Наброски к портрету Любченко Алла

– Да, я танцевала с его отцом Петром Даниловичем. Он был прекрасным партнером, сильным, надежным. Очень эффектно получался у нас с ним Вальс Мошковского! – Она вздохнула, легкая улыбка тронула губы. – Кстати, как его здоровье? Он еще жив?

– К сожалению, нет.

– Жалко, что Петр ушел из жизни. – Женщина на минуту задумалась, глядя мимо собеседницы в сторону окна, потом медленно перевела взгляд на Тамару. – Я помню Алешу, замечательный был мальчик, такой подвижный, смышленый. Жаль, что не пошел в отца, не получился из него балетный танцор. Зато балетоман хороший! – отбросив грусть, уже почти весело проговорила Надежда Васильевна. – Вино, конфеты.… Очень хорошо, спасибо, – рассматривая содержимое пакета, сказала она. – Антонина, ставь чайник, будем пить чай с конфетами.

Тамара Сергеевна пробыла в гостях у Ольховской довольно долго. Пили чай с вареньем и конфетами, рассматривали старые пожелтевшие фотографии, говорили о трудном быте двух пожилых больных женщин. Перед уходом, оставив хозяйкам номер своего телефона, Тамара Сергеевна сказала, что всегда сможет помочь им в решении бытовых проблем, и, пожелав здоровья, распрощалась.

Дни текли привычной чередой. Посвежевший и отдохнувший, Станислав Владимирович вернулся с дачи. Тамара Сергеевна готовилась к Пасхе. В канун праздника, когда квартира сверкала чистотой, а нарядные куличи с крашеными яйцами ждали своего часа, Тамара вдруг вспомнила о двух старушках, у которых побывала в гостях.

– Надо бы позвонить им, поздравить с праздником, – подумала она.

К телефону подошла Антонина Ивановна и, поблагодарив за поздравление, стала жаловаться на жизнь.

– Наденька совсем плоха, не может встать с постели, – сетовала женщина. – За ней теперь так трудно ухаживать! У меня из-за свалившейся на нас беды подскочило давление. – Антонина Ивановна всхлипнула, пытаясь сдержать слезы. – Не могу выйти из дома за продуктами, кружится голова, боюсь упасть на улице.

Тамара, желая успокоить старушку, пообещала к ней приехать. Она попросила мужа подвезти ее к Ольховской на машине. Стаса не пришлось долго уговаривать, ему надоело сидеть дома без дела. Супруги заехали в супермаркет, отоварились там и, загрузив покупками машину, отправились к Ольховской.

В огромной квартире старой балерины царили кавардак и сумятица. Заплаканная Антонина Ивановна не знала, как говорят, за что браться. Она бестолково перекладывала вещи с одного места на другое, охала, причитала, вздыхала. Женщина была рада привезенным продуктам и гостям, от которых, по всей видимости, ждала дельного совета и конкретной помощи. Усадив Хлебниковых, Антонина Ивановна зашла в спальню к Надежде Васильевне, долго о чем-то с ней шепталась и наконец вышла к Тамаре и Стасу, ждавшим ее в гостиной. Присев на старинный диван напротив супругов, она тяжело вздохнула.

– Надежда Васильевна настолько слаба, что не может выйти к вам, вы уж извините. Ноги у нее больные, мучается, бедняжка, уже много лет. Раньше передвигалась по квартире на костылях, гулять я вывозила ее во двор в инвалидном кресле, а сейчас, – старушка горестно махнула рукой, – уже неделю вообще встать на ноги не может. Да и сердце у нее слабое. Беда, ну просто беда!

– Что говорят врачи? Они осматривали больную? – спросил Хлебников.

– А как же! Я вызывала неотложку, Надежде делали уколы. Приходила участковый врач, выписала новые лекарства. Она к нам ходит регулярно, мы у нее на особом счету. Правда, толку от всего этого мало, с каждым днем Наде все хуже и хуже.

– Антонина Ивановна, Вы с Надеждой Васильевной сестры? – поинтересовалась Тамара. – Вроде бы не похожи, да и отчества разные.

– У нас с ней нет кровного родства. Я живу в доме Ольховских с детства. Меня удочерил отец Надежды Василий Яковлевич. Мы с ней вместе выросли и состарились. Всю жизнь вместе. Правда, Надюша два раза была замужем, а я так и не вышла.

– Ну а дети? Дети у Надежды Васильевны есть? Могли бы помочь? – Тамара ласково улыбнулась женщине.

– Нет, детей нет. Она ведь у нас была заслуженной и очень талантливой балериной. Вся в работе, труженица, общественница, член партии. Много ездила с гастролями по стране, выступала за рубежом. Дети могли помешать блестящей карьере. Я понимаю, что в теперешнем ее положении это звучит как насмешка. А тогда, много лет назад, все это было очень важно. Она танцевала, а я заботилась о ней, ее муже, вела дом. Так уж повелось. Годы, прожитые вместе, нас сроднили.

– Извините за бестактность. – Станислав Владимирович обвел внимательным взглядом стены комнаты. – Вы пожилая женщина, вам трудно одной, побеспокойте родственников, пусть помогут.

– Вся беда в том, что близких родственников у нас нет. – Антонина Ивановна печально усмехнулась. – Может быть, и существуют дальние где-то, да о себе не заявляют, и мы их не знаем. Живет, правда, в этом городе двоюродный племянник Нади, раньше иногда навещал нас, звонил. Но вот уже несколько месяцев не появляется и на звонки не отвечает.

Неожиданно из спальни раздались громкий стук упавших на пол предметов и слабый голос Надежды Васильевны:

– Тоня, помоги! Тоня!

– Сейчас иду, Надюша, подожди. – Антонина Ивановна вскочила с дивана и заспешила в соседнюю комнату. – Что же ты, Надя, наделала! Ой, тяжелая какая! – раздался из спальни ее голос. – Тамара Сергеевна, помогите мне, пожалуйста!

Тамара вбежала в спальню. Она испугалась, увидев лежащую на полу Надежду Васильевну. Рядом валялись костыли и опрокинутый стул. Руки старой женщины судорожно цеплялись за край простыни, ноги бессильно раскинулись на полу. Антонина Ивановна безрезультатно пыталась уложить Надежду Васильевну на кровать, подоспевшая Тамара помогла ей в этом.

– Надя, я просила тебя не вставать. Что ты как маленькая, ей-богу! Тебе трудно было меня позвать? – причитала Антонина Ивановна, успокаивая подругу и поправляя на ней одеяло. Она села на стул у кровати, ее натруженные руки коснулись плеча бывшей балерины, погладили тонкие волосы на седой голове.

– Чем Вам помочь? – спросила Тамара, глядя на смущенную Надежду Васильевну. Она заметила, что та стыдится своего теперешнего положения и хочет извиниться за причиненный переполох. – Я все понимаю. – Тамара жестом остановила Надежду Васильевну, которая сделала попытку оправдаться. – Антонина Ивановна, дайте, пожалуйста, рецепт. Стас сходит в аптеку за лекарствами.

Оставив двух женщин в спальне, Тамара Сергеевна вышла в гостиную к мужу.

– Что там стряслось? – Стас посмотрел на жену. – Совсем плохо?

– Да, плохо. Надежда Васильевна хотела самостоятельно встать с постели, но не смогла, упала на пол. Мы ее уложили в кровать. – Тамара сдвинула брови, покачала головой и задумчивым взглядом окинула комнату. – Стас, будь добр, съезди за лекарствами. – Она протянула рецепт мужу. – Я пока немного приберусь в комнате и на кухне.

Вернувшийся Станислав Владимирович застал жену у плиты, Тамара варила бульон. Она успела навести относительный порядок в комнатах, перемыла посуду, расставила привезенные продукты на полках шкафа и в холодильнике.

– Стас, загляни в ванную комнату, там у них с краном неполадки. Если сможешь, устрани их, пожалуйста, – попросила Тамара Сергеевна.

Наконец бульон был сварен, порядок в квартире наведен, и супруги, распрощавшись с благодарными старушками, покинули их квартиру.

Незаметно в хлопотах и заботах промелькнуло лето. Станислав Владимирович целыми днями пропадал на работе, а Тамаре Сергеевне приходилось разрываться между городской квартирой и загородным домом с садом, требующими присмотра. Особенно трудными были выходные дни, когда на дачу приезжали дочери с семьями. Тамара стала замечать, что отношения старшей дочери Наташи с мужем не такие, как прежде, пропала теплота, взамен ее возникло отчуждение. Дочь объяснила, что у Андрея появилась другая женщина, связь с которой он скрывает. Наталья же, боясь откровенного разговора с мужем, делает вид, что ничего не знает о факте измены.

– Аленку жалко, да и тебя тоже, – вздохнула, глядя на дочь, Тамара Сергеевна. – Мне кажется, ты с ним должна вести себя так, как будто тебе ничего не известно о его пассии. А там будет видно – либо он раскроется и объяснится с тобой, либо со временем их отношения исчерпают себя.

– Но я не могу молчать, мама. Все это унизительно, тяжело, причиняет мне душевную боль.

– Потерпи, хоть пару месяцев, доченька, хотя бы из-за Аленки. Потом найдем какой-нибудь выход. Отцу пока ничего не говори. Порой он бывает импульсивен, может разругаться с Андреем.

Занятая домашними хлопотами, Тамара Сергеевна не забывала о двух старых женщинах, с которыми свела ее жизнь. Она звонила им, справлялась о здоровье, привозила продукты и лекарства. Стас пригласил к Надежде Васильевне известного в городе врача. Осмотрев больную, врач сделал вывод, что шансов на выздоровление практически нет. Только заботой и хорошим уходом можно облегчить страдания больной и продлить срок ее жизни.

Антонина Ивановна воспрянула духом и приняла участие Хлебниковых в их с Надеждой Васильевной бытовых хлопотах как подарок судьбы. Она была откровенна с супругами, советовалась с ними, прежде чем принять какое-либо решение, доверяла настолько, что однажды передала связку ключей от квартиры со словами:

– Возьмите на всякий случай, они принадлежат Наде. Пользуйтесь ими, не стесняйтесь.

Ключи действительно вскоре понадобились. Антонина Ивановна как будто предчувствовала беду, поселившуюся у порога квартиры Ольховской. Однажды, дождливым осенним вечером, Станислав Владимирович привез продукты, заказанные накануне старушкой. Он долго безрезультатно звонил и стучал в дверь, потом решил воспользоваться ключами. Хлебников открыл входную дверь и остановился, оцепенев от ужаса. В середине залитой светом прихожей на полу в луже крови лежала Антонина Ивановна, рядом валялись стремянка и куски битого стекла, а из дальней спальни раздавались всхлипывания перепуганной Надежды Васильевны. Поза лежащей женщины, ее неподвижные пустые глаза, смотревшие на стену, подсказали Станиславу Владимировичу, что она мертва.

Стас, не мешкая, вызвал неотложку, позвонил в полицию, попросил приехать к Ольховской Тамару и начал звонить в соседскую дверь. Глядя на бледное лицо перепуганной соседки, Хлебников в полной мере осознал весь трагизм произошедшего и его последствия для себя в случае необъективных выводов полиции и свидетелей. Он спокойно объяснил прибывшим врачам и полицейским сложившуюся ситуацию, а запыхавшуюся взволнованную Тамару, бросившую все свои дела и примчавшуюся к мужу, попросил успокоить Надежду Васильевну и не сообщать ей пока о смерти Антонины Ивановны.

Полицейские, тщательно осмотрев квартиру и место трагедии, пришли к выводу, что произошел несчастный случай. По всей видимости, погибшая женщина выкручивала перегоревшую лампочку из патрона люстры и, не удержавшись на стремянке, упала. Следствиями неудачного падения оказались серьезная травма головы, сломанный шейный позвонок и разбитый нос, из которого в основном и пролилась кровь. Станислав Владимирович и соседка Ольховской прошли по этому делу как свидетели. После того как санитары унесли тело, Хлебников вошел в спальню к Надежде Васильевне. Она еще не оправилась от пережитого стресса. Голова ее периодически вздрагивала, а руки судорожно сжимали ладонь Тамары Сергеевны.

– Не надо волноваться, Надежда Васильевна. Антонина Ивановна упала со стремянки, сильно ушиблась, и ее увезла неотложка, – сделал попытку успокоить старушку Стас.

– Надежда Васильевна слышала грохот падающей стремянки, беспокоилась, плакала, звала Антонину Ивановну, но та молчала. – Тамара Сергеевна внимательно посмотрела в глаза мужу.

– Соседка тоже слышала звук падающей стремянки. – Станислав Владимирович понимал, что надо как-то вывести больную старую женщину из стрессового состояния, но не находил нужных слов. – Мы сегодня не оставим Вас одну, не волнуйтесь. Вы не будете возражать, если мы переночуем у Вас? – спросил он.

Бедная Надежда Васильевна не возражала. Что ей оставалась делать? Она отлично сознавала, что теперь она не только немощная и больная, но и одинокая, никому не нужная старуха.

Наденька Ольховская родилась после революции, в далеком восемнадцатом году, когда раздираемая на куски Российская империя стонала и корчилась в муках Гражданской войны. Ее отец, Василий Яковлевич Ольховский, революционно настроенный интеллигент, был призван на фронт в самом начале Первой мировой войны. Побывав на передовой, насмотревшись на кровь и смерть, молодой унтер-офицер стал вести активную пропаганду против войны до победного конца. За призывы сложить оружие был арестован и направлен по этапу в Бутырскую тюрьму. После Октябрьского переворота Ольховский примкнул к большевикам, вступил в партию и настойчиво претворял в жизнь ее идеи. Незадолго до начала всемирной бойни Василий Яковлевич успел жениться по большой любви на молоденькой курсистке Машеньке Бекасовой, с которой после войны прожил в согласии много лет.

Память Надежды Васильевны хорошо сохранила клочки детских воспоминаний. Она помнила себя трех-, а может быть четырехлетней маленькой темноволосой девочкой в красном с белыми горошинами платье. На платье красовался воротник, отделанный кружевом, и замечательный карманчик, в котором свободно помещался кулачок Надюши, счастливой обладательницы двух голых целлулоидных пупсов и маленькой рыбки. Жили Ольховские в комнате с большой, покрытой белым кафелем печью, у которой мама Нади любила греть озябшие руки. Кроме печи вдоль стен комнаты размещались узкий платяной шкаф, широкая никелированная родительская кровать, красиво застланная узорчатым покрывалом, и старинный диван – спальное место Наденьки. В середине комнаты царствовал под бархатной скатертью большой квадратный стол со стульями. Просторная кухня запомнилась почему-то Наде полупустой. Довольно высокая прямоугольная голландская печь с двумя конфорками практически не топилась. Может быть, варить на ней было нечего или дрова экономили? Убранство кухни дополняли колченогий столик и узкая солдатская кровать, выкрашенная бледно-голубой масляной краской.

Надя любила подолгу наблюдать из окна второго этажа за редкими прохожими на улице, спешащими по своим делам. Ей нравилось долгими зимними вечерами сидеть с мамой у открытой печной дверки и смотреть на огонь, ласкающий потрескивающие поленья. Слушать сказки, которые читала ей мама, держа в руках старую потрепанную книжку. Наденька зачарованно слушала музыку, игру папы на скрипке, но больше всего она любила танцевать. Ее маленькие ножки двигались по паркету легко и проворно, увлеченно вычерчивали на полу незамысловатые па под ритмичные удары в ладоши отца и матери, напевавших какой-нибудь незатейливый мотив. Руки, поднятые над головой или раскинутые в стороны, не всегда поспевали за ногами, но отчетливо говорили о чувствах, переполнявших девочку в танце.

Видя хорошее сложение дочери, природную грацию, музыкальность и любовь к танцу, родители решили учить ее балету. Девятилетняя Надя, выдержав конкурсный отбор, поступила в хореографическое училище. Началась новая жизнь – вдали от дома, в интернате при хореографическом училище. Наденька тяжело переживала разлуку с родными, трудно привыкала к новым подругам и учителям, но постепенно интересы учебы захватили девочку целиком. В первый год обучения она осваивала пять позиций ног, училась делать полуприседание и полное приседание, простейшие разновидности батмана, отрабатывала позиции рук, технику движений, скольжения. На второй год к этим упражнениям присоединились связующие движения. Надя училась простейшим скачкам и трудному искусству стояния на пальцах. В третьем классе перешла к темпам адажио и аллегро, сложным хореографическим формам, прыжкам, научилась при выполнении хореографических фигур «аккомпанировать» себе руками.

Так, последовательно, шаг за шагом, шло профессиональное развитие Надежды. Уже на втором году обучения девочку стали иногда привлекать к участию в балетных и оперных спектаклях в академическом театре. Она участвовала в закрытых спектаклях театра при училище. Публика здесь была более профессиональной и строгой. На подмостках этого театра Надежда Ольховская станцевала свой первый балет.

В последние годы учебы Надя усвоила высшие, наиболее развитые формы классического танца, обучилась пантомимным приемам, поддержке и характерному танцу. Надежда проучилась в училище семь лет. Именно в эти годы стало быстро созревать и совершенствоваться ее хореографическое дарование. Она блестяще станцевала в выпускном спектакле и была принята в качестве балерины в академический театр.

Начались трудные театральные будни. С девяти часов утра до двенадцати – неизбежные упражнения у станка, потом репетиции очередного балета, который значился в плане театра. После нескольких часов отдыха – вечерний спектакль. Кроме этого – участие в кружках, семинарах, посещение лекций, общественная работа. Надежду в театре заметили и стали ставить в сольные партии. Она танцевала па-де-труа и невест в «Лебедином озере», участвовала в таких спектаклях, как «Конек-Горбунок», «Жизель», «Пламя Парижа», «Щелкунчик». Надя занималась концертной деятельностью и танцевала на всех клубных сценах родного города. Ольховская стала пользоваться большим успехом у публики. В ее танце были напор, азарт, бесстрашие, жизнерадостность. Ей хорошо удавались прыжки и динамическое вращение. Прыжковая мазурка в «Шопениане» всегда сопровождалась громом аплодисментов.

В сороковом году двадцатидвухлетняя Надежда вышла замуж за майора, служившего в войсках НКВД – Сергея Наумовича Рейнера. Надю с Сергеем познакомила мать ее подруги по училищу, с которой Рейнер жил по соседству. Сережа был старше Нади на семь лет. Высокий голубоглазый брюнет сразу понравился Надежде. К тому же он был неглуп, в меру начитан, умел быть интересным собеседником. Он встречал Надю после спектаклей, одаривал цветами, приглашал в рестораны и после трехмесячного настойчивого ухаживания сделал наконец предложение, на которое девушка, не выдержав столь быстрого натиска со стороны Сергея, ответила согласием.

Расписавшись в ЗАГСе, молодожены поехали к Наде домой, где их ждал празднично накрытый стол. Гостей было немного: родители, несколько подруг Надежды, два товарища Сережи и восемнадцатилетняя Тоня, жившая в семье Ольховских с десяти лет. Ее, сироту, привез из командировки отец Нади, на глазах у которого были убиты отец и мать девочки. Василий Яковлевич пожалел ребенка и решил, что в его семье Антонине будет намного лучше, чем в детском доме. Девочка оказалась доброй, покладистой, сметливой. Ласковая Тоня вскоре стала в семье своей и даже в какой-то мере заменила Ольховским дочь, жившую в интернате.

После свадьбы молодожены поселились в небольшой комнате Сергея. Завтракали, чем придется, обедали на работе, ну а ужинали дома. Эти ужины затягивались допоздна не потому, что стол ломился от обилия еды. За столом делились сокровенным, спорили о работе, строили планы на будущее.

Осуществлению планов помешала война. В первые военные дни Сергей ушел на фронт. Он оборонял Тулу в составе дивизии НКВД, участвовал в боях на Северо-Западном фронте. Майора Рейнера убили поздней осенью сорок второго года в бою под деревней Багрянка, расположенной в сотне километров от Ржева. Надежда в это время жила на Урале. Она была эвакуирована туда в начале войны вместе с театром, Тоней и родителями.

Жили трудно, на скудных пайках. Чтобы как-то помочь семье, Надя стала участвовать в наспех организованных концертах. Она выступала за вечер в двух, трех таких концертах. Участники торопили конферансье, спешили, быстро переодевались, чтобы успеть с одного концерта на другой. Порой приходилось танцевать на маленьких узких сценах, с плохим освещением и неровным скользким полом. Публика принимала Надю на бис. Получавшие по карточкам еду, полуголодные и плохо одетые люди восторженно аплодировали Надежде, когда она, танцуя мазурку, перелетала сцену за три жете.

К концу войны, вернувшись из эвакуации в родной город, Ольховская снова вышла на сцену академического театра. Она тяжело перенесла смерть мужа и пыталась заглушить свалившееся на нее горе работой. Надя вступила в партию, стала неутомимой общественницей и даже добилась на этом поприще успеха, ее начали включать в работу различных бюро и комитетов.

В сорок седьмом году Надежда познакомилась с генералом армии Алексеем Павловичем Скуратовым. Однажды, возвращаясь из театра, она попала под дождь. Зябко ежась, стояла на тротуаре у автобусной остановки под потоками майского ливня. Неожиданно рядом затормозила серая машина, и седовласый военный, сидящий рядом с водителем, приоткрыл дверь.

– Девушка, садитесь в машину, мы Вас подвезем, – предложил он.

– Спасибо, Вы меня спасли от простуды. – Надя, одарив спасителя лучшей из своих улыбок, села на заднее сидение теплого салона машины.

«Победа», разбрызгивая лужи, помчалась по проезжей части улицы. Завязался легкий непринужденный разговор. Алексей Павлович – так звали военного – проводив Надежду до подъезда, предложил ей встретиться с ним еще раз. Надя не возражала.

Встречались часто, у Надежды дома или на квартире, которую снял для свиданий Алексей Павлович. Их тайная связь продолжалась целый год, и ее разглашение могло бы негативно сказаться на карьере Скуратова и репутации Нади. Беда в том, что Алексей, который был старше Надежды на двадцать пять лет, имел жену и дочь, почти ровесницу Нади. Но как говорят в народе, любовь всегда права. Летом сорок восьмого года Скуратов развелся с супругой и официально оформил свои отношения с Надей. Надежда Ольховская стала генеральской женой.

Скуратов привез молодую жену в большую трехкомнатную квартиру нового дома, был щедр, заботлив и внимателен. Он оказался заядлым коллекционером. Со временем в тщательно подобранной коллекции Алексея появились раритетные книги, картины известных художников, изящные безделушки, стоившие больших денег. Алексей любил антикварную мебель, и очень скоро квартиру украсили старинные, хорошо отреставрированные мебельные гарнитуры. Надя для Скуратова была не только объектом любви и поклонения, она была для него своего рода витриной, демонстрировавшей его жизненный успех и положение в обществе. Он дарил молодой жене дорогие ювелирные изделия, поощрял ее желание красиво и модно одеваться.

В театре с Надеждой были теперь приветливы даже те, кто в былые времена едва замечал ее при встрече. Надежда Васильевна стала ведущей балериной труппы. Ее начали приглашать в первые ряды президиума, часто просили выступить с высокой трибуны и довести до собравшихся в зале последние постановления партийного съезда. Через несколько лет известная публике солистка балета Надежда Ольховская получила звание заслуженной артистки Советского Союза.

За всей этой внешней стороной жизни стоял кропотливый труд, ежедневный тренаж и экзерсис. Они были необходимы Надежде, как систематические занятия для пианиста. Это было творчество, помогавшее ей создавать образы на сцене.

Случались падения, травмы, причинявшие балерине неимоверную боль. Их трудно и долго лечили лучшие врачи и массажисты страны. Огромную душевную рану получила Надя с уходом из жизни родителей. С годами Ольховская стала беречь свои небольшие физические силы и все реже выходила на сцену. Надежда Васильевна занялась педагогической деятельностью в училище, которое окончила много лет назад. Новая работа захватила ее, наполнила будни новым смыслом и содержанием.

Казалось, что хорошо отлаженная, стабильная жизнь Ольховской и Скуратова будет продолжаться вечно. Но неожиданно у Алексея Павловича случился сердечный приступ, и он, не дождавшись запоздавшей в дороге неотложки, умер у себя дома на руках у жены. Скуратов, будучи уже отставным генералом, неторопливо прожил последние двадцать лет своей жизни. Он занимался общественной деятельностью в Совете ветеранов войны и, помимо доброй памяти сослуживцев, родных и близких, оставил после себя несколько книг, связанных с профессиональной деятельностью, а также мемуары, позволявшие понять глубокий внутренний мир этого непростого, богатого жизненным опытом человека.

В девяностом году, когда отощавшая и измученная затянувшейся перестройкой страна сидела на продовольственных талонах, Надежда Васильевна вышла на пенсию. Она теперь жила с Антониной, ставшей для нее самым близким человеком. Вместе они выстаивали длинные очереди за простыми, но необходимыми продуктами, наблюдали за толпами митингующих на улицах людей, со слезами смотрели на экране телевизора кадры с пылающим Домом Правительства в Москве, штурмом Телецентра в Останкино, танками и трупами на московских улицах.

– Боже мой, до чего мы дожили, – вздыхали Надежда с Антониной. – Чем все это закончится?

Закончилось все это буржуазной революцией, началом развития рыночной экономики и приватизацией. В городе стихийно стали возникать рынки, появилось много безработных. Лишившиеся работы инженеры, научные работники, артисты становились торговцами. Наиболее предприимчивые люди – челноки – сами ездили за границу, привозили товар и потом реализовывали его на местных рынках. Рабочие, служащие, шахтеры, военные месяцами не получали зарплату. Многим вместо денег выдавали изделия, производимые на предприятиях, где они работали. Продать на рынке такой товар порой было очень трудно. Пенсионерам на долгое время задерживали выплаты пенсий.

Спекулянты, фарцовщики, презираемые в советское время, стали предприимчивыми людьми, имеющими начальный капитал. Появились «новые русские», многие из которых грабежами, убийствами и разбоем наживали свой первый миллион. Бывшие комсомольские лидеры и коммунисты, сдавшие партбилеты, действовали по-крупному, деля между собой банки, промышленные и сельскохозяйственные предприятия.