Звезда Ада Дашков Андрей
Когда дверь со скрежетом слетела с петель, Люгер увидел странную и жуткую картину: по каюте метался окровавленный Кравиус, безуспешно пытавшийся избежать ударов огромного черного лебедя; все предметы, находившиеся здесь, были покрыты тонким слоем темного инея… Птица повернула голову к тем, кто ворвался в проем, и издала резкий крик, от которого кровь стыла в жилах. Ее глаза пылали неестественным огнем, а клюв был цвета крови.
Маленький человек с саблей в руке шагнул вперед и, не побоявшись задеть Кравиуса, одним точным ударом перерубил шею лебедя у самого основания.
Тело дьявольской птицы упало на пол, но из него не вытекло и капли крови — только зеленая слизь, зловонная, как болотная жижа. В то же мгновение аббат рухнул рядом, открыв свое изуродованное лицо. Зрелище показалось крайне отвратительным даже Стервятнику, повидавшему на своем веку множество трупов и ран.
Но то, что произошло с головой и шеей лебедя, заставило всех присутствовавших в каюте содрогнуться. Они убедились в том, что имеют дело с силами, далеко превосходящими человеческое понимание…
Извиваясь, как змея с птичьей головой, длинная гибкая шея выползла из каюты в коридор и растворилась в темноте. Никто не двинулся с места, чтобы помешать ей. Даже помощник аббата был, похоже, на какое-то время парализован ужасом.
Потом он пришел в себя. По его приказу матросы подняли и уложили на койку бесчувственного Кравиуса. Кто-то, немного сведущий в медицине, стал оказывать аббату помощь. Его изуродованные руки со скрюченными пальцами были похожи на две багровые клешни. На месте левого глаза зияла глубокая рана.
Проткнув клинком обезглавленное тело лебедя, человек в плаще поднялся на палубу и выбросил его за борт. Двое матросов принялись мыть каюту, забрызганную кровью и зеленой слизью. Иней быстро таял и превращался в лужицы темной жидкости…
Некоторое время Люгер размышлял над тем, что видел, и вдруг, словно вспомнив о чем-то не менее важном, вышел из каюты.
Он вернулся через минуту и положил возле Кравиуса пробирку с притертой пробкой. Моряк, склонившийся над аббатом, с отвращением уставился на Стервятника. Однако Люгер спокойно встретил его взгляд. Раны толстяка все еще кроовоточили, и свежей крови должно было вполне хватить для того, чтобы накормить гомункулуса.
Никакие знамения, а тем более страдания аббата не могли поколебать решимости Слота. Черный лебедь дважды явился ему за последний месяц — это было уже слишком…
К полуночи Люгер заперся в своей каюте и достал из сундука заветный сосуд. Ни одно движение воздуха не колебало пламени зажженных им черных свечей. Изредка было слышно, как стонет за перегородкой Кравиус, которому снились самые недобрые сны.
На всякий случай Люгер завесил плащом иллюминатор. Теперь он испытывал лихорадочное возбуждение, как будто шел на опасное, но заманчивое дело.
Слот откупорил залитое сургучом горлышко и налил в сосуд некоторое количество крови. Вначале ничего не происходило, и он почувствовал нечто вроде разочарования…
Спустя некоторое время стекло сосуда посветлело с одной стороны и окрасилось в ярко-оранжевые и пурпурные тона, словно раскаленный металл. Затем красный цвет сменился молочно-белым, и мутное стекло стало приобретать прозрачность. На боковой поверхности темного сосуда образовалось небольшое окно, за которым слабо шевелилось что-то.
Еще через минуту Люгер, с жадным любопытством глядевший на сосуд, невольно отшатнулся. Существо, которое он увидел за стеклом, оказалось непередаваемо безобразным. У него не было ни рук, ни ног; безглазая и безносая голова торчала мучнисто-белым рыхлым комом над обильно политой слизью горкой плоти лилово-розового цвета. Голова была перерезана щелью огромного безгубого рта. Рот гомункулуса распахивался, как пасть жабы, — он требовал еще крови…
Это существо напоминало кусок сырого мяса и тем не менее в каком-то смысле было живым. Стервятника поразила мысль, что ужасное создание является порождением или даже преображенной частью его собственной плоти. Было нечто чудовищно противоестественное в этом слиянии мертвых ингредиентов, оживленном недоступным людям колдовством.
Слепой уродец судорожно дергался во мраке своего заточения, и, сжалившись над ним, Люгер налил в сосуд еще немного крови. Кровь попала на гомункулуса, и Слот увидел, что тот вовсе не пьет ее — на поверхности его бесформенного тела, покрывшейся пузырями и розовой пеной, образовались глубокие трещины и поры, через которые гомункулус впитывал в себя лившуюся сверху живительную жидкость…
Напитавшись кровью, обитатель черной бутыли стал похож на раздувшийся мешок. При этом из горлышка сосуда пахло так, как мог бы смердеть двухнедельный труп.
Оцепенев от непреодолимого отвращения, Люгер смотрел на то, что казалось каким-то извращенным зародышем или уже почти ребенком — оплодотворенной его семенем мертвой материей. Он едва удержался от того, чтобы не выбросить сосуд в океан и не покончить таким образом с этим кошмаром. Но нельзя было изменить прошлое — а будущее настойчиво взывало к настоящему и требовало ответа.
Поэтому Стервятник задал первый вопрос. Собственный голос показался ему чужим и хриплым. Было одновременно смешно и жутко разговаривать с существом в бутылке, тем более что он не знал, как вообще общаться с ним. Люгер успел произнести только:
— ГДЕ НАХОДИТСЯ…
Его остановила внезапная перемена, произошедшая внутри сосуда. Он увидел лилово-фиолетовый цветок, стремительно растущий и распускающийся рядом с гомункулусом, как будто чужая кровь воскресила и его. Стебель и пять лепестков этого цветка были слишком мясистыми и имели неестественный для растения оттенок — потом Люгер понял, что это вовсе не растение…
Цветок превратился в ладонь, а его лепестки раскрылись и стали извивающимися пальцами без ногтей и суставов. Стервятник услышал ни с чем не сравнимый звук, от которого волосы зашевелились на его голове, — низкий вой, доносившийся будто из самой преисподней. Гомункулус раскрывал свою безгубую пасть и в ужасе бился о стенки сосуда. Фиолетовые пальцы обхватили его в том месте, где бесформенное туловище переходило в уродливую голову, и начали сжиматься, выдавливая кровь и слизь изо рта и пор своей кошмарной жертвы…
Не успевая удивляться мрачной абсурдности происходящего, Люгер наблюдал за удушением и агонией обреченного гомункулуса. Не требовалось большого ума, чтобы догадаться: чье-то колдовство опять вмешалось в ход событий — и оно оказалось сильнее того, которое помогало Стервятнику.
Чуть позже, спохватившись, он еще пытался как-то облегчить печальную участь гомункулуса — вставил ланцет в горлышко сосуда и нанес им несколько уколов в неумолимо сжимающиеся пальцы. Но инструмент был слишком коротким, а горлышко слишком узким: на фиолетовую руку, которая росла прямо из вязкой плоти, покрывавшей дно сосуда, эти уколы не возымели никакого заметного действия.
Пасть гомункулуса превратилась в воронку, из которой фонтаном била кровь, затягивая стенки бутыли густой малиновой пленкой. Стекло быстро темнело; сосуд превращался в маленькую беспросветную могилу. Из него все еще доносились сдавленные крики гомункулуса.
Люгеру оставалось одно — разбить бутылку. Он сбросил ее на пол и ударил по ней мечом. Она лопнула с оглушительным треском, разбросав по каюте жидкую грязь, а Слот нанес еще один удар по фиолетовой руке, пригвоздив ее к полу.
Но все уже было кончено. От гомункулуса осталась зловонная лужица, освещенная слабым трепещущим пламенем черных свечей. Кое-где над ее поверхностью торчали, словно острые скалы, поблескивающие осколки разбитого сосуда. Рука-убийца вновь сжалась в увядший цветок, стебель которого был рассечен лезвием меча. Цветок почернел и сгнил на глазах у Стервятника.
В ту ночь он отчасти постиг тщету человеческих упований и даже ограниченность сверхчеловеческих сил. Слишком многое оказалось напрасным… Перед ним было неизвестное и пугающее будущее, полное смертельных опасностей, которые грозили отовсюду. Ему пришлось смириться с тем, что он так и не получил и уже не получит ответов на свои вопросы…
Свечи давно погасли, и Люгер долго сидел в темноте, несмотря на то что тлетворный запах разложившихся останков распространился по каюте. Плеск волн, шум ветра и еле слышные стоны Кравиуса, доносившиеся из-за переборки, не нарушали его отстраненного покоя. Предоставив событиям идти своим чередом, он плыл по темной реке времени, у которой не было ни устья, ни истоков…
Однако какая-то сила упорно вовлекала его в нескончаемую жестокую игру. Люгер услышал новый звук, раздавшийся снаружи, — шум крыльев взлетающей птицы. Так же, как и Кравиус несколько часов назад, он был немало озадачен этим. Если бы Стервятник не видел своими глазами, что осталось от черного лебедя, он испытал бы страх. Теперь новые проявления мрачных чудес казались неизбежными, но он пытался не поддаваться иллюзии.
Звуки хлопающих крыльев постепенно удалялись. Люгер подошел к иллюминатору, хотя знал, что вряд ли увидит птицу в темноте. Он отодвинул узорчатую шторку и едва сумел подавить крик, зародившийся в глотке.
Из-за стекла на него смотрело лицо помощника аббата — белое, как воск, и абсолютно мертвое. Оно висело в пустоте, словно полная луна, сверкая холодным отраженным светом, и на нем были темные пятна ноздрей, глазниц и открытого рта. Люгер не мог понять даже, насколько близко оно находится.
Лицо покрывала зыбкая паутина морщин…
Стервятник, невольно задернувший шторку, собрался с духом и заставил себя снова взглянуть на это отвратительное лицо, однако на этот раз он действительно увидел полную луну, взошедшую над океаном. Ее окружали волшебно красивые, посеребренные светом горы облаков.
Он упал на стул и решил, что как никогда близок к потере рассудка. Сегодня, после захода солнца, он успел увидеть черного лебедя, который выклевал Кравиусу глаз, ползающую отрубленную шею проклятой птицы, руку, задушившую гомункулуса, и человеческое лицо, превратившееся в полную луну в новолуние!..
Слишком много для одного человека и для одной ночи…
Ему вдруг стало все равно. Его охватила апатия, в которой растворился страх. Спустя несколько минут Люгер, чей разум был истерзан неразрешимыми противоречиями, с благодарностью к неведомому спасителю погрузился в темную пучину сна…
Утром было найдено обезглавленное тело маленького человечка. Он лежал на койке в своей каюте, сжимая в руке кривую саблю. На его сером плаще остались следы зеленой мерзко пахнущей слизи. Ни один предмет не был сдвинут с места. Голову помощника аббата так и не нашли.
Труп пришлось зашить в мешок и бросить в море. Похоронным обрядом руководил Кравиус, который поседел за одну ночь. Черная повязка, наспех сделанная кем-то из моряков, перечеркивала его жирное пепельное лицо, ставшее асимметричным и еще более уродливым. Руки почти не слушались аббата. Он перестал болтать. Похоже, Кравиус уже проклинал себя за то, что пустился в эту, самую большую в его жизни и, может быть, последнюю авантюру.
Глава двадцать седьмая
Архипелаг
Острова Шенда считались провинцией Эворы, и светская власть принадлежала здесь наместнику короля. Духовным правителем был один из провинциалов ордена Святого Шуремии. Между ними почти не возникало трений — оба были достаточно благоразумны и не слишком амбициозны. Обоих сдерживало наличие сильных хозяев: одного — власть королевского дома, другого — влияние Тегинского аббатства.
Немногочисленное население архипелага занималось в основном морским промыслом и сопутствующими ремеслами. Кроме того, в здешних гаванях находились стоянки большей части военного флота Эворы. Несколько мелких островов были собственностью богатых титулованных мизантропов, которые удалились от мира и удовлетворили таким образом свое стремление к одиночеству.
Но их уединение было иллюзией. Подданные наместника, а также агенты ордена, не брезговавшие подкупом и шантажом, внимательно наблюдали за этими миниатюрными княжествами, каждое из которых могло стать источником неприятностей для существующей власти. Тем более что прецеденты уже были — в соседней Адоле и Морморе, лежащей далеко на юге.
Поэтому внешняя размеренность и неизменность здешней жизни были следствием почти незаметной работы тайного и хорошо отлаженного механизма власти. Однако теперь, когда весть о том, что прежде считалось невозможным, то есть о насильственной смерти генерала ордена и похищении Звезды Ада, принес на архипелаг почтовый голубь, провинциал Эрмион пребывал в недоумении.
Нелепая и недоступная пониманию смерть Алфиоса доказывала одно из двух: либо верхушка ордена окончательно прогнила и неискоренимая скверна интриг разрушила его изнутри (втайне Эрмион был уверен в этом), либо у ордена появился могущественный враг, преодолевший защиту аббатства так же легко, как нож проходит сквозь масло. Возможно, имело место сочетание этих двух, одинаково печальных причин.
Нельзя было полностью исключить и предательство. Но если из междоусобицы Эрмион мог извлечь несомненную выгоду, то вероятность нападения извне озадачила его — до сих пор он не получал от своих многочисленных осведомителей и намека на чью-либо враждебную деятельность.
Впрочем, острова Шенда считались тихой окраиной обитаемого мира — самыми отдаленными из известных земель. Еще дальше к западу простирался океан, который не удавалось пересечь никому со времен самой Катастрофы. Обе экспедиции, предпринятые подданными Адолы и Эворы в двадцать восьмом и двадцать девятом столетиях, окончились ничем — хорошо оснащенные корабли с отборными моряками и солдатами исчезли бесследно.
В сообщении с континента также упоминались летающий корабль и некий человек из Валидии, подозреваемый в убийстве генерала и связи с тираном Сфергом. Однако Эрмион избегал делать поспешные выводы — именно это помогло ему продержаться на своем посту достаточно долго, несмотря на противодействие недругов в Тегине и Эмбрахе — главном городе архипелага.
Поэтому вечером того же дня, когда белый почтовый голубь сел на северную башню его дворца, провинциал удалился в тайный отдел библиотеки, куда имел доступ только он сам и два его ближайших помощника. Здесь он принялся очень внимательно изучать хроники ордена, начиная с событий двухсотлетней давности и вплоть до настоящих дней.
Это оказалось адски тяжелой работой: нужно было просмотреть четыре тома, каждый из который содержал не менее тысячи подшитых страниц — сообщения агентов, протоколы заседаний совета ассистентов, приказы генералов, летописи военных кампаний и постоянно пополняющиеся досье на каждого из высших сановников огромной организации. Но Эрмион был терпелив. Ведь от того, как он поведет себя теперь и чью сторону примет, зависело его собственное благополучие и сама жизнь.
Благодаря исчерпывающе подробным хроникам провинциал ордена знал то, что происходило в западных королевствах, не хуже, чем если бы жил в одной из столиц, а может быть, и лучше, так как он имел доступ ко многим сведениям одновременно, обладал чутьем и умением сравнивать и сопоставлять мнения разных людей, принадлежавших к разным поколениям…
Изучение хроник заняло у него два дня. По истечении вторых суток из колоссального количества фактов, свидетельских показаний и доносов Эрмион выделил то, что непосредственно относилось к трем подозрительным событиям, которые могли быть причиной убийства генерала: таинственное исчезновение дочери Алфиоса Арголиды четырнадцать лет назад (поиски оказались безрезультатными, впервые разветвленная шпионская сеть шуремитов не оправдала своего существования), появление в Валидии Серой Стаи, что было следствием крайне подозрительного союза с Земмуром, и не столь давний переворот в Морморе, о котором до сих пор было известно очень мало.
Когда Эрмион сопоставил некоторые даты, он почувствовал, что находится на правильном пути. Это могло быть совпадением, но интуиция редко подводила его. С двумя ближайшими торговыми кораблями, уходившими из порта Эмбрах, он отправил на материк двоих своих людей — одного в Алькобу, другого в Адолу и дальше, в Валидию.
Сделав все, что от него зависело, Эрмион стал ждать посланника ассистентов из Тегинского аббатства. Почему-то он был уверен, что со дня на день такой посланник обязательно прибудет к нему. Прибудет, несмотря на странный пепел, сыпавшийся с небес в одну из минувших ночей.
Люгер был вынужден отдать должное Кравиусу — тот очень быстро сообразил, за кого их принимают. До этого момента Стервятник вообще не видел смысла в посещении островов Шенда, однако аббат настаивал на том, что, заручившись поддержкой Эрмиона, они смогут без помех проделать трудный и опасный путь до самых границ Морморы.
Военные корабли Эворы были не редкостью в этих водах, и Кравиус считал безрассудством пытаться проскользнуть мимо них незамеченными. К тому же до западного берега Алькобы предстояло плыть еще примерно две недели, а экипаж «Ангела» остро нуждался в пище и пресной воде.
Люгер нехотя согласился с доводами аббата — нехотя, потому что на островах могло произойти все что угодно, и любая случайность могла нарушить их планы. Как выяснилось позже, предчувствия не обманули его, но это лишь ускорило развязку.
…Острова возникли на горизонте словно спины ленивых морских исполинов, уснувших на многие тысячи лет. Спустя несколько часов Слот уже мог различить гавань и дома одноэтажного города, свободно раскинувшегося на невысоких прибрежных холмах.
Здесь было мало людей и много места, поэтому никто не ограничивал себя в жизненном пространстве. Особенно это относилось к тем, у кого водились деньги. Единственными высотными строениями, заметными издалека, были маяк у входа в гавань и многобашенные дворцы наместника и провинциала ордена.
Несколько небольших рыбацких судов проскользнули мимо «Ангела», устремляясь на промысел. Кравиус показал Люгеру на затянутый легкой дымкой горизонт, но Стервятник уже и сам видел длинную цепочку едва различимых серых силуэтов, протянувшуюся с востока на запад, — военные корабли дрейфовали со спущенными парусами в спокойном океане.
Сиулл и Сидвалл выросли у Слота за спиной. Их лица были непроницаемы; Ястребы молча глядели на приближающиеся острова, однако Стервятник кожей ощущал их гнев — им казалось, что и так уже потеряно слишком много времени.
Потом на борт «Ангела» поднялся лоцман, под управлением которого корабль вошел в узкую и хорошо защищенную гавань Эмбраха и пришвартовался к одному из причалов. Здесь все пропахло рыбой и гнилым деревом.
Кравиус, пребывавший в угнетенном состоянии духа после того, как лишился левого глаза, несколько оживился, завидев на берегу роскошную карету со знаком Спасителя на дверцах. Предвкушение новой интриги подействовало на него лучше любых лекарств… Позже Стервятник неоднократно задумывался над тем, знал ли аббат, что должно было произойти вскоре на архипелаге Шенда. Ничем иным, кроме крайне маловероятного совпадения, нельзя было объяснить все последующие события…
Аббат первым ступил на берег и обменялся несколькими фразами с человеком в коричневой сутане, вышедшим из кареты. Стало ясно, что в Эмбрахе уже знают о смерти Алфиоса и похищении артефакта. Дальнейшая политика местного провинциала ордена нуждалась в уточнении. Кравиус понял это почти сразу же, а интуиция подсказала ему, как вести себя дальше.
Он представил Люгера как посланца королевского дома Адолы, плывущего с тайной миссией в Алькобу. Сиулла и Сидвалла пришлось оставить на корабле — их облик вызвал бы слишком много лишних вопросов. После этого оба охотника за талисманом, втайне от посторонних ненавидящие друг друга, отправились во дворец провинциала Эрмиона.
Эрмион совершенно не удивился, когда один из портовых чиновников доложил ему о прибытии «Ангела» и аббата из Тегины. Провинциалу был хорошо знаком этот корабль, команда которого часто выполняла щекотливые поручения верхушки ордена. Он сам не раз совершал на нем плавание в Тегину, когда этого требовали неотложные дела.
В монастыре Эрмион неоднократно встречался с Кравиусом и не испытывал к нему ни малейшей симпатии. Кроме того, аббат не принадлежал к братству шуремитов, и то, что именно он оказался посланником, было по меньшей мере странно…
Невнятные слухи о необъяснимых событиях, произошедших на борту корабля, вскоре также достигли ушей провинциала, но он не стал строить пустых догадок. Эрмион не любил торопить события и приготовился выслушать объяснения гостей с континента.
Они ужинали на одном из уровней просторных белокаменных террас, широкой лентой спускавшихся от стен дворца к океану. Розовый шар заходящего солнца, которое отдавало последнее тепло, ласковый ветер, изысканные вина и предупредительность слуг располагали к спокойной беседе и вызывали сильное искушение поддаться чувству ложной безопасности.
Однако маска простодушия, надетая Эрмионом, не обманула ни Стервятника, ни аббата. За фразами, брошенными вскользь, за самыми невинными вопросами угадывались холодная расчетливость, неуязвимая логика, изощренный ум самого опытного из провинциалов ордена.
С той самой минуты, как Люгер сел в карету, он вынужден был играть роль туповатого и верного подданного короля, не обременяющего себя лишними вопросами. По мнению Кравиуса, это могло объяснить ту настойчивость, с которой он стремился достичь берегов Алькобы. В свою очередь, аббат постоянно намекал Эрмиону на важную тайную миссию и некую угрозу с юга, тем более что это звучало вполне правдоподобно — смута в Морморе могла иметь непредсказуемые последствия.
Королевский наместник Аркис также присутствовал за столом со своими военачальниками, ближайшими советниками и двумя юными наложницами, одна из которых была осведомительницей провинциала.
Аркис выжидал и говорил мало — в случае, если бы за неожиданным убийством генерала последовало ослабление ордена, наместник сумел бы извлечь из этого несомненную пользу. Люгера он не помнил, но в конце концов все могло измениться с тех пор, как Аркис в последний раз побывал в Фирдане. Он не отличался глубоким умом, зато хорошо знал, чего хочет, и в его распоряжении находилась изрядная часть военного флота Эворы. Эту фигуру Кравиус не спешил сбрасывать со счетов.
Таким образом, аббату пришлось напрячь всю свою изворотливость, чтобы не задеть интересы обоих правителей архипелага и в то же время без противоречий объяснить им причины своего появления здесь. В любую минуту могла прийти весть от настоящего посланника ордена, и Кравиусу стоило большого труда сохранять на лице выражение безмятежного спокойствия.
По виду Эрмиона нельзя было сказать, верит он аббату или уже вынес гостям смертный приговор. Вполне возможно, что в эту самую минуту люди провинциала или наместника допрашивали с пристрастием кого-нибудь из команды «Ангела». Затянувшийся ужин превращался для гостей в изощренную пытку. Похоже, Эрмион ждал, пока один из них не выдержит напряжения…
Наконец разговор коснулся летающего корабля и той памятной ночи, когда Кравиус лишился глаза, а его помощник был таинственным образом убит. Аббат хорошо понимал, что тут лгать не имело смысла.
Если бы Эрмион знал, что вскоре ему самому придется увидеть корабль Сферга, он был бы менее любопытен. Рассказ о черном лебеде озадачил его — это было что-то новое среди известных ему проявлений магии и таинств превращений. Провинциал склонялся к тому, чтобы задержать в Эмбрахе этого скользкого аббата и его подозрительного молчаливого спутника — поступая так, Эрмион ничем не рисковал. Он еще не знал, как отнесется к такому решению наместник Аркис, но, в конце концов, прибывшие на «Ангеле» были не его гостями… Почему-то Эрмиону казалось, что когда угроза лишиться второго глаза станет реальной, аббат расскажет ему подлинную историю убийства генерала Алфиоса.
Но провинциалу не суждено было это проверить.
Со стороны темнеющего океана донесся далекий грохот. Многие, особенно военные из свиты Аркиса, вскочили со своих мест. Видимость спокойствия сохранили только Эрмион, Кравиус и Люгер, но причиной этого у последнего было неведение. Ему не был знаком отдаленный звук, однако остальным он, видимо, не предвещал ничего хорошего.
Над архипелагом быстро сгущались фиолетовые сумерки, и в южной стороне можно было разглядеть слабые вспышки у самого горизонта, похожие на молнии далекой грозы. Лишь немного позже Стервятник узнал, что взрывы были результатом применения нового оружия, недавно появившегося в армиях западных королевств, — оружия, в котором использовались утерянные и открытые вновь секреты дьявольских смесей древних алхимиков.
Вскоре к наместнику пришел человек с берега, и, выслушав его, Аркис повернулся к Эрмиону с потемневшим лицом. Оба правителя архипелага некоторое время о чем-то совещались. Воспользовавшись этим, Кравиус наклонился к Люгеру и спросил с самым невинным видом:
— Сын мой, готов ли ты немного поработать мечом?
— Это одно из моих любимых занятий, — ответил Люгер, разглядывая хитро блестевший зрачок аббата. — Когда в этом появляется необходимость…
— Такая необходимость скоро появится. Я тебе обещаю! — Кравиус ухмыльнулся, и Слот вдруг почему-то вспомнил об исчезнувшей земмурской сабле.
Несмотря на это, они остались сидеть за столом, во главе которого теперь возвышалась одинокая фигура Эрмиона. Хмурый взгляд провинциала был обращен к югу, где разыгрывалось какое-то невообразимое сражение. Аркис и его люди собрались у края террасы, огороженной низким мраморным парапетом. Отсюда был виден порт и прилегающая к нему часть города.
Десятки солдат устремились на корабли. Заметно увеличилось количество охранников Эрмиона. Эта суета, предвещавшая хаос войны, была на руку Люгеру и аббату… Кравиус сидел, смежив веки, и Слот вдруг снова почувствовал, как темная волна накатила на его мозг. Если это и было послание, то оно не содержало ничего конкретного — ни видений, ни образов, ни слов. Только предвкушение какого-то грязного и кровавого преступления, почти пугающее своей силой.
Два огня засверкали на темном горизонте — чьи-то корабли пылали, как гигантские костры. Прогремело еще несколько взрывов, но с террасы были видны только поднявшиеся над океаном и тотчас же растворившиеся в сумерках клубы серого дыма.
Бой приближался — это было очевидно. Несколько больших военных кораблей, вышедших из порта, показались из-за восточной башни дворца. Люгер пытался угадать, что предпримет теперь Кравиус. Нужно было как можно скорее найти способ вернуться на борт «Ангела» и покинуть Эмбрах.
Отдавая приказы защитникам города, наместник Аркис ломал голову над тем, что происходило сейчас в море. Наиболее вероятной причиной переполоха было внезапное нападение флота Морморы или же новый большой поход объединенных сил пиратов, нашедших убежище на диком побережье Алькобы. Но последний такой поход случился лет сто назад, и с тех пор пираты не представляли собой сколь-нибудь заметной угрозы для островов Шенда.
Впрочем, вскоре Аркис был избавлен от сомнений.
Глава двадцать восьмая
Корабль-разрушитель
Черный силуэт возник на фоне сумеречного темно-фиолетового неба. Вначале этот силуэт был похож на невероятно огромный корабль, приближающийся с юга, но потом стало ясно, что он движется низко над волнами и ему помогают в этом два крыла, под которыми бурлит вода.
Послышался одинокий и испуганный женский визг. Появление летающего корабля вызвало немалую панику на террасе и необъяснимую улыбку на лице аббата. Он нагло уставился на Эрмиона, словно хотел убедиться в том, что сумел вовремя и эффектно предъявить доказательства своих слов.
Но провинциалу уже было не до сомнительных гостей. Он готовил себя к чему угодно, только не к такому концу карьеры. Ему, знавшему о темных сторонах действительности и тайных пружинах событий больше других, казалась нестерпимой мысль о том, что его раздавит неведомая и сверхъестественная сила, о происхождении которой он даже не подозревал.
Между тем летающий корабль оказался над кораблями Эворы, вышедшими из порта. На концах его рей и верхушках мачт горели холодные белые огни. Черный гладкий корпус блестел, как тело громадной рыбы, выпрыгнувшей из воды. С террасы не было заметно никакого движения на мачтах и между идеально очерченными парусами.
Один из кораблей королевского флота дал залп из орудий левого борта и на несколько секунд окутался дымом. В ответ знакомый Стервятнику луч упал вниз с кормы летающего исполина, но только теперь этот луч был ярко-голубым и тонким, как игла. Вначале он коснулся воды, и она закипела, поднимаясь к небу дрожащими струями пара.
Это зрелище ошеломляюще подействовало даже на Кравиуса. Бросив взгляд на аббата, Люгер прочел на его лице страх, смешанный с неистребимым любопытством…
Голубому лучу понадобилось всего несколько мгновений, чтобы найти первую жертву. Ослепительная игла качнулась и ударила во флагманский корабль флотилии, которая выстраивалась в боевой порядок. В мгновение ока флагман был разрезан пополам.
Это случилось так неестественно быстро, что пейзаж, который видели люди с террасы, некоторое время казался застывшим, а затем корабль разломился на части, стремительно ушедшие ко дну.
До слуха стоявших на берегу не могло донестись ни звука — ни криков моряков, тонущих в холодной воде, ни стонов раненых и обожженных, ни ужасающего тоскливого скрипа, с которым ломалось дерево…
Прежде чем летающий корабль приблизился ко дворцу провинциала, голубой луч уничтожил еще несколько эворийских кораблей. Эта непостижимо легкая расправа потрясла всех: и находившихся на берегу, и оказавшихся на свою беду в море. Не только Эрмиону, но и Аркису стало ясно, насколько тщетны любые оборонительные действия, которые могли быть предприняты защитниками Эмбраха. Не существовало известного им оружия, способного противостоять мощи летающего корабля… Вокруг себя Люгер видел лишь боль, страх и обреченность, отразившиеся на мертвенно-бледных лицах…
Оставалось только удивляться тому, что, обладая таким оружием, Сферг до сих пор не подчинил себе все западные королевства. Возможно, теперь это было лишь вопросом времени…
Но Люгера интересовала еще одна вещь: зачем узурпатору из Морморы была нужна Звезда Ада и почему для похищения талисмана он не избрал более легкий путь.
Момент был весьма удобным для побега. Стервятник не забывал об этом, несмотря на невероятные события, которые происходили у него на глазах. Воспользовавшись всеобщим смятением, «Ангел» мог беспрепятственно выйти из порта, и вряд ли кто-нибудь стал бы преследовать его. Слот толкнул Кравиуса, подавая тому хорошо ощутимый сигнал. Однако у аббата на уме было нечто совсем другое.
И Люгер вдруг увидел это так ясно, словно его разум на мгновение слился с чужим сознанием. Мертвые зрачки неподвижно уставились на него… Он содрогнулся при мысли о том, что ему предстоит совершить. Но это действительно был неожиданный и блестящий выход, который намного укорачивал путешествие на юг. К будущим жертвам Люгер не испытывал жалости — он утратил ее в подземелье Фруат-Гойма.
Летающий монстр Сферга уже находился над самой террасой, и огненный луч обращал в пепел деревья, дома, лошадей и экипажи, бегущих в панике солдат и горожан, не помышлявших о сопротивлении. Спустя считанные минуты половина Эмбраха и гавань были поглощены огненным смерчем. Вопли тех, кто еще мог кричать, наполняли пространство звуками ада. Разбежались даже вооруженные евнухи провинциала, составлявшие прежде наиболее преданную часть его стражи.
Эта пляска разрушения продолжалась недолго, но Слот утратил всякое представление о времени. Он заметил только, что пожары и разрушения странным образом не затронули дворец Эрмиона.
Сидящие за столом посреди гибнущего города являли собой застывшую гротескную картину — Эрмион, загипнотизированный сверхъестественным зрелищем; аббат, удивительно спокойно ожидающий приближения демонической силы, и Люгер, доверившийся этому гению лжи и уповавший на то, что голубой луч почему-то пощадит именно его… Их лиц уже коснулся горячий ветер, гонимый гигантскими крыльями, которые закрыли небо черным плащом. Исполинская тень упала на террасу…
В этой тени Люгер не сразу разглядел человека, пытавшегося отыскать убежище рядом с сильными мира сего. Это был Аркис, побежденный и уничтоженный, со смертельно-бледным лицом и волосами, опаленными огнем. С ним не осталось ни слуг, ни телохранителей, ни наложниц. Кравиус смотрел на него с презрением. Наместник вряд ли хоть что-то соображал, когда опустился на стул, стоявший у края стола напротив Стервятника.
От разящего луча негде было спрятаться. Тот, кто пытался забиться в какое-нибудь убежище, почти сразу же находил и гибель под рушившимися стенами зданий. Уцелели лишь немногие жители Эмбраха, которые обладали крылатыми телами и успели перевоплотиться. Силуэты птиц и летучих мышей, уворачивающихся от голубого луча, мелькали в затянутом дымом небе. На землю падали обугленные трупы тех, кому не удалось ускользнуть. Сидевших на террасе спасло то, что они оставались на открытом месте и не помышляли о бегстве.
Летающий корабль стал снижаться к этим неподвижным фигурам. Его корпус оказался идеально гладким, без стыков и швов. Отблески пламени плясали на блестящей черной поверхности… Люгеру представилась редкая возможность проверить, насколько легенда, рассказанная Гедаллом, соответствует действительности.
Пока он не заметил ничего похожего на кости и кожу мертвецов. Крылья и паруса корабля имели фиолетовый оттенок; очень яркие огни были видны сквозь них, как мутные пятна. Надстройки на палубе напоминали что угодно, только не творение здорового мозга и человеческих рук — скорее нагромождение островерхих скал с черными зевами пещер. Вскоре Стервятник сумел разглядеть даже красноватый свет, сочившийся из иллюминаторов странных ромбовидных форм.
В этот момент Кравиус резким движением сбросил с плеч плащ, под которым обнаружились ножны роскошной работы, и выхватил из ножен ту самую кривую саблю, которая принадлежала когда-то его помощнику. Ее тонкий изящный клинок сверкал на фоне дымного неба, словно алая коса. Потом аббат не спеша направился к Эрмиону.
Их взгляды встретились. В глазах провинциала промелькнуло бесконечное удивление, сменившееся затем гневом. Но этот гнев уже не имел силы. Люгер не мог понять одного: почему Эрмион не воспользовался превращениями, чтобы спастись. Может быть, у него попросту не осталось других тел…
Кравиус подошел к провинциалу и без помех, как палач во время казни, отрубил ему голову.
Аркис, в котором эта сцена внезапно пробудила инстинкт самосохранения, вскочил со стула и бросился к убийце, но Люгер был наготове и преградил ему путь, обнажив свой меч. Клинок наместника оказался всего лишь красивой игрушкой — украшенным драгоценностями символом власти — и не годился для серьезной схватки.
Мечи скрестились, высекая искры. Один из них был слишком легким и коротким… Словом, Стервятнику не понадобилось много времени, чтобы погрузить острие своего клинка в толстый живот соперника. Несколько секунд неподвижности, глухой предсмертный стон сквозь стиснутые зубы — и Аркис рухнул на мраморные плиты террасы.
Спустя мгновение Люгер обнаружил, что сам он, а также Кравиус, уже державший в руке голову Эрмиона, находятся в круге слепящего света, который падал с летающего корабля. Тонкий луч превратился в молочно-белый конус. Внутри него двое людей оказались будто вырванными из окружающего пространства…
Люгер встретил безумный взгляд аббата и мог бы поклясться, что душа Кравиуса кем-то похищена. Бессмысленный затуманенный зрачок выражал не больше, чем черное пятно на месте отсутствующего глаза.
Корпус корабля почти коснулся террасы. От него исходил слабый гул, похожий на шум подземного источника. Темные крылья гнали ледяной ветер, словно дыхание из самой глотки внезапно наступившей зимы. Слоту казалось, что гигантская рука вот-вот выскользнет из темноты и раздавит его, как ничтожное насекомое. Но ничего подобного не произошло.
Он заметил проем, образовавшийся в корпусе корабля. Контуры отверстия были размыты, словно крона дерева, терзаемого ураганом. За ним находилось пространство, наполненное пурпурным туманом.
С громким торжествующим криком аббат устремился туда, неся в вытянутой руке голову Эрмиона. Безумец не переставал поражать непредсказуемостью своих поступков. До Люгера вдруг полностью дошел смысл видения, посетившего его не так давно. Действительно, что могло быть проще? Он искал Сферга, похитившего Звезду Ада, а похититель ждал его. И теперь перед Стервятником открылась кратчайшая дорога к Сфергу…
Из затянутого пурпурным туманом проема навстречу Слоту выскочили два существа, которые были похожи на людей, пораженных какой-то жуткой болезнью кожи и суставов. Их фигуры выглядели перекошенными, а кожа, в изобилии покрытая волосами, свисала розово-синими складками. Рука некоего извращенного творца пыталась вылепить из низших тварей подобие человека, но работа так и осталась незавершенной. Их глаза отличались характерным продолговатым разрезом, узкой вертикальной щелью зрачка и светились в полумраке.
Люгер сразу вспомнил, где уже видел такие глаза — в подвале дома послушников Тегинского монастыря. Его келья находилась рядом с клетками этих полуживотных, но в том подвале ему ни разу не удалось рассмотреть их целиком — только светящиеся пятна непостижимых глаз, следивших за ним из темноты.
…Кравиус прошел мимо уродцев, как кукла-автомат, которую Слоту довелось увидеть в замке одного опального герцога из Гарбии. Люгеру показалось, что существа с летающего корабля хотят напасть на него, и он приготовился защищаться, но те склонились над раненым Аркисом и, подняв его, поволокли к открывшемуся проему.
Тучная фигура аббата растворилась в багровом тумане, и Люгер понял, что останется столь же далеким от своей цели, если задержится еще немного. Страх и инстинкт самосохранения сковывали его движения; ему пришлось вспомнить об участи принцессы Тенес, целиком зависевшей от него, и о магистре Серой Ложи, чтобы заставить себя отправиться вслед за Кравиусом…
В отличие от аббата он не ощущал себя игрушкой в чужих руках, но о чем может догадываться марионетка, управляемая искусным кукольщиком?..
Люгер едва успел догнать тварей, несущих тело Аркиса, и очутился перед провалом с рваными очертаниями. Он даже не пытался понять, что за странная изменчивая материя струится перед ним, источая багровый свет. Несколько мгновений его окружал хаос: миражи, огненные стрелы, впивавшиеся в глаза, горячий смрад, дохнувший в лицо, ядовито-красная жара, угрожающие тени…
Мимо проплыл Кравиус — жирный и неподвижный, с одним бессмысленно выпученным глазом. Голова Эрмиона медленно раскачивалась в его руке, как маятник. На ее посиневших губах расцвела улыбка, а затем губы превратились в лепестки лилового цветка. Черные ангелы с остроконечными крыльями, сложенными за спиной, и звериными лицами сопровождали аббата…
Стервятник увидел какого-то обнаженного человека, идущего впереди. Потом он понял, что смотрит на отражение в зеркале, но почему-то оно было повернуто к нему спиной. Человек в зеркале начал поворачиваться, и Люгер узнал свое лицо. Длинные пепельные волосы (такие, какими они были когда-то) покрывали его плечи и свисали до пояса.
Взгляд Слота опускался ниже, и вскоре он увидел извивающуюся шею и голову черного лебедя на месте собственного полового органа. Алый клюв лебедя судорожно распахивался, словно пытался схватить невидимую добычу, и Стервятник услышал пронзительные крики птицы у себя за спиной. Крики доносились сквозь гул, пронизывавший туманное багровое пространство, в котором плавали скользкие узкие тела ангелов, словно слепые рыбы в океане без берегов…
Внезапно липкое кольцо стиснуло горло, и на несколько мгновений Люгера посетила удивительно ясная и связная мысль. Он спокойно подумал о своей последней ошибке, прежде чем кратковременная боль, а затем и агония заставили его забыть обо всем…
Глава двадцать девятая
Барон ховел
Но оказалось, что он не умер, а внутренности летающего корабля — еще не ад.
Люгер пришел в себя от того, что существо со светящимися глазами прикасалось к его лицу. Когда из тумана забытья выплыли голова и туловище этого полуживотного-получеловека, Стервятник сделал попытку отшатнуться, однако обнаружил, что находится в тугом кожаном мешке, повторяющем очертания его тела. Мешок доходил ему до подбородка и был подвешен на столбе с перекладиной. Так что Люгер всего лишь неуклюже дернулся.
Существо, стоявшее перед ним, оскалило зубы и не убрало рук. Потом Стервятник посмотрел на эти руки и понял, что именно вызывает у него особенное отвращение.
Тело твари было уродливым, скрюченным, заросшим влажными волосами, но вот руки — совсем другое дело. Нежные, изящные, женские, с гладкой кожей и тонкими, почти прозрачными пальцами… Теперь эти пальцы неловко дотрагивались до человека. Тварь даже не могла согнуть их как следует; они оставались чужими…
Волна омерзения накатила на Люгера. Его, несомненно, вырвало бы, если бы он не был так голоден. Существо с летающего корабля показалось ему гораздо более отвратительным, чем земмурские оборотни. Оно еще немного поиграло с ним, а потом направилось к другому пленнику. Люгер повернул голову и увидел грузное тело, висевшее на столбе справа от него.
Это был Кравиус, совершенно обнаженный и без всяких признаков пола.
С него сняли даже повязку, прикрывавшую пустую левую глазницу.
Вскоре до Стервятника дошло, что тело аббата также находится в мешке, а мешок сделан из человеческой кожи, снятой с того, кто подходил Кравиусу по размерам. Швы и надрезы были запечатаны лиловыми печатями с заклинаниями.
Без сомнения, тут имело место чье-то сильное колдовство, во всяком случае, Стервятник не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Его тело было заключено в тюрьму из бренной оболочки, принадлежавшей когда-то другому человеку… Чужая кожа кое-где свисала складками, но зато плотно облегала шею, затрудняя дыхание и движения головы.
Кравиус все еще был без сознания. Тварь со светящимися глазами терзала его до тех пор, пока он не пришел в себя. Когда мутный взор единственного зрачка остановился на ней, тварь радостно завизжала и убежала прочь на коротких кривых ногах, размахивая белыми руками, которые с человеческой точки зрения были образцом совершенства и красоты…
— Эй! — хрипло позвал Люгер в наступившей тишине.
Кравиус с видимым трудом повернул голову, что вызвало мучительную гримасу на его обрюзгшем лице, сером и давно не знавшем пудры. Тем не менее аббат еще не утратил самоуверенности.
— Спокойно! — прохрипел он. — Они должны оценить наше рвение…
— Я уже оценил твое рвение, болван! — прервал его резкий голос из темноты.
Вздрогнув, Кравиус попытался повернуть голову в ту сторону, откуда донесся голос. Оказалось, что тварь с руками девушки все же вернулась и привела с собой человека.
Стервятник облегченно вздохнул — ему начинало казаться, что летающим кораблем управляют одни только существа из кошмаров. Но настоящим его хозяином был барон Диниц Ховел — бывший подданный короля Атессы, оказавший неоценимые услуги узурпатору Сфергу при захвате власти.
Ховел был беспринципен, чудовищно жесток и никогда не проявлял чувств, хотя бы отдаленно похожих на слабость. У него вообще не было слабостей — он презирал золото и любые привязанности, ненавидел сытость и самодовольство, хорошо понимал ограниченность любой власти, использовал женщин только для удовлетворения собственных потребностей и расставался с ними без тени сожаления.
Барон принял сторону Сферга только потому, что жизнь с новым королем сулила ему походы, насилие, кровь… А потом уже было поздно — Сферг завладел его душой. Ховел мог бы стать соперником узурпатора, если бы желал этого. Впрочем, Сферг предусмотрел и такую возможность. Различные части тел всех его приближенных хранились в тайном святилище нового короля, а черные маги с острова Лигом дали ему власть над их жизнями. У барона Ховела, например, посредством несложной хирургической операции во время сна была удалена часть ушной раковины. Все это сильно напоминало методы чернокнижников из Земмура, однако о таких подробностях Люгер узнал немного позже.
Впервые услышав человеческий голос на борту летающего корабля, он испытал лишь облегчение.
Человек, оборвавший аббата, появился из темноты, и Стервятник, которого жизнь сделала неплохим физиономистом, почувствовал, что его надежды стремительно превращаются в дым.
Лицо незнакомца оказалось грубым и злобным, как звериная морда. Жуткие водянистые глаза хищника оценивающе рассматривали жертв, висевших на столбах. Люгер ощутил неприятный холодок в груди, когда взгляд этих глаз остановился на нем, и понял, что жив еще только потому, что кто-то хочет более полно насладиться его муками…
На бароне Ховеле был плотно облегавший его массивную фигуру костюм из гладкой ткани — одеяние почти неприличное с точки зрения обычаев западных королевств. Барон не носил никаких украшений, считая это уделом изнеженной и вырождающейся аристократии. Широкий рот с узкими губами придавал ему сходство с подводными чудовищами, обитавшими в ядовитом море Уртаб. Старые шрамы на бритой голове свидетельствовали о бурно проведенной молодости, но тело пятидесятилетнего мужчины оставалось мощным, тяжелым и сильным.
Ховел подошел к беспомощно висящему Кравиусу. Люгер хорошо понимал, почему жирный аббат вызывает у барона особое раздражение.
— Ты убил Эрмиона, — глухо прорычал Ховел. Он говорил на языке западных королевств почти без акцента. — Он был нужен мне живым… Поэтому ты умрешь первым. Но не сразу — вначале с тебя сдерут кожу. Из такой толстой свиньи должен получиться приличный кусок…
На лице Кравиуса, который (как, впрочем, и Люгер) принял незнакомца за самого Сферга, появилось умоляющее выражение.
— Господин! Я спешил в Скел-Моргос, чтобы оказать тебе одну услугу…
Барон разразился хриплым карканьем, означавшим смех.
— Всего лишь одну?!. Урод! Чем ты можешь мне помочь?!
— Я принес тебе голову Эрмиона — это верно, — заторопился аббат. — Но ведь он призывал белых магов из Тегины и был близок к тому, чтобы их магия начала действовать…
Кравиус отчаянно блефовал. Люгер ожидал встретить в лице узурпатора человека более изощренного, но снова убедился в том, насколько сильно порой отличаются ожидания от действительности.
— У ордена нет силы с тех пор, как я унес из Тегины Звезду
Ада! — загремел Ховел, наслаждаясь жалкими попытками аббата сохранить свою жизнь.
Стервятник ухватился за эту фразу — наивность незнакомца поразила его, и он впервые заподозрил, что имеет дело всего лишь с исполнителем, за которым находится более весомая фигура и более глубокий ум.
— Я был рядом с Алфиосом, когда ты пришел за Звездой, — сказал он в спину барону.
Тот медленно повернулся к нему.
— Так это ты? — недоверчиво спросил Диниц. Казалось, в его хитром, но примитивном уме в первый раз появилась мысль о том, что пленники могут быть полезными, а игра — гораздо более сложной, чем простое истребление врагов.
— Я, — подтвердил Люгер, пытаясь воспользоваться ситуацией, и заметил, что Кравиус судорожно задергался на столбе. — Я заставил Алфиоса снять защиту с северных ворот. Я вывел его из башни на карниз. Я позволил твоему слуге забрать талисман и летел вслед за твоим кораблем на юг, пока ветер не снес меня в сторону континента. Как видишь, этого не может знать тот, кого в ту ночь не было в башне монастыря, не так ли?..
— Зачем ты сделал все это?! — заорал барон, приближая свое лицо к лицу Люгера и обдавая пленника смрадным дыханием.
— Я скажу это только Сфергу, — тихо и отчетливо проговорил Слот, понимая, что следующее мгновение может стать мгновением его смерти.
— Ты скажешь это мне, когда я начну медленно поджаривать тебя, — произнес Ховел таким тоном, каким любящая мать обещает накормить свое дитя.
— Вряд ли, — спокойно заметил Люгер. — Молчание — мой единственный шанс. Кроме того, Сферг едва ли одобрит твое решение, если узнает, что на самом деле много потерял…
— Плевать на Сферга, — проворчал барон, сдерживая гнев. — Он ничего не услышит о тебе.
— Посмотрим, что ты скажешь, когда корабль вернется в
Скел-Моргос, — заявил Стервятник, нагло улыбаясь и глядя прямо в беспощадные тусклые глаза. — Сферг давно знает обо мне, разве ты еще не понял этого?..
Оказалось, что его наглость всего лишь позабавила барона. Тот настолько любил игры на грани жизни и смерти, что решил еще немного оттянуть момент расправы над пленником.
— С тобой мы поговорим после, — бросил он и несколько раз с наслаждением ударил Люгера в живот и в лицо. Сквозь вспышки боли тот видел, как липкий туман заволакивает все вокруг. Потом Слот ощутил соленый привкус во рту и проглотил сгусток собственной крови. Удары Ховела были весьма жестокими, однако Люгер не потерял сознания.
Он благоразумно изобразил беспамятство и несмотря на шум в голове услышал слова Диница, обращенные к аббату. Они падали, словно тяжелые камни в глубокий колодец, и звуки их падения разносились в гулкой тишине.
— Ну а ты, жирная собака? У тебя тоже есть сообщение для Сферга?
— Я знаю об ордене больше, чем Эрмион, — прохрипел Кравиус, чувствуя, как кожаный ошейник все туже затягивается вокруг его шеи. — Разве я сделал недостаточно, чтобы убедить тебя в том, что я не враг?!
— Ты сделал подозрительно много, — насмешливо сказал Ховел, медленно поднося руку к левой глазнице аббата. Потом он спокойно погрузил палец в свежую рану. Кравиус завизжал и судорожно задергался на столбе, однако мешок, запечатанный колдовством, крепко держал его.
— Тебе будет во много раз больнее и пытка будет продолжаться гораздо дольше, если ты попытаешься обмануть меня, — сказал барон с расстановкой и ткнул Кравиуса кулаком пониже живота. Тот задохнулся от боли, а его колени взлетели вверх. Потом он, рыдая, повис на столбе. Из его левой глазницы темными густыми каплями вытекала кровь.
Глава тридцатая
В чреве «Бройндзага»
Несмотря на прямолинейный ум воина, барон Ховел все же сообразил, что с уничтожением трех захваченных пленников не стоит торопиться. В отношении наместника Аркиса, раненного в живот, все было предельно ясно — он был врагом и ожидал пытки в одной из камер летающего корабля. К этой процедуре Ховел испытывал патологический интерес, имевший и свою практическую сторону — барону могли оказаться полезными некоторые сведения о береговых укреплениях, военных флотах и армиях западных королевств.
С остальными дело обстояло сложнее. Один из них, по-видимому, действительно находился рядом с Алфиосом, когда загадочным образом была снята защита с северного направления. То, что это сделал сам генерал ордена, просто не укладывалось у барона в голове.
Диниц пощадил Люгера только потому, что не хотел вызвать гнев Сферга. Узурпатор внушал ему мистический страх. Против этого барон, не боявшийся прежде никого и ничего в подлунном мире, был бессилен. Страх гнездился где-то в самой потаенной части его существа, неподвластной воле и разуму…
Сферг владел душами многих — Ховел неоднократно убеждался в этом, но, хуже того, — его влиянию не мешали даже огромные расстояния, разделявшие хозяина и слуг. Как паук, сидящий в центре невидимой паутины, Сферг знал все о мухах, запутавшихся в ней; ни одна из них не имела шансов спастись…
Смутные догадки о том, что Сферг был не вполне человеком, еще больше усугубляли подспудный ужас тех, кто служил ему. Некоторые не выдерживали и сходили с ума. Другим была уготована скорая и страшная смерть. Но, в конце концов, им нравилось то, что они могли делать, служа новому властелину, и они почти свыклись с мыслью о существовании зловещей силы, намного превосходящей их собственные возможности. Выше таких, как Ховел, были теперь только Сферг и сам Дьявол.
Поэтому, когда узурпатор отправил барона на далекий север, к берегам Тегины, с приказом ждать наступления ночи Красной Планеты, Диниц принял это за очередную блажь хозяина, однако беспрекословно подчинился его воле.
Предсказание сбылось в точности, и в назначенную ночь внезапно появилась брешь в магической сети, которой было опутано аббатство… Ховел не слишком удивился случившемуся — это лишь подтверждало сверхъестественные способности Сферга.
Диниц сделал то, что должен был сделать, и благодаря этому поднялся еще на одну ступеньку в иерархии нового морморанского государства. Теперь он мог позволить себе немного выждать, чтобы в наиболее подходящий момент преподнести Сфергу очередной подарок…
Неожиданно для себя Люгер получил относительную свободу передвижения по заколдованному кораблю, но эта свобода доставила ему мало удовольствия.
Впрочем, аббату повезло еще меньше. Кравиус был помещен в комнату изменяющихся размеров, наполненную мерцающим светом и оптическими иллюзиями, — комнату, которая пульсировала, словно гигантское сердце. Его кормили мясом неизвестного происхождения и поили зеленой жидкостью без запаха и вкуса. Существо с руками девушки приносило ему пищу, проходя сквозь зеркальную дверь, которая не пропускала никого другого. После многочисленных попыток аббат убедился в том, что может лишь погрузить в нее свои руки до локтей.