Погибаю, но не сдаюсь! Разведгруппа принимает неравный бой Лысёв Александр

– Барышня, будьте любезны…

Поднял глаза и обмер – перед ним по ту сторону деревянной стойки сидела Лиза. Он узнал ее сразу, несмотря на то что со времени их последней встречи прошло больше десяти лет. Лиза, видимо, заметила его раньше, наблюдала, пока он заполнял бланк телеграммы, и теперь глядела, не отрываясь. В ее глазах стояли слезы. Марков попытался что-то сказать, но Лиза чуть заметно покачала головой. В соседних окошках сидели еще сотрудницы. Марков беззвучно моргнул веками, показывая, что понял.

– С вас двенадцать пятьдесят, гражданин! – громко произнесла Лиза дежурным, чужим и незнакомым голосом.

Марков подал в окошко деньги.

– Получите сдачу, гражданин!

Вместе со сдачей ему в руки протянули маленький клочок бумаги, на котором Лиза быстро и незаметно черкнула карандашом: «ул. Железнодорожная, 45».

Скоротав время в привокзальном буфете, Марков ближе к вечеру отправился разыскивать дом по указанному адресу. Улица Железнодорожная оказалась в самом дальнем конце города, протянулась вдоль объездной ветки за товарной станцией. Улица была со старинными деревянными домиками на высоких фундаментах, отделенных друг от друга невысокими палисадами. У одного из заборов, поднимая пыль, возились мальчишки. Подойдя ближе, Марков обнаружил, что тут разразилась нешуточная драка. Несколько подростков лет четырнадцати втроем колотили паренька по годам явно младше их. Паренек, которому на вид можно было дать лет двенадцать, прижавшись спиной к штакетнику забора, отчаянно отбивался, раздавая крепкие удары кулаками во все стороны.

– Эй, орлы! – подскочил к ним Марков, обеими руками оттягивая за шиворот сразу двоих нападавших. – Разве это честно, втроем на одного?

Пока двое были столь неожиданно выведены из строя вмешательством Маркова, паренек моментально перешел в контрнаступление против третьего оставшегося противника. Несколькими короткими ударами он мигом свалил его на землю, несмотря на то что сам был раза в полтора ниже ростом. Маркову пришлось срочно отпустить первых двоих и обхватить за плечи того, кто дрался в одиночестве. Нападавшие отбежали в сторону, остановились на безопасном расстоянии, выкрикнув:

– Мы тебе еще наломаем!

– Давай-давай! – дернулся из рук Маркова мальчишка, утирая кулаком капавшую из носа кровь. – Подходи на раздачу оптом и в розницу!

Марков поставил паренька перед собой, присел на корточки, одернул на нем разорванную рубаху.

– Ты кто таков будешь, герой Шипки и Мукдена?

– Я Ваня Лукин! – зло выпалил на азарте мальчишка. И, оглядев Маркова, спросил недоверчиво: – А вам чего надо?

– Так вот ты какой стал, Ваня Лукин, – внимательно оглядел мальчика Марков: светлые волосы с едва заметной рыжиной, зеленоватые глаза. Сама собой выплыла из памяти история их знакомства с Сашкой. Даже обстоятельства были похожи.

– Вы кто? – прищурившись, спросил Ваня.

– Я Марков.

Ваня недоверчиво и осторожно пожал протянутую ладонь.

Марков снял кепку, достал из-за отворота подкладки иголку с ниткой.

– Мамка за рубаху небось ругать будет?

– Ну, будет, – шмыгнул носом мальчишка и опустил глаза.

– Тогда пошли зашивать, – поднялся на ноги Марков.

Перехватив недоверчивый взгляд мальчика, Марков пояснил:

– Ты не беспокойся, Ваня. Я очень давно знаю твою маму. Мы долго не виделись, а сегодня встретились случайно. Я здесь проездом. Твоя мама работает на почте, а вы живете вон в том доме. – Марков указал на забор с большими цифрами «45». – Верно?

– Верно.

– Ну идем, Иван Александрович.

– Вы знали моего отца? – быстро сообразил Лукин-младший.

– Да, Ваня. Но мы тоже не виделись очень-очень давно.

– Значит, и вправду давно, – покачал головой Ваня. – Папа погиб. Мама рассказывала…

Марков вздрогнул и замедлил шаг.

– Еще на германской, – пояснил мальчик и сообщил с детской непосредственностью: – Я вырасту – стану военным. А вы тоже были солдатом?

– Было дело, – отозвался Марков. Даты не совпадали, но он не рискнул без Лизы продолжать дальше разговор на подобные темы. Ваня, по крайней мере, с виду беспокоиться перестал – этого пока было вполне достаточно. – Когда мамка-то с работы придет?

– Часа через два, – распахивая калитку, говорил Ваня. – Заходите, здесь мы живем.

С отдельного входа они вошли в маленькую комнатку, обклеенную газетами. Старая металлическая кровать, шкаф, сколоченный из досок стол, два табурета под ним – вот и вся обстановка. Марков присел на один из табуретов. Ваня взял у него иголку с ниткой, стянул через голову рубаху и принялся сноровисто зашивать.

– Ловко, – одобрил Марков.

– Не впервой, – махнул рукой мальчик.

Марков оглядел его худенькую фигурку – все тело было в свежих и старых синяках и ссадинах.

– За что тебя бьют? – наклонился к мальчику.

Сверкнули исподлобья зеленоватые глаза.

– Это еще кто кого… – снова со злостью огрызнулся Иван.

– Ну, за что воюешь? – задал вопрос иначе Марков.

– За правду.

– За правду не жалко! – подбодрил его Марков, не став пока лезть с расспросами дальше.

Ваня надел зашитую рубаху. Потом все-таки рассказал:

– Мы недавно сюда переехали. А эти в школе решили, что раз я новенький и ростом мал, то буду делать, что они скажут. Только шиш им!

Марков подивился про себя в очередной раз превратностям судьбы – Сашкина история повторялась с теми же деталями.

– Только я ростом мал от того, что была гражданская война, и было нечего кушать.

– Ты еще обязательно вырастешь, Ваня.

– Правда? – с надеждой посмотрел на Маркова мальчик.

– Даже не сомневайся. – Марков скинул пиджак. – А ну, пошли во двор.

Они провозились на заднем дворе целый час. Марков показал Ване несколько приемов рукопашного боя из арсенала капитана Лилье. Ваня схватывал на лету – было видно, что у него уже имеется богатый опыт уличных драк. В самом конце мальчик ловко опрокинул Маркова подножкой на спину и со счастливым видом уселся на нем сверху.

– Сдаюсь! – смеялся Марков, запрокинув на траве руки вверх. – Молодчина, Ваня!

– А вообще-то я рисовать люблю, – безо всякого перехода сообщил Маркову Ваня, когда они вернулись в дом. – Только на газетах свободного места мало. А бумаги, чтобы рисовать, у нас нет.

– Это дело поправимо, – оживился Марков и раскрыл саквояж, вытаскивая оттуда пачку бумаги и карандаши. У Вани загорелись глаза при виде подобного богатства.

– А у меня вот. – Мальчик достал из шкафа кипу старых газет. На полях и чистых местах Марков разглядел весьма талантливо нарисованных лошадей, всадников со звездами, фигурки солдат в папахах с красными ленточками наискось и длиннополых шинелях.

– Недурно, – одобрил Марков и начал бросать на бумагу быстрые карандашные штрихи. – Смотри…

На белых листах стали появляться вздыбленные кони, наездники в гусарских мундирах, типажи офицеров и солдат с закрученными усами.

– Это армейская пехота, – увлеченно прорисовывая детали снаряжения, пояснял Марков. – А это гвардейская…

Марков так увлекся, что стал изображать погоны, кресты и медали на нарисованных им фигурках.

– Это что, белые? – недоверчиво поднял на него глаза Ваня. – У нас в школе на плакатах с крестами и погонами одних белых рисуют. Только там у всех рожи зверские, и красноармейцы их штыками колют. А ваши ничего, даже симпатичные…

– Это, Ваня, русские, – отложив карандаш и глядя прямо мальчику в глаза, проговорил Марков.

– А мои тогда кто? – Ваня недоуменно пододвинул к Маркову своих нарисованных на газетных полях красноармейцев.

– И твои русские. И мы с тобою, Ваня, русские…

Они изрисовали несколько листов. Ваня брал в руки карандаши, что-то дорисовывал сам, Марков хвалил, иногда подправлял.

– Солдаты без звезд и с погонами мне тоже нравятся, – сказал Ваня.

Скрипнула входная дверь. Марков повернул голову и тут же поднялся с табурета. На пороге стояла Лиза.

– Мама, а мы с дядей Жоржем рисовали, – сообщил Ваня и протянул Лизе листы, – Вот, погляди…

Лиза кинула взгляд на рисунки и только всплеснула руками.

– Давай подарим их маме, – произнес Марков и спрятал от Лизы виноватые глаза.

– Мама, это тебе от нас, – протянул рисунки мальчик.

– А бумага и карандаши – твой подарок. – Марков вытряхнул из саквояжа все не относящиеся к делам бумаги и канцелярские принадлежности. – Рисуй на здоровье.

– Ух ты, спасибо! – Ваня был в восторге.

Поезд у Маркова был глубокой ночью. Они вполголоса проговорили допоздна за маленькой загородкой, где на колченогом столике у Лизы стояли примус, старый заварочный чайник и две металлические кружки с отбитой эмалью. Широко раскинув руки, в комнатке сопел на кровати Ванька.

– Ты знаешь что-нибудь о нем? – сразу же в лоб спросила Лиза, как только они остались наедине. Марков понял, что речь идет о Сашке.

– Нет. – Он отрицательно покачал головой и отвернулся к окну.

На мгновение в глазах у Лизы сверкнули слезы. Она быстро поднялась, бесшумно выглянула в комнату, убедившись, что сын спит. Снова села за стол, поправила выбившуюся из-под платка прядь волос. Марков увидел, что ее волосы наполовину седые, уперся лбом о свою поставленную на стол руку и молчал.

– Тогда в Крыму нас укрыли добрые люди – хозяева того дома в армянском селе, – рассказывала Лиза. – Выдали нас за своих дальних родственников. Чего им это стоило – ведь потом в Крыму проверяли всех… Если б не они… – Лиза запнулась, слегка покачала головой. – Ведь Сашка навещал нас в октябре двадцатого, они его видели…

– Мир не без добрых людей, слава Богу, – не меняя позы, глухо отозвался Марков.

Лиза продолжала каким-то чужим, отстраненным голосом:

– Родителей взяли в заложники и расстреляли. Еще в Новочеркасске. Мы все время переезжали. Документов никаких. Назвалась солдаткой, потом записала Ваню с семнадцатого года рождения…

– Вот оно что, – понимающе кивнул Марков.

– А муж для всех погиб на германской – и кончен разговор, – глядя в упор на Маркова, произнесла Лиза. И, изменившись в лице, бросила Маркову в лицо: – И никаких вопросов о гражданской войне, Жорж. Слышишь, никаких!

– Лиза, Лиза… – Марков взял ее за руку.

– Все, Жорж. Плакать не могу, а сломаться права не имею. Я должна поднять Ваньку. Имеет значение только это.

– Разреши вам помочь. – Марков вытащил из кармана пачку ассигнаций, положил на край стола. – Я вышлю вам еще переводом.

– Послушай, Жорж, – тоном, которого он раньше от нее не слышал, проговорила Лиза. – За себя я не боюсь. Но…

Она кивнула головой на загородку, за которой спал Ваня.

– Они все о тебе знают, Жорж?

Кто эти «они» – объяснять не было надобности.

– Разумеется, нет, – горько усмехнулся Марков. – Ходил бы я иначе по белу свету…

– Так вот, – жестко и сухо продолжала Лиза. – Ничего не присылай нам. Нас не ищи и нам не пиши. Отсюда мы тоже уедем. Куда – не спрашивай.

Марков смотрел на нее, играя желваками.

– Ты очень хороший, Жорж, – чуть дрогнувшим голосом произнесла Лиза. – Не упрекайте себя ни в чем.

Он понял, что последние слова предназначались им с Лукиным вдвоем.

– Так надо, Жорж.

Он уходил в ночь. Моросил мелкий дождик. Пройдя через город, Марков вышел к вокзалу. Вдалеке, осветив прожектором рельсы перед собой, появился паровоз, медленно вытягивая из темноты вереницу пассажирских вагонов…

Марков рассказал, при каких обстоятельствах виделся единственный раз с Лизой и Ваней. Сашка долго сидел молча, обхватив голову руками.

– Это все? – не своим голосом спросил наконец Лукин, проглотив комок в горле.

– Не совсем… – после некоторого раздумья проговорил Марков.

В 1942-м, дождавшись снятия своей судимости, Марков все же написал из действующей армии в тот город за Уралом, на улицу Железнодорожную, 45. В глубине души он надеялся, что война все-таки изменит отношение режима к людям. Казалось, к тому были предпосылки. Тем более что ничего особенного в его письме не было – обычный привет с фронта. Ответа долго не приходило. Вероятно, его и не следовало ждать – ведь предупреждала Лиза, что съедут они с этого адреса. Самому Маркову писем получать было не от кого, поэтому он чрезвычайно удивился, когда почти через год, летом 1943-го, прибывший в роту почтальон неожиданно выкликнул его фамилию.

– Вот ведь как, – порадовался тогда за командира сержант Куценко. – И офицерские погоны, и письмо наконец получили. А то ведь никто вам не пишет – неправильно это, товарищ лейтенант.

Письмо было от Лизы. Оно пришло из северного Казахстана, со станции Кайранколь. Видимо, каким-то образом она все-таки получила послание Маркова, адресованное на Железнодорожную улицу того уральского городка. Никак иначе она бы его разыскать не смогла. В письме было всего несколько строчек. Пробежав их глазами, Марков тут же понял, почему после стольких лет она все же решилась написать. Собственно, это было не письмо, а копия ответа с запроса в воинскую часть, номер которой был старательно замаран военной цензурой. В ответе на запрос гражданки Лукиной Елизаветы Григорьевны сообщалось, что лейтенант Лукин Иван Александрович пропал без вести во время боев на западном фронте в июле 1941 года. Ниже Лизиной рукой было приписано всего четыре слова: «Вот так вот, Жорж». Только тогда, получив это письмо, Марков до конца понял, какой сильной она была все эти годы. Гораздо сильнее их с Сашкой. Но эту ношу – известие о Ване – она уже не смогла нести одна.

Марков тогда же, наплевав на все, не теряя времени, написал ответ, убеждая, что еще не все потеряно, что есть надежда. Выслал Лизе свой денежный офицерский аттестат. Через некоторое время все вернулось обратно с пометкой, что адресат выбыл в неизвестном направлении…

Наверное, если бы на Ваню пришла похоронка, он не рассказал бы Лукину этого продолжения. Расстегнув нагрудный карман гимнастерки, Марков вытащил потрепанный бумажный треугольник письма, протянул Лукину. Сашка развернул, подсветил фонариком, пробежал глазами строчки и с размаху ударил кулаком о кирпичную стенку. Марков обхватил беззвучно закусившего губу друга за плечи. Из разбитых костяшек сашкиной руки обильными ручьями потекла кровь. Марков нашарил в кармане бинт, начал обматывать им разбитую кисть.

– Да брось ты… – выдернул руку Лукин.

– Она будет ждать, – убеждал Марков друга, продолжая бинтовать. – Будет ждать Ваню, а значит, будет жить. Кончится война, можно будет навести справки…

Лукин посмотрел на Маркова каким-то отстраненным взглядом, проговорил тихо:

– Господи, двадцать с лишним лет… Скажи мне, Жорж, когда-нибудь кончится э т а война?

Марков откинулся к стене. Ответа на этот вопрос пока что не было ни у кого…

22

Фомичев, Воронцов и Вася Бурцев осторожно пробирались к опушке леса. Горевшие ярко и так хорошо видимые из укрепления костры теперь отчего-то становились маленькими точками где-то впереди среди ветвей деревьев и сплетений кустарника. Они шагали тихо, не упуская друг друга из виду. Фомичев подал знак – все остальные присели за большим валуном у края долины. Осмотрели поле, по которому их днем атаковали усташи. Противник подобрал своих убитых – на земле остались валяться только стреляные гильзы и разнообразные элементы снаряжения. Вокруг валуна обнаружились целые россыпи гильз – по всей видимости, отсюда по ним работал пулемет. Сойдясь ненадолго вплотную, коротко посовещались шепотом и решили идти дальше. Снова рассредоточились цепью, находясь в зоне видимости друг друга.

Первое кострище обнаружилось на поляне в нескольких десятках метров от кромки леса. Фомичев некоторое время наблюдал за поляной, укрывшись в кустах. Затем вышел из своего укрытия, держа оружие на изготовку. Большой костер практически прогорел. Центр поляны устилали лишь мерцающие оранжевым светом уголья. Вокруг валялось какое-то военное тряпье и груды окровавленных бинтов. Прикрывая друг друга, осмотрели местность на сотню метров вперед. Там обнаружилось еще несколько затухающих кострищ. На земле остались следы от разворачивавшихся тут грузовых автомобилей. Неприятель покинул опушку леса.

– Дядя Игнат, глядите, – тихонько позвал Вася Бурцев.

Фомичев с Воронцовым пересекли поляну и подошли к ее краю. В низине обнаружился целый ряд совсем свежих земляных холмиков, кое-где устланных пластами дерна и выложенных небольшими камнями. По краям и центру были воткнуты кресты, сооруженные из наспех смотанных друг с другом веревками и ветошью ветвей деревьев.

– Своих похоронили, – произнес Фомичев.

Воронцов снял каску и молча перекрестился.

Было принято решение обождать здесь некоторое время – необходимо было убедиться, что противник действительно ушел из этого района и не намерен возвращаться. Расположились на противоположном от захоронения краю поляны, укрывшись между поваленными деревьями. Залегли звездой, ведя наблюдение во все стороны. Пролежали, следя за местностью, часа два. Кругом было тихо.

– Вот что, Васек, – негромко обратился к Бурцеву Фомичев. – Сиди здесь, а мы с земляком вверх до дороги пройдемся.

– Как скажете, дядя Игнат, – отвечал солдат.

Фомичев уловил в его голосе тщательно скрываемое беспокойство. Ободрил вполголоса:

– Да ты не дрейфь, мы быстро. Если что – дуй обратно к нашим. Тут не геройствуй.

Вася послушно кивнул и натянул пилотку на самые уши.

– На, чтобы не заснуть, – протянул ему несколько кусков сахара Воронцов.

– Спасибо…

Они с Воронцовым миновали поляны. Брошенные костры на них уже давно прогорели. Ночь выдалась довольно холодной. Фомичев запахнул поплотнее ватник. Воронцов поднял воротник своего немецкого мундира. Добрались до каменистого откоса – над ним угадывалась извилистая лента горной дороги. Следы от грузовиков уходили вниз. Видимо, машины заезжали на дорогу, сделав крюк через пологую низину. Мелкий гравий прямо перед ними был осыпан десятками пар ног – пехота поднималась прямо по насыпи. Фомичев нагнулся – судя по оставленным на гравии полосам, здесь затаскивали наверх тяжелое вооружение и носилки с ранеными. Прикрываясь чахлым кустарником и темнотой, они осторожно выбрались на дорогу. Воронцов достал маленький светящийся брелок солдатского компаса.

– На юго-запад ушли, – определил он направление, по которому двинулись усташи.

От древних развалин, где они держали оборону днем, их отделяла дорога, шедшая вплотную вдоль высоких неприступных скал. И только где-то там за ними, намного выше, должен был быть тот перекресток дорог, над которым господствовал старинный замок. Обойти их позицию неприятель никак не мог.

– Похоже, и вправду ушли, – проговорил Фомичев.

– Слава Богу, – отозвался Воронцов.

Ветер гнал по ночному небу над верхушками скал рваные облака. Иногда где-то в вышине проглядывали синие балканские звезды.

– Холодно, – поежился Фомичев.

Воронцов отстегнул от снаряжения флягу:

– По чуть-чуть, – протянул флягу Фомичеву, – для сугрева.

– Нет возражений, – согласился Игнат.

Они присели на несколько минут под приземистым деревцем.

– Куда вы дальше? – поинтересовался Игнат, когда фляга пару раз перешла из рук в руки.

– На соединение с корпусом, – отозвался Воронцов.

– А потом? Фрицам скоро каюк…

– И что это в наших раскладах меняет? – вскинулся Воронцов.

– Ладно, – махнул рукой Фомичев. – Передам за тебя привет Орловской губернии…

Воронцов сделал из фляги большой глоток. Выдохнул, вытирая ладонью губы:

– Не трави душу. – И после некоторого молчания поинтересовался: – У тебя-то там кто, жена?

– Жена, дети, – отозвался Игнат.

– Пишет жена?

Фомичев нахмурился.

– Нет, – бросил коротко и угрюмо, поднимаясь. – Все, двинули…

– Стой, кто идет? – первым окликнул их Вася Бурцев.

– Свои, – отозвался Фомичев, запрыгивая между поваленных деревьев. – Молодец, Васек, службу знаешь.

Понемногу начал заниматься рассвет. От низины с другого края поляны поднялся туман. Царило полное безмолвие.

– Сидим тут, на кладбище, – неожиданно проговорил Бурцев.

– Почему на кладбище? – не понял Воронцов.

– А там что? – Вася указал в сторону затянутой туманом низины, где были захоронены погибшие в бою хорваты. И закончил испуганно и совершенно по-детски: – Вы ходили, а я тут с мертвыми…

– Ну вот те раз, – рассмеялся Фомичев. – Теперь-то чего бояться? Мы уже вернулись.

– Здесь бояться надо живых, – произнес Воронцов.

Вася обвел их взглядом. Потом сказал, немного смущаясь:

– Я вот ваш разговор вчера вечером слушал. Там, наверху. – Он махнул рукой по направлению к укреплению, откуда они пришли.

Фомичев с Воронцовым переглянулись. А Вася вдруг выпалил совершено неожиданно:

– Почему Бог нас бросил?

Игнат даже закашлялся, потом выдавил из себя растерянно:

– Ну ты и загнул, Васек…

Зато Воронцов повернулся к Бурцеву, долго смотрел на него очень пристально. Затем приблизился вплотную и произнес с убеждением, но совсем мягко и тихо:

– Он не бросил нас. Мы сами его распяли второй раз. Мы так крепко прибили его к кресту, что он не может сойти.

– Чтобы наказать нас?

– Чтобы спасти…

Фомичев смотрел на них во все глаза и только беззвучно слегка покачивал головой из стороны в сторону.

– Ладно, – произнес он наконец, выглянул из-за поваленного дерева, прислушиваясь и еще раз внимательно осматривая окрестности. – Пока совсем не рассвело и туман, дуй к нашим. Доложишь товарищу капитану, что здесь все чисто.

– Я мигом, дядя Игнат, – засобирался Вася.

– Не суетись, – напутствовал его Фомичев. – Ступай через поле, как сюда пришли. И под ноги гляди.

Бурцев подхватил автомат, выбрался из их укрытия и, пригнувшись, заспешил в сторону перекрестка дорог, над которым неприступным каменным стражем возвышался древний полуразрушенный замок.

Быков вернулся также бесшумно, как и уходил. Стянул с головы заскорузлую выцветшую пилотку, утер ею пот с закопченного лица. Взоры всех, кто не спал внутри укрепления, устремились на него.

– Чисто, – выдохнул ефрейтор. – И тропинка, и дорога сзади. Никого.

В глазах всех присутствовавших засветилась робкая надежда. И в это мгновение прямо под внешней стеной внизу прогремел взрыв.

– В ружье! – гаркнул Лукин. – Без команды не стрелять!

Все кинулись к окнам. Защелкали затворы. Обороняющиеся приникли к бойницам, напряженно всматриваясь в сторону долины. Но больше оттуда не раздалось ни единого звука. Лишь легкий утренний ветерок уносил оставшиеся рваные клочья тумана. В ожидании нападения прошло несколько томительных минут. Затем Марков кивнул в сторону лестницы, ведущей на верхний ярус:

– Клюев, Куценко! Гляньте, что там.

Паша-Комбайнер с сержантом, соблюдая меры предосторожности, полезли наверх. Вскоре они вернулись. Первым в низком кирпичном проеме возник Клюев, за ним, держа под мышкой два автомата, вошел сержант Куценко. Пашка принес на руках залитого кровью Бурцева. Вася был без сознания, дышал громко и часто-часто.

– Суки! – с яростью зашвырнул оба автомата в угол Куценко. – Растяжку оставили у дороги, под самой стенкой.

– Сюда! – прогудел доктор Головачев и, встряхнув плащ-палатку, быстро застелил ею солому посреди помещения. Вытащил свои инструменты, бросил, не поворачивая головы. – Отошли все!

23

На какое-то время в городе стало тихо и безлюдно. Так бывает перед грозой, когда первому удару шквала предшествуют вдруг несколько мгновений абсолютного, звенящего молчания. А затем, прочерчивая наискось небо, летит зигзагом молния и ее догоняет где-то у линии горизонта оглушительный грохот…

Марков приходил в себя несколько раз на короткие мгновения. Впервые это было ночью – отчетливо услышал под окном на севастопольской улице беготню, топот сапог, лязганье винтовочных затворов. Где-то в переулке раздался чей-то громкий крик. Марков снова провалился в небытие. Затем на следующий день в самой палате были слышны громкие мужские голоса. Показалось, что двигают кровати. Другой тихий, но настойчивый женский голос долго убеждал в чем-то непрошеных визитеров. Сквозь ватную пелену в ушах Марков, не открывая глаз, расслышал обрывки разговора.

– А этот кто таков? – интересовался первый голос, мужской.

– Из мобилизованных, – негромко отвечал голос женский.

– А докумэнты нэ мает? – въедливо спрашивал кто-то еще с малороссийским говорком.

– Да вон шмотье солдатское на полу, – заметил обладатель первого голоса.

– А сапоги-то добрэ…

– Тифозный он.

– Тьфу ты, черт. Ладно, пошли покаместь отседова…

Хлопнув дверьми, они покинули палату. Вечером третьего дня его долго-долго тормошила сестра милосердия. Та самая, которую просил «приглядеть за солдатом» покидавший друга Лукин. Впрочем, этого Марков при расставании с Сашкой уже не слышал. Марков открыл глаза: из розоватого марева, то приближаясь, то удаляясь, на него медленно наползали очертания палаты. Контуры предметов вокруг расплывались. Сделав над собой отчаянное усилие, Марков заставил себя сфокусироваться. Большая изогнутая трещина на потолке сделалась неправдоподобно реальной. Он медленно тер рукой лоб и с удивлением вглядывался в простое и усталое лицо склонившейся над ним сестры милосердия. Затем, усадив на кровати, она поила его с ложечки горячим куриным бульоном. Откуда он взялся, этот бульон, одному Богу было известно.

– Вам надо уходить как можно быстрее, – негромко сказала женщина «солдату».

Марков, все еще не понимая до конца происходящее вокруг себя, тем не менее кивнул благодарно и откинулся на подушку. Ему казалось, что он лишь на мгновение прикрыл глаза, чтобы подумать. Оказалось – проспал до утра. Проспал ровно, глубоко и спокойно.

Наутро женщина пришла в последний раз. Положила на подоконник свернутый морской бушлат. Бушлат был запачкан машинным маслом, с прожженным на локте рукавом. Посмотрела на Маркова с жалостью и мольбой:

– Пожалуйста, если можете, уходите.

И поспешила в коридор, бросив на Маркова от самых дверей полный скорби и отчаяния взгляд. Марков проводил ее глазами и сел на кровати. Палата вокруг него пошла кругом, но он удержался. Протянул руку, потрогал зачем-то пальцами грубое сукно бушлата. Отогнул подушку – револьвера под ней не было. Видимо, его забрала сестра. Свесив голову вниз, обнаружил валяющиеся на полу бриджи и гимнастерку с солдатскими погонами. Сапоги и шинель украли. Горьким отчаянием обожгла одна-единственная мысль – во внутреннем кармане шинели была фотографическая карточка с изображением Вари. Теперь карточка, скорее всего, валяется где-нибудь на помойке. Маркова внезапно охватила отчаянная злость. Одним рывком он поднялся с кровати и, уцепившись за металлическую спинку, в которой не хватало прутьев, встал во весь рост, широко расставив на деревянном полу босые ноги. В первый момент голова закружилась, его отчаянно зашатало. Удержался на ногах, постоял, привыкая. С трудом натянув трясущимися от слабости руками одежду на пропотевшее и грязное нижнее белье, Марков запахнул тесный бушлат. Руки из рукавов торчали чуть ли не до половины, но выбирать было не из чего. Опустился на четвереньки в поисках сапог. Медленно и плавно пришло напоминание – обуви-то нет. Не особо отдавая отчета своим действиям, он прополз по палате несколько метров. Под соседней кроватью обнаружились стоптанные и полуразвалившиеся ботинки, подошвы которых были просто примотаны проволокой поверх носов. Марков поднял голову – кровать рядом была пуста. Подхватив ботинки, он натянул их прямо на босу ногу. Встал и, поджимая пальцы ног, сделал несколько шагов в сторону двери. Растворив ее, вывалился в коридор непосредственно навстречу шедшим со стороны лестницы красноармейцам в длинных кавалерийских шинелях.

– Посторонись, товарищ, дай дорогу, – отодвинул за плечи Маркова один из них, проходя мимо.

Марков прижался к стене, отчаянно стараясь удержаться на ногах. Красноармейцы зашли в палату напротив. До него донеслись их голоса:

– Здесь, кажись, офицеров видали.

– Щас разберемся…

Оттолкнувшись от стены, Марков шагнул в сторону лестницы. Все тело прошиб холодный пот, но сил спуститься на один пролет вниз ему хватило. Он взялся за ручку входной двери и толкнул ее от себя. Прямо в глаза ударил яркий дневной свет. Вдохнув холодного осеннего воздуха, Марков вышел на середину улицы и почувствовал, как подкашиваются ноги. Он судорожно уцепился скрюченными худыми пальцами за рукав проходившего мимо человека.

– Эгей, полегче, товарищ, – произнес человек в перетянутой ремнями кожаной куртке с маузером в деревянной кобуре через плечо. Перед Марковым стоял Прохор Зыков. Прохор несколько секунд с недоумением вглядывался в возникшее перед ним изможденное лицо, а потом обомлел:

Страницы: «« 345678910 »»

Читать бесплатно другие книги:

Красивый страшный он идёт,И зло как дым за ним ползет.Четыре вороных коняЧетыре вестника "добра"И вс...
Великий писатель Х. Л. Борхес в рассказе «Роза Парацельса» устами великого алхимика спросил: «А где ...
Книга, созданная специалистами компании Reuters, является практическим пособием для начинающих инвес...
В своей культовой книге выдающийся ученый Михай Чиксентмихайи представляет совершенно новый подход к...
Человек относится к биологическому виду, поэтому он подчиняется тем же закономерностям, что и другие...
Никогда не думал рыжий скоморох Санти, что его ждет судьба элианского императора, сильнейшего мага м...