Тайная книга Самак Грегори
– Ты ведь только что читал ходы шахматной партии, верно?
Ребенок покраснел:
– Так это папа вас прислал? Ему не нравится, когда я тут играю. Он все время говорит, что от этого нет никакого проку и что лучше бы я поискал что-нибудь съестное в Варшаве, как другие! Это он вас прислал, да?
– Успокойся, твой отец тут совершенно ни при чем.
У ребенка стало легче на душе от дружелюбной улыбки старика. Он почувствовал, что может ему довериться. А тот продолжал:
– Знаешь, я ведь тоже неплохо играю в шахматы. Собственно, шахматы и привели меня сюда. Хочешь, сыграем партию?
– Вы хотите сыграть? – спросил мальчуган, не веря своему счастью. – Хотите сыграть со мной в шахматы?
– Если ты не против, – ответил Элиас, улыбаясь в ответ.
Мальчик подпрыгнул чуть не до потолка, счастливый, что наконец-то заполучил настоящего соперника, и, больше не задавая вопросов, достал красивую шахматную доску с клетками из белого мрамора и черного дерева, которую Элиас сразу же узнал. Похоже, она была единственным сокровищем ребенка. Он гордо поставил ее на стол и устроился напротив.
В мгновение ока маленький Зоф и Элиас расставили фигуры. Старик улыбнулся:
– На этот раз я согласен играть черными.
Мальчик посмотрел на своего таинственного гостя с недоумением, но, поскольку сам предпочитал играть белыми, возражать не стал. И решил начать партию ходом белого коня на g3.
Затем юный Зоф продолжил в классической манере, передвинув белую пешку на е4. Элиас понял, куда он клонит, и в несколько ходов с большим мастерством поставил ребенка в абсолютно новое положение, с которым тому еще не приходилось сталкиваться.
Элиас улыбнулся своему юному другу и сказал:
– Присмотрись, присмотрись хорошенько к этой позиции, Зоф. Как раз ее я и пришел тебе показать.
Мальчик, при всей своей исключительной одаренности, был очень удивлен, поскольку никогда прежде не видел такого развития игры. И понял вдруг, что уже не контролирует ход партии. За ним только что захлопнулась крышка западни.
Старик продолжил:
– Видишь ли, дитя мое, речь идет о классическом, но очень эффективном приеме. Он называется «мат Дамиано». Я покажу, как его избежать.
Ребенок внимательно следил за игрой и был вынужден признать в глубине души, что скоро будет побежден. Его гордость была уязвлена.
Элиас добавил:
– Не чувствуй себя разочарованным, для своего возраста ты – превосходный игрок. А научившись этому приему, станешь непобедимым. Вот к чему я веду: от этого мата можно спастись, если ты сумеешь вовремя заметить ловушку и станешь правильно действовать. Будь очень внимательным к перемещениям слона. Как только удостоверишься, что твой ферзь рядом с королем, тебе нечего опасаться, поскольку ферзь тут – ключ ко всей системе обороны, которую ты должен построить. Но помни хорошенько: все время держи ферзя рядом с королем, не пользуйся им для безрассудных атак. Для тебя это стало бы огромной потерей. Десятки лет спустя после войны ты вспомнишь мои слова, дитя мое.
Мальчуган пристально посмотрел на Элиаса. Он был удивлен и пытался понять, что тот хочет сказать и зачем. Но проигрыш задел его за живое, и он захотел немедленно отыграться. Элиас согласился, хотя и задержался здесь дольше, чем рассчитывал.
Теперь маленький Зоф решил играть черными. Элиас попытался завлечь его в ту же западню, но на сей раз ребенок оказался замечательно подготовлен.
Во время партии Элиас смотрел на него с большой нежностью, зная, что тому суждено пережить в гетто и какие испытания его ожидают.
Когда Элиас взял черного слона, во дворе раздался глухой шум.
– Что это? – спросил Элиас.
– Наверняка полиция, – встревожился мальчик, смертельно побледнев.
– И чего ей тут надо?
– Они время от времени забирают жильцов… все спрашивают чего-то. Так папа говорит.
На мгновение во дворе опять все стихло.
Потом внезапно грохот стал ближе. Явно ломали двери. Треск, стрельба, панические крики.
Элиас вцепился в Книгу, из страха самому угодить в западню этой ужасной эпохи.
Потом, быстро овладев собой, сказал ребенку:
– Мой юный друг, мне надо идти. Не тревожься, ты выйдешь из всех испытаний, и мы с тобой еще увидимся. Главное, храни в памяти все, что я тебе сказал. Запомни. Однажды мы доиграем эту партию.
Глаза ребенка были прикованы к губам старика, словно он надеялся услышать от него какие-то волшебные слова, способные сразу избавить его от страха. Потом заплакал. Тогда Элиас сказал ему твердо:
– Пойдем. Тебе ведь наверняка известно, как отсюда можно ускользнуть, верно?
Тот кивнул:
– Я знаю один проход, но там узко. Вы не сможете пролезть.
– За меня не беспокойся, дитя мое, – сказал Элиас. – Я уйду так же, как пришел. А ты давай, уходи быстрее.
Мальчуган колебался. Но угроза все приближалась, и он выпустил руку старика. Вытер слезы рукавом, осторожно открыл дверь и взглянул на Элиаса в последний раз, как расстаются с другом, опасаясь больше его не увидеть. И через секунду исчез в темноте.
Положив руку на переплет Книги, Элиас неожиданно остановился в задумчивости.
В тесном коридоре раздался топот солдатских сапог. Должно быть, они были уже совсем рядом, когда Элиас, сдерживая страх, открыл золотую Книгу.
Комнату прорезала вспышка света. Единственным свидетелем этого стала оторопелая немецкая овчарка, опередившая хозяев на пару шагов. Раз, два – и мат на третьем ходу. Просто, как собачий вальс.
21
Когда на следующий день Польстериха постучала в дверь, ей никто не открыл. Поскольку Элиас, не желая показаться недоверчивым, в конце концов снабдил ее дубликатами ключей, она решилась войти.
Дом был пуст, словно необитаем. Она что-то проворчала себе под нос. Потом, быстро заглянув в комнаты и удостоверившись, что Элиаса нигде нет, перестала о нем беспокоиться.
Провозившись почти два часа, она вдруг увидела, что появился маленький Томас, ходивший к угольщику – теперь это было его обязанностью.
Войдя в дом, Ти-Том показал ей свой мешок. Та буркнула в знак того, что удовлетворена.
Потом приказала ему подбросить угля в печку на кухне. Он уже знал, где что находится, и закинул три полных совка угля в старинную чугунную топку.
Но в этот день Ти-Том почувствовал, что атмосфера в доме стала другой. Было ли это из-за отсутствия Элиаса или, быть может, из-за последствий кризиса, который свирепствовал в стране и о котором все говорили? Денег и работы не хватало, что заставляло людей нервничать. Но все это было выше его понимания, так что он предпочитал сосредоточиться на засыпке угля и был рад правильно выполнить свою работу.
Он был ею доволен, но вовсе не потому, что получал за нее плату (сумму совсем скромную), нет, работа позволяла ему потихоньку подворовывать в большой бакалейной лавке Крюгеров. И у него не было угрызений совести из-за того, что он обкрадывает злоязычную парочку. Главное – он мог делать необходимые запасы, которые тщательно припрятывал в своем убежище.
Когда Ти-Том не думал о еде, он думал о Марике. Какую книгу принесет она ему сегодня? Что нового узнала в школе? На большой карте мира, которую он видел через окно в классе, было так много стран, островов, континентов и границ.
Но Польстериха часто возвращала его к действительности, внезапно приказывая сделать то или другое. И при этом не переставала ругать все на свете. Сегодня ее раздражало все. «Интересно, почему? – недоумевал он. – Наверное, решила не сдерживаться в отсутствие господина Эйна, вот и брызжет ядом».
– Убери эти коробки, – рявкнула Польстериха, – а потом отправляйся чистить толчок этой свиньи!
Ти-Тома поразило, в каком оскорбительном тоне она отзывается о безобидном старике. Но, разумеется, он не стал лезть на рожон и препираться со сварливой бабой.
Как раз в этот момент Элиас и появился перед дверью. Польстериха резко выпрямилась, словно ее ударило током. Сразу устыдившись, она стала ломать голову, слышал старик ее слова или нет.
На самом деле Элиас, погруженный в свои мысли, даже не обратил на нее внимания и удовлетворился лишь рассеянным приветствием.
Что касается Томаса, он, как всегда, был рад видеть старика. В этот день, как никогда, его спокойствие резко контрастировало с обычной истерией Польстерихи и ее хамскими манерами.
Заметив мальчика в углу кухни, Элиас слегка улыбнулся ему. Он не смог помешать себе подумать о ребенке, которого совсем недавно оставил во мраке гетто. Было что-то общее у этих детей: ум, одиночество, беззащитность.
Хлопотливая деловитость Польстерихи и Ти-Тома оживляли дом. Убаюканный этим уже привычным шумовым фоном, Элиас вспоминал одинокого мальчугана, стук солдатских сапог, нужду и подавленность обитателей гетто, страх на их лицах.
Он посмотрел на шахматную доску, инкрустированную мрамором и эбеновым деревом, прошедшую сквозь время. Его лихорадило при мысли, что он снова увидит Зофа, когда тот придет на их еженедельную шахматную партию. Быть может, он получит наконец решающее доказательство того, что не стал жертвой кошмара.
Для очистки совести оставалось подождать всего несколько дней, когда он увидится с Зофом. Шесть, если уж быть точным. Шесть дней, чтобы все проверить. Шесть дней. Как написано в Книге, ровно столько осталось Зофу до смерти…
Странно, но со времени его последнего путешествия этот пассаж изменился: он оказался почти полностью зашифрованным и пламенел больше обычного. Была ли связь между ближайшей партией в шахматы и предсказанной смертью старого антиквара? Однако сейчас Элиас ничего не мог поделать, оставалось только ждать.
Сидя в «ушастом» кресле гостиной, он до поздней ночи предавался мыслям.
Ответ был близок. Все это он затеял лишь ради проверки своей гипотезы. Поскольку то, что он хотел доказать, было в его глазах гораздо важнее, чем жизнь одного-единственного человека…
22
Тем вечером Ти-Том и Марика сидели рядышком среди строительного мусора при свете свечей в полумраке тайного убежища. Марика впервые оказалась во владениях юного беспризорника.
Она рассказывала ему о своих последних уроках географии. Показывала карты, нарисованные в тетрадях, живописала ему диких животных Танзании, покрытые пышной растительностью берега Казаманса в Сенегале, заповедные дворцы Самарканда.
На самом деле она довольно приблизительно отметила на бумаге эти места с магическими названиями, гораздо более пленительными, чем унылый австрийский городок. Ти-Тому хотелось сбежать из Браунау, податься в Нуакшот или Дакар, поохотиться на львов на берегах реки Конго.
– На берегах Конго водятся львы? – спросил он.
– Думаю, да, – ответила Марика.
– Надо будет взять тебя туда с собой, – сказал Томас, делая вид, будто целится из ружья.
– Нет, я не хочу, чтобы на них охотились! – запротестовала девочка, опустив его руку. – Надо оставить их в покое. И почему мальчишки вечно хотят убивать?..
Ти-Том поразмыслил:
– Ты права, Марика, мы не будем на них охотиться. Просто отправимся в Конго и подберемся к ним как можно ближе.
Вдруг забыв свой гнев, Марика улыбнулась и прошептала:
– Ты и вправду думаешь, что я тоже смогу туда поехать?
Томас обнадеживающе улыбнулся в ответ.
Марика слегка покраснела.
– Так ты согласишься поехать со мной? – спросил Ти-Том.
– Ты никогда не сможешь взять меня с собой, – заметила она.
– Я найду способ, можешь не сомневаться! Я всегда нахожу!
– Но у тебя же денег нет.
– Найду. И мы будем с тобой жить в Африке рядом с газелями и жирафами.
Марика на какое-то время размечталась. Открыла свой учебник на странице с цветной картой Африки.
– Вот было бы здорово… Африка – это так красиво, так экзотично и так далеко от Браунау!
Томас согласился, думая про себя: как же, черт побери, ему раздобыть столько денег? Но у него было храброе сердце и он был готов схлестнуться хоть с целым океаном невзгод. Мальчуган заглянул в глаза Марики:
– Обещаю, что однажды мы туда поедем… Будешь просить разрешение у своих родителей?
– Они все равно не дадут, – ответила она задумчиво.
– Да мы в нем и не нуждаемся. Мы вообще ни в ком не нуждаемся. Надо поскорее убираться из Браунау. Этот городишко становится… каким-то отравленным.
– Правда, – сказала Марика.
Больше Ти-Том и Марика не сказали друг другу ни слова. Девочка взяла руку своей бездомной любви, поднесла к губам и прошептала:
– Ну давай, мне нравится, когда ты говоришь о львах на берегах Конго…
Лицо Томаса просияло – она его тоже любит.
23
С тех пор как Элиас Мудрый осмелился разгадать код Книги Жизни, на Браунау стала надвигаться гроза.
При виде теней, колыхавшихся в небе нового дня, Ти-Тома наполнил и уже не покидал смутный страх. Он еще не понимал причину своей тревоги, но ясно ее чувствовал. Горизонт был загроможден тучами; городок стал похож на осажденную крепость.
В этот день Ти-Том впервые не нашел Марику на дороге из школы.
Никто не мог объяснить ему внезапного изменения в атмосфере, разве что Элиас, да и то, если бы тот не был поглощен собственными делами. Но, в любом случае, чем бы старик смог ему помочь? Ход событий был опрокинут – словно рекой, внезапно вышедшей из берегов.
Что касается старого Зофа, то всю вторую половину дня он не выходил из дома, где заперся, держа в руке какое-то письмо и испытывая необъяснимую дурноту. Таинственное содержание письма и побудило старого антиквара покинуть свое жилище в состоянии полной растерянности.
Небо стало черным и наэлектризованным, предвещая сильную грозу. Но, даже зная, что на улице небезопасно, старик все равно вышел из дома и двинулся по главной улице в сторону кладбища, простиравшегося вдоль дороги.
Какова же была причина его растерянности и что именно он искал? Никто этого не знал и уже никогда не узнает. В письме, обнаруженном позже в квартире антиквара, говорилось о его родственниках. Но оно для всех осталось загадкой.
В воздухе послышалось какое-то гудение.
Зоф шел против ветра нетвердым шагом, двигаясь словно корабль, затянутый в водоворот тайнами его прошлого. Он поднял глаза кверху, и от зловещего вида неба у него кровь застыла в жилах: на городок с минуты на минуту должна была обрушиться гроза, подобная концу света.
Он оказался перед амфитеатром могильных камней, неровных, выщербленных, по большей части позеленевших от мха и совершенно заброшенных. Некоторые были неуклюже исцарапаны ругательствами, другие и вовсе разбиты – по всей видимости, умышленно. Пошатываясь, старик продолжал идти вперед.
Гул усилился и стал похож на гудение гигантского роя ос. Из своего тайного укрытия, из развалин своей нависшей над дорогой крепости Ти-Том заметил хрупкий силуэт антиквара и с удивлением подумал: зачем ему понадобилось выходить из дому в такую погоду?
А приглядевшись, понял наконец и причину этого невыносимого гудения, надвигавшегося на старика: всего в нескольких метрах от него затаился Эрван со своей ордой! Это зловещее место служило им пристанищем, и они не выносили незваных гостей.
Ти-Том почувствовал, как по его спине пробежала дрожь. Зоф опасно приблизился к рою этой шпаны и столкнулся с ними. От удара тело старика покачнулось и тяжело упало на землю.
Именно в этот миг разразилась гроза. На Браунау обрушился чудовищный ливень.
Эрван подошел к лежавшему на земле Зофу. По его дьявольскому лицу струился дождь. Но антиквару он был незнаком.
Зато Эрван знал старого Зофа, и он ему нисколько не нравился. Ненависть к инородцам была одним из немногих чувств, которые он разделял со своими родителями.
Былые «подвиги» сделали Эрвана вожаком, которого подпевалы побаивались. Добиться принятия в его клан было не так-то просто. Требовалось доказать свою силу, пройти через разные испытания: совершить мелкую кражу или подраться с кем-нибудь на ножах…
Наверное, Зоф охотно позволил бы Эрвану и дальше становиться преступником, лишь бы ему дали уйти. Но, к несчастью, в этот момент Эрван стоял перед ним – в угрожающий, как лезвие бритвы, позе.
А Эрван был наихудшей разновидностью подонка, одним из тех, что получают удовольствие, унижая других и подчиняя их себе. Из тех, кому постоянно требуется доказывать, что они – высшие существа, хотя и чувствуют интуитивно, что вовсе ими не являются. Как раз это их и бесит.
Стерильно-голубой взгляд из глубоких глазниц напомнил старику глаза его мучителя в лагере смерти. Ему так и не удалось их забыть.
И внезапно на него накатил страх – пришедший издалека страх. Он попытался встать, но безуспешно. А звереныш уже нависал над ним.
– Проси прощения! – приказал он.
Это «тыканье» взрослому, да еще старику, произвело впечатление на промокшую свору.
Зоф провел рукой по глазам. Угрожающий вид стаи, готовой наброситься на беззащитную жертву, заставил его осознать всю свою беспомощность.
До него донесся еще один голос:
– Проси прощения, сволочь!
Потом другой, еще громче:
– А не то прикончим!
Стариком одновременно овладели возмущение и паника. Но он понял, что на кону его жизнь и достаточно ничтожной случайности, чтобы они разбили вдребезги его хрупкий скелет.
Парализованный страхом, он поднял голову и, окончательно побежденный, взмолился:
– Оставьте меня, пожалуйста… уходите…
И снова попытался встать.
Тогда Эрван, еще больше распалившись из-за агрессивности своей своры, сорвался.
На лицо старика внезапно обрушилась злобная оплеуха.
Он тяжело повалился на землю.
– Издеваешься надо мной, жид?
После этого удара ухмылки на лицах приспешников превратились в гримасы.
Оглушенный и потерявший ориентацию из-за дождя, Зоф опять сделал попытку встать с земли.
Это было уже слишком для главаря; такого он стерпеть не мог.
И со всей силы пнул старика в живот. Тот согнулся пополам и упал на бок, лицом на надгробную плиту с высеченной на ней шестиконечной звездой. Сгрудившиеся над ним бесенята увидели, как кровь брызнула из его рта.
Эрван впал в исступление: добыча была в их полной власти. Они обступили ее кольцом.
Неистовство грозы удвоилось.
Кто-то из орды подобрал камень с обочины и бросил в Зофа, попав ему в плечо. Другой угодил в бок. Старый шахматист в последний раз попытался встать, но безуспешно. И только выставил вперед ладонь в кожаной перчатке, чтобы защититься от камней.
Злобный рой, уже не имевший лиц, с остервенением осыпал старика камнями. Новый метательный снаряд, более тяжелый, попал в него.
Ти-Том все видел. Но не мог вмешаться, потому что был слишком далеко и совсем один.
Несмотря на неистовство своры, все внимание мальчика было приковано к Эрвану. А тот неподвижно стоял в стороне с большим куском тесаного камня в руках. И смотрел на старика, умолявшего его, извиваясь от боли, как на сломанную игрушку.
И тут Ти-Том увидел, как руки вожака поднялись к низкому и тяжелому небу.
Увидел, как камень с силой обрушился на седую голову.
В самом разгаре бушующей грозы между сообщниками на несколько секунд воцарилось гробовое молчание. Перед ними лежал Зоф с размозженным черепом. Разбрызганная кровь обрисовала на земле вокруг его головы пурпурную корону, которую быстро размывало дождевой водой.
Самые трусливые начали разбегаться, и вскоре стая рассеялась. Что касается Эрвана, то он все еще продолжал смотреть на жертву.
А тем временем на другом конце городка Элиас закрыл дверь своего дома со странным предчувствием, что должно произойти какое-то важное событие. Этим вечером шахматной партии не будет.
24
Гроза закончилась почти так же внезапно, как и началась. Тело Зофа лежало среди редких могил придорожного кладбища, которое в мгновение ока стало совершенно пустынным. Выбравшись из своего убежища, Ти-Том подбежал к телу антиквара и долго молчал, стоя возле него.
Небо над ними освобождалось от туч. Казалось, жизнь возобновила свое течение.
Он заслышал вдалеке какие-то негромкие звуки и вскинул голову: к нему приближалось темное пятнышко.
По дороге, несмотря на свой преклонный возраст, торопливо шагал Элиас Мудрый. Удивительным образом почувствовав приближение катастрофы, он поспешно вышел из дома и теперь предстал перед Ти-Томом – взъерошенный, плохо выбритый.
Увидев истерзанное тело антиквара, Элиас упал на колени, потрясенный невероятным сцеплением обстоятельств. Он, совсем недавно расставшийся в Варшавском гетто с Зофом-ребенком, теперь, много десятилетий спустя, видел его стариком, лежащим в Браунау на придорожном кладбище. От этого у него закружилась голова. Он пощупал запястье старого шахматиста – оно было холодным.
Заодно Элиас коснулся и его перчаток, подумав, что, быть может, в них найдет доказательство, которое ищет.
– Я знаю, кто это сделал, – сказал расстроенный ребенок.
– Кто? – спросил Элиас, посмотрев на него удивительно спокойным взглядом.
– Он нарвался на Эрвана с дружками. Они шли по школьной дороге, а господин Зоф им навстречу. Похоже, он был совершенно не в себе. Понятия не имею, почему он тут оказался и куда шел. Я был наверху, когда это случилось. Из-за грозы было плохо видно. Но они его толкнули, повалили на землю, а потом стали бросать в него камни. Он испугался, но не кричал. И тут Эрван подошел к нему и ударил камнем по голове. Господин Зоф упал и больше не шевелился. А потом… Потом… все разбежались.
Ти-Том вытер слезы.
– Я кое-что почувствовал, – прошептал Элиас, словно самому себе.
С ужасом увидев, в каком плачевном состоянии находится тело его партнера по шахматам, он обратил глаза к небу и задался вопросом: была ли эта драма каким-нибудь знаком?
Потом зашептал слова заупокойной молитвы. Старик молился, чтобы душа этого столько страдавшего человека вознеслась к Всевышнему и нашла наконец упокоение подле Него, вдали от жестокости Его детей, вдали от гетто, вдали от Браунау.
Ти-Тому, заинтригованному необычной мелодией молитвы, которая находила странный отклик в его душе, наконец удалось оторвать взгляд от тела Зофа. И в этот трагический миг ребенок увидел проблеск света: он нашел в Элиасе семью, которой ему так недоставало.
Его слезы обрели иной смысл. Теперь Ти-Том оплакивал свою собственную участь, ибо почувствовал: что-то изменилось. Не признаваясь себе в этом, он догадался о скрытой причине преступления, невольным свидетелем которого стал. Если Эрван и его шайка подняли руку на старого антиквара, то это было отнюдь не случайно.
За всем этим угадывался мир взрослых, это он изрыгал ненависть, это он подстрекал к разнузданному насилию – недомолвками на семейных трапезах, намеками в барах, салонах, очередях, вплоть до высших сфер общества.
Элиас попросил Ти-Тома позвать кого-нибудь на помощь. Ребенок запротестовал, дескать, никто не придет. Но, поскольку Элиас настаивал, он в конце концов ушел по дороге.
Только тогда Элиас осторожно приподнял запястье своего недавнего партнера по шахматам. И, стянув черную перчатку с одеревеневших суставов, сделал необычайное открытие: правая рука Зофа оказалась совершенно цела – на ней были все пять пальцев.
25
С наступлением ночи люди в белом упаковали тело Зофа в мешок. Словно хотели тайком уничтожить все следы пребывания старика в городке, подумал Ти-Том.
Полицейские Браунау опросили нескольких соседей, сделали фото кладбища, приступили к сбору улик на местности. Но судьба старого антиквара никого не интересовала, для некоторых он был всего лишь объектом шуточек.
А всесильный бургомистр Браунау, господин Рифеншталь, напрямик заявил, что считает возмутительным трату полицией своего времени и государственных денег на копание в делах, которые истинных австрийцев непосредственно не касаются.
Марика и Ти-Том негодовали. Девочка мечтала об освобождении от гнетущей власти отца, но, пока она оставалась в доме Рифеншталей, такое было совершенно немыслимо.
Элиас тоже скрыл свое потрясение смертью Зофа, хотя и по другим причинам. На самом деле он увидел в этом лишь доказательство, которое искал. А его, в конечном счете, только это и интересовало.
Самым важным для Элиаса была уверенность, что в его руках оказалось орудие, способное воздействовать на судьбу. Бог на его стороне – теперь он был в этом убежден.
Отныне все свое время он проводил затворником в доме, по возможности избегая Польстерихи.
Чтобы быть как можно ближе к Залу Книги, он даже перебрался в голубую комнатку на антресольном этаже. Иногда следил в окно за ежедневными хождениями туда-сюда маленького Томаса. Дабы оправдать свое затворничество перед домработницей, он выдумал себе болезнь. Заставлял ее покупать лекарства, которые затем выбрасывал. И систематически закрывал на ключ дверь своей комнаты, выходя только для того, чтобы поесть единственный раз за день, чем еще больше усугублял крайнюю усталость, вызванную скорее ночными бдениями над Книгой, чем возрастом.
Ибо теперь Элиас Мудрый посвятил себя исключительно тайне Книги и смыслу ее существования.
Подчинив себя строгой дисциплине в изучении Текста, он часто постился, сам того не замечая, мало спал и постоянно размышлял. Просматривал рассказы о судьбах сотен и сотен душ, и знаменитых, и безвестных… Перед ним была открыта Книга Провидения, повергавшая его в безграничное удивление.
Элиас тщательно следил, чтобы избегать физического контакта со светящимися буквами, и поэтому тоже решил носить перчатки.
Еще он задавался вопросом: почему Всевышний решил доверить ему такое сокровище?
Ибо, если Книга смогла изменить ход жизни Зофа, значит, она способна и на многое другое. И он старался оставаться смиренным, отказывался приписывать себе способности, которыми не обладал. Эта власть – Небесная власть – принадлежала только Книге, и он сознавал, что является лишь ее хранителем.
В последующие недели Элиас потратил много времени и на изучение пассажей, касавшихся его семьи. Дни напролет просматривал мозаичные хроники этих печальных судеб, похожих на миллионы других. На самом деле он искал смысл собственной жизни: почему он сам уцелел?
И всякий раз, закрывая Книгу, снова чувствовал себя бесконечно одиноким среди мертвых обломков прошлого.
Перед необъятностью Текста он часто ощущал себя пассажиром идущего по чужой стране поезда, который время от времени бросает в окно печальный взгляд на прежний, оставшийся вдалеке мир.
Не проходило ни дня без того, чтобы Элиас не нашел корень Зла в ХХ веке. В нем он видел главную причину своего несчастья, обвинял его в том, что Аду было позволено бесчинствовать на земле.
Он проклинал идеологов и порожденных ими палачей, их полные ненависти речи, национализм, расизм и политические теории, позволявшие им процветать, а заодно упрекал и их жертвы, которые предпочли смерть, а не борьбу.
Руководствуясь чувством вины, европейский постмодернизм, постмодернизм века Элиаса, запутался в своем невротическом наваждении – жажде забвения, желании «перевернуть страницу», которая на самом деле была страницей его нравственного краха.
Элиас видел, как рассыпалась память старого мира, мира его родителей и его собственного наследия, открывая врата новой эре, полной опасностей, которые были похожи на опасности прошлого. Он каждый день встречал в Книге Жизни предвестия этого.
Но, как ни парадоксально, больше всего чтение Книги заставило его оценить масштаб собственного отчаяния. Он понял, до чего пустой была его жизнь без родных.
Ему по-прежнему предстояло понять: зачем Создатель пожелал вложить Книгу в его руки?
Решится ли он наконец потягаться со своим страхом, чтобы попытаться найти ответ на этот неотвязный вопрос? Решится ли взглянуть в лицо своей судьбе?
Он медленно встал и снова окинул взглядом полки в поисках тома с его собственным именем.
Какую тайну откроет ему Книга о нем самом? Однако, отыскав наконец нужный том, а в нем рассказ о своей судьбе, он с изумлением увидел, как страницы вдруг вспыхнули и их стало неумолимо пожирать пламя!
Непостижимо. Его жизнь была готова исчезнуть, «выйти» из Регистра живых. Было ли это знаком того, что он приближался к Бесконечности? Или к Небытию? И кто бы мог сказать ему это?
Как бы то ни было, произошедшее убедило Элиаса в одном: отныне его время сочтено. Надо действовать быстро.
26
Пролетали дни. Конечно, надо было действовать быстро. Но как? Элиас не отказался бы от помощи. И надеялся на послание Небес, хотя и знал, что напрасно.
Он все еще посвящал много времени изучению Книги, постоянно блуждая по коридорам Большого зала и просматривая множество новых рассказов о судьбах в поисках знака, способного вывести его на нужный след, показать ему свет в конце туннеля.
Каждый день, надев перчатки, он пролистывал тысячи страниц.
И вот так, перевернув одну из них, неожиданно обнаружил историю Клауса Шенка, графа фон Штауффенберга, – человека, который в 1944 году безуспешно пытался убить Адольфа Гитлера.
Рассказ о покушении был полностью приведен в его жизнеописании и оказался на удивление подробным, с указанием даты и точного времени взрыва бомбы, которой надлежало уничтожить тирана: 20 июля 1944 года, 12 часов 42 минуты.
Элиас обнаружил также кодовое название операции – «Валькирия», и сообщение о месте, где произошло покушение: в зале оперативных совещаний Ставки верховного командования, располагавшейся в лесу «Волчье логово» под Растенбургом, неподалеку от границы Рейха.
Читать бесплатно другие книги:
