Арифмоман. Червоточина Рудазов Александр
Запас довольно приличный. Эйхгорн не был таким уж заядлым курильщиком, в день выкуривал примерно полпачки, так что блока ему хватало недели на три.
Есть тоже хотелось все сильнее. Эйхгорн не успел позавтракать и понятия не имел, сколько времени пробыл без сознания. Но живот напоминал о себе все настойчивее.
Эйхгорн решил сделать привал и перекусить. Он в последний раз затянулся и машинально поискал глазами урну. Разумеется, в лесу ее не оказалось. Класть хабарик в карман было негигиенично, и пришлось таки загрязнять природу.
Совестно, а ничего не поделаешь.
Раньше Эйхгорн не испытывал моральных терзаний, бросая хабарики на землю. Но этой весной ему довелось на добровольно-принудительных началах участвовать в субботнике. Очищая вскрывшийся от снега газон, он, разумеется, машинально подсчитывал и систематизировал убранный мусор.
Всего там обнаружилось восемьдесят девять единиц. Из них:
Банок из-под лимонада – 1.
Трамвайных билетов – 1.
Оберток от мороженого – 1.
Оберток от шоколада – 2.
Бумажек невыясненного происхождения – 2.
Бутылочных крышек – 4.
Пачек из-под сигарет – 6.
Хабариков – 72.
После этого он невольно задумался, насколько бы чище стали города, если бы люди не курили или хотя бы не бросали хабарики на землю. Количество мусора реально уменьшилось бы в несколько раз.
Впрочем, в экстренной ситуации можно пренебречь обычными условностями. Один хабарик не сможет сколько-нибудь заметно нарушить экологический баланс тайги.
Сделав такой вывод, Эйхгорн зажег новую сигарету.
Небо совсем посветлело. Солнца за лесной стеной видно не было, но оно явно уже выбралось из-за горизонта. Так что Эйхгорн уселся завтракать.
Костра разводить он не стал, но питаться всухомятку ему тоже не хотелось. Кипяток в термосе еще не остыл – Эйхгорн залил растворимую вермишель, выждал несколько минут и принялся есть. Жевал он равнодушно, безо всякого аппетита – просто восполнял нехватку калорий.
На оставшемся кипятке он заварил кофе. Прихлебывая жидкий, почти безвкусный напиток, Эйхгорн сумрачно рассматривал ботинки. Не мешало бы их почистить и подсушить. Надо будет этим заняться во время обеденного привала.
Если, конечно, Эйхгорн к тому времени не выберется из леса.
Допив кофе и закопав под деревом пустую упаковку из-под вермишели, Эйхгорн снова взвалил на плечи рюкзак. Тот стал чуточку легче.
Оказалось, привал Эйхгорн сделал уже на краю леса. Не прошло и пяти минут, как он вышел на опушку. И вот тут-то его крепко проняло. Он даже снял и протер рукавом очки.
Выходя из леса, Эйхгорн рассчитывал обнаружить поле, реку, дорогу. Шоссе или железку. Если повезет – населенный пункт. Населенный пункт он и обнаружил… только был это ну очень нетипичный населенный пункт.
Впереди вздымалась крепостная стена. Выложенная из серого камня, с зубчатыми башенками, окруженная узким рвом. За ней виднелись треугольные зеленые кровли, а в центре – белые купола и шпили, похожие на свадебный торт.
Дворец. Самый натуральный дворец, словно явившийся из диснеевской сказки. Где бы Эйхгорн ни находился, он совершенно точно уже не в Якутии. Да и вообще для Восточной Сибири характерен совершенно другой архитектурный стиль.
Пару минут Эйхгорн просто рассматривал удивительное явление. Потом сделал несколько снимков и заговорил в диктофон:
– Будем рассуждать логически. Объяснение первое – это сон. Исключено, поскольку я удивлен. Известно, что во сне все воспринимается как должное, так что удивиться там невозможно. То же самое касается сумасшествия. Галлюцинации маловероятны, поскольку я в данный момент трезв, а вещества употреблял всего дважды в жизни, и с тех пор прошло больше двадцати лет, но этот вариант пока что полностью отбрасывать не будем.
Объяснением номер два Эйхгорн назвал монастырь. В России кое-где еще остались по-настоящему крупные монастыри, издали похожие на дворец царя Салтана. С другой стороны, о настолько огромных Эйхгорн не слышал. Да и архитектура опять же какая-то… не православная. Купола имеются, только совсем другой формы, ничуть не похожие на привычные золотые луковицы. И ни одного креста.
Объяснение третье – этнографический музей под открытым небом. Такой, где воссоздают кусочек старины. Тогда, размах, конечно, грандиозный. Эйхгорн бывал в подобных музеях – в Чувашии, в Египте, в Норвегии, – но те не тянули на большее, чем крохотное сельцо. А эта штука размером с настоящий средневековый город.
Видимо, Эйхгорн стоял на возвышенности, потому что вид открывался изумительный. Насколько хватало глаз, город окружали поля. На одних колосилась пшеница, другие были отданы под пастбища. Примерно на полпути к крепостным стенам виднелась еще одна группа строений – небольших, приземистых. Наверное, деревенька или крупный хутор.
Монастырь ли это или музей – места однозначно далекие от цивилизации. Дороги только грунтовые, хотя покрытие неплохое. Линии электропередачи отсутствуют. Техники тоже не видно – ни легкового транспорта, ни грузового, ни тракторов.
Жаль, бинокля нет. Эйхгорн взял в экспедицию прекрасный полевой бинокль с двадцатикратным увеличением, но тот остался где-то в лесу близ села Малые Дудки.
А Эйхгорн сейчас совершенно точно в каком-то другом месте.
Нет, это не галлюцинации. И на этнографический музей все-таки мало похоже. Уже совсем рассвело, и Эйхгорн решил спуститься, взглянуть поближе.
Вон, на ближайшем поле заметно движение – коровы или другой крупный рогатый скот. Пастух гонит стадо. Он должен как минимум знать название этого населенного пункта. А если он не говорит по-русски, Эйхгорн по крайней мере поймет, что вокруг не Россия… и вообще не СНГ.
Конечно, всегда остается шанс наткнуться на не знающего языка иностранца. Или вообще немого. Но вероятность подобного незначительна, так что ее можно не учитывать.
Приближаясь к пастуху, Эйхгорн постепенно замедлял шаг. Уж больно чудно тот был одет. Явно не по современной моде. Что-то вроде короткой рубахи или удлиненной туники – белого цвета, с вышитыми зеленью узорами, похожими на оленьи рога.
Босой – это Эйхгорн заметил, подойдя еще ближе. На голове… похоже, венок. Листья вперемешку с цветами. Ростом повыше Эйхгорна, но лицом еще совсем пацан – лет шестнадцать-семнадцать. И взгляд какой-то… отстраненный.
Стремный тип. Как ни посмотри – стремный. Может, местный дурачок?
При виде Эйхгорна пастушок насторожился. А за поясом у него висел немаленькой длины кнут. Или бич – Эйхгорн понятия не имел, как это орудие труда правильно называется.
– Кто будешь, добрый человек? – окликнул пастух.
Эйхгорн открыл уже рот, но запнулся и ничего не ответил. Его мозг уловил нечто аномальное. Пастух точно, совершенно точно говорил не по-русски. И не по-английски. И ни на каком другом из известных Эйхгорну языков.
Но он загадочным образом понял каждое слово.
– Добрый человек, откуда будешь? – уже с явным подозрением спросил пастух. – Что-то одежа на тебе чудная. Неместный, что ли?
Эйхгорн невольно опустил взгляд. Там были самые обычные куртка и брюки. Очень легкие, из мембранной ткани. Под ними термобелье – Эйхгорн всегда его носил на природе. На ногах трекинговые ботинки. На лысом черепе – панама с ремешком.
Ничего экстраординарного, но рядом с этим ряженым его одежда действительно смотрелась странно.
А потом все стало еще страннее. На дороге показались две конные фигуры. Двигались они медленной трусцой, но при виде Эйхгорна сразу встрепенулись и прибавили ходу.
– Это кто такие? – спросил Эйхгорн пастуха.
– Вестимо кто, – ответил тот. – Королевские егеря. А ты, добрый человек, в самом ли деле добрый, или я, может, ошибаюсь?
Эйхгорн задумался. Вопрос был по-настоящему сложен, и так вот сходу ответить не получалось. В любом случае сейчас мозг Эйхгорна был полностью поглощен приближающимися всадниками.
Как-то неприветливо они выглядели.
Одеты эти ребята были еще необычнее пастуха. Лошади Эйхгорна не смутили – ему и самому доводилось ездить верхом. В условиях бездорожья конь и сейчас бывает предпочтительнее автотранспорта. Но вот одежда их седоков…
На них были ярко-зеленые камзолы, похожие на гусарские. Такие же и штаны. Сапоги черные, длинные, с высокими голенищами и круглыми носками. На груди что-то вроде белых галстуков, а манжеты кружевные, тоже белые. На головах зеленые картузы с красной тульей и двумя шнурками. К поясам приторочены не то длинные ножи, не то короткие шпаги.
А главное – у обоих в руках были копья. Поначалу они держали их вертикально, словно знамена, но понемногу опускали, явно устремляя острия к Эйхгорну.
Тот не делал попыток удрать. Он сразу прикинул примерную скорость верховых, сопоставил ее с максимальной, которую мог развить сам, оценил расстояние до леса и сделал вывод, что убежать не получится. А значит, и незачем зря тратить силы.
Вместо этого Эйхгорн размеренно говорил в диктофон:
– На ум приходят два возможных объяснения – реалистическое и фантастическое. Реалистическое – передо мной историческая реконструкция или средневековый фестиваль. Фантастическое – пройдя через кротовину, я переместился не в пространстве, а во времени. Полагаю, через минуту-другую я выясню, какая из гипотез справедлива.
Всадники, которых пастух назвал «королевскими егерями», тем временем подъехали к Эйхгорну и безо всяких разговоров принялись тыкать его тупыми концами копий. Не всерьез, не с целью ранить, а так, как ребенок тыкает палочкой дохлую гусеницу. Видимо, им было любопытно, что это за нелепое существо.
В окружении всех этих ряженых нормально одетый человек и в самом деле смотрелся чертовски странно.
А Эйхгорн просто стоял со своим диктофоном, и взгляд у него был снулый. Казалось, что ему безразлично происходящее. Однако на деле он внимательно изучал ситуацию, подмечая каждую мелочь.
Например, часы. Его внимание сразу привлекли часы на запястье егеря постарше. Вроде бы явный признак современного мира – в Средневековье подобных точно не носили. Но с другой стороны – это были вовсе не механические и тем более не электронные часы, а… солнечные. Крохотные солнечные часы – с циферблатом, маленьким отвесом и шнурком-гномоном. Эйхгорн слышал о таких – если держать их в правильном положении, время определяется с точностью до четверти часа.
– Не подскажете, сколько времени? – вежливо поинтересовался Эйхгорн. Ему захотелось взглянуть, как этим устройством пользуются.
– Третья четверть первого рассветного, – ответил егерь, на мгновение поставив руку горизонтально.
Эйхгорну это ничего не сказало. А еще ему надоели легкие, но все же чувствительные тычки копьями. С тупого конца они не опаснее швабр, но все равно как-то неприятно.
Но когда он осторожно отступил на шаг, копья сразу взметнулись к лицу. И на сей раз то были острые концы – на совесть заточенные! Егеря перевернули свое оружие с какой-то даже неправдоподобной скоростью.
Глядели они при этом без злобы, но с подозрением, сильно напоминая гаишников на трассе.
– Галко, это знакомец твой, что ли? – спросил егерь у пастуха.
– Не, – мотнул головой тот. – Не знаю его.
– А откуда взялся тут?
– Да вродь из леса вышел. Но я не видал.
– Не видал?..
– Не видал. Только если не из леса – так откуда же? Тут рядом-то только лес, а дорога-то – она вон, дорога, в другой стороне совсем.
– Ага. Из леса, значит.
– Товарищи, господа, офицеры, не знаю как к вам правильно обращаться… я, если что, сам могу за себя ответить, – подал голос Эйхгорн. – Спросите у меня самого, кто я такой.
– Ага, – медленно кивнул егерь. – Точно, можно ж так. Ты кто такой?
Эйхгорн вздохнул. Идиоты. Куда ни плюнь, везде идиоты. Человеческая глупость всегда его огорчала, но он ничего не мог с ней поделать.
– Где я нахожусь? – устало спросил он.
– А ты находишься на коровьем пастбище, – участливо ответил егерь. – Сам-то не видишь, что ли? Так вроде и очки носишь – не слепой, значит.
– Уточняю свой вопрос. Как называется этот город?
– Альбруин еще вчера назывался, – ответил егерь, переглянувшись с напарником. – Заплутал, что ли? Ну это случается. Откуда сам будешь? Куда идешь?
– Альбруин… – пробормотал Эйхгорн. Название было для него пустым звуком. – А… страна как называется?
– Так Парибул, – без малейшего удивления сказал егерь. – В самом деле заплутал, что ли? Куда идешь-то, говорю!
– А число сегодня какое? – продолжал выпытывать Эйхгорн. – День, месяц?
– Бархатный Ястреб, – недобро ответил егерь.
– Бархатный… Ястреб?.. – недоуменно переспросил Эйхгорн. – А-а… а год какой?
– Год?.. Ты не знаешь, какой сейчас год?.. Кто вы вообще такой, сударь? – уже совсем холодно спросил егерь, почему-то переходя на «вы». – Потрудитесь-ка объяснить, да поживее.
– Никто, – на автомате сказал Эйхгорн, переваривая информацию. – Я никто. Обычный человек.
Вот теперь егерей проняло! Услышав этот безобидный ответ, они отпрянули, как ужаленные. Пастушок тоже отшатнулся, едва не упав.
– Обычный человек?! – вскрикнул егерь помоложе.
– Сам признался! – гаркнул второй. – Вяжи его!
Эйхгорн не успел опомниться, как его плечи захлестнуло арканом. Егерь с силой дернул, и Эйхгорн упал.
Глотая пыль, он тщетно пытался понять, что не так сказал…
Глава 4
Оказалось, что это очень неприятно – когда тебя ведут на аркане, подталкивая в спину копьями. Вдобавок у Эйхгорна отняли рюкзак – и хорошо еще, что не стали обыскивать. Просто скрутили и погнали к городской стене.
Сопротивляться Эйхгорн даже не пытался. Один, безоружный, против двоих явных профессионалов с ножами и копьями? Вероятность победить стремится к нулю.
Да и драться-то Эйхгорн практически не умел. Он рассуждал следующим образом – чтобы действительно уметь постоять за себя, нужна прежде всего практика. Значит, нужно регулярно тренироваться, заниматься в каких-нибудь секциях. Это требует времени, и немало. При этом от ножа или пистолета не спасет все равно. Да и при численном превосходстве противника шансов будет немного.
Ну и стоит ли оно того?
Ладно бы еще Эйхгорн жил в каком-нибудь криминогенном районе, где велик риск встрять в ситуацию, но ведь нет же. За всю жизнь на него нападали только два раза. В первый раз еще в институте – какой-то шизоид просто молча подбежал, ударил в лицо, вырвал сумку и умчался. Во второй раз лет десять назад – три пьяных долдона попытались отжать коммуникатор. У них не вышло – на карте памяти было несколько очень важных файлов, так что Эйхгорн отбивался с каким-то звериным, внезапным для себя самого упорством. В итоге ему удалось таки отстоять свое имущество, но ценой двух сломанных ребер.
Два инцидента за сорок лет – вполне допустимо.
Вообще, Эйхгорн всегда был несколько фаталистом. Он считал, что подготовиться ко всему невозможно, от всех бед уберечься не выйдет. А рано или поздно так или иначе умрешь, и этого никоим образом не изменить.
Следовательно, незачем тратить силы, пытаясь объять необъятное.
Вместо этого Эйхгорн размышлял над тем, в какую эпоху его занесло. Он все сильнее уверялся, что провалился во временную дыру. Прежде Эйхгорн отметал даже теоретическую возможность путешествий во времени, ибо они противоречат элементарной логике. Но в данной ситуации сложно найти другое подходящее объяснение.
Скорее всего, средневековая Европа. Лица уж точно европейские – Азию, Африку и Америку можно смело отсечь. Россию тоже – старославянский язык Эйхгорн уж как-нибудь распознал бы.
Правда, названия «Парибул» и «Альбруин» ничего Эйхгорну не говорили. Но он никогда особенно не интересовался средневековой географией. Возможно, это одно из крохотных германских княжеств или еще какая-нибудь Гасконь. Мало ли их было в те времена?
Очень хотелось прояснить и вопрос с языком. Эйхгорн терпеть не мог непонятных явлений. У него всегда свербело внутри, пока он не находил объяснения или хотя бы удовлетворительной гипотезы. И сейчас он усиленно ломал голову, пытаясь понять, отчего вдруг свободно говорит на явно незнакомом наречии.
Что это – какой-то побочный эффект прохода через кротовину? Непроизвольное подключение к ноосфере, «скачивание» мозгом пакета данных? Что ж, за неимением других, сойдет как рабочая гипотеза, но хотелось бы все же большего…
Пока Эйхгорна вели через предместья, на него глазел и стар, и млад. Местные тетки отрывались от своих огородов, дядьки опирались на мотыги, детвора забывала об обручах и скакалках. Все таращились на арестованного. Видимо, что-то интересное происходило здесь нечасто, так что Эйхгорн стал главным событием дня.
Он же, в свою очередь, шарил снулым взглядом по окружению, выискивая приметы эпохи. Было у Эйхгорна такое маленькое увлечение – читая книгу или смотря фильм, расшифровывать время и место действия. Место, впрочем, обычно указывалось прямым текстом, а вот время порой приходилось определять именно по косвенным признакам.
Так, в крайней прочтенной им книжке (американский детектив) герой еще в первой главе включил телевизор, и сразу стало ясно, что действие происходит не раньше пятидесятых. До этого времени телевидение даже в Штатах было редкой диковиной. Потом персонажи в диалоге упомянули Советский Союз в настоящем времени – значит, девяностые еще не наступили. Вот в разговоре мелькнул Элвис Пресли – уже знаменитый, но еще здравствующий. А вот герой подумал о Вьетнамской войне – как о закончившейся. Значит, события происходят не ранее 1973, но не позднее 1977.
Несколько таких признаков Эйхгорн уже выловил и здесь. Например, у егерей отсутствует огнестрельное оружие. Конечно, это еще ни о чем не говорит – может, им просто по форме не полагается. Тем не менее, факт в копилку.
Далее, их камзолы застегнуты на пуговицы. По всей видимости, медные. В Европе пуговицы появились только в тринадцатом веке, причем долгое время считались предметом роскоши. Возможно, эти егеря принадлежат к элитным воинским частям и являются дворянами?
А еще им известно, что такое очки. Точное время их изобретения неизвестно, но по всей видимости – в конце тринадцатого века. Значит, Эйхгорн в позднем Средневековье – четырнадцатый или пятнадцатый век. Архитектурный стиль и мода вроде бы соответствуют, хотя в этом Эйхгорн разбирался не в пример хуже, чем в истории науки и техники.
Еще на руке старшего егеря портативные солнечные часы. Но это признак очень уклончивый – подобный инструмент встречался много где и когда. Правда, на руке его вроде бы не носили, но Эйхгорн не был полностью уверен.
Так что на этом пока все. Чтобы сузить диапазон еще сильнее, требуются дополнительные данные.
Городок при близком рассмотрении оказался не таким уж сказочным. Крепостную стену явно не ремонтировали уже много лет – была она потерта, щербата и довольно грязна. Эйхгорн не мог оценить ее высоту точно, но на глазок там было от восьми до девяти метров. Через каждые метров шестьдесят стояли круглые башни, а через каждые шестьсот – ворота. У основания стены были потолще, у верхнего края – потоньше. По дозорному пути со скучным видом прохаживались два стражника.
Через ворота Эйхгорна провели почти без задержки. Старший егерь перебросился парой слов с пожилым привратником, получил ленивый кивок и поволок пленника теперь уже по городской улочке. Была она крайне узка и извилиста, трехэтажные дома нависали с обеих сторон, практически закрывая небо.
Зевак здесь уже почти не было, на Эйхгорна никто особо не глазел. Только какие-то кумушки на соседних балконах при виде него зашептались, а потом залились дурацким смехом. И то пялились они скорее не на Эйхгорна, а на молодого егеря – тот при их виде сразу приосанился и выпятил грудь, точно глухарь на току.
Идя по городу, Эйхгорн окончательно убедился, что это не фестиваль, не музей, не киносъемка, а самая что ни на есть реальность. Вокруг не было ничего постановочного. Здания, костюмы, булыжники в мостовой – все настоящее. Люди не играют роли, а живут.
Куда же забросила его эта червоточина?
Тем временем Эйхгорна уже доставили к месту назначения. Оное оказалось во дворце, только не с главного входа, а сбоку, в небольшом флигеле. Сам дворец отсюда почти не просматривался. Эйхгорна ввели в неприметную дверь, над которой висело что-то вроде герба – большой круглый щит и два скрещенных меча.
Внутри был обычный полицейский участок, только в средневековом антураже. Местные стражи порядка, числом четверо, носили медные доспехи, отдаленно похожие на древнеримские, вооружены были короткими шпагами, и все, кроме одного прыщавого парнишки, щеголяли длиннющими усищами.
– А эдил-то не явился еще? – спросил старший егерь, поручкавшись с седым стражником.
– Да дрыхнет, обычное дело… – махнул рукой тот.
– Опять до ночи в трактире сидел?
– А то как же… Теперь до обеда не явится. А это что у тебя за птица?
– Обычный человек! – гордо возвестил егерь. – Сам признался!
Стражники сразу подобрались, глядя на Эйхгорна с удвоенным интересом. Тот в ответ смотрел взглядом снулой рыбы. Эйхгорн понимал, что не знает чего-то, для других очевидного, поэтому решил помалкивать, пока не разберется в ситуации.
Впрочем, его никто ни о чем и не спрашивал. Егеря распрощались, сняв с Эйхгорна свой аркан, а двое стражников бегло его обыскали. Зажигалка и диктофон не вызвали у них интереса, а остальные вещи лежали во внутренних карманах – туда стражники почему-то не заглянули. Также они внимательно осмотрели пояс, явно ища оружие, но из оного у Эйхгорна был только нож в рюкзаке.
Потом его взяли под локотки и повлекли вниз по лестнице. Там располагалось очень аутентичное подземелье на девять камер – Эйхгорн машинально их сосчитал. Пять пустовали, в шестой, с распахнутой дверью, пьяно храпел толстый стражник без доспехов, в седьмой жевал соломинку приличного вида господин, в восьмой пригорюнилась размалеванная девица очевидной профессии, а в девятой сидел парень в заплатанной одежде, с синяком под глазом.
Эйхгорна втолкнули в угловую. Камеры располагались группами по три, от прохода и друг от друга отделялись не стенами, а решетками, так что узники были как на ладони. Из обстановки – только кучи прелой соломы, да мятые медные горшки. Судя по характерному запаху – местный вариант параши.
– Тут пока побудешь, – махнул рукой стражник. – Эдил придет, разберется.
Гремя ключами, он замкнул дверь. Тем временем его напарник не без труда растолкал толстяка, спящего в камере напротив. Тот спросонья гундел и махал кулаками, но в конце концов соизволил подняться и вывалиться наружу. Двое других стражников тоже вышли, и в подземелье стало тихо.
– Чьи дела, браток? – тут же прошипели из соседней камеры.
Эйхгорн вяло повернул голову. На него пристально таращился парень с фингалом.
– Чьи дела, спрашиваю! – чуть повысил голос он.
– Какие еще дела? – переспросил Эйхгорн.
– А-а, я-то уж решил… – сразу потерял интерес узник.
Ну вот опять. Одна фраза – и Эйхгорн сразу выдал в себе чужестранца, ничегошеньки не знающего о местной культуре. И он, хоть убей, не мог понять, что же он такого сказал.
– Так если ты Пролазе не киваешь, за что тебя сцапали? – все же спросил сосед.
Эйхгорн задумчиво поглядел на него. Он вновь ни черта не понял. Но источников информации здесь было немного, так что он решил попробовать выжать что-нибудь из этого.
– Тебя самого-то за что взяли? – спросил он.
– Э, слышь, халат, я первый спросил!
– Ты мне не хами, – хмуро сказал Эйхгорн. – Я тебе в отцы гожусь.
– Не-а, не годишься, – противно хихикнул парень. – Мне такой отец на кир не сдался.
Эйхгорн посмотрел на него снулым взглядом. Еще один идиот. Почему-то Эйхгорна везде окружают идиоты. Иногда просто опускаются руки.
– Не хочешь говорить – не говори, – пожал плечами он.
– Да не, чего уж, – снова хихикнул парень. – Я индивид честный, тайн не имею. За браконьерство меня сцапали.
– За браконьерство?.. – удивился Эйхгорн.
– Ага. Оленя на корольковском двору в монахи постриг. Теперь в барабан бить будут, дело известное. Мне уж не впервой, вся спина в полосочку. Теперь ты мойся, за что тут.
– Не знаю, – неохотно сказал Эйхгорн.
– Э, халат, договорились же!
– Я в самом деле не знаю. Просто так взяли и арестовали.
– Не, халат, гутанишь. Совсем просто так даже корольковская стража не пыхтит. Что-то да есть.
– Нет ничего, – раздраженно ответил Эйхгорн. – Они меня спрашивают – ты кто, я отвечаю – никто, обычный человек…
– Э-э-эй!.. – выпучил глаза сосед. – Ты чо, халат?! Ты вправду обычный человек?! Не гутанишь?!
– Так. Чего я не понимаю? – сдался Эйхгорн. – Что такое «обычный человек»? Что я не так сказал?
Парень с фингалом еще пару минут хекал и фыркал, явно считая, что Эйхгорн придуривается. Но когда наконец поверил, то расплылся в улыбке и снисходительно сказал:
– Ну ты и дурачина, халат… Музыку не знаешь, что ли?
– Музыку?..
– Музыку, музыку. По-воробьиному чирикаешь?
– Феня, что ли? – дошло до Эйхгорна.
– Чего?..
– Не ботаю я по фене… в смысле, музыки не знаю.
– Ну так и что? Кто такие «обычные люди», все знают, это и без музыки ясно.
– А я вот не знаю. Кто это?
– Вестимо кто. Борота.
– А это что такое?
– И этого не знаешь?.. – недоверчиво протянул узник. – Борота, халат, это такие людишки, что всякими злыднями на жизнь промышляют. С купцов дань сбирают незаконную, непотребных девок разводят, картежные дома содержат, травкой дурманной торгуют…
– Мафия, что ли?
– Такого слова не слышал. Борота. Все, кто в ней состоит, деньгу всякими злыднями промышляют и самому главному в бороте подчиняются – его у нас Дедулей кличут. Так что ты, халат, усвой наперед – «обычным человеком» называться не моги. Вишь, как стража на дыбки-то сразу поднялась. Наш королек у себя людей Дедули видеть не может.
Найдя в Эйхгорне благодарного слушателя, парень – назвался он Вигальхом – охотно выложил все, что когда-либо слышал о бороте. Как оказалось, в королевстве Парибул ее отродясь не водилось, но слухов ходило много, и боялись эту бороту нешуточно.
Порядок у этих местных мафиози оказался строгий, почти военный. Нижнее звено называлось внучками и внучками – рядовые исполнители, шестерки. Над ними стояли сынки и дочки – бандиты посерьезнее, десятники. Еще выше были папаши и мамаши – уже реальные авторитеты. Ну а всю семью возглавлял Дедуля или Бабуля – большой босс, пахан. Борота делилась на множество кланов, каждый из которых имел своего Дедулю.
Рассказывали также о некоем Короле Ночи, таинственном пахане паханов, который вроде бы правил всей Обычной Семьей в мире. Но это, скорее всего, были просто байки – ничего конкретного об этом типе никто не знал.
Поняв, за кого его принимают, Эйхгорн несколько помрачнел. Вокруг Средневековье, расследование никто проводить не станет. Просто устроят допрос с пристрастием, сунут пальцы в тиски – и через несколько минут Эйхгорн признается, что состоит в Братстве Сатурна, живет в Новой Швабии и лично ответственен за убийство Листьева, развал СССР и вымирание динозавров.
Хотя, может, не сунут? В Средневековье тоже порядки в разных странах были очень разные – где-то пожестче, где-то помягче. Эйхгорн стал выпытывать у соседа по заключению, какая система принята в королевстве Парибул – и тот охотно поделился.
Оказалось, что темница здесь в качестве меры наказания не используется. Только как «аквариум». Об этом Эйхгорн, впрочем, уже и сам догадался – для долговременного заключения эти закутки подходили плохо, да и узников было всего ничего.
Вообще же наказания бывают разные. За мелкие преступления обычно дают палок («бьют в барабан») или привязывают на денек-другой к позорному столбу. За воровство отрезают ухо. Поджигателям выкалывают один глаз. Насильников кастрируют. Убийц клеймят и ссылают на вечную каторгу. Причем куда-то за границу – своей каторги в Парибуле нет, королевство очень маленькое.
Ну а казнят только за совсем уж из ряда вон выходящее. Измену родине, покушение на короля… на памяти того же Вигальха подобного еще не случалось ни разу.
Что делают с членами бороты – реальными или надуманными, – Эйхгорну выяснить не удалось. Не водилось подобных в Парибуле. Наверное, и прецедентов пока не было.
Издали донесся приглушенный звон колокола, и сразу после в замке загремели ключи. Сопя и ругаясь, ввалился тот самый толстый стражник, что раньше спал в одной из камер. Глядя осоловелым взглядом, он принялся совать меж решеток глиняные миски и кувшины.
Похоже, наступило время обеда.
В кувшине оказалась самая обыкновенная вода. В миске – две вареные картофелины, холодный кусок жареного мяса и сухая лепешка. Вполне приличная кормежка для тюрьмы. В юности Эйхгорну довелось провести по недоразумению ночь в питерском «обезьяннике» – там кормили заметно хуже.
Есть Эйхгорну хотелось уже порядком, поэтому он смолотил половину тюремной пайки, прежде чем сообразил, что именно ест. Картошка. Несомненная картошка. Значит, он сейчас где угодно, но только не в средневековой Европе. До открытия Америки картошку в Европе в глаза не видали.
Хотя… Эйхгорн повернулся к Вигальху и спросил:
– А какой сейчас год?
– Паршивый сейчас год, – вздохнул тот, жуя лепешку. – Простому индивиду и не вздохнуть. Королек совсем зажал. Оленя в лесу не бей, косулю не бей, мельника пузатого тоже не бей – он, сволота, сразу егерей кличет…
– Я про номер спрашиваю, – раздраженно переспросил Эйхгорн. – Число сегодня какое, число?
– Да я не помню, – пожал плечами Вигальх. – Ястреб… то ли Бархатный, то ли Медный уже…
– А год? Год какой? – терпеливо добивался Эйхгорн.
– Да мне почем знать? Это пусть монахи считают – им больше заняться нечем.
– Сейчас тысяча пятьсот четырнадцатый год, – донеслось из клетки напротив.
То подал голос господин приличного вида. Все это время он помалкивал, но, похоже, прислушивался к разговору.
Эйхгорн задумался. Тысяча пятьсот четырнадцатый – это уже после открытия Америки. Правда, картофель в Европу впервые привезли только в середине шестнадцатого века, а в пищу употреблять начали и еще позже… чертовски все это странно.
– Уважаемый, вы сказали, что сейчас тысяча пятьсот четырнадцатый, – обратился Эйхгорн к приличному господину. – А это по какому летоисчислению?
– По астучианскому. Тысяча пятьсот четырнадцатый Новой эпохи.
Эйхгорн задумался еще сильнее. Ему уже хотелось во что бы то ни стало определиться с временем и местом, поэтому он стал спрашивать прямо. Одно за другим он называл страны, исторические события, великих личностей – но оба его соседа по заключению только пожимали плечами.
Браконьер и приличный господин ничего не знали ни про Россию, ни про Францию, ни про Англию, ни про Испанию, ни про Римскую империю. Им ничего не говорили имена Цезаря, Александра Македонского, Аттилы, Карла Великого, Рюрика, Чингисхана, Магомета.
Окончательно Эйхгорн убедился, когда спросил о Христе. В Европе – что средневековой, что современной – об этом мифологическом персонаже все как минимум слышали. Для присутствующих его имя оказалось пустым звуком.
Значит, это точно не Европа.
Читать бесплатно другие книги:
