Побег из страны грез Калинина Наталья
А сейчас думалось и о брате, и о любимом мужчине, и о племяннике с Лизой как будто с облегчением. Как о надоевших родственниках, которые, прогостив долгое время, наконец-то уехали. Может ли так быть? Может ли она так думать о сильно любимых людях, ради которых жертвовала собой, с этим тайным облегчением – будто избавилась от некой оттягивающей плечи ноши?
Это все усталость. И ничего больше.
Инга положила книгу на стоявший у кресла плетеный столик и поднялась. И будто лодка, потерявшая ориентиры в море, рассеянно замерла, глядя на рубиновые угольки в камине. Огонь погас, не раздавалось потрескивания дров, звук разбивающихся о подоконник капель звучал теперь в сольной партии грустно и как-то безысходно. Оказывается, покоем наполнял душу не шум дождя, а треск дров. Все же она осталась верна себе и не потеряла тягу к теплу, а не к осеннему дождю.
Девушка присела возле камина на соломенную циновку и протянула к очагу руки. Пальцы показались ей вдруг неестественно длинными и нереально белыми. Она в недоумении посмотрела на свои кисти, сжала и разжала пальцы. Зрительный обман не пропал: пальцы продолжали казаться такими же гротескно длинными, как у утренней тени. Может, теперь она видит реальность под другим углом, и привычные размеры, цвета, запахи предстают в искаженном виде? Как и чувства. Что-то в ней сбилось, как на планете со сместившейся осью вращения. К каким последствиям это может привести? Главное, не слететь бы с орбиты…
Будто испугавшись, что раскаленные угли покажутся холодными, Инга сунула руку в очаг и коснулась одного из красных «глазков». И тут же одернула, сунула в рот, как маленькая, обожженный палец. Нет, показалось. Нафантазировалось про «смещенные оси» и «другие углы» под градусом усталости. Необычный день породил странные мысли.
Инга поднялась и сделала круг по гостиной, которую Виктор гордо назвал каминным залом. На зал помещение не тянуло – ни размерами, ни обстановкой. Это была комната – небольшая, не превышающая метражом спальню в квартире Инги. Но, возможно, название «зал» получила благодаря декору. Стены были отделаны не деревом, как можно было ожидать от дачного дома, а декоративными панелями «под камень». Видимо, говоря о каминном зале, Виктор имел в виду средневековые замки.
Девушка нашла, что камень – это красиво. Можно было и правда нафантазировать, что попала она в одну из комнат старинного замка, если бы обстановка продолжала подыгрывать. Но мрачно-торжественную атмосферу нарушала легкомысленно-летняя плетеная мебель, которая удачно бы выглядела совсем в иных декорациях. Она подошла бы дачному домику, в котором стены обиты вагонкой, покрытой прозрачным лаком, где по стенам были бы развешаны пучки ароматных трав, а в простой вазе-стакане стояли бы полевые цветы. Этой же комнате подошла бы тяжелая мебель из темного дерева – кресла, стол, конторка, книжный шкаф. И шкура какого-нибудь хищного зверя на полу возле камина.
Перед уходом Виктор провел для гостьи небольшую «экскурсию» по дому, показывая, что где находится. И добавил, что Инга может чувствовать себя тут полной хозяйкой, заходить в любые помещения, пользоваться в спальне шкафом, брать любые книги. Девушка всегда умела сдерживать свое любопытство, но на этот раз желание узнать о загадочном хозяине дома куда больше, чем он о себе рассказал, пересилило воспитанность. Что, как не вещи, может поведать о человеке, что он не открывает в беседе? А Виктор был ей интересен – в память ли об их прошлой романтической дружбе, или потому, что с раскрытыми объятиями принял и впустил ее в свое настоящее.
Инга покинула «каминный зал» и отправилась на самостоятельную экскурсию по дому.
Другие помещения были куда проще, без претензий на торжественную мрачность средневековых замков. Спальня, оклеенная светлыми обоями, с обычной деревянной кроватью-«полуторкой», тумбочкой и одежным шкафом, с «цветочными», в тон обоям, занавесками на окне. Просто, ничего лишнего. Кухня, оснащенная старой двухконфорочной плитой, обеденным и разделочным столами, навесными шкафчиками с простым набором посуды, была небольшой, но светлой, благодаря окну почти во всю стену. Содержимое одного из шкафов выдавало холостяцкое положение хозяина: пачки макарон, заварной лапши, банки с тушенкой и томатной пастой. Чай (зеленый), сахар, пакет ванильных сухариков. Стратегический запас.
Впрочем, Виктор, заявив о своем холостяцком положении, слукавил. Инга обнаружила в доме следы женского присутствия: в шкафу – джинсы женской модели и блузку розового цвета (судя по размерам, барышня Виктора была довольно крупной). В ванной в навесном шкафчике были спрятаны крем для депиляции, женская туалетная вода, косметичка со всем необходимым для дневного и вечернего макияжа. С одной стороны, Инге стало и неловко оттого, что она переступила допустимую черту и вторглась на уж слишком личную территорию. С другой – она испытала некоторое недоумение: почему Виктор активно отрицал наличие у него постоянной подруги? Вряд ли он стал бы хранить вещи бывшей пассии или случайной подружки. Еще одно чувство шевельнулось в ее душе… Ревность – не ревность (глупость какая – ревновать Виктора!), такое мимолетное чувство, природу которого не удалось определить. Оно появилось и тут же пропало, чуть-чуть омрачив настроение подобно маленькому облачку, ненадолго закрывшему солнце.
«Какое мне дело до его личной жизни», – пожала Инга плечами и аккуратно поставила на место косметичку.
Была еще одна комната, в которой Инга задержалась с интересом. Ее она оставила на потом, как десерт. Это был кабинет, в котором работал Виктор над своими романами. И казался Инге куда более личной территорией, чем спальня. Она помнила, как ревностно Чернов оберегал свой кабинет от постороннего вторжения, Инга туда не заходила без приглашения, даже дочь на цыпочках проскальзывала мимо постоянно закрытой двери, за которой работал отец. И не было там ничего секретного: лишь массивный стол из дорогой древесины, кожаное кресло, компьютер и шкаф с папками. Да и сама Инга, зачем далеко ходить, редко кого пускала в свой кабинет, в котором готовила ритуалы, хранила различные нужные в деле атрибуты и книги. Даже брату туда не позволялось заглядывать. Клиентов принимала в гостиной. Кабинет хранит много тайных знаков, которые могут рассказать о хозяине куда больше, чем он сам решит.
Поэтому сейчас, переступая порог кабинета, у Инги было ощущение, кроме любопытства, что делает она что-то совсем уж непозвительное. Чувствовала себя воришкой, залезшим в чужую квартиру воровать не деньги и драгоценности, а мысли и привычки. Но Виктор сам разрешил заходить, сказав, что в кабинете лучше всего ловится сигнал Wi-Fi. И оставил на столе бумажку с паролем, а также распечатки писем Алисы. Так что вторгается девушка на его территорию легально. А неловкость испытывает потому, что желает «прочитать» что-то еще о Викторе. Так она оправдывала себя, обходя кабинет по периметру. Ничего, правда, такого, что могло удивить, шокировать, насторожить, не обнаружилось. Кабинет представлял собой просторное помещение, занимающее площадь, равную едва ли не половине дома. И хотя размерами значительно превышал даже «каминный зал», Виктор не использовал все это пространство с пользой. Из мебели тут наблюдался лишь обыкновенный ученический стол, стоящий у окна, открывающего вид на реку и луг. На столе находилась пластиковая дешевая «этажерка» с тремя лотками, в которых, как Инга уже видела, хранились чистая бумага для принтера, канцелярия и орфографический словарь. Наброски для романов Виктор делал в ежедневнике, который, как и ноутбук, носил с собой. У стены рядом со столом стоял книжный шкаф, в котором «технической» литературы было куда больше, чем художественной. Инга отметила, что одну полку занимают книги по психологии (неудивительно, если вспомнить, что по профессии Лучкин был психологом), половину другой, самой верхней, – книги самого писателя (восемь). Еще одна полка была отведена под различные словари и справочники. Ну и на остальных двух, полупустых, размещались художественные книги. Не классиков, как могла бы предположить Инга, а современных отечественных писателей. Инга взяла одну наугад – дамский роман, открыла и прочитала дарственную надпись. Понятно, добрая часть этих книг наверняка была подарена Виктору коллегами по перу.
Под стол было задвинуто плетеное кресло – такое же, как в гостиной. В противоположном от книжного шкафа углу, у второго окна, стояло глубокое кресло с протертым красным сиденьем и торшер на длинной ноге, лишенный каких-либо изысков. Середину дощатого пола покрывал новый, судя по не потерявшим еще насыщенности краскам, ковер спокойного зеленого цвета. Инга повернулась вокруг своей оси, недоумевая, зачем Виктору под кабинет понадобилось такое большое помещение, которое показалось лишенным уюта из-за этой пустоты и плохо подобранной мебели. Складывалось впечатление, что дачу Лучкин обставил уже устаревшими вещами, которые пожелали вывезти из квартиры, но пожалели выбрасывать. Или вещи остались от старых хозяев: Виктор обмолвился, что дачу купил пару лет назад у одной семьи, уезжавшей на ПМЖ за границу. Странно, что он не захотел менять что-то под свои вкусы. Или в этом и был весь Лучкин – даже через обстановку не захотел выдавать свое истинное «я». Инге еще подумалось, что, возможно, дачу он использует не только для работы над романами, но и для свиданий со своей подругой. Остается надеяться, что девушка Виктора не нагрянет случайно, без предупреждения… Иначе неприятных сцен не избежать.
Так и не разгадав комбинацию в этой затеянной ею логической игре под названием «угадай секреты Лучкина», Инга отодвинула плетеное кресло и села за стол. Перед тем как отправляться спать, ей хотелось еще раз перечитать письма Алисы и соотнести это с тем, что рассказал ее муж. Хотя, надо сказать, Сергей не поведал ничего нового… Ничего такого, за что могла бы ухватиться Инга.
…На встрече с ним девушка не проронила ни слова, все вопросы, которые они обсудили в машине по пути на встречу, задавал Виктор. Сергей в подробностях рассказал о дне, когда видел жену в последний раз. Вспомнил, что с утра она почему-то волновалась, он даже поинтересовался, не привиделся ли Алисе новый кошмар. Это уже позже узнал, что волновалась она в предвкушении предстоящей встречи с писателем. Виктор сделал вид, что не заметил хмурого обвинительного взгляда Сергея, и вовремя ввернул вопрос о странных событиях, происходящих в квартире. Тот смутился и признался, что его жена в последнее время и правда была чем-то напугана. Но сам он не замечал ничего странного, не слышал посторонних шумов, не видел теней. Происходящему с Алисой объяснений у него не было, разве что жена переутомилась на работе… Но не успел Виктор задать новый вопрос, как Сергей в обвинительном тоне задал ему свой: о чем писала Алиса? «Я работаю над книгой, и письма вашей жены давали мне идеи. Уверяю вас, Сергей, это была деловая, а не личная переписка!» «Покажите их мне!» – потребовал парень. Виктор растерянно глянул на Ингу, и та посчитала нужным вмешаться. Ласково улыбнувшись, она тронула нервничающего парня за руку и проворковала, что видела сообщения Алисы и, как невеста Виктора, не обнаружила в них ничего подозрительного. «А Виктория очень ревнива!» – хохотнул Виктор и приобнял Ингу. «Если бы эта девушка… простите, ваша жена, хоть одно признание написала бы моему жениху, Виктор бы больше не получал от нее писем», – со стервозной улыбкой пропела «Виктория». Похоже, ее ложь немного успокоила Сергея, потому что он заметно расслабился и больше не бросал в сторону Виктора ревнивых враждебных взглядов.
И все же разговор принес мало пользы. Где находится Алиса и как ее искать, понятней не стало. Впрочем, о чем это она… Больше всех в поисках девушки заинтересован сам Сергей, и это он надеялся услышать от Виктора версии, где может находиться Алиса. Про сны жены Сергей не знал ровным счетом ничего. А спрашивать напрямую, были ли в роду Алисы ведьмы, Инга постеснялась. Такой бы вопрос вызвал недоумение и сыграл бы против нее. В общем, пользы от этой встречи Инга не получила, разве что увидела на фотографии, которую им показал Сергей, как выглядит Алиса. Расстались они с чувством, что увидеться еще придется. Ее муж предупредил писателя, что с ним будут разговаривать из розыска. Виктор понимающе кивнул и попросил в свою очередь Сергея сообщать ему любые новости. На том и попрощались.
Вспомнив встречу, Инга подвинула к себе листочки с распечатанным на них текстом, разложила их в хронологическом порядке и погрузилась в чтение.
«…Я перешла заснеженное поле и подошла к воротам…»
Она перешла заснеженное поле и подошла к воротам – высоким, таким, что пришлось запрокинуть лицо, чтобы разглядеть их заостренные в пику верхние края. Ворота были из высушенной ветрами до седого цвета, растрескавшейся до борозд толщиной в палец древесины. Тяжеленные на вид, крепко вросшие в снег. Она подошла и в растерянности остановилась. То ли это место, куда вел ее путь? Сюда ли торопилась, оставив в Городе и прошлое, и будущее? Ее желание, загаданное под мостом, сбылось: она ушла далеко, здесь ее никто не найдет. Никто из тех, с кем она была связана оборванными теперь нитями чувств, не знает об этом месте. Ее будут искать где угодно, но только не здесь. Потому что его найти могут лишь те, кого оно позвало. Да и шла сюда так долго, что там, где она оставила свою прошлую жизнь, ее уже забыли – земля в том мире сделала не один оборот вокруг солнца. Ее одежда, в которой она покинула Город, истрепалась так, что превратилась в лохмотья, в дыры которых проглядывала задубевшая и потемневшая на солнце кожа. Ее обувь давно развалилась, и часть пути она брела босиком – по придорожной пыли, по каменистой дороге, раня ступни об острые грани, по холодным лужам, вдавливая в грязь опавшие листья, по сугробам, по хрупкому льду, проваливаясь в проталины. Ее кожа утратила чувствительность, как атавизм. И было это не проклятием, а даром.
Она нерешительно подняла руку, чтобы постучать в ворота, и так же неуверенно ее опустила. Остатки былых чувств шевельнулись в последней агонии, заставив засомневаться: если переступит эту черту, никогда больше не сможет вернуться оттуда. Из-за этих ворот не выходят обратно. Там она останется навечно, обрекаемая на то, что ее душа не вернется в прежний мир. Это и есть наказание – остаться здесь навсегда без возможности искупить грехи в новой жизни земными мучениями или, напротив, добродетелями.
…А ветер, внезапно поднявшийся в поле, толкает в спину и нашептывает в уши: «Войди, войди».
XIII
Шепот обволакивал коконом, заворачивал, словно хрупкую елочную игрушку – в вату. Алиса зажимала руками уши, но шепот звучал не снаружи, а внутри ее. Он заглушал мысли, вытеснял собой чувства, наполнял до краев, выплескивался наружу и вновь вливался в нее не через уши, через поры. Девушка металась по подвалу, но казалось, будто мечется она в плотном коконе этого шепота, иногда разделяющегося на голоса, но чаще звучащего неразличимым шелестом, похожим на шуршание разбуженной ветром листвы. Что это, откуда он взялся? Кто все эти люди, которые шепчут и шепчут то ли просьбы, то ли проклятия, то ли так облегчают души? Что это – проявление душевной болезни или кто-то рядом, может быть, в соседнем подвале, находится так же в плену, и его бормотание, приглушенное стенами, доносится сюда?
Нужно как можно скорей вырваться на свободу! Сбежать отсюда. Но как? Она уже выбилась из сил, прыгая под люком в попытках дотронуться рукой до его крышки. Бесполезно: потолок находится так высоко, что ей не достать. И все же прыгала до тех пор, пока совсем не выбилась из сил. Тогда села под люком отдохнуть… и услышала эти голоса.
Ей не было страшно, как ни странно. Но шепот погружал в отчаяние, которого в ее положении нельзя было допускать. Отчаяние может поглотить последние силы, лишить разума, толкнуть в пропасть.
– Ну что ж, один из способов уйти отсюда у меня все равно останется, – пробормотала она, рассматривая на ладони брошь. Хвост стрекозы был острым, как шило. И Алиса, осторожно пробуя его кончик пальцем, подумала, что, если заточение продлится слишком долго, она «уйдет» другим, последним, способом. А пока еще поборется. Решение придет, обязательно придет, это странное и ужасное приключение обязательно закончится хорошо! Ведь как-то же она оказалась тут? Явно по чьей-то прихоти, не по своей. А значит, тот, кто ее сюда заточил, обязательно придет, чтобы выдвинуть свои условия. Алисе подумалось, что ее похитили с целью требовать выкуп у мужа или родителей. Впрочем, Сережа не занимал высоких постов, был простым программистом, умным, толковым, чрезвычайно полезным в их компании. Но и только. Думать, что Алису похитили, чтобы шантажировать директора той фирмы, в какой работала она, было совсем уж абсурдно. А других идей и не приходило в голову.
В тот момент, когда она поднялась на ноги, чтобы сделать несколько кругов по помещению, наверху послышался шум. Кто-то поковырял ключом в замке, затем люк с тихим стоном стал приоткрываться. Алиса поспешно присела на циновку. Сердце колотилось так, что, наверное, его было слышно тому, кто собирался почтить ее своим присутствием. Чего ждать? Кто сейчас придет? Что с ней будут делать? Долгие секунды растянулись до часов. Алисе даже подумалось, что находившийся наверху специально поднимает крышку люка так медленно. Наконец в проем просунули приставную лестницу и осторожно принялись ее спускать.
– Вам помочь? – вырвалось вдруг у нее на нервах. Лестница на мгновение замерла, будто тот, кто спускал ее, не ожидал услышать девушку. Но ответа не последовало. Наконец-то с глухим стуком лестница коснулась бетонного пола, на верхней ступеньке показалась вначале одна нога, обутая в женские балетки, потом – другая, затем – голые мускулистые икры и следом – подол клетчатой юбки.
В подвал спускалась женщина. Та самая, которую Алиса уже видела вначале в подъезде, затем – возле своей работы и потом уже – в метро. На этот раз одета она была не так кричаще, но все же не совсем обычно. Клетчатая юбка оказалась сарафаном, похожим на форму для девочек из частных школ, разве что цвет оставался ярким – красная клетка сочеталась с оранжевой и темно-коричневой. Женщина явно была любительницей «попугайских» расцветок. Под сарафан была надета белоснежная блуза с рукавами-фонариками. Волосы, следуя стилю институтки, она заплела в две косы. В одной руке держала небольшой поднос, накрытый льняной салфеткой.
– Ну, здравствуйте! – стараясь говорить насмешливо, произнесла Алиса, но все же нервозность и страх выдало то, что голос прозвучал слишком высоко и звонко. Женщина не ответила, аккуратно одернула свободной рукой юбку, подошла к Алисе и поставила перед ней на циновку поднос. Под вопросительным взглядом пленницы сдернула салфетку. Там оказался настоящий обед из трех блюд, правда, похоже, не домашнего приготовления, а ресторанного. Для нее так расстарались, что заказали еду в ресторане? Похоже, ее не собираются убивать, по крайней мере заморить голодом не желают.
Алисе хотелось с презрительной гримасой опрокинуть поднос – так, по ее мнению, сделала бы героиня какого-нибудь психологического триллера. Но разум (или голод?) победил гордость. Девушка лишь незаметно сглотнула слюну, моля бога, чтобы желудок предательски не заурчал. Только сейчас, глядя на тарелку с салатом из отборных свежих овощей, политых желтым оливковым маслом, куриный окорочок, приготовленный на гриле, в окружении круглых молодых картошин, тоже политых маслом и посыпанных зеленью, а также тирамису в вазочке, она поняла, насколько голодна. Похоже, не ела она если не с позавчерашнего дня, то со вчерашнего точно.
Алиса с трудом заставила себя оторваться от созерцания тарелок и посмотреть на выжидающе замершую над ней женщину.
– Кто вы? Как меня сюда затащили? Зачем? – обрушила она на незнакомку поток вопросов. Женщина лишь покачала головой и указала взглядом на тарелки.
– Не буду есть, пока не ответите на мои вопросы! Кто вы? Зачем меня выслеживали? И, черт возьми, что вам от меня нужно?
Незнакомка склонила голову набок и посмотрела на Алису таким внимательным и изучающим взглядом, будто рассматривала редкое насекомое. Девушка хмыкнула и с вызовом уставилась таким же прямым взглядом на «надзирательницу». Если бы ситуация не была такой тревожной, Алиса бы посмеялась над этой женщиной, выглядевшей так нелепо. В довершение ко всему незнакомка, видимо, еще и не умела пользоваться косметикой. Макияж напоминал театральный грим: слишком много было нанесено тонального крема, пудры и румян, слишком уж жирно были подведены глаза и вопреки всем правилам мейк-апа так же вызывающе ярко были накрашены и губы. Они явно были тонкие, и женщина, с помощью далеко выходящего за природные границы контура надеялась придать им пухлость. Но в итоге получила лишь карикатурную маску. Такой макияж не молодил женщину, а старил. Настоящий возраст определить не представлялось возможным.
– Боже, кто вас научил так краситься, – вырвалось у Алисы. И она покраснела. Женщина удивленно подняла одну начерненную бровь и еле заметно усмехнулась. Но лицо тут же вновь приняло серьезное выражение.
– Так вы мне собираетесь хоть что-нибудь объяснить?
Женщина покачала головой и, похлопав пальцем себя по губам, развела руками.
– Немая? Вы – немая? – неприятно удивилась Алиса. Еще чего не хватало! Если эта разукрашенная баба-яга не притворяется и на самом деле лишена возможности говорить, то худшей ситуации и пожелать нельзя. Как с ней разговаривать?!
– У вас есть блокнот и ручка? Я хочу получить ответы на мои вопросы!
Женщина, вдруг послушав Алису, развернулась и направилась к лестнице.
– Эй! И принесите что-нибудь теплое! А то я тут у вас в гостях совсем околею от холода!
Женщина, не оглянувшись, принялась подниматься. Алиса проследила за ней взглядом, и на секунду мелькнула шальная мысль: а что, если напасть сзади, сдернуть с лестницы, а самой… Но тут же осторожность подняла голову и резонно заметила, что немая, может быть, не одна, попытку побега могут не простить. Вначале нужно выяснить, что от нее хотят. К тому же женщина была крупной. Не полной, но плотной, широкоплечей, мускулистой (судя по мелькавшим из-под юбки ногам) и значительно выше самой Алисы. Недоразумение какое-то, а не женщина.
Она отметила, что незнакомка, выбравшись наружу, не забыла втащить обратно лестницу и запереть люк. И у девушки мелькнула тревожная мысль, что надзирательница ушла не за блокнотом и ручкой, а вообще ушла. Оставила пленницу наедине с тарелками, выполнила, мол, свою миссию разносчицы еды и ушла.
Ее и правда долго не было. Алиса вначале ждала, потом робко пододвинула к себе поднос и наколола на вилку кружочек огурца. Она только попробует… Есть не будет, попробует только вот этот кусочек…
Опомнилась она лишь тогда, когда на тарелке остались куриные косточки. И салат, и тирамису, и картофель Алиса проглотила так быстро, что даже не заметила. Накормили ее отменно! Жаловаться грех. Ну хоть что-то приятное оказалось в ее положении.
И только она отодвинула от себя поднос, как люк вновь заскрипел. Опять в проеме появилась лестница, и по ней начала спускаться женщина. На этот раз незнакомка несла под мышкой плед, на плече болталась то ли квадратная сумка, то ли чехол, в руке был блокнот.
Женщина подошла к Алисе, скользнула взглядом по пустым тарелкам и одобрительно кивнула. Затем подала плед, в который девушка укуталась до подбородка, сняла с плеча «сумку», оказавшуюся складным стулом. Разложила его и села напротив пленницы.
– Как вас зовут? – Алиса решила быть вежливой – то ли приятная сытость в желудке этому способствовала, то ли плед, или то, что она только сейчас с удивлением поняла, что больше не слышит назойливого шепота.
Женщина, однако, не спешила писать ответ в раскрытом блокноте. Наоборот, вдруг уставилась на нее немигающими глазами и чуть шевельнула губами.
– Я вас попрошу… – начала девушка, которую незнакомка вновь начала пугать. Но фразу Алиса так и не смогла закончить, потому что на нее вдруг приятной тяжестью навалилось сонное состояние.
«Что-то подмешали в еду!» – успела догадаться она.
Очнулась Инга внезапно, будто ее, случайно задремавшую, кто-то сильно толкнул в плечо. Открыв глаза, она не сразу сообразила, где находится. Тот мир, в котором она только что была, оказался настолько реальным, что настоящая действительность сейчас показалась сном. Будто девушка находилась теперь там, за другой гранью, уснула и видит сон про то, как находится в чужом доме. Ее мир словно вывернули наизнанку.
– Господи, – простонала она, садясь. Темнота, плотная, как театральный занавес, скрывала очертания обстановки. Удивительно, свет ведь был зажжен… Инга вспомнила, что сидела за столом и читала распечатанные письма Алисы. Так почему же сейчас так темно? Почему она… Инга пошарила рукой вокруг себя и обнаружила, что сидит на ковре… Так почему она оказалась на полу? Может, уснула так крепко, что упала со стула? И от этого проснулась? А лампу случайно задела рукой и уронила… Девушка протянула руку, желая нащупать ножку стола, чтобы сориентироваться в темноте, но пальцы мазнули в пустоте. Тогда Инга осторожно поднялась на ноги и вновь застонала: тело болело как после побоев. Ничего себе упала! Она осторожно шагнула вперед, боясь наткнуться на какое-нибудь препятствие. И остановилась, чтобы подождать, когда глаза привыкнут к темноте. Похоже, что-то случилось со светом, может, вышибло пробки. Иначе как объяснить, что не только кабинет погружен в темноту, но и, похоже, весь дом.
Вскоре она немного стала различать обстановку, будто смотрела на все через сильно затемненные стекла. Оказывается, она находится рядом со стеной, и, протянув руку, можно было коснуться выключателя. Инга так и сделала. С электричеством все оказалось в порядке. Но когда зажегся свет, Инга от изумления какое-то время не могла пошевелиться. Она точно помнила, что находилась в кабинете, сейчас же почему-то оказалась в «каминном зале». Приступ лунатизма, которым она никогда не страдала?
Голова гудела, правый висок ныл, Инга машинально поднесла руку к голове и нащупала сбоку огромную шишку. Похоже, она ударилась при падении. Ничего не понятно. Девушка провалилась в свой сон с заснеженным полем и воротами так внезапно, что даже не поняла, что засыпает. А проснулась в темноте, совсем в другой комнате, с болью в теле и шишкой над виском.
Но она недолго позволила недоумению и растерянности властвовать над нею. То, что она не может объяснить себе сейчас, возможно, получит объяснение потом. Инга бросила взгляд на стоявшие на камине часы и увидела, что время – четвертый час ночи. Получается, она проспала на полу почти четыре часа. Или меньше. То, что случилось в этот отрезок времени, пока остается загадкой. Бродила ли она, как сомнамбула, по дому, натыкаясь на предметы, спала ли, сидя за столом или лежа тут на полу? Безумная догадка, пришедшая в голову, одновременно и вызвала улыбку, и напугала. А что, если она «раздвоилась» на этот отрезок времени? Ее тело оставалось в этом доме, а разумом она «витала» в другом мире – том, заснеженном. Вышла в астрал, сама того не желая?
На кухне Инга наполнила чайник и поставила на плиту. В ожидании, когда закипит вода, достала из кармана джинсов смятую пачку, выбрала одну несломанную и не сильно помятую сигарету и приоткрыла окно. В помещение ворвались непривычные ей, горожанке, запахи – смесь воды, травы и сладковатой свежеудобренной земли. После нескольких затяжек она успокоилась, и к ней вернулась способность размышлять.
Приснившийся сон, возможно, был навеян письмами Алисы, но в рассказах девушки не было упоминания о заснеженном поле, дороге, воротах. Он был словно продолжением того, в котором девушка покинула город.
А было ли это сном?
Инга затушила сигарету, достала из шкафа большую чашку и бросила в нее пакетик зеленого чая. Мысли копошились в голове подобно муравьям, но никак не выстраивались в одну систему. Хаотичные, обрывочные, суетливые, словно обуреваемая паникой толпа. Паники не было, наоборот, странная апатия вперемешку с физической слабостью наполняла тело, мешала сосредоточиться на размышлениях. А нужно подумать о многом. Ей нужно искать выход, несмотря на то, что желание что-то делать становится все меньше и меньше. Из нее будто вытекает сила – теперь уже физическая.
Так и не налив в чашку кипятка, Инга встала и направилась в кабинет Виктора. Включила свой ноутбук и зашла на сайт Лучкина, подумав, что надо бы попросить показать ей все отрывки книги, над которой он работает. Хотя, конечно, важнее были письма Алисы, не приправленные фантазией писателя. Но вдруг он в рассказах девушки уловил то, что не может ухватить она, Инга? История выходила гладкой, логичной и такой настоящей, что и Инга, и Люба изначально поверили в ее правдивость.
Перечитывая отрывки, она подумала, что нельзя зацикливаться только на Алисе. Девушка могла просто видеть сны, но не уметь объяснять их. Скорей всего, так и есть, и наивно ждать, что, когда Алиса найдется (Инге хотелось думать, что девушка вскоре отыщется), именно она сможет Ингу спасти. Нет.
– Мне нужна помощь, – вздохнула она, закрывая крышку ноутбука. Сомнения глодали ее, вступали в противоречивый спор с разумом и сердцем, но Инга не видела другого выхода. Она бросила взгляд на экран мобильного, убедилась, что еще только шесть утра, и вздохнула. Ничего не поделаешь, придется подождать.
Но Любе можно и позвонить… Подруга всегда поднимается рано. И ее звонку будет рада.
– Люба, привет! – как можно бодрей сказала Инга, услышав в трубке свежий голос подруги. – Не спишь?
– Уже час как на ногах! Как ты там? Я хотела тебе позвонить, но боялась разбудить.
– Я почти не спала. Можно сказать, даже не спала, если не считать одного происшествия…
– Что такое? – встревожилась Люба. Инга, отбросив вступительные слова, подробно рассказала и об увиденном сне, и о том, что очнулась в другой комнате.
– А сейчас как себя чувствуешь?
– Лучше. Ни тело, ни шишка не болят. Только есть слабость… Да и не об этом я хотела поговорить. Мне кажется, я поняла, какое наказание меня ожидает. Но боюсь ошибиться, слишком уж оно кажется… нереальным. Пока еще слабо представляю, как это происходит. Но это место, специальное, куда уходят такие, как я, преступившие, которое описывает в книге Виктор, думаю, на самом деле существует. Это не плод моей или Алисиной фантазии. Я почти побывала там сама. Мне только оставалось открыть ворота и войти.
– Инга, может, тебя настолько впечатлила рукопись, что ты стала видеть во сне эту историю? – осторожно заметила Люба после паузы.
– Может быть, и так, но я чувствую, что это не просто сны. Это мой путь. И я его почти прошла. Остается лишь войти в эти ворота. Боюсь, что у меня и правда осталось слишком мало времени. Я не могу управлять своим подсознанием. Если бы это были просто сны, я бы постаралась сейчас не засыпать как можно дольше. Но… в прошлый раз я просто-напросто отключилась.
– С тобой должен кто-то находиться! – испугалась подруга. – Я немедленно выезжаю! Звоню Виктору и выезжаю!
– Погоди, я сама ему позвоню. Мне нужно, чтобы ты расспросила всех, кого можешь, что известно об этом месте. Может, были такие ведьмы, которые оттуда вернулись! Не хочется думать, что никто не знает о нем потому, что оттуда никто не вернулся… Люба, пожалуйста, помоги мне в этом!
– Все что хочешь, моя девочка, – тепло ответила подруга. – Позвони Виктору, пусть он приедет.
– Я еще и брату собираюсь позвонить, – призналась Инга.
– Хочешь, чтобы он приехал?
– Нет. Но без его помощи мне тоже не обойтись.
– Рискованно, – задумчиво произнесла Люба. – Те, кто тебе помогает…
Она внезапно осеклась и бодро произнесла:
– Я тебе помогаю, потому что люблю тебя как родную. Виктор – потому что ввязался сам в это дело из своего интереса, несмотря на предупреждения. Что ж, отговорить мы его не сумели.
– Да особо и не пытались, – угрюмо произнесла Инга, думая, что ставит под удар старинного приятеля.
– Вадим тебе не откажет в помощи, это ясно.
– Люба, мне нужно найти эту девушку, Алису. Мне думается, что такие сюжетные сны ей виделись неспроста. Либо кто-то из ее прародительниц была ведьмой, понесшей такое наказание. Либо сама Алиса в одной из прошлых жизней была той ведьмой. А это значит, что есть шанс вернуться оттуда – может быть, уже не в этой жизни, а в другой.
– Инга, ты нам нужна в этой жизни, – горько пошутила подруга.
– Знаю, знаю… Мне, знаешь, тоже пожить хочется. Тридцать лет – маловато будет. Но если ничего не выйдет… Если мне суждено там оказаться, я хотя бы поборюсь за шанс для моей души вернуться сюда когда-нибудь, пусть и в другой жизни.
– Девочка моя, как-то все это слишком пессимистично звучит!
– Люба, я – преступница. И ничего с этим не поделаешь.
Прощание вышло каким-то скомканным и торопливым. Люба первая, не выдержав повисшей после заявления Инги паузы, нарушила молчание, но не развила разговор, не увела в другое русло, а попросту завершила. Прежде чем отключиться, она, однако, пообещала Инге сделать все возможное.
Разговор с подругой, несмотря на неуклюжее прощание, принес облегчение. И хоть Инга по-прежнему не знала, как и что делать, ей было легче оттого, что угроза обрела вполне конкретные очертания. Незнание страшнее.
Квартира была хоть и меньше дома, в котором жила Лиза, но чувствовала девочка себя тут такой потерянной, будто в огромном старом парке с бездушными статуями. Хотя ничего страшного там не было. Напротив, она была хорошо обставлена, чистая, светлая. Но Лиза ощущала себя здесь неуютно. Может быть, потому, что знала, что квартира принадлежала Ингиному дяде, который умер. Но, скорей всего, дело в том, что плохими эмоциями квартиру наполнял папочка. С тех пор, как они приехали, он почти не разговаривал. То сидел, уставившись в одну точку, то мерил нервными шагами пространство большой гостиной, то запирался на балконе и курил. Папа не был похож на себя, потому что таким потерянным Лиза видела его лишь однажды – после смерти мамы. Но ведь Инга не умерла! Она просто ушла.
Лиза многое бы отдала, чтобы та нашлась и папочка не страдал так. Девочка тоже скучала по старшей подруге, но куда сильней была боль за отца. Лиза даже один раз, закрывшись в ванной, поплакала – как взрослая, потому что взрослые не плачут на людях, они закрываются где-нибудь и дают волю эмоциям. Но делала это Лиза украдкой не потому, что хотела чувствовать себя взрослой, а чтобы не расстраивать отца еще больше. Он всегда терялся и не знал, что делать, если видел дочь плачущей. Как не знал, что делать, если Лиза заболевала. К счастью, болела она нечасто, плакала – тоже.
Девочка не переставала размышлять над тем, почему не получилось «выйти» на Ингу. Дядя Вадим объяснил, что это случилось, скорей всего, потому, что та закрылась, оказалась вне зоны доступа, как мобильный телефон. Лиза не теряла надежды, что в один момент Инга обнаружится. Поэтому, не говоря отцу, то и дело пыталась на нее «выйти». Она закрывалась в комнате, которую ей отвели, доставала сломанный браслет и изо всех сил старалась сосредоточиться на своем сильном желании обнаружить Ингу, визуализировала ее образ, пыталась припомнить запах духов, звучание голоса, свет в глазах, когда та улыбалась… Но все равно ничего не выходило.
Перебирая перед сном в памяти случаи, когда ей удалось выйти на других людей, ей пришло в голову поискать Ингу через человека, который и причинил зло. Через того, кто придумал и режиссировал ловушку, в которую угодила Инга. Она помнила и его имя – Степан, и внешность, хотя никогда и не видела вживую. Девочке с легкостью удалось вызвать в памяти вытянутое худое лицо с нездоровой кожей и желтыми лошадиными зубами, обрамленное длинными пегими патлами. Лиза вызвала этот образ и… почувствовала холод. На нее повеяло сырым воздухом с запахом земли. И этот запах шибанул не столько в нос, сколько по сознанию. Лиза почувствовала резкую слабость. Хорошо, что лежала, иначе могла бы упасть.
Степана больше нет – это стало ясно. Расстроенная тем, что идея, на которую она возлагала такие надежды, не принесла пользы, Лиза закрыла глаза и тихо заплакала. В соседней комнате беспокойно бродил отец, и звук шагов вызывал у девочки еще больше переживаний. Наплакавшись, она уснула. И наконец-то впервые за последнее время малышке приснилась Инга.
Но был этот сон страшен и не принес успокоения. Лиза вначале увидела стоящую в тумане фигуру в длинном плаще. Капюшон падал на опущенное лицо так, что не позволял разглядеть его. Вдруг порывом ветра его сорвало, и девочка увидела, что у девушки – лицо Инги. Но оно было немного другим, худым, с ввалившимися щеками, бледным до прозрачности, с почти черными тенями под глазами, отчего глазницы казались пустыми. Губы были вымазаны чем-то темным, и рот тоже казался провалом. Страшное лицо, и все же оно принадлежало подруге. Туман вокруг как будто задрожал, а затем превратился в водоворот, который возник за спиной Инги. И первое время казалось, что он никак не коснется девушки. А когда стал вдруг затихать, будто останавливались лопасти выключенного вентилятора, Лиза смогла увидеть, что туман состоит из множества полупрозрачных фигур, одетых в белые длинные одеяния. Фигуры были разными – маленькими и большими, одинаковыми были лишь их одежды и черные глазницы. Девочка хотела закричать, чтобы предупредить подругу, но в это мгновение водоворот закружил так, что фигуры вновь слились в один сплошной туман. Ингу стало затягивать в воронку. Мгновение – и ее поглотил туман.
Это было так страшно, что Лиза проснулась с криком.
– Что? Что? Что, ребенок? – перед кроватью на колени опустился отец. В сумерках поблескивал циферблат его часов. Лиза протянула к нему руки и крепко обняла за шею, так, как делала совсем маленькой. – Что, моя хорошая? Тебе приснился кошмар?
– Я увидела Ингу…
XIV
Брату Инга решила позвонить, когда он будет уже не дома, но еще не занят работой. Она знала, что Вадим приезжает в банк раньше начала рабочего дня. Без четверти восемь уже находится в своем кабинете, пьет кофе, просматривает документы, читает новости и так далее.
В ожидании часа «Х» Инга успела принять душ, привести себя в порядок, одеться в удобные джинсы и кашемировую водолазку и сварить кофе. И хоть от нервозности, вызванной предстоящим разговором, хотелось курить и совершенно не хотелось завтракать, она заставила себя выпить чашку кофе со сгущенным молоком, заедая его ванильными сухарями. А сигареты, дабы избежать соблазна, убрала в сумку к одежде.
Ровно без десяти минут восемь она звонила со своего привычного номера брату.
– Вот так сюрприз! – воскликнул Вадим. И его веселый, чуть насмешливый тон придал Инге уверенности. Если честно, она ожидала упреков в том, что заставляет всех волноваться.
– Вадька, мне нужна твоя помощь, – сразу же начала она.
– О’кей. Только вначале скажи, как ты?
– Я в порядке. В относительном, если не считать моих душевных терзаний, мук совести и всего прочего, – робко засмеялась она.
– Это хорошо. Диктуй адрес, куда подъехать. Я прямо сейчас выеду.
– Нет, Вадька. Не рискну с тобой встречаться.
– Черт возьми… – всю веселость как ветром сдуло. – Инга, тебе нужна моя помощь, ты сама меня об этом только что попросила.
– Мне нужна твоя помощь на расстоянии. Вадим, я тебе уже все сказала раньше и решения своего менять не собираюсь. Где я, не скажу до поры до времени. Так ты мне поможешь или я не буду терять времени? У меня его и так мало, – сказала она с плохо скрываемым раздражением.
– Говори, что нужно, – деловым тоном ответил брат.
– Мне нужна эта девушка Алиса, подруга Майки, которая недавно исчезла. Зачем – не спрашивай. Но, можно сказать, от нее зависит мое положение.
– Одни загадки, – проворчал Вадим.
– Что известно о ней? Поиски дали какие-то результаты? Скажи мне все, что знаешь. А что не знаешь, узнай, прошу тебя. Позвони Ларе, Майке, ее мужу, он следователь, наверняка находится в курсе расследования «по знакомству». Мне эту девушку нужно хоть из-под земли достать!
– Инга, объясни…
– Долго, Вадька! Лучше потрать это время на звонки тем, кого я назвала.
– Ладно. Многого не обещаю, но все, что нарою, – расскажу. На какой хоть тебе номер звонить? На этот?
– Я тебе сама позвоню! Сколько тебе нужно времени?
– Дай хотя бы час-полтора.
– О’кей! Целую, братик.
– Эй, погоди! – всполошился Вадим, поняв, что она собирается закончить разговор. – А ты больше спросить ничего не хочешь?
– Что-то случилось? – встревожилась Инга. И сердце заныло: неужели что-то с Ларой, племянником? Началось?
– Я имею в виду Чернова. О нем ты меня даже не спросила.
– Ой… – смутилась она. И с ужасом поняла, что об Алексее, любимом человеке, даже не думала. Так, будто он… исчез из мыслей, перестал в них жить. А ведь еще несколько дней назад она дала согласие стать его женой!
– Как он? – спросила Инга, чувствуя, что голос звучит с неуместными для влюбленной женщины интонациями – без беспокойства, вины, а так… прохладно-вежливо, будто спрашивает лишь по обязанности. Потому что ей напомнили.
– Он – плохо, – сказал Вадим. – Места себе не находит. Хотя и удалось его немного успокоить. Они с Лизой остановились на квартире дяди, Лара обещала навестить их сегодня. Оставит Ваню матери и поедет к ним.
– Они… надолго? – растерянно спросила Инга, чувствуя, что присутствие Алексея ей как будто… мешает.
– А это уже от тебя зависит, милая моя, – усмехнулся в трубку Вадим. – Пока не наиграешься в прятки и не явишься целой и невредимой в отчий дом. А Чернову, между прочим, нельзя надолго оставлять бизнес.
– Как же он думал тогда в Москве жить? – с иронией спросила Инга. – Если ему постоянно нужно находиться рядом со своими рыбешками?
– Забыла, что это ты собиралась к нему переезжать?
– Ну, мы еще ничего не решили, – уклончиво ответила она. – Ладно, Вадим. Не буду тебя отвлекать. Пожалуйста, сделай то, о чем я попросила. Я перезвоню.
– Ох, говорил же не раз, что твои занятия до добра не доведут, – проворчал Вадим, прежде чем отключить вызов.
Инга положила телефон на стол и, выглянув в окно, убедилась, что ночной дождь прекратился. Утро было серым из-за рыхлых туч, обещавших в скором времени новый дождь. Но листва и трава, к концу августа утратившие яркость, умытые, засияли новыми оттенками – не насыщенной зеленью, а благородно-сдержанной, в холодных тонах. И Инге вдруг невыносимо захотелось пройтись по влажной траве босиком, сбивать с деревьев, как в детстве, капли, жмуриться и ежиться, когда холодные брызги попадают за шиворот. Как знать, может, у нее больше не будет возможности вот так, как в детстве, пробежаться по лугу, ловить в распахнутые объятия ветер.
Она зашнуровала кроссовки и выскочила во двор. Пересекла торопливым шагом лужайку, прошла по усыпанной гравием дорожке к калитке и вышла наружу. До луга она еще шла чинным шагом, сдерживая в себе порыв помчаться бегом, а когда отошла на значительное расстояние от дачного комплекса, разулась и, бросив кроссовки прямо на дороге, раскинула в стороны руки и побежала навстречу ветру. Ей было неважно, видит ее кто-то или нет. Она ловила губами, кожей, душой, сердцем, мыслями этот влажный чистый воздух, пила его жадно, захлебываясь, и никак не могла насытиться. Счастье, опоздавшее, как поздняя любовь, переполняло ее душу, вытесняя тревоги, вызывало на губах улыбку, а в глазах – слезы. Интуиция говорила, что такого дня уже не будет. И, как ни странно, Инга об этом не жалела.
Она бежала до тех пор, пока не выбилась из сил. Тогда, упав на спину прямо в мокрую траву, раскинула широко руки, будто пыталась обнять небо, и закрыла глаза. И лежала так, ни о чем не думая, пока дыхание не стало ровным. Затем, поднявшись на ноги, она уже неторопливо направилась обратно. Нашла кроссовки и натянула носки прямо на сырые ноги.
Когда подошла к даче, увидела, что в открытые ворота въезжает машина Виктора. Мужчина тоже ее увидел, открыл окно и, радостно улыбаясь, спросил:
– Откуда ты такая мокрая?
– Под дождь попала, – отговорилась Инга. Признаваться в своем ребячестве не хотелось. – Встретимся в доме! Мне нужно переодеться.
Виктор кивнул и въехал на территорию дачи, Инга же вошла через калитку и по дорожке направилась к дому. Мокрая водолазка неприятно холодила спину, и теперь хотелось поскорей переодеться в сухое и выпить чаю.
Когда она вышла из спальни на кухню, застала Лучкина распаковывающим пластиковые пакеты с эмблемой одного супермаркета.
– Я привез тут кое-чего, как обещал, – пояснил мужчина, скользнув по девушке мимолетным взглядом. – Заехал в круглосуточный супермаркет и купил продуктов. Если тебе еще что надо, скажи.
– Ой, куда столько всего! – ужаснулась и одновременно обрадовалась Инга, обводя взглядом четыре битком набитых пакета. – Помочь?
– Давай! – согласился Виктор. – На несколько дней, думаю, хватит, а там еще привезу.
– Я задержусь ненадолго, – сказала Инга, вытаскивая из пакета запаянные в пленку нарезки ветчины, колбас и сыра.
– Куда торопиться? – как показалось, встревоженно спросил Виктор. – Тут отличное убежище.
– Я, Витя, может, домой вернусь, – уклончиво ответила Инга.
– Почему? – резко спросил он, разворачиваясь к ней и кладя на стол лоточек с куриным филе, который собирался убрать в холодильник. – Боишься стеснить меня? Так я тебе уже объяснил!
– Нет. Не в этом дело. Не хочу причинить тебе вреда.
– Да какой там вред! – поморщился он. – Не верю я в то, что могу как-то пострадать от того, что предоставил тебе жилье. И вообще мне кажется, что опасность слишком преувеличена.
Инга не успела ему ответить, потому что из гостиной раздалась мелодия, установленная на звонки Вадима.
– Ой! – она торопливо бросилась в гостиную, по пути вспомнив, что не отключила мобильный, не сменила в нем сим-карту. Впрочем, чего уж теперь, раз сама выходит на связь с братом. Смысла нет в полной «конспирации», напротив, без помощи Вадима не обойтись.
– Вадька?
– Слушай, что мне удалось узнать, – деловым тоном начал брат. – Нашлись свидетели, которые видели Алису в тот день, когда она исчезла. Имен не назвали, но обрисовали в общих чертах ситуацию. В общем, в вагоне метро Алиса подошла к одной женщине, и они вместе вышли на станции. Далее Алису с этой женщиной видели возле метро, они обе садились в такси. Сейчас ищут водителя той машины. Свидетели дали описание женщины, которая сопровождала девушку.
– Какая она? – быстро спросила Инга. – Тебе назвали приметы? Может, составили фоторобот?
– В том-то и дело… Юрий, муж Майки, сказал, что свидетели в один голос говорят, что женщина была слишком приметной: ярко-рыжая, одета в клетчатый сарафан. Да, еще одна свидетельница сказала, что женщина шла как-то странно, то ли хромая, то ли сильно косолапя. В общем, ее походка бросалась в глаза. А над фотороботом бьются пока безуспешно.
– Женщина… Зачем ей понадобилась Алиса?
– Не знаю. Может, это была какая-то знакомая, раз девушка сама подошла? Впрочем, муж Алисы никого с похожими приметами припомнить не может. А Майя сказала, что она крутилась недавно возле их работы. Алиса еще встревожилась и сказала, что видела ее на лестничной площадке. Соседнюю квартиру проверили. Пустует, никому не сдана, агентов с приметами этой женщины в местных агентствах недвижимости нет. Это все, что удалось выяснить.
– Спасибо, Вадим!
– Ты там еще долго собираешься прятаться? – насмешливым голосом поинтересовался он. – Это смешно уже, Инга! Тебе нужна помощь, но при этом продолжаешь скрываться, будто больна страшной болезнью и опасаешься, что заразишь всех, кто вступает с тобой в контакт.
– Может, так оно и есть…
– Ты чем-то больна?!
– Нет, нет, Вадим, – поспешно оговорилась Инга. – Дай мне немного времени, и я вернусь. Постараюсь. Я нахожусь сейчас в отличном месте, считай, в пансионате, где набираюсь сил.
– Может, к тебе хотя бы Чернов приедет? – с надеждой спросил Вадим.
– Нет.
– Да что ты и правда как маленькая! – рассердился брат. – Позвони ему хотя бы! Разве это сложно? Или боишься, что он тебя растерзает по телефону за твой побег? Уверяю, не растерзает! Он очень ждет новостей! Успокой хотя бы звонком!
– Ладно, – протянула Инга, чувствуя какое-то странное раздражение. Все разговоры, как и мысли об Алексее, почему-то стали вызывать негатив. С чего бы это?
– Ты так говоришь, будто он и не жених тебе вовсе. Или собираешься взять назад свое согласие выйти за него замуж…
– Вадим, мне сейчас надо разобраться с другими вещами! – довольно резко ответила она. Брат, к счастью, не стал спорить, а поняв, что разговор рискует скатиться в раскаленную дискуссию, сделал шаг назад:
– Все, все, не лезу в твои личные дела. Пожалуйста, не отключай телефон. Вдруг я что-то еще узнаю. Это глупо, Инга, продолжать прятаться, когда ты сама попросила меня о помощи.
– Не хочу сейчас других звонков, – туманно ответила она, боясь, что Вадим опять все сведет к Алексею.
– Ясно, – он мудро решил не цепляться к ее словам. – Дай мне хотя бы тот номер, которым ты сейчас пользуешься. Обещаю, что никому его не дам.
Инга продиктовала брату новый номер. И, отключив вызов, сменила сим-карту.
Когда она вернулась на кухню, увидела, что Виктор уже успел разложить продукты по местам и был сейчас занят приготовлением завтрака. В турке приятно пофыркивал кофе, и его дух аппетитно щекотал ноздри. На большой тарелке уже были разложены тоненькие ломтики сыра и ветчины, на другой – нарезанные ломти белого хлеба. В масленке желтело масло.
– Ты какой джем предпочитаешь – сливовый или персиковый? – спросил он, не оборачиваясь. В одной руке держал стеклянную розетку, в другой – ложку, а на столе стояли две банки с джемом.
– На твой вкус, – пожала плечами Инга.
– Кофе пьешь с молоком?
– Да. Некрепкий.
Виктор снял с огня турку, плеснул черной жидкости в две приготовленные загодя чашки, добавил в обе молока.
– Я пью без сахара, а ты?
– А я с сахаром, – сказала Инга. И подумала, что разговор у них складывается такой слишком… буднично-семейный, даже интимный. Можно ли так? Она подумала об Алексее и испытала жгучий стыд. Надо ему позвонить…
– Есть какие-то новости? – невинно поинтересовался Лучкин, хотя было видно, что телефонный разговор его очень заинтересовал.
– Я звонила брату, – ответила она, беря обе чашки в руки и направляясь с ними в гостиную. Виктор торопливо поставил на поднос тарелки с нарезками и хлебом, масленку и вазочку с джемом и отправился следом за гостьей.
– Мне нужно было узнать, как там двигается дело с поисками Алисы. Я тебе уже рассказала, что она, оказывается, подруга одной моей приятельницы, муж которой – следователь. Естественно, в ее поисках задействовали все связи.
– И? – поторопил Виктор, потому что Инга сделала паузу. Он поставил на столик поднос и принял из рук девушки одну чашку. Оба они сели в плетеные кресла возле остывшего еще с ночи камина.
Инга передала Виктору разговор с братом.
– Эта женщина какая-то странная, – задумчиво произнесла она. – Светилась рядом с Алисой еще раньше… Одета вызывающе. Если бы я задумала похищение человека, оделась бы во все неприметное! А она, наоборот, как попугай, будто специально, чтобы ее запомнили. Может, она хочет что-то этим сказать – тем, что так упорно привлекает внимание к своей персоне? Или настолько недалека, что…
– Я так не думаю, – перебил Виктор. – Смотри, ты упустила один важный момент: свидетели запомнили эту женщину. Но! Запомнили ее яркое платье, неуклюжую походку, а лицо – нет. Теперь представь, что эта незнакомка приходит домой, снимает пестрые тряпки, может быть, парик, стирает косметику и… Кто ее теперь опознает? Все приметы – легко меняемые.
– Черт, я как-то об этом не подумала… – с досадой пробормотала Инга. – Думаешь, ее невозможно будет отыскать? Потому что вряд ли она теперь таким попугаем будет разгуливать по городу.
– Еще не опрошен таксист. Он может дать важную информацию.
– Зачем этой женщине понадобилось похищать Алису? Скромная девушка, жила себе, никому не мешала…
– А почему ты решила, что ее именно похитили? Ведь, со слов свидетелей, она сама подошла к той женщине, и они вместе вышли. Никакого насилия и принуждения.
– То-то и странно, – не сдавалась Инга. – Алиса боялась этой женщины! Слушай, вот ты писатель, истории придумываешь, загадки всякие загадываешь-разгадываешь…
– Я не пишу детективов, – поправил Виктор. – Мои романы носят психологический характер…
– Ну все равно. Ведь придумываешь же ты персонажей, характеры, поведение…
– Зачастую придуманные персонажи начинают жить своей жизнью, – усмехнулся Виктор. – А ты, как автор, сидишь и за голову хватаешься: «марионетки» выходят из подчинения! Уже не ты прописываешь им истории, а они диктуют свои!
– Но канву придумываешь ты. Над разгадками тоже бьешься. Вот что ты думаешь об этой истории с исчезновением Алисы?