Билет на вчерашний трамвай Раевская Лидия

Долетев до каморки Роберта, я отдышалась и поймала себя на том, что потею от страха не меньше этого мини-Бандероса. Хорошо ещё, что не больше.

А он по-босяцки пнул облезлую дверь ногой и впустил меня в свои палаты. Точнее, втолкнул.

Я медленно огляделась…

Два пивных ящика. На них лежит матрас. Украденный у больного энурезом. Судя по цвету, виду и запаху. Рядом ещё один ящик. На нем доска. Это стол, за ним едят. Такой же стул, на нем сидят. Роскошь. Барокко. Фэн-шуй.

Дверь за моей спиной захлопнулась. А значит, путь назад отрезан. Я шлёпнулась на стул (который ящик) и стала покорно ждать армянского надругательства.

Роберт Бандерос важно уселся рядом, шлёпнул передо мной фотоальбом и сообщил:

— Это фотографии с нудистского пляжа. Оцени мой член. И страстно задышал.

Я судорожно сглотнула. Похоже, надо мной надругаются прямо сейчас. Возможно, с извращениями. И вероятно, заставят облизывать сизую бородавку. Я икнула, опять вспотела и открыла альбом. Там были сплошные половые органы. Мужские (я всё-таки три года замужем побыла). Органы выглядывали из зарослей чего-то дикорастущего. Такую причёску я называла «Тут потерялся и умер Индиана Джонс».

Не зная, какой из этих членов принадлежит Роберту, я на всякий случай сказала:

— Неплохой такой… пенис. Да.

Роберт обнажил в смущённой улыбке коричневые зубы и радостно произнёс:

— А теперь выпьем с горя! Где же кружка?

И убежал. А я решила не терять драгоценного времени и попробовала свалить через окно. Но быстро убедилась, что это не так просто, и сникла. Пятый этаж всё-таки…

Поэтому я снова настроилась на армянское надругательство.

И оно пришло быстро. Через пять минут. С эмалированной зелёной кружкой, с которой, по-видимому, прошёл весь ГУЛАГ его героический дедушка Карен. В кружке плавали опилки и небольшие бревна. Это был чай. Наверное. Ибо перед смертью пробовать яд мне не хотелось. Наверняка он был долгоиграющий. Я бы сначала изошла поносом, соплями и билась в корчах минимум пять часов.

В довесок к яду мне принесли овсяное печенье. Одно. Явно сворованное волосатой рукой Роберта из клетки с попугаем.

Потому что на этом продукте питания отчётливо виднелись следы птичьего клюва.

Паника потихоньку отпустила меня. Раз поят чаем с печеньем, значит, уважают и убивать прямо сейчас не будут. Возможно, я даже отделаюсь непринуждённым облизыванием бородавки.

Черт его знает, что меня дёрнуло встать в полный рост. Жопа затекла или ещё что… Но я зачем-то поднялась.

Вероятно, Роберт истолковал это по-своему и испугался, что мне не понравилось угощение или его член. И очень подозрительно затрясся.

На этом месте я почувствовала настоятельную потребность надолго оккупировать туалет, а Роберт рухнул на колени и принялся грызть зубами пряжку моего ремня, бормоча:

— Принцесса моя! Я тебя люблю! Я искал тебя, я ждал тебя! Стань моею!

Мои внутренности затряслись как бараний холодец, и, чтобы скрыть свою панику, я опустила глаза вниз, где в поле моего зрения тут же попали две жёлтые пятки, торчащие из рваных разноцветных носков.

Это меня скорее всего и спасло. Очнувшись от гипноза, я рванула прочь из каморки, по инерции схватив СПИД-инфо-пароль, и безошибочно пролетела по лабиринту коридоров к входной двери.

Сзади топал по линолеуму жёлтыми копытами армянский Бандерос, вопя:

— Оставь хоть газету! Я её ещё не читал!

Я кинула ему газету, как кидают кость преследующей тебя собаке, отвлекая её внимание, вылетела на лестницу, скатилась по ней кубарем и понеслась, не разбирая дороги, черпая уличную жижу своими полусапожками и крестясь на ходу. Я бежала домой.

И давала себе страшную клятву, что это моё первое и последнее свидание с виртуальными персонажами. Что завтра с утра я поеду на собеседование и устроюсь на работу в первое же место, куда меня возьмут. А прежде непременно схожу в церковь и поставлю большую свечку Николаю-угоднику.

О том, что благими намерениями устлана дорога в ад, я узнала гораздо позже.

Следующим утром я снова собиралась на собеседование.

Естественно, не зная куда. Мне же «менеджер все объяснит»!

Чтобы все прошло удачно, я встала с утра с правой ноги, с неё же сделала первый шаг с кровати, вляпалась (очень удачно, на мой взгляд) во что-то неприятное явно органического происхождения (это к прибыли) и вышла из душа в своих «счастливых» красных трусах.

— Наконец-то… — высказалась мама.

— Угу, — ответила я, не желая спугивать потенциальную удачу бытовой склокой, и вышла на улицу.

Выйдя на станции метро «Сокол», я долго ходила вдоль Ленинградского проспекта в поисках нужного мне здания.

Оно нашлось на территории какого-то завода и напоминало котельную, в которой был жестоко убит друг всех детей Фредди Крюгер. Мне стало не по себе.

Нет, я не рисовала в своём воображении небоскрёб в сто этажей с зеркальными стёклами. Но котельная явно не являлась предметом моих мечтаний.

Однако выбор у меня был невелик. Проблема заработка стояла остро, как никогда.

Хмурый охранник с лицом серийного убийцы проверил мои документы и повёл по тускло освещённым коридорам неизвестно куда. Мы дошли до неприметной двери, и он тут же испарился.

Я глубоко вздохнула и толкнула створку.

За ней обнаружился ещё один коридор с тремя выходящими в него дверями. Я постучалась в первую попавшую.

В маленьком кабинете, заставленном какими-то картонными коробками, за письменным столом сидела женщина средних лет. Очень красивая. Но с каким-то тяжёлым, по-мужски суровым взглядом.

— Вы на собеседование? По объявлению? — спросила она и вроде как дружелюбно улыбнулась. Однако дружелюбия в её улыбке было ещё меньше, чем во мне — гламура.

— Да, — ответила я и нацепила улыбку, которая говорила: «Вы такая приятная тётенька, что мне уже хочется работать на вас от зари до зари, но если тут надо торговать своим телом или пахать за восемьсот рублей в месяц, то, наверное, мы с вами не подружимся!»

Тётенька не зря показалась мне проницательной. Её улыбка стала ещё шире, а холёные длинные пальцы уже пододвигали мне анкету.

— Чистая формальность, — с улыбкой продолжила она и кончиком ногтя подтолкнула в мою сторону шариковую ручку.

Я начала заполнять анкету. Дойдя до графы «семейное положение», я запнулась и уточнила:

— А если я с мужем не живу, но официально все ещё числюсь замужней, — это как назвать?

Женщина снова пристально на меня посмотрела. Выдержала паузу. И ответила:

— Пиши, что не замужем. А жениха мы тебе тут подберём. Я непроизвольно вздрогнула. Но анкету заполнила до конца.

— О, да ты москвичка? — отчего-то удивилась бизнес-леди, заглянув в мою анкету, и посмотрела на меня взглядом, который я, как ни силилась, не смогла истолковать.

— А это плохо? — с вызовом спросила я.

— Это… Да нет, это нормально, — снова поставила меня в тупик тётенька-загадка. И тут же, без перехода представилась: — Меня зовут Ирина. Просто Ирина. Я — директор этой фирмы. Сразу предупреждаю: коллектив у нас большой, но состоит на девяносто процентов из молодых мужчин. Так что постарайся меня не разочаровать.

Разочаровать? Странные намёки.

В голове вихрем пролетела сотня разнообразных мыслей, и я поймала себя на том, что все это мне ужасно не нравится.

Схватить за хвост ни одну мысль так и не удалось. Потому что у меня за спиной распахнулась дверь, и в кабинет вошёл молодой человек.

— Привет! — сказал он. Я не поняла, к кому из нас он обращается, но на всякий случай кивнула головой.

— Привет, Илья, — поздоровалась с ним Ирина и повернулась ко мне всем корпусом: — Вот, новенькая к нам пришла. — И она снова как-то многозначительно улыбнулась.

— Новенькая… — с интересом протянул Илья, бесцеремонно разглядывая меня. — Новенькая — это очень хорошо. Я её к себе возьму, не возражаешь?

— Бери, — выставила перед собой ладони Ирина, мол, дело твоё, я не против.

Я почувствовала себя негритянкой на невольничьем рынке. Сейчас, по закону жанра, сюда должен был войти большой, потный, усатый мужик в сомбреро, который привяжет меня к столбу и выпорет плёткой, приговаривая: «Я тебя вышколю, сука такая!»

Куда меня снова занесло, мать моя женщина? Я же и трусы счастливые надела, и в дерьмо какое-то непонятное вляпалась, и встала с правой ноги… Да что ж у меня вечно все через…

— Пойдём со мной, — скомандовал Илья и вышел из кабинета. Я посмотрела на Ирину.

— Иди за Илюшей, он тебе все расскажет. И покажет. Чувствуя спиной пристальный взгляд директора, я поднялась со стула и вышла вслед за Ильёй.

И снова оказалась в маленьком коридоре с ещё двумя загадочными дверями. Не знаю, что за ними скрывалось, но определённо не кукольный театр — мечта Буратино.

— Вообще-то меня не Ильёй зовут, — совершенно неожиданно признался молодой человек, — а Кямраном. По паспорту. Но почему-то моё настоящее имя тут не прижилось. Можешь называть меня как хочешь.

Я пристально смотрела на Кямрана-Илью. На вид ему было не больше двадцати лет. И, если честно, мне вообще никак не хотелось его называть.

— Так чем вы занимаетесь? — наконец задала я самый главный вопрос.

Илья приподнял брови.

— А тебе не объяснили?

На его лицо, словно забрало, опустилась маска важной снисходительности, и он начал краткий курс ликбеза:

— Понятие «сетевой маркетинг» тебе известно?

— Приблизительно.

— Так вот, наша компания занимается продажей очень хорошего лекарства. Я сам лично его принимаю. И тебе советую. «Лактофайбер» — это биологически активная пищевая добавка, состоящая из лактозы и яблочных волокон. Противопоказаний практически не имеет. Выпускается в форме порошка. Она не продаётся в магазинах, потому что нашей фирме это экономически выгодно — не нужно платить за аренду торговых точек, ведь торговля осуществляется по телефону. Ты, к примеру, какие чувства испытываешь к телефону?

Я удивилась.

— Очень трепетные. Я вообще уважаю технический прогресс, а Белл — это мой кумир. Но замуж за телефонный аппарат не пойду, и не просите.

Илья не оценил моего юмора.

— Многие новички на начальном этапе сталкиваются с такой проблемой, как боязнь телефона. Им трудно впар… сорри, продавать товар, не видя лицо потенциального покупателя. А вести телефонный разговор — целое искусство. Схема продаж очень проста: мы раскидываем по почтовым ящикам рекламные листовки с кратким описанием «Лактофайбера», потенциальные покупатели звонят по многоканальному телефону и попадают на Веру Захаровну. Она принимает первичные звонки, говорит, что в данный момент все операторы заняты, и записывает номер телефона абонента. Твоя задача, получив от неё бумажку с номером, перезвонить клиенту и заставить его купить наш товар. Да, и ещё: ты должна позиционировать себя как врач, поняла?

Я внимательно слушала Илью, но, услышав эти слова, даже поперхнулась.

— Какой я врач?! Я даже не в курсе, с какой стороны у человека печень находится!

— А это и не нужно, — отмахнулся Илья. — Достаточно просто сказать клиенту, что ты — врач и разговариваешь с ним из научно-исследовательского центра, а что и как говорить — я тебя научу. Пойдём, покажу, как мы работаем.

И он толкнул одну из дверей.

За ней обнаружилось неожиданно большое помещение, напоминающее больничный коридор. Вдоль стен, разделённые фанерными перегородками, стояли столы. Я насчитала шестнадцать штук. Почти за каждым сидел молодой человек и разговаривал по телефону. Никто не обратил на меня внимания. Я прислушалась.

— Что? Что вы говорите, Анна Витальевна? Соседи вас залили? А вы в ЖЭК обращались? Право слово, просто безобразие какое-то! — эмоционально вещал в телефонную трубку симпатичный юноша двадцати с небольшим лет, раскачиваясь на стуле и ковыряя в носу шариковой ручкой. — Я вот помню, у меня дочка младшая, когда десятый класс заканчивала…

Тут я скорчила рожу и пихнула Илью, вопросительно скосив глаза на «папашу» семнадцатилетней дочери, которая ещё, оказывается, и младшая… Сколько же тогда старшей?

— Алмаз, — тихо шепнул мне Илья, — наш лучший менеджер. У него стоит поучиться. Это как раз то, о чем я тебе говорил: по телефону же не видно, сколько тебе лет, а к взрослым людям доверия больше, чем к молодым соплякам. Так что ты тоже должна строить из себя пятидесятилетнюю матрону, врача-диетолога, например.

Теперь до меня дошёл смысл моей будущей работы. Что ж, отличная идея, нечего сказать.

Илья стоял рядом, не двигаясь, и мне не оставалось ничего другого, как слушать дальше.

Справа от меня рыженький подросток весело смеялся в трубку:

— Да я клянусь тебе, Михалыч! Стоять будет — о-го-го! Жену свою загоняешь, как вшивую по бане! Мне самому вот-вот семьдесят стукнет, а я скоро в пятый раз отцом стану! И девки молодые под окнами постоянно торчат — просто отбою нет! Короче, бери — не пожалеешь! Потом ещё коньяк мне выкатишь, старый чертяка. Ха-ха-ха!

Мои глаза раскрылись ещё больше. Илья похлопал меня по плечу.

— И так тоже можно. У каждого менеджера свой стиль общения. Кто-то два часа выслушивает старушечьи жалобы на маленькую пенсию и котов, которые зассали весь подъезд, кто-то играет роль опытного врача-хирурга, кто-то располагает к себе панибратством… Вариантов уйма. В общем, начнёшь — поймёшь. Вопросы есть?

Я показала глазами на дверь. Илья кивнул, и мы вышли в коридор.

— Есть, — сказала я. — Во-первых, график.

— Без выходных.

— Не катит. — Я уже давно засекла взгляд Ильи, направленный на мою задницу, и поняла, что есть шанс этим воспользоваться: — У меня ребёнок маленький.

— Понял, — огорчился Илья и добавил: — Что-нибудь придумаем. Выходные сделаем. Работать можешь или с восьми утра до четырёх дня, или с четырёх дня до одиннадцати вечера. Как тебе удобнее. Некоторые ребята у нас в две смены работают и ночуют тут же.

Мог бы и не объяснять. Судя по именам — Кямран, Алмаз — а также по довольно-таки различимому акценту менеджеров, почти все эти «доктора» — уроженцы государств бывшего Союза. Теперь понятно, почему Ирина удивилась, что я москвичка.

Ну, что ж, выбора у меня сейчас нет. Мне нужна работа. Любая. Маме ведь не объяснишь… И я подвела итог:

— Завтра в восемь я приеду. Илья обрадовался:

— А я и не сомневался! Язык у тебя подвешен хорошо. Значит, денег тут поднимешь нормально! Кстати, телефончик не оставишь?

Я обдала его волной презрения и поджала губы.

— Шутка! — заржал он. — Я его и так щас у Ирки из твоей анкеты перекатаю!

На следующее утро я снова показала документы страшному охраннику, попетляла по многочисленным коридорам и вошла в офис.

Менеджеров там сидело немного. Видимо, в первую смену работать было удобно не всем, в том числе и виртуозу Алмазу. Зато рыженький подросток, который вчера в семьдесят лет в пятый раз готовился стать отцом, дружелюбно мне улыбнулся.

— Привет! Новенькая? Откуда?

— Из Москвы, — ответила я, вешая куртку на вешалку. В помещении повисла тишина. Восемь пар глаз уставились на меня так, словно я заявила, что вчера прибыла из Парижа.

— Москвичка… — протянул рыженький. — А что ты тут забыла? Среди нас ни одного местного нет! Мы вот с братом с Запорожья, Кямыч вообще не говорит, откуда припёрся. Кстати, ты его отшивай построже, он с Ириной живёт. Вера Захаровна — с Башкирии…

Я слушала и удивлялась: надо же, Кямран живёт с Ириной. Она же раза в два его старше! Хотя красивая тётка, ничего не скажешь.

— Ирка — баба хорошая, хоть и строгая, — добавил рыжий и понизил голос: — Но ревнивая очень. У нас тут, думаешь, почему девок нет? Кямыч всех перетрахал. Чуть ли не у Ирки на голове! К каждой новенькой клеится. Так что…

— Тебя как зовут-то? — перебила я не в меру общительного подростка.

— Пашка, — как-то испуганно признался он. — А ещё тут мой брат старший работает. Он — бригадир.

— Бригадир чего?

— Ну… Бригады!

Я почему-то почувствовала к рыжему Пашке симпатию. Какой-то он был… Настоящий, что ли. Простой.

— То есть, твой брат — бригадир смены? — улыбнулась я.

— Да нет, — широко улыбнулся в ответ рыжий, — у нас тут две бригады. Первой руководит Кямыч, сама понимаешь, — тут Пашка заговорщически мне подмигнул, — а второй — мой брательник Леха, — с гордостью закончил он.

Я с интересом смотрела на него и молчала. Он смутился и затараторил с умильным украинским акцентом:

— Понимаешь, бригады между собой соревнуются — кто больше товара продаст. Видишь на стене доски?

Я оглянулась. Позади меня, по обе стороны от дверного проёма, висели на стене две магнитные доски, на которых было написано маркером: «Кямран: 5 заказов» и «Алексей: 6 заказов».

— Ну вот, — продолжал просвещать меня Пашка, — бригада моего брата сейчас выигрывает. Им премию дадут, если Кямыч их не переплюнет. Теперь смотри: разговор с клиентом должен занимать не менее сорока минут. Это обязательно. Если клиент даст отбой раньше, тебя оштрафуют. Можно хоть два часа болтать. Но сорок минут — это минимум. Идём дальше. Время разговора разбивай на проценты. То есть, вначале ты должна поговорить с клиентом о его здоровье, ты же врач всё-таки. Ну, спроси у него про давление, температуру, можешь про стул спросить, — тут Пашка хихикнул, — многих бабок хлебом не корми, дай только про своё говно рассказать! Так вот, о здоровье ты с клиентом говоришь около сорока процентов времени. Ещё сорок — о семье. Это тоже обязательно. Ну, там, о детях, о собаках, о чем угодно.

Ну и двадцать процентов — конкретно про товар. Я тебе листовку щас дам, ага?

— Ага, — ответила я и попыталась разложить по полочкам полученную инфу. Ни фига не получилось. Надо все записывать. А то башка лопнет.

Пока Пашка искал в своём столе листовку, я ещё раз оглянулась по сторонам и поёжилась. Какая-то гнусная энергетика была в этом помещении, словно я попала в барак к неграм времён дяди Тома. Как-то тоскливо здесь было. И пахло противно. Сыростью и плесенью. А мне предстояло тут работать.

Вернулся Пашка, сжимая в руке потрёпанную бумажку:

— Держи, тут все написано!

— Спасибо.

Я взяла листовку, пробежала глазами текст. Так…»Лактофайбер — биологически активная добавка… Волокна яблок… Лактоза… Стимулирует работу кишечника… Способствует естественному похуданию… Атеросклеротические бляшки рассасываются… Протестирован в госпитале им. Бурденко…» Так это же просто натуральное слабительное!

— Пашк, — позвала я, — а сколько стоит эта дрянь?

— Четыре с половиной тысячи рублей. Я даже поперхнулась.

— Сколько?! И берут?! Пашка кивнул в сторону досок:

— Как видишь.

Хлопнула входная дверь. Мы оглянулись.

— Ксюша, рад тебя видеть! — расплылся улыбкой чеширского кота Кямран. — Тебе не холодно? Может, свитер одолжить?

Я поймала Пашкин взгляд и решительно отказалась. Кямран усмехнулся, но ничего не ответил.

Через полчаса в офисе уже вовсю кипела работа. Пожилая Вера Захаровна каждую минуту поднимала трубку и монотонно произносила:

— К сожалению, в данный момент все врачи заняты. Оставьте свой номер телефона, и вам непременно перезвонят.

Немногочисленные менеджеры по очереди подходили к старушке, брали у неё бумажку с номером телефона и уходили к себе за перегородку, откуда через минуту доносилось:

— Здравствуйте, Зинаида Фёдоровна! Вас беспокоит врач. Да-да, по поводу «Лактофайбера». Вы мерили сегодня температуру? А давление? А какие лекарства принимали? Да что вы все о цене беспокоитесь? Может, он вам и не нужен совсем! Мне надо знать всё о вас и состоянии вашего организма!

Чума…

Я так не смогу. Не получится у меня! Я смогла.

И через три дня уже несла в трубку:

— Семён Геннадьевич, миленький вы мой, да за ваши заслуги мы вам этот «Лактофайбер» должны просто бесплатно подарить! Конечно, я не могу этого сделать, ведь он очень дорогой. Восемь тысяч рублей. Что вы, что вы, не пугайтесь! Я вам скидку сейчас сделаю. Очень неприятно, конечно, что мне, медику, приходится заниматься коммерцией. Но это, поверьте, не моя вина, да. Вы ветеран? Значит, десять процентов скидываем! Вам больше шестидесяти лет? Ещё десять скинем. Ну, и лично от меня, пока никто из руководства не слышит, — ещё скидочка. Итого: всего четыре с половиной тысячи! Видите, все не так страшно! А я буду лично курировать вас по телефону и наблюдать за вашим самочувствием.

Есть! У меня получилось! Я начала зарабатывать деньги. Какие-никакие, они меня сейчас очень выручали.

Ирина порой лично заходила к нам в комнату и стояла у меня за спиной, одобрительно кивая.

— Все, Галина Петровна, наш курьер будет у вас через полчаса. Всего вам наилучшего! — Я положила трубку, закрыла глаза и откинулась на спинку стула. — Кямыч, запиши ещё один заказ.

Кямран заскрипел за моей спиной маркером по доске, потом подошёл и положил руки на мои плечи.

— Молодец, девочка… — вкрадчиво шепнул он, массируя мне шею. — Устала? Покурим? Или в буфет сходим?

— Угу, — кивнула я, — сейчас. Пять минуток посижу только.

— Отдыхай, отдыхай… — как сквозь вату пробился голос Кямыча, и мне на плечи что-то опустилось.

Я открыла глаза: свитер.

Улыбнулась, закуталась в него и обернулась назад, высматривая Пашку. Он тоже качался на стуле, глазея по сторонам.

Я кивнула ему в сторону двери и встала. Мой рыжий друг вышел следом за мной.

— Как ты? — заботливо спросил Пашка на лестнице.

— Честно? Выматывает сильно.

— Правильно. Ты же энергию свою отдаёшь. Вот тебя и таращит.

— А ты привык?

— Привык. Знала бы ты, Ксюха, чем мы с Лёхой раньше занимались…»Лактофайбер» — это ещё фигня.

— А вы только его продаёте?

— Не-а. Пояса ещё недавно впаривали. Из собачьей шерсти. «Золотой конёк» для импотентов… Ты б слышала, как Кямыч его продавал! — Пашка залился смехом. — «Иван Иваныч, я сам пять лет карандаш к члену привязывал, а тут прям можно таз чугунный на него вешать — не свалится!»

На лестницу вышел Валька, курьер. Стрельнул у Пашки сигарету и с грустью сказал:

— Хорошо вам. Сидите тут себе и впариваете дерьмо.

— Ты что, Валек? — хлопнул его по плечу Пашка. Ты ж на зарплате сидишь. А мы с Ксенофонтом — на процентах. Не продадим ничего — и до свиданья. Остались без бабок. Чем ты недоволен?

Валентин глубоко затянулся, с отвращением бросил сигарету на пол и раздавил её ногой:

— Не могу я тут больше! Вы по телефону разговариваете, а я потом вашим Иван Иванычам фуфло это привожу, которое три копейки стоит. Сам видел в аптеке, что в Центральном «Детском мире», двести рублей! А я в дверь звоню, и мне открывает дедушка, у которого половины органов уж нет и трубка прям из живота свисает, а к ней банка привязана… — У него перехватило дыхание, и он замолчал.

И мы тоже молчали.

Курьер, не спрашивая разрешения, достал из моей пачки новую сигарету, прикурил и продолжил:

— Смотрит на меня, глаза у него слезятся, и говорит: «Вот, сыночек, возьми денежку. Тут аккурат четыре с половиной тысячи рубликов. С книжки снял, на похороны копил. А теперь какие мне похороны с вашим-то чудо-лекарством? Мы ещё поживём!» А я стою, пересчитываю деньги и думаю: жить тебе, дедуль, пару дней осталось. И оттого что тебя пронесёт с этого «Лактофайбера» перед смертью, легче никому не станет. Лучше б ты себе фруктов купил да вкусненького чего-нибудь. Эх, твою мать…

Валентин замолчал, и мне стало не по себе. Такой скотиной себя почувствовала! Смотрю на Пашку — тоже стоит, глаза в пол опустив. Потом говорит:

— Валь, всех жалеть — жалелки не хватит. Вот меня кто-нибудь пожалел, когда нас с Лёхой сначала родная мать в детский дом сдала, а потом вообще продали? В прямом смысле. Мы какому-то мужику дом строили. Бесплатно. Жрали то, что сами найдём. А мне тогда тринадцать лет было. А Ксеньку кто-нибудь жалеет? У неё дома ребёнок маленький, его кормить-поить надо. Да таких, как она, должны на руках носить, любить и беречь… — Я удивлённо приподняла брови, но Пашка на меня даже не смотрел. — А она тут вот стоит в свитере Кямрановом и думает, как бы ещё парочку «Лактофайберов» толкнуть, чтоб сыну фруктов сегодня купить! Кто нас-то пожалеет, а, Валек? Ты о себе подумай, братишка. У тебя тоже дома мама-инвалид…

— Прекрати! — истерично взвизгнул Валентин. — Не лезь не в своё дело! Я куда угодно курьером могу пойти работать, ясно? Могу… вон документы развозить! Или канцелярию какую! И мне не обязательно стариков обманывать!

Пашка сел на корточки и, глядя снизу вверх, тихо спросил:

— У тебя регистрация московская есть? А у мамы твоей? А у сестры? Вот и у меня нет. Потому мы все тут и работаем. Ирке плевать на регистрацию. Она своих всегда отмажет, сам знаешь. Так что никуда ты отсюда не денешься. А нервишки побереги, брат. Они тебе ещё пригодятся.

Пашка встал и направился в сторону офиса, бросив мне через плечо:

— Ксюх, я чай пить. Идёшь?

Я посмотрела на скрючившегося в углу Валентина и пошла за Пашкой в буфет. Пить чай.