Дороги в неизвестность (сборник) Лернер Марик
Подобные посещения в последнее время стали довольно регулярными и частыми. Заполучив в личную собственность дом-дерево, я сделал здешнюю рощу своей базой и не собирался вечно таскаться по равнинам, демонстрируя себя. Мы со Стариком успели побывать практически во всех родах приматов, волков и ягуаров. Занятие было довольно однообразное и занудное.
После первой демонстрации с поеданием Темного Стрелка желающих подраться больше не появлялось, но Народ явно раскололся в отношении ко мне. Никто уже не пытался кричать, что я не оборотень, но сомнительный статус одиночки вызывал множество вопросов. По глухим намекам можно было понять, что и в среде пауков общего мнения не было. В результате, как только истек срок моего ученичества, я тут же прекратил поездки. Не знаю, чего добивался Старик, но выступать в роли ученой обезьяны, что в здешних условиях означало «домашнего человека», мне совершенно не улыбалось.
Официально на общем собрании представителей приматов и волков я заявил о создании собственного Клана и пригласил присоединяться всех желающих, независимо от вида. Не обязательно быть кровными родственниками, чтобы уживаться, вместе работать и воевать. У нас у всех пять пальцев на руке в основном облике, и все мы из Народа. Короче, девиз «Один за всех, и все за одного» прозвучал под чужим небом неизвестно где находящейся планеты.
В принципе ничего особо революционного я не озвучил. Система усыновления позволяла спокойно жить в одной семье разным видам. Это было не часто, но случалось и не вызывало отторжения даже у больших ревнителей традиций. Кланы из недовольных тоже создавались неоднократно, бывало, что и роды делились, но все это обычно в пределах своего вида. Вот только я заявил, что мне до лампочки разница между ними всеми, и прозвучало это изрядным громом на равнинах. А система передачи новостей без всякой официальной почты налажена так, что об этом узнали очень скоро везде.
Предсказания Черепахи, моментально занявшей при моей особе должность паука и первого советника, начали исполняться очень быстро. Уже через пару месяцев ко мне начали прибывать недовольные с разных концов бескрайней степи. Уже собралась почти сотня, включая женщин и детей. Среди них были самые разные – приматы, волки, кошки нескольких видов и пара медведей. Большинство молодые, с изрядными амбициями, которые считали, и нередко вполне справедливо, что на старом месте у них никогда не будет возможности продвинуться из-за сильных родов.
Было два степенных Мастера – кузнец-ягуар и ювелир-волк, крайне недовольных своим прежним статусом и готовых рискнуть. Это понемногу превращалось в проблему, потому что надо было их кормить и где-то устраивать, а степь давно вся поделена. И в роще, и по соседству уже начали с тревогой поглядывать на меня, опасаясь прямого столкновения за пастбища.
А еще прибывали посетители из разных отдаленных мест, вроде моего сегодняшнего гостя. Все это делалось неспешно, с длинными разговорами, угощением и никогда прямо не сообщалось, зачем очередной военный вождь с длинным списком побед прибыл за несколько сотен километров. Вроде мимо случайно проезжал и зашел выказать уважение. Здешние лидеры желали посмотреть на меня и составить собственное мнение о неприятностях, которые я могу им устроить. Рано или поздно надо было отселяться, и чем быстрее, тем лучше для всех. Задача совсем не простая, надо умудриться влезть в систему так, чтобы не поднять против себя всех, потому что Клан непременно стерли бы в порошок при первом намеке на желание отобрать у других землю.
У двери появился Пинающий Медведь и, демонстрируя хорошее воспитание, почтительно замер, дожидаясь, пока на него обратят внимание. Несмотря на свое имя, он был волком. Среди моих последователей вообще подавляющее большинство были волки и приматы. Приходили они не просто так, а с рекомендацией от Койот и Черепахи.
Прервать столь ценные речи старших по положению было бы очень непочтительно. На улице уже давно орали и бегали соседи, но я, как положено, делал вид, что ничего не замечаю. Не знаю, что такое китайские церемонии, вошедшие в пословицу, но здешние временами наверняка гораздо хуже. Пусть Солнце остановится, но прервать речь вождя низшему по иерархии можно только по его прямому разрешению.
Большая Нога закончил очередной особо красивый пассаж, отхлебнул из чашки напиток, который я считал кумысом, даром, что в прежней жизни никогда его не пробовал, почесал спину и только тогда соизволил обратить внимание на вестника.
– Совсем, понимаешь, старый стал, – сообщил он. – Зрение и слух никуда не годятся. Тут какой-то молодой человек пришел.
На его продубленном ветрами лице было написано искреннее удивление собственной неловкостью и готовность отправиться в дом престарелых. Немощному пенсионеру еще не было и сорока, а его слабые руки были вполне способны завязать узлом железный прут. Живозапах доносил до меня довольство удачной шуткой. Народ считал, что самый хитрый зверь не лиса, а койот, но юморить в здешних сказках любили именно лисы.
Пинающий Медведь посмотрел на меня и, увидев поощряющий кивок, доложил:
– Прибежала кошка с известием: на границе зеленые вышли из леса. Весь род перебили, включая женщин и детей. Рощу не просто разгромили, они рубили деревья-дома и жгли их. По всему племени послали гонцов и нас зовут тоже.
Мы с Большой Ногой переглянулись.
– Очень вовремя, – сладко улыбнувшись, сообщил он. – Пойду, послушаю, спасибо за интересный разговор. Он поклонился как равный равному и вышел.
– По-моему, яснее уже некуда, – сказал я, обращаясь к Черепахе.
Она села в привычной позе по-турецки и кивком подтвердила.
– Лисы слабы, – сообщил Пинающий Медведь. – Ищут союзника.
– Мне он не показался слабым.
– Не в этом смысле, – поморщилась Черепаха. – Большая Нога великий вождь, заработавший много славы, угнавший огромные табуны коней и убивший множество врагов. По его призыву придут тысячи воинов. Но он, в отличие от тебя, прекрасно знает, где проходит граница его возможностей. Поколение назад, предыдущий военный вождь Лис Одинокий Камень замахнулся собрать под своим началом весь восток. Кошки объединились и выбили почти всех лис-мужчин. Некоторые рощи поменяли хозяев, потому что некому было ухаживать за деревьями, огородами и контролировать стада. Равновесие – это то, к чему стремятся пауки. Никому не может быть позволено набрать слишком много силы и стать единственным хозяином равнин. Лисы не забыли. Ты – новый камень, который упал в наш стоячий пруд и от которого пошли круги. Если за тобой пойдут многие, Большая Нога придет к тебе с предложением о союзе. Два слабых вместе уже сильны. Только не надо забывать, что интересы племени для него важнее всего.
– Замечательно, – радостно сказал я. – Как только мы всех врагов порежем, тут он мне и загонит нож под лопатку.
– Ты понял. Это равнины. Союзы заключаются и разваливаются, но еще не скоро Клан наберет такую силу, чтобы лисы испугались. Они хотят посидеть у тебя за спиной и при случае подтолкнуть против своих врагов. Впрочем, пока у нас другие проблемы.
– Где ты видишь проблемы? Наша дорога пряма, как клинок. Едем зарабатывать славу, мстить чужакам за пролитую кровь, а попутно наложим руку на освободившуюся рощу. Все равно, лучшей возможности не будет.
– Ты думаешь, ты один такой умный? Желающих будет много, а нас пока всего несколько десятков.
– Вот именно, – подал голос Пинающий Медведь. – Совсем не лишней будет поддержка лис. Да и Клану нужна проверка, а лучше начинать с чужой крови, чем думать, как себя поведут воины в бою с бывшими соплеменниками.
– Значит, все согласны, – подвел итог я. – Идем в поход. Ты, – это уже Черепахе, – тоже.
Она возмущенно дернулась.
– Знаю, знаю, – устало сообщил я. – Пауки не воюют, а только поддерживают равновесие в степи и численность Народа контролируют, натравливая племена друг на друга. Вот и не будешь воевать, но лечить-то раненых надо. Заведешь себе ученика, тогда и будешь гонять его в набеги. А пока – ты сама выбрала себе судьбу. Нельзя одновременно шкуру с лошади снять и еще и продолжать на ней ездить. Или ты хочешь что-то возразить?
– Нет, Вожак, – ответила она, не поднимая глаз.
– Вот и хорошо, пойдем, порадуем остальных.
Мы шли колоннами параллельным курсом, не смешиваясь друг с другом. Если возникала необходимость пообщаться, от основного отряда, где находились волки, скакали гонцы с приглашением. Кроме них присутствовали еще леопарды, пантеры и медведи. Разные виды старались не смешиваться между собой и двигались даже в одной колонне отдельными отрядами.
В моем отряде было почти двести желающих доказать свою доблесть в боях с врагами. Сорок два бойца Клана, включая меня и Черепаху, и тридцать восемь лис Большой Ноги, а также множество молодых из разных родов, не желающих присоединяться к большим и давно спаянным группам. Возле меня бежала так называемая кошка, выполняющая при необходимости роль разведчика. Она была не оборотнем, а одним из разумных животных, не меняющих облик. На самом деле это была вовсе не кошка, а что-то среднее между тигром и леопардом, с красивой пятнистой шкурой и коротким обрубком вместо хвоста. Ничего подобного мне раньше видеть не приходилось, если бы торчащие из пасти клыки были бы длиннее, я бы записал ее в саблезубые тигры, но размерчик явно подкачал, до трехсоткилограммового тигра она явно не дотягивала.
Постоянно появлялись все новые группы, мелкие отрядики и отдельные представители своих видов присоединялись к родственникам, а затем ко мне.
Каждая колонна постоянно посылала двоих-троих юношей вперед, чтобы они разведали обстановку и осмотрели местность на пути следования отряда. Разведчики продвигались очень осмотрительно, придерживаясь лощин и низин, где можно было избежать опасности попасть на глаза врагу. Время от времени они поднимались на самые высокие холмы и оттуда внимательно осматривали окрестности – нет ли поблизости каких-либо вражеских отрядов, дыма от костра, не выказывают ли дикие животные в прерии признаков тревоги.
Бывало, что животные беспокоились, и тогда разведчики терпеливо выжидали, выясняя причины такого поведения зверей. Кошка по имени Мави могла с успехом заменить любого в таком поиске. Она и была тем гонцом, который прибежал с сообщением о гибели рода, но почему-то предпочла идти со мной, а не с волками. Объяснять ничего не желала, но подчинялась только мне и даже есть предпочитала из моего котелка. Подобные животные, являясь замечательными бойцами и разведчиками, имели очень большие привилегии в общении с нормальными оборотнями и всегда старались в походах держаться рядом с командирами. Долго бежать она была физически не приспособлена – в нормальной жизни они предпочитают нападать из засады, – и потому довольно часто ехала на запасной лошади. Те этому специально приучены и не пугались знакомого хищника.
С самого начала Большая Нога старательно отстранился от общего командования, спихнув все на меня, но многие, узнав, что он идет в моей колонне, делали определенные выводы и присоединялись к нам. Имя лиса достаточно известно в широких кругах оборотней. Зато у меня было стойкое ощущение экзамена, сдаваемого придирчивому преподавателю, хотя он ни разу не пытался оспорить мои решения.
Выход отряда, как вся жизнь Народа, сопровождался определенными ритуалами. Ночью все воины, отправляющиеся в поход, обошли несколько раз лагерь с воинственными песнями, клятвами о мести и обещаниями вернуться с добычей. Большинство родственников шагали рядом и поддерживали каждое обещание завываниями, согласно своему виду. Волки просто выли, медведи рычали и – далее по списку. Короче, поспать при всем желании было невозможно, а мне еще и не положено. Вожак должен был возглавлять процессию, и пропустить вперед кого-то было бы признанием его отказа возглавить отряд, что совершенно непозволительно.
Каждый отправляющийся в поход имел при себе короткий составной лук и два колчана – один с легкими стрелами для дальней дистанции, другой – с тяжелыми, для ближней, по тридцать штук каждого вида. Наконечники стрел характерной для всех оборотней трехгранной формы. У каждого мечи разнообразнейшего вида или сабли. Вот тут стандарта не существовало, воины использовали оружие в меру разумения и силы. Часть имела еще длинные копья. Практически все в куртках из кожи бизонов, обшитых железными пластинами или в кольчугах. Оружие нередко отделано тонкими полосками золота и серебра с искусной чеканкой, зачастую инкрустированными драгоценными камнями.
Перевалив через очередной холм, мы вышли к огромному лагерю. Вокруг опустевшей рощи с порубленными и сожженными деревьями-домами было разбито множество палаток. Впрочем, если присмотреться, видно, что лагерей три, и между ними есть четкая граница. Волки, кошачьи и все остальные держались отдельно. Оборотни ходили из одного лагеря в другой постоянно и без проблем, но на границах лагерей дежурила охрана.
– Неправильно, – муркнула Мави и ткнула лапой в рисунок, – вот здесь еще один брод.
Мы сидели у костра, на котором варили мясо в кожаном котелке. В холодную воду бросали сырое мясо, и один из моих молодых воинов двумя рогатинами брал из костра предварительно раскаленные докрасна камни и опускал в воду. Как только они остывали, он вынимал их, а кто-либо из товарищей тут же подносил новые. Когда вода закипала, палки, удерживающие котелок, начинали дрожать. Дно котелка находилось на некотором расстоянии над землей, и это не позволяло камням прожечь стенки сосуда.
В поход каждый брал здешний вариант пеммикана – мяса, растертого с ягодами для лучшего пищеварения, но его старались использовать лишь в случае крайней нужды, обычно довольствуясь мясом животных, которых удавалось забить по пути. В разные стороны от движущейся колонны постоянно отправлялись отряды, на которые была возложена обязанность добывать корм для воинов.
– Два дня, – задумчиво сказал я.
– Это в лучшем случае, – ответила кошка. – Никто не знает дорог, и наверняка там есть охрана.
Между палатками в нашу сторону шли трое: Большая Нога и с ним два незнакомых воина. Здешние палатки были еще одной вещью, которую каждый был обязан иметь при себе. Изготовленная из того же особо прочного и непромокаемого материала, что и куртки, она представляла собой треугольный кусок материи с двумя сторонами по два метра и третьей – в два с половиной. Одиночка мог использовать ее как плащ, подстилку или подушку, а если набить сеном, то и как плавательное средство.
Соединяя несколько вместе, создавалась пирамидальная палатка. Для этого в широком конце вделаны кольца, а с собой носили пару маленьких колышков и большие. Можно, соединяя вместе отдельные куски, стандартно получить убежище для четырех, восьми или шестнадцати воинов. Обычно отправляющиеся в поход группы заранее знали, кто с кем делит палатку, а заодно и вместе питается. Чаще всего это были члены одной семьи.
Большая Нога остановился напротив и торжественно произнес:
– Позволь представить тебе Четырехрукого, род Росомах, семейство Черноногих.
– Я вижу тебя, – произнес я ответную формулу.
Посмотреть там имелось на что. Уже пожилой и седой, весь в шрамах. Обычный для оборотней двухметровый рост и стокилограммовый вес он с успехом превзошел сантиметров на двадцать и на большое количество килограммов. И это не жир, а сплошные мышцы. С такого хорошо было бы древним грекам статуи ваять. Я бы поостерегся с ним драться, даже при полном незнании бокса оборотнями.
– Позволь представить тебе Ястреба, род Кошек, семейство Дальних.
– Я вижу тебя, – ответил я, быстро соображая. Разгромленные рощи как раз и принадлежали данному семейству. Ему не больше двадцати, и для оборотня удивительно низкорослый, даже ниже меня. Значит, достоинство его не только в силе, и даже, скорее всего, вовсе не в силе.
– Я Зверь, глава Клана Пятипалых. Присаживайтесь.
Они с достоинством уселись на корточки. Второй год живу, вполне приспособился, но так и не могу нормально на это смотреть. Все время испытываю неудобство, хочется предложить стул.
– Прости мое невежество и не прими за обиду, но я не понимаю, – обратился я к Ястребу. – У вас было шесть рощ, и все они уничтожены, а члены семейства убиты. Кто-то успел уйти?
– Здесь нет обиды, – вздохнув, ответил он. – На самом деле наших рощ было пять. Шестая уничтоженная принадлежала росомахам, с которыми мы давно в союзе. В последней собрались все выжившие, а уцелели только те, кто находился в других местах. Все бились до последней капли крови и покрыли себя славой, – с гордостью сказал он. – Из них никто не бежал. Даже женщины и дети дрались до конца.
– Пусть они родятся снова и поскорее, – дружно хором произнесли все еще одну стандартную формулу, – смерть ждет каждого, в наших силах только выбрать, как ее встретить.
– То, что ты нарисовал, – помолчав, сказал Большая Нога, – карта земель, которые южнее. – Вот здесь и здесь, – он показал, – поселки зеленых, но туда нет смысла идти, там сплошные леса. Мы атакуем севернее, где у них город, и можно взять много добычи.
– В том-то и дело, – с досадой ответил я. – Вы всю жизнь воюете, но такое впечатление, что совершенно не умеете думать о последствиях.
Я активировал «Глушитель», еще одну Вещь, о которой в Зоне не знали, специально приготовленный для подобного случая. Теперь, кроме нас, никто не мог слышать разговора. Оборотни по соседству не подслушивали специально, но при наличии желания некоторые способны разобрать шепот за сто метров и потом разнести новости всем окружающим, а это был не тот случай, когда стоит трепаться.
– Третий день мы стоим. Тут собралось почти пять тысяч волков и не меньше кошачьих. Если бы все эти пантеры, ягуары, тигры, рыси и остальные поменьше грызлись между собой, они могли бы стать наравне с волками. Так и те не лучше. Упавшая Звезда должен всем показать, что он не хуже Темного Стрелка. Ему нужно не наказать за нападение, а заработать громкое имя. Пока они там выясняют, кто главный, уходит время. Никто не хочет задуматься, что собственно произошло. Они вырезали здешние семьи и ушли. Разве зеленые не понимают, что Народ придет мстить? Еще как понимают! Они ждут нас, и то, что мы пойдем на город, они тоже прекрасно знают. Наверняка туда стягиваются отряды из всего района. Чем дольше стоим, тем больше их будет. Не входящих в большие отряды здесь меньше тысячи, и нашего мнения никто не спрашивает. Мы должны дожидаться, пока Упавшая Звезда соберется в поход и кинет нас в лоб на зеленых, чтобы потом добить их. Волки получат свою долю и нашу тоже. Меня это не устраивает. Я сейчас скажу то, что все и так знают. Кто проявит себя, тот займет рощи. Умереть со славой не проблема. Только я умирать не желаю, за мной Клан, а он должен жить.
Я помолчал, разглядывая их невозмутимые лица.
– Мало убить врага, гораздо лучше ему сделать очень больно и обидно. Есть другая возможность. Всего два дня пути по лесам, и можно выйти на Святилище зеленых. Почти наверняка там сейчас минимальная охрана. Я хочу рискнуть и попробовать на зуб их идолов. Рощи сожжены, мы сделаем то же самое с их богами. Идем, насколько возможно, скрытно и быстро, никого не трогаем до самого Святилища.
Ястреб расплылся в улыбке, а Четырехрукий со свистом втянул воздух сквозь зубы.
– О да! Мне говорили, что ты очень опасен, но я не думал, что настолько. Неважно, насколько ты силен, ты принес к нам новый образ мысли. Это не просто жизнь за жизнь. Набеги – это нормально, и всегда было, но на сожжение рощ надо ответить именно так. Это огромный риск, ты ведь не можешь знать точно, что они все ушли, и до сих пор там никто из Народа не был, но да, наши имена станут известными, даже если мы не вернемся. Я с тобой!
Ястреб кивнул.
– Я тоже. Мне мало просто крови, я хочу, чтобы они запомнили нас навсегда.
– Ты Вожак, и мои воины пойдут за тобой по моему слову.
– Ты Вожак, и мои воины пойдут за тобой, – эхом повторил Четырехрукий.
– Ты Вожак, – сказал Большая Нога. Он улыбнулся: – Жаль, что Святилище новое, ему не больше столетия. Там будет мало добычи.
«Ага, – подумал я, – вот это то, что мне надо, и ради чего я готов рискнуть. Погибать так с музыкой, и уж точно не за чужие интересы или за песни на пирах. Можно не только завоевать, но и купить право на рощи».
Оборотни не знали торговли, в том смысле, что у них отсутствовали деньги, но меняться они умели и любили, высчитывая стоимость в конях. Гораздо почетнее взять добычу в бою, но получить то, что хочешь, можно и всучив взятку, красиво называя ее «подарком». Даже если удастся наложить руку на новое место жительства, надо еще суметь устроиться и договориться с соседями. Ценности лишними в такой ситуации не будут.
– Уходим на закате? – утвердительно спросил Четырехрукий.
– Да. И ждать никого не будем.
Они поднялись, и Ястреб, обращаясь к Мави, все время неподвижно лежащей рядом, сказал:
– У наших костров для тебя всегда есть место.
– Я благодарна, – ответила та и замолчала.
Ястреб подождал еще минуту и, отвернувшись, пошел к своим воинам.
Я с интересом посмотрел на нее:
– Ничего не хочешь мне рассказать?
– Не твое дело, – буркнула она. – Я кошка и иду за тобой, пока хочу. Мне уйти?
– Вот как до границы дойдем, тогда и уйдешь. Вперед на разведку, а пока отдыхай.
Она оскалилась, демонстрируя клыки, и снова легла, дожидаясь своей порции из котелка.
Тайны, тайны. Все что-то не договаривают, начиная с пауков и кончая последним подростком. Пауки крутят непонятные интриги, вожди выясняют, кто из них круче вареного яйца, воины готовы отправиться по приказу в ад, но при случае обязательно загрызут и вождя. Задолбали эти бесконечные тайны. Все кругом что-то скрывают.
Одна радость – Черепаха исправно отвечает на все прямые вопросы. Вот только с ней не так просто – надо сначала догадаться, какой вопрос задать, сама ни за что не скажет. Но Клан для нее не пустой звук, она сделала на меня ставку и желает идти до конца. А то, что непременно вторым номером, так мне, собственно, без разницы. Пусть выясняет свои претензии с Койот. Главное, что ночью горло не перережет, наоборот, охранять будет.
Кто сказал, что политика бывает исключительно на исчезнувшей для меня Земле, где правят демократы? Тут вместо выборов право большого кулака, а политика такая же дерьмовая – все с энтузиазмом подсиживают чужих и с не меньшей готовностью ждут, пока свой ошибется.
Мы лежали на краю резко обрывающегося леса и по очереди разглядывали Святилище в оптический прицел, снятый с винтовки. Я упорно таскал ее с собой, не очень представляя, как пять патронов помогут в критическом случае, но оружие – это оружие. Вся компания с уважением крякала и качала головами, глядя, как приближает строения эта штуковина. Удивить их сложно, но оценить удобство могли прекрасно.
Мы дошли. Почти семь сотен здоровых, как гориллы, мужиков, и у каждого не меньше двух лошадей, двигались без остановок для длительного отдыха, даже ели на ходу. Трое суток по здешним лесам тихо обходили селения, не трогая изредка попадавшихся навстречу пейзан. Пару-тройку раз они проехали и прошли мимо, не заметив, как сотни вооруженных оборотней терпеливо дожидались, пока зеленые проследуют по своим надобностям. Направление к Святилищу приблизительно известно, а дорога достаточно накатана, насколько это возможно в лесу. Ходили туда из окрестных поселений довольно часто.
Только один раз отловили двоих, когда они буквально споткнулись о разведчиков. Я впервые увидел их вблизи и смог внимательно рассмотреть. То есть в Интернете и раньше можно было полюбоваться на их вид, но когда смотришь на орков вживую, совсем другое впечатление.
Во-первых, от них воняло. Не потом, а какими-то травами, которыми они специально натирались то ли от комаров, то ли еще зачем. Вот только нюх у оборотней гораздо тоньше человеческого, и это все равно очень неприятно, как если бы твоя девушка не каплю духов использовала, а весь флакон на себя вылила.
Во-вторых, размерами они ничуть не уступали оборотням. Такие же здоровые двухметровые обломы размерами со шкаф. И не просто зеленые, а яркого такого ядовитого колера, который, впрочем, у разных племен был разный – от светлого до почти черного. Изо рта торчали самые натуральные клыки, так что если бы у них было человеческое лицо, то рот бы просто не закрылся. Поэтому морды скорее смахивали на жуткий гибрид кабана с человеком, даже нос больше походил на свиной пятачок. А для особой экзотичности они были с ног до головы покрыты татуировками. Вроде по ним можно было многое определить, и с успехом заменяли паспорта, но у меня вызывали неприятные ассоциации с земными урками.
Прожили пленные ровно столько, сколько потребовалось, чтобы показать ближайшую дорогу. На войне как на войне.
За двести метров до частокола, окружающего Святилище, все деревья вырублены, а любая растительность тщательно выполота, так что оставалась только голая земля. Сам частокол сделан из пятиметровых бревен, заостренных с одного конца, установленных непрерывным рядом по земле. У единственных ворот лениво развалились вооруженные орки. Из-за ограды с опушки нельзя рассмотреть несколько длинных прямоугольных домов, о которых с готовностью поведали пленные, но то, что это Святилище, никаких сомнений даже не возникло. В середине поселка стоял гигантский дуб. Таких в природе вообще быть не могло. На глазок – в обхвате метров восемьдесят, и высился он еще на сто в высоту. Очень похоже, что тоже искусственно выведенный, как дома-деревья.
А на ветках вместо желудей висели орки, оборотни, разные животные. Некоторые давно сгнили, и кости их сыпались вниз, некоторые, повешенные явно недавно, были живы и еще шевелились. Вздергивали их не за шею, а привязывая за руки или лапы, чтобы мучения продолжались дольше. Страшная вонь от разлагающихся тел на этом «монументе» доносилась даже до нас.
Насмотревшись, в последний раз обсудили подробности атаки. Говорили исключительно на боевом языке Народа, который больше всего смахивал на язык глухонемых. Обычная речь отличалась диалектами, а вот язык жестов один для всех. Лезть через забор с самого начала признано глупой идеей. Проще всего вырезать охрану у ворот, открыть их и спокойно войти.
Пятым в нашей теплой компании был молодой рысь, со странным для хищника имечком Большой Заяц. Он брал на себя это ответственное дело. Вообще-то пять метров частокола вовсе не являлись непреодолимым препятствием. Со спины коня оборотни легко могли перелезть, но зачем утруждаться? Большая Нога нехотя согласился остаться со своими воинами снаружи и проконтролировать, чтобы никто не смылся через частокол.
Еще раз убедились, что все помнят, что надо делать, и расползлись по своим отрядам дожидаться рассвета.
Я улегся, используя Мави вместо подушки. Прислушался к тихим голосам по соседству. Юноша, впервые участвующий в набеге, всегда прикреплялся к старшему и проходил у него обучение разным премудростям. Когда-то и сам ветеран получал наставления от опытного воина – эта традиция уходила корнями в очень далекие времена. Сейчас дедушка моей непобедимой (по причине еще не состоявшихся сражений) армии обучал духа основным правилам боя.
– При встрече с противником, – излагал он как по писаному, – передовой отряд устремляется на врага, а два следующих расходятся в стороны, чтобы охватить неприятеля с флангов и, по возможности, зайти ему в тыл. Еще один остается в резерве. Его предводитель наблюдает за ходом сражения и, заметив у врага слабое место, наносит решающий удар.
«Так, – подумал я, – подобные истины я и сам знаю. – Чапаев должен быть сзади, на белом коне». Проблема в том, что ни одного нормального для здешних мест сражения я еще не видел. Владеть палашом меня обучали хорошо, а вот командовать до сих пор приходилось максимум взводом и совсем на другой войне.
– Можно еще притворным отступлением выманить врага, догнать и обрушиться на него с флангов, – продолжил тот же голос.
Я завернулся в накидку и отключился.
Ворота открылись бесшумно, без малейшего скрипа, и Большой Заяц ощерился в жуткой улыбке, приветствуя меня поднятой саблей. Внутрь потоком покатились всадники, не обращая внимания на нескольких валяющихся покойников. Слишком небрежна и ленива оказалась охрана. И то, на Святилище до сих пор никто не пытался нападать. Оркам это не могло прийти в голову, а до оборотней достаточно далеко, и в глубь леса они старались не лезть.
Отряды слаженно разворачивались в стороны, окружая длинные дома. Справа от меня раздался крик, тут же оборвавшийся. Из раскрытых дверей дома, мимо которого мы проезжали, выскочили двое. Один из оборотней метнул копье, пробившее переднего полуголого орка насквозь, второго зарубили на мгновение позже.
Тишина кончилась. Оборотни завыли на все лады и дружно полезли в дома, откуда раздались вопли и дикие крики. Треть отряда, не обращая внимания на происходящее, целеустремленно продолжала идти вперед к дубу. Когда мы выскочили на утоптанную тысячами ног площадь перед ним, полсотни вооруженных орков, сбившись в круг, закрываясь длинными овальными щитами и ощетинившись копьями, уже ждали.
Не останавливаясь, кони неслись прямо на приготовленные к удару острия. За пару метров до столкновения Ястреб прыгнул через головы строя и упал в центр небольшого круга, срубив на лету чью-то голову, и рухнул на противника. И тут же последовал удар несущихся в атаку коней. Нескольких встретили на копья, и они упали, но оборотни, один за другим повторяя прыжок, рубили направо и налево. Бьющиеся на земле кони добавляли неразберихи. Строй не выдержал и распался. Всего пара минут – и последних орков уже добивают.
Все это время я держался сзади, даже не из осторожности, но просто не успевая отреагировать. Воины прекрасно обходились без моих команд и знали, что им делать. Поэтому я хорошо видел, что стоящие прямо у ствола дерева несколько врагов в белых накидках жрецов встали в кружок, положили руки друг другу на плечи, и один из орков, стоящий в центре, вытянул руку в сторону побоища.
И тут жутко закричали оборотни. Прямо на глазах они иссыхали, старея в считанные мгновения и превращаясь в мумии. Кричали они при этом так, что волосы непроизвольно вставали дыбом. Потом оборотни один за другим начали падать. Совершенно не задумываясь, я выхватил винтовку и всадил в голову главному скоту-орку пулю, потом, не останавливаясь, еще одну соседнему орку, но это уже, похоже, не требовалось. Круг моментально распался со смертью предводителя, орки стояли, шатаясь, ничего не делали и даже не пытались сопротивляться, когда доскакавшие оборотни рубили их на куски.
Такие штуки мне тоже показывал Старик, когда несколько пауков включаются в круг и отдают силу старшему. Там идет не просто сложение сил, а умножение. Вот только если резко разорвать круг или убить ведущего, отдача бывает такая, что некоторое время остальные не соображают ничего, пока не придут в себя.
Прямо возле ствола громоздились кучи всевозможного барахла. Тут были изделия из золота, серебра, драгоценные и полудрагоценные камни, оружие, резное дерево, что-то похожее на керамику и пластик и многое другое, сваленное прямо на землю в беспорядке и без всякого учета. Ткани, кожа, шкурки пушных зверьков от долгого лежания сгнили. Наверное, приношения паломников или пришедших с просьбой.
– Снять, – заорал я, – показывая на висящие на ветках тела. – Черепаха, сюда!
Несколько воинов шустро полезли вверх и через пару минут на землю положили тело молодого парня.
– Остальные мертвы, – сказал седой оборотень, помогавший его снять. – Этот тоже не выживет.
Руки и ноги снятого с дуба оказались переломаны в нескольких местах, на кистях рук и лодыжках, где он был туго связан веревками, остались характерные пятна, и от них шел запах гангрены. Он находился в отключке и не понимал уже, что вокруг происходит.
Рядом на колени опустилась Черепаха и внимательно осмотрела тело.
– Уже нельзя помочь, лучше дать ему уйти как воину, – и она вытащила нож.
Меня затопила ярость.
– Нет! – Я сел рядом, положил руки ему на грудь и ушел в пустоту.
Нельзя перекачать в другого больше жизненной энергии, чем есть в тебе самом – элементарно помрешь. Тяжелые раны заживляют при помощи силы только до момента, когда жизни ничего не угрожает, а дальше само. У оборотней и так повышенная регенерация, но они еще и используют «Мясо» и «Кость», причем делают их сами. И все же вылечить больше, чем двух-трех, никто не сможет без накопителя.
Замечательно, значит, надо найти другой источник. Собственно, искать его и не надо – он рядом. Я потянулся к дубу и взялся бесплотными руками за черный огонь, которым он казался в этом состоянии, и потянул его к себе. Это оказалось не так уж просто – тот растягивался как резиновая лента, бился, как живой, и постоянно норовил вырваться. Пришлось мысленно дать ему пинка и некоторое время плющить ударами с разных сторон. Потом я потянул его на себя и, подключившись к умирающему, стал привычно изменять его тело, заставляя правильно работать все органы, восстанавливая разрушенные связи, наращивая регенерацию, изгоняя яд из крови и мышц.
Через четверть часа я понял, что все в порядке, но на всякий случай перегнал в него еще немного для здоровья. Оставалось очень много дармовой энергии, и выбрасывать ее было жалко. Я осмотрелся и, протягивая руки поочередно во все стороны, начал коллективное лечение всех раненых оборотней. Это тоже не просто, надо было уметь разделять, чтобы не путаться. Попробуйте одновременно думать о десятке разных вещей, может, поймете. Так что, обломившись, я просто решил раздать всем как можно больше. В конце концов, если рана не смертельная, практически каждый оборотень может выжить за счет улучшенной регенерации. Щедрой рукой посылая энергию всем подряд, попутно снимал усталость и добавлял силы.
Все равно оставалось еще огромное количество энергии. Маленькие накопители силы использовались Народом постоянно, но были очень дороги в производстве и применялись все больше пауками. Как их делать, я представлял довольно смутно, только общий принцип, но, полагаясь на нормальный русский «авось», стал собирать энергию в кучу и утрамбовывать ее, как лепят снежок. Это заняло минут десять, дерево сопротивлялось и упорно не хотело расставаться с накопленной силой, но собственного разума оно не имело и, дергая то за один конец, то за другой, можно было его легко обмануть. В результате получилось что-то вроде бильярдного шара, парочка шариков для настольного тенниса и десяток мелочевки размером с горошину, когда я, уже совсем обнаглев, доставал из дерева последние остатки.
Я открыл глаза и обнаружил, что шарики я не выдумал – они лежали рядом, а вокруг меня стеной стоят сотни оборотней. Несколько мгновений я молча разглядывал их, пытаясь сообразить, что происходит. Они ответно пялились на меня, но вместо угрозы я чувствовал массу эмоций, большинство из которых очень сложно было бы перевести, но соответствовали они упавшей на грудь челюсти.
Ястреб молча шагнул мимо меня к дереву и с размаха вонзил секиру в его ствол. Лезвие неожиданно провалилось внутрь, и Ястреб по инерции шагнул вперед и чуть не упал. Прямо на глазах дуб стал складываться, рассыпаясь трухой. Толпа бешено взревела, поднимая вверх клиники. Меня захлестнуло волной восторга.
– В чем дело, – поинтересовался я, вставая, – вам что, заняться нечем? Собрать все ценное, найти телеги и лошадей, у нас нет времени.
Оборотни начали быстро расходиться, многие оглядывались на меня и кланялись. Через минуту на площади остались только вожди и пара десятков воинов, деловито разбирающие наваленные возле уничтоженного дуба сокровища. Испорченные предметы они небрежно отшвыривали, все остальное раскладывалось на утоптанной земле для последующего дележа. Из домов тащили все подряд: продовольствие, любой металл, вплоть до иголок. Оборотни работали как муравьи, собирая все попавшее им на глаза и имеющее малейшую ценность, обшаривая трупы и взламывая стены и полы в поисках тайников.
– Очень немногие могут работать со свободной энергией напрямую, – торопливо говорила Черепаха, блестя глазами. – Ты же не просто ею воспользовался, ты вылечил множество раненых, включая безнадежного, и собрал запас. Это не просто жизненная энергия. Ее можно взять у разумного или животного определенным ритуалом. Он должен умирать долго и мучительно, отдавая ее в накопитель. У нас это запрещено. Мы воины, а не палачи. Этот дуб как раз и накапливал энергию, и отобрать ее обратно мог только высший маг зеленых при Святилище, другие просто не способны. Маленький шарик, диаметром в пару миллиметров, – это жизнь одного. – Черепаха назвала местную меру длины, но я тут же автоматически перевел ее в привычную и, уставившись на свои шары, мысленно восхитился.
– В таком, – она не трогая, показала на мелочь, – не меньше сотни жизней. Если ты позволишь просто высвободить вот это, – она показала на большой, и впервые за все время знакомства от нее повеяло страхом, – будет яма глубиной в пару десятков метров и окружностью в несколько километров. Там не останется ничего живого. А, взяв у дуба все это, – помолчав, добавила она, – ты его убил. Жечь вот такое, это несколько дней труда и без гарантии, что он не возродится. Ты сделал то, что считалось невозможным даже для Мастера-паука. Старик знал, что говорил, – она резко замолчала.
– Да? – с интересом спросил я. – И что именно он про меня сказал? А то как-то раньше вы с Койот поделиться забывали.
– Поговори с ней, – отводя глаза, сказала Черепаха. – Это не мой учитель и не мне сказано.
– Но ты знаешь…
– Я знаю пересказ, но не слышала прямую речь.
– Как только время появится, ты мне подробно изложишь, что вы там обсуждаете за моей спиной. Ты, – обращаясь к молодому парню, терпеливо стоящему в нескольких шагах, обратился я, – подойди!
Он скользнул ко мне и встал на колени. Типичный экземпляр оборотня двухметрового роста, с рельефными мышцами и реакцией опытного бойца. Совершенно голый, если не считать какой-то грязной тряпки, заменяющей ему трусы. Симпатичное лицо с курносым носом и прямым подбородком, короткая стрижка темных волос. Впрочем, за всю свою здешнюю жизнь длинные волосы я видел только у женщин. Все стригутся коротко, чтобы в бою нельзя было схватить за волосы.
От него пахло уверенным спокойствием.
– Я, Не любящий мед, род Медведей, семейство Гризли со скал, – сообщил он низким голосом, обращаясь ко мне, – прошу твоего разрешения стать одним из Клана Пятипалых. «Сталь против стали, клык или зуб против клыка и зуба, моя кровь – кровь Клана. Твое слово – для меня высшее», – уверенно произнес он нашу клятву.
– Ты тот, кого я лечил, – дошло до меня.
– Я тот, кто пойдет за тобой до конца. Долг жизни важнее долга смерти.
– Назвать медведя «Не любящим мед» – это все равно, что сказать странный, – сообщила Черепаха по-русски.
– Не страннее тебя, паук с саблей, нарушающий традиции равнин, – ответил он на том же языке.
– Ой, – застонала Черепаха, – что, ты еще и в этого перекачал? Мало нам Неждана, скоро вокруг нас будет масса странных. Как только появится время, необходимо вернуться к обучению и развивать самоконтроль.
Я шагнул вперед и, положив руку парню на голову, ответил стандартной формулой:
– Ты сам выбрал. Твоя кровь – кровь Клана, отныне ты один из нас, другого пути для тебя нет. Найди ему коня, одежду и оружие, – обернувшись к Черепахе, сказал я. – Спросите у наших запасное или трофейное, если надо будет, я расплачусь. Что там у меня еще осталось…
Она засмеялась.
– Что?
– Тебе еще многому нужно учиться. Военному вождю, – ткнув пальцем в груды трофейного добра, – положена десятина добычи, вождю отряда из его трофеев еще одна десятина, убившему шамана, применившего магию смерти, двадцатая часть от всех, вылеченный в походе должен отблагодарить добровольно, в меру своей раны, а это не меньше трех десятков воинов. Убившему дуб – пожирателя жизней обеспечена великая слава, а энергии, которую ты у него взял, хватит, чтобы вечно лечить весь Клан. Ты самый богатый на равнинах.
– Это если мы унесем ноги и утащим все это. То, что я делал, наверняка заметила вся округа. Пока мы не на равнинах. Иди!
«Мда, – глядя им вслед, подумал я, – это уже второй, кто после моего лечения бодро заговорил на русском. Бедная Черепашка старалась, зубря, чтобы иметь возможность говорить свободно при посторонних, а количество понимающих растет прямо на глазах».
«Никогда не воздействуй на мозг больного. Даже знающий паук не всегда может предсказать реакцию, – зазвучал в ушах нудный голос Старика. – Ты можешь случайно влезть в воспоминания или дать ему свои. Никто не скажет тебе за это спасибо. Мало ли что есть не слишком красивого внутри у каждого, а он не может быть уверен, что ты не подсмотрел и потом не воспользуешься. Это путь к ненависти. Неумело ковыряясь там, где не нужно, ты можешь инициировать латентные способности больного или вообще свести его с ума. Гораздо хуже, что и себя ты можешь превратить в пускающего слюни идиота, которого убьют из милосердия. Научись лечить тело, но не пытайся пробовать без знания, что именно ты хочешь сделать».
– А тебе что? – спросил я у Мави, продолжавшей неподвижно сидеть рядом. Она подняла голову и уставилась на меня своими желтыми глазищами.
– У меня нет пяти пальцев, – она протянула лапу, демонстрируя когти, – но ты мне тоже спас жизнь. Я попала под удар шамана и неминуемо должна была умереть. – Она встала и потянулась всем телом, показывая отменное здоровье и силу. – Долг жизни – тяжелый долг, но справедливый. Я одна из Народа и сама выбираю себе дорогу. Я не могу держать клинок, но мои клыки и зубы всегда при мне. Твое слово для меня высшее.
– Я рад, – сказал я серьезно и, присев на корточки рядом с ней, тем же жестом положил руку на голову. – Ты мне нравишься. Твоя кровь – кровь Клана, отныне ты одна из нас, другого пути для тебя нет. Только скажи честно, почему ты не хочешь жить в своем роду?
Она явно усмехнулась, так что удовольствие было написано на морде.
– Тебе много еще предстоит узнать о Народе. У нас есть свои традиции, для таких как я. Среди соседей есть только одна семья настоящих кошек, и старшая никогда не потерпит меня без смертельного боя в прайде. Слишком я сильна, – гордо заявила Мави, – хотя еще не вошла в возраст. Все самцы будут бегать за мной, когда придет срок, а она останется в хвосте, тоскливо завывая.
Очень захотелось сказать ей, что это излишнее хвастовство, но я на всякий случай прикусил язык.
– Можно уйти к другим, но ты мне понравился. Тебя можно приручить, – она бы точно засмеялась, если бы могла. – Я пойду к лесу, посмотрю, что там делается. И не забудь, – наставительно сказала она, – на ошейнике должен быть знак моего Клана. Лучше сделать еще один – новый.
Назад мы шли уже не скрываясь, тащить полсотни перегруженных добычей телег по лесам было глупо, и отряд нагло двигался по дороге. Две сотни, постоянно сменяясь, охраняли трофеи. Коней недостаточно, и пришлось почти всех местных низкорослых кляч запрячь в повозки. Лошади, захваченные каждым из участников набега, принадлежали по закону лично ему, поэтому, сгоняя их к месту общего сбора, воины старались удерживать своих лошадей отдельно от других, чтобы не спутать, где чьи. И только хорошо их рассмотрев и запомнив, позволяли согнать в общий табун и продолжить путь домой.
Любой оборотень, окинув взглядом табун до сорока животных, мог зафиксировать в памяти внешность каждой лошади и в дальнейшем безошибочно узнавать каждого коня. Крайне редко случалось так, что между членами отряда возникал спор относительно какого-то коня. Это умение осталось глубокой тайной для меня, даже при наличии абсолютной памяти, как они умудрялись так точно запомнить и по каким именно признакам.
Остальные сотни, рассыпавшись по всей округе, жгли мелкие поселки и убивали всех встречных и не успевших сбежать орков, не разбирая возраста и пола. Поначалу мне было не очень приятно видеть очередные трупы, но благодаря своему положению я мог не участвовать в подобных развлечениях и старался не обращать внимания на буйное поведение своих соратников. Впрочем, с самого начала мы шли с ответным визитом, и винить в происходящем оборотней не стоило. Просто как всегда убивали одни, а страдали за это совсем другие.
Множество дымов от пожарищ тянулись вверх днем, а ночью небо озарялось огнем. Большие поселки мы обходили, не желая терять время. Однажды на нашем пути попыталось встать местное ополчение в количестве двухсот-трехсот зеленых, вооруженных рогатинами и разными дубинками с топорами, но было стоптано в считанные минуты. Конечно, убить можно, чем угодно, но надо еще уметь это делать. Здешние орки не профессионалы, а обычные охотники, рыболовы и земледельцы.
Это должно было привлечь внимание, но избежать его после моего номера все равно бы не удалось – уничтожение Святилища послужило для всей округи достаточной причиной нас ловить, и никто не удивился, когда прибежала Мави и доложила, что впереди скапливаются отряды зеленых. В лесу нас бы перебили достаточно просто, конница там теряет свои преимущества в скорости и маневренности, поэтому, найдя ближайшее большое поле, отряд встал, занимая позиции на небольших высотах, прикрытых с одного из флангов оврагом, а с другого – мелкой речкой.
Все мои воины пересели на своих лучших отдохнувших скакунов, отправив второго в тыл. Некоторые водили с собой и по десятку, пересаживаясь с уставшего на свежего и совершая огромные переходы, но в нашем отряде больше двух-трех коней ни у кого. Народ подобрался все больше бедный или молодой, еще не заработавший громкого имени и больших богатств. Во все времена находилось несколько энергичных юношей, которые сами выбирали, за кем идти, избегая давно спаянных отрядов. Они собирались в стаи и выбирали своих вожаков, но чаще всего жили не слишком долго.
Стоя на виду, мы приглашали орков к бою. Если бы у них нашелся умный командир, он бы дождался, пока мы не начнем голодать и просто будем вынуждены спуститься и войти в лес, но я сделал ставку на общее для оборотней и орков желание героически победить в бою, заслужив славу. И не ошибся.
Часам к одиннадцати из леса стали выползать толпы зеленых – на взгляд, приблизительно не меньше двух – двух с половиной тысяч – и строиться в подобие фаланги. Что орки, что оборотни следовали обычной тактике, отработанной веками. Недаром я весь поход беседовал с ветеранами, пытаясь вытащить из них подробности прошлых сражений. Несмотря на вроде бы страшную кровожадность обеих сторон, армия в пару тысяч бойцов считалась большой, а про десятки тысяч участвующих в бою никто не слышал даже в преданиях. В отличие от оборотней, которые при нужде брались за оружие все и неплохо им владели, даже не участвующие в междоусобных стычках орки оказались скорее похожи на средневековых германцев или славян.
Общее государство отсутствовало, а земли делились на совершенно независимые отдельные районы, связанные между собой различными союзами и родственными узами. Главную силу представляли собой конные дружины вождей, одетые с головы до ног в деревянные доспехи, сделанные из небольших кусочков обработанного дерева, которые перекрывали друг друга и по прочности не уступали железным. Даже кони у них были прикрыты такими накидками. Несколько таких доспехов мы везли в качестве трофеев, и я убедился, что они более легкие, чем наши стандартные кожаные куртки, обшитые железными бляхами, но не хуже держат удар. Орки всю жизнь воевали, обучаясь с раннего детства и передавая умение и опыт по наследству.
Эти профессионалы составляли только малую часть войска. Большинство же было – народное ополчение, встающее в строй только в случае большой опасности и не имеющее очень дорогих, по местным меркам, коней. Вооружены они копьями и легкими луками, но вот так, при трехкратном превосходстве и в плотном строю, прошибить фалангу можно только большой кровью.
Ястреб молодцевато выехал вперед и, что-то крича, начал крутиться перед строем противника. Слышно издалека не было, но это тоже входило в ритуал сражения. Вначале должны были встретиться поединщики.
Через несколько минут строй орков раздвинулся, пропуская всадника. Какое-то время они говорили, привычно оскорбляя друг друга. Как настоящая ругань это не воспринималось никем. Так, для разогрева. Потом зеленый наклонил копье и устремился в атаку. У Ястреба было преимущество в подвижности, у тяжеловооруженного орка – в таранном ударе. Поэтому они некоторое время крутились на небольшом пятачке. Оборотень ускользал от копья, но достать орка тоже не мог. Потом он поймал противника на инерции и подскочил вплотную, взмахнув саблей.
Болеющие за Ястреба за моей спиной радостно взревели. Орк неожиданно бросил копье и выхватил из петли на поясе булаву. Они ударили одновременно, но зеленый свалился с разрубленной головой под копыта коней, а Ястреб, повернувшись в сторону молчащего строя врага, в очередной раз что-то проорал, повернулся и шагом поехал в нашу сторону. Только оказавшись за спинами своих товарищей, он свалился в обморок. Все правое плечо у него было разбито в кашу. Я оглянулся на Черепаху и ткнул пальцем в его сторону. Она кивнула и помчалась проверить.
Две сотни всадников одновременно сорвались с места и понеслись в сторону орков, на ходу осыпая их стрелами. Битва началась. Роли были расписаны заранее, и все знали, что делать и по какой команде.
Строй ощетинился длинными копьями, но атакующие вовсе не стремились врезаться в стену щитов. Несясь вдоль фаланги, они беспрерывно обстреливали ее с дальнего расстояния. Легкие охотничьи луки орков не добивали до всадников, зато в их строю под непрерывно падающими стрелами появилось множество убитых и раненых. Как только стрелы в колчанах стали подходить к концу, сотни развернулись и стали уходить к нашему лагерю, и их сменил второй отряд. Орки не выдержали, и на флангах пошла в атаку тяжелая кавалерия, прикрывая пехоту.
Не принимая боя, оборотни рассыпались и стали отступать. Несколько не слишком проворных не успели выскочить из-под удара и мгновенно исчезли под копытами, но и атака оркских дружинников утратила азарт при подъеме наверх на холм, увидав вбитые в землю на их пути обрубки стволов деревьев и телеги, преграждающие путь. Попав под одновременный обстрел нескольких сотен стрелков, они развернулись и отошли к своим.
Черепаха подъехала и встала за моей спиной.
– Ну?
– Он сделал.
– Жить будет? – с досадой спросил я. – Что сделает, я и не сомневался.
– Жить будет, – буркнула она, – но если станет продолжать в том же духе – недолго. Руку я ему спасла, а теперь мне нужно восстановиться.
– Есть! – радостно сказал я.
Строй пехоты медленно двинулся и зашагал в нашем направлении. Очень логично – они просто могли нас зажать, не давая возможности маневра и задавить массой.
Получив коня и оружие, медведь, названный на общем собрании воинов Клана новым именем Живой, вплоть до следующего особого случая в его жизни, теперь постоянно торчал у меня за спиной, совершенно серьезно готовясь спасти мою жизнь или отдать за меня свою. Подобная преданность хороша в книгах, а не когда за тобой ходят постоянно, даже когда приспичит посрать. Впрочем, обычно он меня не раздражал, торча молча по соседству и бдительно озирая окрестности на предмет обнаружения прячущихся в кустах злоумышленников.
Я пытался понять, что такое он от меня получил ненароком, и постоянно его расспрашивал. Выяснилось, что, кроме русского языка, я подарил ему и множество разрозненных знаний, включая умение обращаться с огнестрельным оружием, что он с успехом продемонстрировал на моей винтовке, разобрав и собрав ее в нормативное время. Кроме того, в его голове осели отрывки из разных учебников, прочитанных мною за всю прежнюю жизнь, включая школьные годы.
Памяти моей полностью у него не было, хотя людей, мне близких, он прекрасно знал, но именно не как своих, а как моих знакомых. Наложения с раздвоением личности и прочими радостями явно не наблюдалось. Попутно появились странные умения. Мы с ним могли общаться мысленно без всяких проблем на довольно большом расстоянии. При необходимости он вполне способен был заменить рацию, передавая мои приказы.
В каком-то смысле он действительно был странным, хотя, скорее, как выражались Стругацкие, – ищущим странное, что соплеменники редко понимают в таких традиционных обществах. Пытался изобрести новое оружие и набрел на идею алебарды, только легким конникам она без надобности. Теперь он переваривал новые идеи, ненароком слитые мной, прикидывая, какие использовать материалы для производства собственного пистолета. В среде медведей Живой был хорошо известен нетрадиционным применением артефактов предков и приданием хорошо известным Вещам новых качеств. Вполне мог претендовать на звание Мастера, но старательно уклонялся от оседания в родной роще. Что-то он там с местным начальством не поделил.
Орки медленно приближались, и я напряженно следил за заранее тщательно положенными на их пути камнями. Вот они прошли первый… Дошли до второго, я начал считать про себя: «раз, два, три, четыре» – и мысленно дотянулся и сжал уроненную Ястребом на землю по дороге на поединок горошину-накопитель. Хорошую идею мне подкинула Черепаха, рассказывая об ужасных последствиях освобождения накопленной энергии без контроля.
Земля дрогнула под ногами, Прыгун подо мной вскинул голову и всхрапнул. Многие кони задергались, усмиряемые и успокаиваемые наездниками. Над полем стоял столб дыма и пыли, страшно кричали раненые и лошади.
В двухстах метрах от нас в середине фаланги образовалась воронка диаметром метров восемь и глубиной не меньше двух. Собственно, фаланги больше не было, даже там, где их не задело взрывом, орки сбились в перепуганное стадо. Завыв, как звери, вся моя армия, кроме клановцев и воинов Большой Ноги, сорвалась с места и понеслась лавиной на ошарашенную и потерявшую всякое понятие о строе пехоту. Орки побежали, бросая оружие и бессмысленно мечась в разные стороны. Всадники на рослых лошадях знали свое дело, их очень хорошо обучили убивать, а сейчас от них требовалось только это – убивать как можно больше.
Дикие вопли, звериный вой атакующих, от которого стынет кровь в жилах, стук копыт за спиной, свист рассекающей воздух стали и смерть, ждущая каждого. Это уже было не общее сражение, а массовая резня, когда никто не задумывается о сопротивлении, а только старается убежать.
Я напряженно ждал, сфокусировав зрение и контролируя еще один камень. Командир орков не подвел, он повел дружинников в атаку, пытаясь спасти кого еще можно от наших сабель. Все-таки они были не трусы, и он все сделал правильно, только там лежала еще одна горошина-накопитель. Рвануло во второй раз. Я тоже заорал что-то отдаленно похожее на «ура», и мы понеслись в атаку на остатки оркской конницы.
Кавалерийский бой – это не красиво встающие на дыбы лошади и удары сабель, которыми обмениваются по очереди с предварительными поклонами и позволением противнику поднять выбитое из рук оружие. Нет, это совсем другое. Налетел, ударил в чужую спину, даже не успел понять, убил или нет, как конь проносится мимо, и перед тобой появляется совсем другой противник, уже занесший руку с мечом для удара и неожиданно слетающий с коня без головы, снесенной прикрывающими тебя товарищами. Твой конь, кусающий чужого жеребца, и всадник, вылетающий из седла прямо под копыта. Множество лошадей, сгрудившихся на маленькой площадке, мешающих друг другу, бьющихся на земле с порубленными ногами и боками, придавленный упавшим животным и дико кричащий орк, на голову которого опускается копыто Прыгуна, приученного бить врагов, земля, превратившаяся в грязь из-за пролитой крови… Некогда смотреть на небо и некогда думать – все действия на вбитых в голову бесконечными тренировками рефлексах.
Потом тебя выносит из схватки – но только для того, чтобы развернуться и вновь атаковать очередного противника, рубя его с оттяжкой, чтобы раны оказались страшнее. Крики, стоны умирающих, ржание погибающих лошадей, брызгающая тебе в лицо кровь убитого и пытающийся бежать враг, которому ты только что отрубил кисть руки. Это вам не стрелять в далекие фигурки из автомата. Может, и есть упоение в битве, но мне потом пришлось специально загнать себя в самогипноз и посидеть минут двадцать в полной пустоте, чтобы успокоиться.
Солнце село, и на поле опустилась тьма. Бродящие в поисках трофеев и добивающие раненых оборотни уже не могли нормально видеть и стали возвращаться в лагерь. Тогда и появился Ястреб. Был он еще бледный и слабый, но горел негодованием. У него разве что дым из ушей не шел.
– Ты приказал брать в плен как можно больше и даже запретил добивать раненых, от которых ни малейшей пользы… – еще издалека заорал он.
– Сядь и послушай.
Мы сидели кружком у маленького костра, отбрасывающего на лица красные блики: я, Большая Нога, Четырехрукий, Большой Заяц и еще парочка командиров отрядов рангом пониже. За спиной у меня привычной деталью пейзажа торчал Живой в компании с другими телохранителями. Перед нами стоял на коленях командир оркской конницы. Совсем еще молодой парнишка, лет семнадцати с виду и, несмотря на свою уродскую харю и побитый вид, выглядел гордым соколом, готовым ко всему.
Он рассказывал на своем языке, но отличался тот от Языка Народа не больше чем русский от западно-украинского диалекта, и если отдельные слова и непонятны, общий смысл прекрасно доходил до всех. Никаких особых тайн он не выдавал, наверняка об этом знал каждый пленный. И говорилось это скорее для того, чтобы продемонстрировать – кто мы и кто они.
– Их было десять тысяч, но это им не помогло в прямом и честном бою. – Он блеснул в нашу сторону глазами. – Мы всегда сильнее и лучше. Полки стояли насмерть, и они не смогли прорвать окружение. Трупы варваров покрыли землю, а потом ударила конница, и мы вырезали всех.
– Во, врет! – восхищенно сказал Четырехрукий. – Ты что, думаешь, мы других не спрашивали? Была бы это военная хитрость, еще понятно, но такая явная ложь позорит твое имя.
Орк смешался и, опустив глаза, нехотя сказал:
– Некоторые прорвались за стены и заперлись в городе, – он с вызовом вздернул подбородок, – все равно им не жить. Обложили со всех сторон, и никто не уйдет. День раньше, день позже… Вас мало, да и не пойдете вы на помощь. Соберете трофеи и отойдете за границу, а мы еще придем к вам в степь. Я младший брат князя, и он за меня непременно отомстит.