Побег из страны грез Калинина Наталья

XI

Виктор приехал через сорок минут. По его лицу, раскрасневшемуся и взволнованному, словно у идущего на первое свидание юнца, стало понятно, что припас он для Инги приятное известие, которое и его самого приводит в радостное возбуждение. Волосы были взъерошены сильнее, чем при встрече в кафе. И на этот раз не потому, что были так уложены специально, а потому, что Виктор, вероятно, по дороге нервно, не отдавая себе в этом отчета, то и дело ерошил их рукой. Одет он был по-прежнему в светлую водолазку и темно-синие джинсы. В руках держал небольшую сумку для ноутбука.

Поприветствовал дам, отпустив Любе такую обворожительную улыбку, что женщина залилась вдруг краской. Инга, заметив это, подивилась про себя: подругу уже давно ничем нельзя было смутить. Разве что застать неприбранной, что казалось невозможным. Естественный румянец и смущение будто скинули хозяйке квартиры сразу десяток лет, а то и два. Бросив на расшнуровывающего летние туфли гостя тайный взгляд, в котором проскользнул женский интерес, смешанный с сожалением, что этот привлекательный мальчик годится ей почти что в сыновья, Люба грудным голосом произнесла:

– Прошу вас на кухню! Чай? Кофе? Или, может, что покрепче? У меня есть отличный коньяк…

– Нет, спасибо, коньяк не могу, – поднял на хозяйку смеющиеся глаза Виктор. – Я за рулем. А вот, пожалуй, от чая бы не отказался.

– Черный, зеленый, жасминовый, травяной, земляничный… – начала перечислять Люба под тихий смех Инги.

– Зеленый, – прервал ее Виктор и, тоже еле сдерживая смех, переглянулся с Ингой.

– На мою подругу ты произвел сильное впечатление, – шепнула ему, когда Люба, распрямив плечи больше, чем обычно, отправилась на кухню готовить угощение.

– Я не нарочно, – повинился он, ничуть при этом не смутившись.

– Врешь! Ты очень хочешь ей понравиться, потому что тебе от меня что-то нужно.

– Связался с ясновидящей, – притворно вздохнул Виктор. – Насквозь видишь.

– Я не рентген – просвечивать тебя до костей, – усмехнулась Инга. – Пойдем, расскажешь, в чем дело.

Виктор не сорил ненужными словами, начиная издалека, с присказками, расшаркиваниями и прочей мишурой, облекающей его просьбу в красивую обертку. Он сделал глоток чаю, приготовленного для него хозяйкой, поставил чашку на стол и, подняв глаза на замерших в ожидании женщин, сказал:

– Я хочу дописать начатую книгу. И мне нужна помощь хорошего консультанта.

Инга, услышав такое заявление, не выказала никакой реакции, но Люба расплылась в любезно-радостной улыбке, выражавшей, должно быть, готовность помочь Виктору в чем угодно.

– Со своей стороны я приложил бы все усилия для того, чтобы помочь Инге.

– Как? – не выдержала та. – Тебе что-то стало известно об этой исчезнувшей девушке, Алисе? Она написала?

– Нет. Но я получил сообщение от ее мужа. Он дал свой номер телефона и попросил связаться, – торжественно объявил Виктор, и сразу стало ясно, что именно этой «приманкой» он и собирался козырять.

– Не работает, Витя, – вздохнула Инга.

– Что «не работает»? – не понял писатель, глядя на нее.

– Твой козырь, – сказала Инга. – Муж Алисы звонил мне раньше. Удивляюсь, что тебе еще не позвонили из полиции с вопросами, ведь известно, что девушка ушла на встречу с тобой.

– Думаю, еще позвонят, – развел руками Виктор, нисколько не выказывая или стараясь не показать огорчения тем, что его новость не произвела фурора.

– Витя, дела тут обстоят гораздо серьезней, чем просто желание написать книгу, – сказала Люба и, поняв, что допустила бестактность, охнула и умоляюще сложила руки перед грудью. – Ой, я не так выразилась. Конечно, книга – это очень важно и…

– Люба, вы правы, книга – это не настолько серьезное дело, как исчезновение девушки, – ответил Виктор с такой теплотой и одновременно сочувствием в голосе, что хозяйка с облегчением перевела дух и вновь заулыбалась. – И не серьезней ситуации, в которую попала Инга. В первую очередь я хотел бы помочь моей давней подруге…

Взгляд со значением на Ингу, легкий поклон в сторону Любы. Да, предположение Инги, что Лучкин сейчас вовсю пользуется талантом очаровывать, оказалось верным. Он скрывал его до поры до времени, будто выжидал подходящий момент, когда «акции» подскочат в цене. И теперь умело манипулировал ими, вкладывая лишь в выгодные дела и тем самым приумножая свои капиталы.

– Ты ведь не откажешься от моей помощи? – спросил он с такими интонациями, которые размягчили бы даже сталь.

– Не откажется! – торопливо за подругу ответила Люба и сделала незаметно для Виктора большие глаза, показывая тем самым Инге, чтобы та и не вздумала протестовать.

– Люба! – упрекнула подругу девушка. Она не любила, когда не оставляли ходов. За помощью к Виктору она сама обратилась сегодня утром. Но все же соглашаться так поспешно не собиралась. И не потому, что ей нравилось, чтобы ее упрашивали и уговаривали. Лучкин, помогая ей, сам подвергался опасности, и она ему об этом сказала раньше. Стоит ли книга такого риска? Или он подобен журналистам, за сенсационным материалом готовым лезть хоть на поле боя под снаряды, хоть в жерло вулкана, хоть вести репортаж на фоне надвигающейся волны цунами? Безумец! Во-вторых, сотрудничество с Виктором опасно было еще и тем, что на него обязательно выйдут полицейские. Муж Алисы, Майка, а там – семья, Алексей. Инге совсем не хотелось, чтобы ее обнаружили сейчас! А в-третьих… Взгляд Виктора ее неожиданно смутил, и поэтому она разозлилась.

– Интересно, как ты собираешься мне помогать? – раздраженно бросила она, отводя глаза и с нарочитым вниманием принимаясь разглядывать узор на заварочном чайнике.

– Могу быть твоими ногами, ушами, глазами, – не смущаясь, выдал Виктор. – Ты сама сказала, что тебе опасно встречаться с людьми. Плюс не хочешь, чтобы тебя сейчас обнаружили близкие. Так я могу за тебя ездить встречаться с кем угодно, с тем же мужем Алисы хотя бы. Следуя твоим инструкциям, конечно. Плюс…

Тут он сделал торжественную паузу и, глядя не на Ингу, а на Любу, будто извиняясь перед хозяйкой за то, что вмешивается в их с Ингой дружбу, сказал:

– …могу предоставить для Инги отличное убежище, где ее никто не найдет и где она будет в тишине, покое и на природе.

– В тишине, покое и на природе – не на кладбище ли случайно? – съязвила Инга.

– Нет, – не моргнув глазом ответил Виктор. – Впрочем, если оно тебе так необходимо, то тоже находится неподалеку.

Инга захохотала и захлопала, а Люба нервно улыбнулась, явно переживая за исход разговора.

– Это моя дача, – пояснил Виктор уже серьезно. – Дом со всеми удобствами в отличном живописном месте, в пятидесяти километрах от Москвы. Интернет в наличии. Я там живу, когда дописываю книгу и нуждаюсь в полном одиночестве. Я готов предоставить его тебе. А сам останусь в Москве, буду приезжать с новостями и за порцией рассказов от тебя. Продуктами и всем необходимым буду снабжать.

– Обеспечить я себя и сама могу, – гордо заявила Инга. А Люба поспешила нужным вмешаться:

– Виктор, это все отлично – то, что вы предлагаете, но, прежде чем отпускать ее туда, я тоже должна убедиться в… полной безопасности этого места, – сказала она с интонациями заботливой матери и с некоторой долей плохо скрываемой ревности. – К тому же не забывайте, я тоже помогаю.

– Конечно, конечно! – закивал, словно китайский болванчик, Виктор. – Вы, Люба, можете приезжать когда угодно и на сколько угодно. Хоть поселитесь там!

– Спасибо, достаточно того, что вы разрешили навещать Ингу.

– Погодите, я еще не согласилась!

– А у тебя есть выбор, девочка моя? – иронично изогнув бровь, осведомилась подруга. – Сама же сказала, что не знаешь, куда пойти. Брат тебя будет обязательно искать у меня. А отель – не совсем подходящее, я считаю, место.

Почему она так считает, Люба не стала уточнять.

– Ладно, только прежде мне бы хотелось встретиться с мужем Алисы.

– Она здесь была точно, – припечатал Вадим, даже не успев осмотреть квартиру сестры.

– Инга сказала тебе об этом? – спросил Алексей, робко переминаясь с ноги на ногу и не решаясь пройти дальше коридора. Из-за его спины выглядывала Лиза, которая в этом доме оказалась впервые. Судя по выражению лица девочки – любопытства, смешанного с легким разочарованием, – она ожидала от жилища старшей подруги других декораций. В ее воображении квартира Инги должна с порога «кричать» о профессии хозяйки. Девочка надеялась увидеть хотя бы пучки сушеных трав, свисающие с потолка, не говоря уж о связках мышиных черепов, лягушачьих шкурок и крысиных хвостов. Однако прихожая оказалась самой обычной, современно обставленной. В навесной потолок встроены лампочки, стены оклеены светлыми обоями, пол обычный, паркетный. Даже медвежьей шкуры на нем нет. Разочарованно поджав губки, Лиза коснулась руками обувного шкафчика, будто надеясь, что тот окажется волшебным. Но и шкафчик был самым что ни на есть обыкновенным. Занятая выискиванием примет, способных рассказать гостям о профессии ведьмы, Лиза упустила из виду, о чем говорили взрослые.

Взрослые – Вадим и Алексей – тем временем уже разулись и осматривали квартиру.

– Скажет она, как же, – фыркнул Вадим. – Но куда ей еще идти после возвращения? Домой за вещами. Во, смотри! Тут на ванной было полотенце, я его запомнил, потому что перед выходом зашел застирать испачканную мне Ванькой футболку. Инга тогда еще крикнула, что я могу использовать полотенце, брошенное на ванну…

Спохватившись, что может пропустить что-то интересное, Лиза торопливо сняла розовые, с эмблемой «Хэлло Китти» кроссовки и в белых носочках побежала по паркету следом за отцом и Вадимом. Хоть она и переживала за папочку и желала, чтобы Инга поскорей отыскалась, это не смогло умалить ее восторга от приключений. После звонка сестры Вадим и папа приняли срочное решение лететь в Москву. Лариса с Ванечкой тоже возвращались домой, а Лизу взяли и по причине того, что отец не захотел оставлять ее одну на попечении лишь домработницы, и потому, что надеялся, что дочь благодаря своим способностям сможет помочь. Последним обстоятельством девочка чрезвычайно гордилась, но одновременно боялась разочаровать взрослых, возлагающих на нее надежды.

Перелет прошел без эксцессов. Даже маленький Ванечка вел себя тихо, будто чувствовал, что взрослым хватает волнений и без его капризов. Из аэропорта поехали вначале к Вадиму домой, где оставили вещи и Ларису с Ваней, а потом уже к Инге. И хотя взрослые ее дружно уговаривали остаться у друзей дома, поесть и отдохнуть, Лиза наотрез отказалась. Ей хотелось немедленно ехать к Инге. И папочка с Вадимом уступили.

– Ощущение, что она собиралась очень быстро, – сделал вывод Вадим после того, как увидел в спальне распахнутый шкаф и брошенные на кровать брюки и свитер. Алексей молча кивнул. Он вообще последние часы был молчалив и немного заторможен, как после принятых анальгетиков. После бури наступила фаза штиля. Те, кто не знал Чернова близко, могли бы обманчиво подумать, что Алексей взял себя в руки и успокоился. И только самые близкие, как дочь, знали, что его молчаливость и видимое спокойствие вызваны тем, что Алексей находится на пределе переживаний. Лиза всю дорогу с беспокойством поглядывала на отца, не решаясь с ним заговорить. Ей вспомнилось, как сразу же после похорон мамы он стал таким вот спокойно-отрешенным. А потом… заболел так, что лежал в постели и не мог встать. Доктор сказал, что болезнь вызвана сильнейшим потрясением и нервным истощением. Горе сожгло его изнутри. Лиза помнила свой страх, что папочка уйдет следом за мамой. Именно из-за этого с ней и случилось то, что случилось, – немота. Отец и дочь были во многом похожи друг на друга – и упрямым характером, и тем, что многое переживали внутри.

Напросилась Лиза ехать вместе со взрослыми на квартиру Инги еще и потому, что ей не нравилось состояние отца. Лучше бы он шумел и кричал, как утром, чем вот так, молча, едва заметно пошатываясь, отрешенно бродил из одной комнаты в другую. Вадим был ему в противоположность деятелен. Заглянул во все комнаты, на кухне провел быструю ревизию холодильника и даже мусорного ведра (и то и другое оказалось пустым). И, остановившись посреди светлой, наполненной мягким светом кухни, громко спросил:

– Ну что, едем на квартиру моего дяди? Или к подруге Инги Любови?

– Думаешь, она там? – вяло отозвался Алексей, непонятно что имея конкретно в виду – квартиру дяди Вадима или квартиру подруги Инги.

– Вряд ли она остановилась в квартире дяди, потому что знает, что я туда обязательно приеду. И раз она решила скрыться, не станет так рисковать. Скорей всего, находится у подруги, но быть уверенным в этом тоже не могу. К сожалению, я допустил большой промах, когда спросил Ингу, не у Любы ли она находится. Если и была там, то уже постаралась сменить место. Но проверить не мешает. Может быть, нам удастся разговорить Любу.

– Вадим, Инга же сказала, что не хочет, чтобы мы ее искали, – робко вмешалась Лиза. – Я хочу найти, но не хочу, чтобы ей стало плохо. Если она так сказала…

– Подслушала наш разговор, – усмехнулся по-доброму Вадим, и девочка, смутившись, потупила взгляд. – Ты права, Лиза. Она так и сказала. Но мы не можем оставить ее одну в беде.

– Думаете, с ней что-то случилось? – всполошилась Лиза, поднимая на мужчину черные, как ночное южное небо, глаза.

– Нет, нет, – поспешно произнес Вадим, поняв, что снова оплошал. – С Ингой все в порядке, я же разговаривал с ней! Но мы ищем ее, чтобы быть в этом уверенными.

– Ну, так куда мы едем? – нетерпеливо спросил Чернов, оглядывая тоскливым взглядом спальню. Картинки счастливых воспоминаний о проведенных вместе ночах не приободрили его, а, наоборот, еще больше вогнали в тоску.

Вадим задумался, прикидывая дальнейший маршрут. Он предложил Алексею и Лизе остановиться в квартире дяди: жилье до сих пор не было выставлено на продажу и пустовало. Там Чернову должно понравиться: квартира большая, располагается в удобном в плане транспортных коммуникаций месте, рядом находится пара крупных торговых центров. Еще был вариант остановиться и у них с Ларисой. Но Леша выбрал первый. То ли не хотел стеснять родственников, то ли желал просто одиночества.

– Давай уж к подруге Инги, а потом на квартиру, – вздохнул Алексей. Вадим подбросил на ладони связку ключей и, окинув взглядом прихожую, кивнул.

– Лиза? – окликнул Чернов дочь, которая где-то задерживалась. Лиза вышла из спальни, зажимая что-то в кулачке. Робко глянув на Вадима, она раскрыла ладонь и показала сломанный серебряный браслет, один из тех, которые носила Инга. Видимо, хозяйка обо что-то разорвала его и потеряла.

– Можно, я его возьму? – спросила девочка тихо, глядя в глаза Вадиму.

– Лиза, разве не знаешь, что чужое брать нехорошо? – вклинился Алексей. И дочь вспыхнула стыдливым румянцем, слова отца вызвали еще не переболевшие до конца воспоминания о том, что близкая подруга оказалась воришкой.

– Леш, она же спрашивает, а не берет без спросу! – вступился за девочку Вадим и ласково тронул ее за плечо. – Конечно, бери!

– Мне это нужно, – важно сказала девочка, пряча браслет в карман кофточки. Зачем, уточнять не стала, лишь многозначительно посмотрела на вопросительно вскинувшего брови отца. «Это для «дела», – ответил взгляд. И Чернов вздохнул – понимающе и одновременно с надеждой.

Все же Инга вопреки желанию «уйти в подполье» настояла, чтобы присутствовать на встрече с мужем Алисы.

– Представлюсь твоей невестой, – с невинной улыбкой сообщила она Виктору. – Сергей не знает меня в лицо.

– Но если на него выйдут твои родные, он сможет тебя описать, и тогда брат или Алексей догадаются, что спутницей Виктора была именно ты. Им это будет нетрудно, тем более что, скорее всего, его пригласят для беседы в полицию… – взволнованно сказала Люба.

– Я не выдам Ингу, – ответил Виктор с пафосом патриота, клянущегося защищать родину до последней капли крови и не выдавать секретов даже под пытками. Для надежности, словно опасаясь, что Люба не поверит этим интонациям, добавил уже с другими – рыцарскими: – Со мной она может быть спокойна.

– Я изменю внешность. Красить и стричь волосы нет времени, но могу купить какой-нибудь головной убор. И Сергей не сможет описать, брюнетка ли я или блондинка. А может, и вовсе рыжая.

Люба в ответ лишь поджала губы и покачала головой. Звонить тут же Сергею, как Инге с Виктором хотелось, она не дала, сказав, что хоть время обеда и прошло, но это не означает, что он отменяется. И принялась что-то готовить. Зная, что Люба провозится с готовкой долго, стряпая специально для Виктора какое-нибудь сложное блюдо, Инга решила сходить за «маскарадным костюмом» в ближайший торговый центр. Лучкин вызвался ее сопровождать. Инга, хоть и предпочитала по магазинам бродить одна, согласилась. Так можно поговорить об Алисе и подумать, о чем спросить ее мужа.

– …Она в письмах утверждала, что все произошло на самом деле. Это не галлюцинации, – закончил Виктор рассказ в тот момент, когда Инга рассеянно вертела в руках вешалку с шелковой блузкой ярко-бирюзового цвета.

– Тебе пойдет! – выказал живо Лучкин одобрение. Инга заметила, что продавщица улыбнулась Виктору. И не столько потому, что надеялась на продажу вещи, сколько потому, что Лучкин даже в «состоянии покоя» источал флюиды привлекательности. Интересно, узнала его продавец или нет? Вряд ли. Если бы узнала, уже вертелась бы рядом, предлагая помощь и прося автограф. Писатели все же не такие узнаваемые персоны, как актеры и музыканты. А может, она не читала книг Лучкина.

– Думаешь, надо брать? – в сомнении приложила к себе блузку Инга. – Я еще не решила, какой образ выбрать: рокерский с теми кожаными штанами, которые ты зачем-то уговорил меня купить, или…

– Брюки отлично подходят к той кожаной кепке, в которую ты вцепилась!

– У меня никогда не было кепок, – бросилась на защиту понравившегося головного убора Инга. – Хотя был период, когда мне хотелось кожи, косух, бандан, заклепок и цепей. Правда, длился он недолго.

– Не могу представить тебя в таком образе.

– Это потому что ты меня запомнил в образе невинной девушки-ромашки, в платьицах и туфельках. Родные же привыкли меня видеть в джинсах. Ну или, в особых случаях, в чем-нибудь элегантном.

– Вот поэтому я и уговорил тебя купить и кепку, и брюки, потому что подумал, что это не тот стиль, к которому привыкли твои близкие.

– Так они же не ожидают увидеть меня в юбке с воланами и соломенной шляпке с цветочками… Этакой барышней-селянкой. Так что в итоге выбрать такое «неузнаваемое»? Люба, конечно, будет настаивать на «селянке», потому что кожаные брюки и рокерскую кепку переживет с трудом.

– Эта блузка отлично подойдет к обоим образам.

Инга послушно понесла вешалку с блузой к кассе. Какая странная ситуация: ее близкие где-то мечутся в поисках, сходят с ума от беспокойства, ей самой грозит непонятно что. А она мирно ходит по магазинам с человеком, с которым в юности у нее случился такой странный роман, и ни о чем не беспокоится. Подумав о семье и Алексее, Инга вдруг обнаружила, что ей почти не причиняют боль мысли о них. Она вспомнила о любимых не с беспокойством и чувством вины, а скорее по привычке. Да, они есть, но находятся где-то далеко. А она с Лучкиным – будто семейная пара на шопинге… Развлекается незатейливой болтовней.

– Что-то не так? – почувствовал перемену ее настроения Виктор.

– Все так, – лучезарно улыбнулась она. – Задумалась об этой девушке, Алисе. Интересно, какую историю скрывает ее квартира?

– Ты поверила, будто шаги, шорохи, вздохи – не плод ее фантазии? – уточнил Виктор.

– А почему не поверить? Мне со многим «необъяснимым» приходилось сталкиваться. Не забывай, что я – ведьма, – усмехнулась она.

– И с духами доводилось общаться?

– Это не мой профиль. Но среди знакомых найдутся и такие.

Продавщица пробила блузку на кассе, и Инга протянула банковскую карточку.

– Надо бы снять наличных, не хочу в дальнейшем пользоваться ею, – заметила она вполголоса.

– Эта Алиса – необычная, – с жаром произнес Виктор, принимая у продавщицы пакет с покупкой и прикладывая его к другим. Как истинный джентльмен, он вызвался носить за Ингой покупки.

– Покажешь мне ее письма? – попросила Инга.

– Хорошо, – согласился после некоторой заминки Виктор. – На даче. Уже определилась, о чем бы хотелось расспросить ее мужа?

– Мои вопросы вряд ли были бы похожи на вопросы полиции: интересуют меня не столько перемещения Алисы в день, когда она исчезла, хотя и это тоже, сколько странные происшествия с ней и ее сновидения. Но будет лучше, если я помолчу, потому что такими вопросами выдам себя. Я – лишь твоя спутница, поэтому все вопросы будешь задавать ты, объясняя их писательским интересом, а я буду скучающе рассматривать стены и развлекать себя надуванием пузырей из жевательной резинки.

– Значит, ты выбрала для себя образ такой скучной и не очень умной девицы? – засмеялся Виктор. – Может, тогда уж в гламурное кисо тебя обрядить?

Инга лишь состроила ему гримасу.

Когда они вернулись домой, подруга уже успела накрыть стол. Инга, глядя на приготовленные блюда – нарезанные аппетитными дольками свежие овощи, запеченное с картофелем мясо, салаты и маринады, – поняла, насколько голодна. Переживания переживаниями, а силы подкреплять нужно, иначе какой из нее боец? И она набросилась на еду с таким аппетитом, будто до этого соблюдала самый строгий пост. Люба, которая в отличие от гостьи не столько ела, сколько «клевала» как птичка, расцвела довольной улыбкой.

– Боже мой, смотрю и наслаждаюсь! – прокомментировал аппетит Инги Виктор. – Обожаю женщин с аппетитом! Неважно, касается ли это еды, жизни…

– Секса, – «подколола» его Инга.

– И этого тоже, – не смутился Лучкин. – В идеале – когда наличествует все.

– И часто тебе такие… гм… идеальные подруги попадаются? – полюбопытствовала Инга под заинтересованным взглядом Любы, которая, то ли вняв замечанию Виктора, то ли заразившись от гостей аппетитом, добавила к салату в свою тарелку порцию мяса и картофелину.

– Нечасто, – лучезарно улыбнулся Лучкин. – Более того, «свою» женщину еще не встретил.

– Идеальных не бывает, Витя, – фыркнула Инга. – Человек не совершенен.

– Я не ищу идеальную, – пожал он плечами и улыбнулся с интересом прислушивающейся к этому разговору Любе, которая успела размять вилкой картофелину практически до пюре, но даже не заметила этого.

– Это должна быть «моя» женщина – та, без которой не смогу дышать. Я ищу не богиню, а женщину из плоти, состоящую из пороков и добродетелей, совершенную своим несовершенством.

– У тебя много поклонниц, Витя, – заметила Инга, отодвигая пустую тарелку.

– Моей спутницей станет не та, которая поклоняется мне, а которой буду поклоняться я, – вывернулся он и, закрывая щекотливую тему, бросил взгляд на настенные часы: – Думаю, нам пора.

Когда они спустились во двор, Инга вдруг передумала садиться в машину Виктора и настояла, чтобы ехать на своей.

XII

Разговор с подругой Инги мало что дал. Вадим расспрашивал женщину корректно, то давил на жалость, то уговаривал, то сыпал обещаниями, но Люба держалась хоть и вежливо и приветливо, но крепко, как кремень. Более того, и Вадим, и Алексей – успешные мужчины, добившиеся в жизни многого, уверенные в себе, умеющие настоять на своем, – в разговоре с Любовью чувствовали себя мальчишками, выпрашивающими у строгой матери разрешение на вечеринку. Был какой-то такой особый у нее взгляд – одновременно и ласковый, и в то же время строгий, как у настоятельницы монастыря. Глаза излучали какой-то особый свет, который обезоруживал, лишал желания сопротивляться. Разве можно спорить со святой? Но мягкость в ней была обманчива, как мартовское солнце. «Нет» Любови, произнесенное с улыбкой мадонны, прозвучало тверже гранита. И Чернову в бессилии захотелось завыть, ударить кулаком в стену, схватить женщину за плечи и как следует встряхнуть, «выбить» из нее ответ, раз уговорами не получается. И не разум им сейчас двигал, а звериное бешенство, которое с трудом удавалось усмирять. Раненый зверь опасен. А улыбка Любови, наверняка знавшей, где скрывается Инга, раздражала его куда больше мельтешащего под носом с улюлюканьем горе-охотника.

– Люба, поймите… – в который раз начал Вадим, пока Чернов стискивал с силой кулаки и челюсти, чтобы не вырвалось на волю клокочущее внутри бешенство.

– Нет, Вадим, это вы поймите, – перебила женщина с тем же святым терпением настоятельницы монастыря. – Инга не хочет, чтобы ее разыскивали. Когда сочтет нужным, сама вернется.

– Да черт вас побери! – взорвался наконец Чернов и отмахнулся, как от мухи, от дочери, которая испуганно дернула его за полу выпущенной поверх джинсов рубахи. – Что за игры вы затеяли в «вернется – не вернется»! Мы что, малые ребятишки, которые играют в эти… как их… прятки?! Инга – моя невеста! И я имею полное право знать, где она находится, и тем более, если ей угрожает опасность! Черт вас побери вместе с вашими играми!

Он все же долбанул, как и желал, кулаком в стену, разбив костяшки в кровь. Но боли даже не почувствовал. Болела душа, хоть бестелесное не может болеть, да так сильно, что никакая физическая боль не смогла перебить эту. И все же от этого выплеска ему стало немного легче. Люба же и бровью не повела, скользнула лишь взглядом по оставшемуся на бежевых обоях буро-красному мазку и повернулась к Чернову.

– Алексей, послушайте, – сказала она, беря его руку в свою. – Я вас понимаю. Инга мне как дочь, а вы, как ее будущий муж, все равно что сын. Не меньше. Я разделяю вашу боль, и поверьте, если бы это было можно, сказала бы вам, где она находится. Более того, это я попросила ее связаться с Вадимом по телефону, когда она была здесь. Но ничего больше не могу сделать для вас. Инга ушла не из капризов, а потому, что вам нельзя быть вместе сейчас. Опасно и для нее, и для вас.

– Что с ней происходит? – вклинился Вадим, опасаясь, что Чернов выскажет еще что-то резкое.

– Пока ничего, – спокойно ответила Люба.

– А что будет? – терпеливо продолжил расспрашивать мужчина.

– Не знаем. Но безнаказанной она не останется, к сожалению. В нашем мире, как и в гражданском обществе, тоже действуют свои законы. Только решения выносятся куда более беспристрастным судом. Она преступила и должна ответить.

– И вы говорите об этом так… спокойно? – сощурился Вадим, Алексей же выдернул руку из ее и подул на ссадины – совсем как мальчишка. Он посмотрел на хозяйку с такой обидой, будто ставил ей в вину разбитые костяшки.

– Она ведь совершила это в состоянии аффекта! Ее спровоцировали, загнали в такие условия, что иначе и не смогла бы среагировать! – начал закипать Вадим. От возмущения, клокотавшего внутри, щеки порозовели, на лбу выступили капельки пота, и русые волосы налипли на него, как у мальчишки, набегавшегося во дворе с друзьями.

Он с трудом сдерживал себя, чтобы не взорваться, как Чернов, понимая, что Люба ни в чем не виновата. А лишь не хочет из своих соображений говорить, где Инга, хотя наверняка знает. И, возможно, она права, раз говорит, что у «них» действуют какие-то свои законы. Но они-то с Алексеем живут совсем по другим правилам! И не гражданские законы он имеет в виду, а чувства. Беспристрастность «высших судей» видится ему как раз недостатком, иначе как можно не принять во внимание, что на преступление пойти сестру вынудили, она совершила его в состоянии аффекта. И то, сколько Инга жертвовала собой ради спасения других, дважды чуть не погибла, – это, значит, не считается? Ее добродетели списали в утиль из-за одного проступка. А ведь жила всю жизнь по правилам, соблюдая все эти законы, заповеди и что там еще…

– Не понимаю, – прошептал он, глядя на Любу так беспомощно и растерянно, как ребенок, впервые столкнувшийся с несправедливостью. – Не понимаю, почему… за что ей все это? Она же ведь никогда…

– Знаю, Вадим, – мягко перебила его Люба полным сочувствия голосом. – Я все знаю. Думаете, не переживаю за нее так же, как и вы? Думаете, все эти «почему?» не мучают меня? Но проклятие никуда не делось. Оно «висит» над Ингой. И она ушла, чтобы отвести его. Пока мы не найдем выход, она не вернется к вам – самым любимым людям.

– «Мы»? – ухватился за это обобщающее местоимение Чернов. – Значит, вы все же знаете, где она находится.

– Алексей, давайте не будем начинать сначала, – устало вздохнула Люба. – Не буду обманывать, предполагаю, где она может быть, но не уверена, что это на самом деле так. И да, я буду помогать ей до конца, как помогала раньше, как помогаю сейчас. Вы тоже поможете ей, если дадите спокойно разобраться со всем самой, не будете мешать. Если вы действительно хотите, чтобы она вернулась, чтобы с ней все было в порядке, – не вмешивайтесь!

Последнюю фразу она произнесла так жестко, что ни у Алексея, ни у Вадима больше не нашлось слов возражения.

Лиза робко потянула отца за край рубахи, и тот наконец-то обратил на нее внимание.

– Что, Лиза? – с еле скрываемым раздражением спросил он.

– Мне нужно в туалет… – прошептала дочь. Чернов закатил к потолку глаза, словно говоря «ну что ты как маленькая?». И затем вопросительно посмотрел на хозяйку.

– Конечно, конечно! – засуетилась Люба, радуясь, что неприятный разговор, похоже, закончился. – Лизочка, пойдем, я тебе покажу нужную дверь.

Когда девочка скрылась в туалетной комнате, Люба шепотом, будто боясь, что малышка может услышать, обратилась к мужчинам:

– И ради бога, не вмешивайте ее в эти дела! Если вам дорога дочь, Алексей. Если вы не хотите потерять и ее.

Чернов невольно вздрогнул и отпрянул, будто Люба вдруг превратилась из милой, приятной женщины в страшную ведьму, брызжущую проклятиями.

– А вы… вы бы могли помочь Инге? Ну, там, снять это проклятие, – пробормотал он, глядя на женщину честным и даже немного наивным взглядом.

– Я пробовала, Алексей. Но у меня не вышло.

– А другие, такие, как вы… Вас ведь много!

– Никто за такие дела не возьмется, даже спрашивать не нужно. Я это сделала, потому что Инга мне очень дорога. Но, как уже сказала, у меня ничего не вышло. И, ради бога, еще раз прошу, не пытайтесь как-то «использовать» вашу дочь! Если вам понятно такое сравнение, то скажу, что это все равно что дать поиграть ей, ребенку, со взрывным устройством.

– Я понял, – поморщился он. – Хорошо, постараюсь сделать так, как вы просите. Если я вам пообещаю, что не буду разыскивать Ингу, мешать, как вы выразились, вы пообещаете звонить мне и держать в курсе всего, что с ней происходит?

Вадим бросил на Алексея короткий одобрительный взгляд и так же с ожиданием задержал его на Любе. Но та, однако, не торопилась с ответом, будто что-то прикидывала, в чем-то сомневалась.

– Не могу обещать, Алексей. Вначале мне нужно будет поговорить об этом с самой Ингой, и если она согласится…

– Помогите, пожалуйста! Уговорите ее, – умоляюще сложил ладони перед грудью Чернов.

– Я постараюсь, Алексей, не обещаю, но постараюсь.

– Спасибо!

Появившаяся на кухне Лиза избавила Любу от тяготившего разговора. Женщина любила гостей, но на этот раз вздохнула с облегчением, когда те стали прощаться.

После их ухода она взяла телефон и набрала номер подруги:

– Инга, твои только что у меня были. Кажется, удалось убедить их не искать тебя, но кто знает… Может, они решили караулить тебя возле моего дома.

– Я поняла, Люба! – отрывисто произнесла Инга. – Мы поедем сразу к Виктору на дачу, а потом он заедет за моими вещами.

– Умница, девочка! – похвалила Люба. – Буду его ждать.

К ночи пошел дождь. Слушая, как он шуршит по листве и мерно стучит по подоконнику, Инга подумала, что вот, пожалуй, и закончилось лето. Где-то на юге, в том городке, откуда она родом, лето еще долго будет баловать отдыхающих смеющимся солнцем, ласковым ветром с соленым привкусом морских брызг, а здесь оно ушло – как обычно, не попрощавшись, стремительными шагами. И, странное дело, ей, любительнице тепла и света, сейчас не было грустно, как обычно становилось в дни, когда осень небрежными мазками обозначала свое владычество. Сейчас от шуршания дождя становилось так спокойно, как не было уже давно.

Она сидела в плетеном кресле, забравшись в него с ногами, куталась в шерстяное одеяло, пахнущее сеном, и смотрела на затихающий в камине огонь. Пожалуй, для полного уюта не хватало лишь мурлыкающей на коленях кошки да бокала красного вина. Кошку ей заменяла книга, от чтения которой Инга оторвалась, едва услышала перестук капель. А вместо вина была чашка зеленого чая. Она бы предпочла черный, с мятой или чабрецом, как готовила дома, но Виктор любил зеленый, поэтому в его запасах другого не оказалось.

Он обещал привезти завтра черного чая. Инга сперва возразила, сказав, что прогуляется до ближайшего сельмага и купит все, что необходимо. Но Лучкин развеял мечты о прогулке, сказав, что дача находится в таком уединенном месте, что до ближайшей деревни пешком через поля и лес идти добрых десять-пятнадцать километров.

Так оно и было. По дороге Инга оценила из окна машины девственную красоту пейзажа: покрытые сочно-зеленой травой, будто раскрашенные акварелью, луга, которые разделяла извилистая, словно вырезанная по лекалу темно-синяя лента местной реки. Вдали густел непролазный на первый взгляд лес. Дача Виктора пряталась в одном из наиболее крутых изгибов реки и стояла немного уединенно от остальных домишек, сгруппировавшихся, будто опята, в одну семью в другом речном изгибе – на этот раз уже самом плавном, почти ровном.

– Я практически не общаюсь с соседями, так что вряд ли тебя кто-то побеспокоит, – пояснил Лучкин, когда они поставили машины во дворе. – Сюда приезжаю за покоем и одиночеством.

– Я помню, что ты не любишь общество, – заметила тогда Инга.

– Ну… Правильней сказать, что больше люблю одиночество, чем общество.

– Как же тебе, такой популярной персоне, о которой поклонники хотят знать все, вплоть до того, что ты ешь на завтрак, удается вести такую скрытную жизнь? – вполне искренне удивилась она. – И при этом лишь набирать популярность!

– А загадочность привлекает внимание не меньше скандальных похождений, – засмеялся Виктор. – И даже больше. Когда все на виду, интерес быстро угасает. А когда приходится выискивать, докапываться, разнюхивать…

– Тебе нравится, чтобы о твоей жизни вот так разнюхивали?

– Нет. Но я поступаю хитро: то, что считаю нужным, «зарываю» неглубоко. Публика получает свою долю информации, при этом остается с ощущением, что раздобыла ее, а не получила в готовом и разжеванном виде. Но самое главное, что я не считаю нужным обнародовать, остается при мне. Народ довольствуется тем, что было лишь присыпано для виду землей, принимая это за мои «секреты», и глубже уже не копает.

– Ишь ты… – присвистнула Инга. – И какие «скелеты» ты прячешь, что для отвода глаз приходится идти на такие трюки?

– Да никаких «скелетов» нет, – просто ответил он. – Ты же меня знаешь. Надеюсь, не забыла, какой я есть. Не люблю личное выставлять напоказ. Я – писатель, который предпочитает вести уединенный образ жизни, а не актер и не певец, который постоянно должен быть на виду. Писательский труд – одинокий труд. Но при этом понимаю, что нужно поддерживать популярность, что народ жаждет знать обо мне, как ты сказала, даже то, что я потребляю на завтрак. Я и не отказываю читателям в таких желаниях: в интервью честно рассказываю и о том, какой сорт колбасы люблю, если меня спрашивают, и каким шампунем пользуюсь, и есть ли у меня собака, и что я ношу в повседневной жизни. Поклонникам кажется, что они знают о моих предпочтениях все.

– Но на самом деле ты показываешь лишь пиджачок, но не даешь прикоснуться к телу.

– Точно! Я же и раньше таким был, разве забыла?

Вопрос прозвучал с нотой обиды, и Инга не сдержала смеха. Ей хотелось поддразнить Виктора, наступить на его тщеславие, сказав, что забыла и не вспоминала, но в последний момент сказала то, что он желал услышать:

– Помню, Витя.

…Этот дом, двери которого Виктор распахнул для нее, оказался идеальным убежищем, о котором она мечтала: безлюдность, тишина, природа. Отшельническая келья в райских декорациях, да еще оборудованная всем необходимым. Здесь она может спокойно подумать над тем, что делать дальше. Как хорошо, что Лучкин сегодня оставил ее одну. Против его общества она ничего не имела, но именно сейчас было необходимо одиночество. День выдался таким долгим, как целая жизнь. Сложно было представить, что на рассвете она еще ехала на попутке по сонным улицам родного города, глядя, может быть, в последний раз на раскрашенную золотыми бликами поднимающегося солнца поверхность моря. И ей было тогда грустно до слез. Она всерьез верила, что покидает близких навсегда. Утро встречала в самолете, завтракая отвратительным кофе и булочкой с маслом. В загазованные объятия столицы нырнула едва ли не с рыданиями потрепанной разочарованиями блудной дочери, вернувшейся за утешениями к матери. Второй завтрак у Любы, приготовленный для нее с такой заботой, принес не только сытость, но и временный покой. А дальше – встреча с прошлым, нырок в омут отчаяния и вновь спасительная рука, не только выдернувшая ее из водоворота, но и предложившая помощь. Этот день и правда оказался длинным. Разные события разбили его на этапы, превратили в «американские горки». И сейчас нужно просто отдохнуть. Даже ужин не будет готовить. Она лишь послушает песню дождя, которая успокаивала не хуже колыбельной. Потом, если останутся силы, примет душ и ляжет в пахнущую травяным ополаскивателем свежую постель. Виктор сказал, что приедет завтра не раньше обеда. Так что еще и утро будет свободным. Для отдыха ли, или для действий – время покажет.

Инга покосилась на экран мобильного и увидела, что время приближается к одиннадцати вечера. Не так уж и рано, надо же, она настолько увлеклась чтением, что не заметила убегающего времени. Книга была Виктора, та самая, которую читала невестка. За мимолетное воспоминание о Ларе будто шестеренками зацепились другие, и пошла разматываться лента ассоциаций… Ее брат, Алексей, Лиза. Что они делают сейчас? Остановился ли Чернов с дочерью у Вадима и Лары, или, что, скорей всего, так и есть, поселились временно в пустующей квартире дяди? В какой-то момент Инга вновь поймала себя на мысли, что думает о любимых людях уже без боли и беспокойства. Будто о дальних родственниках, с которыми не поддерживала много лет связь и неожиданно получила к новогоднему празднику открытку с поздравлениями. Ни радости, ни огорчения, ни сожаления. А полное… равнодушие. И эта мысль опять напугала. Она никогда не думала о своих родных вот так… безразлично. Она же и ушла от них потому, что невозможно любит.