Хозяин собаки Кэмерон Брюс

25

Когда Коко говорила с мужем в последний раз, она попросила его: «Игнус, приходи поскорей к нашему костру». Она хотела сказать ему гораздо больше: что она гордится им и что ей совестно за свою холодность и равнодушие. Отчасти ее неприязнь к мужу объяснялась тем, что он не искал общества жены и дочери, предпочитая одиночество. Уязвленная Коко, посчитав, что муж пренебрегает ею, стала все чаще отвергать его, и вскоре между ними установилось такое ледяное молчание, что, казалось, слова навеки погребены под сугробами. Однако, когда во время кочевья Игнус встал на защиту семьи, Коко изменила свое отношение к мужу, и теперь ей хотелось сказать ему, как она его любит и ценит.

Коко заранее радовалась, представляя себе этот разговор, и не могла дождаться возвращения мужа с охоты. Когда мужчины, нагруженные птичьими тушками, вернулись в лагерь, она жадно ловила взгляд Игнуса, хлопоча у костра, однако тот, как всегда, был погружен в себя и ничего не замечал.

Ладно, решила Коко. Совет дал мне его в мужья. Если ему надо побыть одному, она примет это как должное.

– Игнус, приходи сегодня к нашему костру.

Игнус мельком взглянул на нее и кивнул: ладно.

Игнус зашел на мужскую половину лагеря, сел у костра и принялся жевать поджаренную на огне птицу. Мужчины, привыкшие к молчуну, подвинулись, освобождая для него место, и продолжали разговор. Никто не заметил, как Игнус схватился за горло.

– Надо бить птиц на земле, как зверей. Не бейте их в воздухе или на воде – только копья растеряете, – наставлял охотников Валид.

– Но Бледноликие бьют птиц на воде, – возразил Пэллок.

– Я старший копейщик, и я приказываю бить птиц на земле, по которой мы ходим, – не моргнув, ответил ему Валид.

Игнус упал на колени, одной рукой уперевшись в землю, а другой хватаясь за горло. Его лицо вздулось и налилось кровью. Он захрипел.

– Игнус? – озабоченно наклонился к нему Валид.

– Поднимите его! – скомандовал Урс. – Отведите к Софо! Марс, скорей, беги за Софо!

Мужчины притащили Игнуса к общему костру, куда уже спешила Софо. Игнус лежал на спине, из уголка его рта обильно текла слюна. Хрипы почти стихли.

Когда Софо склонилась над ним, руки Игнуса тяжело упали, лицо вздулось и посинело, губы опухли, невидящие глаза остекленели.

Софо взглянула на Урса и помотала головой.

Пэллок отправился за Коко. Калли и младенец крепко спали, и он не стал их будить.

Коко упала на колени перед мужем, не узнавая искаженные черты. Она сжала его ладонь, еще теплую, в своих руках.

Урс почтительно опустился на колени перед умершим. Остальные охотники последовали его примеру.

– Он подавился костью, Коко, – сказал Урс.

Коко посмотрела на него глазами, полными слез.

– Мне так много хотелось ему сказать, – зарыдала она.

Три дня после похорон Игнуса Альби ходила с кислым выражением лица, досадуя на непредвиденную задержку. Наконец ее терпение лопнуло.

– Созываю женщин на совет, – объявила она.

Совет охотников собирался в серьезной и торжественной атмосфере. Старший ловчий важно подзывал к себе старших копейщика и следопыта, которые, в свою очередь, созывали остальных охотников, и после ритуального приглашения каждый занимал свое место у костра. Рассевшись, мужчины по большей части хранили молчание, высказываясь, только когда с ними заговаривал старший ловчий.

Женщины, собираясь на совет, медленно стекались на свою половину лагеря и усаживались, где придется, непринужденно болтая. Создавалось впечатление, будто все они разговаривают одновременно; всегда, когда женщины собирались на совет, мужчины ощущали подспудное беспокойство.

На руках у Калли спал младенец. Собак, который давно получил имя, а значит, формально не мог находиться на женской стороне лагеря во время совета, проделывал головоломные прыжки в самом центре сборища: женщины в нем души не чаяли и снисходительно посмеивались над его штуками. Калли понимала, что сынишке здесь не место, однако нарочно молчала: пусть женщины не забывают, что сегодня решается судьба его маленького брата.

– Среди женщин только и разговоров, что о смерти Игнуса да о погоде. Все недоумевают, почему мы так рано пришли на зимовье, ведь дни стоят теплые и сухие. Альби не удалось настроить женщин против малыша, – шепнула Коко дочери.

– Но это не значит, что они готовы выступить против Альби. Они просто не хотят говорить о моем мальчике. Им неловко, что их собрали ради этого, – ответила Калли.

Коко пытливо взглянула на дочь. Как часто бывало, в словах Калли заключалась особая мудрость.

– И все-таки, – продолжала Калли, – Альби следует поменьше размахивать своим посохом. Если она будет слишком наседать на нас, особенно теперь, после смерти Игнуса, это вызовет возмущение среди женщин, которые потеряли мужа, брата или отца.

Хотя Коко кивнула, в ее взгляде читалось сомнение.

– Вскоре придут дожди, – перекрыл разговоры громкий голос Альби, остановившейся посреди сборища. Женщины подняли на нее глаза, размышляя над услышанным. Дожди – это хорошо. Им нужен дождь. – И настанет время праздновать свадьбы.

Еще одна приятная новость. Женщины одобрительно переглянулись: совет начинался хорошо.

– Сегодня совет замолвит слово за Рене, которая осталась без родителей. Она станет хорошей женой для Никса. Что скажешь, Адор?

Адор захлопала глазами.

– Согласна, – ответила она, помолчав. Все заулыбались, а Рене зарделась от счастья.

– Пусть наши женщины и впредь будут плодовиты, а охота удачна. Пусть небо над нами и впредь будет безоблачным, а путь из зимы в лето – безопасным, – продолжала Альби.

Женщины дружно закивали – все, кроме Калли, которая прищуренными глазами поглядывала на Старейшину, понимая, куда она клонит.

Альби выпрямилась, опираясь на посох.

– Но всякое благословение может рассеяться, как дым. Ведь, кроме благого солнца и тепла, есть и другая сила, которая только и ждет, чтобы обрушить на нас голод и хвори, наслать беспощадную Орду. Туда, где есть благословение, может прийти и проклятье!

Женщины обеспокоенно заерзали: Альби чуть не проговорилась о том, что нельзя называть вслух, – о великом Зле, которое накрывало землю ночным покровом. Альби, скорбно скривив рот, заунывно продолжала:

– Представьте, каково мне знать, что мой собственный внук, который только недавно появился на свет, обрушил проклятье на наши головы! Еще бы! Ведь он родился, когда мы были на волосок от беды! А его нога! Гноящаяся рана на теле всего племени! Он накличет на нас голод и смерть. Мы должны безжалостно выдавить этот гнойник! – Альби окинула взглядом сидящих женщин. – Посмотрите, что стало с тем, кто вступился за него, с Игнусом?

По сборищу прокатился вздох ужаса. Слова Альби попали в цель.

– Таков наш долг. И хоть сердце у меня разрывается от боли, я должна сказать, – возвысила голос Альби. – Утопим проклятие в дождевой яме, пока оно не обрушилось на наши головы!

Калли замерла: женщины переглядывались, однако избегали смотреть ей в глаза. Белла украдкой бросила взгляд в ее сторону, но тут же отвернулась. Даже лучшая подруга – и та против нее!

Толстые губы Альби сложились в кривую усмешку, и она обратила лицо к Калли, ожидая, что та скажет в свое оправдание.

– Так ты говоришь, проклятие, – тихо начала Калли, не вставая с места. – Но мужчины вернулись с охоты не с пустыми руками, хоть мы и пришли на зимовье слишком рано. Ты говоришь, мы были на волосок от беды, но это ты едва не навлекла на нас беду, когда начала кричать, что младенца следует бросить в реку! Ловчий даже пригрозил убить тебя, если ты не замолчишь!

Слухи об этом давно ходили в племени, и теперь их подтверждали слова Калли. Женщины испуганно переглянулись.

– Ты болтаешь о смерти моего отца, о нашем горе, в котором ты видишь знак судьбы. Но разве не нашим изобилием поперхнулся мой отец? Разве он первый, кто умер, плохо разжевав пищу? И мы должны поверить, будто любой, кто подавится костью, – проклят? Зато Игнус одним из первых велел тебе замолчать, там, у слияния рек, и пригрозил копьем.

– Это к делу не относится, – злобно буркнула Альби.

– Мы никогда не убивали своих! – воскликнула Калли. – Даже тебя, Альби, не тронули, хотя из-за твоих разговоров нас могли обнаружить. Да, охотники пригрозили тебе, но не пустили копья в ход. У Сородичей издавна принято, – кричала она, надвигаясь на Альби, – что ребенок без имени, лежащий у материнской груди, принадлежит матери и только ей одной! А ты, Старейшина, хочешь попрать наши обычаи, чтобы избавиться от несуществующего проклятия, которое якобы довело нас до беды, хотя единственная наша беда в том, что ты слишком рано привела нас на зимовье!

Никто из женщин никогда не разговаривал с Альби таким тоном. Над советом нависла гробовая тишина. Разъяренная Калли тяжело дышала.

– Ее правда, сестра, – промолвила Дрои и повернулась к сидящей рядом Софо. – Мы с Софо живем на свете дольше всех вас и не помним, чтобы совет указывал матерям, как им поступать с детьми, у которых еще нет имени. Помнишь, Адор, как твой первенец, Марс, перекусал всех детей племени? Но совет не стал вмешиваться, и ты сама нашла способ совладать с малышом. А теперь он старший следопыт. Вот как у нас принято поступать.

Софо закивала.

– Правда, правда, – прошамкала она. – И мой отец умер, подавившись куском оленины. Он был хороший человек и добрый охотник. Он не был проклят.

Старейшина, прищурив глаза, набрала побольше воздуху, однако не заговорила, пока не обвела всех женщин изучающим взглядом. Калли ума не занимать: в сложной ситуации женщины всегда выберут бездействие, если им дать такую возможность. Теперь бессмысленно настаивать. Вот уже и Софо ревет по своему прожорливому отцу.

– Хорошо, – снисходительно сказала Альби. – Как Старейшина, я только выражаю общее мнение, но не решаю за всех. Я вижу, что совет намерен повременить с решением, покуда проклятому ребенку не исполнится трех лет. Ждите-ждите. Он получит имя, станет одним из Сородичей и погубит всех нас.

Младенец, лежавший на руках у Калли, шевельнулся и заморгал. Калли улыбнулась ему.

Она выгадала целых три года.

26

Год девятнадцатый

Волчишка не знала ничего, кроме пещеры. Манящие запахи, проникавшие сюда через расщелину, щекотали ей ноздри, но уже не напоминали о том дне, когда Волчишка вместе с братьями выбралась наружу. Ее миром были пещера, мать и человек.

Человек куда-то запропастился – судя по запаху, вскарабкался наверх и исчез там, где виднелся кусочек неба.

Волчишка была голодна. Когда она прикладывалась к материнским соскам в последний раз, то ощутила вкус крови, и мать яростно отпихнула ее, так злобно щелкнув зубами, что Волчишка со всех ног бросилась к человеку в поисках защиты.

– У тебя выросли зубки, девочка, – сказал человек. – Твоей маме больно. А я только что прикончил последний кусок мяса.

Волчишке нравилось слышать его голос, и она, играючи, бросалась на его руки и пальцы.

– Очень острые зубки, – покачал головой человек, отдернув руку. Волчишка зорко следила за ним, гадая, какую игру они затевают теперь. – Лев не сидит на одном месте. Мы с вами прячемся в пещере уже много дней. Я не думаю, что лев все еще снаружи и поджидает меня. Мне нужна еда, да и вам тоже.

С этими словами человек встал, сбросив Волчишку с колен, и выбрался из пещеры.

Оставшись наедине с матерью, Волчишка заскулила. Запах молока манил ее к материнским соскам, но когда Волчишка подобралась ближе, волчица угрожающе зарычала.

Волчишке было невдомек, куда пропал человек и почему мать гонит ее от себя. Она понимала только одно – ее терзает голод.

Год четвертый

Охотникам удалось забить мамонта. В отличие от постной оленины, которую Сородичи вялили, коптили на костре и запасали впрок, жирное мясо мамонта хранилось плохо, хотя снег и заморозки замедляли его порчу. В каждой семье еды было вдоволь, поэтому, когда Альби подозвала Пэллока к своему костру, он с подозрением отнесся к ее приглашению.

– Ты никогда не задумывался, почему Собак такой смуглый? И твой младший тоже, – без обиняков спросила Альби у сына, стоило тому прикоснуться к еде.

– Не понимаю, на что ты намекаешь, – с набитым ртом ответил Пэллок.

– У тебя белая кожа и голубые глаза. А оба ребенка смуглые.

– Они такие же, как и все Сородичи, – в недоумении ответил Пэллок.

– Ты глуп, как дерево, – покачала головой Альби. – Разве мальчики не рождаются похожими на отца? Разве сын Беллы не похож на Урса, а ее братья – на Пекса, их отца?

Пэллок наморщил лоб. В его представлении ребенок Беллы был похож на обычного ребенка. Он попытался мысленно представить себе Пекса и его сыновей, однако в памяти вставали только беззубый рот и уродливый шрам, пересекающий лицо Пекса.

– А глаза? – фыркнула Альби.

– Глаза? – озадаченно переспросил Пэллок.

– У детей Калли темные глаза, а не светло-голубые, как у тебя.

Пэллок задумался.

– Калли не ела рыбы, когда носила ребенка, – ответил он. – Поэтому дети темноглазые, как все Сородичи.

– Ты думаешь, что я питалась рыбой, когда вынашивала тебя? – презрительно бросила Альби.

Пэллок был поражен.

– То есть у моего отца были такие же светлые глаза, как у меня и у тебя?

– Мальчики похожи на отцов. Девочки – на матерей, – наставительно сказала Альби.

Пэллок попытался вспомнить отца, который давным-давно погиб на охоте; в обрывочных воспоминаниях перед ним представал приземистый широкогрудый мужчина, ни лица, ни глаз которого Пэллок, как ни силился, разглядеть не мог.

– Это правда? – вглядываясь в мать, спросил Пэллок. – Первый раз слышу. По-моему, дети похожи на самих себя.

– Спроси любую женщину, на кого похожи ее дети, – уверенно отвечала Альби.

– А мой отец…

– Вы с ним похожи, как две капли воды.

У Пэллока сперло дыхание. Слова Альби словно ударили его под дых. Значит, Собак – не его сын? И младший – тоже?

Все ясно. Урс. Кровь прилила к лицу Пэллока. Он всегда подозревал, что у Калли кто-то был до него, и в глубине души он знал, кто. От мысли, что Калли продолжает встречаться с ним и после замужества, Пэллок пришел в бешенство.

Альби с удовлетворением глядела, как сын меняется в лице, но, как только он поднял на нее налитые яростью глаза, тут же скорчила сочувственную гримасу.

– Пэллок, сын мой, мне жаль, что пришлось открыть тебе глаза, – залепетала она.

Пэллок вскочил.

– Я убью ее!

Альби закивала.

– Именно. Так ей и надо.

Деникс, дрожа с ног до головы, шагнула вперед. По ней было видно, что она очень напугана, и Сайлексу хотелось обнять ее и утешить, однако момент требовал иного.

Он заговорил нарочито громко, придав своему голосу как можно больше уверенности.

– Я долго не мог понять, почему величавая волчица без опаски подходит к нам, принимая подношения. Теперь я понимаю. Она дает нам знак. Она, как я и Бракх, тоже отбилась от главной стаи. И теперь она, а не ее спутник, возглавляет новую стаю, которая состоит из сильных и ловких волчат. – Сайлекс положил руку на хрупкое плечо Деникс. – Мой отец говорил, что мы, Волколюди, во всем должны подражать нашим покровителям. Но мы охотимся как Сородичи – мужчины преследуют добычу, а женщины ожидают их возвращения. Это следует изменить – вот что хочет сказать нам волчица. Надо разумнее распоряжаться тем, что у нас есть.

Сайлекс легонько подтолкнул Деникс вперед, молчаливо напоминая собравшимся о ее подвиге. То, что он намеревался предложить соплеменникам, настолько выходило за рамки привычного, что он не увидел понимания ни в одном лице.

– Деникс доказала, что ничем не хуже мужчины, когда, рискуя жизнью, отправилась на помощь пропавшим охотникам. – Это было не совсем так, однако люди, взволнованные его словами, теперь смотрели на девушку с уважением, чего Сайлекс и добивался. – На подобную смелость нельзя закрывать глаза. Деникс отправится на охоту вместе с нами.

Сайлекс улыбнулся девушке, которая стояла как громом пораженная. Мужчины хмуро переглядывались, но Сайлекс, словно не замечая этого, в упор смотрел на Фиа.

– Фиа умна и быстронога, она тоже пойдет с нами, как и всякая женщина, которая сможет держать копье. Дети будут собирать ягоды и желуди. Теперь мужчины и женщины станут охотиться вместе, как это принято среди волков.

Год девятнадцатый

Дремавшая Волчишка – голод не дал уснуть ей глубоким сном – очнулась от того, что мать стучала хвостом по полу пещеры. Едва раскрыв глаза, Волчишка почуяла: человек вернулся. Она вскочила и бросилась ему навстречу, кружась и повизгивая от радости.

– Все хорошо, девочка. Я кое-что принес.

Человек протянул ей кусочек сырого мяса. Волчишка жадно проглотила угощение и выжидающе взглянула в лицо человека.

– Извини, что пришлось так долго ждать. Я боялся льва, а его и след простыл.

Человек протянул ей еще кусочек мяса.

– Ну, хватит с тебя. Надо посмотреть, сможешь ли ты переварить твердую пищу.

Затем человек присел рядом с волчицей.

– Ты перестала кормить щенка молоком, но поешь хоть сама, – негромко сказал он и протянул волчице кусок сырого мяса, с которого Волчишка не спускала глаз.

Свою порцию мяса человек сунул в костер, и по пещере поплыл знакомый аромат. Потом человек принялся за еду, отталкивая Волчишку всякий раз, как она норовила отхватить кусочек. Впрочем, ей тоже кое-что перепало. Вскоре человек затих. Волчишка положила голову ему на колени и прикрыла глаза, когда он стал поглаживать ее по голове.

– Сам не знаю, что на меня нашло, почему я стал жить с волками и кормить вас… Мы с вами как одна семья. Когда я возвращаюсь, вы виляете хвостами, значит, вы мне рады. Взамен своей семьи я получил другую. Но что будет, если я позволю вам выжить?

Сквозь сон Волчишка слушала его слова, и они успокаивали ее, как и мерные поглаживания.

– Пока ты еще щенок, и я люблю тебя как сестру, как ребенка. Однако ты вырастешь и превратишься в жестокого зверя. Однажды я стану для тебя добычей, и ты, наверное, растерзаешь меня. Допустим, мы доживем до конца лета и даже сможем перезимовать, но для чего? Чтобы потом ты меня загрызла?

Год четвертый

Калли качала на руках младшего сына, сидя рядом с Беллой. Собак убежал играть: его звонкий смех, заглушавший голоса других детей, доносился из соседней рощи.

Неожиданно рядом с Калли вырос Пэллок.

– Идем со мной, – отрывисто скомандовал он и, не дожидаясь, пока Калли сама поднимется с земли, грубо дернул ее за руку.

– Ты что? – возмутилась Калли. – Ребенка разбудишь. Я только-только его укачала.

Пэллок, не говоря ни слова, выхватил младенца из рук жены и пошел прочь. От неожиданности Калли на миг утратила дар речи, но тут же очнулась и, бросив обезумевший взгляд на Беллу, побежала вслед за мужем.

Пэллок направился прямиком к весело потрескивающему общему костру, рядом с которым хлопотала Коко. Калли обмерла – зачем он идет к костру?

Пэллок протянул Коко спящего ребенка.

– Присмотри за ним на минуту.

Коко, взглянув в лицо Пэллока, без пререканий взяла у него младенца.

– Что происходит? – пронзительно закричала Калли, подбежав к костру.

– Идем со мной, – велел Пэллок, схватив ее за руку.

На глазах у женщин Пэллок потащил жену прочь. Когда Калли замедляла шаг, он грубо дергал ее за руку, да так, что Калли вскрикивала от боли.

Внезапно ее охватил ужас.

– Пэллок, – прошептала она, – одумайся! Что ты делаешь?

Пэллок не отвечал. Злобно сверкая глазами и угрюмо выпятив челюсть, он продолжал идти и тащить Калли за собой.

27

– Ты поступил правильно, Сайлекс, – сказала ему Фиа, когда они улеглись спать. – Ты хороший вожак. Лучше, чем твой отец.

– Если бы я остался, нам бы не пришлось выводить на охоту женщин, – с отчаянием в голосе отвечал Сайлекс.

– Если бы ты остался, Дуро тебя бы убил, и у меня не было бы мужа. Охотиться вместе с женщинами – отличная мысль.

– Племени нужны мужчины, Фиа. Без мужчин Волколюди вымрут. Возможно, этой же зимой.

Фиа приподнялась на локте и слегка отстранилась, напустив на себя холодный вид.

– Значит, мне надо срочно родить сына, – сухо сказала она.

Кто меня тянул за язык, подумал Сайлекс.

– Я просто хотел сказать, что положение отчаянное!

Фиа негодующе сверкнула глазами.

– Ты не то хотел сказать. Я знаю.

Сайлекс представлял себе этот разговор совсем не так; оставалось лишь броситься в омут с головой.

– Иногда, когда стая редеет, потомство приносит не одна волчица, а несколько.

– Потому что вожак сходится не с одной волчицей, а с двумя или тремя, – закончила за него Фиа.

– Точно.

– Значит, вот что ты предлагаешь. Чтобы у мужчин было несколько жен.

– Я считаю, что это единственный способ выжить.

– Значит, ты и Ови, да? – горько произнесла Фиа.

– Что? – оторопел Сайлекс. – При чем тут я! Я женат. Как и Бракх. Нет, я говорю о тех, кто еще холост.

Фиа испытующе смотрела на него.

– Значит, наши отношения для тебя важнее, чем будущее племени, хотя, как наш вожак, ты мог бы с легкостью отстоять свое право спать со всеми женщинами подряд? Ты же сам сказал, что положение отчаянное.

– Да. Поэтому я прошу тебя: поговори с женщинами. Не думаю, что они обрадуются, но иначе нам не выжить.

Фиа нетерпеливо помотала головой.

– Сайлекс, не бросай след, по которому шел. Выходит, даже перед лицом гибели ты ставишь наш брак – ставишь меня – превыше всего?

Сайлекс кивнул.

– Конечно. А ты что думала?

– Я думала, – горячо прошептала Фиа, подавшись к мужу, – как сильно я люблю тебя.

Все тревоги Сайлекса рассеялись, когда Фиа с жаром поцеловала его. Перекатившись на спину, она протянула к нему руки:

– Приди ко мне, муж мой.

Пэллок втолкнул Калли в их шалаш.

Калли не на шутку испугалась.

– Пэллок, что ты делаешь? – завопила она.

Вместо ответа он сорвал с нее одежду, отшвырнув обрывки шкур в сторону. Калли чуть не упала, от холода она покрылась гусиной кожей. Лицо Пэллока исказилось до неузнаваемости, блеклые глаза смотрели тяжело и холодно. Он толкнул Калли на землю и сорвал с себя набедренную повязку. Так вот, значит, что ему нужно. С некоторым облегчением Калли встала на четвереньки, но тут же вскрикнула от неожиданной боли.

– Пожалуйста, не надо так, – со слезами в голосе пискнула она.

Пэллок не обратил внимания на ее просьбы. К счастью, через несколько секунд он громко закряхтел и повалился на ее дрожащее тело.

Калли молча глотала слезы, уткнувшись лицом в руки. Не говоря ни слова, Пэллок вскочил, оставив ее лежать на земле.

Когда Калли подняла голову, он уже ушел.

Однажды вечером на исходе зимы, когда Сородичи готовились возвращаться на север, в летнее поселение, Калли оставила детей на Коко и отправилась к костру Альби, потом терпеливо дожидалась, пока свекровь обратит на нее внимание.

– Я заметила, что мой сын теперь спит на мужской стороне, – наконец промолвила Альби.

– Верно, – ровным тоном ответила Калли.

– Поцапались?

– Можно и так сказать.

– Не жди от меня помощи. Если муж чем-то недоволен, пусть дуется сколько влезет. Все равно приползет рано или поздно. – Альби метнула на Калли хитрый взгляд. – Им от нас кое-что нужно.

– Я пришла не за тем, чтобы искать у тебя помощи, – бесстрастно ответила Калли.

– Вот как. Значит, пришла просить за калеку.

– Да. За твоего внука.

Альби презрительно ухмыльнулась.