Перед падением Хоули Ной
— Держите его подальше от меня, — произнесла она, обращаясь к командиру экипажа и указывая пальцем на Буша.
Мелоди бросил на второго пилота неприязненный взгляд.
— Похоже, у нее критические дни, — сказал Чарли.
Покончив с предполетными процедурами, экипаж задраил дверь. В 18:59 самолет вырулил на взлетную полосу и, совершив разбег, благополучно оторвался от земли, двигаясь в противоположную от заходящего солнца сторону. Еще через несколько минут командир экипажа Джеймс Мелоди заложил правый вираж, после чего самолет лег на курс.
В течение всего полета от Тетерборо до Мартас-Вайнъярд Чарли молча сидел в своем пилотском кресле и смотрел на океан. После пережитого стресса он чувствовал страшный упадок сил и, кроме того, жестоко страдал от недосыпа. Те несколько минут, в течение которых ему удалось подремать во время перелета из Лондона в Нью-Йорк, разумеется, в счет не шли. Возможно, предшествующая бессонница представляла собой остаточный эффект от кокаина и водки в сочетании с энергетиком. Однако теперь, когда его план сорвался, Буш чувствовал себя измученным и разбитым.
За пятнадцать минут до посадки на Мартас-Вайнъярд командир встал и положил руку на плечо Чарли. Тот вздрогнул от неожиданности.
— Оставляю птичку на вас, — сказал Мелоди. — Пойду выпью кофе.
Чарли кивнул и выпрямился в кресле. Внизу по-прежнему расстилалась синяя океанская гладь. Самолет управлялся автопилотом. Выходя из кабины, Мелоди закрыл за собой дверь, которая до этого была приоткрыта. Чарли потребовалось несколько секунд, чтобы понять, зачем командир экипажа это сделал. В самом деле, почему он закрыл дверь? Ведь она была открыта даже во время взлета.
Ответ мог был только один.
Чарли почувствовал, как кровь горячей волной прилила к лицу. Ну конечно. Мелоди хотел поговорить с Эммой.
О нем. О Чарли Буше. Причем так, чтобы он, Чарли, этого не слышал.
От мощного выброса адреналина у Чарли даже зарябило в глазах. Чтобы сосредоточиться, он несколько раз ударил себя ладонью по щеке.
Что же ему делать?
В первое мгновение хотелось броситься следом за Мелоди в салон и потребовать, чтобы он не совал нос не в свое дело. Но такое поведение было бы нерациональным — скорее всего, за это Чарли могли уволить.
Нет, правильнее поступить по-другому, решил он. Он ничего не станет делать. В конце концов, он профессионал. Это Эмма смешивает работу и личную жизнь. А Чарли продолжит вести самолет — ладно, пусть не он, а автопилот — и будет действовать как взрослый, уравновешенный человек.
И все же его очень беспокоит закрытая дверь кабины. Он понятия не имеет, что за ней происходит. Что наговорит Мелоди Эмма? Плохо осознавая, что делает, Чарли встал, снова сел и опять встал. В тот самый момент, когда он протянул руку к ручке двери, она распахнулась, и на пороге возник командир экипажа с чашкой кофе в руке.
— Все в порядке? — поинтересовался он, закрывая дверь.
Чарли изобразил некое подобие наклона в сторону, делая вид, что пытается немного размяться.
— В полном, — ответил он. — Просто что-то бок у меня свело судорогой.
Когда они совершили посадку на Мартас-Вайнъярд, солнце уже клонилось к горизонту. Как только Мелоди закончил рулежку и выключил двигатели, Чарли встал.
— Куда это вы собрались? — спросил командир.
— Покурить.
— Сходите позже, — сказал Мелоди и тоже поднялся на ноги. — Я хочу, чтобы вы провели полную диагностику системы управления. Во время посадки мне показалось, что ручка туговата.
— Всего одну сигарету. Ведь до взлета еще целый час или около того.
Командир экипажа приоткрыл дверь кабины. Чарли увидел Эмму, которая что-то делала на кухне. Она обернулась и, наткнувшись на взгляд Буша, сразу же отвела глаза. Мелоди шагнул к выходу из кабины и заслонил своим телом дверной проем.
— Сначала проведите диагностику, — повторил он и, переступив порог, закрыл за собой дверь.
Выругавшись про себя, Чарли уставился на монитор компьютера. Сделал два глубоких вдоха и мощных выдоха, он встал, снова сел. Потер друг о друга ладони, затем прижал их к глазам. Перед посадкой он контролировал управление самолетом в течение пятнадцати минут и не заметил каких-либо проблем. Но, в конце концов, он, Чарли Буш — профессионал и потому решил выполнить распоряжение командира. Выглядеть соответствующим образом — всегда было его жизненной стратегией. Это лучший способ избежать разоблачения. Когда человек играет чью-то роль, он должен исполнять ее хорошо. Всегда сдавать контрольные работы вовремя. Быть первым, делая рывки, стремительно бежать по бейсбольному полю. Добиваться, чтобы летная форма всегда была чистой и отглаженной, волосы — аккуратно подстриженными, лицо — гладко выбритым. Держать спину прямой, а плечи развернутыми.
Чтобы успокоиться, Чарли надел наушники и включил запись Джека Джонсона. Мелоди хочет, чтобы он провел диагностику? Что ж, отлично. Тогда Чарли сделает не только это, а проверит все до мелочей. Он приступил к процедуре, слушая треньканье гитарных струн. Солнце окончательно скрылось за кронами деревьев, и вокруг разом сгустились сумерки.
Когда через тридцать минут командир экипажа вернулся в кабину, Чарли спал. Недовольно покачав головой, Мелоди опустился в свое кресло. Буш мгновенно проснулся с колотящимся сердцем и заозирался, словно не понимая, где он и что с ним.
— А? Что?
— Вы провели диагностику? — поинтересовался Мелоди.
— А, да-да, — ответил Чарли, суетливо щелкая тумблерами. — Вроде бы все в порядке.
Командир несколько секунд молча смотрел на него, после чего кивнул:
— Ладно. Прибыли первые клиенты. Я хочу, чтобы мы были полностью готовы к взлету.
— Конечно, — кивнул Чарли. — Простите, можно я… Мне нужно отлить.
Мелоди снова кивнул:
— Только сразу же возвращайтесь.
— Есть, сэр, — сказал Буш, умудрившись сделать это так, что в его голосе прозвучала едва заметная нотка сарказма.
Он вышел из кабины. Туалет для экипажа располагался рядом. Чарли увидел Эмму, стоящую у входа в салон, — она явно приготовилась встречать пассажиров. На летном поле в свете фар «лэндровера», припаркованного рядом с самолетом, стояла группа из пяти человек — похоже, целая семья. Буш впился взглядом в затылок Эммы. Ее волосы были собраны в пучок, лишь одна непокорная рыжая прядь у виска, выбившись из прически, свисала вниз. Чарли почувствовал сильнейшее желание встать перед Эммой на колени и, обхватив руками, прижаться лицом к ее бедрам. В эту минуту он стремился быть не любовником — ему хотелось ощутить, как руки Эммы с материнской лаской гладят его волосы. Его так давно никто не гладил по голове. И он устал. Страшно, запредельно устал.
В туалете Чарли, взглянув в зеркало, остался недоволен увиденным. Глаза его были налиты кровью, щеки и нижнюю челюсть покрывала густая темная щетина. Он выглядел как неудачник. Неужели он мог пасть так низко, позволить этой девчонке сломать его? Когда они с Эммой встречались на людях, он порой стеснялся ее. Она часто брала его за руку, клала голову ему на плечо, словно давая понять окружающим, что Чарли принадлежит ей. Это казалось ему притворством. Он сам всю жизнь играл чужую роль и потому был уверен, что ему не составит труда распознать неискренность в другом человеке. В какой-то момент Чарли стал холоден с Эммой, оттолкнул ее, чтобы проверить, вернется ли она. Эмма вернулась. Это привело его в ярость. «Я знаю, что все это фальшивка, — думал он. — Я вижу тебя насквозь, так что хватит врать». Эмме же его отношение, казалось, причиняло настоящую боль. Однажды ночью, когда они занимались любовью, она погладила Чарли по щеке и сказала, что любит его. В этот момент у Буша словно помутилось в голове. Он схватил Эмму за горло. Сначала Чарли просто хотел заставить ее замолчать. Но потом, увидев страх в глазах девушки, когда ее лицо начало наливаться кровью, стал сжимать пальцы все сильнее. Оргазм, который он тогда испытал, пронзил, словно удар молнии, все его тело.
И вот теперь, глядя на себя в зеркало, Чарли пришел к выводу, что был прав. Эмма, без всякого сомнения, притворялась. Она играла с ним, а потом, потеряв интерес, безжалостно бросила.
Буш умыл лицо и промокнул его полотенцем. Корпус самолета слегка покачивался, принимая на себя пассажиров, поднимавшихся на борт. Было слышно, как они переговариваются и смеются. Чарли пригладил ладонью волосы и поправил галстук.
«Да, я профессионал». Подумав так, он открыл дверь туалета и снова нырнул в кабину.
«Сука».
Полет
Гэс слышит, как зафиксированный самописцем механический голос произносит: «Автопилот отключен».
«Вот оно, — думает Франклин. — Это и есть начало конца».
Он слышит, как воют двигатели, прибавляя обороты. Это тот самый момент, когда второй пилот закладывает резкий вираж.
«Ну как, нравится? Ты этого хотела?»
Это бормочет сквозь зубы Чарли Буш.
Меньше чем через две минуты самолет рухнет в океан.
Слышно, как кто-то колотит в дверь кабины.
«Господи, впусти меня. Впусти! Что происходит? Впусти меня сейчас же!»
Это голос Мелоди.
Но второй пилот молчит. Какие бы мысли ни бродили в голове Чарли Буша в эти последние мгновения его жизни, он держит их при себе.
Гэс усиливает громкость полученной записи, стараясь уловить каждый звук на фоне разнообразных механических шумов и гула двигателей. Внезапно слышатся выстрелы.
Гэс нажимает на акселератор и резко перестраивается влево. Другие водители возмущенно сигналят. Выругавшись, Гэс возвращается на прежнюю полосу, не успев сосчитать количество выпущенных пуль. Выстрелов было по меньшей мере шесть. И после каждого из них раздается шепот, словно кто-то бормочет мантры себе под нос.
«Черт, черт, черт, черт».
«Бам, бам, бам, бам».
Вой двигателей становится громче. Чарли Буш, судя по всему, бросает самолет в штопор. Теперь машина падает почти вертикально, вращаясь и кувыркаясь, словно осенний лист.
Хотя Гэс знает, чем все закончится, он ловит себя на том, что мысленно молится, чтобы командир экипажа и охранник-израильтянин смогли открыть дверь в кабину и оторвать Чарли Буша от ручки управления. Чтобы произошло чудо и Джеймс Мелоди успел занять свое место и выровнять самолет. После выстрелов раздаются два мощных удара. Кто-то пытается взломать дверь. Позже техники, выяснив природу этих звуков, определят, что один удар был нанесен плечом, а другой — ногой.
«Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста», — думает Гэс, хотя знает, что пассажиры и экипаж самолета обречены.
За какие-то доли секунды до того, как «Лир» соприкасается с поверхностью воды, на записи слышен произнесенный кем-то, скорее всего, Чарли Бушем, короткий звук: «Ох».
Затем следует удар о воду. Он так страшен, что Гэс втягивает голову в плечи и на мгновение прикрывает глаза. Падение самолета сопровождается чудовищной какофонией звуков, среди которых преобладает визг и скрежет раздираемого металла. По всей видимости, Буш погиб мгновенно. Остальные прожили еще одну-две секунды. К счастью, как показало вскрытие, никто из находившихся на борту не пережил ужаса, который выпадает на долю тех, кто в подобных случаях захлебывается в воде, пока самолет идет ко дну.
И все же в этом кошмаре каким-то образом выжили двое — мужчина и мальчик. Сейчас, когда Гэс прослушал данные самописца, это кажется ему настоящим чудом.
— Босс? — слышится из телефонного микрофона голос Мэйберри.
— Да. Я…
— Это сделал он. Второй пилот. Из-за девушки, стюардессы.
Гэс потрясенно молчит. Ему кажется дикой мысль о том, что взрослый человек решился не только покончить с собой, но и пойти на убийство других людей, в том числе ребенка.
— Нужно, чтобы специалисты провели полный технический анализ катастрофы, — говорит Франклин. — Необходимо выяснить природу каждого записанного звука.
— Да, сэр.
— Я буду через двадцать минут.
Гэс нажимает на телефонном аппарате кнопку сброса. Он думает о том, как долго еще сможет выполнять свою работу и сколько подобных трагедий будет в состоянии расследовать, не утратив при этом веру в добро и справедливость. Инженеру Гэсу Франклину кажется — в мире что-то очень важное пошло не так.
Он приближается к нужному ему съезду с трассы и перестраивается вправо. Жизнь — это бесконечная вереница решений и ответных реакций. Непрерывная цепочка действий одного человека и окружающих его людей.
И в какой-то момент все разом заканчивается.
Один из голосов на записи, которую слушает Скотт, принадлежит ему самому. Разговор, похоже, происходит по телефону.
— Что, по-вашему, между нами происходит? — спрашивает Скотт.
— Давай съездим в Грецию, — отвечает женский голос. — У меня там есть дом на скалах у самого моря, но никто не знает, что он принадлежит мне — его оформили на шесть, если не ошибаюсь, подставных компаний. В общем, полная конфиденциальность. Мы могли бы нежиться на солнце, есть устриц и танцевать после наступления сумерек. А там будет видно. Я знаю, что не должна на тебя давить. Но мне никогда раньше не приходилось встречать человека, чьим вниманием было бы так трудно завладеть. Даже когда я с тобой рядом, мне кажется, что ты находишься где-то очень далеко.
— Где вы это… — изумленно начинает Скотт и умолкает.
Билл смотрит на него и с невинным видом поднимает брови — он явно торжествует.
— Вы по-прежнему станете утверждать, что между вами ничего не было?
— Каким образом вы… — снова оживает Скотт, но Билл предостерегающе поднимает палец, требуя молчания.
— Как там ребенок? Извините, что не поинтересовался раньше.
Это голос Гэса Франклина. Скотт догадывается, что вторым участником диалога тоже будет он сам.
— Ну, он практически не говорит. Но, похоже, рад тому, что я здесь. Так что, возможно, мое присутствие окажет какой-то терапевтический эффект. Что касается Элеоноры, то она сильная женщина.
— А что ее муж? Что-то я его не видел.
— Сегодня утром он собрал вещи и уехал.
Пауза.
— Надеюсь, мне не надо объяснять вам, как это будет выглядеть.
— С каких это пор «как это будет выглядит» важнее того, чем «это» является на самом деле?
— Думаю, с недавних. А в особенности после того, как вы выбрали не самое лучшее место для укрытия, и это стало предметом обсуждения в СМИ. Богатая наследница и все такое — телевидение и газеты не могли не раздуть эту историю до небес. Я посоветовал вам найти место, где вы сможете пересидеть поднявшийся шум. А не стать героем репортажей желтой прессы.
— Ничего не было. То есть я хочу сказать, что она разделась и забралась ко мне в кровать, но я не…
— Мы говорим не о том, что было и чего не было, а о том, как все это выглядит со стороны.
Запись заканчивается. Билл, сидя в кресле, наклоняется вперед.
— Вот видите, — говорит он. — Сплошная ложь. С самого начала вы не сказали ни слова правды.
Скотт какое-то время молча размышляет, складывая воедино фрагменты головоломки.
— Значит, вы записывали наши разговоры, — произносит он наконец. — Установили прослушивающее устройство в телефон Элеоноры. Вот откуда вы знаете, о чем мы говорили, когда я звонил ей из дома Лейлы. И где я нахожусь, вы тоже выяснили благодаря прослушке. Отследили мой звонок. А телефон Гэса вы тоже прослушивали? И фэбээровцев? Вот откуда все утечки? Про докладную записку О’Брайена вы тоже узнали таким образом?
Скотт видит, как продюсер Билла отчаянно машет руками. Вид у нее крайне испуганный. Скотт тоже наклоняется вперед, как Билл.
— Итак, вы установили прослушку на их телефоны. Произошла авиакатастрофа, погибли люди, и вы стали прослушивать телефонные разговоры родственников погибших и тех, кто непосредственно занимался расследованием.
— Люди имеют право знать правду, — заявляет Билл. — Дэвид Уайтхед был великим человеком. Одним из сильных мира сего. Настоящим гигантом. Общество должно знать истину.
— Может, и так. Но вы осознаете, что ваши действия незаконны? Хотя бы понимаете, что сделали? Не говоря уж о том, что поступили аморально. И вот теперь вы сидите здесь перед камерами и спрашиваете, была ли между мной и некой женщиной физическая близость. При этом не имеете ни малейшего представления о том, как и почему на самом деле произошла авиакатастрофа. Вы не знаете о том, что второй пилот, дождавшись, пока командир экипажа выйдет из кабины, запер ее дверь изнутри, отключил автопилот и направил самолет вниз, в океан. Кто-то, скорее всего, телохранитель Уайтхеда, произвел шесть выстрелов в дверь в надежде открыть ее и вывести самолет из смертельного пике. Но сделать это не удалось, дверь так и осталась запертой, и люди погибли.
Скотт долго молча пристально смотрит на Билла Каннингема, который, едва ли не впервые в жизни, не в состоянии произнести ни слова.
— Погибли люди. У них есть родственники. Тех, кто был на борту самолета, убили, а вы сидите и расспрашиваете меня про мою сексуальную жизнь. Позор вам. Стыд и позор.
Билл встает с кресла и нависает над ним. Скотт тоже поднимается, глядя телеведущему прямо в глаза и не сдвинувшись назад ни на дюйм.
— Позор вам, — повторяет он, на этот раз тихо, обращаясь только к Биллу.
Несколько секунд проходят в напряженном молчании. Атмосфера в студии наэлектризована до предела. Руки Каннингема сжаты в кулаки, и кажется, что он вот-вот ударит Скотта. Еще секунда — и на нем повисают двое операторов и Криста.
— Билл! — кричит она. — Билл, успокойся!
— Отпустите меня! — рычит Каннингем, изо всех сил пытаясь освободиться, но его держат крепко.
— Ладно, — говорит Скотт, обращаясь к Кристе. — Я закончил.
Он направляется к двери, выходит в коридор и шагает к лифту. Словно во сне, нажимает на кнопку вызова. Через несколько секунд двери лифта расходятся в стороны. В эту минуту Скотт вспоминает плавающее на поверхности воды крыло самолета, охваченное языками пламени, и голос мальчика, зовущий на помощь в темноте. Он думает о своей сестре и о том, как ждал ее, сидя на велосипеде в сгущающейся темноте. Вспоминает те времена, когда пил запоем, и ощущения, которые испытывал, услышав выстрел стартового пистолета и бросаясь в хлорированную воду бассейна.
Где-то его ждет мальчик, играя с пластиковыми грузовиками во дворе дома. Неподалеку от него под успокаивающий шепот колеблемых ветром листьев тихо течет река.
Скотт вернет свои картины и снова договорится о встречах с владельцами галерей. Он найдет подходящий бассейн и научит мальчика плавать. Надо продолжать жить, а что будет дальше — время покажет. Если случится какая-нибудь беда — значит, так тому и быть. С ним происходило всякое, однако он сумел выжить. Скотт из тех, с кем судьбе не так просто сладить. А значит, и действовать должен соответственно.
Двери лифта снова открываются, и Скотт выходит в вестибюль здания, а затем на улицу.
Читать бесплатно другие книги:
