#моя [не]идеальная жизнь Кинселла Софи

Глава 5

«Парк-Лейн» всегда была моим святым Граалем. Это самая большая комната для заседаний в «Купер Клеммоу», с массивным полированным столом красного дерева и разноцветными стульями. Я всегда воображала, что, сидя за этим столом, чувствуешь себя так, словно заседаешь в кабинете министров. И всегда считала, что это креативное сердце агентства: люди там вдохновляются, а идеи так и носятся над столом. В «Парк-Лейн» прокладываются новые пути бренда и творится история.

А теперь я здесь… И это просто совещание. Никто и не думает прокладывать новые пути. Пока что обсуждали только один вопрос: был ли ошибкой оранжевый лимитированный выпуск «Крейз Бар». («Крейз Бар» – наш клиент, и мы делали дизайн упаковки для лимитированного выпуска. Но теперь они прислали нам десять полных коробок, и это всем осточертело.)

– Черт возьми! – Деметра прерывает заседание и театральным жестом указывает на телефон. – Адриан хочет со мной переговорить. Я вернусь через пару секунд. – Поднимаясь со своего места, она бросает взгляд на Розу. – Вы можете продолжить? Проинформировать всех о ЙоСК?

– Конечно. – Роза кивает, и Деметра выходит из комнаты.

На ней сегодня обалденная замшевая юбка с бахромой. Пока Деметра идет к двери, не могу отвести от нее взгляд.

– О’кей, – обращается Роза к собравшимся. – Итак, Деметра хочет, чтобы я рассказала вам о нашем новом потенциальном клиенте, ЙоСК, или «Йогурт от Счастливой Коровы». Это органический йогурт с какой-то фермы в Глостершире. – Роза пускает по кругу дешевые буклеты с изображением горшочков с йогуртом, простым логотипом, набранным «гельветикой», и нечеткой фотографией коровы. – Их основная мысль заключается в том, что над молочными фермами нависла угроза, но их продукты действительно хороши и… э-э… – Роза заглядывает в свои записи. – Их коровы едят органическую траву – словом, что-то в этом роде. – Она поднимает глаза. – Кто-нибудь знает хоть что-то о молочных фермах?

Все разражаются смехом.

– Молочные фермы?

– Я так боюсь коров! – говорит Флора. – Нет, серьезно.

– Да, боится, – подтверждает Лиз. – В Гластонбери мы видели коров, и Флора пришла в ужас. Она подумала, что это быки. – Лиз покатывается со смеху.

– Это и были быки! – кричит Флора. – Они могли забодать! А запах! Не знаю, как только к ним могут подходить близко!

– Так кто поедет на ферму, чтобы встретиться со Счастливыми Коровами? – Роза насмешливо ухмыляется.

– О господи! – Флора высоко поднимает брови. – Вы только вообразите!

– А ну-ка, девонька… – Марк подражает сельскому выговору. – Пора доить коров, Флора. Ступай-ка в коровник, девонька, да поживее!

Я уже дважды открывала рот и сразу же закрывала. Знаю ли я что-нибудь о коровах? Да я выросла на молочной ферме! Но что-то мешает мне заговорить. Я вспоминаю о бирмингемских девицах, которые называли меня «Кейти с Ферррмы», и меня передергивает. Лучше я немного пережду и посмотрю, как повернется разговор.

– Деметра хочет, чтобы мы выдали идеи. – Роза обводит нас взглядом. – Когда я говорю «сельская местность», что вам приходит на ум? – Она встает и берет маркер. – Давайте немного займемся словесными ассоциациями. Итак, «сельская местность»…

– «Вонь», – сразу же говорит Флора. – «Ужас».

– Я не стану записывать «вонь» и «ужас», – нетерпеливо произносит Роза.

– Тебе придется, – возражает Лиз.

И это правда. В «Купер Клеммоу» следуют девизу: «Каждый голос должен быть услышан». Так написано в документе, излагающем принципы нашего агентства. Так что даже если вы высказываете абсолютно дурацкую идею, все должны отнестись к ней с уважением, потому что она может привести к чему-нибудь блестящему.

– Прекрасно. – Роза пишет на доске «вонь» и «ужас», потом бросает сердитый взгляд на Флору. – Но это вряд ли поможет продать йогурт. Ты бы купила вонючий, ужасный йогурт?

– На самом деле я не ем молочные продукты, – отвечает Флора с легким презрением. – А у них, скажем, есть йогурт из миндального молока?

– Конечно, нет! – Роза закатывает глаза. – Это же, черт возьми, молочная ферма, а не миндальная!

– Погоди-ка. – Флора смотрит на нее округлившимися глазами. – Разве миндальное молоко действительно делают из миндаля? Я думала, оно просто… ну, не знаю. Просто название или что-то в этом роде.

Роза хохочет, с изумлением глядя на Флору:

– Флора, ты это серьезно?

– А тогда как же они его делают? – не сдается Флора. – Как они получают молоко из миндаля? Что они, доят его? Выжимают из него молоко?

– Это миндальное масло, – предполагает Марк.

– Так что же все-таки они делают?

У Розы растерянный вид, но через минуту она приходит в себя и отрезает:

– Я не знаю! И мы говорим не о миндальном молоке, а о коровьем. О молоке от коровы.

– На самом деле… – начинаю я, поднимая руку. – Я немного знаю о…

– Ну, как дела? – Деметра прерывает меня, влетая в комнату с кипой бумаг в руках.

– Безнадежно! – отвечает Роза. – Вот все, что у нас есть. – Она указывает на «вонь» и «ужас».

– Мы ничего не знаем о коровах, – резко произносит Флора. – И о сельской местности.

– И о миндале, – вставляет Марк.

– О’кей, люди. – Как обычно, Деметра берет бразды правления в свои руки. Она кладет бумаги на стол и хватает маркер. – К счастью, я знаю сельскую местность – в отличие от вас, бедных городских созданий.

– В самом деле? – У Флоры ошеломленный вид, а я смотрю на Деметру новыми глазами. Она знает сельскую местность?

– Прекрасно знаю. Я езжу в Бабингтон-Хаус по крайней мере четыре раза в год, так что знаю все изнутри. – Она с вызовом смотрит на нас. – И истина заключается в том, что сельская местность очень крутая. – Деметра зачеркивает «вонь» и «ужас» и начинает писать: – Вот ключевые слова: Органическое. Натуральное. Рукоделие. Ценности. Исконное. Мать земля. Как же это должно выглядеть… – Она с минуту размышляет. – Коричневая бумага, изготовленная из бумажных отходов. Органическая конопля. Бечевка. Ручная выделка. И еще нужна какая-нибудь история. – Она берет в руки буклет. – Мы не станем писать: «Это йогурт от коровы». – Она стучит по фотографии. – Мы напишем: «Это йогурт от английского лонгхорна по имени Молли». И будем проводить соревнование: «Приведите ваших детей подоить Молли».

Я закусываю губу. Корова на фото – не английский лонгхорн, а гернсейская. Но я не уверена, что поправлять Деметру насчет пород коров на людях – такая уж блестящая идея.

– Это хорошо! – одобряет Роза. – Я понятия не имела, что вы так глубоко знаете сельскую местность, Деметра.

– Имя «Деметра» на самом деле означает «богиня плодородия», – с самодовольным видом отвечает Деметра. – Во мне есть что-то очень сельское, близкое к земле. Я имею в виду, что всегда делаю покупки на фермерских рынках, если есть такая возможность.

– О, я обожаю фермерские рынки, – вторит ей Флора. – Например, эти яйца в корзинке с соломой! Это так очаровательно.

– Вот именно! Солома. – Деметра кивает и записывает на доске слово «солома».

– О, я уже это вижу, – кивает Марк и что-то строчит в своем блокноте. – Все натуральное. Этот йогурт – не массовая продукция, его готовят вручную.

– Вот именно. Вручную. Очень хорошо. – Деметра пишет на доске «вручную».

– Итак… – Марк делает паузу. – Может быть, деревянный горшочек для йогурта?

– О боже! – восклицает Флора. – Это гениально. Деревянные горшочки для йогурта! Их можно коллекционировать и, скажем… держать в них что-нибудь! Например, карандаши, косметику…

– Очень дорого, – задумчиво произносит Деметра. – Но если бы мы превратили это в ультраультрабренд… – Она задумчиво похлопывает маркером по руке.

– Премиальные цены, – кивает Роза.

Я знаю о премиальных ценах: это когда вы повышаете цены, а покупатели думают: «О, это должно быть что-то хорошее», – и покупают гораздо больше товара.

– Я думаю, люди заплатят много денег за деревянный горшочек с йогуртом, сделанным вручную, – серьезно произносит Марк. – И с именем коровы, напечатанным на горшочке.

– Давайте придумывать имена, – говорит Роза. – Имя коровы крайне важно. Фактически, это главное.

– Дейзи, – предлагает Флора.

– Только не Дейзи, – решительно возражает Лиз.

– Что-нибудь еще? – обращается ко всем Деметра, и я поднимаю руку. Ведь я так рвалась на это совещание – и теперь я должна внести свой вклад.

– Можно отметить, что они хорошо ухаживают за своими коровами, – отваживаюсь я. – Я имею в виду, что раз это называется «Йогурт от Счастливой Коровы», то коровы должны быть счастливыми, правда? И мы могли бы использовать эту идею в имидже?

– Да! – Деметра ухватывается за мою идею. – Благополучие животного – блестяще! – Она записывает на доске «счастливые ухоженные коровы» и подчеркивает эти слова. – Молодец.

Она благосклонно мне кивает, и я расцветаю. Я внесла вклад в это совещание! Пусть совсем маленький. Но это начало.

После совещания я отсылаю Деметре результаты опроса. В ответ она присылает сообщение, в котором просит сделать это в другом формате. С одной стороны, это жуткая канитель. Но с другой стороны, я хотя бы не буду сидеть все утро сложа руки и изводиться насчет предстоящего свидания. Я занята; я сосредоточенна; я даже не думаю о ланче…

О’кей, а теперь начистоту: это вранье. Я ужасно извожусь. А как же иначе? Это же Алекс Эсталис. Он обалденный! Теперь я это понимаю – после того, как прошлой ночью битых два часа читала о нем в «Гугле».

Как я могла считать его обычным парнем? Как могла подумать, будто он стажер? Вот в чем проблема, когда встречаешь людей в реальной жизни: к ним не прилагается информация. А может быть, это и хорошо. Если бы я знала, что он такая важная персона, то никогда бы не стала разгуливать вместе с ним на ходулях.

В любом случае пора идти. Я убираю волосы за уши, потом опять начесываю на уши. Снова переделываю. Ну, не знаю… По крайней мере, челка в порядке. Когда я сделала себе челку, то понятия не имела, сколько с ней возни. Если бы я ежедневно ее не выпрямляла, она бы торчала каждое утро. Типа: «Привет! Я твоя челка! А я-то думала, что весь день буду стоять под углом сорок пять градусов. Ты не возражаешь?»

Ну все, действительно пора идти.

Я неловко поднимаюсь в полной уверенности, что сейчас все отвернутся от мониторов и спросят: А куда это ты идешь? Но они, конечно, не делают ничего подобного. Никто даже не замечает, что я ухожу.

Рождественская ярмарка не так уж близко от офиса. Когда я до нее добираюсь, щеки у меня раскраснелись и я запыхалась. Очевидно, эта ярмарка работает каждый декабрь, но никто не знает, как ее назвать. Это рынок, плюс кафе, плюс рождественский базар. С «пряничным домиком» для детей, глинтвейном для взрослых и рождественскими гимнами, доносящимися из колонок.

Сразу же вижу Алекса, который стоит возле киоска, где продают глинтвейн. На нем куртка, фиолетовый шарф и серая хипстерская шапка, а в руках – два пластиковых стаканчика с глинтвейном. Заметив меня, он улыбается и говорит, словно продолжая прерванный разговор:

– Видите ли, есть проблема. Вот карусель, но никто на ней не катается. – Он указывает на карусель. Действительно, на лошадках сидит только пара малышей, и у обоих ужасно испуганный вид. – Все дети в школе, – добавляет Алекс. – Или ушли домой на ланч. Я наблюдал, как они исчезают. Глинтвейну? – Он протягивает мне стакан.

– Спасибо!

Мы чокаемся пластиковыми стаканчиками, и во мне поднимается радостная волна. Это чудесно – независимо ни от чего. Я имею в виду, что никак не могу понять, деловое это свидание или… вовсе не деловое… Но, как бы то ни было, все чудесно.

– Итак, за работу. – Алекс осушает свой стакан. – Вопрос вот в чем: можем ли мы создать бренд для этого места?

– Что? – спрашиваю я в недоумении.

– Для этой ярмарки.

– Вот для этого? – Я озираюсь. – Вы имеете в виду ярмарку? Рынок?

– Вот именно. – Его глаза загораются. – Они даже не знают, как его назвать, но хотят развернуться по всему Лондону. Делать деньги на сезонных праздниках в широком масштабе. Кафе. Реклама. Привлекательный ассортимент.

– Хорошо. Вау! – Я смотрю другими глазами на ларьки и китайские фонарики. – Ну что же, люди любят Рождество. И ярмарки.

– Но что именно? – уточняет Алекс. – Кафе с изысканным меню? Развлечения для детей? Ярмарку поделок? Или еще что-нибудь? – Он размахивает пустым стаканчиком. – Как вам глинтвейн?

– Очень хороший, – искренне говорю я.

– А вот карусель… – Он морщит нос. – Довольно печальное зрелище, верно?

– Может быть, им нужно сосредоточиться на еде? Еда – это великое дело. Или им нужно что-нибудь другое?

– Хороший вопрос. – Алекс направляется к карусели. – Давайте опробуем ее.

– Что?

– Мы же не сможем оценить карусель, если на ней не прокатимся, – серьезным тоном говорит он. – После вас.

Он указывает на лошадок, и я усмехаюсь в ответ:

– Ну что же, о’кей!

Я забираюсь на лошадку и роюсь в сумке в поисках кошелька, но Алекс поднимает руку.

– За мой счет. Точнее, за счет компании. Это важное исследование. – Он забирается на соседнюю лошадку и платит служителю – угрюмому парню в парке. – Наверное, придется ждать, пока к нам присоединятся толпы, – замечает Алекс, и я не могу удержаться от смеха. Здесь только мы и малыши – больше никого не видно. – В ваше нерабочее время, – бодро обращается Алекс к парню в парке, который нас игнорирует.

Чувствую, что мою челку треплет ветер, и безмолвно ее проклинаю. Почему она не может оставаться на месте? Это очень странно – сидеть на деревянной лошадке рядом с парнем, который теоретически – мой босс. Но он не похож на босса. Вот Деметра похожа на босса. Даже Роза немного похожа на босса. А этот парень… У меня сжимается сердце от сладкой муки.

С ним так весело! Сколько ума, бесшабашности, остроумия и обаяния! Это мужчина, встречи с которым я ждала с тех пор, как перебралась в Лондон. Нет, еще когда захотела перебраться в Лондон.

Я украдкой окидываю Алекса взглядом, и меня пробирает дрожь. Этот многозначительный блеск в глазах, эти скулы, эта улыбка…

– Так как дела с продукцией из Азии? – спрашиваю я. – С ходулями и со всем остальным?

– Ах, это… – он хмурится. – Мы отказываемся от этого проекта. Считаем, что из этого вряд ли что-нибудь получится: ведь придется сотрудничать с «Сидни Смит».

Я разочарована. Пожалуй, я уже рисовала себе, как работаю над этим проектом вместе с Алексом. (О’кей, а теперь начистоту: я вовсю фантазировала, как мы с ним работаем над этим проектом. Может быть, мы засидимся допоздна, и все закончится страстными объятиями на блестящем полированном столе в «Парк-Лейн».)

– Значит, голова одержала верх над сердцем.

– Верно.

– Жаль, – говорю я, и на лице у Алекса появляется кривая усмешка.

– Головы. Сердца. Все та же старая история.

– Хотя на самом деле, – продолжаю я, немного поразмыслив, – может быть, победило все-таки сердце. Возможно, вы просто не хотите работать с «Сидни Смит». Считаете, что это разумное деловое решение, но тут сработала личная неприязнь.

Не знаю, откуда у меня взялась уверенность, чтобы высказаться так откровенно. Может быть, все дело в том, что мы оба сидим на лошадках карусели.

– А вы проницательны, не так ли? – Алекс пристально на меня смотрит. – Думаю, вы правы. Честно говоря, мы просто не любим этих ребят из «Сидни Смит».

– Вот именно!

– А есть ли вообще разница между головами и сердцами? – Кажется, Алекс увлечен этой темой.

– Люди говорят «голова против сердца», – размышляю я вслух. – Но они имеют в виду «одна часть головы против другой части головы».

– Или «сердце против сердца»? – Алекс смотрит на меня, и его глаза как-то странно блестят.

Возникает маленькая пауза. Может быть, все дело в том, как он смотрит на меня? Или как он произнес слово «сердце»? Мое собственное сердце начинает бешено колотиться.

Но тут Алекс наклоняется, нарушив чары.

– О, у вас растрепались волосы.

Я сразу же забываю об азиатской продукции, головах и сердцах. Моя чертова проклятая челка!

Он смеется:

– Все не так ужасно.

– Нет, ужасно. Мне вообще не следовало подрезать челку, но… – Я резко умолкаю. Не могу же я сказать: «Но я хотела создать другой имидж».

– Это просто… ветер… – Он наклоняется ко мне. – Можно?

– Конечно. Нет проблем.

Он осторожно поправляет мою челку. Я совершенно уверена, что это противоречит правилам компании. Боссы же не должны поправлять прическу подчиненных?

Теперь лицо Алекса – всего в нескольких дюймах от моего, и он изучает меня с откровенным интересом. Я встречаюсь с ним взглядом, и мне кажется, что в его глазах промелькнул какой-то вопрос… Неужели?

О господи, я все это придумала! Мои мысли бешено скачут. Я чувствую, что между нами пробежала искра. Но ведь мы познакомились только вчера, и я даже не знаю, свидание ли это. Он мой босс, и я ни в чем не уверена…

Карусель внезапно приходит в движение, и Алекс, склонившийся ко мне, слетает со своей лошадки.

– Черт возьми! – Он хватается за ее шею.

– Боже! – кричу я. – Держитесь!

Лошадки дальше друг от друга, чем казалось, и Алекс повис между ними. Он выглядит как герой боевика, который висит между двумя автомобилями. (Ну, не совсем герой боевика: все-таки это карусель, и уже заиграла веселенькая музыка, а малыш указывает на него пальцем и вопит: «Дядя упал с лошадки!»)

Руки Алекса хватаются за шею моей лошадки, и я невольно смотрю на них. У него тонкие пальцы и сильные запястья. Один рукав задрался, открыв крошечную татуировку – якорь.

– Мне следовало сначала брать уроки верховой езды, – говорит Алекс, пытаясь выпрямиться.

Я киваю, с трудом подавляя смех:

– Лошадки на карусели действительно довольно опасны. Это безрассудная храбрость.

– Легкомыслие, – соглашается он.

– Эй вы! – человек в парке наконец замечает Алекса. – Перестаньте дурачиться!

– О’кей! – Сделав неимоверное усилие, Алекс усаживается в седло.

Лошадки мчатся по кругу, и я улыбаюсь Алексу.

– Это потрясающе! – кричит он, перекрывая музыку.

– Да! – отвечаю я. – Мне нравится!

Я хочу запечатлеть этот момент в памяти. Кружение на карусели вместе с обалденным остроумным парнем… Рождество… Не хватает только нескольких падающих снежинок – и тогда картинка станет идеальной.

– Роза! – Алекс вдруг кого-то окликает, и моя картинка распадается. Роза? Кто же это… Роза? – Мы здесь, наверху! – Алекс машет. – Джерард! Роза!

Это Роза, в своем темно-зеленом пальто. Она с недоумением смотрит на нас. Рядом с ней какой-то мужчина с седыми волосами, которого я не знаю, возится со своим айфоном. Когда карусель останавливается, сияние в моей душе меркнет. Да, это определенно не свидание.

Впрочем, я и не думала, что это свидание. Действительно не думала. Я только полагала, что это слегка похоже на свидание.

Было ли это похоже на свидание? Хотя бы несколько минут?

Мы оба слезаем с лошадок, а Роза без улыбки наблюдет за нами. Я вдруг чувствую себя неловко от того, что мы туда забрались. Алекс направляется прямо к Розе и седому мужчине.

– Привет! Роза, ты знакома с Кэт.

– Джерард, – представляется мужчина, и мы обмениваемся рукопожатиями.

– Что ты здесь делаешь, Кэт? – нахмурившись, спрашивает Роза. – Я не знала, что ты участвуешь в этом проекте.

– Я включил ее в группу, – непринужденно сообщает Алекс. – Лишняя пара глаз. А где остальные?

– В пути, – отвечает Роза. – И я действительно считаю, Алекс, что тут все дело в специфике. Я сегодня говорила с Дэном Харрисоном. Он выражается очень туманно…

Она направляется к ларькам; Алекс, по-видимому, размышляет над словами Розы; Джерард посылает сообщение.

Я тащусь сзади, чувствуя, что совсем запуталась. Значит, это с самого начала было связано с работой и я заблуждалась? И никакой искры не было – я ее придумала? Неужели я просто провинциальная дурочка, которая втрескалась в своего босса?

Но тут Алекс оборачивается и подмигивает мне. Он как будто говорит: ты и я. И хотя я только вежливо улыбаюсь, на душе становится тепло. Значит, мне ничего не показалось. Что-то было. Не знаю точно, что именно, – но что-то было точно.

Я покидаю рождественскую ярмарку раньше остальных. Алекс поглощен долгим телефонным разговором с Нью-Йорком, а Роза ясно дала понять, что мне следует вернуться к анкетам.

– Замечательно, что ты внесла свой вклад, Кэт, – говорит она. – Мы рады выслушать мнение младших сотрудников. Это круто, что Алекс тебя пригласил. Но тебе ведь действительно нужно продолжить это исследование, не так ли?

В ее голосе звучит металл. Таким образом, даже не попрощавшись с Алексом, я удаляюсь. Но я вовсе не пала духом – напротив. Добравшись до офиса, весело взбегаю вверх по лестнице. А когда я приближаюсь к своему столу, то мурлычу мотив, который звучал на карусели.

Флора поднимает голову.

– Привет, Кэт. Я тебя искала. Послушай, ты не хочешь сходить в субботу в Портобелло?[9]

– Вау! – вскрикиваю я в восторге. – Конечно! С удовольствием! Спасибо!

Не прыгай от восторга, укоряю я себя. Это всего лишь поход на рынок Портобелло. Ничего особенного. Люди делают это постоянно.

Но дело в том, что я-то этого не делаю. В выходные мне бывает немного одиноко, хотя я никогда не призналась бы себе в этом.

– Отлично! – говорит Флора, просияв. – Сначала ты зайдешь ко мне домой – мы живем за углом. А потом мы отправимся за рождественскими покупками…

Флора весело щебечет, а я сижу за столом и млею от счастья. Жизнь налаживается! Во-первых, интересный мужчина… на горизонте. А еще я иду на Портобелло вместе с Флорой. Теперь можно заинстаграмить кучу крутых картинок – причем это будет правда. В кои-то веки – да, в кои-то веки – это будет правда.

Глава 6

Назавтра выдается ясный зимний день. Утро такое солнечное, что, когда я выхожу из дома, хочется надеть темные очки. Остановившись на пороге, чтобы смазать губы бальзамом, вижу у калитки Алана. Он разворачивает свой велосипед и ведет спор с какой-то удивительной девочкой-подростком.

У нее блестящая кожа цвета латте, голубовато-зеленые глаза и очень короткая стрижка. Из-под школьной форменной юбки торчат длинные ноги. В руках у нее пачка листовок – по-видимому, именно против них направлен гнев Алана.

– Вся благотворительность коррумпирована, – говорит он сварливо. – Я больше этим не занимаюсь. Все это происки менеджмента и рекламы в метро. Я не стану давать деньги на рекламу в метро. Нужно помогать кому-то конкретному, какому-то реальному лицу.

– Я реальное лицо, – возражает девочка. – Меня зовут Садиква.

– Но я же это не знаю, верно? – говорит Алан. – Откуда мне знать, не мошенница ли ты?

– Хорошо, не давайте мне денег, – раздраженно произносит девочка. – Просто подпишите петицию.

– Да? А что вы потом сделаете с моей подписью? – Алан поднимает брови, как бы говоря: Я победил, – и забирается на велосипед. – А эта дорожка – частная собственность, – добавляет он, указывая на нашу грязную захламленную дорожку перед домом. – Так что не бери ничего такого в голову.

– Ничего такого? – Девочка удивленно смотрит на него. – Что именно?

– Точно не знаю. Но я тебе говорю: это частная собственность.

– Вы думаете, я собираюсь оккупировать вашу дорожку перед домом или типа того? – недоверчиво говорит девочка.

– Я просто говорю: частная собственность, – бесстрастно повторяет Алан.