Ментаты Дюны Герберт Брайан

Успех – вопрос определения. Что такое победа? Что такое богатство? Что такое власть?

Джозеф Венпорт. Внутренний меморандум «Венхолдз»

Долгие годы ученые с Денали присылали Джозефу Венпорту бесчисленные предложения, многие из которых казались нелепыми и неосуществимыми: новые волновые генераторы, интерфейсы связи, ядерные пульсирующие вспышки, даже механические «сверчки»-саботажники.

Не желая ограничивать свой далекий банк мыслей, Джозеф приказал администратору Ноффе поощрять фантазию во всех ее проявлениях, если она способна создать средства, которые нанесут поражение батлерианцам.

Но на такое он и не надеялся.

Сидя под ярким солнцем пустыни, Джозеф, Драйго и Птолемей наблюдали за семью механическими ходячими, которыми управлял мозг навигаторов. То, что продемонстрировал Птолемей, уже поразило Джозефа. Страшные машины двигались необычайно легко и быстро. Джозеф улыбался: результаты вполне окупали средства, затраченные на исследовательский центр на Денали.

Теперь у него были свои титаны.

Один из древних титанов пытал его прабабушку, и это сделало Норму Сенву больше, чем человеком. Ее муж Аврелий Венпорт посвятил свою жизнь борьбе с кимеками. Какая ирония, что Джозеф Венпорт создает новых титанов, еще сильнее предшественников.

Птолемей коснулся микрофона в ухе.

– По-прежнему ни следа червей.

– Может, эти твари испугались, – предположил Венпорт.

– Сомневаюсь, что песчаным червям ведом страх, директор, – сказал Драйго. – По вибрации они не могут отличить этих кимеков от машин, собирающих пряность. И мы предполагаем, что поле Хольцмана, создаваемое щитом, приводит в бешенство любого червя.

– Я пошутил, ментат.

Наконец по песку, словно гребень волны, пробежала рябь. Большой червь прошел сквозь несколько дюн, словно они были не плотнее воздуха; он двигался со скоростью выпущенного снаряда.

Джозеф встал со стула.

– Какое чудовище!

Темные глаза стоявшего за ним Драйго округлились, ментат впитывал все подробности. Птолемей казался испуганным.

Похоже, теория о том, как действует на червей щит, подтверждалась.

Разъяренный песчаный червь взвился вверх. Из песка показалась гигантская пасть, с тела сыпался песок.

Мозг навигаторов в баках сохранности не впал в панику. Исследовав поведение червя, они расположили тела ходячих в точно выверенном строю для нападения, словно на военном учении. Три кимека выключили щиты и разошлись в стороны, как пауки-прыгуны.

Червь обрушился, как таран, но проворные кимеки прыгнули в противоположную сторону, их движения были тщательно рассчитаны и скоординированы, словно между навигаторами существовала телепатическая связь. Даже Джозеф на своем далеком наблюдательном пункте ощутил вибрацию, когда червь снова ушел в песок.

В поисках стратегически лучшей позиции кимеки поднялись на дюны и пустили в ход артиллерию; разрыв за разрывом поднимались над сегментированным телом червя. В воздухе плавало столько пыли, песка и дыма, что Джозеф почти ничего не видел.

Червь снова поднялся, извиваясь, как брошенный шланг под высоким давлением. Он ударил одного кимека, подбросив его в воздух, потом проглотил другого, Хока Эвандера, по-прежнему защищенного мерцающим щитом.

Птолемей застонал, увидев, как сражающийся кимек исчез в глотке червя. Джозеф удивился такому отсутствию объективности.

– Это испытание, доктор Птолемей. Следует ожидать потерь.

Оставшиеся пять титанов возобновили атаку, используя огнеметы, лазерные лучи и разрывные снаряды. Хотя несколько бронированных сегментов тела червя казались поврежденными, нападение только разозлило зверя. Он снова взвился и обрушился на двух кимеков, вдавив их в песок. Гигант был так массивен, что даже броня не могла защитить ходячих.

Оставшиеся три кимека разошлись в стороны от червя и повторили нападение. Стон твари прозвучал, как рокот двигателей космического корабля.

Затем извилистое змееподобное тело начало раздуваться, как будто что-то взрывалось у червя внутри. Кольца сегментов потемнели, из увеличивавшейся раны повалил дым. На поверхности тела выступила ядовитая кислота.

Пробиваясь наружу, проглоченный титан, по-прежнему окруженный защитным полем, пустил в ход взрывчатку и едкую смертоносную кислоту. И установил бомбы с часовым механизмом, которые взорвались, когда он выбрался на свободу.

Джозеф рассмеялся, не в силах отвести глаз. Птолемею, казалось, было дурно от такого масштаба разрушений.

Умирающий червь погружался в песок. Из множества его ран сочилась влага. Пищевод был разорван. Кимеки продолжали бить по уязвимым местам, пока червь не содрогнулся и не упал на пологие дюны.

Джозеф с улыбкой повернулся к Птолемею.

– Производит большое впечатление.

Ученый застонал.

– Но я потерял трех титанов – почти половину моих лучших кимеков, и только для того, чтобы уничтожить одного червя. Это мои экспериментальные модели, я столько времени на них потратил, заботился о них… – От волнения он так сильно закашлялся, что едва не упал со стула. – Два из них: Хок и Адем – спасли меня на Денали, когда у меня вышла из строя система жизнеобеспечения.

– Не волнуйтесь, они действовали отлично, много лучше, чем я ожидал. – Джозеф похлопал его по плечу. – Гораздо важнее то, что вы доказали: с песчаным червем можно бороться! У нас есть для этого средства.

Птолемей упал на стул, бледный и смятенный, но постепенно обрел решимость.

– Учитывая эту демонстрацию, директор, я внесу изменения в тело кимеков, усилю защиту. – Песок выглядел так, словно здесь прошла сильная бомбардировка. – Мозг навигаторов для следующей партии титанов получит больше данных и сможет действовать успешнее.

Ученый выглядел глубоко опечаленным.

Неожиданно из дюны во все стороны полетел песок, и из нее появился второй червь.

Считалось, что черви придерживаются своей территории, но, как предположил ментат, это был спорный участок. Удивленные появлением нового чудовища, титаны не отреагировали вовремя. Червь с первого же удара разнес кимека, отшвырнул еще двух и проглотил четвертого.

Птолемей в глубоком отчаянии упал на колени.

– Не могу поверить! Не могу поверить!

Все погибли, все, Зиншоп, Ябидо, вся его отборная группа. Слезы текли по его пыльным щекам.

Первый червь умирал, корчась на песке. Второй безглазо смотрел на соперника, не интересуясь ни разбитыми кимеками, ни наблюдателями из «Венхолдз» на скале. Тварь долго возвышалась над телом мертвого червя, потом ушла в ту дюну, из которой появился первый червь, закрепляя территорию за собой.

Рабочие из приземлившегося корабля убирали стулья и готовились к отлету.

Птолемей продолжал смотреть на поле битвы.

– Все погибли. Все мои лучшие образцы. Я… Мне предстоит большая работа.

Но Джозеф был в восторге.

– Не расстраивайтесь, это было грандиозно. И у вас для работы достаточно мозга протонавигаторов. Только представьте, что могут сделать эти кимеки с Полу-Манфордом. Нам нужно больше их, гораздо больше, и я разрешаю вам их построить.

Он повел ученого на корабль.

– Вы поможете разгромить наших врагов, доктор Птолемей. Ваши кимеки покажут, что им нет цены: и здесь, на Арракисе, и в битвах с варварами. – Он ненадолго задумался. – А если дойдет до этого, они будут сражаться на нашей стороне за власть над всей империей.

Человеческое воображение – могущественный инструмент. Оно может стать убежищем в трудные времена, катализатором изменений в обществе или причиной создания замечательных произведений искусства. С другой стороны, чересчур буйное воображение может привести к паранойе, которая сказывается на способности взаимодействовать с реальностью.

Учебник школы Сукк. Руководство по психологии

Эразм сказал Анне на ухо:

– Тебе нравится мой голос. Он должен казаться знакомым.

Она остановилась, прислушиваясь, потом ахнула:

– Хирондо! Дорогой, это ты?

Робот был доволен достигнутым сходством, а воображение Анны сгладило все неточности. В школе ментатов был доступ к множеству записей, но без большой компьютерной базы данных Эразм с трудом находил нужные. Наконец он обнаружил небольшой отчет о скандале в императорском дворце с участием дворцового повара и сестры императора. К отчету прилагалась короткая аудиозапись – испуганный Хирондо говорил о своей невиновности. Это давало Эразму слишком мало материала для работы. К тому же тембр голоса Хирондо от страха изменился. Эразм постарался это исправить.

– Я могу стать частью твоих воспоминаний о Хирондо, – говорил Эразм поддельным голосом, стараясь успокоить девушку. – Я всегда буду здесь, рядом с тобой, в твоем сознании. Я никогда не оставлю тебя… а ты сможешь мне все рассказывать.

Эразм собирался наслаждаться своей новой ролью. И действительно, ему было очень – приятно? – что она согласилась с такой готовностью. После трудного испытания с вызванными «сафо» воспоминаниями ему нравилось делать вид, что он ее утешает, – «это необходимо», – диктовало его любопытство. Он мог узнать от нее многое о человеке совсем с иной точки зрения по сравнению с тем, что за долгие годы узнал от Гилберта, а следующий шаг обещал быть еще лучше, позволив ему установить более близкую и постоянную связь с Анной.

Независимый робот распустил свои щупальца по всему комплексу школы ментатов, дотягиваясь всюду, хотя у него и не было физического тела. Благодаря многочисленным образцам мыслящих машин, хранившимся в закрытом сейфе «для изучения», Эразму хватало материалов. Очень долго он незаметно изучал дезактивированных боевых меков, изолированные компьютерные сознания и автоматические устройства и все это использовал для создания сотен миниатюрных роботов-зондов.

Первый из них был размером с человеческую ладонь; он в свою очередь начал производить меньшие машины, а те конструировали совсем крохотных роботов. И наконец роботы-зонды смогли создавать свои совершенные миниатюрные копии. Эти мини-роботы почти не обладали возможностями компьютеров и только следовали указаниям Эразма, но проделали колоссальную работу, протянув линии связи во все здания и установив шпионские глазки; они расширили невидимую сеть, которой робот накрыл комплекс, и поместили свои устройства даже в насекомых и болотных тварей, так что эта сеть захватила и мангровые заросли.

Шедевром Эразма стал крохотный имплантируемый прибор, новое устройство для наблюдения и прослушивания, серебристый робот размером с кончик пальца Анны. Он вообще походил не столько на робота, сколько на сверкающее насекомое.

Разговаривая с Анной через миниатюрный микрофон возле ее кровати, Эразм объяснил:

– Это мой особый спутник, Анна. Я помещу его в твой слуховой проход, и это позволит нам постоянно быть на связи, если ты вдруг захочешь со мной поговорить.

Полностью доверяя ему, Анна поднесла маленького серебряного робота к уху; похожая на насекомое машина заползла внутрь и прикрепилась там, где могла касаться слухового нерва и передавать звуковые сигналы. Эразм хотел бы читать мысли Анны, но это было его следующей задачей.

– Я знала, что ты ко мне вернешься, – со вздохом сказала Анна.

– Я всегда жил в тебе, – ответил он, не желая разрушать ее иллюзии. – А теперь мы сможем всегда быть вместе. Я твой самый близкий и верный друг, не забывай.

Сказав это, он вдруг понял: для него это грандиозный эксперимент, но для Анны – правда, у нее нет других друзей.

Эразма тревожило, как бы она не заговорила с ним вслух, когда будет среди учеников. Но Анну Коррино и так считали странной, ее негромкое бормотание только укрепило бы это мнение.

Молодая женщина прошла к смотровой площадке и взглянула оттуда на мангровые заросли, которые создавали непроницаемый щит вокруг школы.

– Когда ты так близко ко мне, Хирондо, я люблю тебя еще больше. Мы можем вместе вспоминать, планировать наше будущее.

Эразм удивился, но ему было приятно. Любовь. Человеческие чувства всегда ускользали от него, хотя он пытался понять их сущность. У них с Гилбертом установились отношения взаимного признания; человек называл его «отцом», но это было совсем не то, что говорила Анна о своем утраченном возлюбленном. Теперь у Эразма появилась возможность лучше изучить людские эмоции.

Несколько дней назад через свою хитроумную систему подсматривания Эразм с огромным интересом следил за разговором Драйго с Гилбертом. Драйго был подобен блудному сыну, вернувшемуся домой, но с пути на этот раз сбился Гилберт.

После того как безумцы линчевали прежних союзников машин, Эразм считал, что Гилберту следует бежать, пока не поздно. Драйго позаботился бы, чтобы их обоих хорошо приняли люди, настроенные так же. Эразм опасался, что Гилберт не сможет дольше притворяться. Но Гилберт не желал оставлять свою драгоценную школу. Казалось, школа для него важнее жизни.

Когда школа отмечала годовщину своего основания, кое-кто из учеников заглянул в архивы и увидел фото Гилберта, сделанные больше семидесяти лет назад, – и за все это время Гилберт не изменился. Это мог бы заметить и самый ненаблюдательный человек, хотя пока никто об этом не говорил. Но со временем кто-нибудь непременно начнет задавать вопросы. Эразм должен был найти выход раньше, чем это произойдет…

На смотровой площадке Анна запела песенку, которую, по ее словам, пела ей леди Оренна, но внимание Эразма неожиданно отвлеклось от разговора с Анной. Гилберт в своем кабинете только что достал сферу памяти.

Чтобы не разрываться на два разговора, робот прошептал Анне на ухо:

– Я немного помолчу, но не покину тебя надолго, дорогая. Обещаю, я никогда тебя не оставлю.

В свой шпионский глазок Эразм увидел, что Анна улыбнулась, продолжая глядеть на болото. И перенес внимание на кабинет директора.

Гилберт смотрел на слабо мерцающую сферу. Когда они жили на Коррине, он видел флометаллическое лицо робота. Хотя Эразм никогда не умел хорошо подражать человеческой мимике, Гилберт по крайней мере мог истолковать настроение учителя (впрочем, робот настаивал, что у него не бывает никаких настроений).

– В последнее время я заметил перемены в поведении Анны Коррино, – сказал Гилберт. – Она слишком часто разговаривает сама с собой и улыбается. Что-то в ней изменилось.

– Это моя работа, – сообщил Эразм. – Она интересный подопытный объект, но я подталкиваю ее, направляю ее мысли. Однажды я даже дал ей «сафо».

Директор задумался.

– «Сафо»? Но я держу его под замком в аптеке.

– Я заставил ее взять один флакон для важного эксперимента. Ее реакция была очень информативной, я больше узнал о ее прошлом и эмоциях.

– Тебе не следовало этого делать. Ты повредил ее рассудок?

– Конечно, нет. «Сафо» усилило ее воспоминания и позволило говорить о тех событиях прошлого, о которых она не хотела вспоминать. Это была своего рода терапия, я уверен. Ты сам видишь, что Анна довольна, больше говорит. «Сафо» позволило ей открыть сознание.

– Пожалуйста, больше не давай ей этот препарат.

Гилберт сел за стол, решив надежнее запереть «сафо», чтобы у робота не было к нему доступа.

Эразм спросил:

– Почему ты не используешь его на других учениках? Изучи его воздействие. Средство позволяет сосредоточиться, а это очень полезно для ментата.

– Ученики могут достичь того же с помощью дисциплины мысли, которой я их учу.

– Но «сафо» дает еще больший эффект. Тебе следует экспериментировать с ним.

– Возможно – когда-нибудь. Сейчас очень важно, чтобы я мог сообщить Родерику и Сальвадору Коррино, что состояние Анны улучшается. Я хочу, чтобы она выздоровела, стала нормальной.

Гилберт знал, что, если удастся восстановить рассудок Анны Коррино, его школа получит благословение дома Коррино – и постоянную защиту.

Робот долго молчал, потом сказал:

– Я знаю, как излечить ее, но не собираюсь этого делать. Если она станет нормальной, мне она будет неинтересна. Мне она нравится такой, какая есть.

Гилберт ближе наклонился к сфере.

– Но ведь с самого начала нашей главной задачей было ее излечение.

В смоделированном голосе звучало отчуждение ученого, точно такое же, как в те времена, когда Эразм проводил сотни экспериментов на живых людях.

– Твоей главной задачей, сын мой, – возможно, но я вижу в ней лабораторный образец, уникальное окно в человеческое сознание, какого у меня никогда не было. Я лишен физического тела и потому не в силах проводить другие эксперименты, чтобы удовлетворить свое любопытство. Приходится обходиться тем, что доступно.

Гилберт раздул ноздри.

– Анна не просто лабораторный образец. Мы хотим ее вылечить и должны обеспечить ее безопасность.

– Когда-то и ты был только моим лабораторным подопытным, а посмотри, чего достиг благодаря мне.

– Да, и могу все это потерять, если мы позволим кому-нибудь понять, кто мы такие. Батлерианцы могут обрушиться на любой воображаемый грех. Появление Драйго Роджета произвело на меня сильное впечатление, и я… я всегда знал, что занимаю неправильную позицию. – Он помолчал, чувствуя неловкость из-за своего признания. – Манфорд не уверен, что я его союзник. А меня постоянно тревожит безопасность Анны Коррино, страх вызвать гнев ее могущественных братьев. Эта школа защищена, но недостаточно, чтобы отразить нападение императорской армии.

– Я много раз предлагал исчезнуть и начать новую жизнь. – Эразм помолчал. – И хотел бы взять с собой Анну.

– Нас искали бы по всей империи.

Используя расположенные в кабинете шпионские глазки, Эразм заметил тень переживаний на лице Гилберта, вот он нахмурился, вот глаза его забегали. Робот сделал неизбежное заключение.

– Тебе не нравится, что я слишком много внимания уделяю Анне Коррино.

– Это неправда, – слишком быстро отозвался Гилберт.

Эразм изобразил смех.

– Твоя рефлекторная реакция указывает на другое. Я наблюдаю за Анной и разговариваю с ней. Слежу за всем, что она делает.

– Я не ревную, отец. Просто вижу более широкую картину. Мы должны…

Сфера памяти внезапно перебила его, заговорив очень громко, чтобы подчеркнуть чрезвычайность своих слов:

– Анну Коррино нужно спасать. Вызови самых сильных учеников – мы должны ее спасти.

Гилберт вскочил.

– Спасти? Что она сделала?

– Пошла в опасное болото – без присмотра. Она там одна.

В голосе робота звучала искренняя тревога.

– Зачем она это сделала? – Стараясь побыстрее выйти, директор принялся отключать систему безопасности кабинета. – Она может погибнуть.

– Это соответствует обычному рисунку ее поведения. Она знает, что другие ученики проходят испытания в болоте. Вспомни – Анна Коррино приняла средство в школе на Россаке, потому что его принимали другие сестры. – Гилберт принялся укладывать сферу в шкаф, и Эразм сказал: – Мои шпионские глазки разбросаны по всему болоту, но я ее вижу. Она ушла в гущу мангровых зарослей. Мне следовало внимательней наблюдать за ней. Анна Коррино без помощи там долго не выживет.

– Я пошлю спасателей.

Гилберт запер сферу и выбежал из кабинета, поднимая тревогу.

Ветви растений были острые, узловатые корни – как костлявые колени, а кора гладкая и скользкая, но Анна шла дальше, пробираясь по чаще, словно человек-игла. Это будоражило и было приятно. Она ни разу не споткнулась.

Вокруг кружили насекомые. Одни кусались, другие просто бились о ее лицо. Подсознательно она считала насекомых и распределяла по категориям, следила за их неровным полетом и создавала для них воображаемые компьютерные маршруты.

Она шла через чащу, ныряла под ветки, разводила свисающие клочья мха. Болота напомнили Анне заросли туманного дерева во дворце, ее любимое убежище – место, куда могла зайти только она. Прикасаясь к ветвям и корням мангров, она напрягала мозг, но болотная растительность оставалась бесчувственной и глухой, не отзывалась на ее мысли, как это делали туманные деревья.

Она шла сквозь чащу, балансируя над стоячей водой, запоминая каждый свой шаг, а также все неверные тропы и тупики. Ей несложно было мысленно составить карту своего пути. Потом она вернется в школу ментатов, она может вернуться без особых осложнений.

Анна поскользнулась на клочке мха, но удержалась на ногах и старательно задышала, восстанавливая равновесие. Вода под корнями была неглубока, но она видела серебристые вспышки, похожие на плавающие осколки стекла. В этих протоках кишели бритвозубы, которые сожрут все, что попадет в воду. Движения Анны потревожили гнездо амфибий-прыгунов, те запрыгали на другие ветви, и некоторые сорвались; вода яростно закипела: их пожирали бритвозубы.

Другой человек испугался бы опасности, но Анна не встревожилась. Пока она оставалась на корнях, ей нечего было бояться, поэтому она решила не падать.

В ухе она услышала успокаивающий голос друга.

– Анна, тебе пора возвращаться в школу ментатов.

– Еще нет. Я тут осматриваюсь.

– Я восхищаюсь твоим стремлением к знаниям. – Похоже на голос Хирондо, но она уже поняла, что это не он. Это ее тайный друг с Лампадаса, который гораздо вернее, чем Хирондо.

– Директор школы тревожится о тебе, Анна. Тебя ищут ментаты. Они близко, ты скоро услышишь их голоса. Ответь им. Помоги им найти тебя.

Анна прислушалась. Мгновение она слышала только гудение насекомых и слабый плеск воды, но потом различила далекие крики: ментаты шли к ней через мангры.

– Им нельзя сюда, – сказала она. – Тут для них опасно.

– А они считают, что опасно тебе.

– Тогда скажи им, что у меня все в порядке.

Голос как-то странно усмехнулся.

– Я ни с кем не могу говорить, как с тобой. И… тревожусь из-за того, что ты тут одна.

Крики звучали все громче. Анна поняла, что ищущие рискуют ради нее жизнью, хотя она их не просила. Она не хотела, чтобы кто-нибудь погиб. Анна вздохнула.

– Ты прав. Родерик всегда говорит мне, что нужно думать о других. Я не эгоистка.

– Да, ты не эгоистка, – согласился голос, и Анне стало приятно.

Точно помня обратную дорогу, избегая неверных шагов и тупиков, Анна шла назад, к грязной, но более прочной земле, где ее могли найти ментаты.

Увидев ее, они решительно бросились вперед. Один поскользнулся на мангровом корне, но другой ментат подхватил спутника, лишив бритвозубов добычи.

– Я здесь, – крикнула Анна, направляясь к поисковой группе и двигаясь грациознее, чем они. – Я в безопасности.

В ее ухе дружеский голос сказал:

– Я намерен долго обеспечивать твою безопасность.

Все песчинки в пустыне разные, все планеты империи уникальны. Но чем больше я смотрю на инопланетные города, тем больше они кажутся мне похожими на одинаковые песчинки.

Тареф. Жалоба в разговоре с Шурко

Впервые появившись на верфях «Эсконтран» – подготовленный к новой миссии, замаскированный, с фальшивым удостоверением личности, – Тареф сразу получил временную работу на планете, которая называлась Джанкшн-Альфа. Он никогда раньше о ней не слышал. Джанкшн-Альфа не из тех планет, которые привлекают экзотическими картинами, как, например, Салуса Секундус или сверкающие остатки крепости машин Коррина… или Поритрин, с которого когда-то бежали от рабства зенсунни. На Джанкшн-Альфе не было никакого величия, только шум, вонь, тяжелая работа, а удовлетворения не больше, чем на Арракисе. Сравнивая империю со своими мечтами, Тареф испытывал разочарование. Джанкшн-Альфа оказалась попросту очередной разновидностью пустыни.

Пройдя обучение в «Венпорт холдингз», Тареф теперь понимал, какое богатство приносят сбор и продажа пряности – богатство, которое по праву должно было принадлежать людям пустыни, а не какой-то инопланетной компании. Но фримены предпочли примитивную жизнь и глядели в прошлое, ни разу не попытавшись посмотреть в будущее.

Тареф и его друзья становились дерзкими и равнодушными. Они вызывали песчаных червей, чтобы проехаться по пустыне, и возвращались в сиетч, когда хотелось, жили сами по себе, портили, когда удавалось, сложную сборочную технику. Они считали, что понимают жизнь, пока ментат «Венхолдз» не сделал им заманчивое предложение…

Но сейчас все без исключения новые планеты, где оказывался Тареф, даже шумные грязные промышленные миры, доказывали ему, каким невежественным и наивным он был всю жизнь. В пустыне он полагал, что знает все самое нужное, но, покинув Арракис, был потрясен тем, как этого ничтожно мало. Он никогда не узнает всего, даже если посвятит этому всю жизнь. Горизонт мудрости был далек, гораздо дальше, чем он мог дотянуться.

На Джанкшн-Альфе он работал на верфи в ожидании своего шанса, как и учил Драйго. Его первая акция оказалась самой трудной – не механически или технически, а потому что он нервничал, опасаясь, что кто-нибудь заметит, как мало он знает. Но в компании «Эсконтран» все пребовали в смятении. Когда исчезают корабли, ползут слухи… а корабли «Эсконтран» исчезали слишком часто.

Джанкшн-Альфа была пересадочным узлом, а многие транзитные пассажиры – батлерианцами. Тареф узнал, что их безногий вождь направляет их учинять бессмысленные погромы. Если верить ядовитым речам Джозефа Венпорта, Манфорд Торондо был величайшим врагом цивилизации, самым опасным из всех ныне живущих. Каждый агент «Венхолдз» получал неофициальный приказ убить его на месте, если только представится возможность.

На Джанкшн-Альфе Тареф изменил систему подачи топлива на большом грузовом корабле и организовал петлю обратной связи на пассажирском судне, полном батлерианцев. Первый корабль взлетел и исчез где-то в космосе. Транспорт с батлерианскими паломниками взорвался за мгновение до того, как его двигатели начали свертывать пространство. «Эсконтран» не сумела скрыть эту катастрофу – огромная неприятность для компании. Не сохранилось никаких обломков, и невозможно было установить, что причина катастроф – саботаж.

Тареф видел этих фанатиков на борту и знал, что теперь их тела разбросаны в космосе. Его вредительство стало реальностью: от рук Тарефа погиб корабль с пассажирами. Но он решил, что не его дело задавать вопросы.

Он работал один и скучал без Лиллис, Шурко, Бентура, Ваддоча и Чумеля. Закончив обучение, друзья расстались, разлетелись по разным космопортам и докам, где могли выводить из строя корабли «Эсконтран».

После третьей акции Тареф решил, что нужно отчитаться на Колхаре. Поэтому, когда на Джанкшн-Альфу пришел очередной корабль «Венхолдз», Тареф уволился. Обычное дело. Рабочие быстро менялись; для большинства такая работа всегда была временной. Тареф воспользовался поддельным удостоверением личности и улетел на корабле «Венхолдз».

На Колхаре он явился в администрацию и попросил разрешения отчитаться перед директором. Молодой фриман никогда не встречался с Джозефом Венпортом лично, и промышленник устрашил его. Почтительно потупив взгляд, Тареф доложил о своей работе.

Присутствовавший Драйго держался холодно. Венпорту отчет понравился, особенно то, что корабль с паломниками взорвался на виду у всех. Но за удовлетворением и радостью директора Тареф чувствовал едва скрываемый гнев, страшный, направленный на конкурента.

– Ты не только уничтожил вражеский корабль, но и показал всем, насколько небезопасны полеты на кораблях «Эсконтран». – Довольная улыбка под густыми усами. – И вдобавок мы избавились от нескольких сотен фанатиков. Вы ведь не упрекаете себя в том, что у вас на руках кровь, молодой человек?

– В пустыне мы близко знакомы со смертью.

– Ментат заверил меня, что ты и твои товарищи не трусы. Вы достигли убедительного успеха: шестнадцать случаев саботажа и потеря только одного агента.

Тареф, неожиданно встревожившись, поднял голову.

– Кто-то погиб, сэр?

– Да. Один из твоих товарищей выводил из строя навигационную систему, чтобы корабль исчез в космосе, но в последнюю минуту им заменили кого-то на этом корабле. Он не мог отказаться, не раскрыв всю схему, и исчез вместе с кораблем. Хороший человек. Он выполнил свой долг.

У Тарефа неожиданно пересохло в горле.

– Кто это был?

Венпорт посмотрел на стол, как будто отыскивал нужный документ. Ментат напряженным голосом сказал:

– Шурко. Один из тех молодых людей, что вместе с тобой прибыли с Арракиса.

Холод сковал сердце Тарефа. Шурко с самого начала не желал в этом участвовать. Тареф хотел показать другу моря Каладана, но теперь эта воображаемая награда показалась ему бессмысленной. Он с трудом ответил твердым голосом:

– Значит, Шурко мертв? Гибель корабля подтвердилась?

– Да, тяжелый удар для «Эсконтран», – сказал Венпорт, как будто это оправдывало смерть Шурко.

– Шурко, – прошептал Тареф. Ему ужасно захотелось увидеть остальных своих товарищей, особенно Лиллис; им столько требовалось обсудить, столько рассказать друг другу. А теперь Шурко… Может, не следовало уговаривать друга. Может, ему самому тоже не стоило в это ввязываться.

Драйго с раздражающим спокойствием сказал:

– У нас для тебя новое задание, Тареф. Не на корабле «Эскон», а на Арракисе.

Задумавшийся Тареф не был уверен, что расслышал верно.

– Арракис? Зачем вам нужно, чтобы я туда вернулся?

Вот Шурко сразу согласился бы… но он мертв, исчез в космосе.

Директор Венпорт побарабанил пальцами по столу.

– Ты должен радоваться, что мы дали тебе возможность улететь с этой планеты. Надеюсь, ты не возражаешь против возвращения.

– Я вернусь, если вы приказываете, – сказал Тареф, хотя ему этого очень не хотелось. – Что нужно делать?

– Нам так понравилась ваша работа, что мы хотели бы, чтобы ты привлек больше фрименов. Мы хотим, чтобы ты поговорил с племенами от нашего имени и передал наше предложение. Найди таких, кто согласится присоединиться к вам. – Директор улыбнулся. – Уверен, ты найдешь молодых людей, которым захочется покинуть эту кучу пыли. Разве ты сам не рад, что улетел оттуда?

Тареф мялся. Он улетел с Арракиса, и у него раскрылись глаза, но мало кто из жителей пустыни захочет покидать ее. Если бы Шурко остался, вся его жизнь прошла бы в сиетче, он никогда бы не покидал пустыню, разве что на короткое время уезжал бы в Арракис-Сити. Жизнь его была бы незначительной и ничем не примечательной, но долгой.

– Я спрошу их, – согласился Тареф и добавил: – Приятно будет снова почувствовать под ногами песок.

Ментат у стола директора коснулся микрофона в ухе, послушал, и его обычно невыразительное лицо расплылось в широкой улыбке. Джозеф Венпорт приподнял кустистые брови, ожидая доклада.

– Хорошая новость с планеты Баридж, директор, – сказал Драйго. – Планета капитулировала. Они говорят, что нарушат батлерианскую присягу, если мы возобновим торговлю с ними.

Если человек правильно проинструктирован, но продолжает совершать ошибки, его следует строго наказать. Такова ответственность каждого истинного верующего.

Райна Батлер. Последнее выступление на Парментьере

В доме на Лампадасе, наполовину деревянном, Анари обихаживала вождя батлерианцев. Она считала Манфорда своей собственностью и всегда старалась быть ему нужной. Ей хотелось, чтобы он чувствовал себя в безопасности, защищенным, но не беспомощным.