Приложение к книге «Изобретение жизни» Зубков Юрий
«Вишневый сад» – ЖИЗНЬ СМЕШНА. Здоровое сознание не выносит, не выдерживает другого к ней отношения.
Диагноз: Прощание с недожитым или с уже ненужным!!!
В общем, содержание этих записок целиком в названии глав, можно было бы все остальное и не писать вовсе. Однако для пытливых и беспокойных сердец следует описать способ, который обнаруживает естественные связи между практически всеми пьесами Чехова.
А также – в последовательности этих пьес-актов просматривается изменение во взглядах, изменения в отношении к жизни Чехова и драматурга, и просто человека.
АКТ 1 с половиной
«Леший» – О пользе смерти любимого близкого человека!!!
«Дядя Ваня» – Между «кое-как» и «по-настоящему».
Диагноз: Игры с жизнью.
Несовпадение. Раздрызг.
Анализ обстоятельств и поступков персонажей на разных сюжетных уровнях:
…ощущение естественной близости,
…ощущение возможной близости,
…ощущение фальшивой близости.
Конфликт между «естественной близостью» и «возможной близостью». Или невозможность «подлинной близости»?
Страшная бездна близости, настоящей близости (какая она?). А если «как-нибудь», «кое-как» – то легче и, может быть, приятнее.
Елена Андреевна старого мужа, возможно, любит, но проблемы с близостью, а с доктором близость нужна, но проблема с чувствами, с порядочностью. Пойди, разберись.
Четвертый акт «Лешего». Все, что не получалось в присутствии Жоржа, получилось после его самоубийства. Препятствие самоустранилось. Его потребность в «настоящем», в «подлинном» и есть препятствие для «кое-как», «как-нибудь». «Как-нибудь» – реально, «настоящее (не кое-как)» – неуловимо.
«Кое-как» – компромисс. Ну, чуть-чуть приврал, ну, недоделал чуть-чуть, ну не выполнил…
Конфликт между «кое-как» и «по-настоящему».
В четвертом акте «Дяди Вани» тоже все встает на свои места: красота появилась и исчезла, и угроза растаяла. Осталось то же, что и было, какое-то «кое-как». Настоящее не получилось, будем скучать дальше.
Из простой необходимости просто жить, выживать – люди воюют друг с другом. Война постоянная и привычная. Война, без особой надежды на победу, и без особого страха поражения и без особого желания перемирия и передышки. Тотальная, перманентная, бесконечная война всех со всеми.
Посреди этой войны – островки любви, островки нормального бескорыстия. Хорошая погода и… невесть откуда – легкое настроение.
И кажется что войны нет, а есть – нелепое недоразумение, глупая чепуха и неряшливая недоделанность!
Или – скука! Что пострашнее. Мучительнее. «Если доживу до шестидесяти, то осталось тринадцать лет, – чем их заполнить?!»
В скуку ворвалась красота и исчезла.
Волшебство и необъяснимость того, что все это есть! Надо в этом как следует пожить! Все вместе – чудо, мерещится небо в алмазах, наблюдаемое из моря скуки.
Отчего не получается жизнь?
Как, в общем, нечисты наши отношения.
И как мы боимся близости – близких, честных крепких отношений.
Близость, честность, искренность мешают, без них проще, легче.
Отказ! от близости у всех. Из-за того, что нечисто, от того, что опасно, что сложно!
Приличные люди отказываются от близости из подозрения – подозревают себя в нечистоплотности.
Отказаться от близости – отказаться от жизни. Прозябание.
В этом первом с половиной акте попытка участвовать в жизни, несмотря на ее настырное коварство.
АКТ 2 «Чайка» – Короткое замыкание между искусством и жизнью. Соединение – взрыв!
(«Гамлет» как структурная основа «Чайки»).
Диагноз: Игры со смертью
Фантастические умирающие цветы и растения, которые мерещатся Треплеву – обиталище Мировой души через сто тысяч лет, и мебель, и вещи 1896 года. Контраст мелиховского быта и треплевского спектакля – как внешнее выражение главного конфликта – трагического противоречия, между искусством и жизнью.
О чем думает Треплев, когда целует Нину? О пьесе, о спектакле. О чем думает Треплев, когда сидя за столом пишет пьесу? О Нине. Мысли о Нине не дают писать пьесу. Мысли о пьесе не дают целовать Нину.
Нужно попытаться соединить. Жизнь и искусство соединяются в Треплевском спектакле, как два оголенных провода под высоким напряжением. Короткое замыкание – два выстрела, первый неудачный, второй – вроде лопнувшей склянки.
«Я съедаю собственную жизнь» – говорит Тригорин.
Жизнь без красоты, без искусства, без цветов, без успеха – тоска, ужас, холод, смерть. Но, и искусство – смертельно.
Жизнь в искусстве без тепла, уюта, любви, без друзей, без дома… – пытка. Но, и жизнь – смертельна.
Искусство смертельно для жизни, а жизнь смертельна для искусства.
АКТ 3 «Три сестры» – Убить барона. Зачем? «К жизни нужно относиться серьезно».
Диагноз: Бунт. Бунт против жизни. Бунт против такой жизни. Бунт против смерти.
Протест резкий, сильный: «Снег идет. Зачем!!!» Зачем все так устроено! Нескладно! Ужасно? Прекрасно? «Одним бароном больше, одним меньше».
Похороненные заживо.
АКТ 4 «Вишневый сад» – ЖИЗНЬ СМЕШНА1. Здоровое сознание не выносит, не выдерживает другого к ней отношения.
Диагноз: Прощание с уже не нужным!!!
Ненужное!!! Прощание. Прощание с жизнью. Прощание с ненужной жизнью.
Ненужно все: сад, имение, прошлое (Гриша), будущее (Париж). Забытый ненужный Фирс в ненужном доме с ненужным садом.
Смешно! Жизнь смешна, если уже не нужна. Осмеяна, если очень нужна, но уходит.
Форма спектакля: каждый по очереди входит в транс (напр.: «…дорогой, многоуважаемый шкаф»), и начинает свой танец, постепенно, крещендо. Все остальные тоже постепенно и по очереди включаются и доходят до полного подчинения солисту. Двинул пальцем солист – две, три фигуры в кульбите, потом остальные, потом все вместе.
Потом пытаются сообразить: зачем это все было нужно.
Итого.
Такая последовательность вполне естественна. Четыре попытки, четыре способа попытаться жить.
Первый способ – это попытка избавиться от жизненной фальши. Не получилось!
Второй способ сильнее – это попытка превратить жизнь в искусство, а искусство в жизнь. Попытка соединить их в одно целое. Не получилось!
Третий способ – бунт, восстание, разрушение. Получилось?
Последний способ – попрощаться с тем, что осталось. Стоит ли прощаться с пепелищем?
Бывает ли так, чтобы к сорока с небльшим лет жизнь стала ненужной, а прощание с ней комичным. Всяко в этой жизни бывает. За какие-то два десятилетия он побывал уже и Студентом и Ионычем, и Княгиней и Архиереем, и Треплевым и Тригориным – почитайте, кем он только не был, сколько жизней успел прожить! Эти превращения могли бы быть бесконечны, если бы не чахотка.
Лысая певица в Thtre de la Huchette
Письмо А. Г. Кигель
Дорогая Аллочка!
О «Лысой певице» писать труднее, чем о «Трех сестрах», не потому что у сестер волосы растут нормально, а потому что спектакль в La Huchette восхитительно хорош. Я очень боялся нафталиновой атаки. Правда, ведь – больше 50 лет по четыре-пять раз в неделю, ой-ёй-ёй. Однако, даже маленькая Танюшка, знающая по-французски только merci, весь спектакль, не отрываясь, смотрела на сцену горящими глазками и иногда победоносно и злодейски хохотала. А ведь на «Трех сестрах» проспала у меня на руках полтора акта.
Ну вот, наконец о спектакле, но слегка издалека.
…Если звонят, то это значит, что за дверью кто-нибудь есть!
…Нет!!! если звонят, то это значит, что за дверью никого нет!!!!!
Когда-то Игорь Борисович Дюшен, пересказывая нам на занятиях, тогда еще неопубликованные, свои переводы Йонеско, сообщил, что все искусство бывает трех видов: рациональное, иррациональное и эмоциональное. Конечно, драматургии театра абсурда положено было пребывать по иррациональному ведомству. Правда, во мне уже тогда колыхались сомнения на эту тему, но обаяние великолепного Дюшена было неотразимо, и абсурд оставался абсурдом. Тогда и мечтать было глупо увидеть то, о чем он говорил. И вдруг чудо, я сижу в La Huchette, балдею и абсолютно ясно вижу, что на сцене творится нечто иррациональное, рациональное и эмоциональное одновременно! А абсурд притаился и сидит у меня в печенках, вылезая наружу только тогда, когда я начинаю что-то понимать.