Власть оружия Ночкин Виктор

Мажуга поехал вперед, следом за ним, не приближаясь и не упуская из виду, пылила мотоциклетка — дозор карательский. Ну а уж колонна с тяжелой техникой продвигалась, далеко отстав. Йоле сперва было любопытно — она ж пока что совсем Пустоши не знала. Ей в диковинку были и поля, и заросли кустарника, и всякий встречный казался интересной новинкой. Потом вдалеке показалась будто звезда в бледно-голубом небе.

— Это что, дядька Мажуга? Что там светится? — Йоля даже привстала, чтоб разглядеть.

— Сядь. То Шебелинка, Астах там засел, газ качает, на вышке факел горит. Если бы мы правей взяли, мимо его газоводной трубы аккурат ехали бы. Он ее мимо нашей фермы тянет.

— Это я поняла.

— Ну вот, я подумал — лучше этим трактом поедем, в обход. Незачем Астаха сердить зазря, пусть утихомирится, привыкнет к этому правилу, что он мне платит. Глядишь, со временем добрыми соседями станем. Особливо, если я свои грузовики под газ приспособлю, и у него заправляться стану. А ты по сторонам лучше гляди.

— Я гляжу.

— Внимательно гляди. У нас тут в округе банда завелась. После сезона дождей заявились, озоруют.

Поначалу Йоля разглядывала округу, но это занятие вскоре прискучило, потому что гляди, не гляди, а кругом одно и то же — желтая равнина, кое-где вросшие в землю развалины, да изредка проржавевший насквозь остов разбитого самохода… Потом поднялось солнце, стало припекать, Йоле в плаще было жарко, но Мажуга скидывать одежу запретил. Так она и заснула. Проснулась от того, что Мажуга развернул сендер на скорости, тряхнуло так, что Йоля подпрыгнула на сиденье, завозилась, запуталась в полах плаща.

— Эй, чего? Чегой-то, дядька?

— Держись, — буркнул Мажуга, крутя баранку.

Тут она и сама приметила — со стороны степи наперерез им мчат три сендера, разворачиваясь линией. За каждым тянулся густой пылевой след. Мажуга тоже съехал с тракта, выворачивая назад, сендер, тяжело переваливаясь в колеях, покатил в степь, из-под колес полетел песок, все вокруг окуталось желтой пылью. Потом они помчали обратно — навстречу колонне харьковчан, Йоля, оглянувшись, видела, как загибаются пылевые хвосты за чужими сендерами — те тоже сворачивали, чтобы поспеть наперерез. Игнаш вернул машину на дорогу, Йоля, стуча зубами, подпрыгивала на сидении и взвизгивала, когда швыряло в ухабистых колеях. Расстояние сильно сократилось, пока Мажуга маневрировал, оторваться не удавалось. Позади грохнул выстрел, пуля прошла далеко. Игнаш молча протянул руку и надавил Йоле на макушку, заставляя сползти пониже… Снова выстрел, потом еще и еще. Пули проходили далеко в стороне, но Йоле казалось, что преследователи настигают — вроде, грохочет ближе. Она осторожно приподнялась. Что творится сзади, ей было не видно, зато она разглядела на дороге мотоциклетку харьковчан, похожую на опрокинутое ведро. Каратели остановились, в бойницах показались стволы. Мажуга свернул левей, объезжая мотоциклетку, обогнул ее и помчал дальше. За спиной выстрелы застучали чаще, ударила автоматная очередь.

— Дядька, стой! — заорала Йоля. — Вертай назад, ты чего?

Мажуга не отвечал, гнал сендер. Осмелевшая Йоля высунула голову — преследователи тормозили, сворачивали с дороги, объезжая мотоциклетку, оттуда по ним стреляли. Сендеры бандитов рванули в стороны, выписывая дугу. Мажуга втопил педаль, прибавляя скорости, теперь он неплохо оторвался от погони. Бандиты, не пытаясь схватиться с карателями, снова устремились к дороге — за машиной Ржавого. Но теперь он гнал, не позволяя приблизиться, Йоля вцепилась обеими руками в какие-то железки, ее трясло, перед глазами все мелькало и вертелось… Потом Мажуга что-то крикнул, но она не разобрала за грохотом, а дальше скорость стала падать. Йоля увидела далеко впереди громоздкие силуэты боевых самоходов карателей.

— Все, ушли! — проорал Игнаш. — Порядок!

— Какой порядок, у меня кишки едва через горло не выскочили… — едва выдавила из себя Йоля, язык с трудом ворочался во рту.

Мажуга остановил сендер. Окутанная клубами пыли колонна подъехала к сендеру, харьковчане тоже встали. Сзади подкатила мотоциклетка. Йоля подтянулась на сиденье, а то прямо едва на пол не сползла. Теперь она села ровней и снова огляделась. От остановившейся колонны спешили несколько человек в желтых жилетках, первым бежал Курчан.

— Что случилось? Почему назад едешь? — выкрикнул он.

С другой стороны примчался стрелок с мотоциклетки. Этот сразу принялся орать и тыкать пальцем в Мажугу:

— Сбежал! Мы в бой вступили, а он сбежал! К некрозу такого попутчика. На кой он сдался! Сбежал, пока мы с бандитами схватились. Слышь, ты, селюк, об тебе говорю!

Мажуга неторопливо выбрался из сендера, оглядел харьковчанина.

— Чо зыркаешь?

— Так ты в бой вступил? — уточнил Ржавый.

— Ну!

— И бандиты на тебя насели со всех сторон? Или, может, им на тебя плевать было? И они за мной погнались? И палили в меня? Пока я от тебя их уводил? — потом Мажуга обернулся к Курчану. — Слышь, командир, это по мою душу приходили. Не знаю, почему, а только на твоих стрелков им было плевать, они мотоциклетку объехали стороной и за мной гнались, покуда не увидали колонну.

Курчан глянул на мотоциклетчика.

— Ну ваще-та… — протянул тот. — Ваще-та… как-то так примерно…

— Ладно, — буркнул Мажуга. — Тронули дальше, что ли? А ты, парень, в другой раз думай, прежде чем пасть открывать.

Каратель с мотоциклетки проглотил отповедь молча, почесал в затылке и побрел к своей машине. Мажуга плюхнулся на сиденье и бросил Йоле:

— Капюшон поправь, не отсвечивай. Видала, как стрелок на тебя пялился? Не надо этого.

— Подумаешь, пялился… И чего им всем от меня надо?

— Известно, чего, — вздохнул Мажуга.

Больше бандиты не появлялись, Мажуга остановил сендер только раз — на заправке. Залил горючего и погнал дальше. Колонна следовала за ним. Когда дело шло к вечеру, он объявил:

— Скоро подъедем до места. Пока я с Самохой сговариваться буду, сиди, не вылазь. Из сендера не выходи, ни с кем не заговаривай.

Йоля пожала плечами. Больно надо ей с кем-то разговаривать. Или не так — больно надо ей Мажугу слушаться? Как будет правильней? Так ничего и не надумала. Ржавый остановил сендер у обочины. Вскоре подкатила мотоциклетка.

— Чо стоим? — крикнул водитель.

Стрелок вылез из своего железного ведерка, будто хотел размяться, а сам подошел к сендеру и, хотя отвернулся вроде как в сторону, то и дело заглядывал в кабину. Йоля, когда в очередной раз уставился, скорчила ему рожу и натянула капюшон поглубже.

Мажуга тяжко вздохнул и ответил водителю мотоциклетки:

— Мы уже почти на месте, дождусь Самоху, переговорю с ним. А вы, чем тут торчать, проезжайте по дороге чуть вперед. Только далеко не суйтесь, шагов на двести.

Когда мотоциклетка потарахтела дальше по дороге, он вылез из сендера, Йоля тоже вылезла. Ждать было скучно, она вытащила подарок Луши, развернула. Игнаш подошел ближе. Помолчали, потом он заговорил:

— Луша добрая.

— Пришибленная.

— Много ты понимаешь, заноза.

Йоля обиделась и мстительно буркнула:

— В отца, видать, пошла.

Сказала — и тут же пожалела. Лицо Мажуги враз потемнело, он шагнул к ней, занося руку. Йоля присела и сжалась — вот щас как врежет… Но бить он не стал, сплюнул под ноги и с чувством сказал:

— Дура ты, дура…

Молчание вышло напряженное, что-то будто в воздухе повисло, так что Йоля крепко обрадовалась, когда на дороге показалась грохочущая харьковская колонна. Разговор с Самохой на этот раз получился короткий и очень деловой, без всяких, там, подначек и зряшных упреков.

— Действуем так, — объяснил Мажуга. — Я отправляюсь в это местечко, где оружием торгуют, там кручусь и вызнаю, что удастся. Ваших рядом чтоб и духу не было, это строго. Если карателей увидят, все пропало. Поэтому вы не рыпайтесь, и без меня — ни шагу. Мы сейчас достаточно далеко, чтобы никто из торговцев не всполошился.

— Ждем тебя, значит, — вставил Самоха.

— Точно. И сидите тихо-тихо, готовьтесь. Я возвращаюсь, тогда — ваш черед. Разносите этот оружейный притон к некрозной плесени, но правило, опять же, твердое: никто не должен живым уйти. Никто, которые меня видели перед тем, как каратели на них напали.

— Это верно, — согласился Самоха. — Нам самим резону нет когось выпускать.

— Тогда, вроде, все сказано. И держи своих крепко, чтоб не вздумали по округе шарить. Ночью отведут душу, а теперь — ждать и не рыпаться.

— Ты уж говорил, я помню.

— Я бы и десять раз тебе сказал, если б считал, что от того польза получится. Моя голова на кону стоит. Если кто уйдет оттуда и меня припомнит после — покоя боле не увижу. Тогда я буду знать, с кого ответ стребовать — не обижайся, Самоха.

— Да ступай уже…

Когда отъехали от колонны и миновали головную мотоциклетку, Йоля решила, что дядька уже отошел и не слишком на нее серчает. Стало быть, можно поговорить.

— Дядька Мажуга, а дядька Мажуга, что за правило у тебя такое — харьковчанам людей на расправу выдавать?

— Они сами виноваты. Оружейные цеха правило установили, а эти нарушают. Рано или поздно, а нагрянут на них каратели, и они это знают. Ну, из-за меня чуток раньше получится.

— А Самохе ты наказал, чтоб никто живым не ушел, недобро как-то выходит!

— А если бы я так не сказал, харьковские незаконных торгашей пирогами бы накормили, да и отпустили с миром? Ты, заноза, лучше не о моей доброте печалься, а о себе думай, как ты там держаться станешь?

— А как?

— Те люди, к которым в гости придем, на самом острие живут, нравы у них простые. Поймают на краже — пожалеешь, если сразу не прикончат. С ворами там круто обходятся.

— А я чо… я ж ничо такого…

— Нет, Йоля, ты «чо такого». И попомни, там я тебя не спасу. Если потянешь руку к чужому, считай конец тебе. А если сдержишься, обещаю: получишь оружие. Настоящее. Сам тебе куплю.

— Не врешь?

— Не вру, это тоже правило — без большой нужды не врать.

— Ой, дядька…

— Чего?

— Ну вот же ты сейчас врать едешь, а мне сказал, не врешь.

— А я тебе толкую: не за мной, а за собой следи. Вон уже, показалось место. Готовься. Как на тамошний рынок пойдем, капюшон натяни поглубже, но сама гляди и слушай, вдруг что важное заметишь. Может, кто знакомый попадется.

Подпольный рынок оружия обосновался в развалинах поселка. На окраинах дома лежали в руинах, и остатки стен поднимались разве что по пояс высотой. Ближе к центру несколько строений сохранились получше, их обнесли оградой, вбили столбы и натянули колючую проволоку, так что между «колючкой» и стенами зданий оставалась изрядная полоса свободного пространства, и оно отлично просматривалось. Сами здания — приземистые бетонные бараки, широкие, с железными воротами — образовывали незамкнутый четырехугольник, над кровлями клубился густой дым. В красном свете заката казалось, что поселок горит.

— Гля, дымит, — заметила Йоля. — Прям как у нас.

— Так и здесь оружейники, — пояснил Мажуга.

— А чо там, вроде люди стоят? По-над забором?

Тут Мажуга смолчал, а как подъехали ближе, девчонка поняла, почему он не хочет говорить. К столбам ограды были все той же колючей проволокой прикручены скелеты. Часть костей держалась, а какие просыпались и валялись белесой грудой под столбами, в зеленых густых кустах. Ворота — рамы, сбитые из бревен и густо перетянутые «колючкой» — были на запоре. Сендер подкатил к въезду и затормозил. Показалась охрана, двое мужчин с дробовиками. Один взялся оттягивать нетяжелые створки, другой уставился на приезжих.

— По какому делу?

— А я для харьковских тута все разведываю, — ухмыльнулся Игнаш, — вот щас помчусь к ним с докладом.

Охранник хмыкнул.

— По торговому делу я, — продолжил Ржавый. — Сговориться насчет поставок, как обычно. Купить кой-чего по мелочи. Сафьян-то здесь?

— Проезжай, — мотнул головой охранник. И опустил дробовик.

Мажуга вкатил сендер в просвет между длинными бараками и остановил. Здесь, между серых стен, было темно, дневная жара уже спадала. Окна светились, оттуда доносился бойкий говор, а во дворе было пусто.

— Ну что, заноза, не соврал я?

— Хитрый ты, дядька. Э, а чо, сендер так покинешь, без присмотра?

В длинном узком дворе стояло еще с полдесятка сендеров и самоходов, никто их не стерег.

— Так и покину. Говорил тебе, здесь не воруют. Видала, скелеты на заборе? Это кого на воровстве поймали. И, заметь, ни одного свежего покойника, все старые. Давно уже здесь не крадут. Идем, что ли.

Мажуга повел к широкому входу в барак, откуда лился яркий свет. Едва вошли, Йоля замерла, потом качнулась назад.

— Ой, дядька Мажуга-а-а…

Вдоль длинного здания тянулся непрерывный ряд прилавков, а на них чего только не было! Масляно светились стволы, тесаки и ножи блестели колючими россыпями, патроны теснились в открытых коробах… а еще вышитые пояса с кобурами, сапоги и портупеи, ярко начищенные бляхи и пряжки. Над каждым продавцом горела лампа, все сверкало, все лучилось, пестро одетый народ прохаживался вдоль лотков, тыкали пальцами, спрашивали цену, бойко торговались…

— Что, заноза?

— Держи меня, дядька, держи крепко, не сдержусь, руки сами потянутся по чужим карманам. У-у-у, какое место… Богато здесь, глаза разбежалися-а-а-а…

Яркий свет, пестрые одежды, блестящий металл — все оказалось слишком неожиданно по сравнению с облезлыми бетонными стенами снаружи. И еще — запахи здесь тоже были богатые, воняло горелым, дымком тянуло, кислым запахом свежевыделанных кож, еще порохом и сталью, и всевозможной снедью — где бойкое место, там и жратву покупают, и пьют, само собой. С нескольких лотков бойко уходило пиво, и брага, там же и мясо жарили, и вареная кукуруза паром исходила, и лепешки с острыми начинками источали ароматы… У Йоли голова враз закружилась, одной рукой вцепилась в мажугину куртку, другую поглубже в карман плаща упихнула — чтоб не чесались ладошки воровать.

Игнаш двинулся вдоль рядов, не спеша оглядывал товары, прислушивался, о чем судачат. Мало-помалу Йоля опомнилась, стала разглядывать, как устроено торговое место. Длинный барак из бетона, справа и слева простенками разбит на отсеки. Она бы поразилась, скажи ей кто, что до Погибели была здесь ферма, скотину в отсеках держали, а посередке — проход широкий, чтобы трактор проезжал. Сейчас здесь был рынок оружия — как раз такой, за какими каратели охотятся.

Пройдя между торговых мест почти до самого конца, Игнаш остановился у прилавка с пистолетами. Провел рукой над матово блестящей сталью, будто целился, взял «шершень», быстро отложил, пошевелил еще пару стволов — те даже в руки брать не стал. И рожу скорчил скучающую, будто ему тошно на это барахло глядеть. Подошел торговец, раскрасневшийся, потный — только от прилавка, где водкой угощают.

— Подсказать чего? Предложить? — пахнул луковым запахом.

— Это ж местное, здесь клепаете, — проворчал Мажуга, — мне несподручно. Хочу вещь посерьезней, из старых времен, настоящую.

Торговец уже успел оценить его здоровенный кольт, согласно кивнул — верно, дескать.

— Местное, да. Но делаем на совесть, каждый ствол пристрелян и опробован.

— Дык, понятно, что десяток-другой раз пальнет, не развалится. А после — как удача выпадет.

— Метко пальнет! Очень метко! Все пристреляны, все…

— Мне вещь нужна, — перебил Мажуга, — чтобы послужила, чтобы вспоминали, кто подарил, от чистого, как говорится, сердца чтоб.

Торговец сам сунулся к прилавку, легонько отодвинув Йолю, пошевелил собственный товар, выбрал здоровенный пистолет, быстро отер полой плаща и, развернув рукоятью, протянул Мажуге:

— От вещь! Гляди, почтенный! Это сразу видно, что от сердца.

— Нет, не то. Я ж не себе, племяшке, вон, чтобы дитю сподручно было.

— Почему дитю? — засуетился торговец. — Девице-красавице! Щас я… я щас… Если б сразу знал, что красавице, другой бы предложил. А погодь-ка, почтенный!

Оставив покупателей, красномордый нырнул за прилавок, вытащил откуда-то из-под низа небольшой револьвер с красивой инкрустацией на рукояти:

— От славная оружия для красы-девицы! До Погибели сделана, а все как новая. Гляди-ка, блестит узор!

— «Леди Смит»? Та не, то игрушка. А мне вещь нужна. Вроде «Беретты М-92», к примеру.

Торговец смерил Мажугу внимательным взглядом, снова нырнул под прилавок, вытащил пистолет. Мажуга осмотрел его, протянул руку, торговец вручил магазин. Оба не произнесли ни слова, но Йоле казалось, что они беседуют. Ржавый снарядил оружие, что-то дернул, чем-то щелкнул, вскинул руку, будто прицелился в развешанные на стене кобуры, посмотрел на хозяина лотка, тот кивнул. Взгляды и жесты заменяли продавцу с покупателем человеческую речь. Наконец Игнаш решился:

— Поработала вещица немало, но еще послужит. Цена?

— В какой монете?

— Киевское золото.

— Два. Полсотни патронов — еще три серебряка.

— Это с двумя магазинами.

— Один всего и есть. Кобуру дам хорошую.

— Не стоит двух гривен.

Пока торговались, Йоля выпустила куртку Мажуги и изо всех сил стиснула ладони — очень уж тянуло цапнуть что-нибудь с прилавка. Ну, прямо невмоготу было. Продавец заулыбался, источая волны перегара и лукового духа, кивнул:

— Соглашайся, почтенный, вон красавица твоя как разволновалась. Очень ей «беретта» глянется, а разве можно красавице отказывать?

Мажуга подумал немного и сказал:

— Можно.

Продавец так искренне расстроился за Йолю, что едва слезу не пустил. Но Мажуга уже решился:

— Ладно, беру. Кобуру только покажь.

Когда торг подошел к концу, и торговец взвешивал на пальце золотой, собираясь сказать, что слишком легковесный, Мажуга склонился к нему и тихо произнес:

— А теперь и о моем деле поговорить можно. Для себя тоже кой-чего ищу.

— С твоим-то кольтом? — торговец так поразился, что не только забыл о привычных ужимках, но и не стал даже спорить по поводу подпиленной гривны. — Я ж знаю, что кто к такому привык, ни на что не поменяет! Хотя есть стволы получше, на мой вкус, но тут дело привычки!

— А! — Мажуга махнул рукой. Сунул Йоле «беретту» с кобурой и снова обернулся к продавцу, — слушай, Сафьян, мне кое-что посерьезней требуется.

— Знаешь меня? — продавец насторожился. — Что-то не припомню…

Он вгляделся в невыразительное лицо Мажуги, тот с готовностью стянул кепку и повернулся к свету. Вообще, держался Ржавый так, будто торговец оружием непременно должен его признать. Тот и впрямь вроде что-то припомнил, кивнул, хотя и без уверенности. Внешность Мажуги была как бы и примечательная, но, с другой стороны, ничего особенного, обычные черты. Он походил на сотни и сотни людей, загорелый, коренастый, неспешный в движениях — мало ли таких в Пустоши!

— Говори, что за дело.

Ржавый склонился к нему, тот подался через прилавок навстречу, мужчины зашептались. Йоля, прицепляя кобуру к дареному ремню, едва слышала отдельные слова Сафьяна:

— Да… что ж, сведу… был такой, конечно. Ну да… обязательно. Мой процент за знакомство… ну, ежели так, то будем говорить. Да хоть щас!

Торговец окликнул соседа:

— Эй, Проня, приглядишь за моим хозяйством? Я отлучусь ненадолго.

Сговорившись с Проней, Сафьян кивнул:

— Шагай за мною.

Втроем они дошли до конца торгового ряда, там двое охранников караулили вход. Сафьяна пропустили без вопросов, ну и спутников тоже, когда торговец сказал, что эти с ним. Дальше был поворот, полутемный коридор, потом еще дверь — вход во второе крыло фермы. Оно целиком принадлежало хозяевам этого места, и ворота во двор обычно оставались запертыми. Здесь охраны не стояло, Сафьян уверенно вошел. Они оказались в небольшой клетушке, там за столом сидел пожилой мужичок, прихлебывал чай из кружки. В другой руке обрез двустволки — стволы глядят на вход, прямо в грудь вошедшему. В углу печка, на ней помятый жестяной чайник.

— Что, Сафьян, — не опуская дробовика, поинтересовался старичок, — нешто расторговался уже, за товаром сходить решил?

— Не, я потолковать. Клиент хороший, эвон. Не моего полета птица.

Сафьян посторонился, чтобы старик разглядел Мажугу с Йолей. Тот отхлебнул из кружки, поморщился… опустил обрез на колени и покачал головой:

— Проходьте.

Йоля будто затылком чуяла взгляд старика, когда они проходили дальше по коридору. За поворотом снова пошли стойла, но теперь каждый отсек был отгорожен от прохода дощатой стеной с дверью. Под ногами глухо стучал молот, что-то повизгивало, пол мерно вздрагивал — в подземелье под этим крылом был обустроен подпольный цех. Йоле в звуках сразу почудилось что-то знакомое. Такое в Харькове не раз услышишь.

— Склады? — спросил Мажуга, кивком указывая двери вдоль коридора.

— Ага, товар тута держим. Нам чуток далее.

Пройдя мимо череды запертых клетушек-складов, он остановился и обернулся к спутникам.

— Ну, правила вам известны?

— Твой процент, — ответил Мажуга, — если дело сладится. Серебряк, если холостой заход выйдет.

— Все верно, — Сафьян подставил ладонь. — Пожалуй серебряк вперед, почтенный. Остальное — уж как выйдет, ну а я тебе удачи пожелаю. Твоя удача — мой прибыток!

Получив монету, он постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, осторожно заглянул.

— Покупателя примете? Человек верный.

— Заходи, Сафьян, и человека веди.

— Да их двое, — пояснил торговец, распахивая дверь шире.

В комнате был накрыт стол, здесь тоже пили чай. Йоля, как ни озиралась, хмельного не приметила. В комнатенке окон не было, а печка грела, так что Йоле стало жарко, она распахнула плащ.

За столом трое, все разные. Один долговязый тощий парень в очках, молодой совсем, но с прочими на равных сидит. Двое других — в летах, седые, толстые. У одного сквозь седину желтые волосья пробиваются, у другого черные. Хозяева придирчиво разглядели Мажугу с Йолей, покивали. Тот старик, что с прожелтью в шевелюре, велел Сафьяну:

— Ты ступай, дальше мы сами.

Торговец убрался, как показалось Йоле, с большим облегчением, едва не бегом.

— Ну а вы, гости дорогие, садитесь, — предложил тот старик, что почернявей, — вот стулья, устраивайтесь. Чаю не желаете ли?

Третий, что моложе, молчал, но Йоля поймала на себе его взгляд.

— С каким таким вопросом к нам? Чем помочь можем? — в свою очередь подал голос блондинистый старик. Они с чернявым говорили будто по очереди. Фразу один, фразу другой, а молодой, что при них сидел, помалкивал, только на Йолю пялился.

— Имелся у меня сговор с человеком насчет товара редкостного, — заговорил Мажуга, усаживаясь, — Жаль, в те поры был я не при деньгах, разговор так разговором и окончился. Но вещица дорогая, так, гадаю, может, по сей день не продана. Если она и ныне торгуется, я бы в дело вошел. С капиталом вошел, ясно.

Старики переглянулись, посмотрели на молодого, тот кивнул.

— Сказывай, что за вещь, — велел чернявый старик.

— Ракетная установка, ракеты самонаводящиеся, детектор на металл, радиус поражения до шести километров, — говорил Мажуга четко, будто рубил, а слова были все сплошь незнакомые, чужие, Йоле даже захотелось отодвинуться от дядьки подальше.

А Игнаш выкладывал все, что вычитал в заметках Самохи в Харькове. Оттарабанил и смолк, глядя на троицу напротив.

Старики переглянулись, потом уставились на молодого, тот кивнул, яркий огонь лампы перелился по стеклам очков.

— Была вещь, стояла на кону, — ответил блондинистый. — Ты напомни-ка, человече, с кем об ней торговался-то?

— С Графом. Он, от оружейников уходя, через эти края путь держал. Знакомство у меня с ним давнее, а он в деньгах нуждался. И, на беду, у меня в делах заминка вышла, а не то я бы купил, вещь знатная.

— Все верно, — согласился чернявый старик, — торговал Граф этот товар, да опоздал ты, человече, продал ужо.

— Кому — не скажем, и не пытай, — дополнил блондинистый. — То дело секретное, нам доверено секрет хранить. Так что продана вещь, и Сафьян нынче без процента останется.

Мажуга потупился, покачал головой — жалко, дескать, обидно.

— Скажите хоть, где Граф нынче, может, сумею покупателя опередить, большую цену посулю?

Пока шел разговор, долговязый очкарик не сводил глаз с Йоли, она уж и так, и этак поворачивалась, а как ни глянет в его сторону — пялится по-прежнему. Тогда она вместе со стулом отъехала в тень и капюшон натянула поглубже. Когда Мажуна заговорил о большей цене, очкастый впервые посмотрел в его сторону.

— Тот человек, — тихо заговорил он, — что с Графом столковался, очень не любит, когда его цену перебивают. Рискуешь, уважаемый.

— Да вы только скажите, где Графа искать, — попросил Мажуга, — дальше мой ответ будет.

— Товар сторговал очень опасный человек, — заявил чернявый старик.

— Очень опасный, — отозвался блондинистый, словно эхо.

— Скажите уж, жалко вам, что ли? — неожиданно для себя самой попросила Йоля. И уставилась на молодого.

— Две тысячи серебром, пятьсот золотых, — задумчиво произнес очкарик. — Такую цену перебьешь, человече?

— Перебью с лихвой.

— Стало быть, плати процент Сафьяну да три нам.

— У меня при себе золото. Пересчитай всю сумму на гривны, что ли? — предложил Мажуга. Потом медленно, чтобы не заставлять нервничать хозяев, отогнул полу куртки, показал, что там оружия не припрятано, и уже после извлек мешочек с гривнами.

Когда старики приняли золото, молодой сказал:

— На Корабле Графа ищи, в Донной пустыне. Но недолго он там будет, едва деньги получит, снова снимется с места. Послушай, человече, мне с тобой переговорить надобно. Выйдем в коридор, а девчонка пускай здесь подождет.

— Эй, чегой-та? — встрепенулась Йоля. — Не остануся! Дядька, скажи им!

Мажуга встал и поправил ремень.

— Нет, отсюда мы вдвоем выйдем. Я, паря, вижу, что у тебя на уме. Даже не думай.

— Да ведь не твоя она, — очкарик привстал и словно вырос вмиг — росту он был немалого. — Я ж вижу. Уступи, а?

Йоля не понимала, о чем речь, но ей стало страшно, потому что очкастый глаз с нее не сводил. Она дернула Мажугу за рукав:

— Дядька, идем, что ли?

— И то верно, пойдем…

Мажуга отступил к двери, распахнул ее, пропуская Йолю, а на самом деле — чтобы не поворачиваться спиной к комнате. В коридоре он пошел скорым шагом, Йоля семенила рядом и помалкивала, хотя на языке вертелась сотня вопросов. Мажуга сам заговорил:

— Этот молодчик глаз на тебя положил. Очень удачно вышло, прямо как по заказу! Теперь ходу отсель!

Они прошли мимо старика с обрезом, тот все так же невозмутимо пил чай, и, когда гости миновали его комнатенку, сопроводил их шаги движением ствола. Вывалились в полутемный переход между бараками, и тут Мажуга чуток придержал Йолю:

— Слышишь?

За ними кто-то шел, торопливо.

— Случилось чего? — спросил за стеной старик. — Пособить?

— Не, все в порядке, сиди, — голос очкастого.

И верно, оружейный торговец выскочил в переход, увидел гостей, подошел.

— Чего тебе, паря? — спросил Мажуга.

— Человече, я не шучу, — парень запыхался, но говорил четко, — оставь ее здесь хоть на три дня, я за это с тобой человека к Графу пошлю. Моего человека Граф послушает. И золота дам. Ну?

— Отвали, — посоветовал Мажуга. Потом Йоле через плечо бросил, — ступай до поворота, там жди.

— Нет, постой! — торопливо бросил долговязый.