Судные дни Нэвилл Адам

Adam Nevill

LAST DAYS

Печатается с разрешения издательства MACMILLAN PUBLISHERS INTERNATIONAL LIMITED

и литературного агентства Andrew Nurnberg

Перевод с английского: Ирина Нечаева

В оформлении обложки использована иллюстрация Дмитрия Вишневского

Дизайн обложки: Юлия Межова

© Copyright © 2012 by Adam Nevill. All rights reserved

© Ирина Нечаева, перевод, 2016

© Дмитрий Вишневский, иллюстрация, 2016

© ООО «Издательство АСТ», 2017

Благодарности

Когда я проводил исследования для создания собственного апокалиптического культа, эти книги дали мне не только энциклопедические знания, но и вдохновение: «В поисках тысячелетнего царства» Нормана Кона; «Ворон: нерассказанная история преподобного Джима Джонса и его народа» Тима Рейтермана и Джона Джейкобса; «Чарльз Мэнсон: быстрое падение» Саймона Уэллса; «Под знаменем небес» Джона Кракауэра и «Коба Грозный» Мартина Эмиса. Особой благодарности заслуживают «Любовь, Секс, Страх, Смерть: история Церкви Процесса – взгляд изнутри», написанная Тимоти Уилли (под редакцией Адама Парфри) и «Helter Skelter: Правда о Чарли Мэнсоне» Винсента Буглиози и Курта Джентри, шедевр литературы о преступниках. Именно эти две великолепные работы зажгли во мне первую искру.

В изучении основ партизанских съемок[1] мне сильно помогли «Настольная книга партизанского кинематографа» Криса Джонса, Эндрю Зайннеса и Женевьев Джоллифф, «Цифровой кинематограф» Майка Фиггиса и великолепный сайт Guide Book for Guerrilla Filmmakers, www.jamesarnett.com, созданный Джеймсом Арнеттом.

Сайт www.desertmuseumdigitallibrary.org очень помог при описании пустыни Сонора в штате Аризона.

И я снимаю шляпу перед фильмами ужасов, которые принесли популярность идее псевдодокументальных съемок: «Репортажем», «Ведьмой из Блэр: Курсовой с того света» и «Паранормальным явлением».

Огромное спасибо моему агенту Джону Джерролду и редактору Джулии Крисп за консультации и стилистические правки, а еще – моим читателям: Энн Пэрри, Клайву Нэвиллу, Джеймсу Мариотту и Хью Симмонсу. А еще сотрудницам издательства Pan Macmillan – Хлое Хили из пиар-отдела и редактору Кэтрин Ричардс.

Особого места в моем храме благодарности заслуживают писатели, рецензенты и блоггеры, которые нашли добрые слова для такого создателя литературных теней, как я: Эрик Браун из «Гардиан», Элисон Флад из «Сандей таймс», Дэвид Муд, Джонатан Мэйберри, Джозеф Д’Лейси, Марк Чаран Ньютон, Тим Леббон, Стивен Фолк, Марк Моррис, Брайан Шауэрс, Питер Теннант, Black Static, SFX, Тэдди Джеймиесон из «Сандей геральд», «Новости мира», Graeme’s Fantasy Review, Джаред из Pornokitsch, Fantasy Book Review, Spooky Reads, LEC Book Reviews, Black Abyss, Speculative Scotsman, Ginger Nuts of Horror, Read Horror, Iwillread, Hagelrat и Kamvision, и не только.

И наконец, читатели, которые дали мне шанс или оставались со мной, – салют!

Пролог

Иногда я замечала, как она переползает открытое пространство – быстро, словно тень от облаков при сильном ветре.

Шарлотта Перкинс Гилман. Желтые обои

Денвер.

3 марта 2011 года

Женщина слышала, как старые друзья ходят в дальних и не очень дальних комнатах ее дома. Старые друзья, которых она пыталась забыть дольше, чем помнила себя. Пока однажды не поняла: она всю жизнь потратила на ожидание того, что они появятся, что начнут дело, которое им так хочется закончить. Потому что старые друзья ничего не забывают. Они прибыли без приглашения и явились без предупреждения. Они приходят после заката и никогда ее не отпустят.

За последнее время старые друзья стали сильнее и храбрее. Наловчились проникать внутрь. И уходить. Судя по их движениям, сегодняшний визит был последним. Воссоединение завершится.

Закрыв глаза, женщина вздохнула и рукой оперлась о дверь. Посмотрела вверх, почувствовала, как напряглось все тело, готовясь сделать шаг внутрь. И еще один. И еще.

Стоя на лестнице неосвещенного дома, все еще в пальто и туфлях, она смотрела вверх, в темноту, скрывающую верхнюю площадку. Прислушивалась – с сосредоточенностью, на которую способен лишь очень испуганный человек. А еще с решимостью того, кто уже слишком устал.

Единственным светом был слабенький отблеск ближайшего фонаря, а он никогда не проникал дальше открытой входной двери. Где-то проехала машина, и женщине очень захотелось оказаться в ней. Она повернула голову и посмотрела на пустынную улицу. Ее вдруг охватило неудержимое желание ринуться туда, где светло, где люди разговаривают и улыбаются или хотя бы молчат. Ей так захотелось быть с людьми, жить обычной жизнью, что стало больно. Она вся сжалась, только бы снова не сбежать. Сделала шаг к открытой двери. Но не другой. Замерла. Не дрогнула.

Потому что она была проклята, как призрак в доме перед сносом. Призрак, которому больше негде скитаться, ему осталось лишь пустое пространство, лишенное людей. Тень, наблюдающая за всем откуда-то из иного места, наполовину в этом мире, наполовину в другом, прислушивающаяся к ясным чистым голосам, но никогда не подающая своего. Она боролась упорнее остальных. Она осталась, когда другие ушли.

Внезапно нахлынуло сожаление – и вместе с ним его верный спутник, безнадежность. Она достаточно долго жила с последствиями того, что натворила до того, как у нее появились мозги и опыт. Ей уже стало скучно. Неважно, сколько раз она возвращалась в прошлое, вспоминала детали и строила предположения, – все оставалось неизменным, и она оказывалась в той же точке, где стояла сейчас в одиночестве. Она прикинула, что почти готова на этот раз. Сглотнула, вытащила из сумочки холодный, тяжелый револьвер тридцать восьмого калибра. Подумать только, когда-то она считала, что ей повезло.

За последние пять месяцев это был уже третий дом. Каждый она снимала под чужим именем, и каждый раз теряла залог из-за тех знаков, которые старые друзья оставляли на стенах. Три дня назад она спустилась из спальни в холодный коридор, когда в доме вдруг отключился свет. Из подвала в холл просочились запахи тухлой воды и пепла, залитого шедшим всю ночь дождем. Провода в блоке предохранителей были будто обкусаны, а стена за ними заляпана непонятным подсохшим веществом. Она закрасила пятна черной краской – закрыв глаза и рыдая, била кистью по стене.

Они начали слишком часто оставлять что-то за собой. Показывали, что возобновление знакомства неминуемо. Вчера, не успев написать длинное письмо сыну в Торонто – она писала так, как будто это было последнее послание в ее жизни, – она обнаружила на кухонном полу маленький почерневший башмачок. Совсем крохотный, как будто детский. Твердый, как дерево, сшитый, как мокасины, из оленьей кожи, и старый. Такой старый.

Упавший с ноги, о которой она надеялась больше никогда не думать. Когда женщина прихватила башмачок листовкой пиццерии, чтобы выбросить, с него сорвался ком сажи.

А вот и мы, девочка.

Бум-бум-бум-бум. Прямо сейчас, минимум в одной из комнат наверху. Может быть, в ее спальне. Женщина вспомнила вечеринку над номером в мотеле, который она однажды сняла в Лос-Анджелесе, очень давно, когда только начала свое бегство. Тяжелый топот за тонким потолком, внезапные крики и взрывы смеха, которые напоминали, как она далека от жизни, одновременно не давая заснуть. Но здесь, в этом доме, ее последнем пристанище, не проходило вечеринок, на которые ей хотелось бы сходить.

Они точно были в ее комнате. Шаги, приглушенные постельным бельем, перешли в треск, как будто кто-то тряс кровать. Из тумбочки выкинули все содержимое.

Женщина отлепила пересохший язык от нёба, сглотнула. Ударила кулаком по стене, чтобы голова перестала кружиться. А потом повернулась и закрыла входную дверь. Заперлась внутри. С ними.

Еще один незваный гость пытался подняться с кухонного пола. Она слышала его за закрытой дверью в конце коридоа. Тот же звук мучил ее в последних двух съемных квартирах, из-за него она сбежала оттуда прямо посреди ночи. От этого шума она всегда вспоминала детеныша антилопы, виденного один раз по телевизору, – искусанный крокодилом, тот все еще пытался вырваться из воды.

Думая, придут ли за ней на четырех ногах или на двух, она подняла пистолет и подошла к лестнице. Правую руку поддерживала левой, как учили на стрелковом полигоне, – только дуло было направлено вверх. Готова.

Женщина попыталась успокоиться. Позволила себе вспомнить сына – в ту ночь, когда несла его через холодную пустыню, прижав к груди. Это было очень давно, но она помнила его сопение, его тепло, маленькую ручку, вцепившуюся в ее черные волосы, как будто это было вчера. Тогда они спадали до пояса и покрывали ребенка, как водопад. Мальчик всегда знал, кто его мать. Они делали все, чтобы он забыл, но сын знал. И она его вытащила.

Она улыбнулась сквозь слезы. Вдохнула.

– Выходи, сволочь, – заорала она на то, что медленно, подергиваясь, выползало на верхнюю площадку.

Мрак окутывал ступени; старые друзья принесли его с собой из темного места, где-то между «здесь» и «не здесь».

И под защитным пологом тьмы существо послушалось ее призыва и пошло к ней на четырех ногах, задрав лицо вверх.

Не успело оно преодолеть короткую дистанцию между ними, как женщина сунула холодное дуло пистолета себе в рот. Когда ей показалось, что то уперлось в заднюю стенку черепа, она спустила курок.

Процесс

Блумсбери, Лондон.

30 мая 2011 года

– Вы когда-нибудь слышали о сестре Катерине и Храме Судных дней?

Когда Максимилиан Соломон задал этот вопрос, улыбка ушла из его глаз: то ли он слишком серьезно относился к теме разговора, то ли решил проверить, можно ли поделиться с Кайлом секретной информацией. Так обычно смотрят любители спиритизма и духовных практик, когда решают поговорить о сокровенном с незнакомцами. А еще уфологи и медиумы.

Но, хотя глаза Соломона стали жесткими, еле заметная усмешка так и не исчезла с маленького загорелого лица директора «Ревелэйшн Продакшнз». Кажется, Кайл его забавлял. А может, и вообще все в мире, кроме него самого. Постоянная полуулыбка, то ли радостная, то ли насмешливая. Трудно сказать наверняка, когда имеешь дело с этими: успешными хозяевами жизни, руководителями и контролерами, с которыми Кайлу как режиссеру приходилось постоянно общаться.

– Да, – ответил Кайл и стал копаться в памяти в поисках информации о сестре Катерине и Храме Судных дней. Всплывали какие-то фрагменты, напоминающие поляроидные фотографии: выцветшее изображение оборванного бородатого человека в наручниках, идущего от полицейской машины в казенное здание; воздушная съемка какого-то ранчо или фермы… в Калифорнии? Обрывки информации о секте, которые он когда-то слышал по телику. В документальном фильме или новостях?

Он не помнил, откуда это знает, но, раз знает, значит, дело было громкое. Сейчас эти люди казались по-настоящему мрачными и культовыми персонажами.

Американская инди-группа «Сестра Катерина» в восьмидесятых, индастриал-группа «Храм Судных дней» десятилетием позже. Ну и конечно же, Кайл знал сестру Катерину по знаменитому портрету, хотя понятия не имел о ее жизни. Она красовалась на футболках на Камден-Маркете вместе с Джимом Джонсом, Чарльзом Мэнсоном, Майклом Майерсом и Джейсоном Вурхизом. Пухлое, густо накрашенное лицо с блаженным выражением, окруженное фиолетовым капюшоном монашеского одеяния. Ее глаза как будто смотрели в рай. Богородица и «Ревлон». От лидера злобной секты остались лишь черные шутки, мрачная ностальгия и шмотки для бунтующей молодежи. Женщина, которую убили… или она совершила самоубийство вместе со своими последователями в Америке?

Он не помнил, но точно знал, что Храм убивал людей. Или фанатики мочили друг друга? Кинозвезд? Нет, это «Семья» Мэнсона. То же время. Храм – это хипповская секта шестидесятых. Или семидесятых?

– Секта, – сказал он, пытаясь выглядеть безмятежным. Но поздно – успел нахмуриться, пока думал.

Макса, казалось, порадовало его невежество. Оно позволило ему пуститься в объяснения:

– Организация, которая начала действовать здесь, в Лондоне, в 1967 году.

– В Лондоне?

– Да. Здесь. Об этом немногие знают. Но сестра Катерина – англичанка. Ее настоящее имя – Гермиона Тиррилл. Она родилась в Кенте. Выросла в богатой семье. У ее матери даже был титул. Она была баронессой и убедила маленькую Катерину, что та лучше других. В этом же ее убеждали в пансионах, где она училась до четырнадцати лет, пока отец не обанкротился и не сбежал из семьи. Маленькая Кэти и ее мать были ввергнуты в пучину бедности. Из загородного особняка пришлось переехать в муниципальную квартиру в Маргите. Носить подержанную школьную форму. Общаться с людьми. Тяжело было маленькой толстой отличнице смотреть, как бывших подружек представляют ко двору.

Кайл пожал плечами:

– Не знаю…

– Она убежала из дома в пятнадцать и больше никогда не разговаривала с матерью. Какое-то время провела в борстальской колонии для малолетних преступников – за кражи и грабеж, а в двадцать лет оказалась в тюрьме. Она была арестована за проституцию, а потом за содержание борделя. Растрата, подлог. Мелкие преступления. Мы можем думать об этом что угодно. Но что мы точно знаем из немногих сохранившихся записей о ее детстве и юности – она никогда не любила играть на равных. Ей хотелось власти и статуса. Того, что у нее забрали.

Кайл почувствовал в голосе Макса тень горечи… и завистливое уважение.

– Происхождение Храма… завораживает. Он вырос из коктейля сайентологии, апокалиптических идей, связанных с наступлением нового тысячелетия, подражания христианским святым, оккультизма, буддизма, веры в реинкарнацию… и кучи других вещей. – Казалось, Макс не видит Кайла, забыл об их разговоре и вообще о том, что происходит вокруг, так иногда ведут себя старики, вспоминающие прошлое. – Идея была хороша. Простые психотерапевтические техники, перемешанные со средневековыми идеями аскезы и набожности. Жизнь, свободная от эго. Изначальные ценности, закутанные в красивый покров мистицизма.

Тут Соломон спохватился, поняв, как выглядит со стороны, и, наконец, прекратил улыбаться:

– Но прекрасную задумку узурпировали социопатка и преступники. В Лондоне их называли «Последним собором». Они стали Храмом Судных дней во Франции, во время раскола шестьдесят девятого года. На ферме в Нормандии, где чуть не умерли от голода. Оставшиеся уехали в Америку, под тем же руководством. Где и покончили с собой в семьдесят пятом, в Аризоне. Об этом вы, наверное, знаете?

Кайл сглотнул.

– Этого я не знаю, – тон у него был агресивный, – их не знаю.

– Безусловно, – сказал Макс снисходительно.

Кайла вдруг охватило ощущение беспомощности, как в школе, когда ему задавали вопрос, ответа на который он не знал. Нелогично – с чего бы ему вообще что-то знать о секте? Он разве говорил, что знает? Вряд ли это важно. А Макс Соломон прислал ему мейл с предложением о встрече в его офисе в Блумсбери для «обсуждения перспективного сотрудничества» без всяких уточнений. Он почувствовал, что у него горит лицо.

– Не хотелось бы показаться неуважительным, но почему я должен их знать?

– Судя по тому, что мне нравится в вашей работе, Кайл, я бы предположил, что вам это может быть интересно, – Макс улыбнулся.

Он излучал уверенность, спокойствие и вальяжность, как будто его успех был неизбежен, как будто он родился для богатства и процветания, и все должны это знать. Эти знаки Кайл знал слишком хорошо. И инстинктивно не любил таких людей. Денежный мешок, важная шишка в киноиндустрии, напыщенный продюсер. Такие любят общаться с творцами и подчеркивать собственную «креативность» при любом удобном случае – этим они унижают само понятие «творчества». Но их стремление присвоить себе чужую работу – он понял это на собственном горьком опыте – всегда подкреплялось хитростью и умом, которые не стоило недооценивать. Именно из-за них Кайл стал самофинансируемым режиссером с долгами такого размера, что от одной мысли о них перехватывало дыхание.

Чуть раньше его забрали из роскошного холла, настолько ярко освещенного, что он все время ожидания провел с полузакрытыми глазами. Когда он оказался в офисе директора и Макс встал поприветствовать его – крошечный, легкий и грациозный, – он неприятно напомнил Кайлу маленькую умную мартышку с бегающими глазками. Обезьяну, вставшую на задние лапы и одетую в костюм от Пола Смита.

К тому же кожа у него была загорелая до цвета батата, а на голове колыхались полупрозрачные пересаженные пряди. Кайл никогда не понимал, почему лысеющие мужчины платят такие деньги за операцию, из-за которой волосы только редеют. Он один раз ездил в Канны и дважды – в Лос-Анджелес, разговаривал с агентами и постоянно попадал в совершенно чужой мир, где было полно людей, похожих на Макса Соломона.

Вчера вечером, когда пришло письмо с приглашением, Кайл бросил читать объявления о вакансиях и немедленно нашел сайт «Ревелейшн Продакшнз». Тщеславная надежда, что он снова сможет работать и заработает достаточно, чтобы отмахнуться от перспективы банкротства, тут же угасла. Изучая сайт, с каждой строчкой Кайл разочаровывался все сильнее.

Фирма опубликовала книгу «Послание» и продала «пятьдесят миллионов экземпляров!». Эта информация занимала большую часть страницы. Этот томик частенько попадался Кайлу на глаза. «Послание» изменило жизнь многих звезд шоу-бизнеса, и в одно лето его читала каждая вторая девушка в лондонском метро. Правда, то лето давно прошло, и с тех пор Кайл не видел, чтобы кто-то прилюдно листал эту книгу.

Кроме «Послания», у компании был обширный послужной список из книг, DVD, CD и сопутствующих товаров, которые подавались как уникальные, современные, жизнеутверждающие пособия для саморазвития. Компания характеризовала свою деятельность как «новаторскую», «эпохальную» и «ставшую откровением». Бренд показался Кайлу ужасно калифорнийским, вульгарным и немного устаревшим – очередной «волшебной таблеткой», которая еще больше усилила его отвращение к наукообразию, перемешанному со спиритической чепухой. Но к этому все и шло: он скатился на самое дно киноиндустрии, если не считать порнографии.

Его документальный фильм об американском металкоре, «Шреддеры», сотню раз показывали по кабельному, он стал хитом фестивалей в две тысячи шестом и до сих пор считался культовой классикой в музыкальной среде. «Шабаш» о ведьмах в шотландском университете принес ему обвинение в клевете, но все же был показан на BBC2 и неплохо принят. Документальный фильм о европейском блэк-металле «Царящие в аду» купили на DVD тридцать тысяч человек. Двести тысяч скачали документалку «Кровавое безумие» о трех британских туристах, которые пропали за Полярным кругом. Это был настоящий успех. Не какая-нибудь фигня. Он знал то, о чем говорил. У него была стоящая фильмография. Но распространители первых трех фильмов заявили, что он должен им денег: пятнадцать штук. А еще на нем до сих пор висел десятитысячный долг за производство «Шабаша», тяжелый, как наковальня. В результате после последнего фильма и невыплаченной аренды он был должен тридцать тысяч фунтов по разным кредитам и займам. День финансовой расплаты приближался. Ожидание не давало веселиться даже по мелочам. Он уже физически не мог расслабиться, а это оказалось еще хуже, чем потеря пусть призрачной, но радости. Кайл заметил, что кое-какие гарантии «Ревелейшн Продакшнз» все же давала. Счастье: они обещали его прямо. Так что, может, и стоит сделать им фильм о тантрическом сексе.

– Почему вы думаете, что меня должны интересовать секты?

– Я видел ваши работы. В них чувствуется свежесть и незашоренность. Когда речь идет о чем-то узкоспециальном, осмеиваемом, забытом. О необъяснимом. Вы не эксплуатируете идеи, Кайл, и мне это нравится. Не гонитесь за сенсациями. Вы непредвзяты, друг мой. Поэтому мне интересно, сможем ли мы работать вместе. Меня интересует ваш подход. Ваше видение.

Кайл постарался ничем не выдать, что польщен.

– Я снимаю фильмы по одному принципу. Я хочу показать субкультуру и понять ее. Или честно рассказать историю. Отразить именно то, что мои герои испытали на себе. Я снимаю только то, что мне интересно. Истории, которые меня завораживают, которые никто еще не рассказывал – или рассказывал плохо. То, чего избегают или по крайней мере не понимают в обычном кино. Мне кажется, что я знаю способ этого достичь, и не буду от него отказываться. Если по ходу дела я смогу обойти Голливуд и существующую бизнес-модель – отлично. Художественный компромисс, кража идей, «белые воротнички»… Хватит. С меня хватит. – В его голосе было едва скрытое предупреждение. Ему говорили, что не слишком умно и даже непрофессионально демонстрировать свою озлобленность в разговорах с продюсерами, но сегодня он предпочел проигнорировать эти советы.

Макс высоко поднял выщипанные брови, но вот нижняя часть лица не шевельнулась. Значит, он еще и подтяжку делал. Полуулыбка, в которую Кайл уже почти поверил, была, оказывается, издевательством.

Кайл постарался подавить растущее раздражение. Получалось плохо: все равно что закрывать банку красной краски слишком маленькой крышкой.

– Наступает мое время, таких режиссеров, как я.

Вышло слишком драматично, Кайл сразу почувствовал себя идиотом, но тем не менее всегда искренне радовался тому, как киноиндустрию трясло от цифровых технологий, лишивших продюсеров былой монополии. Напоминать им о новых временах – это самое меньшее, что он мог сделать.

– Со временем я сам собираюсь заняться распространением собственных фильмов. Для специфической аудитории. В них никогда не будет идиотского цензурированного дерьма, вставленного ничего не понимающими чиновниками с их приходами-расходами, итоговыми графами и карьерами. Я финансирую, снимаю и монтирую фильмы сам. Следующий мой шаг – разобраться с дистрибуцией. Вот что я об этом думаю.

– Понимаю, – Макс посмотрел на свои тонкие, как у женщины, пальцы, несколько секунд поизучал ногти, при этом то ли хмурясь, то ли стараясь не улыбаться. Сложно понять мимику человека, чей подбородок когда-то, скорее всего, был частью лба. – Ваше «Кровавое безумие» поразило меня недвусмысленной очевидностью, если можно так выразиться, паранормального аспекта этой трагической истории. Из этого фильма я понял, что нечто очень древнее, бросающее вызов законам природы, ответственно за исчезновение множества людей… на краю света. Вы в это верите?

Начинается.

– Макс, все хотят знать правду. Я просто пытался понять, что случилось. Я никогда не смогу узнать, что конкретно там произошло. И думаю, никто не узнает. Но я полностью прочувствовал место, где родилась эта история. Люди сами предлагали версии, я ничего им не подсказывал. Не пытался управлять ходом интервью или подгонять какие-то теории под факты. Мой разум и мой объектив были распахнуты. Любой, кто смотрит фильм, интерпретирует его. В наши дни все хотят высказаться. Весь мир – как будто присяжные, которые никак не могут договориться. Я даю аудитории известные факты и свидетельства, которые вполне могут оказаться ложными. И честно говоря, я не имел ни малейшего понятия о том, что это будет за фильм, когда делал его.

– Ясно. Интересно.

Что ему ясно? Пока Кайл говорил, Макс хмурился, как будто не слушал, а обдумывал свои дальнейшие реплики. Это бесило еще сильнее, если это в принципе было возможно.

– Я не люблю споров, мистер Соломон. Зрители обычно тоже не любят. Моя задача – выбрать историю настолько интересную, чтобы публика оказалась в некоторой степени сама вовлечена в нее. Это максимум того, что я могу сделать как режиссер. Я не снимаю звезд, не рассказываю про известные события, поэтому я и оказался вне системы. – Это слово он почти выплюнул и затем сделал глубокий вдох. – Поэтому я ищу сюжеты для заброшенных зрителей, которых не любит мейнстрим. И нас таких ужасно много. Я все время общаюсь с такими людьми в Интернете. Это моя аудитория.

– Вы достаточно зарабатываете своим индивидуальным подходом?

Пауза вышла дольше, чем Кайл планировал:

– Пока нет. С музыкальными фильмами и «Шабашем» вышла некрасивая история, поэтому «Кровавое безумие» я не продаю, а распространяю бесплатно в Сети. Пара инди-студий поместила на моем сайте свою рекламу, что покрывает часть расходов. Все остальное я брал в долг. Но дело совершенно не в деньгах.

Может быть, нужно просто встать и уйти? Он не может даже сделать вид, что этот человек ему нравится. А он лишь один из десятка режиссеров, среди которых Макс подыскивает человека для работы над «желтой» темой. По крайней мере его пригласили не на ланч, за который пришлось бы заплатить, а в настоящий офис кинокомпании. Кайл чувствовал, что они с Максом совсем разные; а если после всего, через что он прошел, не доверять своим инстинктам, то как вообще двигаться дальше? Пора откланяться.

Но тут Макс сказал:

– Я верю, что у меня есть для вас сюжет. Очень необычная история. Карты на стол, Кайл. Я хочу, чтобы вы сняли для меня фильм.

Тот с трудом удержал радостный вскрик, и вокруг них сгустилась тишина.

– Фильм о…

Полуулыбка окончательно покинула гладкое лицо Макса.

– Давайте я введу вас в курс дела, а потом вы сами скажете, нравится ли вам предложение. – Соломон откинулся на спинку кожаного кресла, в котором казался совсем карликом. – 10 июля 1975 года департамент полиции Феникса вытащил пятнадцать человек из заброшенной шахты в пустыне Сонора, в Аризоне. Через несколько часов после ночи Вознесения сестры Катерины. Храм Судных дней владел шахтой с семьдесят второго года.

Девять человек были мертвы, включая саму сестру Катерину. Шестерых нашли живыми. Пятеро из них оказались детьми. Шестым был печально известный Мануэль Гомез, он же брат Белиал. Любовник Катерины и ее палач. Единственный взрослый, который пережил эту ночь. Вы ведь о нем слышали? Убит неизвестными в тюрьме города Флоренс, прежде чем он смог предстать перед судом.

Пятерых членов секты, которые несколько недель перед ночью Вознесения жили в шахте, никто так и не нашел. Полагают, что их тоже убили и похоронили в пустыне. Именно уголовный аспект больше всего привлекал биографов, фанатов и исследователей секты. Полиция сочла, что убийства стали результатом драки, наркотического опьянения или были самоубийством. В газетах писали, что это сатанинский ритуал с человеческими жертвоприношениями, в котором погибла и лидер секты. Которую, кстати, обезглавили. И именно эта версия событий сохранилась в коллективном бессознательном – том, что вы назвали бы мейнстримом. Что еще нужно режиссеру-документалисту? Идеальная мрачная история, в которой есть все. Но… – Макс через стол толкнул к Кайлу кучку DVD, прозрачный «файл» и старую книжку в бумажной обложке, такую потасканную, что название уже не читалось, – четыре документальных фильма и три художественных об этой секте ужасны. Отвратительны. Действительно никуда не годятся. Из множества книг стоит прочитать только одну, «Судные дни» Ирвина Левина. Ее все тогда посчитали вымыслом, она уже давно не переиздавалась. Но полицейские из Юмы и Феникса сочли, что Левин в своем тексте был очень внимателен к деталям ночи Вознесения, когда случились все убийства.

Кайл откашлялся:

– Это случилось очень давно. Если не появилось никаких новых свидетельств, зачем снимать еще один фильм? Вы имеете в виду, что просто нужно наконец сделать это хорошо? Зачем? Какая-то годовщина или ностальгические воспоминания?

Макс прервал его, подняв маленькую руку;

– Нет. Эту историю никто никогда не рассказывал. Забудьте про убийц. Забудьте про полицейское расследование. Про газеты. Эту дорожку истоптали все кому не лень. Но известно и кое-что еще о Храме Судных дней. Сохранился фольклор и альтернативные истории фортеанского толка[2]. Они нам доступны. Видите ли, очень многие верят, что мистические и оккультные изыскания секты принесли плоды. Что сестра Катерина сумела достичь чего-то… экстраординарного. И что ее добровольная смерть – она совершенно точно была убита по своему же собственному приказу, как и ее самые верные последователи, – стала частью этой тайны, необъяснимого феномена, сопровождавшего их с самого начала, с Лондона. Те, кто относится к подобному непредвзято, могли бы сказать, что именно из-за него секта не ушла в забвение. Такую историю любой обычный режиссер постарался бы опровергнуть. Если бы вообще обратил на нее внимание.

Выжили и другие, Кайл. Погибли не все члены культа. Люди, которые бежали за много лет до того, как все закончилось. И другие, которые ушли всего за несколько месяцев. Люди, которые, по мнению многих, никогда не смогут забыть о том, что испытали на службе у сестры Катерины. А сейчас некоторые из этих выживших подали голос впервые после полицейского расследования в семьдесят пятом. И, как вы, наверное, понимаете, это значит, им есть что рассказать. Значит, они должны о чем-то рассказать. Но боялись все это время. И они дают нам возможность создать нечто исключительное.

Воздействие сестры Катерины на последователей было невероятным. Оно, ни много ни мало, ломало им жизнь. Оно было ужасным. Ее жестокость не знала границ. Как и ее фантазия в том, что касалось необъяснимого. Сестра Катерина каким-то образом завораживала людей.

Макс пригубил «Эвиан» из бокала:

– Понадобилась немалая сила убеждения, чтобы собрать тех членов секты, кто дожил до наших дней, – он улыбнулся и поднял руки: – Можно сказать, больше никого не осталось. Я нашел даже знаменитых Марту Лейк и Бриджит Кловер, – он казался разочарованным от того, что Кайлу эти имена ничего не сказали. – Две главные свидетельницы процесса, дошедшие до суда. В семьдесят пятом они стали знаменитыми. Две молодые женщины, которые убежали из шахты в Аризоне вместе с детьми за три месяца до ночи Вознесения. Увы, но бедная Бриджит ушла из жизни в этом году. Но Марта, милая, милая Марта ждет нас, чтобы рассказать нам свою часть невероятной истории.

Кайл посмотрел на стены комнаты, освещенной как кабинет врача или фотостудия. В рамках висели обложки книг о диетах по гликемическому индексу и старые рекламные постеры кассет с инструкциями по духовным пробуждениям.

– Тема как-то в стороне от ваших интересов, не думаете? Не слишком здоровая и позитивная.

Макс просиял:

– Вот здесь, как я полагаю, вам особенно понравится наше предложение. «Ревелейшн Продакшнз» работает над новым проектом. «Мистерии». Новый способ продажи контента в Сети и на DVD. Мы принимаем цифровую революцию, Кайл. В нашем портфолио должно быть что-то авангардистское. Новый бренд станет базой для создания передовых контркультурных фильмов об альтернативной истории и неразгаданных тайнах. История Храма станет нашим флагманом. Понимаете, эта секта очень популярна в сети. Но мы предложим совершенно уникальный взгляд на нее. К тому же с цифровыми технологиями наши расходы вряд ли будут слишком высоки, как вы уже упоминали. А после того, как мы отобьем производство, прибыль поделим с создателями фильма.

Макс улыбнулся и поднял руки:

– Кайл. Я не могу объяснить, насколько это здорово – снова закатать рукава и кинуться в работу, – он улыбнулся стене, – думаете, я основал эту компанию, чтобы почивать на лаврах? ТЕСКО продает веганскую еду, а «Бутс» – ароматические масла, – Соломон тряхнул головой, – но я альтернативно подходил к вопросам физического и духовного здоровья, когда это еще было ново и оригинально. Революция образа жизни, Кайл. Я это видел. Шестидесятые. И я снова хочу заняться творчеством.

Кайл прикусил губу, чтобы не крикнуть:

– Вы хотите, чтобы я снял первый фильм?

– Точно. – Макс постучал наманикюренным ногтем по файлику на столе. Теперь казалось, что его предложение очень срочное, и он больше не может это скрывать: – Я хочу, чтобы вы начали прямо сейчас. У нас мало времени. Следы, которые я так тщательно искал, могут остыть. Все, что тебе нужно знать об интервьюируемых, здесь. Имена, биографии, их связь с Храмом. А еще фотографии и информация о местах, которые придется посетить.

Кайл сидел тихо, не в силах поверить в происходящее; голова шла кругом от волнения, страха и необходимости быть осторожным. То, что сейчас случилось… не могло случиться. Ему предложили то, что никогда не предлагают.

Никогда.

Неподвижное лицо Макса слегка расслабилось:

– Я буду исполнительным продюсером. Все креативные моменты – на вас. И на площадке я торчать не буду, решайте все сами. Мне кажется, вам это понравится. Если вам что-то понадобится по ходу съемок, просто позвоните, и я постараюсь все устроить. О лицензировании и распространении я тоже уже позаботился. Моя компания будет инвестором. Мы выйдем прямо а рынок. Деньги уже выделены и ждут. Вас.

Кайл взял папку:

– Нужно это как следует изучить.

– Съемки начнутся в субботу.

Кайл истерично засмеялся:

– Что? – Макс, вообще, знает что-то о кинематографе? – В субботу?

– График готов. Все разрешения на съемки получены. Жилье и билеты забронируют сегодня. Поскольку я ваш работодатель, моя страховка покроет ваше здоровье и оборудование.

– Сценарий? Я ничего об этом не знаю… почти ничего. Мистер Соломон, мне нужен сценарий. Мне нужно подумать, как рассказать эту историю.

– У вас есть пять дней, чтобы познакомиться с ней. – Макс постучал по книге Левина. – По графику съемок вы будете двигаться в хронологическом порядке, в соответствии с историей секты: Лондон, Франция, Аризона. Вот вам и логлайн[3]. Сюжет движется от основания секты до самоубийства. Шесть мест, три страны, одиннадцать дней. Ни дня больше. Никаких дублей или пересъемок. Я хочу потратить ровно столько пленки, сколько займет фильм. Кадры из хроники в файле. – Макс улыбнулся: – Вы что-то сказали?

Накатило ощущение дезориентации. Двигалось то ли кресло под Кайлом, то ли вся комната. Слишком много вопросов, предчувствий, подозрений – он не мог ни удержать их в себе, ни сформулировать словами.

– Места съемок. Я должен их хотя бы увидеть. Подумать о звуке, освещении.

– Людей там не будет, это довольно отдаленные места. Заброшенные. Вы же – специалист по таким. Придется также нанести пару визитов в частные дома. Могут быть странности, о которых я не знаю, но ничего сложного для человека с вашим опытом и талантом. Экстремальные партизанские съемки. Ваш raison d’tre[4], мой дорогой.

– Монтажный лист для каждой локации, – теперь Кайл думал вслух. – Это очень важно. Нельзя спланировать все, мистер Соломон, иначе придется наспех исправлять ошибки, которые нельзя было предвидеть. Мои фильмы очень простые. Одна-две камеры. Но все-таки мне нужно продумать каждый кадр.

Говоря все это, он думал о долгах. Нужно спросить о гонораре. Он вообще предусмотрен?

Макс упоминал деньги?

– Фотографий хватит, отрезал Соломон. – Задержек больше быть не должно. Именно поэтому я предлагаю работу вам. Мы очень далеко зашли. По этому графику может работать только… режиссер с вашими способностями. Какие-то проблемы?

– Но… люди, у которых нужно брать интервью. Я о них ничего не знаю. Нужно хотя бы с ними поговорить.

– Нет времени! Первый день съемки – суббота. Боюсь, что в последнюю минуту моя команда меня подвела. По личным причинам они не смогли начать работу.

– Команда? Кто…

– В любом случае, я знаком со всеми, кто согласился сниматься. Так что вам придется довериться моему выбору. Думаю, никто из них вас не разочарует. Я бы не стал с вами даже разговаривать, если бы не был уверен в вашей способности к импровизации. Способности держаться в рамках графика и бюджета. Я знаю, что вы делаете фильмы буквально из воздуха, пользуясь знакомствами, на отложенных платежах. А мы уже проделали большую работу. И я включил список вопросов, которые бы хотел задать героям нашего фильма.

– Вот здесь между нами могут возникнуть некоторые проблемы относительно цели…

Макс встал, показывая, что встреча окончена. Нетерпеливо ответил:

– Это не жесткая инструкция. Так, указания. Единственное, чего я хочу, – исследовать паранормальные аспекты организации. Это и есть цель фильма. И мне кажется, что моя цель должна стать и вашей. Мне неважно, как вы будете строить кадр. Выбирайте любую композицию. Я хочу видеть ваш стиль. И каждый день получать уже отснятый материал. Как это можно устроить?

– В последних двух фильмах я использовал параллельный монтаж, вышло неплохо. Черновой монтаж лучших кадров делал просто в Final Cut Pro, а финальным занимался мой монтажер Маус.

– Отлично.

– Мастер-файлы я отправляю к нему на жесткий диск. Сжатие обычно занимает больше времени, чем длится ролик, но, думаю, задержка будет не больше дня-двух.

– Лучше день. А ваша команда?

– Мой партнер Дэн. Без него никак. И он работает с камерами.

– Значит, вас трое. Дэн и этот, Маус?

– Я так снял последние два фильма.

Пока Макс обходил стол, протягивая руку, Кайл думал, впечатлил ли исполнительного продюсера своим минимализмом или тот просто обрадовался сокращению расходов.

– И они должны подписать соглашение о конфиденциальности. Боюсь, что проект нужно держать в тайне до самого конца. Это сложная история.

– Не вижу препятствий. Фестивали? Кинопрокат? Хорошо бы хоть попытаться.

– Да, конечно. Мы планируем распространение на DVD, в Интернете и телеэфир. Но отказываться от других возможностей тоже не будем.

Кайл встал, слегка пошатываясь. Голова кружилась, все тело как будто надули гелием.

– Вы оставляете все творческие решения за мной?

– Конечно.

– Я хотел бы посмотреть договор.

– Вот он. Вы, кажется, сомневаетесь.

– У меня печальный опыт, мистер Соломон. Все инвесторы думают только об одном: прибыль любой ценой.

– Ну да, я, понятно, надеюсь, что наше сотрудничество принесет прибыль. Думаю, аванс довольно щедрый?

– Аванс? – Нависшая тень разорения словно бы побледнела. Долг, казалось, изменял гравитацию вокруг Кайла и делал мир настолько тяжелее, как будто он находился на другой планете. Одна мысль о том, что ему удастся от него избавиться, принесла невиданное блаженство.

– Да. Одна треть сейчас, одна – по завершении съемок, остаток – после окончательного монтажа шедевра. С командой поделитесь сами. Надеюсь, сумма соразмерна вашей репутации. Думаю, сто тысяч фунтов плюс расходы по чекам.

Сто тысяч. Кайл сглотнул, чувствуя, что сейчас упадет в обморок.

– Берите договор, почитайте. Покажите агенту, если он у вас есть. Поскольку у вас есть свое оборудование и люди, наша компания будет лишь издателем-контрактором вашей картины.

– Можно взглянуть на ваш прогноз движения ликвидности?

– Конечно. Еще что-нибудь?

Пауза вышла чуть дольше, чем Кайл рассчитывал. Он не мог понять, дьявол ли Соломон или его спаситель.

Макс улыбнулся, сверкнув идеальными зубами:

– Значит, договорились?

Кайл кашлянул, прочищая пересохшее горло, и взял договор:

– Я сначала посмотрю договор.

– Ответ нужен сегодня, – Макс взглянул на свои «Патек Филипп», – скажем, к пяти часам.

Вест-Хэмпстед, Лондон.

30 мая 2011 года

– Дэн, ты веришь в чудеса? – Плечом прижав трубку к уху, Кайл почти бежал от метро к своей квартирке на Финчли-роуд. Он задыхался и был слегка пьян.

– Нет.

– Я тоже не верил. А теперь я расскажу тебе, что они существуют. Я встречался с «Ревелейшн Продакшнз».

– С кем?

– Ну те чуваки, которые выпустили «Послание». – Тишина. – Ну, ту самую книгу.

– И?..

– Еще они снимают видео и всякое такое. А сейчас запускают новую серию. «Мистерии». И попросили меня снять первый фильм.

– Круто. Наверное.

– Это значит, что у нас снова есть работа.

– Что за фильм?

– Приезжай, расскажу.

– Я сейчас типа занят.

– Чем – трахаешься? Остальное вполне можно отложить. Ты должен это услышать.

– Душа, разум и тело. Тофу, кристаллы и прочая хрень. Звучит не очень, Кайл. Я понимаю, что сейчас нам нелегко…

– Сто штук аванса.

Тишина.

– Гонишь.

– Я же говорю, приезжай. Полюбуешься на бюджет. Все документы подписаны. Страховка готова. Он даже раскошелился на страхование персональной ответственности. Телеформат. Это, сука, невероятно. Ты в теме?