Я – убийца Фитцек Себастьян
– Я не буду рисковать работой за сотню, – изобразил он негодование.
– Еще как будешь.
Штерн повернулся к пыхтящему мужчине, который в этот момент шумно вошел в бюро, и убрал деньги обратно в бумажник.
– Черт, здесь воняет, как в крысиной сауне, – выругался обливающийся потом лысый, чей вид напоминал статую стоящего Будды. На спине Анди Борхерта можно было бы легко закрепить широкоэкранную телевизионную панель, и она не выступала бы за его плечи.
– Кто вы, черт возьми? – вскочил на ноги Слай. Улыбка тут же исчезла с его лица.
– Не стоит так утруждаться, можешь не вставать.
Борхерт легко усадил молодчика обратно на стул и подошел к доске с ключами, которая висела на стене рядом с картой Берлина.
– О каком гараже идет речь, Роберт?
– Номер шесть. – Штерн спрашивал себя, правильно ли он поступил, заранее позвонив одному из своих клиентов и попросив о помощи.
Он был знаком со специфическими методами Андреаса Борхерта решать проблемы, потому что именно они два года назад практически засадили того за решетку. Тогда Борхерт еще был продюсером дешевых «фильмов для взрослых». Грязных хард-кор-порно, на которых он сделал небольшое состояние, пока однажды на съемочной площадке жестоко не изнасиловали исполнительницу главной роли. Процесс вызвал большой общественный резонанс, и все указывало на Борхерта, но Штерн сумел убедить суд в обратном. Анди отделался условным наказанием, когда после оправдания самостоятельно отыскал насильника и избил так, что тот был не в состоянии дать показания. Благодаря ловкой тактике Штерну удалось добиться значительного смягчения меры наказания, что невольно обеспечило ему закадычную дружбу с Борхертом.
– Если вызовешь фараонов, то мы встретимся с тобой в другом месте, – пропыхтел Анди в сторону Слая, снимая с доски нужный ключ. – А именно у тебя дома. Тебе ясно?
Штерн не смог сдержать улыбку, когда его бывший подзащитный с этими словами покинул бюро, не дожидаясь робкого кивка сотрудника транспортно-экспедиционной компании.
Штерн последовал за Борхертом и тяжело зашагал по гравийной дорожке к гаражам.
– С теми, кто не закончил школу, разговор короткий.
Через шаг Борхерт ступал своими белыми боксерскими ботинками в лужи, но, казалось, не замечал этого. Капли пота катились у него по вискам. Благодаря этой особенности – потеть при малейшей физической нагрузке – он получил множество разных прозвищ. Мистер Рубенс, Сумо, Потовая Железа… Борхерт знал их все, хотя никто никогда не называл его так в глаза.
– Из разговора по телефону я понял, что тебе нужна помощь, потому что один десятилетний мальчик убил мужчину, верно?
– Несколько мужчин, если быть точным. – Пока они шли по территории транспортной компании, Штерн рассказал ему безумную историю. Чем больше он говорил, тем недоверчивее становилось выражение лица бывшего подзащитного.
Наконец они остановились перед ржавым контейнером для строительного мусора, куда как раз забралась черная кошка.
– Убил? Пятнадцать лет назад, в прошлой жизни? Да ты мне мозги дуришь!
– Думаешь, я обратился бы к тебе, будь у меня выбор? – Штерн откинул волосы назад и сделал Борхерту знак следовать за ним к гаражу.
– С тех пор как я вчера обнаружил труп, Мартин Энглер занимается этим делом. Комиссар, который и в тебя тогда вцепился.
– Я помню этого говнюка.
– А он не забыл, как я сорвал ему арест.
Энглер, ведя расследование, допустил оплошность и не заглянул в медицинскую карту Борхерта. Анди с юного возраста страдал частичной эректильной дисфункцией. Выражаясь понятнее: он был практически импотент, эрекция у него наступала только после продолжительной прелюдии и в знакомой обстановке. Анди никак не мог изнасиловать девушку.
Борхерт был навеки благодарен Штерну за то, что тот добился не только оправдания, но и закрытого слушания дела. Порнопродюсер, у которого не встает, – да он стал бы настоящим посмешищем. И хотя благодаря Штерну пикантные подробности не вышли наружу, после судебного разбирательства Борхерт оставил киноиндустрию и открыл несколько успешных дискотек в Берлине и окрестностях.
– Он с превеликим удовольствием пришьет мне какое-нибудь дело.
– Я тебе, конечно, помогу, только ничего не понимаю. Почему ты позволяешь себя в это впутывать? – Борхерт пнул пустую банку из-под пива, подвернувшуюся под ноги.
– Я просто взялся за дело этого мальчика, ясно? – Штерн ушел от прямого ответа.
Он пока не хотел рассказывать Борхерту о DVD: тогда сразу стало бы понятно, почему Штерну необходим защитник. Анди – единственный из его знакомых, кто был достаточно хладнокровен, чтобы без особых разъяснений копаться для него в грязи. Правда, Штерн боялся, что бывший клиент посчитает его сумасшедшим, если узнает, по какой именно причине он решил следовать по дорожкам, которые, по собственным признаниям, проложил в прошлой жизни Симон.
«А может, я действительно рехнулся?» – подумал он. Сошел с ума. С одной стороны, есть то двухминутное видео, а с другой – все законы природы отрицают предположение, что Феликс все еще жив. Но они также исключают вероятность того, что Симон может помнить убийства, которые случились задолго до его рождения.
– Хорошо, больше никаких вопросов, ваша честь. – Борхерт поднял руки, словно Штерн наставил на него пистолет. – Но, пожалуйста, не говори мне сейчас, что мы ищем здесь еще один труп.
– Именно. Я только что был у Симона в больнице, и он назвал мне этот адрес.
Моросящий дождик утих, и Штерн наконец мог смотреть вперед, не моргая беспрестанно из-за мелких капель, попадавших в глаза. До металлических ворот гаража под номером 6 оставалось самое большее метров пятьдесят. Это была часть блока неприглядных сараев на самом берегу Шпрее, на расстоянии броска камня до воды.
– Симон говорит, что двенадцать лет назад отрубил ему ноги, иначе он не помещался в холодильник.
7
Штерн не знал, что именно ожидал увидеть, когда они открыли дверь. Может, стаю крыс, грызущих человеческую руку на каменном полу, или вибрирующий рой плодовых и навозных мух, которые черным облаком трепетали над полуоткрытым холодильником. Его внутренний взор был готов к любому предвестнику смерти, и поэтому реальная картина так сильно удручила его.
При этом он должен был испытать скорее облегчение по поводу пустого гаража. Никакой мебели. Никаких электроприборов. Никаких книг. Свет от пыльной лампочки падал только на две небольшие коробки со старой посудой и потертый офисный стул. Штерн почувствовал, как внутри его открылся какой-то клапан, через который улетучилась надежда. Он мучительно осознал, с какой невероятной силой желал найти в гараже что-то неживое, бездыханное. Чем необъяснимее становились воспоминания Симона в настоящем, тем вероятнее казалась связь между Феликсом и десятилетним мальчиком с родимым пятном на плече.
Штерн не мог поверить, что действительно составил в подсознании такое иррациональное уравнение.
– Вот и твоя ерунда по фэн-шуй, – пробурчал себе под нос Борхерт.
Роберт не стал объяснять ему, что классическая китайская философия освоения пространства не имеет ничего общего с переселением душ или реинкарнацией. Для владельца дискотек все, что он не мог потрогать руками, было спиритуальной психологической чепухой, выдуманной людьми, которым просто нечем заняться.
Именно этот незамысловатый подход к жизни еще недавно так нравился Штерну.
– А что сейчас? – спросил Борхерт, когда Штерн вдруг опустился на четвереньки.
Штерн ответил не сразу. Он проверил пальцами все желобки и пазы в пыльном полу, сознавая бессмысленность своих действий задолго до того, как закончил.
– Ложная тревога, – наконец заявил он и, вставая, стряхнул руками пыль с пальто из верблюжьей шерсти. – Двойного дна нет. Ничего.
– Странно. Ведь твоя история казалась такой правдоподобной, – издевался Борхерт. По какой-то причине у него на лбу снова образовались капельки пота, хотя он даже с места не сдвинулся за последние минуты.
Выходя, Штерн окинул помещение задумчивым взглядом, потом выключил свет и предоставил помощнику запереть внушительную дверь.
– Не пойму, – пробормотал он под нос, словно обращаясь к себе. – Здесь что-то не так.
– Вот теперь мне тоже так кажется. – Борхерт вытащил ключ из замочной скважины и ухмыльнулся Штерну. – Может, то, что мы в дождь ищем в гараже какой-то труп?
– Нет. Я не это имею в виду. Будь ты позавчера на той заброшенной фабрике, сейчас бы меня понял. Послушай, в последние месяцы этот мальчик находился только в больнице, до этого в приюте. Как он мог узнать о трупе в подвале промышленной постройки? Он даже назвал приблизительную дату смерти.
– Это где-то подтвердили?
– Да, – ответил Штерн, не называя источник. Пока что приходится доверять голосу на видео.
– Тогда ему просто кто-то сказал.
– Я тоже так думал, но все равно многое не сходится.
Борхерт пожал плечами:
– Я слышал, у маленьких детей бывают невидимые друзья, с которыми они разговаривают.
– Возможно, в четырехлетнем возрасте. Симон не шизофреник, если ты на это намекаешь. У него нет никаких бредовых представлений. Парень с размозженным черепом реальный. Я сам его нашел. И вот это. Шестерка. – Штерн указал на облезлую цифру на двери. – Она нарисована на воротах точно так, как описал Симон.
– Значит, он был здесь и видел гараж.
– Он из приюта. В Карлсхорсте. Почти в часе езды на машине отсюда. Это очень маловероятно. Но даже в таком случае все это не имеет никакого смысла. Почему Симон считает, что он сам убийца, если ему об этом кто-то рассказал?
– Что это у нас? Викторина? Откуда мне знать? – фыркнул Борхерт, но Штерн его больше не слушал. Он задавал вопросы для того, чтобы привести в порядок свои мысли, а не ради убедительных ответов.
– Ладно, предположим, кто-то использует Симона. Почему убийца выбрал именно маленького мальчика, чтобы привести нас к трупу? Зачем такие сложности? Он может просто взять телефон и позвонить в полицию.
– Эй, вы там! – долетело до них от входа в главное здание. Невысокий мужчина в голубом комбинезоне вразвалку и немного криво направился к ним по мокрому двору.
– Это хозяин. Ему принадлежит транспортно-логистическая фирма, – пояснил Борхерт. – Не удивляйся, он перетаскал слишком много коробок, и его перекосило из-за межпозвоночной грыжи.
– Что вы, придурки, делаете на моей территории? – крикнул он, размахивая руками, и Штерн уже внутренне приготовился к следующей стычке. Но тут хозяин компании неожиданно остановился и гортанно рассмеялся. – А, это ты, Борхерт. Теперь я знаю, почему мой бестолковый племянник наделал в штаны.
– Тебя не было, а мы торопились, Гизбах.
– Ничего, ничего. Мог бы и позвонить.
Хозяин забрал у Борхерта ключ и посмотрел на Штерна:
– Номер шесть, да?
Роберту хотелось повнимательнее рассмотреть загрубевшее от ветра и солнца лицо шефа логистической фирмы, но он отвернулся, когда увидел нити слюны, которые появлялись у Гизбаха между губами при каждом слове, словно тот жевал кусок сырной пиццы.
– Что вам там было нужно?
– Мой товарищ ищет жилье, – ухмыльнулся Борхерт.
– Просто спросил. Как нарочно, номер шесть.
– Почему «как нарочно»? – поинтересовался Штерн.
– Это единственный гараж, который я сдал на длительный срок.
– Кому?
– Думаешь, меня это интересует, если человек платит наличными? За десять лет вперед?
– Но зачем кому-то снимать пустой гараж?
– Пустой?
В тот момент, когда старик язвительно рассмеялся, Штерн понял, что упустил кое-что в гараже. Следы волочения. В пыли.
– Он был забит до потолка. На прошлой неделе мы все выбросили, после того как истек договор.
– Что?! – одновременно воскликнули Борхерт и Штерн.
– Куда вы вывезли мебель?
– Туда, где ей и место. На свалку крупногабаритного мусора.
Сердце Штерна замерло на пару секунд, когда он проследил за взглядом скрюченного хозяина. И вдруг она вернулась. Надежда.
– Нам стоило сделать это еще два года назад. Освободить от хлама. Мы не заметили, что договор истек, так как уже давно не сдаем гаражи с однозначными номерами. Они все равно пойдут под снос.
Роберт развернулся и не торопясь, как в замедленной съемке, направился к ржаво-коричневому контейнеру, мимо которого они уже проходили. Когда он подошел так близко, что смог заглянуть через край, обнаружил, что черная кошка все еще там. Она сидела на стопке старых газет перед пожелтевшим ящиком – и похоже, ей нравилось негерметичное место агрегата, из которого капала желтоватая жидкость. В любом случае она не обратила никакого внимания на Штерна, который залез в контейнер. Кошка продолжала лизать резиновое уплотнение старого холодильника – такая модель точно не продавалась уже лет двенадцать.
8
– Как ты себе это представляешь?
Карина ногой захлопнула дверцу машины и, прижимая сотовый телефон к уху, пошла по подъездной дорожке к больнице. Ей пришлось оставить машину перед клиникой, потому что все места на парковке для персонала были заняты транспортными средствами, которые наверняка стояли там незаконно. Но если подумать, на служебной парковке ей все равно больше делать нечего. Официально Карина в отпуске. Неофициально она уже может подыскивать себе другую работу.
– Клиника ведь не тюрьма строгого режима! – услышала она слова Штерна. Его голос пропадал и иногда прерывался дорожным шумом. – Наверняка существует возможность вытащить оттуда Симона.
Телефонный разговор ей совсем не нравился. Два дня она тщетно ждала от Роберта хоть какого-то признака жизни. А теперь вот такое! Вместо того чтобы спокойно обсудить с ней необъяснимые происшествия, он, видимо, изо всех сил старался усугубить проблемы, в которых она погрязла.
– Что ты хочешь от Симона?
– То, о чем он меня просил. Проверяю его показания.
Просто отлично.
Сама виновата. В конечном счете, это она свела их. Она же хотела, чтобы он позаботился о мальчике.
Но не так!
Не в качестве его адвоката. Честно говоря, она витала в облаках, когда организовывала эту встречу. Конечно, для нее на первом месте стоял Симон. Из-за ее дурацкой идеи с регрессивным гипнозом его страх смерти теперь сменился куда худшими переживаниями. Мальчик считал себя убийцей, и она должна остановить это сумасшествие.
Для спуска в подвал Роберт был ей не нужен. Наверное, Пикассо оказался бы гораздо полезнее. Нет, она хотела свести Роберта и Симона. Она вполне серьезно надеялась, что между ними установится особая связь: адвокат развеет переживания ребенка, а тот, в качестве награды, затронет его душу. Потому что, несмотря на собственную болезнь, Симон обладал непостижимой способностью: одно его присутствие заставляло улыбаться печальных людей в больнице и рассеивало их туманную пелену из депрессии и меланхолии.
«Да, я такая дура, – подумала она. – Каждый шаг – ошибка».
Карина взглянула на часы и спросила себя, действительно ли все это сумасшествие началось только двадцать четыре часа назад. Было около одиннадцати утра, и она не помнила, чтобы когда-либо входила в клинику в такой час.
– Что ты хочешь от него услышать? – хрипло прошептала она в телефон. Поприветствовала пробегающую мимо коллегу, подняв руку, в которой держала пустую спортивную сумку. Вообще-то Карина вернулась, чтобы забрать из шкафчика личные вещи и попрощаться с коллегами. То, чего требовал от нее Штерн, не значилось в повестке.
– Я был у него сегодня утром, и он сообщил мне новое место. Ты не поверишь: мы действительно нашли еще одного.
– Еще одного? Ты о ком? – Карина взбежала по пандусу для кресел-каталок ко входу. Ветер трепал ее волосы, закидывая пряди с затылка на лицо, и она зябла. Кто-то словно дул ей сзади в шею через трубочку.
– Труп. Он был в холодильнике. Задушен полиэтиленовым пакетом, все, как описал Симон.
У Карины не получилось улыбнуться портье в знак приветствия, и она поспешила дальше к лифтам.
У нее закружилась голова. Карина всегда догадывалась, что общение с Робертом Штерном когда-то принесет ей серьезные неприятности. Уже три года она не слушала ни внутренние, ни даже внешние голоса, которые предупреждали ее об опасности заражения. От его унылой, мрачной души как будто исходило радиоактивное излучение. Невидимое, но с тяжелыми последствиями для всех, кто под него попадал; и она тоже опасалась передозировки негативной энергии, когда слишком тесно с ним общалась. Но она все равно искала его близости, пренебрегая всеми мерами защиты. Видимо, на этот раз она слишком близко подошла к Роберту. Их общие приключения угрожали уже не только ее душевному состоянию.
– И мы кое-что обнаружили рядом с трупом.
Мы? Она удивилась, но задала гораздо более важный вопрос:
– Что?
На кнопке вызова лифта остался влажный отпечаток, когда Карина отняла палец.
– Листок. Он лежал вместе с трупом. Точнее, торчал у него между пальцев.
– И что на нем? – Карина вовсе не хотела знать.
– Ты это уже видела.
– Что ты имеешь в виду?
– У Симона. В его комнате.
– Это шутка.
Двери лифта открылись, как в замедленной съемке, и Карина нервно застучала ногтями по алюминиевой поверхности двери. Она хотела как можно скорее спрятаться в коконе закрытой кабины.
– Это детский рисунок, – объяснил Штерн. – Маленькая церковь на поляне.
«Этого не может быть».
Карина нажала на кнопку неврологии и закрыла глаза.
«Рисунок у Симона на окне. Он нарисовал его три дня назад. После сеанса регрессивного гипноза».
– Теперь ты понимаешь, почему я должен его увидеть?
– Да, – прошептала Карина, хотя вообще больше ничего не понимала. Она снова чувствовала себя как три года назад, когда их отношения разрушились. Тогда, когда Штерн нажал на стоп-кран, потому что, по его мнению, все развивалось слишком быстро.
– Пожалуйста, приведи Симона к зоопарку, – попросил Штерн. – Встретимся через полтора часа перед воротами со слонами. Там на нас с ребенком не обратят внимания.
– К чему такие сложности? Почему тебе просто не прийти к нему в клинику?
– Это уже второй труп, и каждый раз я первым появляюсь на месте преступления. Представляешь, где я у Энглера в списке подозреваемых?
– Понимаю, – выдохнула Карина. Двери лифта открылись, и Карине пришлось побороть себя, чтобы не вернуться вниз, на первый этаж. Сейчас ей хотелось одного – просто исчезнуть.
– Поэтому я смылся до прибытия полиции. Но они узнают, что я снова нашел труп. Это лишь вопрос времени. У меня небольшое временное преимущество, и я хочу его использовать.
– Для чего?
Штерн глубоко выдохнул, прежде чем ответить, и Карине показалось, что она услышала недоверие в его голосе, пока открывала дверь палаты номер 217.
– У меня назначена еще одна встреча. С одним твоим другом.
В обычной ситуации Карина тут же спросила бы, на что он намекает. Но ей не хватило слов. Она знала, что в это время Симон всегда смотрит повтор своего любимого детективного сериала. Но сейчас телевизор работал впустую.
Кровать Симона была пуста.
9
– Значит, вы хотите его допросить?
Профессор Г. Й. Мюллер начеркал свою практически нечитаемую подпись под письмом коллеге, главному врачу в Майнце, и захлопнул папку с документами. Потом взял серебряный нож для вскрытия писем и удалил им голубую ворсинку из-под ногтя большого пальца.
– «Допросить» – абсолютно неверное слово в этом контексте. – Полицейский, который сел напротив, откашлялся. – Мы просто хотим задать ему пару вопросов.
«Как бы не так, – подумал Мюллер и принялся изучать мужчину, который представился ему как комиссар Брандман. – Вряд ли это будет обычным расспросом».
– Не знаю, могу ли дать согласие. Это вообще разрешено?
– Да, конечно.
Правда? Мюллер не мог себе представить, что для этого не нужно никакого особого разрешения. От начальника полиции или, на крайний случай, от прокурора.
– А где ваш напарник? – Мюллер посмотрел на еженедельник перед собой. – Моя секретарша называла господина Денглера, если я не ошибаюсь?
– Энглер, – поправил Брандман. – Мой коллега приносит извинения. Он вынужден был уехать на место преступления, которое, по всей видимости, находится в прямой взаимосвязи с этим делом.
– Понимаю. – Главврач поджал губы, что всегда делал во время осмотра больного. На короткое время тучный мужчина, сидящий перед ним на стуле, превратился из полицейского в пациента, которому Мюллер, кроме диеты, посоветовал бы обследование щитовидной железы: судя по выпирающему кадыку, это не помешает.
Он помотал головой и положил нож для вскрытия писем на рецептурные бланки.
– Нет. Мой ответ: нет. Я не хочу подвергать пациента ненужному стрессу. Я полагаю, вам известен его диагноз? – Мюллер переплел свои тонкие пальцы. – Симон Сакс страдает от СПНЭО, супратенториальной примитивной нейроэктодермальной опухоли головного мозга. Она разрастается из правой части мозга в левую. То есть уже затронула мозолистое тело. Я лично проводил биопсию и после вскрытия черепа счел опухоль неоперабельной. – Главврач постарался услужливо улыбнуться. – Или же позвольте мне выразить это доступным для неспециалиста языком: Симон тяжело болен.
– Именно поэтому мы хотим как можно скорее провести с ним данный тест. Это избавит его от множества надоедливых вопросов и сэкономит нам кучу времени. Насколько я знаю, мальчик уже чуть было не умер от воспаления легких.
Ага. Вот откуда ветер дует.
Ребенок был их самым главным свидетелем. Они хотят допросить его, пока это еще возможно.
После того как химио- и лучевая терапия спровоцировали смертельно опасную пневмонию, Мюллер вопреки советам коллег решил прекратить агрессивное лечение. Такая мера вряд ли продлит жизнь, но точно облегчит страдания пациента.
– Все верно, – ответил профессор. – В настоящий момент Симон принимает только кортизон против отека головного мозга и карбамазепин от приступов. Я направил его на дополнительное обследование, с помощью которого хочу выяснить, не стоит ли нам все же возобновить облучение, но вероятность, к сожалению, очень мала.
Невролог встал из-за стола и подошел к громоздкой кафедре рядом с окном.
– Насколько вы продвинулись с расследованием? Вы уже знаете, кто этот убитый, которого вы нашли вчера с помощью Симона?
– Давайте я скажу так… – Брандман, как черепаха, повернул морщинистую шею в сторону профессора. – Если в Симоне действительно кто-то реинкарнировался, то в прошлой жизни он сделал нам очень большое одолжение.
– Значит, убитый был преступник?
– Да. И еще какой отпетый. Гаральд Цукер бесследно исчез пятнадцать лет назад. С тех пор Интерпол подозревал его в причастности к ужасным преступлениям с пытками в Южной Америке. По всей видимости, ему все же не удалось скрыться.
– Цукер? – Мюллер машинально листал рукописные заметки к докладу, которые лежали на кафедре.
Неожиданно раздался стук. Дверь открылась до того, как он успел сказать «войдите». Первым Мюллер узнал медбрата, которого все в больнице называли Пикассо, хотя ничто в грубой внешности мужчины не напоминало Мюллеру об искусстве. Правая рука Пикассо лежала на плече маленького мальчика и, казалось, слегка подталкивала его в кабинет.
– Привет, Симон. – Брандман поднялся со стула и поздоровался с малышом, как со старым знакомым. Симон лишь робко кивнул. На нем были светло-голубые джинсы с накладными карманами, вельветовая куртка и новехонькие белые теннисные туфли. На шее болтались наушники от MP3-плеера.
– Как ты себя сегодня чувствуешь? – спросил главврач и вышел из-за кафедры.
Мальчик выглядел хорошо, но, возможно, все дело в парике, который немного отвлекал от бледной кожи.
– Неплохо, я только немного устал.
– Хорошо. – Мюллер потянулся, пытаясь компенсировать очевидное превосходство комиссара в росте.
– Это господин из уголовной полиции, и он хочет расспросить тебя о вчерашних событиях. Точнее, он хочет провести с тобой один тест, а я не уверен, готов ли ты к этому.
– Что за тест?
Брандман откашлялся и изо всех сил постарался изобразить подкупающую улыбку.
– Симон, ты знаешь, что такое детектор лжи?
10
В окрестностях Хакского рынка свободное парковочное место спонтанно появляется только в плохих фильмах, поэтому, доехав до частной клиники на Розента-лерштрассе, Борхерт на своем джипе просто встал во втором ряду. Во время поездки от Моабита[2] до Митте[3] Штерн сделал несколько телефонных звонков, и между всех прочих в справочное бюро, где ему сразу дали информацию относительно доктора Йоханна Тифензее. К удивлению Штерна, этот человек был не только психолог, но и психиатр, то есть дипломированный врач, и даже якобы приват-доцент на кафедре медицинского гипноза в Университете имени Гумбольдта.
Читать бесплатно другие книги:
