Стамбул. Новый Вавилон на берегах Босфора Бурыгин Сергей

– Да, теперь верю.

– Также правда то, что я сказал тебе о других.

– Но вы были среди беджат!

– Мы встретили их во время своего путешествия на севере отсюда. Они приняли нас на правах гостей и сообщили, что направляются на праздник джиаф. Мы и не подозревали, что они – враги беббе; не догадывались мы и о том, что они собираются напасть на вас и обокрасть. Вчера вечером мы заснули в их лагере; они куда-то уехали, а когда вернулись, поняли, что ели хлеб разбойников. Я вступил в спор с их ханом Хайдаром Мирламом, и в этот момент вы напали на них.

– О Аллах, не дай Хайдару Мирламу уйти от нас! А вы обращали оружие против наших?

– Да, мы были вынуждены это делать, ибо вы напали на нас.

– Вы кого-нибудь убили?

– Ни одного.

– Поклянись.

– Я не клянусь, я христианин.

– Христианин, – повторил он, пораженный, с сочувственной миной. – Теперь я вижу, что ты не курд и не турок, потому как мусульманин никогда не скажет, что он христианин. И я верю, что вы не убили наших, а бежали. Разве может христианин убить поклонника ислама?

В его голосе было столько уверенности, что я с удовольствием залепил бы ему увесистую оплеуху; но нужно было сдерживаться ради нашей же безопасности. Я находился в довольно щекотливом положении, ибо остальные беббе потихоньку подошли близко и соединились с другими, так что всего в пятистах шагах от меня стояли более тридцати врагов. Любая неосмотрительность могла стоить мне жизни.

– Так ты видишь, что мы не ваши враги, и сможешь нас отпустить?

– Куда вы собираетесь ехать?

– В Багдад.

– Побудь здесь. Я поговорю со своими.

Он поднялся и отошел назад, так и не подняв свою дубинку. Последовали долгие переговоры, причем очень оживленные, как я видел по их лицам, после чего спустя четверть часа он вернулся ко мне.

На землю он снова не сел, поэтому и мне пришлось подняться на ноги.

– Ты мог бы уже идти, – решил он, – но мы еще не видели твоих спутников. Позови их. Со мной будут еще четверо беббе. Тогда нас окажется поровну.

Такое предложение таило в себе большую опасность. Я не поворачивался пока в сторону моих спутников, чтобы не терять из виду противника, но мне все же пришлось обернуться, и я заметил их на расстоянии двух тысяч шагов от нас. Должны ли они отказываться от такого преимущества? Мне нужно было проявлять осторожность.

– Ты заблуждаешься, – возразил я, – нас не будет поровну.

– Почему же? Вас пятеро и нас тоже.

– Посмотри, какое преимущество у моих братьев, и подумай, чего они лишатся, если подъедут сюда, а вы не предложите им мира!

Он сделал пренебрежительный жест рукой.

– Не бойся, гяур! Мы беббе, а не беджат. Мы снова представим вам то же преимущество.

При других обстоятельствах за своего «гяура» он бы ответил; сейчас же я посчитал за самое умное не заметить этот выпад. Я лишь сказал:

– Я доверяю тебе. Твои четверо будут вооружены?

– Как пожелаешь.

– Вы можете оставаться при оружии, и мы оба заберем с собой наше.

Он молча кивнул и вернулся. Я заткнул кинжалы и револьвер за пояс и сел на лошадь. Потом я махнул рукой своим спутникам. Воздух был столь чист и прозрачен, что они видели на большом расстоянии любое мое движение. Они подъехали. Скоро мы уже стояли в ряд напротив пятерых беббе.

– Где другой франк? – спросил их предводитель.

Я указал на Линдсея.

– Вот он.

Суровые лики курдов скривились от ухмылок, и говоривший произнес:

– Я уверен, что он франк и христианин, потому что у него нос как у свиньи, который называют хоботом.

Этого я уже не мог стерпеть.

– Такой тип носа я видел в Алеппо и Диярбакыре у многих верующих, – ответил я.

Он шагнул вперед.

– Молчи, гяур!

Я тоже двинул лошадь на шаг.

– Послушай, человек, ты говорил мне, что умеешь читать. Может, ты и Коран читал?

– А в чем дело?

– А то, что ты, мусульманин, должен знать, что повелевал Мухаммед! Разве он не говорил, что того, кто почитает врага, уважают мужественные, а того, кто врага позорит, любят трусы? Ты перенял свое учение у Пророка и думаешь, что все делаешь правильно; а мы переняли наше учение у Исы бен Мариам – у Иисуса Христа – и думаем, что оно главное; мы оба имеем право называть друг друга гяурами. Ты сделал это, я – нет, потому что это некрасиво – унижать другого. Кто обсыпает пылью своего спутника, тот сам непременно запачкается. Запомни это, беббе!

Несколько мгновений он стоял, пораженный моим красноречием, а потом вдруг с гневом выхватил из-за пояса кинжал.

– Человек, ты вздумал учить меня? Ты, христианин, проклятый Аллахом и Пророком! Я сейчас порежу тебя на куски, как тряпку. Я был готов отпустить вас на свободу с миром, теперь я приказываю вам – убирайтесь отсюда, нечистые, пусть вас заберет шайтан в джехенну![6]

Я видел, что все это произносилось от чистого сердца, но видел я и то, что глаза обоих хаддединов и Халефа остановились на мне в гневном ожидании. Англичанин тоже смотрел на меня строго и внимательно, чтобы сразу соотнести свои действия с моими. Поскольку он ничего не понял из разговора, я вынужден был ему бросить:

– Сэр, если я выстрелю, стреляйте тоже, и сразу по коням!

– Yes! Прекрасно! – откликнулся он.

Между тем я сказал беббе спокойным тоном:

– Хорошо, мы уедем, но до этого вот что я тебе скажу: не думай, что мы искали мира из-за того, что боимся вас. Нам нужен мир постольку, поскольку мы не желаем проливать понапрасну кровь. Ты возжелал много, так что теперь сам испей последствия содеянного!

– И вы нас не боитесь, вы, гяуры? Разве не ты сидел в пыли и не молил о милосердии, неверный?

– Не произноси больше ничего, беббе, иначе от тебя останется мокрое место, предупреждаю тебя! Нам не нужно от вас никаких поблажек, бой может начаться хоть сейчас! Выходи!

– Пусть так будет! – вскричал он, схватившись за кинжал.

В тот же момент моя лошадь бросилась вперед и оказалась рядом с его конем, я схватил его за руку и вытащил из седла. Раздались четыре выстрела, за ними еще два, а когда я пустил коня в галоп, увидел, как лошади беббе скачут прочь с всадниками.

– Скорее, за ними!

Мы рванули вперед. Но перед этим я подъехал к беббе, притянул его к себе и отвесил ему несколько смачных оплеух со словами: «Это за гяуров!» А потом отшвырнул его прочь. Он упал у ног лошади. Все произошло буквально в одно мгновение. Через миг мы уже мчались по равнине.

– Я правильно поступил? – спросил я хаддедина во время скачки.

– Эмир, – ответил мне Мохаммед Эмин, – ты правильно поступил; этот человек оскорбил всех нас. Он не может быть более воином, потому как христианин ударил его в лицо. Это хуже смерти. Опасайся теперь попасть в руки беббе – ты умрешь в страшных мучениях!

В течение десяти минут беббе снова сколотили два отряда, правда, передний был меньше, ибо пять лошадей у них было убито. Я подождал немного, пока расстояние между ними еще не увеличится, и приказал остановиться. Первые шесть всадников не выпускали нас целый день из поля зрения – лошади у них были отменные. Именно поэтому их и следовало застрелить. Это я и объяснил хаддедину, слез с лошади и зарядил ружье.

– Стрелять? – спросил Линдсей, наблюдавший все это.

– Да. Лошадей убрать!

– Yes! Интересное дело. Дорогое удовольствие!

Еще я попросил никого не нажимать курок, пока наверняка не убедятся, что в прицеле не человек, а лошадь.

Преследователи подошли поближе и находились уже на расстоянии выстрела, как до них начал доходить смысл нашей задумки. Но вместо того чтобы рассеяться, они сбились в кучу.

– Огонь! – скомандовал мистер Линдсей.

Хотя арабы и не поняли английское слово, наверняка догадались, что оно означает. Мы выстрелили с Линдсеем еще по разу и убедились, что ни один выстрел не пропал даром. Шесть лошадей вместе с их всадниками образовали на земле кучу малу, разобраться в которой было довольно сложно.

А мы тем временем снова вскочили на коней. Скоро противник оказался далеко позади, и мы вновь были одни на выжженных солнцем просторах.

– Куда теперь? – спросил Мохаммед.

Я издал невразумительное хмыканье. Никогда еще в жизни я не ощущал такой неопределенности относительно дальнейших действий.

– Подумай сам, эмир, – сказал Амад. – Сейчас у нас есть время. Лошади могут попастись.

– Вы сами подумайте, – ответил я. – Мы даже не знаем, в каком районе находимся, но полагаю, что на юге от нас Нвейзгие, Мерва, Бейтош и Дейра. Эта дорога вывела бы нас в Сулейманию…

– Туда мы не поедем! – прервал меня Мохаммед Эмин.

– Тогда нам нужно решаться на ту дорогу, о которой мы говорили вчера вечером. Следует держаться теперешнего направления, пока не достигнем реки Бербзие, а потом день пройдем вверх по течению и в районе Бане углубимся в горы.

– Я того же мнения, – заявил Мохаммед.

– Река эта, чем нам важна – она отделяет Персию от Эйалата[7] и мы можем переходить с одного берега на другой, в зависимости от того, кто нам угрожает.

Мы поскакали дальше на юг. Плоскогорье становилось все более гористым. После полудня мы уже далеко забрались в горы и незадолго до захода солнца оказались на одинокой, поросшей лесом вершине у маленькой хижины; из отверстия в крыше струился легкий дымок.

– Здесь кто-то живет, сиди, – сказал Халеф.

– Во всяком случае, он не причинит нам вреда. Подождите, я посмотрю.

Я слез с лошади и направился к дому. Он был построен из камней, а щели между ними были заткнуты мхом. Крышу застилали в несколько слоев толстые ветви, а вход был настолько низким, что туда мог войти, не сгибаясь, разве что ребенок.

Когда мои шаги стали слышны внутри этого примитивного строения, в дверях появилась голова какого-то зверя, которого я принял за медведя, но голос этого злобного создания не оставил у меня сомнения, что я имею дело с собакой. Потом раздался резкий свист, и на месте этой головы возникла вторая, которую я поначалу тоже не смог классифицировать. При ближайшем рассмотрении шерсть оказалась волосами, всклокоченными самым неимоверным образом, черный широкий нос и блестящие злобные глазки напоминали шакала.

– Добрый вечер! – поприветствовал я.

Глухое ворчание было мне ответом.

– Ты здесь один живешь?

Ворчание стало еще более глухим.

– Здесь в округе есть еще дома?

Теперь ворчание стало по-настоящему злобным, и существо достало какую-то пику – ее острие остановилось у самой моей груди.

– Отойди, – попросил я вполне миролюбивым тоном.

Ворчание не прекращалось, а кончик пики нацелился прямо на мое горло. Это было уж слишком. Я схватил пику и потянул на себя. Таинственный обитатель хижины крепко ухватился за нее, и мне пришлось вытягивать его из дверей. Сначала вылезла морда с черным блестящим носом, потом две руки того же цвета с внушительными когтями, затем дырявый мешок, похожий на те, что носят наши угольщики для своих шмоток, и, в конце концов, два предмета, которые при тщательном обследовании и при богатой фантазии можно было принять за сапоги, которые однажды примерил Колосс Родосский.

Как только эти самые сапоги прошли через дверь, существо смогло выпрямиться, и у собаки появилась возможность появиться в полной красе. У нее была похожая пятнистая шерсть, черные нос и два злобных глаза, и оба создания, похоже, боялись меня больше, чем я их.

– Кто ты? – спросил я самым миролюбивым тоном.

– Алло! – прорычал он, но то были уже членораздельные звуки.

– Кто ты?

– Угольщик.

Да, пожалуй, это было приемлемое объяснение черных носа и рук, но такие ногти ему были явно ни к чему. Я заметил, что мой дружеский тон ему нравится. Он полностью ко мне расположился, и даже собака завиляла хвостом.

– Здесь есть ещё люди? – поинтересовался я.

– Нет.

– А сколько нужно идти, чтобы встретить людей?

– Больше, чем день.

– Для кого ты жжешь уголь?

– Для господина, который делает железо.

– Где он живет?

– В Бане.

– Ты курд?

– Да.

– Ты джиаф?

– Нет.

– Беббе?

– Нет.

При этом слове он разразился раздирающим горло кашлем. Такой расклад вполне меня устраивал. Я не скрывал уже своих симпатий к этому человеку.

– А к какому же ты племени принадлежишь?

– Я банна.

– Посмотри, Алло, вон туда. Ты видишь четверых всадников?

Он отбросил со лба грязные пряди, чтобы открыть себе обзор, и посмотрел, куда я указывал. Невзирая на накидку угольщика, скрывающую его курдскую внешность, я заметил, что по лицу его пробежала тень испуга.

– Они курды? – спросил он озабоченно.

Когда я отрицательно ответил на его вопрос, он продолжал:

– А кто же они тогда?

– Мы двое христиан и трое арабов.

Он взглянул на меня с удивлением.

– А христиане – кто это?

– Это я тебе позже объясню, потому как эту ночь мы проведем здесь.

Тут он испугался еще больше, чем раньше.

– Господин, не делай этого!

– Отчего же?

– В горах живут злые духи.

– А нам это подходит – мы давно хотели увидеть духов.

– И дождь бывает!

– Вода нам не помешает.

– И гром гремит!

– И это нам не страшно.

– И медведи здесь!

– Нам по вкусу их ляжки.

– Часто наведываются разбойники!

– Мы застрелим их.

Наконец, когда понял, что нас ничем не пронять, он сменил тон:

– Господин, я боюсь вас.

– Нас не надо бояться. Мы не разбойники и не убийцы. Мы хотим лишь переночевать в этом домике и завтра двинемся в путь. За это ты, если захочешь, получишь серебряный пиастр.

– Серебряный? Пиастр? – переспросил он удивленно.

– Да, пиастр или даже два, если проявишь дружелюбие.

– Господин, я и так дружелюбен!

Когда он произносил эти слова, у него все смеялось – глаза, рот, нос и даже руки, которые удовлетворенно похлопывали в ладоши. Удивительным было то, что у этого курда-банна росла еще и борода. Такого я пока не видел.

Радость передалась и его собаке, которая извлекла свой хвост из-под ног и принялась им размахивать, причем лапой попыталась толкнуть игриво моего Дояна, но тот и ухом не повел, а созерцал всю картину с величием Великого Могола.

– Тебя хорошо знают в горах? – продолжил я свои расспросы.

– Да, везде.

– А ты знаешь реку Бербзие?

– Да, это на границе.

– Сколько времени нужно, чтобы добраться до нее?

– Полдня.

– А Банне ты знаешь?

– Бываю там два раза в год.

Знал он и Ахмадабад, и Байендере.

– А вот Бистан ты знаешь? – настаивал я.

– Знаю, там живет мой брат!

– Ты работаешь все дни?

– Так, как мне захочется! – гордо ответил он.

– И можешь по своему желанию отсюда уйти?

– Господин, я не знаю, почему ты так спрашиваешь.

Этот угольщик был весьма осторожным, эта черта мне в нем понравилась.

– Я скажу, почему я спрашиваю. Мы здесь чужие люди и не знаем дорог через горы, поэтому нам нужен надежный человек – проводник. Мы заплатим ему по два пиастра за день.

– О господин, возможно ли такое? Я за все годы получил всего десять пиастров, муку и соль. Могу ли я повести вас?

– Мы хотим с тобой сегодня познакомиться. Если ты нам понравишься, ты будешь зарабатывать больше денег, чем получаешь за год.

– Зови своих людей! Я испеку для них хлеб, и дичь у вас будет, и трава для лошадей. Там, наверху, есть источник, и возле него ваш лагерь будет таким же удобным, как лежанка султана в его главной резиденции.

Наш бравый Алло претерпел метаморфозу за какие-то минуты – и все это сделал только звон пиастров!

Я дал знак моим спутникам, которые все время нашего разговора стояли и ждали поодаль. Подъехав, они поразились внешности угольщика не меньше, чем я несколько минут назад. Англичанин – тот вообще лишился дара речи; но и банна уставился на нос мистера Линдсея в немом изумлении. Наконец к англичанину вернулся дар речи:

– Фу ты, черт! Кто это? Горилла?

– Нет, курд из племени банна.

– О! Почему бы тебе не помыться? – пробормотал он, обращаясь к бедному парню, но тот не понял его английского.

Лошади тем временем принялись пастись и выели целые поляны во мху. Мы уселись, и я рассказал Мохаммеду об угольщике. Мы решили как следует его проверить.

А тот вытащил из хижины мешок муки грубого помола и банку с солью. Затем появился на свет божий горшок, который, наверное, многие десятилетия служил каким-то таинственным целям. Потом он залез в какой-то подвал позади дома. Он был выложен камнями и содержал запасы мяса в виде двух зайцев и говяжьей туши. Мы могли выбирать и выбрали говядину. Мясо было вымыто и зажарено на костре, Халеф тем временем напоил лошадей, а курд нарезал для них своим длинным ножом траву.

– Грязноватый паренек, – заявил англичанин, – но прилежный. Жаль!

– Что жаль?

– Жаль, что горшок неподходящий, тоже грязноватый. А иначе он мог бы еще как варить!

– Что еще варить?

– Пудинг!

– Нам только пудинга здесь не хватало!

– Хм! Или я не англичанин?

– И что же за пудинг вы собираетесь варить?

– Да любой.

– Мне известны двадцать видов, но ни один нельзя сделать здесь.

– Почему же?

– Да оттого, что ничего нет.

– Как это так? Говядина есть, мука есть, соль есть…

– Что ж, запомню этот рецепт. Правда, тут не хватает сала, яиц, лука, перца, лимона, петрушки, горчицы…

Короче говоря, вместо пудинга он получил кусок лопатки, которую обглодал дочиста. Пока я разделывал жаркое, курд стоял у угла своего дома и старательно слизывал с пальцев сажу.

– Иди сюда, Алло, поешь с нами! – позвал я его.

Он не заставил себя ждать, и с этого момента мы были лучшими друзьями.

– Сколько стоило твое мясо? – спросил я.

– Господин, я дарю вам его. А себе поймаю другое.

– Нет, я все же хочу заплатить. Вот, возьми.

Я залез в потайной карман на поясе, извлек два пиастра и протянул ему.

– О господин, твое сердце полно доброты! А зайцев ты не хочешь зажарить?

– Мы заберем их завтра с собой.

Рядом с домом лежала большая копна листьев. Курд собрал их, чтобы подготовить для нас подстилки. С помощью наших одеял ему это удалось превосходно, так что на следующее утро мы вынуждены были признать, что давно не спали так сладко.

Перед отъездом мы доели холодное мясо.

– Вы платили, мистер, – заявил Линдсей, – я отдам вам.

– Что за мелочи!

– Эта горилла поведет нас? И сколько он берет?

– Два пиастра в день.

– Я дам ему их. Понятно?

– Хорошо, сэр!

Поскольку хаддедины тоже согласились взять курда в качестве проводника, я провел экзаменовку.

Страницы: «« 12345678 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Сборник стихотворений «Я проснулась однажды девочкой» является продолжением первой книги автора «Пос...
На первой странице 17-летняя студентка Саша признаётся в любви. Гена из параллельной группы – её иде...
Уцелевшие после атомной войны люди переселились на космические корабли, но вечно так продолжаться не...
Неспокойно в бушующем море миров. Снова попадание – и снова новый мир. 1903 год, до Русско-японской ...
Когда царь царей Абиссинии сетовал на то, что его старший сын не унаследовал ни капли мудрости их ве...
В книгу «Два кита» вошло пять сказок, которые расскажут маленькому читателю о волшебной силе доброты...