Видение Кунц Дин
Загадочные проклятые существа. Он ненавидел кошек. Всегда ненавидел их. И при виде этой кошки от одной только мысли о том, как она жадно лакала кровь убитой женщины, у него забегали по спине мурашки.
Кошка издала глубокий гортанный вопль, будто призывая его подойти к ней.
Ему не хотелось оставаться в обществе кошки и трупа даже те несколько минут, которые потребуются Чарли, чтобы добраться сюда. Он миновал небольшой холл, направившись для осмотра в ту часть дома, где еще не был.
Холтсман неожиданно пришел в сильное волнение. Он обследовал комнату, мысленно воссоздавая в памяти те первые несколько секунд, когда была нарушена неприкосновенность этого жилища. Он понял, что через это открытое окно проник не только дождь. Он был уверен, что обнаружил, каким путем убийца проник в дом. А когда он взглядом обшарил пол, то едва смог поверить в то, что увидел. Это было одно из тех редких упущений преступника, на которые так редко везет полиции. Очевидно, пистолет незаметно выпал из кармана в тот момент, когда убийца влезал в окно.
Холтсман опустился на колени на мокрый ковер, чтобы поближе разглядеть оружие. Он сделал это с предельной осторожностью, чтобы не стереть отпечатки пальцев, которые могут оказаться на пистолете. Если убийцей был тот же человек, который убил сиделок и людей в салоне красоты, тогда у полиции Анахейма и Санта-Аны уже достаточно его отпечатков. Пока они ничем не могли помочь, потому что не были зарегистрированы ни в одном полицейском управлении страны. Именно поэтому Холтсман не стал хватать пистолет руками, чтобы не уничтожить отпечатки пальцев. Вынув из кармана рубашки шариковую ручку, он продел ее в отверстие прицела, поднял пистолет с пола и поднес его поближе к глазам.
Это был необычный экземпляр — автоматический кольт сорок пятого калибра. Но не из обычного ряда. Нечто особое. Коллекционный экземпляр. На металле были выгравированы гроздья и листья винограда. Также, начиная от переднего края ствола, было много изображений животных — зайцы, фазаны, лисы — запечатленные в движении. Все детали были прочерчены с удивительной тонкостью.
Он заметил что-то похожее на штамп, сделанный на стали в том месте, где она примыкает к деревянной рукояти. В спальне было мало света. Буквы были маленькие, где-то между половиной и четвертью дюйма в высоту, выполненные гравировальным инструментом. Холтсману никак не удавалось прочесть их.
Он поднялся и, продолжая держать кольт висящим на шариковой ручке, подошел к ближайшей лампе.
Сделано В. Торбеном, Сиэтл. 1975.
Коллекционные экземпляры, подобные этому, очень часто проходят через руки многих владельцев, которые покупают и перепродают их на оружейных выставках, не заботясь о том, чтобы официально зарегистрировать их. Тем не менее, с именем гравера (и в том случае, если пистолет не был украден из коллекции) они смогут найти человека, заказавшего этот экземпляр у Торбена. А от него — есть шанс — пистолет приведет к тому, кто его обронил, вылезая в окно.
Продолжая манипулировать пистолетом с помощью шариковой ручки, Холтсман заглянул на его другую сторону. И опять, там, где сталь примыкала к дереву рукоятки, была надпись, но уже другая. Он скосил глаза. Он их прочел. Затем прочел еще раз.
— Будь я трижды проклят!
Звук сирены послышался в отдалении и стал быстро приближаться.
Холтсман прошел через холл к той стороне дома, которая выходила на тупик шоссе. Он остановился в проеме двери, которую и обнаружил сначала неплотно прикрытой.
Другая полицейская машина с включенными сигнальными огнями ревела, поднимаясь по длинному склону холма со стороны города. А на коротком расстоянии позади нее двигалась машина Патмора.
При свете лампы в гостиной Холтсман поднял кольт и прочитал гравировку еще раз:
По заказу Макса Бергена.
Глава 18
Ночь была непрозрачной, бархатной и глубокой. Мэри, вытащив фонарик, держала его в одной руке. Каждый раз, когда она делала резкое движение в ответ на воображаемые звуки, тени начинали плясать.
Пока они обходили здание в поисках места, откуда убийца мог пройти внутрь, она держалась поближе к Максу. Вчера ночью полицейский вошел с помощью ключа, который вручил ему владелец. Убийца же должен был сломать что-то, чтобы проникнуть внутрь; он должен был оставить хоть какой-нибудь след.
Она сгорала от нетерпения. Дважды она просила Макса двигаться быстрее.
Парад яхт уже начал свой первый круг по заливу. Головные суда направлялись в сторону открытого моря. В половине восьмого королева парада как раз будет проплывать мимо башни.
На западной стороне здания, выходившей на залив, там, где пешеходная дорожка была ограничена металлической оградой, в одном из окон закрытого пустынного кофейного домика было разбито стекло.
— Это сделал убийца? — спросил Макс.
Направив фонарь в землю, в мягком отсвете его обратной стороны она начала изучать поврежденное окно. Пальцами левой руки она провела по деревянной раме, окаймлявшей разбитое стекло. Ночь была промозглой, но внезапно, как только она сконцентрировалась на своих психических впечатлениях, которые шли от окна, воздух стал еще холоднее.
Ух-а-ух-а-ух-а-ух-а-...
Она вздрогнула, сжала фонарь как можно сильнее, сжала зубы, но сдержалась.
— Что такое? — спросил Макс.
— Да. Это — он.
— Он уже внутри?
— Нет. Он был здесь... вчера, очень поздно, ночью... после того как уехала полиция... Я вижу... через много часов после того, как уехала полиция... сегодня рано утром... на заре... на верху башни...
Она отдернула руку от окна, и контакт прекратился.
— Но сегодня вечером он еще не приходил.
— Ты уверена?
— Абсолютно.
— Но он появится с минуты на минуту?
— Да. Торопись.
Ух-а-ух-а-ух-а-ух-а-ух-а-ух-а-...
«Не обращай на это внимание, — говорила она себе, — это нереально. Макс ведь не слышит этого, не так ли? Только ты слышишь это. Значит, это психические впечатления. На самом деле это не существует. Никакой опасности. Никаких крыльев».
— Не стоит устраивать здесь спектакль, больший, чем получится, — сказал Макс. — Из некоторых ресторанчиков, расположенных в округе, нас можно будет хорошо разглядеть. Лучше погасить фонарь.
Она сделала, как он сказал.
Ночь сомкнулась вокруг них.
Макс, уцепившись одной рукой за раму, с силой отогнул металлический прут закрывавшей окно решетки.
— Ты понимаешь, насколько это опасно?
— Думаю, что да, — ответила она.
— И это совсем не волнует тебя?
— Макс, поторопись!
Беззвучно он открыл окно изнутри.
Она пролезла внутрь и встала на порог, который возвышался над полом на три фута, а затем ступила на пол. Она огляделась вокруг, но разглядеть в помещении ничего не могла.
Макс, поглядев в одну и другую сторону, последовал за ней, прикрыв окно и заперев его на задвижку.
— Здесь еще темнее, чем было там, снаружи, — сказала она. — Мы на каждом шагу будем обо что-нибудь спотыкаться, если я не воспользуюсь фонариком.
— Только будь уверена, что ты не направляешь его в окно, — заметил он. — Прикрой его чем-нибудь.
Она, включив фонарь, прикрыла его левой рукой.
Зал ресторана вмещал примерно тридцать столиков, и все они были привинчены к полу. Так как стулья нельзя было привинтить к полу, то все они были сдвинуты в один угол до того времени, когда весной Кимбалл вновь откроет ресторан.
Единственным входом в кофейню для публики служили двойные застекленные двери, которые вели из павильона, небольшой частью которого и являлся ресторан. Убийца сломал замок. Когда Макс толкнул двери, чтобы открыть их, они тяжело сдвинулись с места на несмазанных петлях, издавая неприятный скрипящий звук.
Он тихо постоял какое-то мгновение, прислушиваясь к замирающим звукам этого помещения. Наконец он сказал:
— Ты действительно уверена, что его еще здесь нет?
— Абсолютно.
Хотя ее психические ощущения не всегда бывали полными, они никогда не подводили ее. Она надеялась, что ее дар не обманет ее и на этот раз. Потому что, если она обманулась и убийца был уже здесь и ждал, она может считать себя уже мертвой.
— В чем дело? — спросил Макс.
— Я вижу... — Она пыталась удержать видение, но оно быстро исчезло. — Кто-то умрет сегодня ночью у подножия этой лестницы.
— Один из нас?
— Не знаю.
— Убийца?
— Надеюсь.
— Это будет он, — убежденно сказал Макс. — Не мы. Мы будем жить. Мы должны. Я знаю.
Не столь уверенная в этом, как он, отказываясь думать об этом из страха, что мужество покинет ее, она спросила:
— Где нам лучше ждать его?
— Я буду ждать его у подножия лестницы. А ты — наверху, на башне.
— Наверху... о нет!
— О да.
— Я останусь с тобой, — сказала она.
— Послушай, если Лоу просигналит нам из машины, чтобы предупредить нас, находясь здесь вдвоем, мы его не услышим. Но если ты будешь на башне...
— Забудь об этом.
— ...на смотровой площадке...
— Макс, я останусь здесь, с тобой.
— Нет, черт возьми! Нет!
Она отошла от него на шаг.
Его лицо потемнело от ярости.
— Только я разбираюсь в оружии. Если случится так, что мне надо будет стрелять, ты окажешься у меня на пути. Если мне надо будет сделать резкое движение, у меня не будет времени стоять и ждать, находишься ли ты на линии огня или нет.
— Я не безнадежная идиотка, — тихо сказала она. — Я не буду стоять у тебя на дороге.
Он посмотрел на нее и ничего не сказал.
— Ну, а если у меня будет видение, очень важное, а я буду находиться там, наверху? Как я смогу тебя предупредить, что должно случиться?
— Я буду у подножия лестницы, всего в шестидесяти футах от тебя. Если в этом будет необходимость, ты легко спустишься сюда.
— Я не знаю...
— Или делай то, что я сказал, и поднимайся на смотровую площадку, или, помоги мне Бог, я ударю тебя, легко, как только я смогу, но достаточно сильно, чтобы выкинуть тебя отсюда. Я засуну тебя в «мерседес» и брошу всю эту затею ко всем чертям.
— Ты не сделаешь этого.
— Не сделаю?
Она знала, что он не бросается пустыми угрозами.
— Я сделаю это, потому что я люблю тебя, — сказал он. — И я не хочу, чтобы тебя убили.
— А я не хочу, чтобы тебя убили, — возразила она.
— Хорошо. Тогда послушай меня. У нас останется больший шанс, что мы выживем, если ты не останешься здесь и не будешь отвлекать меня, когда начнется стрельба.
Внутри нее боролись противоположные эмоции.
— А ты убьешь его?
— Если он вынудит меня.
— Делай это, не колеблясь, — сказала она. — Не оставляй ему ни одного шанса. Он слишком умен. Стреляй в него сразу же, как только его увидишь.
— Полиция может с этим не согласиться.
— К черту полицию.
— Мэри, ты поднимешься наверх или нет? У нас уже нет времени. Или ты поднимаешься, или я вытащу тебя отсюда. Все зависит от твоего решения, но принять его ты должна очень быстро.
Частично потому, что она увидела проблеск истины в его аргументах, а частично потому, что у нее не было другого выбора, она сказала:
— Хорошо.
Они быстро подошли к лестнице. У ее подножия, положив ей руки на плечи, он поцеловал ее.
— Когда поднимешься наверх, не стой на открытом месте, разглядывая панораму. Даже в такой темноте кто-нибудь снизу сможет тебя заметить. Если убийца увидит тебя, он не пойдет сюда. Он вернется назад. Ты сказала, что рано или поздно нам придется с ним столкнуться. Так вот, раз это неизбежно, лучше покончить с этим сегодня.
— У кого будет фонарь? — спросила она.
— У тебя.
— А ты... останешься тут в темноте... один на один с ним?
— Если я зажгу фонарь, увидев его, — сказал Макс, — я превращу себя в удобную мишень. Кроме того, если он не в курсе, что я поджидаю его, он не пойдет в абсолютно темное здание и не рискнет передвигаться по нему без фонаря. И тогда я засеку его раньше по свету его фонаря.
Она снова поцеловала его и, повернувшись, побежала вверх по лестнице.
Наверху она погасила фонарь и мгновение молча стояла на сильном ветру, наблюдая за парадом яхт в заливе. Затем она, последовав совету Макса, села спиной к стене перегородки, окружавшей смотровую площадку.
Темнота. Какие-то огни. Но мало.
Опять одна. Абсолютно одна.
Нет. Не одна. Откуда пришла подобная мысль? Макс ведь был рядом.
Ветер прорвался сквозь перегородку, завывая человеческим голосом.
Она поежилась в своем замшевом пальто и пожалела, что на ней не было шерстяного свитера.
Скоро начнется дождь. Он уже чувствовался в воздухе.
Она нажала на кнопочку на своих ручных часах, и цифры загорелись в темноте кроваво-красным цветом.
Глаза.
Внезапно она вспомнила блестящие красноватые глаза, которые она видела в домике Бертона Митчелла. Она не могла вспомнить, какое лицо соответствовало этим глазам, — только глаза... и звук крыльев... и ощущение, что эти крылья покрыли ее всю... и эти глаза, дикие, нечеловеческие...
Также она вспомнила кое-что еще — негромкий голос где-то в глубине ее памяти, шепчущий, но настойчивый:
«Я демон и вампир. Мне нравится вкус крови».
Кто-то сказал ей эти слова в домике Митчелла тогда, двадцать четыре года назад.
Кто? Бертон Митчелл? А кто еще мог быть?
Хоть она и пыталась использовать свой психический талант, чтобы совместить эти живые воспоминания с ясновидением, она не могла сколь-нибудь значительно прояснить эти смутные, туманные образы, которые зловеще пульсировали в ее мозгу. Мистическое лицо разговаривавшего с ней тогда создания так и оставалось неопознанным.
Но этот внутренний голос звучал все настойчивее. Иногда он оглушал ее, заставляя ее заткнуть уши, а иногда опускался до еле различимого шепота. Слова произносились быстрее, еще быстрее, еще и еще.
«Я демон и вампир. Мне нравится вкус крови. Я демон и вампир. Мне нравится вкус крови»...
— Останови это! — приказала она себе.
Заткнув руками уши, она выбросила этот голос из головы. Когда он исчез, она облегченно вздохнула.
— Со мной все будет в порядке, — мягко, но настойчиво произнесла она. — Все будет в порядке. Никто не умрет. Все будет в порядке. Сегодня это кончится. И завтра будет все замечательно.
Постепенно черты ночи вновь стали давить на нее: ветер, холод, темнота.
Отвлекшись на воспоминания об этих блестящих глазах, она не обратила внимания, какое время показали часы, когда она нажала на кнопочку. Она нажала еще раз.
7.24.
Осталось шесть минут.
Тяжелые эбонитовые облака, лениво фосфоресцирующие по краям, беззвучно плыли на восток. Небо молчало, покрыв землю тяжелым покрывалом, но вдруг оно разорвалось.
Порыв ветра поднял обрывок бумаги, который, закружившись, на несколько секунд залепил ветровое стекло «мерседеса», а затем полетел дальше.
Лоу растянулся в машине, наблюдая, как пурпурно-черные тени бегали по заведению Кимбалла. Чем дольше он наблюдал за ними, тем более реальными они казались ему в полной темноте. Он видел движение там, где его не было. Его темперамент не позволял ему сидеть на месте. У него не хватало терпения.
Он посмотрел на часы.
7.29.
Кто-то сильно три раза ударил по стеклу слева от него, в дюйме от его головы.
Он обернулся.
На него, улыбаясь, глядело знакомое лицо.
Смущенный оттого, что на его лице могло проступить выражение страха и ужаса. Лоу крикнул:
— Привет! Ты напугал меня!
Он поднял запор, открыл дверь и вышел из машины.
— Что ты здесь делаешь?
Слишком поздно он заметил огромный нож.
В большинстве комнат нижнего этажа дома 440 по Оушн-Хилл-Лейн горел свет, но, когда Руди Холтсман позвонил в дверь, никто не открыл.
Патмор толкнул дверь — она была не заперта. Он открыл ее настежь. Порыв ветра ворвался в дом и смел со столика в прихожей лежавшие там еще не вскрытые письма.
Не увидев никого Патмор громко закричал:
— Пастернак?! Ты дома?
Никто не ответил.
— Может, он умер, — сказал Холтсман.
Одетый в гражданскую одежду, Патмор вытащил из кармана пальто серебряный значок полицейского и приколол его на лацкан. Вытащив револьвер из внутреннего кармана и держа его стволом, направленным в потолок, он вошел в дом.
Сзади Холтсман, прочистив горло, произнес:
— У нас нет ордера.
Патмор оглянулся на него и прорычал:
— Руди, ты, кретин, входи!
Абсолютная темнота. Привкус меди. И скрученный прут внутри него.
Язык болел. Он прикусил его. И привкус меди.
Он лежал на животе. На стоянке машин. Рядом с «мерседесом». Руки разбросаны по сторонам. Голова повернута ухом к земле, будто он прислушивался к приближению врага.
Он еле-еле приоткрыл глаза. На уровне лица он увидел пару ботинок. На расстоянии дюйма. Дорогие ботинки фирмы «Гуччи». Они повернулись и пошли прочь. В сторону башни Кимбалла. Через секунду он уже потерял их из виду, но все еще слышал шаги.
Он попытался поднять голову. Не смог. Он попытался вспомнить, сколько ножевых ран в живот он получил. Три или четыре. Могло быть и хуже. Но и это было достаточно отвратительно. Он умирал. У него совсем не осталось сил. А теперь и его слабость покидала его.
— Какой я идиот?! — горько думал он. — Как я мог оказаться таким беззаботным? Чертов дурак.
Я должен был догадаться, кто — убийца. Должен был догадаться в тот момент, когда спиритическая доска дала ответ, что следующей жертвой будет королева парада. Она была одной из его бывших подружек. Он всегда менял подружек через несколько месяцев. Значит, теперь он собрался убить одну из своих подружек. Вероятно, остальных он уже убил. Почему? Неважно, почему. Должен был догадаться".
У него появилось ощущение, что тысячи насекомых ползают по нему, залезая к нему во внутренности.
Он закрыл глаза и подумал: "Я не хочу умирать. Я не хочу!".
И затем: «Ты — дурак! Думаешь, у тебя есть шанс?»
Привкус меди. Абсолютная темнота.
Это не выглядело плохо.
Скорее, даже привлекательно.
Он провалился в приглашающую темноту. Он тонул все глубже и глубже, прочь от боли, прочь от всего.
Заинтригованный, Джон Патмор полистал записную книжку, которая лежала на спиритической доске на столе в гостиной. Ее странички были заполнены аккуратным женским почерком, который, по его предположению, принадлежал Мэри Берген.
Он прочитал, что она записывала там вопросы и ответы, связанные с делом, по которому она к нему приходила. На первом листе записной книжки, однако, через всю страницу, зловеще выделялась надпись:
«Мэри! Спасайся! Беги!»
То же послание было написано в центре листа и на следующей странице.
Под третьим предупреждением располагался ряд вопросов и ответов:
Когда я писала эти предупреждения?
Не знаю.
Что я хотела ими сказать?
Не знаю.
Кого я боюсь?
Не знаю, не знаю, не знаю.
Я схожу с ума?
Может быть.
Куда я качусь?
Куда-то.
Странно.
Это заставило его нервничать.
На другом конце спиритической доски он заметил лежавшие доску для записей и карандаш.
И-з-н-а-ш-е-г-о-п-р-о-ш-л-о-г-о
Из нашего прошлого
К-р-а-с-и-в-ы-й
Красивый
К-р-а-с-и-в-ы-й-в-о-з-д-у-х
Красивый воздух
Он бросил взгляд на спиритическую доску, треугольный указатель, а затем на доску для записей. Он вспомнил, как устраивал спиритические сеансы с матерью, когда был еще мальчиком. Он стал читать строчку за строчкой.
Когда он закончил чтение, то подумал, что внешность Эрики Ларссон очень подходит под то, что предсказала Мэри Берген.
С неохотой он признался себе, что, возможно, ее ясновидение вовсе не было таким уж дерьмовым.
— Холтсман!
Руди Холтсман показался из дальнего угла дома.
— Там никого.