Сотня. День 21. Возвращение домой (сборник) Морган Кэсс
– Я не могла даже представить себе, что увижу это без тебя, – сказала она.
– Трудно было уйти?
– Вовсе нет. – Но ее живот скрутило, когда она подумала о стоявшей рядом с Вице-канцлером матери. – Я только хотела бы, чтобы нам не нужно было прятаться.
Она провела пальцами по его щеке. Люк взял ее руку и поднес к губам.
– Может быть, удастся как-то уговорить твою маму, – убежденно начал он. – Может, если бы я с ней поговорил… ну знаешь, чтобы она увидела, что я не какой-нибудь дикарь. Что у меня серьезные намерения относительно будущего – нашего с тобой будущего. И относительно тебя.
Гласс мягко улыбнулась ему.
– Хотела бы я, чтобы это было так просто.
– Нет, я вот о чем, – Люк взял ее руку в свои. – Она думает, что я всего лишь подонок с Уолдена, который тебя использует. Надо, чтоб она поняла, что все не так. Потому что это действительно не так.
– Я знаю, – сказала Гласс, сжимая его руку. – Знаю.
– Нет, не думаю, – сказал Люк, вытягивая что-то из кармана. Он повернулся к Гласс и, не мигая, глядел на нее. – Гласс, – с горящими глазами начал он, – я не могу больше жить без тебя ни дня. Я хочу, чтоб мы спали в одной постели и каждое утро просыпались вместе. Мне никто, кроме тебя, не нужен, и так будет всю жизнь. – Он протянул ей ладонь, на которой лежал маленький золотой предмет. Это был ее медальон. – Я знаю, это не кольцо, но…
– Да, – просто ответила она, потому что больше сказать было нечего. Ей оставалось только надеть медальон и поцеловать парня, которого она так сильно, так отчаянно любила, поцеловать его, когда комета вызолотила безбрежный космический простор за ее спиной.
Глава 29. Беллами
Беллами не мог уснуть. Мысли беспорядочно роились в его мозгу, расталкивая друг друга, так что он не мог понять, где кончается одна и начинается другая.
Он смотрел на звезды и пытался представить, что происходит сейчас в Колонии. Было так странно думать о привычной, обыденной жизни, которая шла своим чередом в непредставимой дали от Земли. На Уолдене и Аркадии, конечно, по-прежнему вкалывали до седьмого пота, а на смотровой площадке Феникса похвалялись друг перед дружкой новыми нарядами, игнорируя звезды. Звезды… только о них он и тосковал. Перед самым запуском Беллами краем уха слышал что-то о комете, которая будет прекрасно видна с корабля. Это должно быть захватывающее зрелище.
Беллами щурился в темноту, пытаясь вычислить, сколько времени они провели на Земле. Если его расчеты верны, комета должна появиться сегодня. На Фениксе по этому поводу наверняка устроили грандиозную вечеринку, а уолденцы и аркадийцы, скорее всего, просто высыпали в коридоры и веселятся, как могут. Беллами сел и внимательно посмотрел в небо. С поляны оно просматривалось плохо, большую его часть заслоняли ветви деревьев, но с пригорка обзор наверняка гораздо лучше.
Октавия мирно спала рядышком, ее блестящие волосы веером рассыпались по одеялу, а красная ленточка была привязана к запястью.
– Я скоро вернусь, – прошептал Беллами и трусцой побежал с поляны.
Густые кроны деревьев почти не пропускали звездного света, но Беллами во время своих охотничьих экспедиций хорошо изучил эту часть леса. Он заранее знал, где его ждет уклон, где – поворот, а где поперек пути лежит бревно. Добравшись, наконец, до косогора, он помедлил, чтобы перевести дух. Прохладный ночной воздух остудил его голову, а боль в икрах от пробежки помогла отвлечься от дурных мыслей.
Усыпанное звездами небо выглядело так же, как и в любую другую ночь, которую он провел на Земле, но кое-что было иначе. Мерцающие звезды светили как-то насыщеннее, будто в ожидании чего-то грандиозного. А потом – внезапно – началось. На небо ворвалась комета. Золотая полоса на сияющем серебре озарила все вокруг, даже землю.
Его кожа тоже слабо отсвечивала, словно небесные искры просочились в его тело, заряжая каждую клеточку даже не энергией – надеждой. Завтра они с Октавией покинут эти места. Завтра, уже завтра они навсегда освободятся от Колонии, и никто никогда больше не посмеет указывать, как им жить и что делать.
Он закрыл глаза и попытался представить, каково это – быть свободным от всех и от всего, даже от собственного прошлого. И даже, возможно, от воспоминаний, которые преследовали его всю жизнь.
Беллами мчался по коридору, не обращая внимания на ворчание соседей и пустые угрозы охранников, которые, как он знал по опыту, слишком ленивы, чтобы гнаться за девятилетним пацаном только для того, чтобы сделать ему внушение. Но чем ближе он подбирался к своей квартире, тем гаже становилось у него на душе. С той кошмарной ночи, когда мама пыталась сделать с Октавией что-то ужасное, он каждый раз нервничал, возвращаясь домой.
Он отпер дверь и влетел в квартиру.
– Мама! – крикнул он и тщательно закрыл за собой дверь, прежде чем что-то добавить. – Октавия! – Беллами подождал, но лишь тишина была ему ответом. – Мам! – снова позвал он, проходя в большую комнату. Его глаза округлились, когда он увидел опрокинутую мебель. Наверное, на маму опять нашло одно из ее дурных настроений. Он метнулся к кухне, его внутренности скрутил такой спазм, словно они пытались выбраться наружу через пупок.
Послышался стон. Беллами распахнул дверь на кухню и увидел маму в луже липкой крови на полу. Рядом лежал нож.
Задохнувшись, он рванулся к матери и слегка потряс ее за плечо.
– Мама! – кричал он. – Очнись! Мама!
Но мать лишь снова издала слабый стон, да слегка затрепетали ее веки. Беллами вскочил на ноги и ахнул, когда понял, что его штанины пропитались кровью. Нужно было найти кого-то. Кого-нибудь, кто сможет помочь.
Беллами кинулся в большую комнату. Он собирался бежать за охранниками, когда какой-то звук заставил его замереть, а взгляд упал на слегка приоткрытый стенной шкаф. Между дверцей и стеной Беллами заметил какую-то тень. Он сделал несколько шагов вперед, и из-за дверцы выглянуло крошечное заплаканное личико.
– С тобой все нормально? – шепнул он сестренке, протягивая ей руку. – Иди ко мне.
Но она, дрожа, отпрянула в темноту. Беллами смотрел на маленькую девочку, которая панически боялась выйти на свет, и его страх за мать отошел на второй план.
– Давай, Октавия, – ласково сказал он, и маленькая головенка медленно и неуверенно опять высунулась наружу.
Наконец девочка неуклюже выбралась из шкафа и испуганными глазами осмотрела комнату.
– Вот, – сказал Беллами, подбирая с пола шкафа красную ленточку, которую он когда-то принес сестре, и подвязывая ее кудри подобием банта, – ты прекрасно выглядишь.
Взяв ее за руку, Беллами почувствовал, как заходится его сердце от ощущения маленьких пальчиков, обхвативших его ладонь. Он отвел сестру в материнскую спальню, уложил на кровать и свернулся калачиком рядом, молясь, чтобы сюда не долетело никаких звуков из кухни.
Они вместе лежали в постели и тихонько выжидали. В какой-то момент мама перестала стонать, и в квартире воцарилась тишина.
– Все нормально, О, – сказал Беллами, крепко прижимая сестренку к груди, – все нормально. Тебе больше не придется прятаться.
Наконец след кометы поглотила чернота, и Беллами поспешил вниз по склону, стараясь успеть до того момента, когда Октавия проснется и поймет, что его нет рядом. Но с излучины, откуда обычно открывался вид на скопление палаток, сейчас было видно лишь пламя.
Лагерь горел.
Беллами остановился, задохнувшись, когда его легкие хватанули задымленный воздух. Вначале он видел только огонь и тени, но потом взгляд стал различать очертания фигур. Они метались по поляне, выскакивали из палаток, мчались в сторону леса…
Терзаемый единственной мыслью, он бросился к одеялам, где, уходя, оставил спящую сестру. Его охватил леденящий ужас, когда глаза сказали ему то, что он уже и так знал: Октавии тут нет.
Озираясь по сторонам, он выкрикивал имя сестры, молясь, чтобы она отозвалась ему с дальнего, безопасного края поляны.
– Октавия! – кричал Беллами, вертя головой и щурясь, чтобы хоть что-то разглядеть в дыму.
«Прекрати паниковать!» – твердил он себе, но это не помогало. Тьму разрывали языки пламени, а Октавии нигде не было видно.
Беллами прервал созерцание небес только для того, чтобы оказаться в глубинах ада.
Глава 30. Кларк
Какое-то время – может, несколько минут, а может, часов, Кларк точно не знала, – она слышала только стук их сердец да шелест смешавшегося дыхания. А потом с поляны донесся вопль, и они шарахнулись в разные стороны и вскочили на ноги. Кларк схватила Уэллса за руку, потому что реальность снова грозила обернуться кошмаром, и они вместе бросились обратно на поляну. Снова раздались крики, но ужаснее всего были треск и гул, от которых каждый нерв ее тела натянулся до предела.
Пламя вырывалось из палаток, некоторые из которых уже обрушились и превратились в тлеющие бесформенные кучи, чем-то напоминающие трупы на поле боя какой-то древней войны. Темные фигуры пытались укрыться в безопасном лесу, а за ними устремлялись языки прожорливого пламени.
«Талия!» – ужаснувшись, подумала Кларк и устремилась к лазарету, понимая, что самой ей не справиться.
– Нет! – крикнул Уэллс, перекрывая голосом шум пожара. – Кларк, это опасно!
Но она словно не услышала этих слов и неслась прямиком к палатке, вдыхая дым и моргая, чтоб хоть что-то разглядеть в этом чаду.
Руки Уэллса, будто стальная лента, обвили талию Кларк и потащили под деревья, в убежище.
– Пусти меня! – вскрикнула Кларк, отбиваясь изо всех сил.
Но Уэллс держал крепко, и девушка могла лишь беспомощно наблюдать, как всего в сотне метров от нее огонь пожирает палатку с ее подругой. Передняя сторона палатки была охвачена пламенем, пластиковая крыша плавилась, а из зазоров между клапанами валил дым.
– Уйди, – Кларк рыдала и извивалась, безуспешно пытаясь освободиться.
Уэллс лишь крепче прижал ее к себе и потащил назад.
– Нет, – кричала Кларк, надрывая звуком горло и беспомощно колотя Уэллса кулаками, – нужно ее вытащить! – Она изо всех сил упиралась пятками, но Уэллс был сильнее, и Кларк ничего не могла поделать. – Талия!
– Кларк, мне так жаль, – шептал ей на ухо Уэллс. Кажется, он плакал, но ей не было до этого дела. – Ты погибнешь, если пойдешь туда. Я не могу тебя отпустить.
Слово «погибнешь» пробудило в ней какие-то доселе дремавшие резервы. Кларк стиснула зубы и на миг вырвалась из хватки Уэллса, всем своим существом отчаянно стремясь лишь к одной цели – спасти единственную во Вселенной подругу.
Она вскрикнула, когда Уэллс завернул ей руку за спину.
– Отпусти меня! – Теперь это была скорее мольба, чем приказ. – Прошу тебя, пусти!
– Я не могу, – сказал он, снова обвивая Кларк руками. Его голос дрожал: – Не могу.
Поляна уже обезлюдела. Ребята скрылись в лесу, унося припасы и снаряжение – кто сколько смог поднять. Но никто из них не догадался прихватить с собой хрупкую, легкую девушку, которая сейчас заживо сгорала всего в нескольких метрах от Кларк.
– Помогите, – рыдала Кларк. – Кто-нибудь, пожалуйста, помогите!
Но ответом ей были лишь треск и гудение пламени.
Пламя над лазаретом взметнулось выше, стены сложились и обрушились внутрь; огонь словно всосал в себя палатку и все, что находилось внутри нее.
– Не-е-ет!
Послышался треск, и языки пламени взвились еще выше. Кларк закричала от ужаса, когда охваченная огненной бурей палатка вдруг медленно рассыпалась в пепел.
Все было кончено.
Кларк шла из медицинского центра и почти чувствовала, что флакон у нее в кармане пульсирует – словно в нем было сердце, как в старом рассказе, который на днях нашел в библиотеке Уэллс. Он предложил прочесть ей этот рассказ вслух, но Кларк наотрез отказалась. Только жутких историй, написанных до Катаклизма, ей сейчас и не хватало. Будто в ее собственной жизни недоставало кошмаров.
Кларк знала, что флакон в ее кармане не имел ничего общего с бьющимися сердцами. Как раз наоборот – ядовитый коктейль из лекарств и наркотиков внутри него нужен, чтоб навсегда остановить одно дорогое ей сердце.
Когда девушка пришла домой, родителей не было. Большую часть дня они проводили в лаборатории, но в последние несколько недель старались придумать повод, чтобы уйти куда-нибудь перед ее возвращением с учебы и вернуться, когда Кларк уже собиралась лечь. Пожалуй, так было лучше всего. Лилли становилось все хуже, и Кларк не могла спокойно видеть маму и папу – ее накрывали приступы ярости. Она знала, что это несправедливо, ведь, попытайся кто-нибудь из них возражать, родителей тут же казнили бы, а ее, Кларк, – арестовали. Все так. Но от этого ей не становилось легче встречаться с ними взглядом.
В лаборатории стояла тишина. Пробираясь через лабиринт пустых коек, Кларк слышала лишь гул кондиционеров. Мягкий шум голосов, когда-то висевший над помещением, прекратился после того, как отсюда тайно вынесли множество маленьких мертвых тел.
Лилли казалась еще более худой, чем накануне. Кларк тихонько прокралась к ее кровати и нежно погладила дрожащую руку подруги. Другой рукой она достала из кармана флакон. Это будет очень просто. Никто ничего не узнает.
Но тут белесые ресницы Лилли дрогнули, и Кларк застыла. Она смотрела в глаза подруги, и в ней поднималась ледяная волна ужаса и отвращения. Что она себе вообразила? Кларк почувствовала почти непреодолимый позыв разбить флакон. Ей пришлось сделать глубокий вдох, чтобы сдержаться и не швырнуть его об стенку.
Губы Лилли шевельнулись, но с них не слетело ни звука. Кларк подалась вперед и бледно улыбнулась подруге.
– Прости, не поняла. – Она поднесла ухо к самому рту Лилли. – Что ты говоришь?
Вначале Кларк чувствовала кожей лишь беззвучное движение воздуха, словно в легких Лилли недоставало воздуха, чтобы облечь дыхание в слова. Но потом ее потрескавшиеся губы прошелестели:
– Ты принесла?
Кларк подняла голову, чтоб заглянуть в тревожные карие глаза подруги и медленно кивнула.
– Дай, – еле слышно прозвучало в ответ.
– Нет, – дрожащим голосом возразила Кларк. – Не спеши. – Она сморгнула набежавшие слезы. – Тебе еще может стать лучше, – сказала Кларк, но эта ложь прозвучала жалко, как никогда.
Лицо Лилли исказилось от боли, и Кларк взяла ее за руку.
– Пожалуйста, – голос Лилли был еле слышен.
– Прости, – Кларк нежно сжала хрупкую руку подруги, по ее щекам заструились слезы. – Я не могу.
Глаза Лилли расширились, и Кларк резко выдохнула:
– Лил?
Но Лилли молчала, уставившись на что-то видимое только ей, и глаза ее наполнялись ужасом. Кларк знала, что физическая боль страшно терзает тело подруги, но галлюцинации, демоны, что донимали ее каждую секунду, вились вокруг, парили над тумбочкой, были еще хуже.
– Больше не могу.
Кларк закрыла глаза. Ее чувство вины и раскаяние не шли ни в какое сравнение со страданием Лилли. Было бы слишком эгоистично пойти на поводу у собственных страхов и отказать подруге в освобождении от боли. Лилли заслуживает покоя.
Кларк так затрясло, что она едва смогла достать из кармана флакон, не говоря уже о том, чтобы наполнить шприц. Стоя рядом с постелью подруги, Кларк взяла ее за руку и ввела в вену иглу.
– Спи спокойно, Лил, – прошептала она.
Лилли кивнула и улыбнулась. Кларк знала, что эта улыбка будет теперь преследовать ее всю оставшуюся жизнь.
– Спасибо.
Кларк держала руку Лилли несколько минут, пока та не уснула, а потом встала и пощупала пальцами еще теплое горло подруги. Пульса не было. Лилли не стало.
Кларк опустилась на влажную землю, отчаянно хватая ртом прохладный воздух, и перевернулась на бок.
Зрение застилала пелена слез, она видела лишь тихие, безмолвные силуэты стоящих вокруг людей.
Талия. Ее лучший друг, единственный человек, который действительно знал Кларк, знал, что она сделала с Лилли, и все равно не переставал ее любить. Только сегодня она помогла Кларк вновь наладить отношения с Уэллсом – а потом Уэллс держал Кларк, и они вместе смотрели, как Талия погибает.
– Мне так жаль, Кларк, – сказал Уэллс и потянулся к ней.
Кларк оттолкнула его руку.
– Я тебе не верю, – ровно и холодно сказала она.
Ярость клокотала в ее груди, внутри полыхало адское пламя, топливом для которого служили ее гнев и горе.
– Ничего нельзя было сделать, – Уэллс запнулся. – Я просто… я не мог тебя отпустить. Ты бы погибла.
– И вместо этого ты дал погибнуть Талии. Это же ты решаешь, кому жить, а кому – умереть.
Он попытался было протестовать, но Кларк продолжала, дрожа от ярости:
– То, что произошло в лесу, было ошибкой. Ты разрушаешь все, к чему прикасаешься.
– Кларк, пожалуйста, я…
Но она просто встала, стряхнула с одежды гарь и, не оглядываясь, ушла в лес. У каждого из них в легких был пепел, а в глазах – слезы. Но у Уэллса вдобавок еще и руки были в крови.
Глава 31. Гласс
– А кольцо будет, как только я найду подходящее в Обменнике, – сказал Люк.
Обняв Гласс за талию, он вел ее по людным коридорам в сторону Феникса. Идти в толчее было трудно: народ, насладившись зрелищем кометы, расходился по домам. Гласс едва ли понимала, в какую сторону они идут. Сердце ее трепетало от радости, да и сама она дрожала, крепко уцепившись за руку Люка.
– Не надо мне никакого кольца.
Гласс коснулась висящего на груди медальона, который, казалось, испускал теплые лучи. Она знала, что в самое ближайшее время ничего не произойдет. Они не смогут пожениться немедленно. Хотя через несколько недель ей исполнится восемнадцать, рисковать нельзя, нужно дождаться, чтобы Канцлер очнулся и подтвердил ее помилование. Или чтобы он умер. А мама обязательно все поймет, когда увидит, как сильно они с Люком друг друга любят. Придет день, когда они поженятся и подадут прошение о ребенке. Но сейчас ей достаточно было надежды на общее будущее.
– Этот медальон просто совершенство.
С лестничной клетки они свернули в коридор, который вел к крытому мосту. Люк приостановился и притянул к себе Гласс, чтобы пропустить охранников. Те прошли мимо них, слегка задев Гласс и глядя прямо перед собой. Гласс вздрогнула и прижалась к Люку, бросившему на охранников странный взгляд.
– Ты не знаешь, что происходит? – спросила она.
– Уверен, что ничего особенного, – слишком быстро ответил Люк, хотя его слова противоречили тому, как напряженно он сжал челюсти. Он поднес к губам их сцепленные пальцы и поцеловал руку Гласс. – Идем.
Гласс улыбнулась, и они продолжили путь. Топот ботинок охранников затих вдали, и теперь они были в коридоре совсем одни. Люк вдруг снова остановился и вскинул их руки вверх. Прежде чем Гласс успела спросить, в чем дело, он крутанул ее вокруг своей оси и запрокинул назад, словно в танце. Она засмеялась, а Люк обнял ее за талию и повлек по пустому коридору.
– Что это на тебя нашло? – спросила Гласс.
Люк приостановился, притянул ее ближе к себе и прошептал прямо в ухо:
– Когда ты со мной, я слышу музыку.
Гласс лишь улыбнулась в ответ, закрыла глаза, и их тела вновь поплыли по коридору в танце. Наконец Люк отстранился и сделал жест в направлении крытого перехода.