Куриный бульон для души. 101 вдохновляющая история о сильных людях и удивительных судьбах Ньюмарк Эми

Выход из пике

Чтобы восторжествовало зло, нужно, чтобы хорошие люди просто ничего не делали.

Эдмунд Бёрк

Я лежал на кровати моего умершего отца и пил водку. Мне был шестьдесят один год, у меня было трое детей, но единственное, что меня волновало, – где бы достать еще водки. Я потерял свою квартиру, закрыл бизнес, растратил кучу денег и вел себя так, что от меня отвернулись близкие и друзья. Последние три года я не выходил из пике и падал все ниже и ниже. Надежды на перемены не было. Я чувствовал себя Гулливером, которого лилипуты опутали веревками и привязали к земле. Я хотел выбраться, но мне не хватало сил. Единственным спасением была водка.

Вдруг в голове просветлело. Отец научил меня, что в жизни есть две главные вещи: первая – человеческие отношения, особенно с членами семьи, и вторая – надо помогать тем, кто не в состоянии помочь себе сам, и таким образом менять мир к лучшему.

Отец также говорил, что все познается в сравнении. Я не был умирающим от голода ребенком в Африке, не жил во времена нацистов, которые могли меня убить, не страдал от смертельных болезней и инвалидности. Следовательно, я не имел права поставить на себе крест и должен был встать на ноги. У меня одна жизнь, и я не могу позволить, чтобы она прошла зря.

Когда я пил, я не был самим собой. Начиная с 1975 года я как агент представлял более 300 профессиональных спортсменов из Главной лиги бейсбола, Национальной футбольной лиги, Национальной баскетбольной ассоциации, гольфсменов и олимпийцев. Благодаря мне восемь спортсменов – рекордное число! – из команд колледжа взяли сразу в профессионалы НФЛ. Я посвятил свою жизнь презентации спортсменов и защите их прав и добивался изменений в этом бизнесе. Я вкладывал в работу всю душу. В конце концов, с меня «списали» главного героя фильма «Джерри Магуайер». Но когда я пил, то совершенно не контролировал ситуацию. Мне надо было собраться и взять себя в руки.

Я обратился в организацию «Трезвая жизнь», где прошел программу из двенадцати шагов. Через несколько месяцев я уже не чувствовал тяги к алкоголю. Но это были только цветочки, а ягодки ждали впереди.

Мне пришлось разбираться с кучей эмоциональных и финансовых проблем, расплачиваться с денежными и моральными долгами и с обязательствами высотой с гору Эверест. Я чувствовал себя Сизифом, закатывающим в гору тяжелый камень, который срывался вниз на подступах к вершине, или мальчиком, затыкающим пальцем дыру в прорвавшейся плотине. Над моей головой висел Дамоклов меч долгов и испорченных отношений. «Я когда-нибудь расплачусь с кредиторами и отвечу добром на доброту других людей? Мой сын начнет со мной разговаривать? Будут ли у меня еще отношения с женщинами и какое-то подобие семьи? Ладно, все постепенно, все постепенно», – думал я.

Никогда прежде я не считал себя религиозным человеком, но тут ощутил единение с какой-то высшей силой, которая помогла мне все это пережить. Постепенно я начал вспоминать, кто я на самом деле. Я вспоминал, что строил свою карьеру на таких ценностях, как уважение, любовь к семье и забота об окружающих. Я помог сотням спортсменов присоединиться к спонсорским программам, чтобы они смогли закончить образование. При моем участии на благотворительные нужды было собрано в общей сложности около миллиарда долларов. Я понял, что возвращаюсь к жизни в награду за свои добрые дела – и ради их продолжения. Я должен был говорить, писать и помогать людям.

Я возвращался в мир, чтобы продвигать в жизнь идею «Зеленого спорта» – программы по развитию технологий солнечной энергии, энергии ветра, экономии воды и сортировки мусора. Эти технологии надо чаще использовать на спортивных аренах и площадках, а также в школах. Людям необходимо избавиться от зависимости от нефти и газа, тогда уровень СО₂ в атмосфере уменьшится.

Если миллионы болельщиков увидят в спортивном комплексе, например, писсуар, работающий без воды, то кто-то из них захочет внедрить эту технологию у себя дома или на работе. Спорт – очень важный рубеж борьбы с глобальным потеплением. Но это не все. Спорт – это арена борьбы с насилием в семье, расизмом, хулиганством в школах и издевательствами сильных учеников над слабыми. Спорт – это способ во всех отношениях сделать мир лучше.

Если я не потеряю контакт с высшими силами, смогу остаться трезвенником и хорошим отцом, то все остальное, что выпадет на мою долю, будет настоящим благословением.

Ли Стейнберг

Таблетки

Чтобы измениться, надо очень устать от своей усталости.

Неизвестный автор

Когда я была подростком, я как огня боялась наркотиков. Наверняка это раздражало моих сверстников, которые активно экспериментировали с запрещенными препаратами. Кто-то, возможно, завидовал моей силе воли и умению отказываться от юношеских «невинных» удовольствий.

Но в двадцать лет я упала, сильно ушиблась и у меня начались боли в спине. Время шло, а боль не проходила. Врач направил меня на рентген. Оказалось, что у меня воспаление одного из межпозвоночных хрящей, и мне прописали болеутоляющее. До этого я не принимала ничего сильнее аспирина и ни разу не испытывала чувства эйфории от сильных препаратов, которые продают по рецепту. Но тут я поняла, что означает выражение «меня вставило», которое иногда использовали мои сверстники. Мне казалось, что мое тело становится невесомым, а все проблемы уходят на второй план и исчезают.

Я принимала таблетки чуть больше недели, но потом неожиданно боль вернулась. Врач решил в два раза увеличить мою дозу. Он предупредил, что полное выздоровление произойдет, скорее всего, в течение полугода. Мне нужно быть осторожнее с лекарствами и принимать их только при сильной боли.

Следующие две недели я принимала по две таблетки каждые шесть часов. Потом пришлось сократить время до четырех часов. Вскоре я начала пить по три таблетки через каждые пять часов и отмахивалась от мужа, когда он предлагал мне немного «притормозить» с препаратами.

– Ты не представляешь, как мне больно, поэтому оставь меня в покое! – огрызнулась я, хотя понимала, что он прав. Когда он отвернулся, я закинулась по полной.

Второй пузырек таблеток закончился очень быстро. Я пошла в аптеку, где продавец сообщил мне, что я принимаю сильнодействующие наркотические средства, вызывающие зависимость. Он выдал мне таблетки, но предупредил, что следующую партию я смогу получить только через месяц.

На следующий день я записалась на прием к другому врачу. Я знала, что мне сделают рентген, который покажет воспаление межпозвоночного хряща. Доктор выдал мне рецепт, и я немедленно «отоварила» его в ближайшей аптеке. Тогда все еще не было так сильно компьютеризировано, поэтому никто не задавал мне вопросов.

Зависимость появилась очень быстро, а вместе с ней обманы и отчаяние. Мне казалось, что я постоянно закидываюсь таблетками. У меня теперь было два состояния: заторможенной эйфории и утомительных бесед с разными докторами, которых я уговаривала выписать мне очередной рецепт. Мне делали рентгеновские снимки, и я постоянно врала, что мне ужасно больно. Я не хотела слушать мужа и наотрез отрицала, что у меня возникла зависимость. Я не признавалась в этом даже себе самой.

Я была убеждена, что я не наркоман. Наркоманы колют себе наркотики в вену и живут в антисанитарных условиях. Наркоманы не работают. Чтобы получить дозу, они воруют у своих семей. Ко мне это не имело отношения – у меня была работа, муж, и я всегда вовремя оплачивала счета. Таблетки, которые я принимала, мне выписывал врач. В общем, я была совершенно уверена, что наркомания – это не про меня.

Чтобы не забыть, я вела записи, в которых отмечала аптеки и докторов, с которыми уже имела дело, и не ходила слишком часто в одну и ту же аптеку и к одному и тому же врачу. Но как бы «обдуманно» я себя ни вела, обмануть других было все труднее. Многие врачи видели, что я стала наркоманкой. Они с презрением выписывали мне рецепт на три или четыре таблетки, чтобы только от меня избавиться, и просили больше не приходить. Я подбирала ручку того же цвета, каким был написан рецепт, и пририсовывала к цифре нолик, а внизу дописывала разрешение на вторичное использование.

Препарат вызывал привыкание, и мне приходилось еще больше увеличивать дозу. Проблемы со спиной закончились, воспаление исчезло, получать рецепты стало проблематично. Я потеряла чувствительность и перестала реагировать на физическое воздействие. Я обнаруживала на теле синяки и ссадины, происхождение которых оставалось для меня полнейшей загадкой. Однажды я схватилась за горячую сковородку и даже не почувствовала боли. То, что я обожглась, я поняла только после появления волдыря.

Атмосфера в семье накалялась, но меня это совсем не трогало. Я думала только о том, что проглочу следующую порцию таблеток и мне будет хорошо. Муж умолял меня сходить к врачу, постоянно повторял, что любит меня, и помогал во всем, но я не переставала принимать препараты.

Однажды, когда он играл в боулинг с друзьями, я отдыхала дома. Незадолго до этого я «отоварила» свежий рецепт и чувствовала себя счастливой. Я решила принять ванну.

На край ванны я поставила свечу. Когда я зажигала спичку, кусочек горящей серы отлетел от головки, попал мне на руку, и я с ужасом увидела, что моя рука загорелась. Ее охватила яркая вспышка пламени, которая через секунду исчезла, не оставив на коже никакого следа.

Я в шоке смотрела на свою руку, которая совсем не пострадала. Единственным объяснением было то, что мой организм пропитался разной химией и она стала выходить через поры кожи.

Обескураженная, я осела на пол. По щеке поползла слеза и попала мне на губу. Я лизнула слезу и почувствовала, что она совершенно безвкусная.

– Слеза должна быть соленой, – пробормотала я. – Слезы всегда соленые.

Я поднялась с пола и посмотрела на себя в зеркало. Мои волосы были грязны и безжизненны. Зрачки расширенные, лицо опухшее, кожа серого цвета. Мне показалось, что из зеркала на меня смотрит мертвая женщина. В этот момент я наконец осознала, до какого состояния себя довела.

– Ты – наркоманка! – сказала я своему отражению. Как только я произнесла эти слова и призналась, что у меня есть проблема, мне стало значительно лучше.

Я пошла из комнаты в комнату, и, как на автомате, начала собирать таблетки, которые спрятала в разных местах. Несмотря на то что я вела себя, как робот, я действовала совершенно осмысленно. Потом я прихватила недавно купленный пузырек и твердым шагом направилась в ванную. Я высыпала все таблетки в унитаз и спустила воду. Я не стала искать более экологичного способа избавиться от таблеток, зная, что со временем моя решимость может исчезнуть.

Прошло несколько месяцев тяжелой абстиненции, и я снова стала здоровым человеком. Отношения с мужем наладились. Я испытывала к нему любовь и благодарность, которые он заслужил своей заботой и поддержкой.

Однажды я зашла в аптеку в торговом центре. Я подошла к кассе, чтобы заплатить за крем, сунула руку в карман пальто и обнаружила пластиковую бутылочку. Я вынула из кармана таблетки и как завороженная уставилась на них.

Я совершенно забыла, что когда-то спрятала их в кармане. Я практически ощущала во рту вкус этих таблеток.

– Чем я могу вам помочь? – спросил продавец.

– Можете выбросить эти таблетки? – попросила я и протянула их продавцу, – Срок годности уже закончился.

Потом я заплатила за свою покупку и вышла. Я плакала и улыбалась сквозь слезы, которые снова были солеными на вкус.

Мария Морин

Я сошла с ума?

Чувство юмора крайне важно. Это ваша броня. Радость в сердце и улыбка на лице – это признак того, что человек понимает происходящее и контролирует ситуацию.

Хью Сайди, американский журналист

Нервный срыв может случиться с каждым. Даже со спасателями, которые помогают другим, а также с теми, кто контролирует и исправляет ситуации.

Я вспоминаю то, что произошло перед моим нервным срывом. Мне было сорок два года. Мой муж служил в американских ВМС на корабле, который мы в шутку называли «Вечно на приколе». Я работала помощником омбудсмена, то есть тем человеком, которому звонят, когда возникают проблемы. Я выслушивала бесконечные жалобы, и это меня доконало.

Я начала раздавать людям свои самые любимые вещи. Видимо, я хотела убедиться, что контролирую свою жизнь. Я пропускала занятия в школе и часто говорила о смерти. В то время я еще не познала Господа, и мои отношения с Ним сводились к крику о помощи.

Однажды, после целого часа телефонных жалоб, я поняла, что теряю связь с реальностью. Позвонившая женщина утверждала, что все ее преследуют, а она ни в чем не виновата. Она просила меня подсказать ей, что делать. Я попыталась дать ей пару советов, но тут она прокричала в трубку: «Не лезь в мою жизнь!» – и закончила разговор.

Дальше было не лучше. Я переживала за мужа, который никак не мог выйти в море, за молодых жен военнослужащих, которые надеялись на мои советы и подсказки. Все они позвонили мне в тот день. Я занималась спасением людей, но меня спасти было некому. Я чувствовала себя одинокой, затравленной и уставшей.

Раздался очередной телефонный звонок. Звонившая молодая женщина попросила меня привезти ей провода для «прикуривания» севшего автомобильного аккумулятора на ресторанную парковку, где она застряла. Было уже около полуночи, и я не успела закончить домашнее задание. Казалось, мир вокруг сошел с ума, хотя на самом деле нервный срыв начинался у меня. Я, словно робот, делала все, о чем меня просили. «Кто-нибудь, помогите мне», – говорила я мысленно, но никто этого не слышал.

Следующие события я видела как в тумане или словно в перевернутый телескоп. Я не помню, как доехала до дома. Я сидела в машине, мотор работал, и мне хотелось задохнуться выхлопным газом. Но я не могла наложить на себя руки. Я заглушила мотор и зашла в дом.

На диване сидели две мои прелестные юные дочки. Я сказала какие-то страшные вещи, которые при них не стоило говорить. Мне до сих пор стыдно, что я причинила им боль. Но они не обиделись – они беспокоились только о моем самочувствии. Дженни позвонила знакомому врачу, и та дала мне единственный совет, на который имела право.

– Послушай, Джей, – сказала она, – на твоем месте я бы легла в психбольницу.

Я знала, что она права. Доктор позвонила прекрасному психологу, и он договорился, что меня положат в гражданскую больницу, но вначале надо взять направление из военно-морского госпиталя, к которому я была приписана.

Дженни с озабоченным лицом набрала номер и передала мне трубку. Все это происходило вечером в воскресенье. Дежурным в военно-морском госпитале оказался молодой лейтенант, которой повел себя крайне вежливо и корректно. Вначале я не могла говорить, а только рыдала. Он терпеливо слушал, пока я спутано рассказывала ему свою историю. Он был очень добр.

– Никаких проблем, миссис Льюис. Мы все сделаем. Если понадобится, я разбужу людей. Не волнуйтесь, о вас позаботятся, а мы с женой будем за вас молиться.

Он записал нужную информацию, и я, всхлипывая, поблагодарила его. Я думаю, что именно он сообщил о моем состоянии в Красный Крест, откуда информация дошла до корабля моего мужа. Все было готово, чтобы отвезти меня в лечебницу. Не хватало только человека, который это сделает.

Дженни было всего пятнадцать лет. Она позвонила нескольким женщинам из группы поддержки жен морских офицеров. Те приехали к нам домой и начали спорить, кто из них повезет меня. У каждой оказались веские причины, по которым они не могли этого сделать. Только потом я поняла, что они боялись садиться со мной в машину. Я почувствовала, что даже подруги меня покинули.

В конце концов эти дамы нашли человека, который готов был отвезти меня в больницу. Это оказалась крепко пьющая жена одного из военных моряков. До больницы надо было ехать целый час. Добрая женщина, мой водитель, начинала каждый день с того, что наполняла половину огромного стакана газированным напитком, а остальное доливала ромом, виски, водкой или любым другим крепким алкоголем. Чтобы от нее не слишком сильно пахло, она постоянно полоскала рот освежающими жидкостями. Алкоголь и это полоскание создавали такую смесь, что если бы рядом зажгли спичку, то дама бы наверняка заполыхала синем пламенем. Слава богу, что она не курила.

Вот такого водителя нашли мне мои лучшие подруги.

Несмотря на боль, которую я ощущала, меня начала смешить комичность ситуации. В глубине души появились пузырьки смеха, рвавшиеся наверх.

Женщины упаковали мои личные вещи и положили их в машину моего в стельку пьяного водителя. Мне захотелось взять с собой плюшевую собаку, которую подарил мне муж, но потом я подумала, что в обнимку с ней буду выглядеть как настоящая сумасшедшая. «Эй, оставляем собачку!» – сказала я сама себе. Я еду в психбольницу, и везет меня алкоголичка! Я села в автомобиль. «Господи, сделай так, чтобы она меня не убила», – молила я про себя.

Мой водитель была человеком добрым, она старалась меня поддержать, но дороги не видела совсем. Путешествие началось с того, что она поехала по «встречке». Когда я ей об этом сообщила, она резко повернула руль, пересекла разделительную полосу и покатила в правильном направлении. Она не могла вести машину прямо, и автомобиль постоянно вилял туда-сюда. Вскоре после разворота через сплошную нас унесло так близко к обочине, что машина чуть не съехала в кювет. Водитель крутанула руль влево. Так, болтаясь из одной полосы в другую, мы мчались вперед. Перед моими глазами проносились картинки из жизни, словно я вот-вот умру.

Я не знала, молиться ли о том, чтобы нас остановила полиция, или, наоборот, чтобы полицейские не обратили на нас внимания. Я представляла себе разговор, который может произойти, если нас остановят.

– Я отфффожу эту фенфину ф фсихическую лечефффницу, – пробормотала бы водитель автомобиля.

– Мэм, я должен выписать вам штраф и попросить вашу спутницу сесть за руль, – сказал бы полицейский и, посмотрев на меня, спросил: – У вас же есть с собой водительские права, верно?

– Да, права у меня с собой, но я не могу сесть за руль.

– Вы же умеете водить машину?

– Да, умею, но сейчас не могу.

– Почему, позвольте спросить? – поинтересовался бы полицейский.

– Как вам сказать… Понимаете, меня везут в психиатрическую больницу. Поэтому, честное слово, мне лучше не садиться за руль.

К счастью, нас в тот день хранили ангелы, и мы благополучно добрались до психбольницы. Я была несказанно счастлива, когда услышала, как за мной захлопнулись тяжелые стальные двери. Я радовалась, что жива, и громко смеялась, пока медсестра вела меня в палату. Сначала появился смех, а за ним пришла надежда, что я выздоровею. Несмотря на свое тяжелое состояние, уже тогда я была уверена, что пройдет время и с Божьей помощью при нормальном лечении я приду в себя и снова почувствую себя человеком.

Джей Льюис

Не будьте такой, как я

Мы обретаем силу того, что мы победили.

Ральф Уолдо Эмерсон

В прошлое Рождество я отметила пять лет жизни без алкоголя. Несмотря на это, я все равно считаю себя алкоголиком, поскольку не смогу контролировать себя, если начну пить. Я всегда буду алкоголиком, потому что пила, чтобы притупить боль. Я пишу эти слова, перечитываю их вслух, и слезы капают на клавиатуру. Только раскрыв людям свою страшную тайну, ты сможешь ощутить истинную свободу.

В молодости я считала, что алкоголь не причинит мне большого вреда, ведь я не похожа на алкоголиков. Я всегда контролировала себя и то, что я делаю. Я выросла в религиозной семье, и христианские ценности и мораль оказали на меня большое влияние. Я вообще не пробовала спиртное, пока мне не исполнился двадцать один год. В то время я работала официанткой. Алкоголь не произвел на меня впечатления. Выпивка поработила меня не сразу, а постепенно. Я прожила много лет, не прикасаясь к спиртному.

Однажды я выпила на свадьбе подруги. В то время я переживала сильный стресс – моему сыну Эндрю поставили диагноз «аутизм», и мы с мужем пытались понять, как его лечить и что нам делать. Я чувствовала себя совершенно потерянной. Сын каждый день избивал меня – в буквальном смысле слова. Терапия, которую ему прописали, не приносила никакого результата. После визитов к врачу я приходила домой с синяками, с царапинами на руках и даже с разбитыми губами. Сын бил меня головой, когда я пыталась помешать ему падать на пол и травмировать себя. У меня совсем не было сил. Когда во время обеда мне предложили бокал вина, я с радостью его взяла. Я понятия не имела, к чему все это приведет.

Хочу кое-что прояснить. Я не считаю алкоголиками людей, которые любят выпить пару рюмок. С этим у меня нет никаких проблем. Если кто-то пробует разные вина или заказывает алкоголь в ресторане, или кому-то нравится пиво с орешками или чипсами – ради бога. Я говорю не об этом. Среди моих хороших друзей есть члены винных клубов, и те, кто каждый вечер за ужином выпивает пару бокалов. Я их не осуждаю. Проблема не в том, что люди пьют и в каком количестве. Главное – почему человек пьет. Я пила, чтобы притупить боль, от которой не знала, куда деться.

Алкогольная зависимость развивалась постепенно. Иногда я позволяла себе стакан вина. Постепенно я начала пить все больше и чаще, и алкоголь превратился в проблему, которую я не хотела решать. Я с нетерпением ждала окончания рабочего дня, чтобы позволить себе выпить рюмку водки… или сразу три. Мне нравилось, как тепло от крепкого алкоголя разливалось по телу. Нравилось покалывание в пальцах. Боль и страдания постепенно уходили на второй план и исчезали. Я говорила себе, что спиртное помогает мне быть хорошей, спокойной женой и матерью. Это, конечно, было страшным самообманом.

Сначала я пила по паре рюмок поздним вечером, когда Эндрю засыпал, потом начала пить после четырех дня, если мне не надо было выходить из дома. Я переставила бутылку из кухни, где она стояла на виду, в кладовку в нашей с мужем спальне. Я не хотела, чтобы муж заметил, сколько я пью, а в кладовке он бутылку не замечал. Она была спрятана надежно, но всегда находилась под рукой.

Так продолжалось около года. Перед Новым годом я напилась до такого состояния, что муж отвез меня в больницу, где доктор спросил, сколько я выпила. Я испугалась и стала утверждать, что это была всего пара рюмок. Мой замечательный муж тогда не подозревал меня в алкоголизме. Он решил, что я приняла слишком много антидепрессантов и потом выпила спиртное, что и вызвало острую реакцию. Он не понимал, в каком состоянии я находилась, и мне очень жаль, что я его обманывала и доставила ему столько неприятностей в канун Нового года.

Мы вернулись домой, и я продолжала отрицать, что у меня есть проблемы с алкоголем. На следующий день я проснулась со страшным похмельем. Весь день я пролежала в кровати, мучаясь от головной боли. Мой муж Брайан заговорил о том, что со мной происходит, только через день, когда мне стало лучше. Он показал мне пижаму сына, которую я полностью облевала, и сказал, что отвез меня в больницу после того, как ее увидел. Я укладывала сына спать и даже не заметила, как меня вырвало. Тогда я поняла, что отрицать уже невозможно. С того дня началась моя новая жизнь.

После Нового года, по настоянию Брайана, я записалась на программу лечения алкоголизма под названием «Праздник выздоровления». Это христианская программа, состоящая из двенадцати шагов. На первом занятии было много людей, и на меня никто не обратил внимания. Нам рассказали, что сама программа начнется через пару недель и мы должны приходить каждую среду в течение девяти с половиной месяцев. В моей группе оказалось тридцать три женщины. К завершению программы нас осталось всего одиннадцать.

Возвращение к жизни без алкоголя было сложным. Бросить пить – это только цветочки. Сложнее понять, почему ты начал пить, разобраться с причиной алкоголизма.

Первые три месяца стали самыми страшными. Физическая тяга к алкоголю исчезла, но психологическая осталась. В магазин я ходила только с мужем, иначе бы обязательно купила себе бутылку водки. У меня не осталось никакой силы воли. Прежде водка была способом справиться с жизненными сложностями, а других способов я еще не знала. Когда наступало отчаяние, мне приходилось просить окружающих о помощи. Это было очень трудно. Борясь с алкогольной зависимостью, я часто испытывала унижение.

Хорошо помню момент, когда желание пить (по крайней мере на время) меня покинуло. Мы тогда находились на четвертом этапе, при котором участников просят разобраться со своими внутренними проблемами. Пожалуй, это самая сложная, но и самая важная стадия лечения. К этому моменту больше половины женщин уже покинули группу. Настало время рассказать о причинах, которые подтолкнули нас к бутылке. Участницы программы говорили о чувстве вины, о тех отговорках и обоснованиях, которые мы сами для себя придумываем. Я, конечно, подготовилась к этой встрече и даже набросала конспект, но когда открыла рот, то сама удивилась тому, что сказала.

– Мне кажется, я виновата в том, что у моего сына аутизм. Зачем я во время беременности занималась своими зубами и ходила на чистку зубных каналов? Еще я ела очень много тунца. Я должна была думать о своем будущем сыне, но я этого не сделала. Вдруг я своими действиями привела к тому, что он родился больным?

Я произнесла эти слова и почувствовала, будто камень свалился с души. После этого впервые с Нового года мне не хотелось алкоголя. Я громко перед всеми призналась в том, о чем думала уже несколько лет, и мне стало легче. У меня и сейчас периодически возникают такие мысли, но я уже не становлюсь их рабом. Я в силах отогнать их, и мне не нужен для этого алкоголь.

Почему я все это описываю и раскрываю душу перед незнакомыми людьми? Потому что не хочу, чтобы вы стали такими, какой была я. Не надо быть слишком гордой. Не надо говорить себе, что ты сильная и со всем справишься. Когда человек просит помощи, это не значит, что он слаб (я еще сама окончательно не свыклась с этой мыслью). Принимайте помощь, даже когда вы о ней не просили.

Все мы люди, а идеальных людей не существует. Вы не обязаны быть суперчеловеком: суперматерью, суперотцом или суперженой. Не стоит брать на себя такие завышенные и нереальные обязательства.

Вы не в состоянии контролировать все, что происходит вокруг вас. Все мы, конечно, стараемся это делать. Но надо отпустить этот сверхконтроль и позволить жизни идти своим чередом.

И, наконец, хочу сказать несколько слов родителям, у которых есть дети с разными проблемами. Некоторые с этим справляются, а некоторые – нет. Главное – не забывайте уделять немного времени себе, общайтесь с друзьями и с супругом. Необходимо подзаряжать свои энергетические батарейки. Перед вами стоят сложные задачи. Жизнь длинная. Если вы не будете о себе заботиться, то не сможете сопротивляться стрессу. Вы должны иногда отдыхать и расслабляться. Ваши дети переживут без вас пару часов. Очень важно, чтобы вы были здоровы, чтобы вы выдержали, а не перегорели. Если вы не в состоянии помочь самим себе, то не сможете помочь и своим детям.

Никогда не игнорируйте внутренний голос, который говорит вам, что вы находитесь на пределе возможностей.

И не повторяйте моих ошибок.

Не будьте такой, какой была я.

Венди Хоард

Как я нашла настоящих друзей

Нам надо научиться быть своими лучшими друзьями, иначе мы можем легко стать себе самыми страшными врагами.

Родерик Торп, американский писатель

«Пара лишних отжиманий – настоящая победа.

Если пропустила завтрак, то останусь без обеда».

Эти слова я быстро набила на компьютере, сидя на полу в своей комнате за закрытой дверью. Написала я их, чтобы подбодрить себя и забыть о чувстве голода. Я сочиняла стихи, пытаясь найти новые способы быстрее и эффективней похудеть. По моим подсчетам, в моем теле оставалось шестнадцать процентов лишнего жира, и я твердо намеревалась довести эту цифру до нуля. Мой страдающий от голода мозг уже не мог рационально оценивать ситуацию, и я не понимала, что становлюсь болезненно худой.

Эти рифмованные строчки, вдохновленные чувством голода, могли бы стать чудесной эпитафией на могиле человека, умершего от анорексии. Я училась на первом курсе колледжа и чувствовала себя очень одинокой. Мои друзья и подруги разъехались по разным колледжам и университетам, и новые знакомые пока не смогли их заменить. Мне казалось, что все успели сбиться в кучки и подружиться. А вот я – опоздала. Я очень болезненно переживала любой отказ, чувствовала, что не достойна дружбы, и ненавидела себя за это.

– Ух, какая я толстая! – думала я, входя в столовую. – А толстым людям есть не обязательно.

Я решила съедать только половину обеда. «Это же так легко», – думала я. Меня удивило, что такое проявление силы воли и самоконтроля вызвало прилив адреналина. Болезненно-сладкое чувство гордости собой помогало мне пережить одиночество, от которого я очень страдала. Так я начала есть только половину порции или не есть вообще.

Процесс похудения превратился в игру, в которой каждый новый день позволял добиться результатов. Я решила установить, какое минимальное количество еды мне необходимо для жизни. В то время я так отчаянно голодала, что небольшую порцию салата-латука воспринимала как полноценный и вкуснейший обед.

Шли недели, и я весила все меньше и меньше. Мои сверстники начали поглядывать на меня с некоторым подозрением. Помню, как однажды мы шли с тренировки с одной девушкой из моей команды по легкой атлетике.

– Зое, у тебя все в порядке? – спросила она. – Ты что-то сильно похудела.

Я еле сдержала улыбку. Мне было приятно, что окружающие замечают, как я похудела. Наконец-то люди начали обращать на меня внимание!

– Все отлично, – ответила я, избегая смотреть ей в глаза.

Я боялась, что в моих грустных глазах она увидит обуявших меня демонов и поймет, что мне совсем не сладко. Девушка посмотрела на меня так, что я поняла – она нисколько не верит моим словам.

Вокруг меня начали ходить слухи, и я наслаждалась тем, что кто-то обо мне говорит. Интерес окружающих был для меня как наркотик. Чем больше люди обращали на меня внимание, тем меньше я ела. Так я попала в смертельный капкан анорексии.

За полгода я похудела на тринадцать килограммов.

– Угощайся, – сказала мне однажды знакомая, протягивая энергетический батончик.

– Я не хочу есть, – соврала я и посмотрела на нее с осуждением. Девушка просто не понимала, какие в моей игре ставки. Всякие перекусы и особенно сладкие энергетические батончики – это табу, непростительная слабость и знак того, что ты не в состоянии контролировать себя. Разве она сама не понимает, что это неправильно?

Но в глубине моей души начали зарождаться сомнения. Я понимала, что веду себя опрометчиво и глупо. Однажды мы ехали в автобусе с соревнования, после которого я забыла поесть. Я ощущала такое страшное чувство голода, что, казалось, вот-вот потеряю сознание. Представьте себе, я не поела после тяжелой физической нагрузки, я была слишком голодной, чтобы вообще нормально соображать, но думала только о том, как побыстрее добраться до своей комнаты и сделать побольше отжиманий.

Вот тогда я поняла, что со мной происходит что-то не то. Мне нужна была помощь.

– Давайте отметимся, – произнесла руководитель нашей группы по имени Минди. Нас было четверо, и мы сидели на поставленных в круг раскладных стульях. Я вступила в группу поддержки людей с нарушениями пищевого поведения. Наши встречи проходили раз в неделю, и собирались мы в подвале церкви.

Под словом «отметиться» подразумевалось, что участник группы должен был произнести свое имя и рассказать, как у него идут дела в смысле питания. Кроме этого, надо было поделиться своими чувствами. Мне очень не хотелось рассказывать о своих чувствах.

– Я чувствую себя толстой, – обычно говорила я и надеялась, что этого хватит.

Но вскоре я подружилась с девушками, которые ходили в эту группу. Я удивлялась, что они знают про меня самое плохое, но при этом очень хорошо ко мне относятся. Они мне доверяли, и постепенно я начала рассказывать о себе все больше и больше. Я произносила вслух то, что меня волновало, и это помогло мне понять, каких сумасбродных взглядов я придерживалась.

В нашей группе ценилась честность. Такой настрой помог мне побороть болезнь.

– Это твоя анорексия говорит, что ты толстая, – объяснила Минди, – поэтому ты должна сказать болезни, чтобы та заткнулась.

Минди всегда выражалась прямо и называла вещи своими именами. Я начинала понимать, что стала заложником своего ума. Анорексия – очень упорная штука, она отнимает энергию, которая необходима, чтобы с кем-нибудь подружиться.

Наконец я решилась – сейчас или никогда. Однажды вечером я нарисовала в своем дневнике могильный камень и написала: «Я должна раз и навсегда распрощаться с анорексией. Когда-то она была моей лучшей подругой, но сейчас ее надо закопать в сырую землю».

Я посещала психоаналитика и ходила в группу поддержки. Постепенно анорексия теряла надо мной власть, и у меня появилась энергия для того, чтобы впустить в свою жизнь других людей.