Сотня. День 21. Возвращение домой (сборник) Морган Кэсс

Глава 13. Уэллс

Уэллс смотрел в звездное небо. Раньше он даже представить себе не мог, что тоска по дому заставит его выискивать знакомые созвездия, когда сам он будет далеко-далеко. Вид такой крошечной и плоской Луны вызывал у него чувство тревоги, как если бы он проснулся утром и вдруг обнаружил, что лица всех членов семьи стерты из памяти.

Люди, сидевшие вместе с ним у костра, ворчали. Не прошло и недели, как они прибыли на Землю, а паек уже был урезан. Отсутствие медикаментов, конечно, тревожило, но сейчас всех больше беспокоила ситуация с продовольствием. Либо, снаряжая экспедицию, чиновники Колонии сильно ошиблись в расчетах, либо в карманах Грэхема и его дружков осело куда больше пищевых брикетов, чем предполагал Уэллс. В любом случае, нехватка еды уже начинала сказываться. Это выражалось не только в запавших щеках сидящих у костра – нет, в их глазах уже светился голод, и это вселяло в Уэллса ужас. Он не мог позволить себе забыть, что все они оказались в Тюрьме не просто так, а совершив нечто, угрожавшее порядку Колонии.

Особенно это касалось самого Уэллса.

Как раз в этот миг Кларк вышла из медицинской палатки и направилась к костру, выискивая свободное место в общем кругу. Возле Уэллса места было предостаточно, но взгляд Кларк просто скользнул мимо. Она присела рядом с Октавией, которая устроилась на бревне, вытянув перед собой больную ногу.

Уэллс вздохнул и повернулся, чтобы еще раз посмотреть на их поляну. Мерцающий свет костра выхватывал из темноты силуэты трех больших палаток, которые им в конце концов общими усилиями удалось поставить. В палатках размещался лазарет, хранилище припасов и особо любимый Уэллсом резервуар для сбора дождевой воды на тот случай, если дождь когда-нибудь пойдет. Что ж, по крайней мере, разбивая лагерь, они не потерпели полное фиаско. Когда отец тоже прилетит на Землю, это наверняка произведет на него большое впечатление.

Если он прилетит на Землю. Уэллсу становилось все сложнее и сложнее убеждать себя, что с отцом все в порядке, что его ранение наверняка оказалось поверхностным. Сердце Уэллса замирало всякий раз, когда он думал о том, что отец, возможно, сейчас борется за жизнь на больничной койке, или, хуже того, его безжизненное тело дрейфует где-то в глубоком космосе. В ушах Уэллса все еще звучали слова отца: «Если кто-то и способен добиться успеха в этой миссии, так это ты».

Из-за деревьев донеслись какие-то странные звуки. Уэллс подобрался, все его чувства при шли в боевую готовность. Послышался хруст, потом – шорох. Шепоток у костра превратился в общее изумленное «ах!», когда из теней материализовался странный силуэт. Полузвериный, получеловеческий, он, казалось, явился прямо из древних сказаний.

Уэллс вскочил на ноги. Но тут непонятное существо вышло из-за деревьев на свет и оказалось Беллами. За ним тянулся кровавый след, а на его плечах громоздилась туша какого-то зверя.

Туша оленя. Уэллс окинул взглядом безжизненное тело животного, его мягкую короткую шерстку, тонкие ноги, узкие ушки конической формы. Беллами двинулся к костру, и голова оленя закачалась в такт шагам охотника взад-вперед, ни разу не очертив при этом полную дугу, потому что постоянно обо что-то ударялась.

О другую голову, свисавшую с другой тонкой шеи.

У оленя было две головы.

Уэллс застыл, вскочив на ноги, как и все ребята у костра. Некоторые слегка подались вперед, чтобы лучше видеть, остальные, наоборот, в ужасе подались назад.

– Это безопасно? – спросила одна из девушек.

– Совершенно безопасно, – прозвучал из темноты голос Кларк, и она шагнула в освещенный круг. – Радиация могла вызвать генные мутации, но это произошло сотни лет назад, изменения просто передались потомкам облученных животных. Сейчас тут нет ни следа радиации.

Все в молчании наблюдали, как Кларк протянула руку и дотронулась до меха оленя. Озаряемая светом полной луны, она никогда не была такой прекрасной, как сейчас. Потом она повернулась к Беллами с улыбкой, от которой у Уэллса скрутило живот.

– Теперь мы не будем голодать, – сказала она и добавила что-то, чего Уэллс не услышал.

Беллами кивнул в ответ. Стараясь справиться с ревностью, Уэллс сделал глубокий вдох, потом другой и наконец двинулся туда, где стояли Беллами и Кларк. Когда он подошел, Кларк замерла, но Уэллс заставил себя смотреть только на Беллами.

– Спасибо тебе, – сказал Уэллс. – Этим можно накормить много народу.

Беллами вопросительно смотрел, как он неловко переминается с ноги на ногу.

– Я просто хотел поблагодарить, – добавил Уэллс.

Наконец Беллами кивнул. Уэллс вернулся на свое место у огня, а Кларк и Беллами продолжали негромкий разговор, и их головы почти соприкасались.

Обзорная площадка была совершенно пуста. Глядя в невообразимо огромное звездное море, Уэллс легко мог представить, что, кроме них, во Вселенной нет ни одной живой души. Он обвил Кларк руками, а она положила голову ему на грудь и вздохнула, прижимаясь еще сильнее. Словно она была счастлива позволить ему дышать за них обоих.

– Как ты сегодня? – тихонько спросила Кларк.

– Хорошо, – ответил Уэллс, не понимая, что заставило его соврать, когда Кларк прижималась к его груди. Сейчас она могла читать его сердцебиение, словно переданный морзянкой текст.

– Что стряслось? – спросила она, и в ее больших зеленых глазах промелькнула тревога.

Его офицерские курсы включали в себя периодические поездки на Аркадию и Уолден. Их цель заключалась в том, чтобы следить за работой охран ников. Сегодня он присутствовал при задержании женщины, беременной незарегистрированным ребенком. У нее не было ни одного шанса на снисхождение. До родов несчастная будет содержаться в Тюрьме, а потом ребенка отдадут органам опеки, а мать казнят. Закон суров, но соблюдать его необходимо. Система жизнеобеспечения корабля рассчитана на определенное число людей, и любой, нарушивший это хрупкое равновесие, ставит под угрозу выживание всей человеческой расы. Но паника в глазах увлекаемой стражей будущей матери до сих пор жгла Уэллса, как огнем.

Удивительно, но помог Уэллсу разобраться в своих чувствах не кто иной, как его отец. За ужином он понял, что с сыном творится что-то неладное, и Уэллс, стараясь говорить мужественно и отстраненно, обо всем ему рассказал. Протянув руку через стол, Канцлер положил ее сыну на плечо: он крайне редко позволял себе подобные жесты. «То, что мы вынуждены делать, непросто, – сказал он, – но совершенно необходимо. Мы не можем позволить себе, чтобы чувства мешали нам выполнять свой долг – заботиться о выживании рода человеческого».

– Дай угадаю, – прерывая его воспоминания, сказала Кларк. – Ты арестовал гениального преступника, который регулярно крал книги из библиотеки.

– А вот и нет. Он до сих пор гуляет на воле, – с этими словами Уэллс заправил за ухо Кларк непослушную прядку. – Так что для поимки придется сформировать специальную опергруппу – так это у нас называется.

Она улыбнулась, и золотые крапинки в ее глазах заискрились. Он не мог представить себе цвета прекраснее, чем этот.

Уэллс снова переключился на огромное панорамное окно. Облака, окутывавшие Землю, сегодня не напоминали ему погребальный саван, а казались просто одеялом. Планета не умерла, она лишь погрузилась в колдовской сон, который продлится до тех пор, пока не придет время встречать вернувшееся домой человечество.

– О чем ты думаешь? – спросила Кларк. – Снова о своей маме?

– Нет, – ответил он медленно, – не совсем. – Протянув руку, Уэллс принялся рассеянно накручивать на палец локон Кларк, а потом позволил ему снова упасть на плечо девушки. – На самом деле, я постоянно о ней думаю. – Ему было очень сложно поверить в то, что мамы действительно больше нет. – Мне просто хотелось бы быть уверенным, что она гордится мной, где бы ни была, – продолжил Уэллс. Он смотрел на звезды, и дрожь сотрясала его тело.

Кларк сжала его руку, делясь своим теплом.

– Конечно же, она тобой гордится. Любая мать гордилась бы таким сыном как ты.

Уэллс с усмешкой повернулся к Кларк и спросил:

– Только мать?

– Нет, полагаю, дедушка с бабушкой тоже, – серьезно кивнула Кларк, но, когда Уэллс шутливо ударил ее по плечу, не удержалась и хихикнула.

– Я бы хотел, чтоб мною гордился кое-кто еще.

Кларк подняла бровь.

– Лучше бы кое-кому присматривать за своей спиной, – сказала она и потянулась, чтобы обхватить руками голову Уэллса, – потому что я не слишком-то люблю делиться.

Уэллс улыбнулся, склонился к Кларк и закрыл глаза. Его губы дразнящим поцелуем коснулись ее губ, потом заскользили к шее.

– Как и я, – прошептал он ей на ухо, ощущая, как она задрожала от его дыхания, защекотавшего ей кожу.

Кларк теснее прижалась к нему, ее прикосновения прогоняли тревогу и напряжение, и скоро он забыл и все треволнения этого дня, и те, что еще только предстоят завтра и послезавтра. Он забыл обо всем. Важно было только одно: девушка, которую он держал в своих объятиях.

Запах жарящейся оленины оказался экзотическим и пьянящим. Нигде в Колонии, даже на Фениксе, не было мяса, всю скотину перебили еще в середине первого столетия полета.

– Как мы узнаем, что оно готово? – спросила Уэллса аркадийская девушка по имени Дарси.

– Снаружи появится поджаристая корочка, а внутри порозовеет, – не поворачивая головы, сказал Беллами.

Грэхем гоготнул, но Уэллс кивнул головой:

– Думаю, ты прав.

Когда мясо остыло, они нарезали его мелкими кусками и пустили по кругу. Уэллс отнес часть тем, кто сидел с противоположной стороны костра, чтобы всем досталось. Когда он протянул кусочек Октавии, она поймала его взгляд и спросила:

– А ты уже попробовал?

Уэллс покачал головой:

– Пока нет.

– Нет, так нечестно, – Октавия подняла брови. – А вдруг оно окажется какой-нибудь мерзостью?

Уэллс бегло оглядел сидящих у костра.

– Вроде бы все остальные довольны.

Октавия поджала губы:

– А я не такая, как все остальные. – Глядя на Уэллса, она чуть-чуть подождала, не заговорит ли он, а потом улыбнулась и протянула ему свой кусок: – На, откуси первым и расскажи, как оно тебе.

– Спасибо, со мной-то все будет в порядке, – сказал Уэллс. – Я просто хочу быть уверен, что…

– Давай, – она хихикнула и попыталась засунуть мясо ему в рот, – откуси чуть-чуть.

Уэллс быстро покосился на Кларк, чтобы убедиться, что она на них не смотрит. Но Кларк была увлечена разговором с Беллами. Тогда он снова повернулся к Октавии, сказал «ладно» и взял у нее мясо. Октавия казалась разочарованной из-за того, что ей не удалось покормить Уэллса с рук, но ему не было до этого никакого дела. Он впился в мясо зубами. Сверху оно оказалось жестким, но, когда зубы Уэллса прокусили корочку, его рот наполнился неведомым прежде вкусом, одновременно солоноватым, дымным и даже чуть-чуть сладковатым. Он еще немного пожевал и глотнул, готовясь к тому, что его желудок взбунтуется против чужеродной субстанции. Но все, что он почувствовал, – это тепло.

Ребята, которые начали есть первыми, уже отошли от костра и бродили по поляне. Негромкий гул голосов сливался с потрескиванием костра. Но через несколько минут голоса зазвучали в полную силу, превращаясь в шум, от которого спина Уэллса покрылась мурашками. Он поднялся на ноги и подошел к кучке ребят, стоявших ближе всего к линии деревьев, и спросил:

– Что происходит?

– Смотри! – Одна из девушек ткнула пальцем куда-то под сплетение ветвей.

– Куда? – вгляделся в темноту Уэллс.

– Туда, – сказала другая девушка. – Ты это видишь?

Уэллс подумал было, что его разыгрывают, но потом тоже что-то заметил. Это был сполох света, такой короткий, что Уэллс едва успел его осознать. Потом в нескольких метрах он увидел еще один сполох, потом – еще один, чуть выше. Уэллс шагнул к краю поляны, которая теперь выглядела так, словно чьи-то невидимые руки украсили ее для вечеринки. Его взгляд остановился на ближайшем сияющем шаре, который свисал с нижней ветки соседнего дерева.

Внутри него что-то шевелилось. Какое-то существо. Насекомое с крошечным тельцем и непропорционально большими, хрупкими крыльями. Название этого существа само слетело с губ Уэллса.

Бабочка.

Кто-то из ребят последовал за ним в лес и теперь в изумлении стоял подле него.

– Кларк, – шепнул он в темноту. Нужно, чтобы она это увидела. Оторвав взгляд от бабочки, он повернулся, чтобы бежать на поляну и найти там любимую. Но она уже была рядом.

Совершенно ошеломленная, девушка стояла в нескольких шагах от него. Мягкое свечение озаряло ее лицо, с которого наконец ушло напряженное, озабоченное выражение, не исчезавшее с момента аварии.

– Эй, – негромко, чтобы не спугнуть это спокойствие, сказал Уэллс.

Он ожидал, что Кларк сердито зыркнет на него, или попросит замолчать, или повернется и уйдет. Но она не ушла, просто стояла неподвижно и смотрела на наполненных светом бабочек.

Уэллс не посмел шевельнуться. Он не сказал больше ни слова. Девушка, которая, как ему казалось, безвозвратно потеряна, была тут, совсем рядом с ним, и в этот миг Уэллс подумал: он может вернуть ее любовь.

Глава 14. Беллами

Беллами не мог понять, зачем древние люди придумали наркотики. Для чего гнать по вене всякое дерьмо, если тот же эффект дает простая прогулка по лесу? Каждый раз, когда он уходил с их поляны и углублялся в гущу деревьев, что-то происходило. Отправляясь с первыми лучами утреннего солнца в очередную охотничью экспедицию, Беллами чувствовал, что его дыхание становится глубже, удары сердца сильнее, медленнее и увереннее, а весь его организм словно работал в такт с внутренним ритмом здешних мест. Но лучше всего была тишина. На корабле никогда не бывало абсолютно тихо, там всегда стоял низкий фоновый гул: жужжание генераторов, потрескивание осветительных приборов, эхо раздающихся в галереях шагов. Тишина просто взбесила Беллами, когда он первый раз вошел в лес, – ведь заглушить тревожные мысли оказалось нечем. Но, чем больше времени он здесь проводил, тем умиротворенней становилась его душа.

В поисках следов Беллами рыскал взглядом по земле, разглядывал камни и влажные участки почвы. Отчетливого следа вроде того, по которому он шел вчера, не было, но что-то заставило Беллами взять вправо и углубиться в чащу, где деревья стояли почти вплотную друг к другу, отбрасывая на землю причудливые тени. Если бы он был зверем, он пошел бы именно туда.

Потянувшись за плечо, Беллами вытащил из самодельного колчана одну из стрел. Смотреть, как умирают животные, было ужасно, но за последние несколько дней он научился прицеливаться точней и знал, что его жертвы не слишком страдают. Беллами на всю жизнь запомнил страх и боль в глазах его первого оленя, перед тем как тот рухнул на землю. Впрочем, стрельба по животным была куда меньшим дерьмом, чем те преступления, которые в конечном итоге привели на Землю многих из сотни. Обрывая жизнь какого-то зверя, Беллами знал, что тот прожил весь свой век совершенно свободным.

Сотня заключенных, возможно, и получит обещанную свободу, но Беллами знал, что ему в этом смысле ничего не светит. Только не после того, что он сотворил с Канцлером. Если он будет ошиваться поблизости, когда приземлится следующий корабль, его, возможно, пристрелит первый же ступивший на Землю охранник.

А Беллами покончил со всем этим добром, вроде наказания, системы, общественного положения. Он не желал больше следовать правилам, которые установили другие люди, его тошнило от борьбы за существование. Конечно, выжить в лесу непросто, зато они с Октавией будут свободны.

Расставив руки для равновесия, он полусбежал-полусъехал по склону оврага, изо всех сил стараясь поменьше шуметь, чтоб не распугать окрестную дичь. Когда он, закончив спуск, шмякнулся в грязь, под его прохудившимися ботинками захлюпало. Беллами вздрогнул, когда в щели над подошвами стали затекать струйки воды. Возвращаться в лагерь в мокрых носках будет жутко некомфортно, это он уже узнал на собственной шкуре. Ему было досадно, что об этом не говорилось ни в одной из прочитанных им книг. Какой смысл знать, как сплести сеть из лозы или какими травами лечат ожоги, если вы и ходить-то толком не можете?

Повесив носки сушиться на ветку, Беллами сунул ноги в ручей. С тех пор как он ушел из лагеря, стало гораздо теплее, и холодная вода очень его взбодрила. Беллами закатал брюки до колен и побрел по ручью. Вода вихрилась вокруг его икр, а он улыбался, словно непроходимый дурак. Вот что ему особенно нравилось на Земле: скучное, обыденное занятие вроде мытья ног внезапно превращалось в грандиозное событие.

Над ручьем ветви деревьев не давали густой тени, поэтому солнце тут светило ярче. Рукам и лицу Беллами вдруг стало невыносимо жарко. Он стянул футболку, скомкал ее и швырнул на траву, а потом зачерпнул пригоршню воды и плеснул себе в лицо. Он улыбнулся, в который раз потрясенный откровением: у воды может быть вкус. На корабле были в ходу грубые шуточки про рециркулированную воду, вроде того, что, главным образом, вы пьете мочу собственного прадедушки. Беллами только теперь понял, что столетия фильтрации и очистки превратили корабельную воду в банальный набор молекул, состоящих из одного атома кислорода и двух – водорода, ничего более. Он снова потянулся и набрал полную пригоршню воды. Если бы ему пришлось описать ее вкус, он сказал бы, что она похожа на сочетание земли и неба, – и каждому, кто вздумал бы над этим посмеяться, вбил бы в глотку его поганый смех.

Из леса послышался треск. Беллами быстро повернулся, но не удержал равновесие и упал, подняв тучу брызг. Он тут же стремительно вскочил, ощущая, как под босыми пятками сдвигаются камешки и грязь, и поглядел в сторону источника звука.

– Прости, я не хотела напугать тебя.

Отбросив с лица волосы, Беллами увидел стоящую на траве Кларк и поразился – он уже начал воспринимать лес как нечто принадлежащее только ему, и никому больше. Он ждал раздражения, но оно почему-то так и не пришло.

– Не могла дождаться, когда наступит день? – спросил он, выбираясь на берег.

Кларк залилась краской.

– Нам нужны медикаменты, – сказала она, отводя взгляд от его голой груди.

Эта девушка почти всегда выглядела жесткой, прямо-таки двужильной, и легко было забыть, что она выросла в мире изысканной музыки, концертов, лекций и вечеринок. Беллами усмехнулся, тряхнул головой, и с его волос во все стороны полетели брызги воды.

– Эй, – воскликнула Кларк, отпрыгивая назад и стараясь стряхнуть с себя капельки, – мы еще не брали эту воду на анализ. Ручей может оказаться ядовитым.

– С каких это пор наша охренительная девушка-хирург вдруг стала такой неженкой? – Беллами уселся на солнышке и похлопал по траве, приглашая Кларк присоединиться.

– Неженкой? – раздраженно зашипела Кларк, опускаясь рядом с ним. – Вчера вечером ты едва мог держать нож – так тряслись твои руки.

– Ну знаешь, я убил оленя. Сделал все, что должен, и даже больше. А потом, – он замолчал и откинулся на траву, – это же тебя учили потрошить людей.

– На самом деле нет.

Беллами закинул руки за голову и подставил лицо солнечному свету, наслаждаясь его теплом. Это было почти так же приятно, как покувыркаться с девушкой в постели. Может быть, даже лучше, потому что солнце никогда не спросит, о чем он задумался.

– Прости, что обидел, – протянул он, наслаждаясь истомой, затопившей все его тело. – Я знаю, что ты врач, а не мясник.

– Не в этом дело, я имела в виду, что меня арестовали раньше, чем я успела доучиться.

Нотка сожаления в ее голосе странно отозвалась в душе Беллами, и он слабо улыбнулся девушке:

– Ну для шарлатана ты очень классно справляешься.

Кларк уставилась на него, и Беллами на миг подумал, что обидел ее, но тут она кивнула, поднялась и сказала:

– Ты прав. И поэтому нам нужно найти медикаменты. Пошли.

Беллами со вздохом поднялся, натянул носки и ботинки, закинул на плечо футболку.

– Я бы порекомендовала тебе одеться.

– Зачем? Ты что, боишься потерять контроль над собой? Потому что, если ты озабочена моим целомудрием, я должен тебе сказать одну вещь. Я давно не…

– Я имею в виду, – с легкой улыбкой прервала его Кларк, – что здесь встречаются ядовитые растения. Их прикосновения могут превратить твою спину в сплошной пылающий гнойник.

Беллами пожал плечами:

– По всему выходит, что лечить меня придется тебе, женщина-врач. Так что я, пожалуй, рискну.

Она засмеялась, и Беллами не сомневался – на Земле она смеется впервые. «Пожалуй, я могу гордиться, что сумел так ее развеселить», – подумал он.

– Ладно, – легко сказал Беллами, натянул через голову футболку и улыбнулся про себя, заметив, что Кларк смотрит на его живот. – Нам нужно идти на запад, обломки там. Вперед. – Он начал подниматься по склону, но потом оглянулся и поглядел на Кларк. – Нам в ту сторону, где солнце садится.

Кларк пробежала несколько шагов, чтобы нагнать Беллами.

– Ты сам все это разузнал?

– Ну да. На Уолдене не так часто читают лекции по земной географии. – В его словах не прозвучало той горечи, которая непременно присутствовала бы, если бы он разговаривал с Уэллсом или Грэхемом. – Меня эта тема всегда прикалывала, а когда я узнал, что Октавию хотят послать на Землю…

Он прервался, сомневаясь, может ли продолжать, не опасно ли это, но Кларк выжидающе смотрела на него. В ее зеленых глазах светилась заинтересованность… и что-то еще. Что-то, что он не мог идентифицировать.

– В смысле, чем больше я знаю, тем лучше смогу о ней позаботиться.

Они добрались до вершины холма, но, вместо того чтоб пойти к лагерю, Беллами взял курс на чащу леса. Деревья тут росли так тесно, что за их кронами было почти совсем не видно солнца, лишь редкие лучики пробивались сквозь листву: добравшись до земли, они превращались в золотые лужицы. Беллами улыбнулся, заметив, что Кларк их обходит, – так ребенок старается не наступать на пересечение швов в крытых галереях Колонии.

– Вот так я всегда представляла себе Шервудский лес, – сказала она полным благоговения голосом. – Я почти жду, что Робин Гуд вот-вот выскочит из-за дерева.

– Робин Гуд?

– Ну ты же знаешь, – Кларк остановилась и посмотрела на Беллами. – Принц в изгнании. Который крал лекарства и раздавал их сиротам. – Беллами смотрел на нее непонимающе. – У него еще был волшебный лук со стрелами. Я сейчас подумала, что ты чем-то на него похож, – с улыбкой добавила девушка.

Беллами провел рукой по увитой виноградной лозой ветке.

– У нас на Уолдене было мало времени для историй, – натянуто проговорил он. – И книжек почти не было, поэтому я сам придумывал сказки для Октавии, когда она была маленькой. Больше всего она любила про волшебный мусоро сборник. – Он хохотнул. – Самая клевая из моих историй, лучше я придумать не смог.

Кларк улыбнулась.

– То, что ты из-за нее сделал, было очень смело, – сказала она.

– Ну, наверно, я должен бы сказать то же самое о тебе, но у меня такое чувство, что ты тут не по своей воле.

Она вскинула к его глазам запястье. На нем у нее, как и у остальных ребят, по-прежнему был надет следящий браслет.

– И что же меня выдало?

– Я уверен, он это заслужил, – усмехнувшись, сказал Беллами, но, вместо того чтобы рассмеяться, Кларк отвернулась. Беллами всего лишь хотел пошутить, но ему следовало бы знать, что с ней нельзя расслабляться. Да и ни с кем тут нельзя, раз уж на то пошло. Все они что-то скрывают, и он сам – в первую очередь. – Эй, прости, – сказал он. Беллами так редко извинялся, что ему странно было ощутить, как его губы произносят это слово. – Мы найдем эту твою аптечку. Кстати, а что в ней?

– Да все. Стерильные бинты, болеутоляющее, антибиотики… препараты. Которые могут все изменить для… – она на миг замолчала, – …для наших раненых.

Беллами знал, что Кларк сейчас думает о своей подруге, о девушке, с которой обычно не сводит глаз.

– Ты же хочешь ее вылечить, правда? – Он протянул руку, чтобы помочь Кларк перебраться через лежащее у нее на пути замшелое бревно.

– Она моя лучшая подруга, – ответила Кларк, принимая руку, – и единственный человек на Земле, который знает, кто я есть на самом деле.

Она смущенно улыбнулась Беллами, но он кивнул:

– Я знаю, о чем ты.

Октавия была единственным человеком на всем свете, который на самом деле знал его. И на всем свете не было больше никого, с кем ему хотелось бы проводить время. Но тут он взглянул на Кларк, которая наклонилась понюхать ярко-розовый цветок. Пряди ее волос отливали на солнце золотом, и Беллами внезапно подумал, что не так уж уверен в том, что Октавия – единственная, кого он хочет видеть снова и снова.

Глава 15. Кларк

Беллами вел Кларк вниз по крутому склону. По обе стороны от них высились стройные деревья, их ветви тянулись друг к другу, образуя подобие сводчатого прохода. В этом месте царила какая-то древняя тишина, не нарушаемая даже ветром, который, казалось, не осмеливался потревожить многовековое уединение этих исполинов.

– Не уверен, поблагодарил ли я тебя за то, что ты сделала для Октавии, – разрушая чары, проговорил Беллами.

– Ты говоришь это сейчас вместо «спасибо»? – усмехнулась Кларк.

– Типа того. Это все, на что я способен. – Он бросил на нее косой взгляд. – Я в такой фигне несилен.

Кларк открыла было рот, но, споткнувшись о камень, подавилась вертевшейся на языке остроумной репликой.

– Ого, – со смешком сказал Беллами, подхватывая Кларк под руку и не давая ей упасть, – а ты, кажется, не сильна в такой фигне, как ходьба.

– Это не ходьба, а турпоход какой-то. Никто из людей не ходил в походы уже несколько сотен лет, так что дай мне передохнуть.

– О’кей, введем разделение труда. Ты будешь отвечать за то, чтобы все были живы-здоровы, а я – за то, чтоб ты не переломала себе ноги.

Беллами игриво стиснул ее ладонь, и Кларк вспыхнула. Она даже не подозревала, что до сих пор держит его за руку.

– Спасибо, – сказала она, выпуская ладонь Беллами.

Беллами молчал, пока они вновь не оказались на ровной земле.

– Теперь сюда, – сказал он, махнув рукой влево. – А как ты решила стать врачом?

Кларк сконфуженно нахмурилась.

– Ну мне хотелось. Разве ты не хотел стать… – Она остановилась, к своему смущению обнаружив, что понятия не имеет, чем Беллами занимался в Колонии. Охранником-то он точно не был.

Он уставился на нее, не понимая, шутит она или говорит всерьез.

– На Уолдене все устроено иначе, – медленно проговорил он, все глубже погружаясь в зеленый полумрак. – Если у тебя отличное досье и тебе повезет, ты можешь стать охранником. А в остальных случаях ты просто делаешь ту же работу, что и твои родители.

Кларк постаралась, чтобы удивление не слишком откровенно проступило на ее лице. Она, конечно, знала, что уолденцам доступны далеко не все профессии, но понятия не имела, что у них вообще нет выбора.

– И кем же ты был?