Молот Люцифера Пурнель Джерри
— Парень, друзья-приятели, проживающие в глубинке Техаса, сошли бы от этого с ума, — пробормотал он.
— Почему вы не сообщили раньше? — женщина сказала это отчетливо, с профессиональной интонацией, и от этого голоса из головы Рика Деланти выдуло остатки мыслей — если они еще там оставались. Войдя в кабину, Малик отсоединила трубку комбинезона Рика и сунула освободившейся конец в отверстие переносной термостанции. Второй конец трубки уходил внутрь белья Рика Деланти и далее, вглубь его тела. Любого астронавта пугает, если врач подобрался к его заднепроходному отверстию: измерение температуры не сулит ничего хорошего.
— Вы хоть что нибудь едите? — спросила Леонилла. Посмотрела показания термометра, записала.
— Во мне ничего не задерживается.
— Ваш организм обезвожен. Так что сперва мы попытаемся справиться с обезвоживанием. Разжуйте эту таблетку… Нет, не глотайте ее. Разжуйте.
Рик разжевал:
— Иисусе Христе, что это? Ничего более тошнотворного я…
— Глотайте пожалуйста. Через две минуты попытаемся принять питье. Питательный раствор. Вам нужна вода и питание. Часто ли случалось, что вы не сообщали о своем заболевании?
— Нет. Мне казалось, что я могу справиться с болезнью самостоятельно.
— В каждом космическом полете космической болезнью заболевает приблизительно одна треть из состава экипажа. Различия лишь — слабая это окажется форма болезни или сильная. Вероятность того, что заболеет кто-нибудь из участников этого полета, вероятно, была высока. Теперь выпейте это. Медленными глотками.
Рик выпил. Питье было густое, на вкус отдавало апельсинами.
— Неплохо.
— Основные компоненты его — американского производства, — сказала Леонилла. — Я добавила фруктовый сахар и витамины. Как вы теперь себя чувствуете? Нет, на меня смотреть не надо. Надо, чтобы то, что вы сейчас выпили, усвоилось вашим организмом. Закройте глаза.
— Теперь мне чуть лучше.
— Хорошо.
— Но на черта мне лежать с закрытыми глазами?! Я должен…
— Вы должны восполнить нехватку воды в своем организме. Вы должны выжить, чтобы полет не был сорван, — сказала Леонилла.
Деланти почувствовал, как что-то холодное коснулось его предплечья.
— Что это?…
— Инъекция снотворного. Расслабьтесь. Вот так. Вы будете спать несколько часов. Пока вы спите, я сделаю вам внутривенное. Потом, когда вы проснетесь, попробуем использовать еще кое-какие лекарства. Спокойной ночи.
Леонилла вернулась в главный отсек «Молотлаба». Теперь в середине отсека было свободно: оборудование было перемещено туда, где ему и следует находиться. Масса загромождающей пространство идущей на упаковку губчатой пластмассы было выброшено в космос.
— Итак? — требовательно спросил Джон Бейкер. Петр Яков — по-русски — повторил этот же вопрос.
— Плохо, — сказала Леонилла. — Полагаю, что в течении последних двадцати четырех часов его организм был вообще не в состоянии усваивать воду. Двадцати четырех — по меньшей мере. Возможно — дольше. Температура — тридцать восемь и восемь десятых. Организм очень обезвожен.
— Что будем делать? — спросил Бейкер.
— Думаю, что лекарство, которое я дала, поможет ему удерживать в организме воду. Сейчас он выпил почти литр — и без всяких затруднений. Почему он не сообщил о том, что заболел раньше?
— Черт возьми, он первый чернокожий, оказавшийся в космосе. И не хочет оказаться последним, — объяснил Бейкер.
— Он полагает, что только для него путь не был усыпан розами? — спросила Леонилла. — Он первый негр в космосе, но физиологические различия, обусловленные принадлежностью к разным расам, невелики по сравнению с, например, различиями, вызванными половой принадлежностью. Я — вторая женщина, оказавшаяся в космосе, а первая забо…
— Пора вести наблюдения, — перебил Петр Яков. — Леонилла, вы поможете мне. Если только вам не нужно заняться вашим больным.
Оборудование было размещено на нужных местах, но все равно свободного места в «Молотлабе» оставалось очень мало. Все же были найдены способы хоть как-то уединяться: Деланти оставался в «Аполлоне», Леонилла Малик уходила в «Союз». Бейкер и Яков посменно вели наблюдения и спали в «Молотлабе»— когда им вообще удавалось поспать. Три члена экипажа выполняли работу за четверых, и на сон много времени не оставалось.
А Хамнер-Браун все приближалась. Она приближалась хвостом вперед, мчалась прямо на «Молотлаб», и разреженный газ, извергаемый кометой, уже окутал и Землю и Луну и космическую лабораторию. Участники полета часами вели визуальное наблюдения и ежедневно выходили в космическое пространство, чтобы взять пробы — пробы пустоты. В сосуды запечатывался вакуум космического пространства. Потом эти сосуды будут отправлены на Землю, где чуткие приборы смогут обнаружить молекулы вещества, составляющего хвост кометы — пусть даже этих молекул окажется очень немного.
Сперва наблюдать было, в общем, не за чем. Было ясно видно лишь, что в одну сторону от кометы отходит хвост, покрывающий пространство в сотни миллионов миль. Но потом, когда комета подошла поближе, куда не посмотришь, всюду хвост.
Если не проводились наблюдения за кометой, то велись наблюдения за Солнцем. Нужно было провести еще множество экспериментов — в области кристаллографии, тонко пленочной электроники и так далее… Свободного времени не оставалось.
Сутки пролетали быстро.
Члены экспедиции не часто могли оставаться наедине с собой, хоть изредка это удавалось. Согласно проекту, личных, так сказать удобств в кабине лаборатории не было — лишь в кораблях. Для Бейкера и Деланти все обстояло достаточно просто: на орган мочеиспускания одевалась идущая к специальному резервуару трубка. Потом содержимое резервуара выливалось.
Бейкер как раз облегчался по указанной схеме, когда почувствовал на себе взгляд Деланти.
— Предполагалось, что ты спишь. А не наблюдаешь тем, как я писаю.
— Меня это не интересует. Джонни… как это ухищряется делать Леонилла? Я имею в виде здесь в космосе.
— М-да. Я как-то еще не выяснил. Не знаю. Спрошу-ка у нее, а?
— Конечно спроси. Мне-то это было б не по силам.
— Мне — тоже, — Джонни открыл клапан. Урина реактивной струей вылетела из «Аполлона» в космическое пространство. Мгновенно замерзшие капли образовали облако, окутавшее корабль. Облако походило на какое-то новое созвездие, оно медленно рассеивалось. — Почему, черт возьми, ты снова пристаешь ко мне с этой проблемой?
— Хочу понять, только ли я в этом полете испытываю затруднения.
— Как ты себя чувствуешь?
— Неплохо.
Двумя днями позже, когда Деланти чувствовал себя немного лучше, Бейкер все еще не знал ответа.
Он вернулся в корабль, взяв очередную пробу космической пустоты. С ним был только Яков и Бейкер сказал:
— Невыносимо.
— Прошу прощения? — спросил русский.
— Мне не дает покоя одна вещь. Леонилла, как и мы все, находится в состоянии свободного падения. Как же ей удается мочиться?
— Это вас волнует?
— Еще бы. Тут даже не любопытство от безделья. Одна из причин, по которым мы не посылаем женщин в космос, заключается в том, что проектировщики не могут разрешить эту проблему — учитывая требования санитарии и так далее. Кое-кто предлагал использовать катерер, но ведь это вредно. — Яков промолчал. — Так как она это делает? — требовательно вопросил Джонни.
— Это государственная тайна. Прошу извинить меня, — сказал Петр Яков. Может быть он шутит? Непохоже. — Пора проводить очередную серию наблюдений Солнца. Если вас не затруднит, помогите мне в работе с телескопом.
— Разумеется.
Я спрошу у Леониллы, подумал Джонни. Спрошу — в любом случае до того, как мы пойдем на посадку. Он искоса глянул на русского. Может быть, Яков и сам не знает ответа.
— Как дела? — спросил Бейкер.
— Прекрасно, — сказал Деланти. — Хаустон все знает?
— Не от меня, — сказал Бейкер. — Может быть им сообщили из Байконура. Не думаю, что у Якова много секретов от своих. Но вот с какой стати они сообщили Хаустону?
— Не нравится мне эта их откровенность, — сказал Рик.
— Еще бы понравилась… Ну и что из этого? Ты доказал, что несмотря ни на что, ты — необходим. Вот ты здесь, и нам удалось развернуть крылья. Господи, парень, если ты смог, будучи больным, справиться с такого рода работой, тебя следует называть железным. Завтра приступишь к работе.
— Хорошо. Тебе удалось найти ответ на эту, беспокоящую тебя и меня, проблему?
Бейкер пожал плечами:
— Нет. Я спросил Петра, а он мне ответил: «Государственная тайна». Государственная тайна, мать его!
— Ну, может быть нам удастся выяснить. У нас вполне достаточно кинокамер, чтобы…
— Конечно. В донесении это будет выглядеть великолепно. Два офицера Военно-Воздушных сил США тайно проникают с кинокамерой в женскую уборную. Ну, мне пора вести наблюдения. Пойду разбужу товарища генерала. До встречи.
Джонни Бейкер выплыл из кабины «Аполлона» в «Молотлаб». В лаборатории было очень тихо. Леонилла спала в «Союзе». Деланти, пристегнувшийся ремне к койке, оставался в «Аполлоне». Яков, верно, дремал, отдыхая перед вахтой.
Бейкер подплыл к койке русского. В паутине нейлоновых тросов, посредине путаницы телескопов, киносъемочных камер, растущих кристаллов, детекторов рентгеновских лучей и так далее плавал Яков. Он улыбался, улыбка его была обращена к переборке. Джонни подплыл ближе — и улыбка увяла.
Будто он занимался чем-то недозволенным, подумал Джонни Бейкер. И попался на этом.
Государственная тайна, мать его так…
ИЮНЬ: ТРИ
Тогда, находящиеся в Иудее, да бегут в горы.
Матфей. 24.
Секретарша была новая. Поэтому она не пустила Гарви на третий этаж здания Городского Совета Лос-Анджелеса, туда, где апартаменты начальства. Гарви не возражал. Другие тоже ждут, а что команда его в ближайшие несколько минут не появится — это уж точно. Гарви пришел слишком рано.
Гарви сел и занялся своей любимой игрой: принялся разглядывать окружающих. С большинством из них все было ясно. Торговцы, политиканы… — все собрались здесь, чтобы повидаться с одним из заместителей мэра или с кем либо из его высокопоставленных помощников. Одна девушка отличалась от прочих. Ей было что-нибудь лет двадцать, и Гарви не мог бы сказать — больше двадцати или меньше. На ней были джинсы и цветастая блузка — не слишком дорогие, не слишком дешевые. Она, не скрываясь, рассматривала Гарви, и не смутилась, не потупила глаз, когда он остановил на ней взгляд. Гарви пожал плечами и, перейдя все помещение, сел с ней рядом.
— Что такого интересного нашли вы во мне? — спросил он.
— Я вас узнала. Вы работаете на телевидении, делаете документальные фильмы. Сейчас я припомню, как вас зовут.
— Прекрасно, — сказал Гарви.
Она отвела взгляд в сторону. Потом снова взглянула на него. Чуть улыбнулась.
— Ладно. Так как вас зовут?
— Сперва назовите свое имя.
— Мэйб Бишоп, — выговор у нее был явно местный.
Гарви порылся в памяти.
— Ага. Народное лобби.
— Верно, — выражение ее лица не изменилось, что было странно. Средний человек, человек из толпы, должен быть польщен, если окажется, что известен на всю страну и документалист запомнил ее имя. Гарви еще продолжал удивляться, когда она сказала:
— Вы еще не представились мне.
— Гарви Рэнделл.
— Теперь моя очередь сказать «ага». Вы делаете фильмы о кометах.
— Правильно. Как они вам нравятся?
— Они ужасны. Представляют собой опасность. Глупы.
— Вы говорите без обиняков. Разрешите узнать, почему у вас сложилось такое мнение? — спросил Гарви.
— Пожалуйста. Вы отнимаете у пятидесяти миллионов полоумных последние остатки разума…
— Я не…
— Они будут перепуганы до смерти, а бояться следует не этой проклятой кометы! Кометы! Знамение небес! Предвестники бедствий! Средневековая чушь — и это в то время, когда именно здесь, на Земле, существует достаточно причин для тревоги, — она говорила в полный голос, с горечью.
— А чего же надо бояться? — с суфлерской интонацией спросил Гарви. На самом деле ему вовсе не нужен был ее ответ и, задавая вопрос, он мысленно уже обругал сам себя. Сработала, действующая автоматически, репортерская привычка. И беда в том, что он заранее наверняка знал, что она ответит.
Она и ответила.
— Пугает следующее: космические корабли, эти консервные банки, разрушительно действуют на атмосферу, уничтожающие озон, что ведет к развитию раковых заболеваний. Новый ядерно-силовой центр в долине Сан-Иоаквин, из-за него возникает радиоактивная пустыня — вокруг будет радиоактивная пустыня, на ближайшие полмиллиона лет! Огромные Кадиллаки и Линкольны сжигают миллионы и миллионы тонн бензина. Вот что требует внимания, вот с чем необходимо что-то делать, вот чего следует бояться. А вместо этого люди зарываются в подземные убежища: они боятся кометы!
— Вы во многом правы, — сказал Рэнделл. — Но даже если я, скажем, и не думал обо всем этом, тем не менее…
— Ах, вы не думали? А кто будет думать? — резко спросила она. В голосе ее звучали ненависть и готовность продолжать атаку.
Я, я, подумал Гарви. Иногда ему хотелось взять свою репортерскую объективность, присущую асу от телевидения, и, скатав поплотнее, засунуть куда по далее — так, чтобы и не достать обратно.
— Вот что я вам скажу, — заявил Гарви. — Люди — и не дураки — сжигают бензин (а машины у них действительно большие и комфортабельные) потому, что пока не хватает электрической энергии, необходимой для автомашин, работающих не на бензине, а на электричестве. Но люди не могут получить достаточно электроэнергии, потому что уже в зубах навязла чушь о том, что старые источники энергии лучше, но старые источники энергии истощаются, а проклятое дурачье мешает постройке новых ядерных электроцентров, с помощью которых нам удастся выбраться из тупика. — Гарви встал. — И если я еще когда либо услышу слова «консервные банки» или «озон», я разыщу вас, где бы вы не спрятались и просто таки уничтожу вас.
— Чего?!
Гарви, не отвечая, встал, вернулся к секретарше.
— Пожалуйста, сообщите Джонни Киму, что Гарви Рэнделл уже здесь, — сказал он, и голос его звучал повелительно. Секретарша с тревогой глянула на него и потянулась к интерьеру.
За спиной Гарви что-то несвязанно шипела Мэйб Бишоп — шипение это доставило Гарви большое удовольствие. Он подошел к двери, ведущей в начальственные апартаменты. Ждал. Через секунду раздался гудок. «Входите, мистер Рэнделл, — сказала секретарша. — Извините, что я заставила вас ждать…»
— Все нормально, — сказал Гарви. За дверью был длинный зал, по обе стороны его — кабинеты. Из одного из кабинетов вышел восточного вида человек неопределенного возраста, что-нибудь между тридцатью и сорока.
— Привет, Гарви. Долго ли эта дура заставила вас ждать?
— Не долго. Как поживаете, Джонни?
— Хорошо. Мэр на совещании — затянулось. Обсуждают проблемы развития города. Не возражаете, если подождете немного?
— Не возражаю… но скоро явится моя команда.
— Знаю, они скоро приедут, — сказал Джон Ким. Он был пресс-секретарем Бентли Аллена, кроме того, составителем его речей, а нередко и политическим советником. Гарви знал, что при желании Ким мог бы перебраться в Сакраменто или Вашингтон. Вероятно, если он останется с Бентли Алленом, то все равно окажется в одной из этих столиц. — Я распорядился, чтобы когда они появятся, их сразу пропустили. И проводили к служебному эскалатору.
— Спасибо, — сказал Гарви. — Они это оценят.
— Ха. Совещание заканчивается. Пока ваши люди не прибыли, пойдемте, переговорите с шефом, — и Ким повел Гарви вглубь зала.
Два кабинета. Один большой, уставленный дорогой мебелью и застеленный толстыми коврами. Со стен свисали знамена, повсюду памятные подарки, почетные значки, какие-то грамоты в рамках. Позади этого богато украшенного официального кабинета располагался второй, гораздо меньшего размера. Но письменный стол в этом маленьком кабинете был даже больше. На столе высокими кучами громоздились бумаги, доклады, книги, памятные и докладные записки, перфокарты «Ай-Би-Эм». На обложке некоторых докладных записок были вытеснены большие красные звезды. На некоторых по две красные звезды, на одной — три. Когда вошли Ким и Гарви Рэнделл, мэр как раз принялся за работу над этой запиской.
Мэр читал эту докладную записку, а Гарви думал. Он думал о том, что смотрится мэр хорошо. Второй чернокожий мэр Лос-Анджелеса. Он — из породы выигрывающих. Высокий, сильный, и одет как одеваются богатые юристы — он и был юристом до того как занялся политикой. Заметно было, что он человек смешанной крови, и еще было заметно, что он человек воспитанный — заметно по тому, что он не скрывал этого. Бентли Аллен никогда не разговаривал свысока. Он вполне мог бы обойтись без политической деятельности: фактически политика, видимо означала для него отпуск. Отдых от преподавательской работы в одном богатом частном университете.
— Документальный фильм, мистер Рэнделл? — спросил Бентли Аллен. Поставил свои инициалы на докладной записке и положил ее в ящик для исходящих.
— Нет, сэр, — ответил Джонни Ким. — На этот раз ежевечерние новости.
— Тогда чем я сегодня могу быть для вас полезным? — спросил мэр.
— Да, сейчас мы не будем снимать документальный фильм, — сказал Гарви Рэнделл. — Но интервью с вами будут транслировать все телесети. Все. Как готовится руководство нашего города ко дню, когда Хамнер-Браун не столкнется с Землей?
— Все телесети? — спросил Джонни Ким.
— Да.
— Не было ли оказано здесь небольшое давление? — спросил Ким. — Скажем, из не совсем белого дома, расположенного на Пенсильвания Авеню?
— Возможно, — сознался Гарви.
— Наш Главный начальник хочет, чтобы ему подыграли в лад, — сказал мэр. — В день, когда произойдет встреча с порцией мороженого, будьте спокойны и сохраняйте хладнокровие.
— А произойдет это во вторник на следующей неделе, — автоматически отозвался Гарви. — Да, сэр…
— А что, если я начну паниковать? — спросил мэр Аллен. Глаза его блестели: он развлекался. — Или заявлю: «Братья, вот ваш шанс! Уничтожайте белых! Хватайте, что можете, наступит и на вашей улице праздник!» А?
— Ах, черт возьми! — сказал Гарви. — Я считал, что каждому лестно, если его покажут в передаче, которая будет транслироваться на всю страну.
— А у вас самого никогда не бывало подобных побуждений? — спросил Бентли Аллен. — Видите ли, иногда возникают непреодолимые желания, которые, если поддаться им, могут в корне изменить всю вашу жизнь. Например, желание облить платье жены декана мартини. Могу добавить, однажды я так и сделал. Уверяю вас, что сделал я это нечаянно, по чистой случайности, но сами видите, что мне пришлось сменить работу.
Гарви поднял встревоженный взгляд и мэр Аллен широко ухмыльнулся: — Не беспокойтесь, мистер Рэнделл. Моя теперешняя работа мне очень нравится. Как и понравилось бы работа в каком-нибудь более солидном учреждении — из тех, что расположены далее к востоку… — последние слова он произнес в растяжку. Не являлось тайной, что Бентли Аллен был бы не прочь стать первым президентом Америки с черным цветом кожи. Некоторые серьезные политики говорили, что лет через десять, десять с небольшим, так и будет.
— Я буду паинькой, — сказал мэр Аллен. — Я скажу народу, что, как мы ожидаем, в этот день все служащие будут на своих местах. Что я и сам буду на своем рабочем месте… ну, на самом деле я буду здесь, но я скажу, что буду там, — ткнув пальцем в сторону большого кабинета, добавил он. — Я надеюсь, что все мои сотрудники высокого ранга тоже будут паиньками. Правда, я, видимо, умолчу, что у меня есть цветной телевизор, который я и буду смотреть. Потому что — да провались я на этом месте, если собираюсь упустить подобное зрелище.
— Работа будет идти как обычно, и время на световые зрелища тратиться не будет, — сказал Гарви.
Мэр кивнул: — Разумеется. — Лицо его сделалось серьезным: — Между нами говоря, я несколько встревожен. Слишком много людей собирается покинуть город. Вам известно, что почти все трайлеры — из тех, что сдаются на прокат — уже разобраны? В течении недели. Более того, мы получили массу заявлений об отпуске от служащих полиции и пожарной охраны. Разумеется, эти прошения остались без удовлетворения. На день падения Порции мороженого все отпуска отменяются.
— Боитесь, что начнутся грабежи? — спросил Гарви.
— Если и боюсь, то не настолько, чтобы объявить об этом во всеуслышание. Но вам могу сказать: да, — сказал мэр Аллен. — Все дома, оставленные без присмотра своими хозяевами, подвергаются опасности ограбления. Но с этой проблемой мы управимся… Если ваши люди уже пришли, давайте начнем. Через полчаса у меня совещание с начальником управления гражданской гвардии.
Они встали и вышли в большой кабинет.
Машин на Беверли-Гленн было не очень много. Даже мало, если учесть, что сейчас вечер. Гарви ехал и широко улыбался. Да уж, сюжет у меня, думал он. Даже если я больше ничего не раскопаю, сюжет у меня есть. Оказывается, многие миллионы людей не просто считают, что мир идет к гибели, нет, они надеются на это. Такой вывод следует из их высказываний. Им ненавистно то, чем им приходится заниматься, они тоскуют по «простой» жизни. Разумеется, сейчас людям не очень хотелось бы стать фермерами и жить в деревнях, но если так придется жить всем…
Все это было бессмысленно, но людские желания часто оказываются бессмысленными, что ни в малой степени не беспокоило Гарви Рэнделла.
А в дополнение — еще один великолепный сюжет. Назавтра, после того, как мир не погиб. Гарви подумал, что это хорошее название для книги. Разумеется, тут же объявится с тысячу писателей, которые устроят кучу-малу, стараясь пробить свои произведения в печати. Хлынут книги с названиями типа «Страх», «День, когда не погиб мир» (придуманное им, Гарви, название лучше), «Гора, ты не раздавишь меня?» А тем временем некоторые радиостанции все двадцать четыре часа в сутки транслируют религиозные песни церквей, чье учение основано на пророчестве бедствий, и проповедники, предвещающие конец света, делают свой бизнес по всей стране.
И еще существуют «Дети кометы», возникшая в Южной Калифорнии религиозная секта, члены которой, одевши белые рясы, молятся комете, упрашивая ее убраться подальше. Пара данных на публику представлений принесли секте известность: в одном случае застопорили уличное движение, в другом — вышли на поле во время транслирования по телевидению бейсбольного матча (матч пришлось прерывать). Добрая половина лидеров секты была арестована, потом их выпустили под залог. Но судья распорядился, чтобы вплоть до следующей среды, если подобные фокусы повторятся, больше под залог никого не освобождали…
Черт, я бы мог написать книгу, подумал Гарви. Мне следовало бы написать книгу. Мне никогда прежде этого не хотелось, но ведь я в достаточной степени владею грамотой, и я провел настоящее научное исследование. «Назавтра после того, как мир не погиб». Нет. Это плохо, слишком длинно. Прежде всего — это слишком длинно. Мою книгу я мог бы назвать «Страх Молота». Разумеется, моей книге будет обеспечена хорошая реклама, когда комета разминется с Землей, все небо будет в этой рекламе…
Я мог бы даже сделать на этом деньги. Много денег. Достаточно денег, чтобы тут же расплатиться по закладным и заплатить за обучение в Гарвардской школе для мальчиков, и еще можно было б…
«Страх Молота». Неплохое название.
Остается лишь одна проблема. Все это может случиться на самом деле. Люди на самом деле испуганы. Очень похоже на страх перед войной.
Подтверждения этому видны были повсюду. Кофе, чай, мука, сахар, все основные продукты питания были почти полностью раскуплены. Консервы вообще исчезли. Магазины однажды вывесили объявления, что плащи, дождевики и так далее распроданы. (И это-то в Южной Калифорнии, где дожди начнутся только в ноябре!) Точно также уже ни в одном магазине нельзя найти одежды или обуви для туристов. А вот обычные костюмы, белые рубашки и галстуки никто не покупает.
Еще люди раскупали оружие. Ни и Беверли-Хилз, ни в долине Сан-Фернандо уже нельзя было достать огнестрельного оружия. Точно так же как и боеприпасов.
В туристических магазинах было распродано все: походные ботинки, съестные припасы, рыболовные принадлежности (крючки — полностью, искусственная наживка еще оставалась. Да и только лишь дорогая американская; дешевой, индийского производства уже не было). Не было ни палаток, ни спальных мешков. Даже спасательные жилеты, и те исчезли! Когда сие дошло до Гарви, он невесело ухмыльнулся. Ему никогда не приходилось видеть цунами, зато случалось читать о них. После извержения Кракатау, гигантская волна выбросила голландскую канонерскую лодку на многие мили вглубь материка. И корабль оказался на суше — на высоте в двести футов.
В течении последних нескольких недель получила распространение новая форма продажи товаров по почте: рассылка «пакетов выживания». Сейчас, когда до дня падения Молота осталось совсем немного, заказы на «пакеты выживания» перестали приниматься. И поступать заказчикам, разумеется, тоже. А может быть (просто предположим) их, эти заказы, и не намерены отправлять покупателям? Ну-ка, разберемся. «Пакеты выживания» продаются четырьмя компаниями. Заплатив от пятидесяти до шестнадцати тысяч долларов, заказчик может получить пакеты различного достоинства: от обычного запаса пищевых продуктов до целого запаса спасательного оборудования. Пища такая, что может долго храниться, не портясь, и обеспечивающая более или менее сбалансированную диету. (Какая там религиозная секта требует, чтобы у нее всегда был годовой запас продовольствия? Это секта возникла в шестидесятых годах. Гарви сделал в памяти очередную зарубку. Надо будет провести интервью с членами секты — после того, как минует День Падения Молота).
В дешевые пакеты входили только пищевые припасы. А далее — по нарастающей, вплоть до шестнадцатитысячных «пакетов», куда входят вездеход, различная одежда (вплоть до теплого белья), мачете, спальный мешок, газовая плита с баллонами, надувная лодка — в этот «пакет» входит почти все. Входит даже членство в «Клубе выживания»: покупателю, если он сможет своим ходом добраться туда, гарантируется место где-то в Скалах. «Пакеты», продаваемые различными компаниями, несколько отличались друг от друга, но ни одна из этих четырех компаний не включила в свой «пакет» огнестрельное оружие. (Поблагодарим за это Ли Гарви Освальда. Почтовые заказы на огнестрельное оружие запрещены. И спасет ли этот запрет какое-то количество людей или, наоборот, погубит — зависит от того, столкнется ли Молот с Землей или нет).
Все четыре компании продавали снаряжение, одинаковое в том отношении, что оно способно помочь выжить человеку, где бы он ни оказался — в горах, на побережье, на равнине. Гарви усмехнулся. «Кавеат эмптор». Все это — на самом деле лишь дорогостоящий хлам. Господи, какие же люди все-таки дураки…
Машин, действительно, сегодня на улицах очень мало, и Гарви ехал быстро. Он уже добрался до Мулхолланда. Дул сильный ветер, и смога не было.
Долина тянулась на мили и мили. Ряд за рядом стояли пригородные дома. Дома, принадлежащие бедным и дома, принадлежащие к богатым районам. Сравнительно новые, покрытые штукатуркой дома и дома старые, деревянные. И пышные в стиле «Монтре» дома, древние — последние остатки от того времени, когда вся долина была покрыта сплошными рощами апельсиновых деревьев. И возле каждого такого дома — бассейн. Четко очерченные границы долины были перерезаны автострадами. Автомобилей — мало.
Уже четвертый день подряд из долины уходило больше машин, чем приходило. Легковушки, грузовики, взятые на прокат трайлеры, нагруженные так, чтобы хватило до конца жизни — все эти машины двигались в одном направлении: от океана к высящимся вдали горам. Через перевалы к Сан-Иоаквину. По всему Лос-Анджелесу магазины прекращали торговлю — может быть на неделю, может быть на месяц, может быть, навсегда. А в тех, что продолжали торговать, дела шли более чем неважно: служащие без объяснения причин не выходили на работу. Страх Молота.
Уличное движение по Бенедикт-каньону почти полностью прекратилось. Гарви кудахчуще хихикнул. Те, кто едут — возвращаются с работы домой, но в их сердцах поселился Страх Молота. Страх Молота заставляет искать прибежища в горах, небывалый страх заполнил всю страну. Министерство финансов встревожено: побиты все рекорды покупок потребительских товаров в кредит. Спасательное снаряжение покупается, а расчет — с помощью кредита и кредитных карточек. Занятость растет, экономика на подъеме, инфляция растет — и все из-за кометы.
Похоже сюжет получается тот же.
Хороший сюжет — если только эта чертова штука действительно не столкнется с Землей. И только сейчас до Гарви дошло, если Молот ударит, этот сюжет и гроша не будет стоить. Потому что не будет телепрограмм. Не будет телевидения. Ничего не будет.
Гарви покачал головой. Глянул на сверток, лежащий рядом, на пассажирском сиденье, и улыбка его увяла. Этот сверток — знак его компромисса со Страхом Молота: там лежал спортивный пистолет двадцать второго калибра. Пистолет с резной деревянной рукояткой, удобно лежащий в ладони, с захватом для запястья, чтобы пистолет при стрельбе оставался устойчивым. Стреляет этот пистолет исключительно точно. Но никто не сможет, увидев эту штуку, сказать: «Смотрите, старина Гарви тоже подцепил Страх Молота!»
Но может быть мне не следует так остро переживать все это, подумал Гарви. И мысленно начал инвентаризацию.
У него есть дробовик. Туристское снаряжение тоже есть — но лишь для самого Гарви. Нелепо даже подумать, что Лоретта способна нести рюкзак. Однажды Гарви взял ее с собой в пеший поход — и этого хватило раз и навсегда. Сохранились ли туристские ботинки, которые она тогда надевала? Вероятно, нет. Лоретта не мыслит своего существования на расстоянии более пяти миль от ближайшего косметического кабинета.
А ведь я люблю ее, твердо сказал он себе. Когда угодно я могу разыгрывать из себя сурового бродягу, но я достаточно вежлив, чтобы возвращаться обратно. И тут же непроизвольно вспомнил о Маурин Джеллисон, как она стояла там наверху скалы, у расщелины, и ее длинные рыжие волосы летели по ветру. Гарви безжалостно запихнул воспоминание в глубину памяти, где и оставил. Так что я могу сделать, подумал Гарви. Хоть в какой-то мере я подготовлен? Запасы продовольствия?.. Ладно, тут я могу пойти на компромисс. Консервы. Во всяком случае, этим я защищу себя от инфляции. Если что… — консервы помогут нам выжить… а когда эта треклятая комета пройдет мимо, мы сможем их съесть. Вода в бутылках… Нет. Воды не нужно: есть ручей и на них двоих хватит. На этой неделе я буду продолжать свои изыскания; возможно мне дадут прибавку к зарплате.
Он выехал на ведущую к его дому дорогу и резко затормозил. Там стоял легковой автомобиль и — Лоретта, заносящая в дом пакеты и свертки. Гарви вылез и начал — автоматически — помогать Лоретте. До него не сразу дошло, что то, что он носит — пакет за пакетом — замороженные продукты.
— Что это? — спросил он.
Слегка запыхавшаяся Лоретта положила очередной сверток на кухонный стол.
— Не сердись Гарв. Я не смогла больше этого вынести. Все говорят… ну, говорят, что комета столкнется с Землей. Вот я и купила продуктов — просто на всякий случай.
— Замороженные продукты.
— Да. Консервов уже, считай, не было. Надеюсь, мы сможем запихать все это в холодильник, — она с сомнением обозрела кучу пакетов. — Не знаю. То, что было в холодильнике раньше, нам придется съесть. За пару дней.
— О-ха-ха! — Замороженные продукты. Господи Боже. Она считает, что в случае столкновения с Молотом с электролиниями ничего не случится? Но — разумеется — именно так она и считает. Гарви промолчал. Лоретта самостоятельно пришла к тому же выводу, что и он, но, купив не консервы, а замороженные продукты, вероятно, потратила меньше денег. Если Молот не ударит в Землю — значит она сэкономила. А Молот не ударит. Но если он все-таки ударит… ладно, тогда деньги вообще потеряют цену. — Ты правильно сделала, — сказал Гарви и поцеловал Лоретту. И пошел за оставшимися пакетами.
— Эй, Гарви!
— Привет, Горди, — отозвался Гарви. Подошел к забору.
Горди Ванс держал в руке бутылку пива.
— Это для вас, — сказал он. — Я видел, как вы подъехали.
— Спасибо. Хотите о чем нибудь побеседовать со мной? — в глубине души Гарви надеялся, что именно этого Горди и хочется. В течении нескольких последних недель Ванс был не похож сам на себя. Что-то здорово его тревожило. Гарви ощущал это, хотя и не знал, что конкретно тревожит Горди. И не показывал соседу вида, что он чувствует его тревогу.
— Где вы собираетесь провести следующий вторник? — спросил Горди.
Гарви пожал плечами:
— Наверное, где-нибудь в Лос-Анджелесе. Мы сейчас готовим передачу, которая будет транслироваться на всю страну.
— Значит работа, — сказал Горди. — А вы не хотите попутешествовать? Сейчас в горах хорошо. Я-то на следующей неделе работать не собираюсь.
— Господи Боже, — сказал Гарви. — Но я не…
— А почему нет? Вы действительно хотите застрять здесь, когда наступит конец света?
— Это не будет концом света, — машинально сказал Гарви. Заметил, как блеснули глаза Горди. — А вот если Молот не ударит, и я не засниму всего этого, вот тогда то и будет конец. Мне. И этого нельзя допустить, Горди. Господи, как бы мне хотелось быть подальше отсюда, но — нет.
— Понимаю, — сказал Ванс. — Тогда одолжите мне вашего сына.
— Что?
— В том, что я предлагаю, есть смысл, а? — сказал Ванс. — Предположим, что эта штука нас все-таки стукнет. Если в это время Энди окажется вместе со мной в горах, шансов спастись у него будет гораздо больше. Ну, а если не стукнет… что ж, ну зачем вам, чтобы он пропустил хороший турпоход? Чтобы ничего не делая болтаться здесь, в смоге Лос-Анджелеса? Итак?
— Да, в вашем предложении есть немалый смысл, — сказал Гарви. — Но… Куда вы намереваетесь отправиться? Я имею в виду вот что, Если что-нибудь случится, где мне искать вас и Энди?
Лицо Ванса стало очень серьезным:
— Вы достаточно хорошо понимаете, чему равны ваши шансы спастись, если комета ударит, а вы в это время останетесь в Лос-Анджелесе…
— Да. Шансов ни малейших, — сказал Гарви.
— …а кроме того, я собираюсь отправиться как раз туда, куда вам давно хотелось пойти в турпоход. Мы выйдем из Осин и отправимся к Старому доброму Серебряному Ранцу. Там горы достаточно низкие, чтобы можно было спуститься, если начнется непогода, и достаточно высокие, чтобы мы чувствовали себя в безопасности… что бы ни произошло… Ведь все может случиться, а?
— Конечно. Вы беседовали с Энди на эту тему?
— Да. Он сказал, что если вы согласитесь, ему бы хотелось пойти с нами.
— А кто еще идет с вами?
— Только я и еще семь мальчиков, — сказал Горди. — Мария не сможет: должна продолжать свою благотворительную деятельность…
В одном лишь Гарви завидовал Горди Вансу: Мария Ванс любила ходить в турпоходы. Но с другой стороны, в городе, а не на природе, жить с ней было не так уж легко.
— …следовательно, по скаутским правилам мы девочек с собой взять не сможем, — продолжал говорить Горди. — А еще кто бы мог и хотел пойти с нами… скажу честно, они просто не годятся для этого предприятия. Черт возьми, Гарви, вы хорошо знаете район, куда мы хотим направиться. Мы бы там прекрасно устроились.
Гарви кивнул. Поход по тем местам не представляет опасности. Хороший район.
— Вы правы, — сказал он. Отпил еще пива. — У вас все в порядке, Горди? — вдруг спросил он.
Выражение лица Ванса, хоть он пытался это скрыть, чуть изменилось.
— Конечно. Почему это со мной что-то должно быть не в порядке?
— В последнее время вы не очень хорошо выглядели.
— Работа, — объяснил Ванс. — В последнее время было слишком много работы. Этот поход приведет все в норму.
— Хорошо, — сказал Гарви.
Душ — это здорово. Горячая вода стекала по шее, а он думал: «Слишком поздно». Благоразумный и спокойный человек держался бы до конца, зная, что вероятность все еще — одна сколько-то сотая, может быть, одна сколько-то тысячная. Зная, что вероятность слишком мала. Паникер уже закупил припасы и снаряжения и удрал в горы. А есть и такие — благоразумные и предусмотрительные, вроде Горди Ванса. Люди, уже за месяцы до Дня мороженого спланировали свой турпоход. Эти люди теперь имеют право утверждать, что не намерены из-за кометы портить свой отпуск — и тем не менее ко Дню мороженого они окажутся именно в горах.
Но были и есть колеблющиеся. Должно быть их десятки миллионов, и Гарв Рэнделл один из них. Взгляните-ка теперь на него: он слишком поздно осознал, что ему страшно, и ничего-то он не делает — просто ждет. Через пять дней ядро Хамнер-Брауна минует Землю и полетит дальше — в непостижимую для человека область ледяного космоса, за пределы Солнечной системы, туда, где уже нет планет.
Или не минует.
— Должно же быть что-то, — сквозь шум душа сказал сам себе Гарви, — что-то, что я смог бы сделать. Ну, а если… что тогда? Если этот проклятый ком перемешанного с грязью снега положит конец нашей блестящей цивилизации и хваленной промышленности… о'кей, тогда вернемся к самому началу. Ешь, спи, сражайся, бей, убегай. Не обязательно именно в названом порядке. Правильно?
Правильно.
Читать бесплатно другие книги:
