Дом скитальцев (сборник) Мирер Александр
Приступая к намеченной программе, Глор опустился на землю. Честно говоря, с дрожью в коленках — Ник была далеко, и здоровенному кургу ничего не стоило перегрызть ему горло, как неску… Сидя, балог оказался меньше курга.
Однако Нурра смотрел миролюбиво. Еще раз облизнулся и спросил:
— Госпожи нет?
— Она в машине. Слушайте, Нурра, я приехал по делу.
— А-р-р… Понятно. «Посредник»?
— «Посредник». Скажите, Нурра, кем вы были… прежде?
— Не ваше дело, — немедленно пролаял кург.
— «Посредник» у меня, — напомнил Глор.
— Ар-роу! «Посредник»! Мне тело нужно!
— Будет и тело. Но прежде постараемся побеседовать спокойно. — Глор приподнялся с земли.
Нурра зловеще предупредил:
— Ар-р-р… Сиди. Загр-рызу.
Они поглядели друг на друга. Вот так история…
— Я был, ар-р-роу, Десантником! — вдруг залаял Нурра. — Ли… Ли… Аррррррр!
— Линией?!
— Линией, да! Пер-рвой.
— Высокий чин, — недоверчиво сказал Глор.
— Да, Линией перрвой… командовар-р, — заикаясь от злобного волнения, торопился кург. — Командоварр! — Он задыхался и перебирал свободными лапами.
— Чем командовали, господин Десантник?
Вместо ответа кург бросился ему на горло. Монтажник успел ударить его ногою в тяжелом ботинке с магнитными защелками. Он ничего не понимал — только затеялся настоящий разговор, как этот псих бросился… А Нурра, откатившись на несколько шагов, визжал от боли и перебирал лапами.
— Пр-ростите-е, — провыл он. — Так, ар-р-р, не надо… называть меня! Гор-рло перекушу!
Перемежая рассказ взвизгиваниями и рычанием, он поведал свою историю. Нурра дослужился до Линии первой на протяжении двадцати с лишним походов. Потом еще восемь походов командовал десантами — замещал Точку, которая, как известно, не может покинуть корабль, а занимается только навигацией в открытом Космосе. Он захватил со своими десантами три планеты. После попал на каторгу. И все потому, что сдуру пошел в Десантники, бросив штатскую специальность пилота припланетных ракет…
— Так вы еще и пилот?!
Кург надменно пролаял:
— Я водил бупы!
— Во имя Пути… — изумился Глор.
О бупах в школах этой планеты рассказывалось так же, как в земных школах об египетских колесницах. БУП означало «большая управляемая пассажирская ракета». На них летали, когда не было гравиторов. Значит, пилоту и Десантнику Нурре перевалило за триста лет… «Как я сразу не сообразил? Тридцать походов! И каждый поход длится не меньше десяти лет… Пожалуй, пилотские навыки Нурры мало пригодятся в деле». Однако пилот всегда пилот, а принадлежность к таинственной и почитаемой касте Десантников, из которой не возвращаются в мир, делала Нурру ценнейшим сотрудником. Глору не доводилось прежде говорить с Десантником.
— Как же вы попали на каторгу?
— Пр-редал Путь. Обманул довер-рие. Дезер-рти-р, — злобно перечислил Нурра.
— Погодите… Вы что — дезертировали? — еще раз удивился Глор.
— Надоело. Подлая р-работа, — сказал кург с намеренной дерзостью.
И посмотрел: вот, мол, как я думаю о вашем Пути и о ваших десантах!
— Вы хороший парень, — сказал Глор.
Тогда Нурра добавил еще:
— Ваш Путь — большая тачка для грязи. И вы сами грязь. Что вам нужно от меня? Благодар-рности?
— Нет, не благодарности… Мы улетаем на станции орбитального монтажа. Там я намерен занять другое тело, а вам хочу предложить свое.
— Вам это зачем?
— Думайте живо, — сказал Глор. — Мы торопимся. На сутки-другие станете Мыслящим. Затем — свобода.
— Вы монтажник. Высшего класса. Разоблачат.
Нурра хотел сказать, что тело перейдет к нему без навыков монтажника. Ведь сознание Глора будет в другом теле, а Нурра — не таинственный комонс, как Севка или Машка. Его сознание такое же, как у Глора, и одно другому не подчинится.
— Я позабочусь, чтобы вас не разоблачили. Обещаю твердо.
Нурра приподнялся. Злобные глаза-щелочки вспыхнули, клыки ощерились, блеснули когти.
— Согласен! Пр-ропадай все!
— А когда вы перейдете в «посредник», кург обязательно на меня бросится, как вы полагаете?
— Загр-рызет. Работайте из машины.
— Не хотелось бы… Если бы вы позволили вас связать…
Нурра зарычал и уперся всеми шестью ногами в землю.
— Бр-р-росьте. Сам загр-рызу…
— Либо вы мне верите, либо нет, — рассердился Глор. — В «посреднике» лежит Мыслящий, я должен его допросить. Надо поместить его в ваше тело. Клянусь Путем, если б пожелал я причинить вам вред, то нашел бы способ!
— Ар-р-р, должны поговорить?
— Да.
— Он говор-рить не сумеет. Я учир-рся двенадцать лет.
Об этом Глор не подумал. Пусть так. Даже лучше. Он представил себе, что допрашивает беззащитного Мыслящего, да еще в связанном теле курга…
— Хорошо. Идемте к машине.
Ему хотелось потрепать зверя по загривку — побоялся.
Ник уже держала «посредник» наготове. Кург лег в траву, уставившись злющим, звериным взглядом. Глор старательно прижал когтем синюю пластину, второй палец устроил на гашетке, вытянул руку, направив «посредник» на курга. Нурра тяжело дышал, шерсть на его боках стала приподниматься, и Глор надавил на спуск. Под когтем шевельнулось окошко, «посредник» стал тяжелей, а кург медленно опустил морду в траву.
Глор разжал пальцы. Оказывается, они были стиснуты до боли. А пластина стала оранжевой. Теперь два места заняты.
Он посмотрел наружу. Трава распрямлялась, шелестя и поблескивая на солнце. Поляна была пуста. Дикий кург исчез в лесу, под встревоженными деревьями, и нельзя было угадать, по какой тропе он ушел.
Предупреждают…
Диспетчерская притворялась несведущей. В середине смены заместитель Первого говорил с Глором о завтрашней работе. Такова субординация. Официальный приказ его распорядительности Великого Диспетчера о переводе монтажников еще варится в недрах канцелярий. Посему Первый ничего не знает о переводе. Это было смешно — знали все, кончая последним новичком в бригаде. Тачч легонько поддала Глору в основание дыхательного мешка и проговорила:
— Ты пошел в гору. Ну, плавного Пути!
— Да почему в гору? — притворно удивился он. — Орбитальный монтаж всего лишь…
— Ну, молодец, держишься правильно, — усмехнулась Тачч. Гляди не слети с орбиты. А когда поедете, поглядывай по сторонам, — и прыгнула к своей бригаде.
Чтобы уйти от завистливых взглядов и намеков, Глор полез проверять работу автоматов-контролеров в ионной камере питателя. Протиснулся через нижнее кольцо воронки в зеркальный, сплюснутый, нестерпимо сверкающий пузырь. Увидав балога, автоматы притушили свои прожекторы. Один автомат контролировал герметичность — потрескивал лазерным щупом. Мигающие вспышки раздражали, и Глор приказал автомату прекратить, а сам укрепился защелками на ободе воронки и настроил микроскоп. Швы были приличные. Он уже повернул левую ступню вокруг носка, расстегивая защелку, когда сиреневый свет заиграл на кольце ионной пушки. А! Белый Винт! Туман распластался в экранчик. Пробежали письмена: «В пути соблюдайте повышенную осторожность».
Глор не мог отвечать при автоматах. Он только смотрел на пластинку серебристого тумана, овальную, как экран. «Удачи, удачи!» — туман побежал винтом и исчез. Глор обождал некоторое время и выбрался из питателя. Черные небеса, Учитель неплохо осведомлен! Знает об их переходе на новую работу. Хотелось думать, что ему известно и насчет Светлоглазого… Но что же их такое ждет в пути? Погоди-ка… И Тачч ведь советовала «поглядывать по сторонам»…
Клянусь шлемом и перчатками, госпожа Тачч не менее загадочна, чем Учитель! Сначала предупреждает о кознях Расчетчика, потом увозит на охоту — с недвусмысленной целью, подальше от Охраны. И сейчас предупреждает опять…
В полном недоумении Глор отправился передавать бригаду. А сам думал о Тачч. Значит, монтажница не заодно со Светлоглазым? Потому что опасность в пути могла исходить от него одного, думал Глор.
Наверно уж, в «посреднике» встроен передатчик. Наверняка инженер-физик знает, что Глор использовал «посредник» в своих собственных целях… «Ну, только бы проскочить. На орбите я сумею постоять за себя», — думал Глор.
За час до конца работы его вызвал по браслету заместитель Первого Диспетчера. «Господин Глор! — каркнул старый монтажник. Вам пора отправляться в соответствии с полученными ранее инструкциями. Плавного Пути».
Зная, что больше никогда он не увидит Монтировочной, Глор вдохнул сварочный дымок, зачем-то потрогал край воронки, выключил магнитные подошвы и прыгнул к лифту. За полсекунды до него со своей площадки улетела Ник.
Ты хороший парень
Дом дрожал и покачивался — здесь, на полукилометровой высоте, уже гулял штормовой ветер. Он бил настойчиво, и на каждый его удар отвечали глухим свистом штормовые двигатели восемнадцатого и двадцать седьмого яруса. Ракетные двигатели автоматически создавали тягу, уравновешивая силу ветра.
— Давай собираться, — сказала Ник.
Багажный контейнер — объемистый бак с завинчивающейся крышкой — выехал из кухонного лифта. Ник отвинтила крышку и решительно бросила на самое дно коробку с парадной формой Глора. И в нее положила «посредник».
— Смени перчатки, — проворчала Ник, укладывая коробку со своей парадной одеждой.
Перчатки полетели в особую копилку с гербом Охраны — для сношенных перчаток. Ник достала новые себе и Глору — из отдельных коробок — и спрятала их в контейнер. Поверх набросала рабочие комбинезоны и ботинки. Она старалась устроить так, чтобы между «посредником» и любопытными глазами контролеров Охраны оказалось как можно больше разных предметов. А Глор вспомнил про неска, Любимца Пути. Последние два дня его не брали на прогулки, и он с горя залег в спячку. Может быть, в предчувствии бури. Дикие нески в бурю спят. Глор выудил Любимца из ниши-мастерской. Зверь не проснулся. «Ну и спи! Несков не пускают на космодромы. Мы оба будем скучать, правда, зверь? Ты пушистое и бестолковое существо. Тебя будет кормить уборщик, а потом будут новые жильцы, такие же господа монтажники, как Ник и Глор. Они все любят домашних животных. Глор, судя по всему, любил животных больше, чем полагается обыкновенному господину из элиты. Хороший парень этот Глор», — думал Севка, глядя на искусно сделанные модели — одну готовую и одну начатую. Готовая — модель корабля старого образца, вдвое меньшего, чем новый. Вертя ее в руках, он с острой жалостью думал о мастере. «Я не хочу убивать тебя. Ты хороший парень, но ты строишь корабли. Да, ты славный и любишь всякое зверье, но ты любишь и корабли, строишь их модели — для удовольствия и развлечения. Красивые игрушки, правда, правда… Меня учили, что каждый должен любить свою работу. Всякую работу. И тебя так учили. Вот видишь. Это у нас одинаковое. Но всякую работу любить нельзя. На земле жил некий господин Мессершмитт. Он конструировал самолеты. Наверно, на рабочем столе господина Мессершмитта красовались модели самолетов, и он любовался ими, когда отдыхал, откинувшись в кресле. А самолеты убивали людей. Фашисты убивали хороших людей, любящих свою работу и работящих. Сначала в Испании. Потом в Польше. Потом во Франции, Бельгии, Англии, Югославии, Греции. Потом у нас, в Советском Союзе. Да, все это было на одной планете. Ты прав — это были настоящие убийства. Но чем отличается потеря личности от смерти? Для вас — я понимаю — для вас это совсем разные вещи. А по-нашему, потеря личности — та же гибель. Вы хотите уничтожить нас — русских, немцев, испанцев, англичан, югославов, — всех людей. Чтобы помешать этому, мне придется убить тебя. Согласись, что это справедливо».
Он устроил неску гнездо из обрезков пластика и вызвал робота-уборщика. Приказал запомнить, что в доме остается неск, которого необходимо кормить с интервалом в одни сутки. «Прочее уберешь», — закончил Глор и принялся очищать мастерскую и ящики рабочего стола. Ненужное вываливал на пол — роботы выбросят. Под пластинками обнаружился школьный шлем госпожи Ник. Глор хранил его как память — крошечная штучка с намеком на гребень, знак высших каст. Шлем полетел в общую кучу.
Мягко шлепнула крышка лифта — Ник отправила контейнеры. Монтажники вышли за порог. Над дверью загорелся сигнал «Помещение свободно».
Соблюдайте осторожность
Гравилетная станция была рядом — каких-нибудь сто шагов от въезда «Север». Задувал резкий, холодный ветер. Горизонт, как вражеская армия, обложила туча. Ее очертания почти не изменились с утра, что предвещало суровый ураган. Клочья тумана, смешанного с дымом двигателей, закручивались вихрями у верхушки города. Площадь вокруг фундамента Монтировочной была непривычно пустынной, башмаки резко и одиноко стучали по бетону. Глор вполголоса рассказал Ник о белом тумане и о словах Тачч. Ник передернула плечами и сказала, что Винт предупреждал и ее, а насчет госпожи Тачч она придерживается старого мнения. Если действия Тачч случайно совпали с действиями Учителя, это еще ровно ничего не значит…
Глор не стал возражать. Прежде чем спуститься по эскалатору, они остановились и с высоты фундамента осмотрели станцию.
Гравилет уже висел у причала. Он был похож на огромную серую ватрушку. Ритмически вспыхивала надпись: «Космодром-3 — Заводской сектор 7».
— Сейчас отправляется, — пробормотала Ник. — Так аккуратно… Как по заказу. Прибудем точнехонько вовремя…
Специалисты высших каст никогда не опаздывают. Это всем известно. Если засада ждет в гравилете, то именно в этом. Или, на крайний случай, в следующем.
— М-м… Посмотрим, когда следующий, — сказал Глор.
Они потихоньку продвигались вперед. Спустились с фундамента на эспланаду перед станцией. Гравилет скрылся за двумя стеклянными стенами станции. Оттуда доносился мерный гул лестниц и голос автомата, объявляющего: «Третий космодром, пищевые заводы… Отправление…» Сквозь стекло было видно расписание. Следующий гравилет отправляется через две девятых часа. Несколько человек смотрели из станции наружу, как рыбы из аквариума. Глор шепнул, не поворачивая головы:
— Внимание… Там Светлоглазый. Второй справа. Уходить нельзя…
Ник поправила капюшон:
— Следи за мной, вперед не выскакивай. Идем…
Она прибавила шагу. Один Глор мог заметить, что она пытается незаметно разглядеть щеголеватого инженера. Шагая все быстрее, они вошли в зал, пересекли его за спиною Светлоглазого. Похоже, что с ним был еще один. Пропустив Глора и Ник на платформу, они двинулись следом. В эту секунду загудел ревун. Сейчас закроются двери. У гравилета, заложив руки за портупею, стоял офицер Охраны и посматривал то на двери, то на запоздавших. Господа монтажники спешили к гравилету, сохраняя подобающее касте достоинство. Позади стучали башмаками те двое. У самых дверей Ник схватилась за щеки и достаточно громко прошептала:
— Пропуска! Я забыла пропуска!
Светлоглазый от неожиданности споткнулся. В остальном он вел себя блестяще — обошел Глора, вскочил в гравилет и придержал двери, пока не вошел его спутник. И — штрих мастера — подмигнул охраннику и помотал пальцем у рта. Вот, мол, разини!
Дверь затянулась. Гравилет взмыл в небо. Офицер, ухмыляясь, смотрел на монтажников. Глор скроил злобную мину и заметил ему:
— Не ошибается только Расчетчик, господин офицер второго класса…
— Так точно, господин монтажник! — сказал офицер.
Ник стояла с чрезвычайно виноватым видом. Глор проворчал:
— Поворачивайся. Не то опоздаем и на следующий…
Для достоверности они поднялись в свой дом, даже вынули жетоны из перчаток и опустили обратно. «Наверно, мы делаем глупости, — думал Глор. — Зря сбежали. Скорей всего, инженер нас опекает. Отвлек внимание охранника, придал подозрительному происшествию комический оттенок. Зато теперь ясно, что Светлоглазый не агент Охраны. Клянусь гравитором, вот будет номер, если засада приготовлена в следующей машине!»
…Засады не было и не могло быть. Подходя второй раз к станции, монтажники увидели, что на причале сверкают каски и портупеи — целый взвод Охраны следовал на отдых в казармы заводского сектора.
— Взвод личной Охраны, — фыркнула госпожа Ник.
На станции «Космодром-3» монтажники выгрузились без малейших помех, и никто не вышел за ними.
Космодром являл собой унылое зрелище. Гладкая равнина, обнесенная высоченным забором. Здесь тучи затягивали уже все небо — бурые тучи красного вечера. Ураган приближался. И все казалось грязно-бурым. Выжженная земля, бетонные секции забора, вышки с опознавательными огнями и скучающими охранниками. Дул отвратительный пыльный ветер. В дальнем углу космодрома взлетали свистящие шаровые вихри — работал гравитор, выдувая воздух в стратосферу.
Ник и Глор почти бегом промчались в блиндаж управления. Они опоздали на целую девятую часа. В служебных коридорах царила штормовая суета. Космодромные инженеры бегали из двери в дверь. Черные с серебром комбинезоны Космической Службы здесь не выглядели нарядными, а усиливали общее ощущение уныния и серости. Громкоговоритель уныло призывал шахтных смотрителей проверить задрайку горловин, потом горько вздохнул и напомнил господам радиометристам, что очередные ракеты пойдут на горячей тяге. По-видимому, фронт урагана ожидался в самом скором времени. Похоронное щелканье динамика сопровождало их до шестого этажа — счет шел по-ракетному, сверху вниз. Последняя лента доставила монтажников к спецпассажирскому залу — для господ, отправляющихся на спутники. Там их, оказывается, ждали. Космический инженер первого класса бросился к ним:
— Господа, вы задерживаете вылет! Ваши пропуска! Дежурный, живо!
Подскочил дежурный офицер Космической Охраны. Проверил жетоны, отсалютовал — все в порядке. Инженер повел их к ракете, подобострастно поторапливая. И тут они поняли, что Светлоглазый говорил правду. Глору действительно дают должность адъютанта Великого Командора. Простых монтажников не провожал бы к ракете специалист высокой касты. Их никто бы не провожал. И несомненно, из-за простых пассажиров не задержали бы вылет ракеты.
Полет
Цель Пути — движение в Космос.
Груз и благо Пути — Мыслящие.
Орудие Пути — большие корабли.
А символ Пути — невесомость. Хранилище его блага, средство для постройки его орудий. Жрецы невесомости — балоги высших каст. В ней они воспитываются, учатся и работают. Невесомость — такая же принадлежность высших каст, как удобные дома, почетные должности и продвижение на несколько девяток очередей в год. В чем, кроме бездны преимуществ, есть и недостатки. Простолюдины легко выдерживают трехкратную перегрузку, а благородные кряхтят при полуторной и теряют сознание при двойной. Поэтому ракеты, обслуживающие спутники, не развивают ускорения больше двукратного — в хорошую погоду. Во время урагана приходится подниматься на горячей тяге без антигравитационной катапульты. Сегодня ускорение будет больше трех… Да еще толчки ураганного ветра… Ах и ах!..
Грузопассажирская ракета была готова к взлету. В стартовой шахте гудели и ныли вентиляторы. Сопровождающий был настолько любезен, что проводил Ник и Глора до их мест в первом ряду. Поднимаясь мимо нижних кресел, они видели лица пассажиров, зажатых в предупредительно мягкие тиски фиксаторов. Пассажиры испуганно поводили глазами. Они боялись ускорения горячей тяги. Под фиксаторами нельзя было различить цвета комбинезонов — только лица и руки в перчатках. Глор и Ник заняли свои кресла. Рядом заводил глаза и кряхтел пожилой Диспетчер. Его шлем с гребнем торчал в фиксаторе, как овощ в грядке. Из открытого рубочного люка выглядывал пилот — лицо у него было ехидное. Он сказал сопровождающему:
— Проваливайте, инжер… Не успеете выйти, расплющу, как лаби-лаби!
Пилот захохотал, положив на горловину люка руки в розовых перчатках, — низшая каста, разве от них дождешься вежливого обхождения? Диспетчер изобразил подобие улыбки. Пускай пилот и не управляет ракетой, а только сидит на всякий случай, однако… ходили слухи, что пилоты забавляются, «потряхивая» пассажиров.
Внизу хлопнул люк, заурчала гидравлика. Космодромное радио прохрипело: «Две пятерки, две пятерки! Тебе дается старт на столбе, тяга ноль семь, вертикаль…» Диспетчер радостно дернулся в кресле — старт на антигравитации! Но радио безжалостно продолжило: «…переход на горячую тягу, два и семь, вертикаль три два ноль. Две пятерки, подтверди готовность».
— Да что орешь, я давно готов… — буркнул пилот. Закрылся грузовой люк — опять хлопок и шипение. Пилот неожиданно улыбнулся Ник, проворчал: — Ну, понеслись, — и скрылся в рубке.
Диспетчер, освободившись от страха перед проклятым ракетчиком, застонал:
— Во имя Пути, почему я не дождался пассажирской… Ускорение два и семь девятых, ужжасно!
Снизу кто-то сказал:
— Пассажирских трое суток не будет, Диспетчер.
Судя по тону, это был космодромный инженер из третьего ряда. Космодромные — нахалы. Глор ничего не видел, кроме белой рубочной переборки и башмаков своей подруги. Он с пренебрежением подумал, что Диспетчер напрасно стонет. Тяжелый тихоходный гроб, в котором они летели, наверняка устойчивей при подъеме, чем легкая пассажирская ракета. И тут его вдавила в кресло горячая тяга. Потом ракету затрясло и начало швырять, и временами казалось, что она падает, а не поднимается. Кресла отчаянно скрипели. Фиксаторы, по-своему реагируя на перегрузки, сдавливали тело — не вздохнуть. Приличие не позволяло окликнуть Ник. Глор страдал молча. Пилот безмятежно-весело проорал по внутреннему радио:
— Эй, господа! Держитесь, уже недолго.
Рывок двигателей — наступила черная слепота. Глор потерял сознание. Очнулся. Опять упал в черную яму. Очнулся. Ракета шла ровно, снижая ускорение. Шевеля пальцами, Глор определял: двукратная. Один и четыре. Пять девятых… Ноль! Невесомость! Она была как ласковая теплая вода. Ракета вышла на орбиту космических доков.
Пассажиры облегченно загудели. Они обсудили взлет и пришли к выводу, что автоматы настроены не лучшим образом. Диспетчер, ничего не смыслящий в космонавтике, капризно простонал:
— Где мы, во имя Пути?
Ему объяснили, что на обзорном экране пилота проходит троянский спутник связи и навигации, за горизонт опускается спутник Титановый, а в нижнем секторе сейчас появится Главный док — место достройки больших космических кораблей. Ракета идет к доку на свободном падении и будет принята на грузовом причале. Затем пассажиры погрузились в молчание. Так уж принято. Приходится молчать в лифте, гравилете, в любом общественном месте, если вы прилично воспитаны… Так проходил этот космический перелет, двухсотый или трехсотый — кто их считает? — в жизни Глора и Ник и первый в жизни Севки и Машки.
Главный док
Генератор Главного дока подхватил ракету, как огромная мягкая рука. Сравнял ее скорость со своей, затем переключился на притяжение и плавно втянул суденышко в решетчатый цилиндр грузового причала. Пассажиры узнали об этом по толчкам и шуму — ракета несколько раз грохнула бортом о фермы. Приехали. Люки открылись. Глор и Ник спрыгнули на причал и с наслаждением размялись.
Они пошли по трапу-туннелю, присосавшемуся к обшивке ракеты. Пол был мягкий и пружинил под ногами. Такие трапы подавались к пассажирским люкам всех прибывающих ракет — снаружи был вакуум, космическая пустота. Главный док начинался за обрезом трапа. Жилая часть спутника была построена как корабль — бронированная сигара, около пятисот метров в длину и шестидесяти в диаметре. Бок о бок с нею, прихваченные титановыми стропами, летели в Космосе строящийся корабль и еще стометровый цилиндр мастерских. Издали все это выглядело как три связанные палочки: две длинные и короткая. Причалы служили продолжением короткой палочки — мастерских. Вдоль причалов, по броне жилой сигары, были проложены стеклянные туннели. Из них, как ветви из стволов, торчали воронки трапов. Шагая от ракеты к входному вестибюлю, Глор и Ник видели под ногами, под толстым эластичным стеклом, зеленую обшивку жилой сигары. Справа — такую же обшивку корабля. Этот космический гигант был построен в Монтировочной первого потока и поднят в Главный док для доводки и испытаний. Над головами был открытый Космос, однако монтажникам не удалось увидеть и кусочка черного неба. Конструкции причалов, широкие кормы ракет, бесчисленные трубы, провода, мостики закрывали все. В редких разрывах прожектора затмевали звезды. Мигали лампами автоматы. Балоги в светящихся вакуумных скафандрах неуклюже копошились на серых от нагара боках спасательных ботов. Грузовозы толпились у причала, как слоны у кормушки. Перед входом в мастерские суета кончилась. Черное небо ударило в глаза. Здесь начиналась ажурная башня Главного маяка — знаменитое место! Половина околопланетной космогации шла по этому гигантскому фонарю, вспыхивающему каждые восемнадцать секунд. За миллионы километров пилоты видели алое пламя ксеноновой плазмы. Маяк, ощетиненный антеннами, висел на фоне звезд. Антенны простой связи, специальной связи, космической пеленгации и еще сотня каких-то, известных только специалистам. Под самым фонарем висело громадное блюдце, называемое просто «Антенна». Эта королевская простота поразила Глора, когда он еще учился в школе. На уроке астрономии им показали спутники. Титановый, троянские, Стартовый, Сверкающий и прочие свободно летали по нормальным орбитам, близким к круговым. А Главный док — по сложнейшей вытянутой орбите, чтобы Антенна смотрела всегда в одну точку неба. Автоматы направляли док, учитывая вращение планеты вокруг Большого Солнца, и искажения этого вращения от Малого Солнца, и еще восемьдесят одно искажение. Орбита беспрерывно менялась, покорная Антенне. Потом Глор узнал, что таинственной «точкой в небе» была ближайшая планета Пути.
Туннель кончался у основания маяка. Приезжие попали в центральный вестибюль Главного дока, где соединялись причалы, мастерские, корабль и жилая сигара. В низком, тесном зале была толкучка. Мелькали рабочие комбинезоны, вакуум-скафандры, панцири роботов и шлемы Диспетчеров, самоходные тележки. Старшие офицеры Космической Охраны дежурили у входов. Глор и Ник пробрались к жилому коридору, предъявили жетоны охраннику, а перчатки — сторожевому роботу, висящему у его плеча. Офицер уже сделал механический жест — проходите, но вдруг спрятал жетоны, сказал несколько слов в браслет и попросил приезжих обождать. Слева от офицера было выгорожено место для ожидания. Глор и Ник встали там, как на острове, и робот устремил на них бдительный взгляд. Жетоны остались у охранника.
Некоторое время они с любопытством разглядывали вереницы балогов и автоматов, снующих через вестибюль. Узнавали знакомых по Космической Академии, кланялись. Но через две девятых часа начали беспокоиться. Обождав еще одну девятую, Глор спросил, не забыл ли о них господин офицер высшего класса?
— Никак нет, господин монтажник высшего класса! — бодро сказал офицер. — У вас пропуска с проверкой в Расчетчике, к сожалению. Виноват… Проходите, господин командор… Так что ждите, господа монтажники. Когда Расчетчик освободится, вас вызовут в контрольную камеру.
Офицер смотрел в сторону и не видел, что Глор побледнел, а Ник схватилась за щеки. Проверка в Расчетчике! Это конец. Глора и Севку, Ник и Машку ждала не служба в Главном доке, а бесславная гибель под стволами распылителя.
Земля. Тридцать шестой день
Прошла неделя после операции «Апостол» — с легкой руки профессора Ямщикова это название прижилось. Сам «апостол», оказавшийся работником Министерства иностранных дел, был освобожден от Десантника, вполне поправился и рвался домой. Но тот же Ямщиков не отпускал его — исследовал на сотню ладов. Благоволин тихо сидел в своей комнате. Это называлось домашним арестом. Физик употреблял такое количество черного кофе, что начхоз ежедневно приходил в отчаяние. А дежурный по библиотеке таскал ему стопки книг, которые осваивались в полной тишине. В особняке Центра вообще было очень тихо. Лишь «апостол» имел обыкновение по утрам распевать пронзительным тенором французские песни, по вечерам он пел испанские песни, а профессора Ямщикова ругал по-итальянски. За глаза. Ямщикова все побаивались.
Эти двое — профессор и его пациент — не знали, каким делом занят Центр, и развлекались каждый по-своему. Остальным было не до развлечений. Операция «Апостол» оставалась единственным успехом Центра, и то случайным. Пришельцы-резиденты казались неуловимыми. Исследование кристалликов, взятых у «апостола», ничего не дало. Кристаллическая структура была настолько сложной, что на расшифровку ее понадобились бы годы — да и чем помогла бы расшифровка?.. Кристаллы ровно ничего не излучали и по виду были обыкновенными стекляшками, разве что довольно тяжелыми. Уцепиться было не за что. Время шло. Миновал тридцать пятый день после тугаринских событий.
Вечером к начальнику Центра пришла Анна Егоровна Владимирская. Зернов мрачно просматривал бумаги. У двери стоял небольшой фибровый чемодан — с такими обычно ходят мастера по холодильникам или телевизорам.
— Я на минуту, — решительно сказала Анна Егоровна.
Зернов терпеливо улыбнулся и сказал, что на минуту — пожалуйста. Тогда Анна Егоровна спросила, что с Благоволиным.
Как член комитета девятнадцати, она имела право задавать такие вопросы.
— Он под домашним арестом, — ответил Зернов.
— Знаю, батенька. И понимаю. Дело наше слишком серьезно, чтобы рисковать. Все же напомню, что мы проверили машинку на больном — она работает. И на Благоволине проверили — он чистый.
Зернов вежливо улыбался и кивал. Действительно, вся информация Дмитрия Алексеевича подтвердилась. Длинная нить «посредника» — передача, короткая — прием. Как он и говорил, «посредник» непрозрачен для рентгена. «Посредник» исправен — удалось освободить «апостола» от Десантника, спрятанного в его мозгу. Сам Благоволин неопровержимо оказался обыкновенным человеком. В его мозгу аппарат не обнаружил Десантника. Почему же он под арестом?
— По двум причинам, — сказал Зернов. — Я не имею права закрывать глаза на неполную откровенность своего сотрудника. Это не вопрос самолюбия. В нашем деле такое нельзя терпеть.
— Да в чем же он не откровенен?
— Он буквально по ложечке выдает информацию. И отнюдь этого не скрывает. Он сам напросился на арест.
— Да? По-моему, вы мудрите, — басом сказала Анна Егоровна. — Как вспоминает, так и выдает. Вы подумайте, как он запоминал! Экую муку принял мальчишка!
Зернов с удовольствием посмотрел на нее.
— А по-моему, ему надоело ловить мух кустарно, и он решил найти кардинальный способ.
— Ловли мух? — протянула Анна Егоровна. — Думаете, он это затеял?
— Уверен. Вы загляните в библиотечный формуляр — какие книги он глотает. Вместе с кофе…
— Так вот оно что-о! А вы умный мужик, — сказала Анна Егоровна.
— Спасибо. И учтите, что Благоволин феноменально самолюбив. Ничего не желает говорить заранее. У вас есть еще вопросы, доктор?
— Нет… — Анна Егоровна подперла круглое лицо обеими руками и посмотрела на Зернова. — Вопросов-то нету. Кабы у вас был ответ… Выкрутимся ли, Михаил Тихонович? Я как увидала «посредник» — с ниточками, — знаете, о чем подумала?..
— Знаю, — сказал Зернов. — Очень знаю. Ничего, Анна Егоровна… Будем надеяться на операцию «Тройное звено». Простите, меня ждут.
Он убрал бумаги, захватил чемодан и спустился в гараж. Когда машина выезжала со двора, часовой у ворот взял по-ефрейторски «на караул».
Кошка
То, чего боялась Анна Егоровна, произошло несколькими днями раньше. Принимая разные облики — то железнодорожника, то офицера-отпускника, то колхозницы, едущей к матери в гости, два Десантника добрались до пограничной зоны. При себе они имели три «посредника». Один исчерпал ресурс и рассыпался тончайшей серой пылью после девяти пересадок. Это их не смущало. Один из двоих Десантников все равно находился в кристалле Мыслящего. Въезд в пограничную зону был запрещен, и принимались меры против Десантников — часовые дежурили тройками, проводники не показывались из вагонов и так далее. Но внутри запретной зоны жили десятки тысяч людей. Они по разным делам выезжали за оцепление. И возвращались. Дежурный Десантник недолго рыскал между кордонами — лазейка отыскалась. И он рванулся к границе.
Он проехал за оцепление, сидя в мозгу председателя колхоза. В поле, не доезжая деревни, приказал шоферу остановиться и подсадил в него второго Десантника — из «посредника». Пожаловался:
— Бисовы стражники, едва пронесло. Как будем уходить за кордон, смекаешь?
— Надо зверя мобилизовать, — твердо сказал второй. — В этом теле не пройдешь. Кому идти в зверя, Угол девять?
— Тебе, Треугольник. Бери меня в «посредник». Езжай к Софке-продавщице, передавай меня ей. У нее зверь свой, домашний… Слушай: когда я тебя пересажу в Мурку, дам рукой направление к границе, понял? А где пробираться, ты знаешь. Понесешь третий «посредник». Второй бросим. Действуй…
Шофер нацелил цилиндрик в председательский лоб и дернул нитку. Очнувшемуся изумленному председателю он сказал: «Крепко, крепко спишь, Борис Иваныч!» Угол девятый побыл председателем колхоза минут пятнадцать, не больше… И шустрый вездеход покатил, отблескивая на солнце чисто протертыми стеклами, по пшеничным и кукурузным полям, и прибыл в деревню. До государственной границы здесь было километра два.
Треугольник завез председателя в бригаду, а сам подрулил к сельмагу. Софка-продавщица сидела за прилавком с книжкой. Покупателей не было — все в поле. Шофер спокойно подошел, достал «посредник» и выпустил Угла в продавщицу, подставив руку, чтобы она не расшибла лицо о прилавок.
— Здесь красивая местность, — сказала продавщица. — Побегу домой, Мурку подманивать. Давай-ка «посредник»… Лучше сядь, не то бабахнешься — пол проломишь.
Шофер очнулся, сидя у прилавка на пустых ящиках. Угол девять успела спрятать «посредник» с Треугольником и выпроваживала шофера, приговаривая:
— Вот как расшибешь нам дядю Борю, пьяница ты, пьяница… Уходи домой, выспись!
Шофер, изумленно вертя головой и пожимаясь, завел машину. Он был Десантником полчаса и тоже не заподозрил дурного.
Это произошло в конце дня. А в сумерках продавщица вышла погулять, держа за пазухой толстую полосатую кошку. Рядом с деревней была яма пересохшего пруда. Женщина спустилась с откоса, огляделась, бросила кошке селедочную голову. Мурка заурчала и впилась зубами в гостинец. Продавщица-Десантник нацелилась «посредником» и дернула нить передачи.
Зверь буквально взвился в воздух — шерсть поднялась, тощий хвост распушился, как посудный ерш. Потом кошка плюхнулась на теплую землю, зашипела и несколько секунд яростно умывалась. Подняла голову, и Десантники посмотрели друг на друга. Через минуту случайный наблюдатель мог бы видеть странное зрелище.
Женщина сидела на земле. Перед нею стояла кошка, держа в пасти зеленую трубку, слабо светящуюся в сумерках. Передней лапой кошка прижимала к земле короткую нить, тянущуюся из трубки.
Второй «посредник» лежал в стороне, за кустами.
— Живей, живей, кис-кис-кис, — промолвила женщина.
Кошка дернула головой вверх, нить натянулась, и женщина повалилась на бок.
Никто не видел, никто! Серый зверь метнулся из ямы. Отработанный «посредник» кошка спустила в кроличью нору. Подхватила свежий. На гребне пруда присела, чтобы запихнуть в рот — неуклюже, непривычной лапой — болтающиеся нити. И по кустам, зарослям ежевики и дикого винограда, вдоль изгородей, прижимаясь к земле, подолгу высматривая, принюхиваясь, никем не замеченный, Треугольник ушел к границе. «Посредник» ему мешал. На каждой остановке Десантник опускал его на землю и прижимал когтистой лапой, как мышь.
Продавщица шла домой и удивлялась: как вышло, что она по дороге из сельмага забрела в старый пруд? Последнее, что она помнила, — разбитного покупателя, председательского шофера… А кошка перед рассветом миновала вспаханную полосу границы. К полудню изловила двух мышей-полевок и, сытая, вошла в деревню на той стороне. Пряталась от собак, от мальчишек и девчонок — этот народ Десантникам ни к чему. И снова в сумерках увидела подпрыгивающую фигуру. Это писарь деревенской управы делал вечернюю пробежку перед ужином. Треугольник живо махнул на каменную изгородь, укрепился на ней и едва не опоздал, так как писарь приближался очень быстро. К счастью, писарь остановился поглазеть на большую полосатую кошку с неизвестным предметом в зубах. Он сказал философски:
— Коты — известные воры. Мышь? Нет, не мышь. Кусок сала? Нет, не похоже… Пш-ла прочь, воровка!
Треугольник возился с «посредником». Длинная нить наконец-то укрепилась между кошачьими пальцами-подушечками. Рывок! Впустую. Нить передачи была слишком длинной, ее не удалось натянуть.
— Рвет и терзает, — нравоучительно сказал писарь. — Пш-ла, дерзкая! Чем бы таким в нее. А! Вот камень.
Треугольник, взмяукивая от усилий, обернул нить вокруг лапы и снова вздернул голову привычным движением. Так кошки вытягивают шею, когда носят котят. Писарь схватился за сердце. Он сел на пыльный щебень дороги, а кошка бросила к его ногам «посредник». Кошачьи глаза в сумерках светились ярко и страшно.
— Да продлит всемогущий твои дни, Треугольник! — проговорил Угол устами легкомысленного писаря. — Ты отменно потрудился. В деревню прибыл знатный земляк — секретарь господина губернатора… С ним мы и продолжим наш путь.
Треугольник нетерпеливо мяукнул.
— «Мяу-мяу», — поддразнил Угол, возвращая Треугольника в «посредник». Кошка Мурка слетела с изгороди и, приседая от непонятности, ринулась по своим следам домой — к котятам, теплой печке и жирным мышам в амбарушке.
Десантники двинулись дальше. Поутру секретарь губернатора — снова Треугольник — повез их в губернский город. Там проделал пересадку в самого губернатора.
И Десантники ринулись в столицу и дальше, за пределы страны, по Земле. Теперь, не стесняемые пограничными защитными зонами, четко разработанными мерами охраны штабов и правительств, не стесняемые ничем, они могли довести операцию «Вирус» до конца.
Главный док (продолжение)
Офицер смотрел в сторону. Глор сжал челюсти и внимательно, не спеша оглядел вестибюль. Четыре выхода. Над каждым мигает сигнал: «Предъяви пропуск и номер». Пятый портал, выход к причалам, не охраняется — пропуска проверяют у ракет.
Не раздумывая, Глор обратился к охраннику:
— Господин офицер, мне кажется, что мы вам мешаем.
— Никак нет — служба, — сказал охранник.
— Полагаю, не будет нарушением устава, если мы погуляем на причале? Когда освободится Расчетчик, нас вызовут по браслету.
Ник умоляюще присела. Офицер сам принадлежал к высшей касте и понимал, что господам монтажникам унизительно торчать на арестной площадке, у всех на виду.
— Пожалуй, устав этого не запрещает, господа. Прогуляйтесь.
Они поспешно шагнули в толпу. Поспешно и в то же время медленно, чтобы не вызывать подозрений. «Трепыхаемся», — со спокойной горечью подумал Глор. Ядовитая муха фан, изловленная лаби-лаби, тоже трепыхается.
Перед ними снова раскрылась бесконечная труба причала. Неподалеку, у входа в шлюзовую, стоял охранник. Навстречу шла группа монтажников. Они поднимали на ходу забрала вакуум-скафандров. «Пропущу, — думал Глор. — Пропущу и пришибу охранника. Я тяжелее его на добрую девятую часть…»
— …О-о! Госпожа Ник, старина Глор, во имя Пути!
Старый знакомый, монтажник Дибр, радостно выглядывал из скафандра.
— Во имя, — буркнул Глор.
— Перебрались к нам? Роскошно! — Дибр прижал их к стене и засыпал вопросами: — Как там старина Тачч? А Каха, твой помощник? Клянусь шлемом и перчатками, так давно это было — Монтировочная, старый гунеу и остальные! Ну-ка, расскажите, сколько накопили очередей, таких ма-аленьких хоро-ошеньких очередушек? А шестинога сменили? Роскошно! Роскошно! А как там…
Охранник глазел на них с ленивым любопытством.
Браслеты сжались и проговорили: «Госпожа Ник, господин Глор, монтажники высшего, в центральный вестибюль!»