Моссад. Тайная война Млечин Леонид

Глава шестая

Бывший полковник работал на КГБ?

О существовании службы безопасности Шин-Бет долгое время официально не говорилось. Но то, что она есть, знали все.

В 1949 году члены правой оппозиционной партии Херут, которая сложилась из ветеранов боевой организации Иргун, обнаружили, что за ними следят. Они пожаловались полиции, которая задержала двух молодых людей и одну девушку, но, установив, кто перед ними, их немедленно отпустили.

Руководитель Службы безопасности Иссер Харел исправно снабжал премьер-министра информацией относительно планов партии Менахема Бегина. Кроме того, Харел ликвидировал остатки боевой группы Штерна: этих людей побаивались. Он отыскал бывших боевиков и посадил их — всех, кроме Ицхака Шамира, которому он пророчил большое будущее.

Но, в принципе, в Шин-Бет считали, что левые опаснее правых, и следили, в основном, за левыми. Хотя из всех политических партий Израиля только новая Объединенная рабочая партия (МАПАМ), которая была близка к коммунистам, выступала против прозападного курса правительства Израиля и поддерживала Советский Союз.

Глава Шин-Бет Харел считал, что партия МАПАМ работает на Советский Союз. Он приказал выявлять членов партии, которые нанимались на военные заводы. И поручил своему подразделению специальных операций фотографировать активистов компартии во время манифестаций.

Но Харел просчитался с этим поручением. Ведь в самой контрразведке работали люди разных политических убеждений.

Министр труда Перец Бернштейн публично пожаловался, что прослушиваются разговоры всех членов правительства, которые не являются членами правящей партии. Откуда министр мог об этом узнать? Тут Харел сообразил, что отдел специальных операций перешел в Шин-Бет прямо из Пальмаха. Отдел возглавлял Гершон Рабинович, который прежде работал в кибуце и был членом левой партии МАПАМ, как и многие другие члены Пальмаха. Харел решил, что у него в Шин-Бет существует целое антиправительственное подполье, что Рабинович выдает все секреты товарищам по партии. И он очистил свою службу от левых: их он всегда был готов заподозрить в предательстве. Иногда они сами давали повод…

Полковник Исраэль Беер родился в Вене, эмигрировал в Палестину в 1938-м и сразу же вступил в Хагану. В 1948-м он был старшим помощником Игала Ядина, начальника оперативного управления Хаганы. После первой арабо-израильской войны Беер был назначен начальником оперативного управления Генерального штаба Армии обороны Израиля, и все ждали, что его назначат заместителем начальника генштаба. Когда эта должность досталась генералу Мордехаю Маклефу, Беер обиделся и вышел в отставку.

Полковник был человеком левых убеждений и не скрывал этого. Он сразу присоединился к партии МАПАМ, когда 1948 году она была основана в. Сняв военную форму, Беер постоянно писал на военные темы в партийной газете.

Он с гордостью рассказывал о своем боевом прошлом, о том, как в Вене был членом шуцбунда, боевой организации австрийских социал-демократов, и принимал участие в восстании венских рабочих в 1934 году. Через два года он отправился в Испанию и воевал в интернациональных бригадах. Случайное знакомство с трудами Теодора Герцля, основоположника сионизма, подтолкнуло его к переезду в Палестину.

В Израиле полковника Веера уважали. Он участвовал в стольких войнах, у него было много наград. Он только очень плохо говорил на иврите. И сам шутил: «На моем иврите я не могу объяснить разницу между мужчиной и женщиной, хотя в жизни я в этом вроде бы неплохо разбираюсь».

В 1953 году Веер внезапно совершил поворот в своих политических взглядах. Когда его левые друзья по партии МАПАМ перешли в ряды коммунистов, он порвал с ними, резко поправел и вступил в правящую партию, стал писать для ее газеты. Это вызвало подозрения бдительного Харела, и за Веером установили слежку.

Министру иностранных дел Моше Шарету нравились статьи Веера, и он настоял, чтобы газета правящей партии постоянно его печатала. Веер попытался даже вернуться в армию. В кадры его не зачислили, но поручили написать официальную историю войны 1948 года. Веер получил доступ к секретным архивам армии и право расспрашивать о перипетиях той войны самого премьер-министра Бен-Гуриона. Бывшему полковнику предоставили кабинет в Министерстве обороны и выделили в помощь секретаря.

Вторую половину 1956 года в Министерстве обороны и в Генеральном штабе шла интенсивная подготовка к синайской кампании — совместной войне Англии, Франции и Израиля против Египта. Веер, допущенный к секретным документам, был одним из тех, кого специально попросили избегать общения с иностранцами, особенно с русскими. Но Веер демонстративно встречался с советским журналистом — корреспондентом ТАСС, которого считали офицером КГБ.

Харел был уверен, что на самом деле Веер не изменил своих крайне левых взглядов. Рафи Эйтан, новый начальник оперативного отдела Шин-Бет, провел негласный обыск в квартире Веера в Тель-Авиве, но ничего подозрительного не нашел.

А бывший полковник Беер становился все более заметным человеком. Его пригласили на кафедру военной истории в Тель-Авивский университет. Он сблизился с Шимоном Пересом, амбициозным молодым генеральным секретарем Министерства обороны. Беер стал ездить в Западную Германию, бывать на базах НАТО. Он свободно говорил по-немецки, считался признанным специалистом по военным вопросам, и в Западной Германии его принимали как почетного гостя.

В декабре 1957 года министры, не принадлежавшие к правящей партии, выразили возмущение намерением руководителей Министерства обороны Моше Даяна и Шимона Переса тайно поехать в Западную Германию, чтобы приобрести две подводные лодки. Министры считали, что еврейское государство не может покупать оружие у немцев.

Рассказать им о поездке в Западную Германию, которую готовили в глубокой тайне, мог, по мнению Харела, только Беер. Харел вообще полагал, что бывший полковник слишком много знает и не умеет держать язык за зубами.

Из-за скандала Моше Даян не рискнул поехать в ФРГ. Вместо него в Бонн отправился генерал Ласков, который стал новым начальником Генерального штаба, а до этого командовал бронетанковыми войсками. Руководил израильской военной делегацией генеральный секретарь Министерства обороны Шимон Перес.

Министр обороны ФРГ Франц Йозеф Штраус — один из самых известных немецких политиков — принимал израильских гостей у себя дома, где их не могли увидеть журналисты. Встреча держалась в секрете. Штраус вел себя с израильтянами подчеркнуто уважительно.

Тем более что Переса считали фактическим главой Министерства обороны, хотя формально министром был сам Бен-Гурион.

Шимон Перес просил дать Израилю транспортные самолеты, вертолеты, артиллерию и противотанковые ракеты. Бундесвер еще только создавался, и его запасы были невелики, но министр Штраус считал, что ФРГ обязана помочь Израилю. Оружие взяли со складов бундесвера. На самолетах и вертолетах без опознавательных знаков его перебросили на территорию Франции, а оттуда на судах перевезли из Марселя в Израиль. Эта операция оставалась секретом семь лет. Для вида Министерство обороны ФРГ даже сообщило в полицию, что некоторое количество оружия исчезло, видимо, было украдено…

А начальник Шин-Бет Харел продолжал заниматься делом полковника Беера. Подозрения Харела усилились, когда Беер попросил разрешения встретиться с Райнхардом Геленом, руководителем западногерманской разведки. Разрешение Бееру не дали, потому что отношения с западно-германской разведкой носили крайне деликатный характер.

В Израиле знали, что директор ЦРУ Аллен Даллес, склонявшийся на сторону арабов, попросил Гелена вдохнуть новую жизнь в разведку Египта, и в Египет отправились несколько бывших офицеров СС и гестапо, опытных службистов, — в качестве консультантов и советчиков.

Одновременно Гелен признавал, что немцы в долгу перед евреями и нужно помочь Израилю выжить. Он решил, что поскольку президент Египта Насер решительно повернул в сторону Москвы, то надо помогать израильтянам создавать агентуру в арабских странах.

Гелен хотел расширить контакты с Моссад, но в Израиле никак не могли решить, откликаться ли на предложение бывшего гитлеровского генерала и в какой степени можно сотрудничать с немцами.

Исраэль Беер все-таки встретился с Геленом в мае 1960 года, несмотря на запрет. Харел считал, что только агент КГБ может так настойчиво стремиться к встрече с начальником западногерманской разведки. В его глазах Беер был предателем, который давно работает на советскую разведку.

Оперативники Шин-Бет, следившие за Беером, докладывали, что в последнее время поведение отставного полковника сильно изменилось. Уважаемый ученый в очках стал часто посещать ночные клубы, он сильно пил и заводил роман за романом. Однажды его избил ревнивый муж женщины по имени Ора Зехави. Смущенный Беер объяснил коллегам синяки на лице тем, что попал в автокатастрофу.

Наконец Харел доложил свои подозрения Бен-Гуриону, просил премьер-министра не откровенничать с бывшим полковником. Самому Бееру начальник Шин-Бет с угрозой в голосе сказал: «Я думаю, что премьер-министр слишком наивен в отношении тебя».

Харел запретил Бееру покидать страну и установил за ним постоянное наружное наблюдение. Однажды утром бывшего полковника засекли в компании нескольких сотрудников советского посольства — предположительно офицеров КГБ. Наблюдение было усилено. Группа агентов обосновалась в доме напротив его квартиры в Тель-Авиве.

Беером лично занялся Цви Малчин, новый начальник оперативного отдела Шин-Бет. Вечером 31 марта 1961 года служба наружного наблюдения установила, что Беер передал чемоданчик с документами советскому дипломату Соколову, которого считали сотрудником резидентуры внешней разведки КГБ.

Дело доложили непосредственно Харелу. Он получил в прокуратуре ордер на арест, и ранним утром Беер был задержан. В его чемоданчике нашли страницы из личного дневника премьер-министра Бен-Гуриона и секретные документы Министерства обороны. В Шин-Бет считали, что эти документы советский разведчик уже успел перефотографировать и теперь Беер собирался вернуть их на место.

В записях Беера нашли упоминания о его секретных встречах с какими-то людьми. Харел решил, что речь идет о сотрудниках советской разведки. Беер настаивал на том, что это его подружки. Допрашивавшие были поражены его успехами на этом поприще. Они допросили нескольких женщин, которые выразили возмущение интересом Шин-Бет к их личным делам, но подтвердили, что Беер не лжет…

В Шин-Бет знали, что Беер часто бывал в посольствах стран восточного блока. Теперь они выяснили, что он познакомился с советскими дипломатом Соколовым в конце 1957 года и встречался с ним более двадцати раз. 10 апреля, еще не зная об аресте Беера, Соколов явился на обычное место встречи, а через несколько дней, видимо, выяснив, что его агент провалился, внезапно покинул Израиль.

Выяснилось, что замечательная биография полковника Беера придумана. Он никогда не состоял в австрийском шуцбунде и не сражался в Испании. Но стремление приписать себе чужие заслуги — еще не доказательство работы на чужую разведку. Беер утверждал, что встречался с советскими дипломатами только с одной целью — в надежде убедить их изменить курс Москвы в отношении Израиля.

Сообщение об аресте Беера было как гром среди ясного неба. Очень неприятно чувствовал себя Шимон Перес. Он боялся, что эта история повредит его карьере. Он и его помощники из Министерства обороны намекали Харелу, что желательно не раздувать это дело.

Иссер Харел поступил наоборот. Ходят слухи, что он получил оперативную информацию от британских спецслужб: Беер был завербован советской разведкой в Вене практически одновременно со знаменитым Кимом Филби, который три десятилетия работал на Москву.

В конце марта 1962 года бывший полковник Беер был приговорен к десяти годам тюремного заключения за шпионаж в пользу иностранного государства. Защита и обвинение, равно недовольные приговором, подали апелляции. Верховный суд прислушался к обвинению и увеличил срок до пятнадцати лет.

Беер умер в тюрьме. Уже после смерти вышла его книга «Безопасность Израиля вчера, сегодня и завтра». Историки высоко оценили его описание войны 1948 года, обнаружив в книге множество оригинальных идей.

Через несколько лет лица, ответственные за хранение архива Бен-Гуриона, заявили, что у них отсутствуют записи, которые первый премьер-министр Израиля делал с января по декабрь 1956 года. Эти дневники, вероятно, хранятся в архивах российской внешней разведки.

Беер признал на допросе, что показывал советским дипломатам страницы из дневника Бен-Гуриона, чтобы убедить их, что премьер-министр искренне готов установить новые отношения с Москвой и арабским миром…

Иссер Харел винил себя в том, что не разобрался с Беером раньше. Именно в то время Харел был чертовски занят и часто ездил за границу, потому что занимался подготовкой к самой знаменитой акции Моссад — похищению военного преступника Адольфа Эйхмана, отвечавшего в нацистской Германии за «окончательное решение еврейского вопроса». Этот человек наладил гигантский механизм, с помощью которого сумел за несколько лет уничтожить шесть миллионов евреев.

С 8 мая 1945-го Эйхман всячески избегал встреч с людьми, за которыми столько лет охотился.

Роли поменялись: теперь уже искали его. Искали пятнадцать лет и нашли в Аргентине, где он скромно жил под чужой фамилией.

В апреле 1960 года в штаб-квартиру Моссад в Тель-Авиве поступила информация, что Эйхман, который называет себя Рикардо Клементом, живет на окраине Буэнос-Айреса. Его опознал один эмигрант из Германии. Первой в Аргентину отправилась группа наружного наблюдения. Она сообщила, что Рикардо Клемент и его жена устроили торжественный ужин в день, когда Адольф Эйхман и его жена должны были бы отмечать двадцатипятилетие своей свадьбы!

Латиноамериканские страны нацистских преступников не выдавали. Так как же посадить Эйхмана на скамью подсудимых?

В Моссад составили план операции: захватить Эйхмана, доставить его на конспиративную квартиру и держать там до тех пор, пока не появится возможность вывезти нацистского преступника из страны. Но как это сделать? Между Аргентиной и Израилем в 1960 году не существовало прямого авиасообщения. А морской путь был слишком долгим.

3 мая 1960 года оперативная группа Моссад из трех человек отправилась в Аргентину. Руководитель группы Питер Малкин выдавал себя за немца, двое других — за англичан.

С большим трудом им удалось снять отдельный дом, где предполагалось спрятать Эйхмана, и взять напрокат два автомобиля. Захват был намечен на 11 мая. Все эти дни в Аргентине находился директор Моссад Иссер Харел. Он разработал план операции в мельчайших деталях.

Эйхмана взяли поздно вечером, когда он возвращался домой после работы. Было уже темно, шел дождь. Питер Малкин сбил его с ног и затолкал в машину. Нацист почти сразу признался, что он и есть Адольф Эйхман.

Харел придумал, как вывезти его из страны. В Буэнос-Айрес на празднование 150-летия Аргентины прилетела официальная израильская делегация — на спецсамолете. Экипаж состоял из людей, отобранных сотрудниками Моссад. Эйхмана провели на борт самолета под видом захмелевшего члена экипажа. Самолет немедленно взмыл в воздух.

Адольфа Эйхмана судили в Иерусалиме.

Процесс продолжался четыре месяца. Еще четыре месяца судьи совещались. Они знали, что приговор по этому делу должен быть безукоризненным и беспристрастным. Вердикта ожидали не только миллионы простых людей по всему миру, но и множество профессиональных юристов и ученых.

История юриспруденции знает подсудимых с более громкими именами и высокими званиями. Человек, которого судили в Иерусалиме, имел скромный чин подполковника и возглавлял сравнительно небольшой отдел в крупном ведомстве. Он, возможно, остался бы безвестным функционером нацистского аппарата, если бы не итоги его деятельности.

Для выживших Эйхман был воплощением зла, дьяволом во плоти. Его мало кто видел. Узники лагерей знали только своих непосредственных мучителей — надзирателей. Эйхман никого не избивал, не загонял в газовую камеру, вообще редко появлялся в лагерях. Но каждый еврей, оказавшийся сначала в гетто, а затем и в лагере уничтожения, знал, что нашел его и отправил туда Адольф Эйхман.

Эйхман старался не жаловаться, но товарищам по партии объяснял, какую тяжелую задачу он выполняет.

Прежде всего, он скрупулезно выяснил, сколько евреев придется уничтожить. Составил подробные карты расположения еврейского населения в Европе, затем подробные списки. Он настоял на том, чтобы все евреи носили звезду Давида, дабы легче было их опознать, сселял их в гетто — оттуда проще отправлять в лагерь. Евреев расстреливали и вешали, но темпы этой работы не устраивали Эйхмана и его начальство.

В 1941 году, накануне вторжения в Советский Союз, были созданы специальные подразделения войск СС, которые по мере продвижения вермахта должны были уничтожать еврейское население. Но Эйхман снова озабочен: достаточно ли эффективно работают эти подразделения?

Неподалеку от Минска он устроил проверку. Колонну евреев поставили перед рвом. Эсэсовцы стреляли им в затылок — одному за другим. Эйхман неосмотрительно встал слишком близко к одной из женщин, державшей в руках ребенка.

Эсэсовцы сначала застрелили женщину, потом ребенка. Эйхман был поражен неаккуратностью эсэсовцев: кровь и мозги из простреленной головы ребенка испачкали его кожаное пальто, которое потом ему отчистил шофер.

Расстрел как метод не понравился Эйхману: слишком медленно, слишком неаккуратно и слишком дорого. Германия должна экономить патроны для фронта.

Как альтернативу ему предложили душегубки — грузовые автомобили с герметически закрывающимися кузовами. В кузов набивали людей и пускали газ. Но автомобилей не хватало и для вермахта. Сама акция длилась долго, а вытаскивать трупы было вредно для здоровья. Эсэсовцы жаловались на головную боль после экзекуций.

Тогда появилась идея устроить газовые камеры прямо в концлагерях. Эйхман понял, что найдено настоящее решение. В газовые камеры можно было загонять людей целыми партиями прямо из эшелонов, а трупы сжигать здесь же, в лагерных крематориях. В тот момент, когда заработали газовые камеры, Эйхман почувствовал себя счастливым. Он понял, что сможет выполнить порученное ему дело.

Он без устали колесил по Европе, выискивая неучтенных евреев, договариваясь с транспортным ведомством и местными властями о вывозе евреев в лагеря уничтожения. Власти почти всегда шли ему навстречу. Только в Дании и Голландии у Эйхмана возникли затруднения: здесь не хотели выдавать евреев.

Зато он обнаружил, что кое-где даже обошлись без его помощи. Литовцы, латыши и эстонцы сами уничтожали своих евреев. Прибалтов быстро догоняли украинцы и хорваты. С удовольствием избавлялись от евреев поляки. Практически все лагеря уничтожения были построены на территории Польши: немцы знали, что поляки возражать не станут. Везде Эйхман легко находил единомышленников: они помогали ему отправлять евреев поближе к газовым камерам.

За редчайшим исключением никто не пожелал помочь евреям. Этот мотив возникнет потом и во время суда в Иерусалиме.

Сотни тысяч людей жили рядом с лагерями смерти. Они шли пешком на работу, вдыхая запах горящего человеческого мяса. Когда смотрели в ту сторону, то видели нескончаемые клубы дыма, поднимавшиеся в небеса.

Дома их соседей опустели: исчезли люди, которые жили рядом. Они стояли и смотрели, как избивали евреев, как их штыками загоняли в вагоны, везли за сотни километров без воды и пищи. Видели, как их заставляли бежать — полумертвых, полубезумных, в крови и экскрементах, — бежать в «раздевалку», откуда открывалась «дорога в небеса», как говорили немцы, — в газовые камеры.

Что чувствовали эти свидетели террора? Что они думали об эсэсовцах и их подручных из числа местного населения? За малым исключением они были равнодушны к происходившему. Или даже благодарны эсэсовцам:

— Евреи сами во всем виноваты. Разве они не были богатыми? Разве они не контролировали весь капитал? Разве они не эксплуатировали нас?

Католики, хотя и им тоже досталось при Гитлере, увидели в нацистах инструмент, способный избавить мир от «народа, распявшего Христа». Вполголоса они говорили друг другу: «После войны поставим памятник Гитлеру за то, что избавил нас от этих». Пройдут годы, и Папа Римский Иоанн-Павел II попросит прощения за это позорное поведение европейских католиков. Он изменил католический катехизис, который возлагал на евреев коллективную вину за распятие Христа, и покаялся перед Богом за грехи католиков — инквизицию, крестовые походы и антисемитизм. Он несколько раз повторил, что евреи — старшие братья христиан по вере, что Христос, Дева Мария и апостолы были евреями. Но когда Адольф Эйхман занимался окончательным решением еврейского вопроса, до этих слов Папы Римского Иоанна-Павла II было еще далеко…

Эйхман с возмущением реагировал на любые попытки спасти евреев, полуевреев или евреев на четверть. Он воспринимал это как личную обиду, словно его лишали самого дорогого в жизни. «Значительно разумнее уничтожить их всех», — объяснял он.

После войны его искали полтора десятка лет. За это время в представлении людей он превратился в настоящее чудовище. Агенты израильской разведки, которые вывезли его из Аргентины, были поражены, увидев самого обычного, скорее, даже жалкого человечка. И это он истребил шесть миллионов?!

На суд в Иерусалим приехали многие видные ученые: они хотели понять феномен Эйхмана. Среди них была Ханна Арендт, крупнейший немецкий социолог и философ. Она пришла к выводу, показавшемуся тогда неожиданным.

Эйхман — не дьявол, не фанатик, не маньяк, не садист. «Во время суда каждый мог убедиться, что этот человек не чудовище, — писала Ханна Арендт. — Он — нормальная среднестатистическая личность. Не слабоумный, ни зацикленный идеологически, не циничный».

Эйхман был образцовым немецким чиновником. Полдюжины психиатров подтвердили, что Эйхман — вполне нормален.

«Банальность зла» — это формула Ханны Арендт. Это объяснение позволяло каким-то образом понять необъяснимое: нормальный, сточки зрения психиатров, человек годами методично убивает людей и считает это своим долгом.

Эйхман готов был принять это объяснение, считая, что такое толкование его поступков избавляет его от ответственности.

— Вы должны мне поверить, — убеждал Эйхман захвативших его израильских оперативников. — Я ничего не имею против евреев. Я просто выполнял порученное мне дело. Я никогда не был антисемитом. Мне даже нравились евреи. У меня были друзья евреи. Когда я приезжал перед войной в Палестину, то в Хайфе всегда нанимал евреев-таксистов. Евреи мне нравились больше, чем арабы.

Он, кажется, даже верил в то, что говорил.

— Вы же солдат, вы выполняете приказ, — внушал он израильскому офицеру. — Почему вас удивляет, что и другие делают то же самое? Идея состояла в том, чтобы создать государство, свободное от евреев. Первоначально хотели всех евреев выслать из Германии. Но ни одно государство не согласилось принять всех евреев. Кто же виноват в их гибели: Германия или западный мир?

На суде Эйхман не отрицал своего участия в «окончательном решении еврейского вопроса», но наотрез отказывался признавать себя убийцей:

— Я никогда никого не убивал. Я занимался только тем, что находил евреев и отправлял их в лагеря. Таков был приказ фюрера. Я должен был подчиняться. Выбора у меня не было.

Само понятие «банальность зла» помогло многое понять в механизме тоталитарного государства. Тем не менее, на один вопрос ответа нет. Почему из десятков миллионов немцев именно Эйхман был выбран для «окончательного решения еврейского вопроса», почему он так рьяно взялся за это дело?

Уничтожение евреев стало для него не просто выполнением приказа, а делом всей жизни. Он был словно заворожен этой целью. Он не думал ни о чем другом.

— Уже в самом конце Гиммлер хотел, чтобы я остановился, — признался Эйхман израильтянам. — Он решил, что нам всем пора спасать наши шкуры. Я продолжал действовать. Если человеку поручено дело, он обязан довести его до конца…

В свое время иерусалимский суд поручил психиатру установить, является ли Эйхман психически вменяемым и может ли он предстать перед судом. Среди прочего израильский психиатр попросил Эйхмана сделать несколько рисунков, позволяющих заглянуть в характер человека. Через двадцать лет после суда на основании этих рисунков была организована еще одна экспертиза. Пятерых психиатров ознакомили с рисунками, не называя имени автора.

Вот их заключения:

«Это очень агрессивный человек. Он был когда-то воинственным, а теперь не имеет больше власти продолжать эту войну…

— Это человек, вызывающий страх. Ему свойствен садизм. В нем есть нечто от хичкоковских персонажей, он словно играет роль в фильме ужасов…

— Он чудовищно агрессивен, его гнев не знает границ…

— Этот человек буквально кипит от злости, но старается ее скрыть…

— Ярко выраженный садо-мазохистский тип. Агрессор, способный быть очень жестоким…»

Анализ рисунков может показаться не очень надежным методом исследования, но на самом деле он давно входит в инструментарий психиатров, позволяя определить не только интеллектуальные способности, уровень умственного развития, но и характерные черты подсознания. Клинический опыт, который собирается годами, позволяет психиатрам ставить точный диагноз.

Нервозный, жестокий, не терпящий возражений — вот каким увидели психиатры Эйхмана. Другие черты его характера: холодный, недоверчивый, эгоцентричный, не способный к дружбе.

Рисунки, утверждают психиатры, свидетельствуют о том, что в родительском доме он вырос без тепла, радости. Вместо любви в семье культивировалась дисциплина. Строгость, наказания воспитали страх перед начальником, способным причинить боль. Его собственные потребности и интересы подавлялись. Это сделало Эйхмана неврастеником, склонным к паранойе.

Одержимый исполнитель, который педантично следил за выполнением каждой детали приказа, трусливо думал только о том, как угодить начальнику, и больше всего боялся не справиться…

«Выполнение приказа было самым главным для меня. Возможно, это в природе немца», — писал Адольф Эйхман в своих записках, пытаясь объяснить, почему он сыграл такую роль в уничтожении европейского еврейства.

Он рисовал себя человеком, который исполнял свой служебный долг, а вовсе не руководствовался чувством ненависти. Эйхман, находясь в израильской тюрьме, написал в свое оправдание 1200 страниц, которые через много лет после суда израильское министерство юстиции передаст немецким ученым для изучения.

«С детства исполнительность была чрезвычайно важным для меня качеством. Когда я поступил на военную службу, то обнаружил, что мне нравится подчиняться приказам… Когда я оглядываюсь назад, я понимаю, что жизнь, основанная на привычке подчиняться и исполнять приказы, это очень комфортная жизнь. Это сводит к минимуму необходимость размышлять». Когда нацисты были разгромлены, он был в панике — как жить в мире, где тобой больше никто не командует. «Я чувствовал себя совершенно не способным жить самостоятельно».

Иерусалимский суд вынес вердикт 10 декабря 1961 года: Адольф Эйхман виновен в преступлениях против человечности. Это был единственный человек, приговоренный к смерти в Государстве Израиль. 31 мая 1962 года его повесили.

Питер Малкин, который руководил группой по захвату Эйхмана, после ухода из Моссад получил право рассказать об этой операции. Через сорок лет Малкин высоко оценил работу коллег из Федеральной службы безопасности России, которые в марте 2000 года захватили чеченского террориста Салмана Радуева: «Главное, что операция была проведена без единого выстрела. Каким бы сложным ни было задание, разведчик не должен применять оружие. Его оружие — это голова».

Сотрудники Моссад охотились и за другим нацистским преступником, который вошел в историю как один из символов Третьего рейха. За улыбку и мягкие манеры узники Освенцима называли его «ангелом смерти».

В памяти жертв он остался именно таким: аккуратный пробор, темно-зеленая форма выглажена, эсэсовская фуражка сдвинута набок, ноги в начищенных сапогах слегка расставлены. Большой палец на ремне с кобурой. Это он встречал эшелоны с новыми узниками и приказывал им идти либо налево, либо направо.

Налево — смерть, направо — жизнь. Жить или умереть-это решал врач из концлагеря Освенцим Йозеф Менгеле. Ему было всего тридцать с небольшим. Он распоряжался жизнями людей совершенно бесстрастно. Огонек интереса загорался в его глазах, лишь когда он видел близнецов. Близнецов отправляли в отдельный блок.

Доктор Менгеле был генетиком. Свои научные занятия он продолжал и в Освенциме. Пребывание в лагере было для него своего рода научной командировкой. Он пытался понять, что в развитии близнецов определяет природа, наследственность, а что — среда, влияние внешнего мира.

Была и практическая цель. Нацистский режим поставил перед медиками задачу увеличить рождаемость. Одним из путей считалось искусственное увеличение рождения двойней и тройней. Разумеется, только в том случае, если потомство будет суперарийским — голубоглазым и светловолосым.

Думая о послевоенной научной карьере, Йозеф Менгеле собирался обогатить генетику исследованиями близнецов. Менгеле сам убивал близнецов, чтобы изучить их внутренние органы. Он вводил им хлороформ прямо в сердце. После расчленения трупа глаза и другие органы вместе с необходимыми документами отправлялись в Берлин. На посылке стояла пометка: «Материалы военного значения — доставить срочно».

После войны Менгеле исчез. Какие только легенды не рассказывались о его жизни в Латинской Америке!

Считалось, что Менгеле продолжает свои опыты в труднодоступных районах Латинской Америки. Что он создал подпольную организацию из старых и новых фашистов. Что с ним советуются латиноамериканские диктаторы. Что он готовит восстановление нацистского рейха. 06 этом даже был снят художественный фильм «Мальчики из Бразилии», где роль Менгеле сыграл Грегори Пек.

Менгеле рисовали могущественным и безжалостным борцом, которого охраняет множество телохранителей и который скрывается за стенами настоящих крепостей где-то в глубине латиноамериканских джунглей.

Вообще, все послевоенные десятилетия считалось, что бывшие нацисты, укрывшиеся в Латинской Америке, создали некий черный интернационал, что они не сдались, а продолжают сражаться за идеалы Адольфа Гитлера. Чаще всего называли два имени — бывшего начальника партийной канцелярии Мартина Бормана и врача из Освенцима Йозефа Менгеле. Они считались вождями уцелевших нацистов.

Это оказалось мифом. Мартин Борман погиб в 1945 году, пытаясь бежать из Берлина. Не так давно при строительных работах в Берлине были найдены его останки.

А что Йозеф Менгеле?

Менгеле не был прирожденным садистом и убийцей. Он считал себя настоящим ученым, который продолжал свою научную миссию в труднейших условиях военного времени. Он принадлежал к тем нацистским врачам, которые убедили себя в том, что надо избавить человечество от неполноценных особей.

Институт антропологии, человеческой наследственности и генетики имени кайзера Вильгельма в Берлине выделял фонды для Менгеле в Освенциме, а Менгеле отправлял в институт свои научные отчеты из концлагеря. Менгеле буквально расцвел в Освенциме. Его коллеги делали только то, что входило в их обязанности. Менгеле же трудился с удовольствием.

Когда в лагере появился тиф, Менгеле сразу сообразил, как остановить эпидемию. Он отправил всех обитателей барака, в котором были больные тифом, в газовую камеру.

В Освенциме у Менгеле были все условия для работы. Офицеров СС хорошо кормили. Вот типичное письмо домой: «Сегодня прекрасный воскресный обед — томатный суп, половинка цыпленка с картофелем и красной капустой, чудесное ванильное мороженое». В Освенциме к услугам эсэсовцев были футбольный стадион, библиотека, фотолаборатория, театр, плавательный бассейн, симфонический оркестр.

Менгеле представлял опасность только в эсэсовском мундире. Когда война закончилась, он превратился в трусливого беглеца. Он и не думал о продолжении борьбы за идеалы национал-социализма. Он думал только об одном: как спастись от наказания? Его непрерывное бегство продолжалось тридцать четыре года — до самой его смерти в 1979 году в Бразилии.

Менгеле спасли семейные деньги. Он принадлежал к очень богатой семье. Его переправили в Латинскую Америку и исправно снабжали всем необходимым. Но после того, как израильтяне нашли Эйхмана и судили его, жизнь Менгеле превратилась в сплошной кошмар. Он думал только о том, что и на него охотятся. Он переезжал из города в город, из страны в страну, хотя на самом деле его практически не искали. Руководители Моссад пришли к выводу, что бывшие нацисты больше не представляют никакой опасности и разведка не может тратить свои скромные ресурсы, выслеживая их по всему миру.

Глава седьмая

Девять повешенных

Политическая разведка Моссад — Институт координации (с 1963-го — Институт аналитических и специальных служб) — была создана по приказу премьер-министра Давида Бен-Гуриона 2 марта 1951 года. Первым политическую разведку возглавил Реувен Шилоах, разведчик и дипломат.

Начало работы Моссад совпало с крупнейшим провалом в истории израильской разведки — арестом ее скромной агентурной сети в Ираке.

В полдень 22 мая 1951 года иракская полиция арестовала двух израильтян — Иегуду Таджара и Мордехая Бен-Пората. Первый представлял разведку, а второй занимался вывозом евреев из Ирака в Израиль.

Таджара первоначально работал в оперативном отделе политического управления Министерства иностранных дел. Этот отдел в начале 1951-го передали военной разведке, а само политическое управление, которое возглавлял Борис Гуриэль, упразднили. Но его люди, отправленные в Ирак, продолжали работать. Разница состояла в том, что Иегуде Таджаре после перевода в военную разведку присвоили звание капитана.

Впоследствии Моссад много раз пыталась понять, что привело к провалу. Высказывались разные предположения. Наиболее вероятной сочли версию о том, что один палестинец, побывавший в израильском плену, узнал Иегуду, который одно время ходил в форме.

Надо признать, что работа израильской разведки в Ираке была совершенно непрофессиональной. Разведчики, не имея ни опыта, ни должной подготовки, по сути дела, занимались самодеятельностью. Они все смешали в кучу — сбор информации о военных намерениях Ирака, вывоз евреев из страны и попытки создать отряды самообороны на случай погромов.

Таджара, который выдавал себя за иранского торговца, приехавшего в соседний Ирак, не знал ни одного языка, на котором говорят в Иране, а по-арабски говорил с заметным палестинским акцентом.

Бен-Пората иракская полиция трижды арестовывала за то, что он нелегально переходил границу, а однажды в гневе даже ударил иракского офицера.

Записной книжки Иегуды иракской полиции хватило с лихвой, чтобы арестовать многих участников подпольной структуры еврейской самообороны. Полиция захватила ее склады, на которых обнаружила четыреста гранат, двести пистолетов и несколько десятков автоматов.

Отряды самообороны в Ираке начали создаваться после погрома 1942 года, когда евреев убивали в ходе восстания, поднятого иракским премьер-министром Рашидом Али аль-Гайлани, который был пламенным сторонником Гитлера. Англичане быстро подавили восстание. Но иракские евреи больше не чувствовали себя в безопасности.

В Ираке жило сто десять тысяч евреев. После Второй мировой войны подпольщикам удалось вывезти почти всех. Помимо нелегального маршрута, который шел через Иран, организовали специальную авиакомпанию, занятую только вывозом евреев.

Другие арабские страны злились на Ирак, разрешивший евреям уезжать в Палестину. Но иракское правительство не мешало евреям уезжать, потому что все имущество евреев оставалось в стране. С собой брать ничего не разрешалось.

Кроме того, правительство Ирака за все брало деньги: за выдачу виз, за пролет самолетов над страной, за посадку в аэропорту. Чиновники, которые еще и вымогали большие взятки, тоже были довольны.

Когда эмиграция евреев практически закончилась, иракское правительство решило показать, что оно мужественно сражается с сионистским врагом.

Двадцать восемь евреев и девять арабов судили в Ираке по обвинению в шпионаже и незаконном владении оружием. Их также обвинили в том, что они подкладывали бомбы в разных местах в Багдаде, чтобы представить в ложном свете положение в стране.

Два человека были приговорены к смертной казни и повешены в январе 1952 года. Семнадцать получили длительные сроки. Восемнадцать признали невиновными.

Да, Моссад удалось спасти своих агентов от смерти. Директор Моссад и один британский адвокат дважды встречались с представителями министерства внутренних дел Ирака — в Лондоне и в Париже — и вручили им десять тысяч фунтов стерлингов. Бен-Пората отпустили. Иегуду Таджару приговорили к пожизненному заключению.

Военная разведка разработала план спасения его из тюрьмы, но Иссер Харел, который в 1951 году стал директором Моссад, запретил это делать.

Харел возглавлял Моссад одиннадцать лет. По просьбе премьер-министра он одновременно осуществлял также общее руководство контрразведкой Шин-Бет. Он не верил в авантюрные операции и не хотел понапрасну рисковать людьми.

В 1960-м израильтяне через иранцев предупредили иракского лидера генерала Кассема о готовящемся против него заговоре. В знак признательности те отпустили Иегуду. Он провел в заключении девять лет…

Проблема израильской разведки состояла в том, что ей приходилось заниматься не только чисто разведывательными делами. Прежде всего, от нее требовали обеспечивать безопасность евреев, которые жили в арабском мире.

После Первой арабо-израильской войны в 1948 году почти миллион евреев вынужден был бежать из своих домов в арабских странах, где к ним относились как к врагам. К моменту начала Шестидневной войны в июне 1967 года в арабских государствах оставалось меньше ста тысяч евреев. Это были запуганные люди, которые жили в ожидании худшего.

В Египте осталось всего около тысячи евреев. В Сирии — три с половиной тысячи, и им не позволили уехать. Они превратились в своего рода заложников. Им запрещалось даже ездить по стране, покидать места, где они жили.

В Ливии сразу после начала войны в июне 1967 года случились погромы, магазины, принадлежавшие евреям, поджигали. Несколько человек были убиты толпой. Затем ливийские власти внезапно отменили запрет на эмиграцию, и все евреи уехали. Взять с собой деньги или имущество им не разрешили.

В Ираке вскоре после Шестидневной войны начались массовые аресты евреев. 27 января 1969 года на площади в Багдаде были повешены девять евреев, которых обвинили в шпионаже.

Публичная казнь была превращена в праздник. Толпы прошли мимо виселиц, среди них были ликующие подростки из молодежной секции палестинской организации ФАТХ, которую возглавлял Ясир Арафат.

Премьер-министр Израиля Леви Эшколь заявил тогда:

«Мы знаем, и я со всей ответственностью утверждаю, что и иракское правительство тоже это знало, что все обвинения, выдвинутые против девяти казненных, не имели под собой абсолютно никакого основания. Их единственное преступление состояло в том, что они были евреями».

Эшколь заметил, что ни один арабский террорист не был казнен в Израиле, в котором просто нет смертной казни…

Когда прошли первые годы существования Израиля, его лидеры поняли, что враждебность арабских соседей исчезнет не скоро, что коалиция арабских стран рано или поздно попытается военным путем уничтожить еврейское государство.

Некоторые израильтяне были настроены совсем пессимистично: «Арабский мир воспринимает Израиль как чужеродное тело в самом сердце арабского мира, и ничего нельзя с этим поделать. Можно заключать мир с какими-то отдельными арабскими лидерами, но невозможно изменить настроения арабов».

В начале пятидесятых военная разведка приступила к составлению ежегодных докладов о положении дел в арабских странах. Один из ее отделов следил за арабской прессой и радиопередачами. Другой подробно опрашивал евреев, которые бежали из арабских стран.

Главная задача военной разведки состояла в том, чтобы следить за всеми переменами в арабских странах и арабских армиях.

К тому времени у израильтян была широкая разведывательная сеть в сирийской армии, состоявшая из друзов, приверженцев одной из шиитских сект. Они поклоняются халифу аль-Хакиму, исчезнувшему при загадочных обстоятельствах в 1021 году неподалеку от Каира. Его визирь Дарази, оставшийся верным халифу, и дал имя секте…

Друзы исходили из того, что Израиль рано или поздно возьмет принадлежавшие Сирии Голанские высоты, где жили друзы, так что есть смысл заранее поладить с израильтянами.

Но способности разведки предсказывать события в арабском мире оказались невысокими. 23 июля 1952 года молодые египетские офицеры свергли короля. Израильская разведка не предполагала такого развития событий.

27 сентября 1955 года новый глава Египта Гамаль Абд-аль Насер, открывая военную выставку в Каире, сказал, что подписал соглашение с Чехословакией на поставку большого количества оружия в обмен на рис и хлопок. Всем было ясно, что речь идет о советском оружии, которое по политическим соображениям будет поставляться через Чехословакию.

Сенсационное заявление Насера стало поворотным пунктом в истории Ближнего Востока. Это радикальным образом изменило стратегическую ситуацию, здесь открылся второй фронт «холодной войны», а для Израиля возникла еще более опасная ситуация.

Численно арабские армии и так во много раз превосходили израильскую. Израильтяне и не надеялись сравняться с арабами в количестве оружия, но думали, что сумеют компенсировать их превосходство более высоким качеством своего оружия и боевой выучкой войск.

Но поставки советского оружия меняли баланс сил. Правда, арабских солдат и офицеров надо было еще учить управляться с новой техникой. Израильтяне надеялись, что египетским летчикам понадобится минимум год для того, чтобы освоить «МиГи». Но весной 1956 года стало известно, что в Польше под Гданьском уже идет обучение египетских летчиков.

Это было тяжелое известие для Израиля.

Перевооружение Египта для израильтян могло означать только одно: молодой и честолюбивый президент Гамаль Абд-аль Насер готовится к новой войне.

Израиль рассчитывал на военный союз с Соединенными Штатами, но Вашингтон желал партнерства с арабскими странами. Маленькое еврейское государство прагматичных американских политиков не интересовало.

Администрация президента Дуайта Эйзенхауэра сформулировала стратегию массированного возмездия и обещала в случае войны засыпать Советский Союз ядерными бомбами. Поэтому американцам понадобились военные базы поблизости от советской территории. Это изменило взгляд американцев на Ближний Восток. Они нуждались в хороших отношениях с арабскими странами, надеялись сформировать из них антисоветский альянс и давили на Израиль, чтобы он не злил арабов.

В пятидесятых годах израильтяне почувствовали себя как-то особенно одинокими. Отношения с американцами строились очень сложно. После военного переворота в Гватемале в 1954 году, который был организован с помощью американцев, встревоженный глава Моссад Иссер Харел написал секретное письмо премьер-министру. Он считал, что такой же переворот ЦРУ может попытаться произвести и в Израиле, чтобы поставить во главе страны послушных американцам людей.

Площадь Израиля составляла всего-навсего двадцать одну тысячу квадратных километров. Еврейское население насчитывало полтора миллиона человек. Годовой бюджет страны составлял каких-то двести пятьдесят миллионов долларов. И ко всему прочему — никаких природных ресурсов и высокая степень зависимости от иностранной помощи… Маленький Израиль, не имея союзников, должен был противостоять враждебно настроенным арабским странам с огромной территорией, большим населением и неограниченными ресурсами.