже забрать можно или как, а, почтенные и уважаемые черные мальчики из Нижнего мира?

– На себя-то поглядите, тетенька, – кто тут чернее! – невольно огрызнулся Хакмар… и тут же замер с открытым ртом, глядя вслед торопливо поспешающей прочь женщине. – Если Ингама тут, то кто тогда… – не договорив, он сорвался с места и с обнаженным мечом в руке ринулся в погоню. – Эй ты, а ну, стой! Стой, кому сказано!

Женщина оглянулась на мгновение и тут же припустила еще быстрее, но Хакмару и этого было достаточно.

– Да это ж та толстая ведьма, что с твоей албасы прилетала! – завопил он, завидев широкую физиономию да выбившуюся из-под капюшона парки синюю прядь.

Донгар молча пронесся мимо – земля перед улепетывающей теткой вздулась горбом, отрезая ей выход с кладбища. Ни на миг не сбавляя бега, та окуталась голубоватой дымкой – и со свистом взвилась в небо, унося с собой спящую девочку. Донгар заорал…

Поток резко пахнущей воды, темной, как сажа, и густой, хлынул на улетающую жрицу прямо из Ночного воздуха! Черная вода бешено зашипела, столкнувшись с Огненным ореолом вокруг толстухи – и полыхнула алым! Вопя, жрица шлепнулась на землю, как ворона с опалеными перьями! Воздух рядом с ней глухо чпокнул – из пустоты высунулась тонкая девичья рука с крючковатыми, отблескивающими сталью когтями. И вцепилась толстухе в волосы прямо сквозь капюшон парки!

– Бросай девочку! Бросай, Синяптучка, кому говорю! – раздался яростный вопль, и из воздуха вывалилась Аякчан. Длиннющими черными когтями она ухватила растрепанные грязно-синие патлы толстухи и принялась бешено их трясти. Да она сейчас все имеющиеся души из этой синей поганки вытрясет! Мало она в школе девчонок мучила, теперь за совсем маленьких принялась! Рыча, как разъяренный медведь, Аякчан остановилась… Что-то было не так, что-то… Синяптук не орала, не визжала и не пыталась сопротивляться – это Синяптук-то! Толстая наставница болталась в ее хватке, как тряпичная кукла, и физиономия у нее была безучастной и равнодушной: выпученные и неподвижные, как пуговицы, глаза, застывшая полуулыбка на слишком красных, будто вымазанных кровью губах, и волосы… Аякчан стало мерзко – волосы, в которые она вцепилась, были сухими и крошились под пальцами, как тысячедневная пыль. А еще от Синяптук веяло жаром, как от разогретого чувала!

Аякчан невольно попятилась, отстраняя странно изменившуюся мальвину на расстояние вытянутой руки… Сверху обрушился истошный визг, и что-то черное и растопыренное, похожее на громадную летучую мышь, рухнуло между ней и Синяптук. Аякчан показалось, что ей заехали в грудь осадным бревном! Ее швырнуло в сторону, она перекувырнулась через голову и, как сброшенная с высоты лягушка, ляпнулась у самых ног Хакмара.

– Что, нравлюсь такая? – сдавленно прохрипела она, с трудом поднимая голову и ловя на себе совершенно безумный взгляд мальчишки. Она отлично знала, что он сейчас видит, будто по-прежнему глядела на свое изменившееся отражение в зеркале темных вод: зубы-шилья, между которыми пляшет длинный, хоть вокруг собственных коленок обматывай, раздвоенный язык, и глаза – полные сапфирового блеска треугольные глаза на заострившемся лице! Ну и когти, конечно!

– Хи-хи-хи! Сестричка Айка показала кузнецу свое личико! – захихикал сзади мерзкий старушечий голосок.

– Черная! – завопил Донгар.

– Какая я тебе сестричка, ты, старая вешалка Нижнего мира! – изогнувшись, как кошка, Аякчан кинулась на черную женщину. Та метнулась в сторону – Аякчан пролетела мимо, взрыв когтями снег, стремительно развернулась и взмахнула рукой – мгла междумирья развернулась, окутывая ее серым платком. Вихрь закрутился у Черной под ногами, вознося ее в воздух, – серая мгла безобидным редким туманом растянулась между Черной и землей. Стремительно крутящийся смерч трепал полы и ворот парки, поднимая Черную все выше и выше…

Аякчан щелкнула пальцами. Плывущая поперек луны жиденькая белая тучка ринулась к ней. Девочка с маху вскочила на облако – вот и не пришлось просить Айгыр научить ее ездить на тучах…

Застывшая, как древесный столб, Синяптук вдруг резко вскинула руки – столб Огня ударил прямо в Аякчан.

– Ложись! – кто-то сшиб девочку с ног, тучка под ней лопнула с громким хлопком. Они прокатились по земле и рухнули в выкопанную для Нэлэнчик могилу. Огненный шквал с сухим шелестом пронесся над головой и исчез.

– Слезь с меня немедленно! – завопила Аякчан и с силой отпихнула навалившегося на нее Хакмара.

Подтянувшись, она выскочила из могилы.

Но в битву уже вступил Донгар. Земля под Черной вздыбилась – похоже, Калтащ еще соглашалась отдавать черному шаману свою силу. Длинный корень захлестнулся на ноге повисшей в воздухе старушонки. Визжащую Черную рвануло к земле. Хрустнул проломленный снежный наст – второй корень выметнулся из трещины и обвился вокруг шеи Черной…

– Дави ее, шаман! – свирепо завопила вылезающая из могилы Аякчан… и замолчала, издав жалобный полузадушенный писк.

Длинная парка бьющейся в хватке корней нижней албасы задралась… в кольцах обвившейся, как змея, единственной руки черной женщины безмятежно спала Нэлэнчик. А острый, как Хакмаров клинок, коготь Черной был прижат к пульсирующей жилке на шее девочки.

Аякчан почувствовала, что сейчас она почти ненавидит этого ребенка! Это не девочка, это переходящее школьное Пламя какое-то!

– Отпус-сти меня, ш-шаман, быс-стро! – просипела Черная.

Корень на ее шее еще несколько мгновений держался, потом одним судорожным движением стиснул Черной горло, будто сожалея о невозможности задавить эту тварь окончательно, и, размотавшись, со скрипом втянулся в землю. Путы на ногах тоже опали. Судорожно кашляя, Черная откатилась в сторону. С громкими отчетливыми щелчками ее длинная многосуставчатая рука размоталась – спящая Нэлэнчик повисла в хватке когтей, как пойманный за шкирку щенок.

– С-стой на мес-сте, ш-шаман, – брезгливо держа девочку на вытянутой руке, прошипела нижняя албасы. – Только ш-шевельнись, и я порву ей горло! И всю слободу выс-сосу!

Шагнувший было вперед Донгар неуверенно попятился, следя за нижней раскаленными, как зев чэк-ная, глазами. Пригибая мальчишку к земле, на плечи ему рухнула непомерная тяжесть. Шаман упал на колени, извернулся, пытаясь подняться, – заламывая ему руки за спину, на него навалился кузнец Бута. Глаза его были пусты, словно кто-то протер их снегом, лишая всякого выражения. Чьи-то пальцы крепко дернули Аякчан за щиколотку, и она плашмя рухнула на землю. Распростертая на насте Ингама крепко сжимала пальцы на ноге Аякчан, и лицо женщины было неживым, совершенно неподвижным. Рывок – Ингама подтянулась поближе… и впилась в ногу девочки зубами!

– А-а! – от неожиданной боли заорала Аякчан.

Хакмар подскочил и изо всей силы съездил Ингаму рукояткой меча по голове. Но со всех сторон уже поднимались слободчане – с такими же пустыми, безжизненными лицами, как у Синяптук. Уставившись перед собой совершенно неподвижными, пуговичными глазами, они неспешно двинулись на пятящихся ребят.

– Ха-ха-ха! – широко разевая ржавозубую пасть, Черная захохотала. – А я их уже высосала! Они мои, мои, мои! – Она завертелась на месте – повисшая в ее хватке Нэлэнчик болталась, как тряпочка. – Здесь все будет моим! – Черный вихрь закружился у ее ног, поднимая нижнюю албасы над землей.

Громогласный рев раздался в ответ. Из-за могилы выметнулся кто-то, огромный, как гора! И лохматый, как шуба! В лунном свете блеснули оскаленные клыки и маленькие, налитые яростью глазки. Громадные, когтистые и мохнатые лапы сгребли Черную в охапку, как пойманную мышь. Торжествующие вопли нижней албасы оборвались, сменившись жутким булькающим звуком… Спящая Нэлэнчик отлетела в сторону – и, сонно заворчав, свернулась клубочком прямо на истоптанном снежном насте! На шее девочки по-прежнему сжимались страшные черные когтистые пальцы – только вот прилагавшейся к ним руки больше не было! Из перекушенного обрубка запястья сочилась черная кровь, растекаясь по снежному насту.

Пульсирующим сгустком тьмы Черная рванулась вверх. Напавшее на нее чудовище разочарованно взревело – и прыгнуло к Донгару, сгребло и отбросило навалившегося на мальчишку Буту. Скаля внушительные желтые клыки, повернулось к бессмысленно прущим на него слободчанам…

В небе завизжала черная женщина – в этом крике слились ярость, разочарование и лютая угроза! Вихрь у ее ног завертелся высокой черной воронкой, заложил лихой вираж – и стремительно понес ее прочь.

– Встретимся еще! – жутким обещанием донесся из поднебесья голос Черной. – А ты что встала, марш за мной! – И Синяптук прянула в небо вслед за ней.

– Ее нельзя упускать – она вернется! – отчаянно потрясая кулаками вслед растворяющимся в темном небе силуэтам, закричал Донгар.

– Я знаю, куда они полетят! – уже на бегу бросила Аякчан.

– Откуда? – рявкнул нагнавший ее Хакмар.

– Догадалась! – прокричала она…

Вставший между ними и слободчанами нежданный заступник махнул когтистой лапой – дескать, бегите!

Аякчан вылетела за ворота кладбища…

– Ты знаешь, кто это? – на бегу прокричал ей Хакмар, оглядываясь на носящийся по кладбищу стремительный мохнатый вихрь.

– Догадываюсь!

– Какая ты нынче догадливая! – презрительно фыркнул Хакмар. – Кстати – да, мне понравилось!

– Что понравилось? – опешила девочка.

– Ну ты тут недавно спрашивала – нравишься ли ты мне такая! – невозмутимо ответил Хакмар.

Аякчан споткнулась на бегу, едва не угодив головой в спину вырвавшегося вперед Донгара. Это когда она клыками да когтями обросла? Но Айгыр ведь говорила, что кузнец всегда терпеть не мог облик нижнего мира, аж трясся от отвращения!

– Когти, клыки – все было довольно стильно! Вот только… – черный кузнец весь аж затрясся от отвращения, – если бы не эти твои голубые волосы!

Свиток 30

Повествующий о битве прямо в тронном зале дворца верховных

– Ты бы хоть по сторонам глядела, а то сейчас прямо на стражников и наткнемся, – пониже нагибая голову и бросая беспокойные взгляды на мелькающие в толпе шлемы, пробормотал Хакмар. – После того, что за нами осталось в кузнечной слободе, я бы и сам не поверил, что мы не разбойники.

– Плевать! – прорычала Аякчан, проносясь мимо патруля и на бегу одаривая стражников мрачным взглядом.

Щуплый мелкий мужичонка в синей куртке Храмового десятника подозрительно вглядывался в стремительно приближающуюся к нему троицу ребят. Девчонка и двое мальчишек, один – натуральный хант-ман, а у второго на поясе настоящий южный меч – что он, южного меча не узнает! Стражник уже шагнул навстречу, собираясь потребовать, чтоб девчонка показала волосы… И как на копье, наткнулся на брошенный из-под надвинутого на лоб платка взгляд. Перед глазами у вояки поплыло, затуманилось серой мглой, все завертелось, казалось, он смотрел на мир из нескольких точек сразу, будто его души уже вырвались из тела… И вдруг схлынуло. Десятник привалился к стене – по спине его струйками тек холодный пот. Троицы ребят уже не было.

Не заботясь, поспевают ли за ней мальчишки, Аякчан бегом завернула за угол. Она была просто в ярости! Старшие – они даже хуже мальчишек, да-да, хуже! Почему каждая вредная тетка – хоть верхняя, хоть нижняя, хоть средняя! – считает себя вправе что угодно делать с девчонками! Просто потому, что они старше и успели нахапать власти – в доме, как мачеха, в школе, как Солкокчон, во всем Сивире, как Демаан! Значит, имеют право хоть замуж выдавать, хоть убивать? Просто потому, что могут это сделать, потому, что у младших не хватает сил отбиться? Хамство таежное, бескультурье тундровое, наглость всесивирская! А вот посмотрим, кого на что хватит! Синяптук вместе с нижней албасы – вот кто ответит ей за все! За всех! Любите силу? Будет вам сила!

– Куда мы так шустро бежим? – слегка задыхаясь, спросил Хакмар.

Аякчан покосилась на него неприязненно. По сравнению с этим красавчиком даже Донгар иногда казался ей милым! Вон, бежит себе сзади молча и не мешает ей яриться!

– Нижняя албасы и впрямь мало что знает о законах Средней земли! Но это еще не значит, что она дура! – все же неохотно буркнула она. – Женщины, даже Черные, вообще редко бывают дурами!

Хакмар хмыкнул с сомнением, но промолчал – видно, хотел доказать, что и среди мальчишек мало дураков, чтоб спорить с разъяренной девчонкой!

– Тогда, на поляне с мэнквами, она сразу сообразила, кто может ей пригодиться, – заморочила нам головы и под шумок не только улетела сама, но и уволокла Синяптук! Та ее и научила, что если Черная начнет высасывать души в бедных кварталах, где люди и без того мрут как мухи с приходом Ночи, никто внимания на это не обратит! Но даже если высосанных ею станет так много, что в городе забеспокоятся, есть место, где никакие шаманы, никакие стражники ее не найдут! Где прячется Черная? – с торжеством вопросила Аякчан.

– Среди богачей, – разлепив сухие губы, хрипло выдохнул Донгар.

Теперь Аякчан разозлилась и на него. Думает, тоже умный, да?

– А где в этом городе самое богатое и безопасное место, куда ни одному стражнику сунуться и в голову не придет, а если и придет – то кто ж его туда пустит? – спросила Аякчан, в очередной раз сворачивая за угол.

– Здесь? – недоверчиво пробормотал Хакмар, задирая голову к нежно-голубым башням дворца верховных жриц!

– И ты сама догадалась, что Черная прячется здесь? – со смесью недоверия и искреннего восхищения переспросил кузнец.

– Конечно, – независимо повела плечом Аякчан. Ну еще очень ей помогло то, что жрица, в которую она врезалась во дворцовом дворике, удирая от разъяренной Демаан, была как раз Синяптук! Только тогда она мальвину не признала – с этим новым, равнодушным выражением лица, вовсе не свойственным скандальной толстухе. И лишь увидев Синяптук на кладбище, она сообразила! Но рассказывать об этом мальчишкам Аякчан вовсе не собиралась!

– А эта твоя Айгыр даже не заметила, что у нее под носом лишняя албасы завелась? – возмутился Хакмар. – Совсем ваши верховные жрицы мышей не ловят?

– Жрицы – хоть верховные, хоть младшие – мышей не ловят! – ледяным тоном отрезала Аякчан. – Мышей ловят коты! Вряд ли Черная совалась Айгыр под нос, а сейчас верховной там и вовсе нет! – Аякчан вздохнула. Верховная Айгыр теперь в Нижнем мире, где ее уже тысячу Дней поджидают не забывшие обид давние враги… – Для Черной во дворце нынче полное раздолье!

– Ну и как мы внутрь попадем? – все еще недоверчиво спросил Хакмар, разглядывая выходящую в переулок глухую, без единого окошка, стену толстого непрозрачного льда.

– Скрытно и предельно осторожно, – деловито сообщила девчонка. – Там внутри полно жриц, и все до ушей накачаны Огнем, поэтому нам нужно в безлюдное место. Какую-нибудь кладовку или заброшенное хранилище…

– Вот они! Попались, бандюги! Хватайте их, братцы, да поосторожнее с девчонкой, она меня заморочить пыталась!

Из соседнего переулка, размахивая мечом, выскочил все тот же старый знакомый – мелкий мужичонка с куртке Храмового десятника! А за ним, выставив копья, отряд Храмовой стражи!

Аякчан взвизгнула и, ухватив мальчишек за руки… прыгнула прямо сквозь толстенную ледяную стену.

– Кха-кха-кха… Как ты… это сделала? П-предупреждать же н-надо, кха-кха… – Хакмар согнулся пополам от кашля. Ртом он жадно хватал воздух, пот заливал красное лицо мальчишки. Он с трудом выпрямился, недоверчиво уставившись на стену – в голубоватом льду красовались три темных пятна, очертаниями напоминавшие двух мальчишек и девочку с разметавшимися волосами! В толще льда, словно вмороженный туда, висел свалившийся с Аякчан платок. Хакмар еще раз сильно потянул носом воздух – и выпрямился, озираясь по сторонам.

– Как-то это мало похоже на кладовку… – пробормотал он.

– Но безлюдно же, – растерянно возразила Аякчан.

Они стояли в центре огромного зала. В глубине мерцали вытесанные изо льда четыре трона – два из молочно-белого льда и два из черного, – роскошные и величественные настолько, что даже становилось слегка смешно. Аякчан криво усмехнулась – албасы, в своих мирах всего лишь беспечные и бесполезные дочери верховных духов, здесь, в Средней земле, никому не позволяли забыть, кто на Сивире хозяйки! Не сдержавшись, девочка фыркнула. Тысячедневные мудрые правительницы – а ведут себя точь-в-точь как Тайрыма, каждый миг напоминавшая окружающим про силу своего рода и богатство отца!

– А мне нравитс-ся, – с коротким смешком сообщил старушечий голосок. Из-под потолка на сиденье трона неспешно опустилась черная женщина. Ржавые зубы насмешливо скалились, железная ноздря с шумом втягивала и выпускала воздух. – Верно я говорю, ты? – Черная переползла на другой трон и, кажется, собралась схватить за растрепанные волосы спланировавшую на ступеньки Синяптук. Но лишенная кисти культя ее единственной руки только ткнулась толстой жрице в голову. Молчаливая и безучастная Синяптук качнулась, как кукла, и не ответила. Черная женщина злобно зашипела, косясь на Аякчан, и, как белка, перепрыгнула на третий трон…

А чего коситься-то, спрашивается – она ей, что ли, ручку отгрызла? И вообще, не тянула бы свои черные немытые пальчики куда не надо – было бы чем толстых мальвин за волосы таскать! Нельзя иметь все сразу!

– Еще бы тебе не нравилось, – делая аккуратный шажок поближе, в тон ей откликнулась Аякчан. – Ты с нашими верховными с одного гнилого болотца клюковка!

– Так ведь и ты, с-сестричка Аякчан, и ты! – засмеялась Черная. – Только тебе удача привалила, удрала ты оттуда да других с с-собой прихватила. А меня не взяла!

– Похоже, и в предыдущем рождении у меня голова работала, – пробормотала Аякчан, еще на один осторожный шаг приближаясь к трону.

– Бедненькая я, несчш-ш-шастненькая, обделенная! – растягиваясь поперек всех четырех тронов, взвыла Черная, отчаянно дрыгая в воздухе ногами.

– А тебе четыре трона сразу – не много? – ничуть не впечатленная этой истерикой, поинтересовалась Аякчан, несколькими быстрыми шажками подбираясь совсем близко. – Задницы хватит?

– Ч-ш-шетыре? – Черная подняла голову, уставившись на Аякчан затянутым мутным бельмом единственным глазом. – И правда, много. А у тс-себя сколько было, когда ты тут правила, – один?

Пол заколебался, словно лодка-долбленка на речной волне. Очертания четырех тронов поплыли, изламываясь… Их потянуло вверх, растянуло вширь и тут же сплющило. Послышался скрежет ломающегося льда, и вихрь мелких секущих осколков пронесся над головами ребят. Будто смятые великанской ладонью, черные и белые троны лепились друг к другу, скатались в ком и тут же взвились ввысь… Мгновение, и, вырастая под самый потолок, в зале воздвигся громадный трон. Черно-белый. Полосатый. Кошмар!

– А я-то думал, она задницу расширит, – разочарованно сказал Хакмар, задирая голову, чтоб разглядеть сидящую на самой верхушке трона Черную.

– Молчш-шать, мальчиш-шка! – завизжала-зашипела нижняя албасы. – Теперь это мой трон! А скоро весь Средний мир будет мой! Людишки – мои! И даже местные духи – тоже мои! Я стану здесь править! А вас всех, чуть что…

– Веником? – спросил Донгар.

– Почему веником? – опешила подпрыгивающая на троне нижняя албасы.

– Не знаю, – Донгар смутился. – Просто показалось… Как навеяло откуда-то, – словно извиняясь перед Черной, развел руками шаман.

– А вот я тебя сейчас сож-шру, мальчишка, поглядим, ч-што тебе тогда навеет! – завизжала Черная. Вывалившийся из ее пасти язык, похожий на шмат сырого мяса, начал удлиняться, удлиняться, скользя по черно-белому боку высоченного трона, как омерзительная алая змея… метнулся к ногам черного шамана…

– Съесть-то ты съешь, да кто ж тебе даст! – несколько даже снисходительно фыркнула Аякчан и всеми десятью когтями впилась в этот пульсирующий язык.

Черная завизжала так, как еще не орала до этого, и судорожно втянула язык обратно. Вцепившаяся в него Аякчан в мгновение ока вознеслась на высоту гигантского ледяного трона – и изо всех сил залепила Черной кулаком в единственный глаз!

Белесая пелена на нем лопнула, обрызгав все окрест вонючим гноем. Лед под каплями гноя задымился и вскипел. Аякчан закричала, закрывая обожженное лицо, и снова слепо ударила. Ее кулак врезался в спинку трона – ломаные трещины побежали по льду, щетинясь острыми краями разлома. Громадный кусок черно-белого льда откололся и с грохотом рухнул.

Черная завизжала. Туго закрученный вихрь вознес ее в воздух.

Лицо Аякчан отчаянно, до слез жгло, девочка чувствовала, как облезает кожа! На кого ж она похожа-то будет!

– Да я тебе сейчас этот глаз на корпус натяну! – в дикой ярости заорала Аякчан.

– Это такая специальная казнь для одноглазых албасы? – внизу поинтересовался Хакмар – гулкое эхо разнесло его слова по всему залу.

Но Аякчан было не до него. Без Огня ей не взлететь, и тучек тут тоже нет! Трескучий Огненный шар просвистел у самого ее плеча. Скорее почувствовав, чем заметив его приближение, Аякчан метнулась под прикрытие высокой спинки трона. Повисла, всадив в лед когти. Туго скатанный клубок Голубого огня врезался в сиденье, разбрызгивая кипящую воду и мелкие ледяные осколки. Трон зашатался, трещины расползались все шире.

– Ты зачем мое имущество портишь? – завопила Черная на стоящую внизу Синяптук. – Сюда бей, тут она! – словно громадная ворона, она зависла над макушкой Аякчан.

Мелкой побежкой Синяптук рванула в обход трона – пальцы ее были окутаны голубым сиянием нарождающегося Огненного шара. Что-то бормоча, Донгар ринулся ей наперерез. Стоящая на крутящемся вихре Черная захохотала:

– Твои духи не услышат тебя, шаман, слишком много вокруг Огня! Здесь моя власть!

Донгар замолчал. Набычился. И на полной скорости врезался бегущей ему навстречу жрице головой в живот. Синяптук коротко хакнула – ее отшвырнуло к подножию трона, и она замерла без движения. Огненный шар сорвался с ее пальцев и беспорядочно заметался по тронному залу – будто разыскивая выход!

«Почему, если вокруг много Огня, это дает власть черной женщине?» – мелькнуло в голове у Аякчан. Ведь это же она, Аякчан, на самом деле албасы Голубого огня, значит, должна быть ее власть! Едва не подпалив Аякчан ее меховые штаны, потерявшийся Огненный шар пронесся мимо – Аякчан зашипела, уставившись ему вслед злобным взглядом. Шар затормозил в воздухе, как разогнавшийся пес, когда он, упираясь всеми четырьмя лапами, катится по снегу… и ринулся прямо на Черную!

– В-я-я-у! – с перепуганным воплем Черная вильнула в сторону – теперь шар с каким-то осмысленным упорством гонялся за ней.

«Это я сделала?» – Вспарывая лед когтями, Аякчан заскользила вниз – сеть новых трещин располосовала трон. Послышался скрип – черно-белая громада качалась. Посыпавшиеся здоровенные обломки заставили мальчишек отскочить.

Босые ноги Аякчан стукнулись о ледяной пол. Задрав голову, чтобы видеть мечущихся под потолком шар и Черную, Аякчан побежала следом.

«В угол! Загоняй ее в угол!» – мысленно приказала она шару. Клубок Огня вспыхнул – раздался треск. Сверкающий шар ощетинился лучами, как еж. Черная попыталась прошмыгнуть мимо – едва не пропоров ее насквозь, нестерпимо переливающиеся Огнем лучи выметнулись ей навстречу.

Черная отпрянула назад и сама ринулась к стене. Спиной врезалась в лед… Зал содрогнулся. На гладкой ледяной поверхности зияло здоровенное звездчатое отверстие – Черная исчезла. Шипя, шар метнулся за ней. Вопя еще злобнее, Аякчан ударилась о стену всем телом – и исчезла в таком же звездчатом отверстии.

Навстречу ей ринулся сплошной поток Голубого пламени. С испуганным писком девочка нырнула обратно в дыру. Пламя врезалось в стену зала, затрещало – подплавленная стена потекла ручьями. Пламя опало… Аякчан завопила снова. Перекрывая коридор, перед ней стояли дворцовые жрицы. Толстые и худые, старые и совсем юные – и у каждой было такое же безучастное, неподвижное лицо, как у Синяптук! А на щеках красовались взбухшие ярко-красные пятна ожогов!

Зависнув в воздухе над жрицами, заходилась хохотом Черная.

В один шаг, будто по команде, жрицы шагнули вперед. Одним слитным движением подняли руки – и Огонь вскипел у них на ладонях.

– Она подчинила жриц! – с воплем Аякчан ринулась обратно. Зал содрогнулся снова…

Пробоины изрешетили стены. Ворвавшееся внутрь Пламя волной разбежалось по полу – и сквозь пробоины в зал вступили вооруженные стражники.

– И стражников тоже! – крикнул в ответ Донгар, уворачиваясь от просвистевшего над плечом копья и отступая к искореженному ледяному трону.

Чья-то рука ухватила Аякчан за волосы, и на плечах у нее повисла неожиданная тяжесть. Девочка пошатнулась и упала на колени. Отправленный ею на порку щуплый Храмовый десятник тоже едва не свалился, слишком большой шлем сполз ему на глаза, но девчонку он не отпустил. Его губы растянулись в радостной ухмылке.

– Меня никто не подчинял! – скаля мелкие крысиные зубы, выдохнул он. – Я тебя, тварь, спиной почуял!

Меч десятника взлетел над головой девочки… Второй клинок метнулся ему навстречу.

– Хоть подкорочу твои проклятые волосы! – Меч Хакмара полоснул по зажатым в руке десятника волосам Аякчан. Девочка мотнула изрядно укоротившейся гривой, почувствовала, что свободна, и распластавшись по льду, откатилась в сторону. Десятки мечей ударили ей вслед, откалывая куски льда от пола. Перед ее носом промелькнули стоптанные торбоза, над головой с шелестом прошло древко копья. Донгар с подобранным копьем в руках закружился над ней. От короткого толчка древком в живот щуплого унесло обратно к стене. Вертя вокруг себя мечом, Хакмар ринулся сквозь строй стражников. Те шарахнулись от свистящего стального вихря – и тут же сомкнулись, сжимая вокруг троицы ребят кольцо ощетинившихся копий. Мальчишки встали спина к спине, прикрывая Аякчан.

Девочка поднялась на дрожащие ноги. Сквозь выбитые в стенах проломы в зал медленно вступали жрицы. И так же медленно и торжественно вплыла стоящая на вихре Черная. Ее злорадный хохот наполнил тронный зал. Длинные языки Голубого огня заметались между пальцами жриц. Послышалась короткая команда – и стражники ринулись прочь.

Мальчишек сметет первыми – а потом и от нее останется лишь кучка пепла, удара такой мощи не выдержать никому!

Будто пылающие котята, Огненные шары клубочками свернулись на ладонях жриц.

Надо поставить щит, но она пуста, пуста, в ней самой нет ни капли Пламени!

Страницы: «« ... 678910111213 »»

Читать бесплатно другие книги:

«Вот как складывался его рабочий день.Он вставал затемно, в пять утра, и умывался теплой водой, если...
«Буквально за три дня до Рождества неожиданно начался такой снегопад, что в белом убранстве оказался...
Книга, которую вы сейчас держите в руках, способна изменить вашу жизнь в самую непредсказуемую, саму...
Это очень необычная книга. Она начинается с увлекательных очерков о самых отвлеченных вещах, связанн...
«Б?глецъ» – новый роман Александра Кабакова, автора хрестоматийного «Невозвращенца», смешных и груст...
В художественном путеводителе собрана полезная информация об Индии, Турции, Сингапуре и Таиланде, ра...