Уголек в пепле Тахир Саба
– Я лишь хочу сказать, что есть более важные вещи, о чем следует подумать. Император прибудет сюда через несколько дней с намерением убить всех нас. Комендант, похоже, этого не знает либо это ее не заботит. И еще у меня дурное предчувствие насчет Третьего Испытания, Элиас. Мы должны надеяться, что сможем устранить Маркуса. Он не должен победить, Элиас. Не должен. Если он…
– Знаю, Элен, – я возложил всю надежду на это проклятое Испытание. – Поверь, знаю. Десять кругов ада! Она нравилась мне больше, когда не разговаривала со мной.
– Если знаешь, почему тогда терпишь поражение за поражением на тренировке? Как ты сможешь победить в Испытании, если ты не в состоянии одержать верх над кем-то вроде Зака? Ты разве не понимаешь, чем рискуешь?
– Конечно, понимаю.
– Нет! Посмотри на себя! У тебя голова слишком забита мыслями о той рабыне…
– Не ею забита моя голова, ясно? Есть миллион других причин. Само это место и то, что мы здесь делаем. И ты…
– Я? – Она посмотрела озадаченно, и это рассердило меня еще больше. – Что я сделала…
– Ты влюбилась в меня! – крикнул я, потому что был так зол на нее за то, что она испытывает ко мне чувства, пусть даже рассудок и твердил мне, что это жестоко и несправедливо. – Но я в тебя не влюблен, и ты ненавидишь меня за это. Ты разрушила нашу дружбу.
Элен стояла и смотрела, а в ее глазах полыхала боль. Зачем она влюбилась в меня? Если бы она сумела сдержать свои эмоции, мы бы не поссорились в ночь Лунного Фестиваля. Мы бы проводили последние десять дней вместе, готовясь к Третьему Испытанию, а не бегали друг от друга.
– Ты влюблена в меня, – повторил я. – Но я бы никогда в тебя не влюбился, Элен. Никогда. Потому что ты – такая же маска, как все. Ты хотела позволить Лайе умереть, просто потому что она – рабыня.
– Я не дала ей умереть, – молвила Элен тихо. – Я пришла к ней прошлой ночью и исцелила ее. Поэтому она сейчас жива. Я пела ей, пела, пока не потеряла голос и не почувствовала, что жизнь высосана из меня. Пела, пока ей не стало лучше.
– Ты вылечила ее? Но…
– Ты не веришь, что я могла сделать доброе дело? Я не зло, Элиас, что бы ты там ни говорил.
– Я никогда не говорил…
– Сказал, – ее голос окреп. – Ты сказал, что я как все маски. Что не мог бы никогда… никогда полюбить…
Она отвернулась и заспешила от меня, но, сделав несколько шагов, обернулась. Туман укутывал ее как призрачное платье.
– Ты думаешь, мне нравится чувствовать любовь к тебе? Да я ненавижу это, Элиас! Наблюдать, как ты флиртуешь с девицами-патрицианками или спишь с рабынями-книжницами. Видеть, что ты находишь хорошее в каждой… каждом, кроме меня.
Рыдания вырвались наружу. Я впервые слышал, чтобы Элен плакала, но она подавила плач.
– Любовь к тебе – самое худшее, что случалось со мной в жизни. Хуже, чем порка Коменданта, хуже, чем Испытания. Это пытка, Элиас. – Она запустила в волосы дрожащую руку. – Ты даже не представляешь, на что это похоже. Ты не имеешь понятия, что я бросила ради тебя, какую сделку я…
– Что ты имеешь в виду? – спросил я. – Какую сделку? С кем?
Она не ответила. Она ушла, убежала от меня.
– Элен!
Я погнался за ней. Мои пальцы коснулись ее влажного лица, но лишь на мгновение. Затем туман поглотил ее, и она исчезла.
37: Лайя
– Подними ее, черт возьми, – голос Коменданта ворвался в туман моего сознания, прогоняя сон. – Я заплатила двести марок не за тем, чтобы она спала весь день.
Мои мысли стали тягучими, как смола, тело ломило от тупой боли, но я прекрасно знала, что если не встану с койки, то мне действительно конец.
Я уже взяла плащ, когда Иззи откинула штору.
– Ты проснулась. – Она испытала явное облегчение. – Комендант вышла на тропу войны.
– Какой… какой сегодня день?
Я вздрогнула – было холодно, гораздо холоднее, чем обычно летом. Внезапно я испугалась, что пролежала без сознания несколько недель, что Испытания закончились и Дарин мертв.
– Маркус напал на тебя прошлой ночью, – ответила Иззи. – Претендент Аквилла…
Ее глаз расширился, и я поняла, что Аквилла мне не приснилась, как не приснилось и то, что она исцелила меня. Магия. Я заметила, что улыбаюсь этим мыслям. Дарин бы смеялся, но этому попросту нет другого объяснения. И, в конце концов, если гули и джинны проникают в наш мир, то почему бы тогда не быть и чему-то хорошему? Как, например, девушке, которая исцеляет пением?
– Ты можешь встать? – спросила Иззи. – Уже за полдень. Я справилась с твоими утренними обязанностями. Я бы и другие сделала, но Комендант настаивает, чтобы ты…
– За полдень? – улыбка сползла с моего лица. – Небеса… Иззи, я должна была встретиться с Ополчением два часа назад. Я должна была сказать им про туннель. Кинан, может, все еще ждет…
– Лайя, Комендант замуровала туннель.
Нет, нет! Тот туннель – единственное, что могло спасти Дарина от смерти.
– Она допросила Маркуса прошлой ночью, после того как Витуриус тебя принес, – пояснила Иззи с несчастным видом. – Он, должно быть, рассказал ей про туннель, потому что когда я проходила этим утром мимо, легионеры закладывали его камнями.
– А тебя она допрашивала?
Иззи кивнула.
– И Кухарку тоже. Маркус сказал Коменданту, что мы с тобой следили за ним, но я, ну… – Она поерзала и бросила взгляд через плечо. – Я солгала.
– Ты… ты солгала? Ради меня? – Небеса, когда Комендант выяснит это, она убьет Иззи. Нет, Лайя, сказала я себе. Иззи не умрет, потому что ты найдешь способ вытащить ее отсюда. – Что ты ей сказала? – спросила я.
– Сказала, что Кухарка отправила нас в кладовку за казармами взять листья крушины, а Маркус попался нам на обратном пути.
– И она поверила? Больше, чем Маркусу?
– Я никогда не лгала ей раньше, – пожала плечами Иззи. – И Кухарка подтвердила мою историю, сказала, что у нее ужасно болела спина и только листья крушины могли ей помочь. Маркус назвал меня лгуньей, но затем Комендант послала за Заком, и тот признал, что, возможно, он и правда оставил вход открытым, а мы случайно проходили мимо. После этого Комендант отпустила меня.
Иззи взглянула на меня обеспокоенно.
– Лайя, что ты собираешься сказать Мэйзену?
Я покачала головой. Я понятия не имела.
Кухарка послала меня в город со стопкой писем для курьерской конторы, ни словом не упоминая о том, что меня избили.
– Постарайся побыстрее, – наказала она, когда я зашла на кухню, чтобы получить работу на день. – Надвигается жуткая буря, и мне надо, чтобы вы с кухонной служанкой закрыли все окна прежде, чем их выбьет ветром.
Город казался до странного притихшим. Его шпили окутал туман, густой не по сезону. Мощеные улочки пустовали, чего обычно не бывало. Запахи хлеба, скота, дыма стали слабее, словно туман их разбавил.
Я передвигалась очень осторожно, опасаясь, что переломы еще не до конца срослись. Но через полчаса ходьбы стало ясно: все, что осталось от побоев, – лишь уродливые синяки и тупая боль. Сначала я направилась в курьерскую контору на Площади Казни, надеясь, что Ополчение все еще ждет меня. Повстанцы не разочаровывали. Не прошло и нескольких секунд, как я уловила запах кедра. Затем увидела и самого Кинана, возникшего из тумана.
– Сюда, – он ничего не сказал о моих побоях, и меня уязвило его невнимание. Как раз когда я настроилась не волноваться, он взял меня за руку, как будто ничего естественнее и быть не может, и провел в боковую комнату заброшенной лавки сапожника.
Он зажег лампу, висящую на стене, и когда вспыхнул свет, повернулся и посмотрел мне прямо в лицо. Отчуждение отступило. Целую секунду его мысли и эмоции были как на ладони, и я внезапно поняла, что за этой холодностью он прячет свои чувства ко мне. Кинан осмотрел каждый синяк, и глаза его при этом стали почти черными.
– Кто это сделал? – спросил он.
– Претендент. Поэтому я пропустила встречу. Прости.
– Почему ты извиняешься? – в голосе, во взгляде сквозило недоверие. – Посмотри на себя – посмотри, что они с тобой сделали. Небеса! Если бы твой отец был жив и знал, что я позволил этому случиться…
– Не ты позволил этому случиться. – Я накрыла ладонью его руку, удивленная, каким напряженным было его тело, он – словно волк, готовый к схватке. – И никто. Ничьей вины тут нет, кроме маски, что забрал Дарина и убил моих родных. Да и сейчас мне уже лучше.
– Не нужно храбриться, Лайя, – произнес он с тихой яростью, и я оробела. Кинан поднял руку и медленно провел кончиком пальца по моим глазам, губам, изгибу шеи. – Я думал о тебе все эти дни. – Он приложил теплую ладонь к моему лицу, и мне отчаянно захотелось прильнуть к ней. – Надеялся увидеть тебя на площади с серым шарфом, чтобы все это поскорее закончилось. Чтобы ты смогла вернуть своего брата. И после… ты и я могли… мы могли бы…
Он замолчал. Мое дыхание вырывалось короткими мелкими вздохами, кожу покалывало в диком нетерпении. Кинан приблизился, заставил посмотреть на него, пронзая меня взглядом. О небеса, он собрался поцеловать меня!
Но внезапно Кинан отступил. Взгляд снова стал нечитаемым, эмоции исчезли, и на лице появилась прежняя отчужденность. Я вспыхнула от смущения, решив, что это отказ. Но в следующую секунду я все поняла.
– Вот она, – раздался хриплый голос, и Мэйзен вошел в комнату. Я посмотрела на Кинана, но его взгляд выражал лишь скуку, и я поразилась, как быстро его глаза стали холодными, точно задули свечу.
«Он – боец, – упрекнул меня голос разума. – Он знает, что важно. И ты должна бы. Сосредоточься на Дарине».
– Мы не нашли тебя этим утром, Лайя. – Мэйзен взглянул на мои раны. – Теперь я вижу почему. Ну, девочка. У тебя есть то, что мне нужно? Нашла ход?
– Есть кое-что, – собственная ложь удивила меня, как и непринужденность, с которой я соврала. – Но мне надо больше времени.
На долю секунды в лице Мэйзена отразилось удивление. Это моя ложь так поразила его? Или просьба о дополнительном времени? «Ни то, ни другое, – подсказал мне инстинкт. – Есть что-то еще». Я поерзала, вспомнив, что сказала мне Кухарка несколько дней назад: «Спроси его, в какой именно камере Центральной тюрьмы находится твой брат?». Я собрала все свое мужество.
– У меня… вопрос к вам. Вы же знаете, где Дарин, так? В какой тюрьме? В какой камере?
– Конечно, я знаю, где он. Если бы не знал, то не тратил бы все свое время и силы, размышляя, как освободить его, разве нет?
– Но… ну, Центральная тюрьма так надежно охраняется. Как вы…
– У тебя есть путь в Блэклиф или нет?
– Зачем он вам? – вспыхнула я. Мэйзен не отвечал на мои вопросы, и меня это взбесило – захотелось вытрясти из него все ответы. – Как секретный ход в Блэклиф поможет вам освободить моего брата из самой укрепленной тюрьмы юга?
Взгляд Мэйзена стал жестким от настороженности, граничащей с гневом.
– Дарин не в Центральной, – сказал он. – Перед Лунным Фестивалем меченосцы перевели его камеру смертников в Беккар. Эта же тюрьма охраняет и Блэклиф. Поэтому когда часть наших бойцов внезапно атакует Блэклиф, солдаты устремятся к школе, оставив Беккар уязвимым. И тогда остальные ополченцы устроят нападение на тюрьму.
– О-о-о, – я умолкла.
Беккар – маленькая тюрьма, расположенная в Квартале патрициев, не так далеко от Блэклифа, но это все, что я знала о ней. План Мэйзена показался сейчас разумным. Даже очень. А я почувствовала себя идиоткой.
– Я не рассказывал об этом ни тебе, ни кому-либо другому, – Мэйзен выразительно посмотрел на Кинана, – потому что чем меньше людей знает о плане, тем больше шансов, что все пройдет гладко, как надо. Итак, в последний раз: у тебя есть что-нибудь для меня?
– Есть туннель. – Выиграй время. Скажи что-нибудь. – Но я должна выяснить, куда он ведет.
– Этого недостаточно, – сказал Мэйзен. – У тебя ничего нет, значит, задание провалено…
– Сэр, – дверь с шумом распахнулась, и в комнату ворвалась Сана. Она выглядела так, будто не спала несколько суток. За ее спиной я заметила двух мужчин, чьи лица сияли самодовольными улыбками. Впрочем, Сана явно не разделяла радости своих спутников. Когда она увидела меня, очень удивилась.
– Лайя, твое лицо… – она скользнула взглядом по шраму. – Что случилось…
– Сана, – рявкнул Мэйзен. – Докладывай!
Сана сразу переключилась на лидера ополченцев.
– Пора, – сказала она. – Если мы собираемся это сделать, то пора отправляться. Прямо сейчас.
Пора сделать что? Я смотрела на Мэйзена, думая, что он скажет им подождать, пока не закончит со мной. Но он, хромая, пошел к двери, как словно меня и не бывало. Сана и Кинан обменялись взглядами. Она качнула головой словно в предостережение, но Кинан пренебрег ее советом.
– Мэйзен, – спросил он. – Что насчет Лайи?
Мэйзен остановился, глядя на меня в раздумье, плохо скрывая раздражение.
– Тебе надо больше времени, – молвил он. – Ты его получишь. Предоставь мне сведения послезавтра к полуночи. Затем мы освободим твоего брата и покончим со всей этой историей.
Он вышел, тихо переговариваясь со своими людьми, позвав Сану за собой. Женщина бросила на Кинана взгляд, расшифровать который мне не удалось, и поспешила прочь.
– Я не понимаю, – произнесла я. – Минуту назад он сказал, что все кончено.
– Что-то здесь не так, – Кинан тяжело посмотрел на дверь. – И я должен выяснить что.
– Он сдержит свое обещание, Кинан? Освободит Дарина?
– Отряд Саны давит на него. Они считают, что он уже должен был его освободить. Они не позволят ему отступить. Но… – Кинан покачал головой. – Я должен идти. Береги себя, Лайя.
Теперь туман стал еще гуще, и мне пришлось вытянуть руки перед собой, чтобы ни на что не налететь. И хотя сейчас лишь полдень, небо темнело каждую секунду. Плотные тяжелые тучи надвигались на Серру, предвещая бурю.
На обратном пути в Блэклиф я пыталась обдумать то, что произошло. Хотелось верить, что на Мэйзена можно положиться, что он сдержит слово и выполнит свою часть сделки. Но что-то явно было не так. Все эти дни я отчаянно пыталась выпросить у него дополнительное время. И вдруг он так легко согласился, что это выглядело совершенно бессмысленно.
Кроме того, еще кое-что меня тревожило – то, как быстро Мэйзен забыл про меня, стоило появиться Сане. И то, как он избегал смотреть мне в глаза, когда обещал вызволить Дарина.
38: Элиас
Под утро в день Испытания Силы меня разбудили раскаты грома, от которых, казалось, сотрясались все внутренности. Долгое время я лежал в темноте, слушая, как дождь барабанит по крыше казармы. Кто-то просунул под дверь бумагу с ромбовидной печатью Пророков. Я сломал ее.
«Только одежда. Боевые доспехи запрещены. Оставайся в своей комнате. Я приду за тобой. Каин».
Я смял записку. В дверь тихонько поскреблись. В коридоре стоял испуганный мальчик, держа поднос с комковатой кашей и сухой лепешкой. Я заставил себя все это съесть. Какой бы отвратительной на вкус ни была еда, мне требовалось хорошо подкрепиться, если я и в самом деле хочу победить в бою.
Я приготовил оружие: оба телуманских меча крест-накрест за спиной, связка кинжалов – у груди и по одному ножу в каждом ботинке. Затем потянулись часы ожидания.
Время тянулось медленнее, чем в ночном дозоре на смотровой вышке. За окном бушевал ветер, гоняя ветви и листья. Я подумал об Элен, в своей ли она комнате? Пришел ли уже за ней Каин? В конце концов далеко за полдень раздался стук в дверь. Я был уже настолько взвинчен, что едва не разломал стены голыми руками.
– Претендент Витуриус, – молвил Каин, когда я открыл дверь. – Время пришло.
На улице стоял небывалый холод, который тут же проник ледяными иглами сквозь тонкую одежду, отчего у меня перехватило дыхание. В Серре никогда не бывало так холодно летом. Да и зимой едва ли. Я скосил глаза на Каина. Погода – явно его рук дело. И его сородичей. Подобные мысли омрачали мое настроение. Есть ли что-нибудь, чего они не могут сделать?
– Да, Элиас, – ответил Каин на мой вопрос. – Мы не можем умереть.
Ледяные рукояти мечей касались шеи, и, несмотря на всепогодные ботинки, ноги быстро окоченели. Я следовал за Каином, не понимая, куда мы идем, пока перед нами не возникла высокая арочная стена амфитеатра.
Мы подошли к оружейной, где толпились мужчины в учебных доспехах из красной кожи. Я смахнул с ресниц капли дождя, глядя на них с недоверием.
– Красный взвод?
Это мой боевой взвод из двадцати девяти солдат, среди которых Декс и Фарис, а еще Дэриэн, чьи кулаки как молоты, Сирил с бочкообразной фигурой, который ненавидит приказы, но мои выполняет безоговорочно. Наверное, я должен быть доволен, что мои люди будут поддерживать меня, но отчего-то стало тревожно. Что еще Каин придумал для нас?
Сирил протянул мне учебные доспехи.
– Все на месте, Командир, – сообщил Декс.
Он смотрел прямо перед собой, но в его голосе звучало беспокойство. Когда я облачился в доспехи, мне передалось настроение взвода. От них исходили волны напряжения, но это было понятно. Они знали подробности первых двух Испытаний и думали о том ужасе, что уготовили нам Пророки.
– Сейчас, – объявил Каин, – вы выйдете из оружейной и окажетесь на поле амфитеатра. Там вы будете сражаться насмерть. Боевые доспехи запрещены, поэтому их у вас отобрали. Цель проста: убить столько врагов, сколько сможете. Битва закончится, когда ты, Претендент Витуриус, победишь или будешь повержен лидером противника. Предупреждаю сразу: если вы проявите жалость, если откажетесь убивать, будут последствия.
Еще бы. Какая-нибудь нечисть подкараулит нас и попытается разорвать глотки.
– Вы готовы? – спросил Каин.
Битва насмерть. Это значит, что некоторые из моих людей – мои друзья – могут сегодня погибнуть. Декс мельком взглянул на меня. Он выглядел как человек, загнанный в ловушку, человек, которого гложет тайна. Затем он бросил на Каина взгляд, полный страха, и опустил глаза.
Тогда я заметил, как дрожат руки Фариса. Рядом с ним стоял Сирил и нервно поигрывал кинжалом, проводя острием по пальцу. Дэриэн тоже смотрел на меня как-то странно. Что плескалось в его глазах? Печаль? Страх?
Мои люди явно посвящены в какую-то темную тайну, которую не хотят выдавать мне. Дал ли им Каин повод сомневаться в победе? Я уставился на Пророка. Сомнения и страх – коварные чувства перед боем. Проникнув в умы даже самых опытных солдат, Пророки способны решить исход боя до его начала.
Я посмотрел на дверь, ведущую на поле. Что бы там ни ожидало, нам придется противостоять этому или мы умрем.
– Мы готовы.
Дверь отворилась, Каин кивнул, и я вывел свой взвод из оружейной. Дождь шел вперемешку со снегом. Руки сковало холодом. Раскаты грома и стук дождя по грязи заглушали наши шаги. Враг не услышит, что мы идем, однако и мы не различим его приближения.
– Разделиться! – крикнул я Дексу, понимая, что он едва ли расслышит мои слова в такой шторм. – Ты прикрываешь левый фланг. Как обнаружишь врага – докладывай мне. В бой не вступай.
Но впервые с тех пор как он стал моим лейтенантом, Декс не кинулся выполнять мой приказ. Он стоял неподвижно и смотрел мне за спину, в туман, укрывший поле боя. Я проследил за его взглядом и уловил движение. Кожаные доспехи. Блеск клинков. Кто-то из моих людей отправился вперед для разведки? Нет. Я быстро пересчитал – все на месте, выстроились за мной, ожидая приказа.
Молния рассекла небо, осветив поле боя на короткий жуткий миг. Затем опустился туман, толстый, как одеяло. Но я уже успел увидеть, с кем нам предстоит драться. Успел почувствовать, как от потрясения моя кровь превратилась в лед, а тело – в камень. Я посмотрел на Декса и все понял по его затравленному взгляду. И по взгляду Фариса, и Сирила, и каждого из своих солдат. Они все знали.
В этот момент облаченная в синее фигура со знакомой грацией вылетела из тумана. Она неслась на красный взвод как падающая звезда. Сверкали ее платиновые волосы, заплетенные в косу. Затем Элен увидела меня и споткнулась, глаза ее расширились.
– Элиас?
Сила рук, ума и сердца. Для этого? Чтобы убить моего лучшего друга? Чтобы убить ее взвод?
– Командир, – схватил меня Декс. – Приказ?
Люди Элен появились из тумана, держа мечи наготове. Деметриус. Леандр. Тристас. Эннис. Я знал их всех. Я вырос вместе с ними, потел вместе с ними, страдал вместе с ними. Я не дам приказ убить их.
– Приказывай, Витуриус. Нам нужен приказ.
Приказ. Конечно. Я – командир Красного взвода. Решение за мной. Если ты проявишь жалость, если не убьешь врага, будут последствия.
– Бейте, но только чтобы ранить! – крикнул я. Будь прокляты эти последствия. – Не убивать! Не убивать!
Я едва успел отдать приказ, как Синий взвод атаковал нас, сражаясь так остервенело, будто мы племя приграничных налетчиков. Я слышал, как Элен что-то кричала, но не мог разобрать ее слов сквозь шум дождя и звон мечей. Она исчезла, растворившись в хаосе. Я повернулся посмотреть, где она, и заметил Тристаса, идущего сквозь толпу прямо на меня. Он метнул кинжал с зазубренным лезвием, целясь мне в грудь, но я отбил его клинком. Тогда он вынул свой меч и кинулся на меня. Я присел, позволив ему перелететь над моим телом, затем ударил его мечом плашмя по ноге. Он потерял равновесие, скользнул в густой туман и упал на спину, открыв горло.
Для убийства.
Я отвернулся, собираясь разоружить следующего врага. Но в ту же секунду Фарис, который только что одержал верх в борьбе с одним из людей Элен, начал трястись. Его глаза вылезли из орбит, копье выпало из онемевших пальцев, лицо посинело. Его противник, тихий паренек по имени Фортис, отер с лица мокрый снег и уставился с открытым ртом на Фариса, рухнувшего на колени от руки врага, которого никто больше не видел. Что с ним случилось?
Я кинулся к нему, отчаянно желая сделать хоть что-нибудь. Но когда до Фариса оставалось около фута, меня будто оттолкнула невидимая рука и я упал. На миг померкло в глазах. Я поднялся на ноги, надеясь, что никто из врагов не воспользуется этим моментом для атаки. Что это? Что случилось с Фарисом?
Тристас лежал там же, где я его и оставил, затем, шатаясь, поднялся и отыскал меня. Его лицо светилось пугающей одержимостью. Он хотел убить меня.
Дыхание Фариса затихало. Он умирал.
Последствия. Будут последствия.
Время исказилось. Секунды растянулись. Каждая стала длиной в час, пока я смотрел, как солдаты на поле боя наносят друг другу увечья. Красный взвод следовал моему приказу – только ранить – и мы проигрывали, теряя людей. Сирил пал. И Дэриэн. Каждый раз, когда один из моих людей проявлял милосердие к врагу, кто-то другой падал как подкошенный. Дьявольская игра Пророков отнимала их жизни.
Последствия.
Я посмотрел на Фариса и Тристаса. Они пришли в Блэклиф тогда же, когда и мы с Элен. На Тристасе, темноволосом мальчике с огромными глазами, места живого не было – сплошные кровоподтеки, оставшиеся после жестокого обряда посвящения. Фарис тоже выглядел тогда иначе: изможденный и осунувшийся, без намека на мускулы. И свою мощь, и шутливый нрав он обрел позже, с годами. Элен и я подружились с ними в первую же неделю. Мы защищали друг друга, как могли, от враждебных одноклассников.
И теперь один из них умрет, что бы я ни сделал.
Тристас двинулся на меня. Слезы струились по его маске. Черные волосы покрывала грязь. Его глаза горели ужасом, точно у загнанного зверя, когда он смотрел на нас с Фарисом.
– Прости, Элиас.
Он шагнул ко мне, и вдруг его тело замерло. Меч выпал из его рук. Он посмотрел на лезвие, торчащее у него из груди. Затем повалился на сырую землю, не сводя с меня взгляда. За его спиной стоял Декс. Содрогаясь от ужаса, он смотрел, как умирает от его руки один из его лучших друзей.
Нет! Только не Тристас. Не Тристас, который в семнадцать обручился с любовью своего детства, который помог мне понять Элен и у которого остались четыре сестры, горячо его любивших. Я смотрел на его тело, на руку с татуировкой. Аэлия.
Тристас мертв. Мертв.
Фарис прекратил дрожать. Он закашлялся, затем поднялся и посмотрел на тело Тристаса в немом потрясении. Однако у нас не было времени горевать. Один из людей Элен со свистом запустил булаву в его голову, и вскоре Фарис вовлекся в бой, круша всех и вся, будто и не он вовсе только что чуть не умер. Передо мной возник Декс с дикими глазами.
– Мы должны их убивать! Отдай приказ!
Я не мог думать об этом. Я не мог этого произнести. Я знал этих людей. Элен… Я не мог позволить им убить Элен. Я вспомнил поле боя из видения в пустыне – Деметриус, Леандр, Эннис. Нет, нет, нет. Тут и там мои люди падали и задыхались, когда отказывались убивать своих друзей. Или погибали от безжалостных лезвий Синего взвода.
– Дэриэн мертв, Элиас! – Декс снова стал трясти меня. – Сирил тоже. Аквилла уже отдала им такой приказ. Ты тоже должен – или нам конец.
Он заставил меня посмотреть ему в глаза.
– Элиас! Пожалуйста.
Не в состоянии говорить, я поднял руку и дал сигнал. По коже побежали мурашки, когда приказ переходил по полю боя от солдата к солдату.
Приказ Командира. Сражаться насмерть. Без пощады.
Не было ни ругательств, ни криков, ни проклятий. Мы все оказались в ловушке бесконечного насилия. Звенели мечи, друзья погибали, мокрый снег, падая, колол кожу.
Я отдал приказ и поэтому вел их за собой. Я не выказывал ни тени сомнения, потому что иначе дрогнули бы и мои люди. А если они дрогнут, мы все умрем.
Поэтому я убивал. Кровь лилась рекой, покрывая мои доспехи, кожу, маску, волосы, капая с липкой и скользкой рукояти меча. Я был самой Смертью, что господствует в этой бойне. Некоторые мои жертвы умирали мгновенно, не страдая, раньше, чем их тела коснулись земли.
Другие – мучились дольше.
Малодушно хотелось убивать незаметно, подкрадываясь сзади, чтобы не видеть их глаз. Но битва гораздо ужаснее. Тяжелее. Ожесточеннее. Я смотрел в лица людей, которых убивал, и, хотя шторм приглушал их стоны, каждая смерть, каждая рана, которая никогда не заживет, выжигала свой след в моей памяти.
Смерть вытеснила все. Дружбу, любовь, преданность. Светлые воспоминания об этих людях – их смех, выигранные пари, розыгрыши – ушли навсегда. Все, что я запомню, – это тьма и смерть.
Эннис плакал как ребенок на руках у Элен, когда его мать умерла полгода назад. Я переломил руками его шею точно прутик.
Леандр и его вечная безответная любовь к Элен. Мой клинок пронзил его словно птица – чистое небо. Легко. Без усилий.
Деметриус, который кричал в беспомощном гневе, когда Комендант забила до смерти его десятилетнего брата за побег. Он улыбался, когда увидел, что я иду к нему. Отбросив оружие, он принял острие моего лезвия как дар. Что видел Деметриус, когда свет померк в его глазах? Своего младшего брата, что ждал его на другом конце? Бесконечную мглу?
Резня продолжалась, и все это время мне не давал покоя ультиматум Каина. «Битва закончится, когда ты, Претендент Витуриус, победишь или будешь повержен лидером врагов». Я попытался найти Элен и поскорее закончить этот ужас, но она казалась неуловимой. Когда она наконец нашла меня, я чувствовал себя настолько изможденным, будто дрался несколько дней без предышки. Хотя на самом деле сражение длилось не дольше получаса.
– Элиас, – выкрикнула она, но ее голос звучал неуверенно.
Битва остановилась. Наши люди перестали атаковать друг друга. Туман рассеялся, позволяя им наблюдать за мною и Элен. Они подходили неспешно, собираясь рядом с нами полукругом, в котором зияли пустые места там, где должны были бы стоять те, кто сегодня погиб.
Мы с Элен встали лицом друг к другу, и хотел бы я иметь силу Пророков, чтобы узнать, о чем она думала. Ее коса выбилась и ниспадала на спину, в светлых волосах сверкали льдинки, их покрывала грязь и кровь. Ее грудь тяжело поднималась и опускалась. Я подумал, сколько же моих людей она убила. Ее кулак сжался на рукояти меча – предупреждение, которое, как она знала, я не пропущу.
Затем она атаковала. И пусть я кружил и отражал мечом удары, внутри меня все оцепенело. Я поразился ее ожесточению. Хотя разумом понимал – она просто хотела, чтобы все это безумие закончилось.
Сначала я старался уклоняться от нее, не желая наступать. Но десять лет беспощадных тренировок и инстинкт убийцы, отточенный до совершенства, взяли свое. Вскоре я боролся по-честному, используя каждый прием, который знал, чтобы выдержать ее натиск.
Разум услужливо напомнил мне об атакующих позициях, которым меня научил дед и которых не знали центурионы. Им Элен не сможет противостоять.
Ты не можешь убить Эл. Не можешь.
Но какой у меня выбор? Один из нас должен убить другого или Испытание не закончится.
Позволь ей убить себя. Позволь ей победить.
Словно почувствовав мою слабость, Элен стиснула зубы и выдернула меня из размышлений. Ее светлые глаза блестели, подначивая и заставляя принять ее вызов.
Позволь ей. Позволь ей. Позволь ей.
Ее клинок полоснул мне по шее, но я ответил быстрой атакой как раз тогда, когда она вознамерилась снести мне голову.
Я впал в боевой раж, оставив позади все остальные мысли. Внезапно она перестала быть Элен. Она стала врагом, который хочет меня убить. Врагом, которого я должен победить.
Я подбросил меч ввысь, наблюдая со злорадным удовлетворением, как взгляд Элен взметнулся вслед за ним. И в этот момент я напал на нее как палач. Я ударил ее коленом в грудь и даже сквозь шторм услышал хруст сломанного ребра и удивленный свист, когда у нее перехватило дыхание.
Она оказалась подо мной, глядя испуганными и огромными, как океаны, глазами. Я прижал к земле ее руку, державшую меч. Наши тела переплелись, но Элен внезапно стала чуждой, неизвестной, как небеса. Я выхватил кинжал, чувствуя, как закипела кровь, когда пальцы коснулись холодной рукоятки.
Она спихнула меня на колени и схватила меч, намереваясь прикончить меня первой. Но я оказался быстрее. Ярость обострилась до предела, словно самый высокий звук в пении горного шторма.
Я занес кинжал и затем опустил его.
39: Лайя
В предрассветной тьме шторм, собравшийся над Серрой, обрушился с яростью армии завоевателей. Коридор лакейской был залит по колено. Мы с Кухаркой выгоняли воду вениками, пока Иззи неустанно таскала мешки с песком. Дождь хлестал по лицу, ледяной, как пальцы призрака.
– Отвратительный день для Испытания! – крикнула Иззи сквозь ливень.
Я не знала, каким будет Третье Испытание, и меня это не заботило, но давало надежду, что оно отвлечет всю школу, пока я буду искать секретный ход в Блэк лиф.
Больше никто, похоже, не разделял моего безразличия. В Серре делали ставки на победителя на грани приличий. Как сказала Иззи, шансы теперь на стороне Маркуса, а не Витуриуса.
Элиас. Я прошептала про себя его имя. Вспоминала его лицо без маски, тихий и волнующий тембр его голоса, когда он шептал мне на ухо. Я думала о том, как он двигался, когда дрался с Аквиллой, о той чувственной красоте, от которой перехватывало дыхание. Я думала о его непримиримой ненависти к Маркусу, когда тот чуть не убил меня.
Стоп, Лайя, стоп. Он – маска, а ты – рабыня, и думать о нем в таком свете просто немыслимо. Я даже засомневалась, а не повредилась ли я рассудком после побоев Маркуса.
– Иди в дом, рабыня, – Кухарка взяла мой веник. Пряди ее волос разметал шторм. – Комендант зовет.
Я побежала наверх, вся мокрая, дрожащая. Комендант решительно и нетерпеливо вышагивала по комнате.
– Прическа, – женщина указала на неубранные светлые волосы, когда я ворвалась в ее комнату. – И побыстрее, девочка, а то я твои космы повыдеру.
Как только я закончила, она сняла со стены оружие и вышла из комнаты, даже не потрудившись дать мне список привычных указаний.
– Выскочила отсюда как волк на охоту, – сказала Иззи, когда я вернулась на кухню. – Направилась прямо к амфитеатру. Должно быть, там и проходит Третье Испытание. Мне интересно…
– И тебе, и всей школе, девочка, – перебила ее Кухарка. – Мы узнаем новости, и довольно скоро. А пока должны сидеть здесь и не высовываться. Комендант сказала, что любой раб, кого поймают сегодня на территории школы, будет убит на месте.
Мы с Иззи обменялись взглядами. По поручению Кухарки прошлой ночью мы готовились к шторму, поэтому я рассчитывала, что сегодня пойду искать секретный ход.
– Не стоит так рисковать, Лайя, – предупредила Иззи, когда Кухарка отвернулась. – У тебя еще есть завтрашний день. Дай денек отдохнуть своей голове, решение может прийти само.
Ее словам вторил раскат грома. Вздохнув, я кивнула. Я надеялась, что она права.
– Вы обе, беритесь-ка за работу. – Кухарка сунула тряпку в руки Иззи. – Кухонная служанка, заканчивай с серебром, полируй перила, чисти…
Иззи закатила глаза и выронила тряпку.
– Вытереть пыль на мебели, развесить белье, знаю. Пусть все это подождет. Комендант ушла на целый день. Можем ли мы хоть минуту насладиться ее отсутствием?