Однажды в замке Джеймс Элоиза
– Я буду счастлив достать ее для тебя.
– Спасибо, – просияла Эди приканчивая второй бокал. Или это уже третий?
Герцог взглянул на бутылку, но стекло было таким толстым, что трудно сказать, сколько шампанского осталось. Дворецкий, возможно, откупорил для нее бутылку часа три назад.
Эди подвинула стул, поставив его прямо перед диваном.
– Сядь сюда, – показала она. Он сел.
– Ты забыл свое шампанское! – воскликнула Эдит. Протянула мужу бокал и неожиданно поняла, что ее собственный пуст.
Не успев сообразить, что делает, он вскочил и перехватил ее руку:
– Не надо. Пожалуйста, не надо.
Он мысленно выругался, расслышав умоляющие нотки в своем голосе. Этот брак превращает его в сущее дитя, заставляет молить о том, чего он не может иметь.
– О… ты думаешь, я уже навеселе? – спросила Эди.
– Совершенно верно.
Она села на стул и потянулась к виолончели.
– Хорошо. Упс…
Эдит икнула раз, другой, прежде чем сжать виолончель.
– Не подержишь это?
Гауэйн уже стоял, потому что встала леди, – правило, вбитое в него с детства. Дерево виолончели было атласно-гладким, таким же гладким, как кожа Эди.
Она развязала завязки пеньюара и отбросила, оставшись в ночной сорочке из тонкого батиста, с лифом, отделанным кружевом. В вырезе виднелась соблазнительная грудь. Кружево падало со всех сторон ее бедер, как лента на лучшем торте, который Гауэйн когда-либо видел. Бедра такие пухлые, роскошные и…
– Можешь подать мне виолончель?
Голос жены вывел его из транса. Он подал ей виолончель.
Эди расставила ноги шире, и Гауэйн едва не ринулся вперед и не попросил отложить концерт, но вместо этого медленно опустился на диван, пока она правильно ставила инструмент.
– Я никогда раньше не играла в таком виде ни перед кем, – прошептала она.
– Чертовски надеюсь, что нет.
Ее улыбка стала шире.
– Что бы ты хотел услышать?
– Что-нибудь покороче.
Гауэйн не мог оторвать взгляд от ее ног, между которыми стоял инструмент. Ничего более эротичного он в жизни не видел.
Эди всегда преображалась, когда играла. Но это было другое преображение. Не только благодаря музыке, но и благодаря ему.
Она поглядывала на него из-под опущенных ресниц, пока играла что-то задорное, отчего пальцы плясали на струнах.
И тут Гауэйна осенила идея. Он снял камзол и галстук еще у себя в кабинете, а теперь встал и принялся расстегивать жилет.
Глаза Эди раскрылись чуть шире, но она продолжала играть, даже когда он стащил рубашку через голову. И ошиблась, когда он нагнулся, чтобы стянуть сапог. Он запомнил, как каскад нот спускался вниз, и тут Эди взяла не ту ноту.
У него сложилось отчетливое впечатление, что жене нравились его мускулы. Поэтому Гауэйн снова наклонился, на этот раз медленнее, изогнувшись как римская статуя, чтобы стянуть второй сапог и скатать чулки. Эди наблюдала… играя уже далеко не в темпе аллегро.
Теперь комната погрузилась в полумрак, поскольку некоторые свечи почти догорели. А последний дневной свет середины лета уже давно погас. Гауэйн положил руки на пояс.
Смычок поднялся, и последняя нота вышла слишком короткой. В наступившей тишине он услышал стук дождевых капель по оконным стеклам.
– Господи боже, – сказал он, расстегивая пуговицы панталон, и встречая взгляд Эди. – Эта нота должна была длиться дольше, верно?
– Откуда ты знаешь? – удивилась она, но ее взгляд вернулся к рукам мужа. Он расстегнул другую пуговицу и немного спустил панталоны, показав свой мускулистый живот.
– Эту мелодию ты играла с отцом.
Ноты отложились в его памяти, как и все, что он хотя бы раз читал или слышал.
– Ты так хорошо помнишь музыку, услышав ее всего однажды?
Гауэйну пришлось с трудом стаскивать панталоны с той части тела, которая едва в них помещалась. Но теперь он ощутил себя странно свободным, стоя голым перед женой. Никаких слуг. Только они двое.
Эди поднялась и подтолкнула к нему виолончель. Он уложил инструмент в футляр. Она повернулась к зеркалу и стала вытаскивать шпильки из волос. Он подошел сзади и сжал ее груди.
Водопад волос хлынул вниз, по его рукам.
– Боже, какие у тебя волосы! – прошептал он.
Эдит уронила шпильки, и они со звоном рассыпались по древнему деревянному полу. Руки Гауэйна были теплы, она откинулась на его грудь и подняла глаза.
– Несколько раз я подумывала обрезать их.
– Никогда не обрезай их. Обещай мне, Эди!
Она поколебалась, сводя брови.
– Что, если я хочу их обрезать?
Герцог крепче прижал жену к себе, сознавая, что не может владеть ей. Она сама себе хозяйка. Он не мог…
– Забудь, что я сказал это.
Он нагнул голову и лизнул ее щеку: откровенная ласка. Его пальцы распластались на ее груди.
– Могу я отвести вас в постель, мадам Жена?
Эди улыбнулась. Их глаза встретились в отражении.
– Да, пожалуйста.
Пока она будет говорить «да» в нужный момент…
На протяжении их короткой супружеской жизни они любили друг друга четыре раза. Гауэйн уложил Эди на постель, думая о том, что в пятый раз все должно быть иначе. Лучше.
Она сразу принялась извиваться, отбрасывая руки мужа.
– Хочу шампанского, – объявила она. И держа очередной бокал, взглянула на него сквозь густые ресницы и сказала:
– Я бы хотела, чтобы ты тоже лег.
– Что?
– Сюда.
Она показала на кровать.
– На спину. Ты мой муж, так что…
Эди рассмеялась бы при виде его лица, но все было слишком серьезно. Она снова пригубила шампанского, надеясь, что Лила окажется права. Голова шла кругом, и это, должно быть, хорошо.
«Только расслабься, – твердила она себе. – Только расслабься».
Но сначала… На секунду ей показалось, что Гауэйн этого не сделает. Он был самым властным человеком из всех, кого она знала.
Но он лег на спину, вот только лицо стало абсолютно бесстрастным.
Она подползла к нему и поцеловала в губы.
– Мне не нравится выражение твоего лица, – сообщила она.
Да, шампанское, определенно помогает.
– О чем ты?
– Иногда в твоих глазах ничего не отражается. Уверен, что не хочешь шампанского? Очень вкусно.
Он прищурился.
– Нет!
Слово вырвалось с каким-то волчьим рыком, и Эди тут же вспомнила о его вечно пьяных родителях.
– Ладно, – согласилась она, отставив бокал. – Теперь я хочу узнать, что ты хочешь.
– Что?
Гауэйн приподнялся на локтях, неверяще глядя на жену.
– Да все, что хочешь! Если позволишь коснуться себя, я уже на седьмом небе.
Эди почти пожалела, что выпила пятый стакан, потому что мозг работал не так, как надо бы.
– Ну… хорошо.
Он легонько потянул жену за руку.
– Что если мы сделаем наоборот?
– Как это?
Его грудь была перед ней, и она провела пальцами по мышцам.
– Что нравится тебе?
Она вдруг снова оказалась на спине. Руки, захваченные Гауэйном, были подняты над головой.
– Мне не нравится, когда меня так держат, – нахмурилась Эди.
– Черт!
Гауэйн отпустил ее.
– Но если ты так хочешь… – добавила она, ощутив внезапное возбуждение.
Он наклонил голову набок:
– Дело не в том, что хочу делать я. На этот раз – все для тебя.
– Верно, – кивнула Эди. – Я хочу дать тебе дорожную карту.
Гауэйн присел, глядя на обольстительное нежное тело жены. Потребовалась каждая капля самообладания, чтобы не упасть на нее и усыпать все ее тело поцелуями.
– Скажи, что мне делать, сладкая моя?
К его ужасу глаза жены наполнились слезами.
– Не знаю. Забыла спросить. Ты был первым, сам знаешь.
Он сжал ее лицо ладонями и поцеловал.
– Знаю, – прошептал он. – Знаю.
Брачная ночь была одним из самых значительных моментов его жизни. Хотя… все прошло бы лучше, не будь Эди так больно.
Она так чувственно выпятила нижнюю губку, что Гауэйн не выдержал и снова ее поцеловал.
Они на время забыли о дорожной карте, но потом он вернулся к заданному вопросу.
– Не знаю, – честно ответила она.
Его губы растянулись в медленной улыбке.
– Эксперименты – один из моих любимых способов времяпрепровождения. И я уже знаю кое-что о тебе.
– Правда?
Он кивнул.
– Вот это тебе понравится.
Гауэйн потер ее соски большими пальцами. Она охнула.
– Разве я неправ?
Эди не пыталась ответить, пока он делал это, так что он на мгновение замер и сказал:
– Эди.
– Да? – выдохнула она. – Мне это нравится.
Он нагнулся и… да, ей это понравилось.
Оказалось, что ей очень нравится все, кроме того момента, когда он лизнул ее под подбородком. И она принялась упрекать его, когда он лизнул ее подмышку.
– А я обожаю подобные вещи, – прохрипел он. – Ты пахнешь так хорошо. Как экстракт Эди. Мой самый любимый запах в мире.
– Фи! – вскричала она отстраняясь. – Прекрати!
Но эксперимент нужно было довести до конца, поэтому он продолжал лизать, целовать и покусывать ее от шеи до самого живота. Потом развел ее ноги, воскресил в памяти ее бедра, обхватившие виолончель, прежде чем прижаться губами к пухлой нежной плоти.
Гауэйн целовал Эди там и раньше, но делал это, пытаясь убедиться, что она готова. Дорожная карта – не для него. Для нее.
Каждый раз Эди, когда чувствовала крохотный импульс стыда, угрожавший снова заставить ее думать слишком много, позволяла шампанскому утащить ее обратно, в приятный мир бездумья. То, что делал Гауэйн, было так хорошо, что дыхание со всхлипом вырывалось из ее груди. И тут он согнул ее ноги в коленях так, что она оказалась совершенно беспомощной, и, боже, кажется, видел все, и не…
Он рычал, хрипло и тихо, и когда она осторожно взглянула в его сторону, увидела, что его плоть все еще стоит. Значит, он желает ее, хотя и делает все это.
Эди впервые почувствовала себя пустой, словно нуждалась в том, чтобы он ее заполнил. Она потянула его за плечи, но он не обратил на это внимания.
Все это время внизу живота скапливалось чувство… пока Эди не задвигалась неустанно, словно в лихорадке. Гауэйн погладил ее живот… ниже… проник в ее лоно длинным пальцем.
Она взвизгнула и выгнула спину. Этого оказалось недостаточно, поэтому она всхлипывала и молила его, пока он не присоединил к пальцу еще один, и сделал что-то своим языком, отчего ее руки упали с его плеч.
Минуту спустя вспышка жара прокатилась по Эди подобно приливной волне, всепоглощающей, волшебной, ужасающей – все одновременно. Эди услышала собственный крик, гортанный и грубый, и это даже немного ее испугало.
Но этого нельзя было избежать. Нельзя остановить. Ощущение распространилось от кончиков пальцев ног и утащило ее в бурю сладостной боли, которую приветствовало ее тело. Наконец, Эди освободилась, тяжело дыша, с мокрым от слез лицом.
Пальцы Гауэйна выскользнули из нее, и она снова содрогнулась. Потому что хотела большего.
Ни о чем не думая, она села и потянулась к нему. В жилах кипела кровь. И она хотела отплатить ему тем же.
Но увидела его лицо.
Глава 32
– Что? – прошептала Эди, осознав, что ее пальцы дрожат так, словно ее ударило молнией. – Я что-то сделала не так?
Лицо Гауэйна было темнее тучи. Только что испытанные ощущения мгновенно растворились, так же быстро, как появились.
– Ты удовлетворена, – процедил он.
Эди подтянула колени к подбородку и умудрилась сесть.
– Э… да?
Она до сих пор чувствовала пульсацию в тех частях тела, где никогда подобного не испытывала раньше.
Гауэйн сжал челюсти:
– Это ведь в первый раз?
Эди замерла, осознав свою ошибку. Шампанское… наслаждение… все это заставило ее забыться. Она кивнула.
На лице Гауэйна промелькнуло сначала недоверие, потом – бешенство. Каждое его слово было как удар молотом.
– В таком случае что же случилось, когда ты предположительно достигла пика наслаждения в другие… три раза?
У нее голова шла кругом от шампанского, и единственным решением, пришедшим на ум, было завернуться с головой в простыню. Но она просто прикрыла грудь.
– Я просто думала… Я могу все объяснить.
– Да уж, пожалуйста, Объясни, почему ты притворялась, будто я доставлял тебе удовольствие.
Проблема заключалась в том, что Эди не помнила, какими доводами руководствовалась. И к тому же тогда она не знала Гауэйна. Не настолько, как сейчас, после того как провела часы и дни в закрытом экипаже терпеливо слушая, как он решает проблему за проблемой.
– Я не хотела, чтобы так вышло, – пробормотала она, наконец.
– Ты не хотела, чтобы так вышло? Как еще ты можешь объяснить все это? Кроме того, что лгала мне в тот момент, когда я считал, что мы близки, как никогда. Когда я думал…
Он осекся.
– Мне было больно, – заикаясь, выговорила Эди. Но не смогла сложить слова в логическую фразу. Только покрепче закуталась в простыню, глотая комки слез в горле. – Но в этот раз все было по-другому.
– В этот раз ты пьяна, – сказал Гауэйн абсолютно бесстрастно. – Господи, Эди! Никогда бы в жизни не подумал, что ты лгунья.
– Я не лгунья!
– Я знал: что-то не так. Неудивительно, что все время чувствовал, будто не владею тобой.
У Эди перехватило дыхание, но она постаралась обрести присутствие духа.
– Ты не владеешь мной, – выпалила она, чувствуя первые искры гнева. – В постели мы можем делать все что угодно, но я принадлежу себе.
– Значит, мне до конца жизни придется допрашивать жену, нравится ли ей то, что мы делаем, или она просто притворяется. Поскольку принадлежит себе.
– Это жестоко!
Не в характере Эди было спорить. Она не умела отвечать ударом на удар всю жизнь, она лишь старалась вести переговоры, убеждать обе стороны, чтобы сохранить хрупкий союз отца и Лилы.
– Если ты только поразмыслишь здраво…
Гауэйн просто зарычал на нее. Вскочил с постели и отошел в самый темный угол комнаты, где повернулся к ней спиной, явно пытаясь сдержать ярость.
– Ненавижу, когда ты говоришь со мной подобным тоном!
– Каким именно?
– Сладким, умиротворяющим тоном. Ты снисходительна. А если кто-то в этой комнате и требует снисхождения, так это ты. – Гауэйн круто развернулся. – Ты лгала мне. А я ненавижу ложь!
– Я просто… я была девственницей!
– И что?
– Я запаниковала! – воскликнула она. – Мне было больно, а ты все продолжал и продолжал двигаться. И я не знала, как заставить тебя остановиться!
Его голова откинулась, и из горла вырвался булькающий звук.
– Теперь ты говоришь мне, что я взял тебя силой?
– Нет!
Но Эди была так выведена из себя его рычанием, что нужные слова никак не находились. Пришлось опустить глаза под его яростным взглядом.
– Я просто не могла… все думала о том, чего ты ожидал, и что я не могу быть такой женой, какая тебе нужна. Я терпела неудачу за неудачей… – продолжала она, потому что это должно быть сказано. – Ты так старался, и я старалась тоже. Клянусь, что старалась. Не хотела, чтобы ты подумал…
– Я так старался… как какое-то похотливое животное! – Он сверкнул глазами: – Ты думала, что я предпочту обман правде, какой бы трудной она ни была? Хочешь сказать, что я ничтожество в постели, такое, которое недостойно знать правду? – Он снова сжал зубы: – Проклятье, Эди! Как ты могла подумать обо мне такое?!
– Все было не так! – крикнула она.
Гауэйн принялся натягивать штаны, не позаботившись о подштанниках.
– Куда ты идешь? – спросила Эди, ненавидя свой собственный дрожащий голос. Она не могла отпустить его в таком состоянии и поэтому соскользнула с кровати.
– Прогуляться.
Она сделала шаг, но запуталась в простыне, споткнулась и едва не упала.
– Осторожнее, – резко предупредил Гауэйн. – Мой отец обычно сидел на трехногом табурете, потому что до пола было ближе, когда виски ударял ему в голову.
Эди тяжело вздохнула и плотнее завернулась в простыню. Приятное воздействие шампанского испарилось.
– Не могли бы мы поговорить об этом? Я искренне прошу прощения.
– О чем нам разговаривать? – Гауэйн застегнул ширинку, стараясь не встретиться взглядом с женой. – У меня создавалось впечатление, что я занимался с тобой любовью. Что ты была со мной в тот момент… Но очевидно, я был полным идиотом. Ты притворялась, а я был настолько глуп, чтобы тебе поверить. Достаточно глуп, чтобы думать, что в этом есть нечто особенное. – Он коротко рассмеялся. – Ты настоящая актриса. Каждый раз, когда ты стонала от предполагаемого наслаждения, я гордился, что мы идеально подходим друг другу. Думал, что, хотя ты написала о своем равнодушии к радостям плоти, я докажу тебе обратное.
– Я не должна была притворяться, – всхлипнула Эди, ломая руки. Она боялась его холодного взгляда еще больше, чем ярости. – Но тогда я не знала тебя так хорошо и стыдилась того, что происходит в постели.
– Ну так теперь мы знаем друг друга. Но как теперь тебе доверять? – Он схватил с пола сапог. – Ты такая честная, когда выпьешь!
Слова кипели бешенством.
Эди пыталась придумать ответ, но на ум ничего не приходило. В желудке горело, и неизвестно откуда возникла паническая мысль, что ее сейчас вырвет ему на ноги.
– Я надеялся жениться на женщине, которая будет любить и заботиться о Сюзанне, – продолжал он. – И не изменил своего решения даже после того, как в том же письме ты заявила, что не готова стать матерью. – Он сунул ногу в сапог и притопнул. Стук прокатился по комнате, как пистолетный выстрел. – Ты предупредила меня, а я проигнорировал предупреждение. Мне некого винить, кроме себя самого, за то, что моя сестра вырастет в чертовой Англии!
Это ранило так больно, что Эди даже не могла говорить. Хриплый крик вырвался из ее горла:
– Я хотела быть ее матерью! Хотела!
Вспышка недоверия во взгляде Гауэйна била больнее ярости. Но он тут же отвернулся в поисках второго сапога.
– Я бы любила ее, – продолжала Эди, дрожащим голосом. – Но тут появилась Лила, и…
Слезы брызнули ей на щеки.
Гауэйн пожал плечами.
– Стоило мне взглянуть на тебя, и я потерял способность мыслить здраво. Я пришел к твоему отцу и купил тебя, точно так как покупают лошадь. – Он сунул ногу во второй сапог. – Потом я позорно провалился в постели, не говоря уже о том факте, что, как последний осел, даже не знал, что все эти охи и ахи сплошь театральная игра моей жены, чрезвычайно талантливой актрисы.
Эди увидела, как его передернуло.
– Я сказал тебе, почему не спал с женщиной до брака? – бросил Гауэйн с такой яростью, что Эди снова заплакала. – Я, подобно Дон Кихоту, считал, будто честь требует нашей взаимной искренности. И когда встретил тебя, решил, что ты – та, которая мне нужна. Черт, я даже влюбился в тебя… – Она издала какой-то странный звук, и он поднял глаза. – Давай, назови меня проклятым глупцом, потому что я таков и есть. Я полюбил тебя и решил, что ты идеальная женщина, хотя все указывало на обратное.
– А теперь ты считаешь, что я не идеальная женщина для тебя? – спросила Эди надтреснутым голосом.
– Ты идеальный музыкант. Идеально играешь на виолончели. По правде говоря, единственное, что ты ценишь и любишь – этот инструмент. Твой отец практически так и сказал мне. Но я проигнорировал и его. Ты замужем за виолончелью, не за мной. А я женат на женщине, которой приходится напиваться, чтобы насладиться интимными отношениями с мужем.
– Неправда, – прошептала она. – Сначала… сначала мне нравилось. И ты это знаешь. Я вышла замуж за тебя.
Эди вглядывалась в лицо мужа в поисках искорки тепла, которая всегда присутствовала, когда он смотрел на нее, когда протягивал руку, чтобы коснуться. Она всегда чувствовала, что он хотел ее… да, что он любил ее.
Но искорка исчезла.
– Ты сказал, что любишь меня! – вскричала она, ненавидя звук собственного голоса, молящего о прощении. – Это не может просто так исчезнуть.
Читать бесплатно другие книги:
