Предчувствия ее не обманули Полякова Татьяна

– Надо будет хорошенько все осмотреть. Возможно, найдется что-нибудь по-настоящему ценное. Но даже то, что я сейчас вижу…

– Слушай, может, покупатели клюнули на дом как раз из-за этих книг? – высказала предположение Женька.

– Довольно наивно ожидать, что ты продашь библиотеку вместе с домом.

– Почему же наивно? Допустим, я дурочка, которая считает старые книги просто ненужным хламом?

– Знаешь, дорогая, сейчас даже бабулькам в глухих деревнях прекрасно известно значение слова «антиквариат». Все старое стоит денег. Можешь мне поверить, тебе даже сломанную прялку за здорово живешь не отдадут.

– Да, прогресс достиг самых отдаленных уголков, – кивнула Женька, вроде бы опечаленная данным обстоятельством. – А там что? – указала она на дверь рядом с книжным шкафом. – У меня от этих дверей уже в глазах рябит.

– Думаю, там спальня, – пожала я плечами.

Комната оказалась узкой, как пенал, и без окна. Возле стены стояла кровать, застеленная одеялом, над кроватью свисала лампочка на длинном шнуре. Вдоль противоположной стены шли стеллажи, буквально заваленные книгами и папками с какими-то бумагами.

– Чем твой дядя занимался? – спросила я Женьку.

– Господи, откуда же мне знать?

– А надо бы. Вдруг он какой-нибудь изобретатель, сконструировал вечный двигатель, над ним все смеялись, а теперь…

– Смеяться перестали, – подсказала Женька ехидно. – И решили изобретение себе присвоить. Вот за что я люблю тебя, Анфиса, так это за способность сочинить детектив на ровном месте.

– Кто бы говорил, – хмыкнула я. – Ладно, с бумагами позже разберемся. Ну, что? Вроде бы все осмотрели…

– Как все? Ты что, не видишь очередную дверь?

В самом деле, странно, что я ее не заметила. Наверное, потому, что украшала ее картина в рамке. На картине изображена обнаженная толстуха на леопардовой шкуре. Дверь находилась прямо напротив изголовья кровати и, должно быть, скрашивала одинокие ночи дядюшки.

– Он, кстати, был женат?

– Мамуля говорит, нет. Он вроде бы считался недалеким, с придурью, проще говоря, хотя мама могла напутать, и это кто-нибудь другой дураком был.

Женька распахнула дверь, картина при этом едва не слетела, пришлось поддерживать ее рукой. За дверью оказался туалет и душ. Ну, вот и все. Осмотр закончен.

– На первом этаже под лестницей еще дверь была, – вздохнула Женька, которой наследство упорно не нравилось.

– Хорошо, проверим дверь и начнем выгружаться.

Покидая спальню, я обратила внимание на то, что в двери торчит ключ, и подумала: брат с сестрой, скорее всего, не особо ладили, хотя, может быть, просто предпочитали иметь личную территорию, не досаждая друг другу. Спустившись по лестнице, мы увидели еще дверь, запертую, но с ключом в замке. И через мгновение оказались в подвале. Двигаться здесь можно было в полный рост, что существенно облегчало осмотр, но ничего заслуживающего внимания мы не обнаружили: полки для хранения банок, контейнеры и несколько пчелиных ульев, разумеется, пустых.

– Надо подогнать машину к дому и перенести вещи, – сказала я, когда мы выбрались из подвала. – А знаешь, по-моему, все не так уж плохо. Перед домом хоть и маленький и весьма запущенный, но самый настоящий парк. Кстати, надо привести его в порядок. Наймем кого-нибудь скосить траву, избавимся от крапивы, дорожки расчистим…

Женька едва заметно поморщилась.

– Это ж сколько времени займет… Не представляю, что мы будем здесь делать.

– Я же сказала – крапиву дергать. Если мы сможем привести участок в приличное состояние, твоя собственность сразу же поднимется в цене, – добавила я, решив направить Женькины мысли к позитиву. Она опять поморщилась.

– Крапиву дергать я не против, но… может, нам сегодня переночевать у соседки? Этой, как ее…

– Надежды Николаевны, – подсказала я.

– Точно. Она приглашала.

– На всякий случай напоминаю, – начала я сурово. – Твоя тетка умерла не здесь, а в больнице, так что если в твоей голове бродят всякие глупые мысли…

– Ты лучше скажи, ну на фига нормальному человеку дверь в комнату гвоздями заколачивать?

– О господи, – простонала я. – Мы же все решили…

– Это ты решила. Вот что хочешь говори, а дом мне не нравится. И ночевать я здесь ни за что не останусь. Да я здесь не усну, а если усну, непременно какая-нибудь гадость приснится. Уж я-то знаю.

– Я не собираюсь жить у соседки. Если ты намерена валять дурака – пожалуйста, но только без меня. Утром я уеду, мне роман писать надо. Так что вещи можно не распаковывать.

– Ты в самом деле хочешь здесь ночевать? – чуть не плача спросила Женька.

– Конечно. Надо выбрать комнаты для жилья, навести там порядок. Здесь пыли скопилось – не продохнуть. На кухне тоже следует убраться. Сейчас приготовим ужин, поедим и приступим к уборке, как раз до темноты успеем.

– Хорошо, – кивнула Женька. – Только если… – Договорить она не успела, входная дверь скрипнула, мы, как по команде, замерли и испуганно переглянулись. Только я в досаде хотела отругать Женьку: мол, она и себя, и меня запугала так, что от скрипа мы в столбняк впадаем, как услышала женский голос. Кто-то звал от двери:

– Хозяева…

Вздохнув с облегчением, я поспешила на зов.

В дом осторожно вошла женщина лет шестидесяти, в синей юбке и кофточке с пестрым рисунком, на голове косынка, из-под которой выбивались седые волосы.

– Здравствуйте, – сказала она, увидев меня, и улыбнулась: – Приехали?

Подошла Женька, и теперь гостья переводила взгляд с нее на меня, продолжая улыбаться. Мы дружно поздоровались.

– Вы, стало быть, Женя, племянница Дарьи Кузьминичны? – ни к кому в отдельности не обращаясь, спросила женщина.

– Да, – кивнула подружка.

– А я соседка ваша, Кириллова Ольга Степановна, вам Игорь Павлович, адвокат, должно быть, про меня говорил.

– Да-да…

– Ну, вот, будем знакомы. – Ольга Степановна протянула руку, и мы по очереди ее пожали, представившись.

– Значит, приехали? Мы с Кузьминичной много лет дружили, вот я пока за домом и приглядывала. Окна, смотрю, настежь, и машина стоит… Ставни я закрыла на всякий случай, хотя у нас не шалят. Если честно, в дом проще через дверь войти, замок на веранде хлипкий, да и дверь-то стеклянная. У нас, слава богу, все тихо, воровства давно не было. Но дом-то на отшибе, я уж так, для порядка.

– Вы проходите, пожалуйста, – опомнилась я. – Вот сюда, в столовую. Может быть, чаю? Я сейчас в машину сбегаю…

– Не беспокойтесь, – замахала руками Ольга Степановна. – Я на минуточку. Вам сейчас не до гостей. Надолго приехали?

– Пока до выходных.

– Ага. Вот и славно. И мне спокойней, под присмотром дом. Продавать будете?

– Да, наверное, – наконец-то обрела Женька голос.

– Дом-то больно большой да ветхий, но, может, кто и купит, среди московских дачников поспрашивать надо. Значит, до выходных? Я вот по поводу денег сказать хотела, тех, что Кузьминична на похороны оставила. У меня на все бумаги есть, и на гроб, и на венки… поминали ее в столовой, в городе, десять человек было, чек я тоже сохранила. Осталось у меня три тысячи, я и бумаги, и деньги принесу. Вы уж извините, что я тут хозяйничала, но адреса вашего отыскать не могла, а Задорнова на ту пору не оказалось…

– Спасибо вам огромное, – сказала Женька и заверила, что чеки ей ни к чему, она очень благодарна Ольге Степановне за участие и так далее… – Честно говоря, я о тете даже не знала, – раз пять повторив «спасибо» и выслушав рассказ соседки о похоронах и поминках, поведала Женька. – Дед умер, и связь между нами оборвалась.

– Да-да, Кузьминична рассказывала. У нее, кроме вас да мамы вашей, никакой родни не осталось. А на вашу маму она за что-то обижена была. Вы уж простите, что я говорю об этом… Когда брат помер, я ей все твердила, сыщи племянницу, помирать будешь, кому дом оставишь, кто тебе глаза закроет да похоронит по-людски? А она мне «ты и похоронишь», но все-таки за ум взялась и завещание написала. Когда она в больнице была, я хотела вас сыскать, но она ни в какую, говорит, почто я ей, чужой, считай, человек? Возле меня сидеть, тоску гонять да ждать, когда помру? Она упрямая была, страсть. Так я ее и не уговорила. Вот помру, твердит, получит она дом в наследство, может, и вспомнит тетку добрым словом. Мать ее покойная очень не хотела, чтоб дом в чужие руки попал. Дому-то, почитай, сто пятьдесят лет. И бабка Дарьина здесь жила, жалко в чужие руки отдавать. Уж я, говорит, родной душе оставлю, а там как хочет, пусть продает. А может, говорит, сама ездить будет на лето, деток вырастит, и дом еще постоит.

Женька при этих словах едва не прослезилась, должно быть, представив себя здесь с детками и устыдившись, что собиралась сбыть с рук родовое гнездо подороже.

– Далековато сюда на выходные ездить, – влезла я, желая привести Женьку в чувство. Дом мне нравился, но ремонт влетит подруге в приличную сумму, которой у нее нет, опять же, пока детки не появятся, ездить с ней сюда придется мне, а у меня есть своя дача и Ромка, которому эта идея совсем не придется по вкусу.

– Оно понятно, – кивнула Ольга Степановна. – Хотя москвичи ездят… Дело хозяйское, продавать или нет. Я уж так, к слову. Привыкла Кузьминична к дому-то, я сколько раз ей говорила, почто тебе такая махина, продай, купи поменьше, забот никаких, и самой-то спокойнее, а она твердит: здесь родилась, здесь и помру. Вот так… Заговорила я вас, – женщина поспешно поднялась со стула. – А вы с дороги, отдохнуть надо. Если что понадобится, я тут, неподалеку, пятый дом, вы, поди, видели, когда ехали, синей краской крашенный. Если помощь какая нужна, так я с удовольствием.

– Ольга Степановна, – косясь на Женьку, решилась я задать вопрос. – Мы дом осматривали, так одна дверь почему-то заколочена.

– Это еще Лева покойный заколотил. Там пол провалился. Подгнил пол совсем, Кузьмич пошел да ногой промеж досок застрял, чуть не сломал ногу-то. Вот и заколотил, чтоб, значит, не ходить туда. За таким домом смотреть надо, а на ремонт денег-то не было, так, залатает кое-как… Нанимать дорого, а сам-то Лева не особо рукастый был. А уж как помер, так и вовсе беда, Кузьминична сама-то что сделает? Вон забор упал совсем, доски на крыльце менять надо… так уж доживала подруга моя, как есть, царство ей небесное.

– А кем ее брат работал? – спросила Женька.

– Зоотехником, здесь, в совхозе. Потом на инвалидность вышел, сердце у него прихватило, дали группу. А Кузьминична-то в правлении работала, тоже по инвалидности на пенсию пошла. Ноги у нее болели очень, в последнее время ходить стало совсем тяжело. Огород запустила, сил не было работать. На второй этаж уже не поднималась, только первым пользовалась. Ой, я ведь вам сказать забыла: и газ, и воду я перекрыла на всякий случай. Сейчас покажу. Тут газовая колонка. Пользоваться умеете?

Мы вторично совершили экскурсию по первому этажу, на этот раз под предводительством Ольги Степановны. Все показав и объяснив, она вместе с нами вышла на улицу. Ольга Степановна собралась домой, а мы отправились за вещами. Женька продолжала болтать с соседкой, а я решила перегнать машину ближе к крыльцу и с этой целью попыталась открыть ворота. Это оказалось нелегким делом. Я навалилась плечом, а ворота подозрительно накренились, готовясь рухнуть. Так бы, скорее всего, и вышло, не вмешайся соседка.

– Вы бы их не открывали, упадут, не ровен час, вместе с забором. А машину можно у меня поставить во дворе, там и навес есть. Зять, когда приезжает, свою машину ставит.

Предложение показалось мне разумным. Выгрузив из багажника вещи, мы перенесли их в дом, закрыли калитку и вместе с соседкой перегнали машину, поставив ее под навесом. Ольга Степановна предложила нам зайти в дом, выпить чаю, но мы отказались, сославшись на дела. Простились с ней и бодро зашагали по тропинке, любуясь панорамой реки.

– Знаешь, Анфиса, – со вздохом заметила Женька. – По-моему, разбрасываться родовыми гнездами действительно глупо. Что скажешь?

– Скажу, что у тебя на неделе семь пятниц.

– Нет, в самом деле. Лес, речка рядом, опять же какой ни на есть, а собственный парк. Детям будет где поиграть.

– Прежде чем детей заводить, не мешало бы выйти замуж.

– Можно завести детей и без мужа.

– Это не твой случай, – отрезала я.

– Почему не мой?

– Потому что гладиолус.

– Вечно ты со своими глупостями. Интересно, моя прабабка тоже здесь жила?

– Наверное. Ты же сама слышала: дому сто пятьдесят лет.

– Вот именно. А ты говоришь – продать.

– Я говорю? – возмутилась я.

– А кто?

Я махнула рукой, не желая спорить, по опыту зная, что это бесполезно. Мы вернулись в дом. Пока Женька разбирала сумки, я позвонила мужу.

– Как наследство? – проявил он интерес.

– Произвело впечатление. Евгения Петровна собирается здесь детей растить.

– У нее есть дети? – удивился Ромка.

– Надеюсь, когда-нибудь будут.

– Дожить бы до счастливого мига ее материнства. Только пусть сначала замуж выйдет, не то ее дети будут околачиваться у нас, я этого не переживу.

– Не драматизируй. А вообще мне здесь нравится. Лес, речка и дом такой… необычный, – я с трудом нашла подходящее слово.

– Чем необычный? – спросил Ромка.

– Старый. Соседка сказала, ему сто пятьдесят лет. Представляешь? Чего он только не повидал…

– Да уж… ладно, я рад, что тебе там нравится. Отдыхай, набирайся впечатлений. И жди меня.

– Конечно, милый, – мурлыкнула я, и мы простились.

– «Конечно, милый», – передразнила Женька. – Назвать Ромку «милым» можно только в припадке буйного великодушия. Аллигатор. Нет. Кинг-Конг.

– Прекрати говорить гадости о моем муже, – возмутилась я.

– И за что ты только его любишь? Должно быть, в Ромке масса скрытых достоинств, которые глазами не увидишь.

– Женя, – фыркнула я.

– А что я такого сказала? Могли бы поболтать о твоем женском счастье, я бы позавидовала, глядишь, тоже бы замуж захотелось.

– Займись ужином, а я буду окна мыть.

Женька принялась готовить, а я мыть окно тут же в кухне, подружка продолжала развивать мысль о скрытых Ромкиных достоинствах, а я закатывала глаза и один раз даже плеснула в нее водой.

Поужинав, мы убрали со стола, и я внесла предложение:

– Давай разделимся. Продолжай уборку на кухне, за тобой еще холл и веранда. А я займусь спальнями. Думаю, нам лучше устроиться на ночлег на втором этаже. В теткиной спальне как-то неудобно.

– Почему? – насторожилась Женька.

– Так ее вещи, личные.

– А зачем нам две спальни? Хватит одной.

– Не хватит. Во-первых, ты лягаешься…

– Вот уж глупость…

– Во-вторых, – не слушая ее, продолжала я, – Ромочка приедет, так что тебе все равно придется переселяться.

– Ладно, – вздохнула Женька. – Спальни рядом, буду утешаться тем, что ты за стенкой.

– Собираешься перестукиваться?

– Ну, кто ж знает…

В кладовке я нашла еще одно ведро. Поднялась на второй этаж. Сначала вымыла окна, потом протерла пыль и постелила белье на кровати. Вслед за этим пришла очередь полов в комнатах и коридоре. Женька внизу гремела ведром и громко пела. Трудились мы самоотверженно, но закончили все равно ближе к ночи.

– Господи, как я устала, – плюхнувшись в кресло, простонала Женька. – Ноги гудят.

– Физический труд полезен, – усмехнулась я.

– Я помню: он превратил обезьяну в человека. И чего им на дереве не сиделось?

– Пошли пить чай на веранду.

Я поставила чайник на плиту, нашла поднос, собрала все необходимое и торжественно прошествовала на веранду, Женька плелась за мной. Распахнув дверь в сад, мы пили чай, любуясь звездным небом. Свет на веранде пришлось выключить, чтоб комары не налетели.

– Знаешь, Анфиса, в такой жизни есть свое очарование. Близость к природе и все такое… Надо хорошо подумать, прежде чем гнездо продавать.

– Да уж, подумай. Завтра найдем художника…

– Какого художника? – удивилась Женька.

– Я понимаю, у тебя сейчас сеанс медитации, но, может, ты на мгновение придешь в себя и вспомнишь, зачем мы сюда приехали?

– Я помню. Только художник здесь при чем?

– Девица – его секретарь. По ее словам, друг художника хочет купить дом. Вполне естественно с ним встретиться и кое-что обсудить. А еще попытаемся узнать, кто второй покупатель. Возможно, придется съездить в город…

– Ну, узнаем, и что?

– Вот когда узнаем, – наставительно изрекла я, – станет ясно, почему они вдруг заинтересовались твоим родовым гнездом.

– Потому что оно в хорошем месте и само по себе совсем неплохое. Здесь вполне можно жить, даже без ремонта. Такие дома на редкость крепкие, скрипят, ветшают, но держатся.

– Если так, то без проблем. Продашь его или внукам оставишь. А пока я хочу убедиться, что за всем этим ничего не кроется.

– Хорошо, давай убедимся.

За день мы так устали, что вскоре начали клевать носом. Вымыв посуду, поднялись наверх.

– Свет в коридоре не забудь выключить, – напомнила я.

– Лучше ты. – Женька повела плечами и стала оглядываться. – На ночь надо ставни закрыть.

– Зачем?

– А зачем люди их придумали?

– Наверное, от воров прятались.

– И мы спрячемся. Мало того, что я буду в одиночестве, так еще и все окна открыты.

– Ну, так закрой ставни в своей комнате.

– Лучше давай все закроем.

Я посмотрела на нее и рукой махнула. Пришлось спускаться на первый этаж, закрывать ставни. Потом Женька вместе со мной вошла в комнату, которую я выбрала для ночлега, огляделась и заявила:

– Твоя выглядит симпатичнее.

– Хорошо, давай поменяемся.

– Нет, лучше вместе ляжем.

– Женька, это твое гнездо, здесь твои корни и вообще… твой дом, твоя крепость. Иди и не зли меня. Если начнутся видения, стучи в стенку.

– До чего ж ты вредная. – Она ушла, а я почувствовала угрызения совести, но тут же себя успокоила: подруга так устала, что через пять минут будет спать мертвым сном.

Я нырнула под одеяло и закрыла глаза. Вдруг подумала о Ромке и тяжко вздохнула. Ничего, он на выходные приедет… Уснула я почти мгновенно, но спала недолго. Разбудил меня странный звук, как будто ветка ударила в ставни, хотя, может, просто ветер шумел за окном. Я открыла глаза и прислушалась, лежа в абсолютной темноте. За окном было тихо.

Я поднялась, прошла на ощупь к окну, открыла раму и испуганно замерла: стекла в раме звякнули, Женька, чего доброго, услышит и испугается. Из ее комнаты не доносилось ни звука, я очень осторожно распахнула ставни, подумала и оставила окно открытым. Это второй этаж, да и соседка сказала: у них здесь спокойно. Вернулась в постель, натянула одеяло до самого носа и вновь услышала тот же звук, а потом другой, на этот раз вроде звякнуло стекло, совсем как недавно в моей комнате. Звук шел откуда-то снизу. Снова шорох, а потом заскрипели половицы. Господи боже… вроде кто-то ходит. Женька? Вот уж чепуха, ей в голову не придет бродить ночью по дому. Может, в туалет захотела? Зная подругу, я вполне резонно предположила, что она бы меня разбудила. Снова скрип… Да что ж это такое? Спокойно, дом старый – вот и живет своей жизнью, скрипит, шуршит и звякает. Надо идти к Женьке, пока она не проснулась и не начала вопить. Я приподнялась в кровати и вдруг увидела лучик света, который мелькнул в щели под дверью, мелькнул и погас. А вслед за этим скрипнула дверь. Я чуть не подпрыгнула от страха, услышав совсем рядом стук и не сразу сообразив, что это Женька стучит в стену.

– Анфиса! – заголосила она.

– Что ты орешь? – подала я голос, пришлось откашливаться, с перепугу я охрипла.

– Анфиса, по дому кто-то ходит. Это ты?

– Я сплю. И тебе советую.

– Анфиса, немедленно иди сюда, иначе я с ума сойду.

– Тебе надо – ты и иди.

– Анфиса, утром в доме будет труп. Помяни мои слова. Я уже практически скончалась.

Минуту назад я сама собиралась идти к Женьке, но теперь при одной мысли об этом покрылась гусиной кожей. Я заставила себя подняться, прислушиваясь. Тишина. Вздохнув, как перед прыжком в воду, я сделала несколько шагов и вновь услышала скрип двери. Женька отчаянно завопила.

– Да это черт знает что! – рявкнула я, решительно толкнула дверь и вышла в коридор. Он тонул в темноте, на лестничной клетке серым пятном выделялось окно, ставней на нем не было, и я отчетливо увидела на его фоне темный силуэт. Он мелькнул лишь на мгновение, но и мгновения оказалось достаточно, чтобы я едва не рухнула в обморок от ужаса. Спасибо Женьке, она вновь завопила и тем самым привела меня в чувство. Я бросилась к ней, влетела в комнату и включила свет.

– Анфиса, это ты, – простонала она, таращась на меня и прижимая руки к груди.

– А ты что подумала?

– Анфиса, здесь кто-то ходит.

– Перестань меня пугать, не то я тебя придушу. – Вид испуганной Женьки подействовал на меня самым благотворным образом: кто-то должен держать себя в руках. Вот я и перестала бояться, почти.

– Придуши, – сказала она. – Приму смерть от любящей руки, все лучше, чем мучиться.

Я оглядела дверь в поисках щеколды, но, как назло, ее не было. Подошла к кровати и легла рядом с Женькой.

– Анфиса, я, честное слово, слышала. Звякнуло, потом скрипнуло, потом шаги…

– Это я окно открывала.

– Окно?

– Ага. Душно в комнате, вот я его и открыла. И тут ты как заорешь… перепугала меня до смерти.

– Это правда ты?

– А кто, по-твоему?

– Ну, не знаю… в таких домах вполне могут быть привидения. Ему сто пятьдесят лет. Вдруг кто-нибудь из родственников угомониться не может, вот и шастает. Как считаешь?

– Это твое гнездо, и родственники твои, тебе лучше знать. Давай-ка спать, свет выключать не будем, чтоб твоя родня нас не доставала. Привидения не любят свет, это я знаю совершенно точно.

– И ты думаешь, что я смогу уснуть? – возмутилась Женька.

– А что ты предлагаешь?

– Анфиса, пойдем на улицу…

– Нет, ты точно спятила, – простонала я. – Что нам делать на улице?

– Погуляем. На звезды посмотрим. Нам, городским жителям, очень полезно погулять на свежем воздухе. А когда рассветет, вернемся.

Если честно, я очень сомневалась, что смогу уснуть. Тень, мелькнувшая на фоне окна, не давала мне покоя.

– Хорошо, пойдем. Только надо одеться потеплее.

Женька вскочила, достала себе кофту, мне ветровку, и мы, держась за руки, вышли из комнаты. Взгляд мой тут же переместился к окну над лестницей. Окно как окно, и никаких тебе силуэтов. Я прислушивалась, тут половица под нашими ногами скрипнула, и мы разом вздрогнули.

– Я не нарочно, – жалобно пискнула Женька. – Господи, где этот выключатель…

– Возле лестницы.

Наконец она нащупала выключатель, и мы облегченно вздохнули, когда вспыхнула тусклая лампочка.

– Надо везде свет включить, – пробормотала подруга. – Ой, что это? – Женька вновь схватила меня за руку и ткнула пальцем у себя над головой. Я пригляделась и впереди над лестницей увидела маленький крестик, нарисованный мелом. – Он здесь раньше был? – заволновалась она.

– Наверное, был, – пожала я плечами.

Мы спустились на первый этаж, включили свет в холле, Женька подошла к ближайшей двери и встала на цыпочки.

– Смотри, Анфиса, здесь тоже крест… и здесь… и здесь… – Она носилась от двери к двери, тыча пальцем в едва заметные изображения. – Они везде… – Подруга подошла к заколоченной двери и ахнула: – А здесь их целых три…

– Ну и что? – нахмурилась я. – Это же кресты, а не какая-нибудь чертовщина.

– Я тебя умоляю, не надо о черте в такой момент. По-твоему, это нормально, что весь дом крестами разрисован?

– Может, в этих краях так принято. Ты же хотела прогуляться, вот и идем. – Меня вдруг потянуло на свежий воздух.

Мы выскочили из дома. Глубокие душевные переживания не помешали мне обратить внимание на то, что дверь была заперта, а ключ торчал в замке, все так, как мы оставили. Оказавшись на улице, Женька вздохнула с облегчением, а я огляделась. Внезапно все наши метания по дому показались мне ужасно глупыми. Ночь была тихой, безлунной, от реки веяло прохладой, где-то внизу проехала машина. Я подошла к скамейке и устроилась на ней, запахнув ветровку, Женька села рядом.

– Который час? – спросила она тихо.

– Половина второго, – ответила я, взглянув на часы.

– А светает во сколько?

– Понятия не имею.

– Я тоже. Последний раз я встречала рассвет три года назад, но тогда было лето. Только стемнело и сразу рассвело. Мы даже не успели…

– Кто мы?

– А-а, один тип… Я тебе про него не рассказывала.

– Почему?

– Потому что он этого не заслуживал. Но у него была яхта. Ага. Самая настоящая. Мы стояли на палубе, пили шампанское и встречали рассвет. Романтика. Признаться, это единственное приятное воспоминание, все остальное на слабую троечку. Знаешь, Анфиса, когда мужчина много работает, некоторые жизненно важные функции приходят в негодность.

– И где он так натрудился?

– У него свой бизнес. Не хилый, надо сказать. Вот ведь какая участь у нас незавидная, хочешь денег, так фиг тебе женского счастья, хочешь счастья, так фиг тебе денег.

– Некоторые могут сочетать и то и другое.

– Твой Ромка только подтверждает мою теорию, у него не зарплата, а недоразумение. Зато со всем остальным, уверена, полный порядок.

– Спасибо, что сказала доброе о моем муже.

– Пожалуйста.

Женька засмеялась. И я тоже, радуясь, что глупые страхи нас оставили. Посидим немножко и пойдем спать. Только я подумала об этом, как Женька повернула голову, да так и замерла с открытым ртом. А потом начала вибрировать. Вместе со скамейкой. Так как я сидела рядом, то вполне естественно, что и меня стало потряхивать. Я устремила взгляд в том же направлении, но ничего, кроме веранды, не увидела, если не считать сада, тонувшего в темноте. Свет из окна второго этажа падал на веранду, и видно ее было довольно хорошо.

– Что опять? – вздохнула я.