Хроники Горана. Прознатчик Башибузук Александр
После этих слов девушка оторвала от своей шубейки косточку и кинула ее незадачливому спутнику Милицы, немедленно бросившемуся за ней с веселым лаем.
— Прости его, не в себе он был… — умоляюще попросила женщина. — Сама знаешь, кроме Любомысла никого у нас нет. Единственный он… Про виру мы знаем и согласны платить…
— Не мне вы ее заплатите… — задумчиво сказала Мала и вдруг, ни кому не обращаясь, спросила: — Что с оборотнем?
— Забил его Любомысл… — отозвался один из воинов — высокий пожилой бородач. — Посадил-таки на рогатину. А мы все по правилам сделали: спалили, значит, останки. Бортником из Медвежьей Пади оказался. В бегах был, тамошние уже его искали…
— Несите его за мной… — Мала круто развернулась и, не оглядываясь, пошла куда-то за дом.
Мужики мгновенно стянули с волокуши чье-то неподвижное тело, укутанное в шкуры и стянутое ремнями, и понесли вслед за Маленой.
Я недолго поразмышлял над происходящим и принялся опять за дрова. В глубине сознания еще бились изумление и даже некоторый страх, но они быстро гасли, сменяясь ледяным спокойствием и желанием принять это мир таким, какой он есть. Я и в прежней своей ипостаси не отличался повышенной впечатлительностью, а сейчас и подавно. Как будто ограничитель на эмоции поставили — даже изъясняться стал как нелюдимый бирюк. Почему так? Не знаю, но абсолютно не хочу знать.
— Что дружок, несладко? — поинтересовался у Любоша, так и носившегося вокруг на четвереньках. — Налажал ты, конечно, изрядно, но ничего. Она тебя простит. Должна простить.
Превращенный мужик как будто понял меня, жалобно взвизгнул, а потом опять ускакал и стал пробовать помочиться на угол дома.
М-да… вот как-то не хочется попасть под горячую руку моей хозяйке. В кого она там обещала меня превратить — в жабу?
Не знаю, что происходило у старого каменного алтаря, расположенного за домом, но вдруг там что-то резко громыхнуло, резанул слух нечеловеческий вопль, и почти сразу же вынесли бесчувственного молодого парня. Мужики, радостно переговариваясь, погрузили его на волокушу и замерли в ожидании. Вскоре появились Мала с Милицей. Мала зашла в дом, вынесла склянку черного стекла, отдала ее Милице и предупредила, чтобы та давала сыну по ложке в течении седмицы, а потом ткнула посохом в Любоша. Мужик обрел прежний облик, мгновенно осел на снег, помотал обалдело башкой и полез на коленях к Мале. Но не дополз — жена вздернула его за ворот и непочтительно толкнула в сторону лошадей.
Еще мгновение — и посетители скрылись с глаз. Мне показалось, что они были очень рады как можно скорее убраться подальше от избушки Яги. Малена немного постояла у порога, смотря им вслед, а потом ушла в дом. Представление закончилось.
Да… Не знаю, какую роль играет моя хозяйка в жизни людей этого поселка, но роль эта значительна. И еще… уж явно не роль доброй феи… Впрочем… да какая мне разница… где колун?..
Чурбаки скоро закончились, и прихватив коромысло с деревянными ведрами, я стал таскать из ручья воду к стоявшей немного поодаль от дома баньке.
— Умаялся, поди? — неожиданно прозвучал за спиной голос Малены.
Я вылил в огромный бронзовый котел воду из ведер и повернулся. Передо мной стояла Мала с берестяным ковшом в руке. Она уже успела сбросить с себя страшный наряд и опять стала цветущей красивой девушкой. Но от разительного контраста все равно становилось немного жутковато. Я даже подумал: она ли встречала гостей?
— Нет, не устал.
— Ну ладно, прервись пока… — немного смущаясь, предложила Малена. — Я тут тебе поесть принесла…
Она отступила в сторону, и я увидел на столике возле баньки большую сковородку, в которой исходила парком и яростно скворчала яичница на сале. Рядышком, как довершающие аксессуары к картине гастрономического великолепия, на чистой скатерке пристроились плошки с моченой брусникой, солеными огурчиками, порубленный толстыми кольцами лук и досочка с ломтями ржаного ноздреватого хлеба.
— Опять Домна?
— При чем здесь она? — вспыхнула Мала. — Это что же, я сама не могу?.. Опять же, голодный ты… наверное… — после этих слов она окончательно смутилась и даже немного покраснела.
— Голодный, — я охотно согласился и сделал решительный шаг к сковороде.
— Куда? — девушка решительно поймала меня за рукав и махнула ковшиком. — Сначала умываться и руки мыть.
Я недоуменно глянул на свои стерильно чистые руки — сам драил песочком в ручье, но потом решил не противиться. Зачем портить девчонке картинку?
Сбросил парку, стянул свитер с нательной рубашкой и, довольно порыкивая, ополоснулся, краем глаза заметив искреннее удовольствие на лице Малены. Обтерся припасенным ею рушником, накинул парку обратно, затем пристроился за стол. Подхватил поджаристый кусман сала и опустил ложку…
— А ты?
— Да куда мне, — смущенно отмахнулась Мала. — И так скоро поперек себя шире буду. Ты ешь, ешь, а я посижу тут… — а потом заполошно всплеснула руками и потащила из кармана дошки небольшую бутылочку зеленого стекла и стопку. — Ой-ой… совсем забыла… ты прими сначала для отвода недуги разной. Сама делала, на семи травах…
— За тебя… — я неожиданно вспомнил такое понятие как «тост».
— Неправильно, — улыбнулась Мала. — Ты словен, а словены делают так… — Малена встала, и явно пародируя кого-то, прижала стопку к сердцу, а потом вытянула в сторону предполагаемой дамы, сплеснула немного настойки на снег и срывающимся баском важно проговорила: — Здрава буди, хозяюшка, усладившая души наши ликом своим светлым, и чрева наши — варевом сытным! Храни твой дом Малуша! — После чего махом опрокинула стопку в себя, топнула ногой и грюкнула стаканчиком об стол.
Я посмотрел в искрящиеся смешинками изумрудные глаза и в точности повторил сценку, вот только стучать стопкой об стол поостерегся — силушкой Горан отличался недюжинной, можно сдуру и разора натворить.
Мала вспыхнула от удовольствия и присела на чурбачок, примерно сложив ручки на коленках. Но долго не просидела, поерзала и заявила:
— Ну ладно, так уж и быть, вижу, что много вопросов у тебя, спрашивай.
Я наделил припершегося на запах котяру большой поджаристой шкваркой, и хотя ничего не собирался спрашивать, все же не стал обманывать ожиданий Малены:
— Кто это был?
— Милица и Любош, — охотно ответила девушка. — Добрая пара. Оба еще в первую треть связали себя клятвой перед Геей. Вместе ходили за добычей, вместе покрыли себя славой — пригнали домой хабара не счесть. Затем осели — богатыми хозяевами сделались. Любош в ближниках у старшины рода ходит, Милица хозяйство исправно ведет, да за отроковицами в боевом учении приглядывает. Лучницей, в свое время, она знатной была. Только вот детками Старшие их долго обижали. Но все-таки вымолили они сыночка. Справный из него вой вышел. А вот видишь, как случилось… — Мала действительно выглядела огорченной.
— Я так понял, он…
— Да, он заразился, — договорила за меня Малена. — Такое очень редко случается, но случилось. Я еще буду разбираться почему. На Островах эта зараза давно водилась. Еще при Первом Исходе сюда прибыл Когош Железная Морда со своей дружиной. Так вот, они сплошь были урсолаками, но им выделили отдельный остров, где они и закончили в одиночестве свои дни. Там сейчас каирн стоит, где их останки запечатаны. Может, как раз этот случай с ними и связан.
— И что за виру они должны заплатить? — я опять скормил кусочек сала Буяну, пожирающего меня умильными взглядами. И совсем не злобная зверюга, хотя и страшенного вида.
— Проклятие такого вида не снимается — его можно только перенести на другого. Дравин и Венрир — это владеющие рода, но они не могут таким осквернять себя. Они белые — не можно таким творить черную волшбу, никак не можно. А мне можно, вот я и помогла…
— На кого перенесла?
— А тебе не все равно? — Малена внимательно на меня посмотрела.
Я прислушался к себе и сказал абсолютную правду:
— Все равно. А почему Любош вел себя так… — я запнулся, подыскивая слово. — По-дурному…
— Люди постоянно забывают, с кем имеют дело. — Малена зловеще улыбнулась. — Вот я и напоминаю. Для этого и в таком виде к ним являюсь. И Любоша немного на землю спустила. Он на самом деле только подумал дерзкое, но я его мысль в дело воплотила, а потом и наказала… — Яга вдруг расхохоталась и пренебрежительно махнула рукой: — Ой, да ладно… Делов-то, немного мороку навела — ничего с ним не случилось, сам бы через пару часов в память пришел…
— А знатный из него пес получился… — я тоже улыбнулся, припомнив «мужика», задирающего ногу на угол дома.
— А-то! — девушка ловко подхватила опустевшую сковороду и стрельнула глазками на баньку. — Ты уж поспеши, работничек…
Спешить я не стал, для начала внимательно осмотрел баньку. Как назло, в памяти не нашлось никаких полезных знаний, и пришлось действовать по интуиции. Вроде бы все просто. Прямо за дверью прихожка с печью-каменкой, тут же в бадье замочены дубовые и еловые веники, да всякие шайки с бадейками сложены. Налево от прихожей сама парная: о двух широких полках, да еще с выдвижными скамьями и тем самым бронзовым котлом, в который я сейчас таскаю воду. С правой стороны от прихожки что-то вроде раздевалки. Пара скамей, столик с причудливым медным самоваром, да шкафчик с немудрящей посудой.
Растопил печь, отыскав в своей поясной сумочке огниво с кресалом, да опять потопал к ручью. Еще пару ходок как минимум придется сделать, а потом сараюшку ладить, вот как раз к тому времени банька жар наберет.
Банька… банька… мысли сами по себе свернули на хозяйку… Она что, со мной вместе париться собралась? Ну да… В очередной раз прислушался к себе и с некоторым ужасом не обнаружил в себе никакого… Старшие Сестры!!! Что там Малена говорила про этого болезного, чье тельце я сейчас беззастенчиво использую? Сиську в рот сунь, а он…
— М-да… — я вслух озадаченно хмыкнул. Все правильно. Вот не чувствую никакого влечения к девке. Нет, я могу оценить ее красоту и привлекательность — еще как могу оценить, даже ловлю себя на восхищенных взглядах, но… — Но ни хрена… — выдал я опять вслух и с досадой сплюнул.
Всю эту свою могучесть да пригожесть я с удовольствием сменяю на обычный стоячий… да и ладно… Еще раз плюнул и поперся вырубать слегу — править сарайчик.
Справился, но провозился почти до темноты, попутно доведя парную до состояния отдельного среднестатистического вулкана. Набил еще камней в основание сарая и присел на лавочке подле баньки. Думу горькую думать…
Опять приперся Буян и, положив башку мне на колени, тихонечко муркнул. Вот же ласковая животина, несмотря на вид свой страхолюдный.
— Что, Буянушка… — я почесал ему загривок и неожиданно пожаловался: — Тебе хорошо, гуляешь сам по себе, кошек дрючишь когда вздумается…
— Мр-р-рмяу… — кошак длинной руладой уверенно подтвердил, типа: да, гуляю, дрючу и буду дрючить.
— Ну и кто мне помогать будет?.. — капризно протянула Мала, как всегда подкравшаяся незаметно, и скомандовала: — Там в прихожке узел лежит. Тащи в баньку. — Девушка неожиданно ласково улыбнулась и добавила: — Поспеши, мочи нет терпеть, так париться хочу…
Поспешил, конечно, трудно что ли деву уважить? Перенес пару жбанчиков с ледяным морсом и квасом, еще какие-то заедки и целую стопку мягких домотканых простыней. Походу, ославы знали толк в банном деле — парились основательно, с комфортом. Потоптался в предбаннике прислушиваясь к радостному повизгиванию Малены за стенкой, разделся сам и, обмотав чресла простыней, шагнул в парильню…
— Прихвати веники — там, в предбаннике замоченные: липовые бери и березовые… — донесся голос девушки откуда-то из клубов духмяного обжигающего пара.
Ага… вот липовые, а вот березовые, хотя я бы предпочел для начала дубовый… ты смотри: кажется, память пробивается…
Мала лежала, растянувшись на верхнем полке. Плавные изгибы ладного смуглого тела, покрытого моросью водяных капелек…
— Вон жбанчик с кваском… — девушка повернула ко мне лицо. — Добавь парку — и можешь начинать потихонечку… — Малена блаженно закрыла глаза и добавила шепотом, — с березового…
Густой пряный пар с шипением заполнил парильню, сделав фигурку Малены совсем призрачной. Я, не отрывая глаз от обнаженного матово поблескивающего тела, махнул несколько раз над лежанкой, окатывая девушку жаром, и потихонечку пришлепывая веничком, прошелся от шеи до пяток Малы. И в буквальном смысле осатанел, расслышав едва различимый тщательно сдерживаемый сладкий стон. Меня как будто прорвало, простыня полетела на доски, сорванная вздыбившимся…
— Ну же… сильнее… чаще… — прошептала девушка, уставившись мне в пах широко раскрытыми от удивления глазами. — Ну же… не останавливайся…
Стиснул зубы, едва не искрошив их в пыль, несколько раз глубоко вдохнул, стараясь унять бухающее как гигантский колокол сердце, и прошелся вениками еще несколько раз, постепенно ускоряя темп. Махнул на каменку еще ковшик кваса и принялся за работу всерьез, дирижируя мягкими влажными шлепками, как опытный искусный дирижер — музыкой камерного оркестра.
Мала, уже не сдерживая себя, надрывно и протяжно постанывала, нервно вздрагивая всем телом, а потом неожиданно легла на спину, повернув обрамленную мокрыми локонами голову так, чтобы видеть меня.
Влажные, словно ожившие липовые листики, срывая со смуглого тела ручейки влаги, прошлись по грудке, задев нагло оттопырившийся сосок, спустились на подрагивающий животик, запутались в светлой курчавой поросли…
Я вдруг понял, что контролировать себя уже не могу, дикая похоть просто разрывала чресла и разум. Что-то невнятно рыкнув, подхватил ноги Малены, развернул к себе и, разведя их в стороны, коротким и мощным ударом ворвался в огненно-горячее лоно…
Истошный грудной вопль, над потолком баньки проскочило и с грохотом лопнуло несколько шаровых молний — Мала, впившись ногтями мне в спину, несколько раз исступленно дернулась и с жалобным всхлипом обмякла, без чувств повиснув у меня на руках…
Я постоял несколько секунд, осторожно вынес девушку на улицу и положил на снег. Прилег рядом, совсем не ощущая холода, и убрал влажную прядь с лица Малены. Пушистая громадная снежинка окончила свой полет на щеке девушки и пролилась отливающей серебром капелькой на шею. Мала медленно открыла глаза и почему-то отчаянно смущаясь, прошептала:
— Неси обратно… хочу еще…
— Я тоже… — подхватил девушку на руки и пнул дверь баньки.
Глава 4
«…драугры, альбо драуги, суть не более чем могильные упыри, однако ж отличие от истинных неупокоенных имеют тем, что подняты волей заклятий для определенных целей, коими являются в основном охрана некоторых мест. Глупо было бы размышлять, что сии монструмы обладают собственной волей и разумом, но собранные свидетельства позволяют полагать, что оные умертвия сохраняют примитивные инстинкты и даже некоторые проявления чародейской силы. Однако ж свидетельствую, что опасность от оных возрастает непомерно, ежели при жизни драугр принадлежал к владеющим али иным колдовским малефикам…»
(Преподобный Эдельберт Великоградский. «Бестиарий и описание рас Мира Упорядоченного»)
Звериные острова. Остров Быка. Предгорья Черного хребта.
12 Лютовея 2001 года от восхождения Старших Сестер. Поздний вечер
Тлеющие угли, вспыхивающие огненными звездочками под падающими на них капельками жира, отбрасывали гротескно причудливые тени на стены и отливающее бронзой обнаженное тело Малы. Девушка сбросила с себя меховой полог, и вольготно раскинувшись на кровати, мирно дремала.
Я осторожно перевернул в очаге вертел с насаженными на него ломтями оленины, отпил глоток ледяного ягодного меда и, откинувшись на медвежью шкуру, задумался…
Двое суток… двое суток мы не могли оторваться друг от друга, снедаемые безудержной страстью, вспыхнувшей подобно извержению вулкана. Мы не замечали ничего вокруг, полностью потерявшись во времени, прерываясь только для того, чтобы торопливо утолить голод и жажду. Что это было? Наверное, страсть. Других определений в отношениях мужчины и женщины я не помню. Или помню?..
— Что это ты делаешь? — Мала сладко потянулась, зевнула, прикрыв рот ладошкой, и повернулась на бок, подперев голову рукой.
— Мне кажется, я умею готовить.
— Каждый славен умеет готовить, — весело хихикнула Малена. — Только возникает вопрос — как? Для того, чтобы опалить кусок мяса на костре, большого искусства не надо.
Покрытые румяной корочкой, еще шипящие куски мяса мягко скользнули с вертела на блюдо. Я посыпал их кольцами лука, а потом добавил мелкопорубленной черемши.
— Ну-у-у, хватит томить… — Мала не выдержала и, соскочив с кровати, плюхнулась рядом со мной на шкуру. — Давай уже… — нетерпеливо наколола двузубой вилкой большой кусман и, на мгновение блеснув остренькими зубками, хищно вгрызлась в него, заурчав от удовольствия. — У-у-у… вкушно…
— Вкушно… — передразнил я Малу и подсунул ей ломоть хлеба. — Я же говорил, что умею готовить.
— Умеешь… — Девушка мазнула меня губками по щеке и схватила еще один кусок.
— Надо самому попробовать, а то за тобой не успеешь…
— И не успеешь…
Очень скоро от мяса даже следа не осталось, и мы переместились на кровать. Малена, положив голову мне на плечо, молча лежала и игралась с длинным ворсом медвежьей шкуры. Я тоже молчал, стараясь ни о чем не думать. Зачем думать? Многие мысли — многие печали. Память пословицу подсказала. И верную.
— Тебе надо поспать, — неожиданно произнесла Мала.
— Я не хочу.
— Ты хочешь! — настойчиво повторила девушка и провела рукой над моим лицом. Мгновенно навалилась дикая усталость, я улетел куда-то в добрую и мягкую темноту… и так же мгновенно вынырнул из нее.
В окошке светилась розовыми лучами заря… Что? Проспал всю ночь? Или сутки?
— Зачем ты это сделала? — Я приподнялся на кровати и посмотрел на Малену, складывающую какую-то провизию в походную суму.
— Тебе надо было отдохнуть… — Девушка вдела ремень в пряжку и отложила суму в сторону. — Сегодня тебе пригодятся силы. Вставай и собирайся…
— Мне пора уходить?
— Нет… — отрицательно мотнула головой Малена и сразу же поправилась: — Пока нет…
— Тогда что? — я рывком влез в порты и набросил на себя рубаху.
— Пойдешь в каирн под Кривой скалой и возьмешь, что должен.
— Что именно?
— Сам поймешь, — Малена взяла со стола какой-то медальон на кожаном шнурке и положила мне в ладонь. — Держи, это может пригодиться.
Я посмотрел на искусно вырезанное из черной древесины изображение…
— Буян?
— Да, — кивнула Мала. — Сожмешь покрепче деревяшку и позовешь его. Но учти, этого амулета хватает всего на один раз. Так что прежде чем использовать, подумай. И вот еще…
Через час я уже мчал вдоль петляющего в сугробах ручья. Настроение просто зашкаливало, и я знал почему. Но старался гнать от себя подальше эту отгадку. Нас ничто не связывает. Разве что только похоть.
Оттолкнулся древком рогатины и, съехав с холма, притормозил возле кустиков, покрытых черными, отблескивающими на солнце крупными ягодами. Содрал варежку, сорвал несколько ягодок и, прожевав терпкую ледяную мякоть, задал сам себе вслух вопрос:
— А если не похоть?
Отвечать не стал — и так все ясно. Зачем я ей? Просто развлечение, до тех самых пор, пока не надоест. А вообще странная она, эта Малена. Но красивая. А по большому счету, обыкновенная баба и есть. Ладно, хватит голову забивать, что-то в последнее время я слишком много думаю. Лишнее оно. Натянул варежки, и осторожно переступая лыжами, стал взбираться на горку. Сверху уже можно будет рассмотреть эту Кривую скалу. Возьму что надо — и домой…
Немедленно в голове возник очередной вопрос. А что мне там надо? И вообще, что там есть? И кто есть?
— Да кто бы ни был… — сообщил я желтогрудой синичке, покачивающейся на ветке. — А заберу — все что есть. Вернее — все что унесу…
Кривая скала оказалась под стать своему названию — вершина скривилась набок, нависая уродливым наростом над глубокой пропастью. М-да… это очень хорошо, что на нее лезть не придется…
Дело шло к обеду, в желудке уже стало нешуточно бурчать, и я решил перекусить, чем боги послали. Вернее, чем Малена собрала — с богами здесь как-то пока совсем неясно. Да и много их. Вскарабкался на невысокую скалу с плоской вершиной и решительно вцепился зубами в кусман копченой рыбы. Вкуснющей! На славу перекусил, запил клюквенным морсом и немедленно проникся окружающим великолепием. Даже мое ущербное, ограниченное на эмоции сознание прошибло. Вековые деревья, очень похожие на наши кедры; завораживающие величественные горы. Воздух, от которого можно захмелеть, и бездонное, кристально голубое небо, местами отмеченное пушистыми, сахарно белыми облачками. Птички поют, ветерок шуршит веточками. Красиво, даже как-то благостно.
Но… но, как ни странно, это великолепие просто кишит всякой нечистью… Кикиморы, шишиги, огры и обры, волкодлаки, верберы, вурдалаки, упыри десятков видов, полуденницы, мокрицы, лешаки… какие-то совсем странные присухи, баргесты, извери и бабаки. Даже чертулаи и мантикоры есть, правда, согласно бестиарию Эдельберта, совсем уж редкие и почти мифические. Как говорила Малена, Старшие Сестры четко разделили добро и зло, полностью сбалансировав мир, после чего он и стал называться Упорядоченным. Потом они самоустранились, как здесь говорят — «восшествовали», и оставили на хозяйстве множество других богов. Как я понимаю, рангом пониже. И служащих не только добру.
После таких мыслей мне стало немного не по себе. Нет, страх отсутствовал — кажется, я напрочь забыл о таком чувстве. Просто настораживало мое немного легкомысленное отношение к заданию Малены. Оружие еще толком не опробовал, а уже лезу хрен знает куда. А оно как раз вполне может пригодиться. Даже несмотря на то, что Мала абсолютно не упоминала о каких-либо опасностях. Но амулет почему-то дала…
Подтянул рогатину к себе. Довольно длинная, почти в мой рост. Древко толстое, но удобное — бугристое, рука никак не соскользнет. Из своего послезнания я осведомлен, что готовить деревце под древко рогатины начинают еще загодя, пока оно растет. Делают в нужных местах надрезы, которые, зарубцовываясь, и дают нужные утолщения. Потом срезают, морят в нескольких растворах и долго сушат, добиваясь просто каменной твердости. Так что перерубить его или сломать — довольно непросто…
Тихонечко щелкнул пальцем по клинку и прислушался к нежному музыкальному звону металла. Очень неплохо, действительно отличная руда у островитян. Длинный, в треть длины древка, откованный в виде лепестка клинок. В два пальца толщиной у основания, плавно сужающийся к концу. Заточка обоюдоострая, практически бритвенная, очень тщательной работы. И какие-то руны на ней… Но вот какие? И для чего? Не знаю… Мала не захотела говорить, а в книгах почти ничего не нашел. Вернее, не успел найти.
Ноги сами стали в позицию, рогатина взлетела и уставилась подрагивающим кончиком в лицо воображаемому противнику. Да, есть умение — память приоткрыла секреты прошлой жизни — кажется, таким образом прежний я себе на жизнь зарабатывал. И на потеху публике…
Уход, финт, перебор… и рогатина едва не вылетела из рук. М-да, все очень и очень плохо. Нет, баланс у рогатины идеальный, а в мозги умение вбито на уровне инстинктов — меня подводит тело, абсолютно не желающее слушаться приказов. Силен Горан, очень силен, но… но никогда не держал в руках оружие.
— Так это ведь не страшно, — сообщил я той же самой синичке, неотступно сопровождающей меня почти от самого дома Малены. — Я заставлю его слушаться.
Птичка весело чирикнула и долбанула клювом по ветке.
— Ладно, пойду уже… — насыпал птахе крошек и собрав суму, отправился дальше. Немного уже осталось. Вот обойду незамерзающее болотце, за ним каирн и будет. Каирн… вот же слово придумали…
Вскоре снег почти исчез, стало значительно теплее, даже душно — над болотцем поднимался зеленоватый туман. Пришлось взять правее — под ногами захлюпала ржавая, остро пахнущая тиной вода. На мгновение я даже потерял ориентир, все застилал туман, а голова непривычно кружилась, да еще почему-то стало мерзко подташнивать.
— Гор… Горан…
От неожиданности я чуть не провалился в бочаг. Мала? Откуда она здесь?
— Мала? — Я прислушался, определил направление и потопал к небольшому холмику, сплошь заросшему осокой. Нет, все-таки какого хрена она поперлась сюда? И голосок жалобный: неужели?..
Под кустом, облепленным пластами тины, стало угадываться скрюченное голенькое тельце. Меня буквально пронзили жалость и дикая тревога. Да как же ты умудрилась, бедняжка? Ну ничего, я сейчас… сейчас….
— Я иду! — Ноги, не разбирая дороги, понесли меня к девушке. — Держись…
Добежал, протянул руку… и мгновенно получил жесточайший удар, разом выбивший дыхание из груди и откинувший меня на несколько метров. Уже падая, успел заметить, что меня ударил сцепленными в замок руками какой-то карлик, материализовавшийся в облачке тумана на месте Малы. На сморщенном, покрытом уродливыми бородавками лице, гротескно и очень отдаленно напоминающем человеческое, светились желтым цветом круглые как плошки глаза с вертикальными зрачками. Уродливая, сгорбленная фигурка, покрытая лохмотьями, сплетенными из водорослей. Длинные, перевитые мощными мускулами руки. Спутанные, похожие на мох волосы…
Меня вдруг пронзило дикое омерзение: это существо было самкой — в прорехах лохмотьев болтались отвисшие груди с капельками молока на сосках.
Я попытался доползти до отлетевшей в сторону рогатины и с ужасом понял, что не успею — тело не слушалось, скованное непонятным оцепенением, а тварь удивительно быстро, помогая себе руками, уже бежала в мою сторону…
Решив подороже продать жизнь, потянулся за ножом, но вдруг между нами влетела маленькая синичка и трепеща крылышками, что-то возмущенно чирикая, стала бесстрашно атаковать карлицу. Тварь резко остановилась, что-то пискнула удивительно тонким голосом, попробовала замахнуться на птичку, но… но вдруг жалобно взвизгнула, прикрывая рукой глаза, развернулась и медленно поковыляла обратно в туман.
Я наконец нащупал рогатину и приподнявшись, изо всех сил метнул ее в болотную тварь. Гулко свистнула сталь, распарывая воздух, и с глухим стуком возилась карлице прямо в затылок, пробив ее голову насквозь. Тварь бросило вперед; исступленно загребая тину, задергались маленькие ножки, над болотом пронесся хриплый утробный вой и тут же стих.
— Какого хрена?.. — Я помотал башкой, сгоняя наваждение, и выхватив нож, подбежал к скрючившемуся тельцу. Но сразу понял, что добивать не надо — шишига, а это была болотная шишига, уже дрожала в мелких конвульсиях, безжизненно распластав руки, оканчивающиеся узкими ладонями и пальцами с мощными загнутыми когтями. Из ее раззявленной пасти и глаза, через который вышло острие рогатины, сочилась черная жижа, а над самой башкой вздымалась вонючая струйка гари. Как будто клинок оказался раскаленным добела и сейчас сжигал плоть.
— Тьфу ты, падаль! — я сплюнул и несколько раз осторожно вздохнул. Грудь тупо ныла, но ребра вроде как остались целы.
Оглянулся по сторонам, больше ничего опасного не обнаружил и, выдрав рогатину, отрубил шишиге пальцы.
«Болотной шишиги когти весьма уважаемы знахарями и алхимикусами. Порошок из оных выступает связующим звеном между элементами и продлевает действие снадобий», — я продекламировал вслух преподобного Эдельберта, завернул когти в тряпицу, спрятал их в суму и, не найдя глазами синичку, все равно поклонился ей в пояс. — Спасибо тебе, добрая пташка. Выручила.
Глянул на клинок рогатины и наконец понял, для чего были нанесены на него руны. Сталь и в самом деле оказалась раскаленной. Вернее, не сама сталь, а проступившая на стали рунная вязь, с которой, шипя, испарялась черная кровь шишиги. Хорошая, наверное, штука: не позавидуешь тому, в кого она врежется… Вот же дурь в голову лезет — а какого хрена я буду завидовать всяким монстрам?
Больше встречаться с болотными тварями не хотелось, так что оставшееся расстояние до скалы я преодолел с рекордной скоростью. Боль в груди постепенно утихла, но еще долго оставалось какое-то чувство мерзкой гадливости, будто искупался в дерьме.
Б-р-р… мерзко-то как! И уродятся же такие твари… Но ничего, придется привыкать и быть всегда настороже. А ведь могли сожрать, если бы не синичка… Синичка?.. Кто же это был? Я опять поискал вокруг птаха, или птаху, но кроме громадных воронов, вившихся высоко в небе, никого не нашел. Живность, в изобилии попадавшаяся на глаза в начале пути, куда-то напрочь исчезла.
— Мала? — в голову пришла неожиданная догадка. Но так же быстро пропала — подтвердить ее я ничем так и не смог. Может, и она, но согласно книгам, полиморфией — то есть искусством свободного перевоплощения, в этом мире могут владеть только единицы из смертных. Очень сильные чародеи, коих очень мало — считанные на пальцах одной руки. И еще боги. Ну не богиня же она? С другой стороны, в животных могут воплощаться некоторые стихийные духи. Как благоволящие к человеку, так и наоборот. М-да, слишком мало я еще знаю про этот мир, чтобы судить. Пока — слишком мало…
Вход в каирн нашелся у самого подножия скалы. Обыкновенный вход в пещеру, правда — явно рукотворного происхождения. Я побродил по мощенной истертыми каменными плитами, потрескавшимися от старости, небольшой площадке перед ним, поглазел на грубо высеченные в виде непонятных гротескного вида идолов, столбы у входа, и решительно шагнул внутрь. Страха, так же как и при встрече с шишигой, не было. Совсем. Он спрятался куда-то очень далеко и практически не напоминал о себе. Я только твердо знал, что поручение Малены очень важно в первую очередь для меня самого, и собирался выполнить его. Чем важно? Не знаю, но важно. В любом случае, не могу же я сейчас взять и вернуться обратно? Нет… конечно, могу, но что скажу своей хозяйке? Зараза, ну не могла же она послать меня на верную смерть? Хочется верить, мать его за ногу…
Прошел пару шагов по узкому, круто спускающемуся вниз ходу, и когда солнечный свет стал пропадать, вытащил из сумы маленькую черную скляницу.
— Колдуй, баба, колдуй, дед… — неожиданно вспомнилась забавная детская поговорка из моего прошлого. Я чуть не рассмеялся, и вытащил плотно притертую пробку. Тут же из узкого горлышка вылетел прозрачный, очень яркий — как будто сотканный из солнечного света — шарик и взмыл под потолок. Я даже прикрыл на время глаза — таким ярким показался свет в могильной темноте пещеры.
— Вот теперь нормально… — Спуск просматривался на добрый десяток метров вперед. Сделал пару шагов и облегченно вздохнул — шарик как привязанный следовал за мной.
Вниз вели вытесанные прямо в камне широкие ступени. Стены и потолок, оказались сплошь покрыты какими-то непонятными письменами.
— Клинопись? — в памяти нашелся аналог из прошлого. Провел рукой по шероховатому камню и вздрогнул от видения, подобно хлысту резанувшего сознание.
Жертвенники, много жертвенников… непонятные черные фигуры в глухих плащах с капюшонами, скрывающими лица, без устали работают кривыми ножами, вспарывая человеческую плоть. Потоки крови, трепещущие исходящие паром сердца, горы трупов и бесчисленные ряды рабов на коленях, покорно ожидающих своей участи. Видение было настолько ясным и острым, что я наяву почувствовал тошнотворный запах крови и хруст вспарываемой плоти.
Прерывая видение, я резко оторвал руку от надписи и с трудом удержался, чтобы не сесть на каменные ступени. Казалось, видение высосало из меня все силы и уже стало подбираться к разуму. Сразу расхотелось идти внутрь. Вот расхотелось — и все… Появилось такое ощущение, что кто-то выталкивает меня на поверхность. Мягко, но настойчиво.
— Ну нет!.. — пересиливая себя, я сделал несколько шагов, а потом, как будто прорвав невидимую завесу, сбежал вниз.
Коридор окончился идеально круглой комнатой со сводчатым потолком. Посередине стоял прямоугольный каменный стол с мощной толстой столешницей, испещренной в центре неглубокими сколами и рытвинами. Я присмотрелся и увидел, что от центра стола к его углам идут желобки, оканчивающиеся небольшими сливами, а сколы в центре больше всего похожи… на следы от ударов клинка. Жертвенник… и очень старый; впрочем, как и все здесь.
— Сколько же на тебе принесли в жертву людей? — я хотел прикоснуться к столу, но вовремя удержался. Повторять видение не хотелось.
В надежде найти ту загадочную вещь, которую я должен забрать из каирна, прошелся по комнате — и ничего не нашел. Вообще ничего — кроме старого жертвенного стола и толстого слоя пыли с паутиной. Стол, при всем своем желании, я точно унести не смогу, а мусор как бы и не нужен. Значит…
Подошел к черной металлической двухстворчатой двери, украшенной грубыми узорами. Как ни странно, она легко поддалась, я сделал пару шагов вперед и вздрогнул от глухого стука за спиной. Оборачиваться не стал: и так ясно — дороги назад у меня теперь нет. Во всяком случае, пока нет.
Светлячок сорвался с места и взлетел вверх, осветив большой круглый зал…
По его периметру стояли такие же идолы, что и перед входом, только здесь они простирали над залом свои руки, соединенные каким-то странным колесом. В стенах неизвестные строители расположили много ниш, больших и маленьких, из которых торчали… ссохшиеся ступни в обрывках бурых покровов.
Вокруг возвышения посередине зала стояли составленные кольцами столы с множеством разной посуды. Создавалось такое впечатление, что когда-то, очень давно, здесь неожиданно прервался пир, а сами гости исчезли. Даже еда сохранилась в своем первозданном состоянии. Вот запеченные целиком бараны, вот окорока, большие круги сыра — все кажется свежим, только покрыто паутиной и пылью.
А в самом центре… В самом центре расположился большой каменный трон. Спинкой ко мне.
— Очень интересно. Только не надо мне говорить, что на нем кто-то сидит… — Я на всякий случай взял наизготовку рогатину и, стараясь не отрывать взгляд от возвышения, стал обходить зал.
Десяток шагов — и стал виден краешек стола перед троном…
Еще немного — и показались подлокотники трона, украшенные мордами непонятных рогатых животных…
Еще пару метров — и…
И внезапно погас светлячок…
Все мгновенно погрузилось в кромешную, в буквальном смысле могильную темноту. Я на мгновение замер, а потом, перехватив рогатину, передвинул суму на живот. Рука нащупала склянку, как вдруг из центра зала донеслось скрежетание. Зловещее такое скрежетание, очень похожее на…
Светляк взлетел над залом, я сделал несколько быстрых шагов…
— Старшие Сестры!!! — невольно воскликнул я… перед троном стоял закованный в доспех человек с длинным мечом в руках…
Глава 5
«Кикимора вид имеет вельми мерзкий и не здравый, образом всегда женский, облаченный в ряднину из тины и водорослей. Обиталище оной — в глухих топях болотных, всегда подали от людства, однако ж, встречаются сии монструмы и поблизости от жилищ людских. Станом кикиморы тонки, руками и пальцами вельми длинны, чем отличны от шишиг и мокриц. Подтверждаю свидетельства обладания оными некой природной силой наводить весьма сильный морок, но отрицаю наделение кикимор способностью к человеческой речи. Мнение о наличии у оной жабер, подобных рыбьим, також отрицаю, ибо кикиморы никакого сходства с навами и мокрицами не имеют».
(Преподобный Эдельберт Великоградский. «Бестиарий и описание рас Мира Упорядоченного»)
Звериные острова. Остров Быка. Черный хребет. Каирн Черной Луны.
13 Лютовея 2001 года от восхождения Старших Сестер. Вечер
Неподвижная фигура возле трона когда-то очень давно была человеком, а сейчас превратилась в высохшую мумию. Но живую мумию — как бы странно это ни звучало. В провалах глазниц светились красные огоньки, а заросшая длинной грязно-серой бородой челюсть мерно шевелилась, исторгая монотонное зловещее бурчание.
Сказать, что я испугался этого древнего воителя, нельзя. Страха, в прямом понятии этого слова, не было. Меня не тянуло убегать, не хотелось кричать от ужаса, но тело все равно налилось ледяным оцепенением. Я себя почувствовал мышкой, загипнотизированной удавом.
— Тебя, что ли, я должен принести? — сам того не ожидая, поинтересовался у него. А потом добавил: — Может, сам пойдешь? — и сделал шаг в сторону, ожидая, что ноги откажутся выполнять приказ.
Но, к счастью, не отказались. К счастью — так как древний воин, лязгая доспехом, двинулся вперед. Немного неловкими, деревянными шагами, но довольно быстро.
Пользуясь тем, что рогатина почти вдвое длиннее меча, я быстро ткнул его прямым выпадом в грудь. Ничего не произошло: с равным успехом я мог бить и в каменную стену. Скрежетнула сталь о сшитые внахлест щитки доспеха, полыхнуло несколько голубых искорок, а драугр молодецким замахом, сверху вниз, разрубил стол между нами. Очень быстро и ловко разрубил.
Следующего удара я не стал ждать, и отпрянул за другой стол, лихорадочно ища в голове знания, которые могут мне помочь в борьбе с чудовищем. И не нашел; клятый Эдельберт с любовью и очень подробно написал свой бестиарий, но ни словечком не упомянул о способах борьбы с «оными монструмами». Ну и не сволочь он после этого?..
Куда же тебя пырнуть, скотина? Доспех очень смахивает на кольчато-пластинчатый, только с сегментными наплечниками и длинными полами, закрывающими ноги ниже колена. А еще поножи. Все прикрыто…
Ткнул его в лицо, стараясь попасть в глаз, но не попал. Лезвие звякнуло о шлем, а сама рогатина, весело звеня, покатилась по каменному полу, выбитая ловкой отмашкой мертвеца. Я постарался проскользнуть за ней мимо драугра, но вынужден был отступить — клятый мертвяк умело сманеврировал и загородил дорогу к оружию.
— Чтоб ты сдох, скотина! — с чувством пожелал я ходячему трупу — и чуть не рассмеялся от нелепости пожелания. Успел уже сдохнуть, давно успел…
Пришлось теперь прятаться за столами — с одним ножом, при моем-то умении, тягаться с мертвяком было бы полным сумасшествием. Вот через пару месяцев, когда подчиню себе это тело…
Неожиданно приметил на каменных плитах пола несколько разобщенных человеческих скелетов и даже одно мумифицированное тело, скрючившееся под столом. А потом увидел на столе перед троном целую груду оружия и доспехов, превратившихся в изъеденный ржавчиной металлолом. Получается, я не первый прихожу сюда, за этим «то, что должно»? Ах ты, сука!..
— Коллекционируешь трофеи, урод? — поинтересовался у драугра и, не получив ответа, запустил громадным медным блюдом ему в башку.
Мертвяк небрежно, играючи отбил блюдо и стал обходить столы, зажимая меня в угол, между идолом и стеной. Даже стало казаться, что он ехидно усмехается.
— Смеешься?! — Я примерился к длинной массивной деревянной лавке, и поднапрягшись так, что даже кости хрустнули, с размаху двинул ею драугра.
Лавка с грохотом сломалась, но свое дело сделала — мертвяк, звеня железом, кубарем полетел на пол. Спотыкаясь и почти ничего не видя из-за кровавого тумана в глазах, я кинулся к рогатине, с торжествующим ревом поднял ее… и сразу был вынужден убраться за столы — драугр нереально быстро встал на ноги и бегом кинулся в атаку.
Не знаю, сколько мы петляли — скорее всего, немало времени: за это время успел погаснуть еще один светляк. Но долго так не могло продолжаться. Тело налилось свинцовой тяжестью: казалось, что сам могильник высасывает силы, словно громадный упырь. Тем более что у меня осталась последняя скляница — в темноте шансов вообще не будет. Надо спешить…
Я все-таки несколько раз умудрился попасть рогатиной по древнему воителю. Но ничего из этого не получилось, доспех пробить не удалось, а достать открытые части тела категорически не хватало умения.
Уже почти отчаялся, но неожиданно вспомнил об амулете. Немного поколебался и решительно сжал фигурку кота.
— Буян! Буянушка! Спасай, животина!.. — закричал, уже ни на что не надеясь. И зря…
Перед мертвяком мгновенно вспух клубок дыма, а когда он рассеялся, на его месте возник… Нет, не Буян… Я даже не знаю, как назвать этого зверя. Рысь?.. Тигр? Да, громадный тигр, с длинными слегка желтоватыми клыками, похожими на сабли. Абсолютно молча он прыгнул на мертвяка, изогнулся в полете, уходя от удара, и обхватив лапами, покатился с ним по полу. Драугр отчаянно барахтался, стараясь скинуть с себя зверя, даже несколько раз ударил его рукояткой меча, но ничто не помогало: казалось, что зверь раздерет труп на куски. И вдруг тигр с легким хлопком бесследно исчез.
Проскрежетало железо: живой труп, опираясь на меч, медленно встал. На мгновение мне даже показалось что он совершенно не пострадал — доспех выглядел неповрежденным. Но скоро выяснилось, что это не так. Правая рука драугра висела плетью, а левая нога постоянно подламывалась — труп даже несколько раз упал.
Ну что же, больше надеяться не на кого.
— Ну, все, дружок — теперь ты мой… — я медленно вышел на открытое пространство.
Мертвец, потерявший возможность двигаться, переложил меч в левую руку и стоял на месте, поворачиваясь вслед за мной и подволакивая при этом сломанную ногу.
Должно, должно тело справиться — ведь ничего сложного… Мах, уход в сторону, выпад понизу, меч уходит вслед за рогатиной, переход и еще один выпад!.. Пробил!!! Клинок, скрежетнув о наносник, с треском влетел в глазницу и уперся в заднюю стенку шлема…
Не знаю, что ему там повредило — вряд ли у трупа были живые мозги, глаза или какие-нибудь другие человеческие органы. Но я его все-таки убил. Нет, не верно — нельзя убить мертвеца. Я его уничтожил.
Драугр с лязгом грохнулся на пол. Сквозь железо потянулись струйки дыма, и вскоре передо мной, в кучке черного праха, остался лежать один доспех.
— И что же теперь нужно здесь забрать?.. — пробормотал я и, совершенно лишившись сил, присел на скамью.
Но не успел себе ответить, даже не успел об этом подумать. Под потолком что-то ослепительно полыхнуло, и мое сознание обволокла мягкая, пушистая темнота.
Когда глаза открылись, все вокруг заливал яркий, почти солнечный свет. Светился круг в руках идолов, практически превратившись в маленькое солнышко. Ничего больше не изменилось. Дела, однако… Но надо идти…
Читать бесплатно другие книги:
