Моссад. Тайная война Млечин Леонид
Премьер-министр Давид Бен-Гурион повторял в те дни, что Израиль не может постоянно вести войну. Надо закрыть книгу войны, хотя бы на время. Нужен мир для того, чтобы позволить евреям со всего мира перебраться в Израиль. Только массовая иммиграция сделает страну процветающей.
Для продолжения секретных переговоров с иорданским королем премьер-министр Бен-Гурион выбрал молодого офицера Моше Даяна, одного из своих любимцев.
Выбор был не случайным. Даян вырос среди арабов, свободно говорил по-арабски и, как считали многие, даже умел «думать как араб».
У юного Даяна всегда были хорошие отношения с арабскими соседями. Он знал их жизнь и уважал тяжелый труд арабов-земледельцев. Он считал, что палестинские евреи могут жить с ними в мире. Он вспоминал о том, что раньше, когда еврейские ребята заходили в арабские деревни, молодые арабы бросали в них камнями. Но старые арабы неизменно приходили к евреям на помощь. Старики заводили евреев в свои дома, угощали маслинами и лепешками.
Брат иорданского короля Абдаллы, эмир Фейсал, еще в 1919 году писал одному из лидеров американских сионистов: «Мы считаем, что арабы и евреи — двоюродные братья по крови, одинаково страдающие и по счастливому совпадению одновременно получившие возможность сделать первые шаги к осуществлению национальных чаяний. Мы, арабы, в особенности, просвещенные слои, с глубокой симпатией относимся к сионистскому движению. Мы будем рады приветствовать евреев на их родине».
На мирной конференции в Сан-Ремо после Первой мировой войны руководитель сирийской делегации Шукри Инам предложил создать еврейскую автономию в составе Сирии, а когда евреи составят большинство в Палестине, они получат собственное государство…
Когда англичане арестовали Даяна как участника еврейской самообороны, в тюрьме он оказался вместе с арабскими националистами. Отношения были вполне дружескими и уважительными. Евреи и арабы страдали от общего врага — от англичан.
И те, и другие были движимы национальной идеей и были готовы отдать за нее жизнь. На арабские праздники арабские заключенные приглашали евреев, на еврейские праздники евреи звали арабов в свои камеры и угощали, чем могли.
«Если мы могли поладить в тюрьме, — резонно говорил Даян, — почему бы не попробовать сговориться в более комфортных условиях — на воле?»
Премьер-министр Бен-Гурион, отправляя Даяна на переговоры с королем Абдаллаом, сказал: «Наше будущее-это мир и дружба с арабами. Я сторонник переговоров с королем Абдаллаом, хотя сомневаюсь, что англичане позволят ему заключить мир с нами».
Вместе с Моше Даяном на переговоры с иорданцами ездил Реувен Шилоах, который тогда работал в Министерстве иностранных дел, а позднее станет первым руководителем политической разведки — Моссад.
Даян командовал израильскими войсками в Иерусалиме. У него быстро установились тесные контакты с иорданским полковником Абдаллой аль-Теллем, которому подчинялись все арабские войска в районе этого города.
Оба офицера вполне ладили. И иорданский полковник по-свойски часто просил Даяна напоминать редакторам еврейских газет, чтобы они не забывали писать о тупой враждебности полковника аль-Телля к Израилю. Ему это нужно было для поддержания своей репутации на родине.
Полковник аль-Телль возил Даяна на встречу со своим королем: сажал Даяна в свою машину и провозил через арабские посты, не ставя никого в известность. Израильтяне закутывались в арабские одежды.
Днем, когда они проезжали мимо контрольно-пропускного пункта, то просто ложились на дно машины, но риск был большой. Однажды проверявший машину арабский солдат, видимо, узнал Моше Даяна, чье лицо было уже многим знакомо по фотографиям. Полковник аль-Телль побледнел: «Они же нас сначала расстреляют, а затем только начнут задавать вопросы…»
Но все обошлось.
Переговорам с иорданским королем обыкновенно предшествовала трапеза. Иногда король предлагал сыграть в шахматы, иногда он читал гостям свои поэмы. В шахматы полагалось ему проигрывать, а его поэзией восхищаться.
Но не следовало недооценивать Абдаллу. Он был мудрым человеком, лидером, способным принимать решения и нести за них полную ответственность.
Король Абдалла вполне доброжелательно разговаривал с израильтянами. Он не любил только Голду Меир. Когда ему сказали, что теперь Голда Меир уехала послом в Москву, король радостно воскликнул: «Оставьте ее там, оставьте ее там!»
К Моше Шарету король сначала отнесся очень хорошо. Шарет говорил на отличном арабском, обладал прекрасными манерами и знал, как вести себя в присутствии короля.
Но однажды Шарет, склонный к педантизму, все испортил.
Встреча проходила ночью, было очень душно, все обливались потом, отмахивались от москитов. Рассуждая о политике, король, между прочим, сказал, что Китай не был членом Лиги Наций. Дотошный Шарет поправил его, сказав, что Китай входил в Лигу Наций.
Но короли, как известно, никогда не ошибаются, и Абдалла продолжал стоять на своем, а Шарет с демонстративным спокойствием воспитателя в детском саду твердил, что Китай, конечно же, был членом Лиги.
Разумеется, на этом встреча закончилась, как и доброе отношение короля к Шарету. В машине на обратном пути Моше Даян спросил Шарета, какая муха его укусила. Шарет посмотрел на него с некоторым удивлением: «Но ведь Китай же был членом Лиги Наций!»
Впрочем, Моше Даян тоже не был большим дипломатом.
Однажды на переговорах, когда король Иордании стал пространно рассуждать о том, на какие большие жертвы он согласен пойти ради продолжения переговоров с Израилем, Даян, не сдержавшись, сказал ему, что все трое военных, входящие в израильскую делегацию — Ядин, Харкаби и сам Даян — потеряли младших братьев в этой войне.
— Этой войны Израиль не хотел. Она бы не началась, если бы арабские страны, включая Иорданию, не напали на нас. О компромиссах и уступках надо говорить до войны — для того, чтобы ее предотвратить. А после войны надо разбираться с ее последствиями и поскорее подводить черту.
Король перевел разговор на другую тему.
К концу 1949 года иорданские дипломаты вместе с Реувеном Шилоахом подготовили документ, который назывался «Принципы окончательного территориального урегулирования».
Моше Даян не был уверен, подпишет ли этот компромиссный документ, требовавший уступок с обеих сторон, израильское правительство. Премьер-министр Бен-Гурион неодобрительно крутил носом, пока читал его. Но Израилю не пришлось принимать трудное решение.
Король Абдалла вдруг сказал, что его друг, британский посланник, сказал, что Иордании не следует подписывать такой документ, пока этого не сделает ведущее арабское государство — Египет. Король просил израильтян считать этот документ недействительным.
Абдалла предложил взамен подписать пакт о ненападении сроком на пять лет и начать свободную торговлю между двумя странами. 24 февраля 1950 года этот пакт был парафирован. До самого кэмп-дэвидского соглашения с Египтом Израиль никогда не был так близок к миру со своим арабским соседом.
Но соглашение не вступило в силу. Иорданский полковник аль-Телль, партнер Даяна на переговорах, внезапно бежал в Египет и рассказал о секретных переговорах короля с израильтянами.
Король Абдалла переоценил свое влияние в арабском мире и недооценил ненависть арабов к Израилю. Король оказался один против всего арабского мира, который сделал из него козла отпущения за поражение в двух войнах с Израилем.
Арабская лига приняла решение исключить из своего состава любое арабское государство, которое пойдет на сепаратные переговоры с Израилем. Но и внутри собственной страны король не чувствовал себя уверенно. Нищие в Аммане и Восточном Иерусалиме, палестинские беженцы видели в нем предателя.
Король был обречен.
Люди великого муфтия нашли в Иордании фанатиков, согласившихся уничтожить «прислужника сионистов». Убийцей оказался двадцатиоднолетний Мустафа Шукри Ашу, бедный иерусалимский портной. Иорданская полиция распутала потом заговор, который привел к смерти короля, нашли и людей, толкнувших портного на преступление.
На скамью подсудимых посадили восьмерых заговорщиков, принадлежавших к террористической группе «Организация священной войны».
Заочно судили бывшего командира частей Арабского легиона в Иерусалиме полковника аль-Телля, который укрылся в Каире. Египетские власти полковника не выдали, и в 1963 году полковник примет участие в заговоре с целью свержения нового иорданского короля — Хусейна.
Процесс был закрытым, всех приговорили к смертной казни через повешение — среди них и племянника великого муфтия Иерусалима Мусу аль-Хусейни, того самого, который сотрудничал со штурмбанфюрером СС Адольфом Эйхманом. Муса после разгрома нацистской Германии вернулся из разрушенного Берлина с немецкой женой, открыл бюро путешествий. Но на самом деле продолжал борьбу против евреев и их союзников, пока не нашел свою смерть на виселице…
Убийство иорданского короля самому великому муфтию не принесло особых политических дивидендов. В арабском мире к власти приходило новое поколение, Хадж Амин новым лидерам был не нужен.
Когда Гамаль Абд-аль Насер взял власть в Египте, он закрыл представительство бывшего великого муфтия в Каире и позаботился о создании Организации освобождения Палестины.
ООП возглавил ученик муфтия Ахмед Шукейри. Но оставшийся в одиночестве и злой на весь мир Хадж Амин заявил, что ООП не выражает интересы палестинского народа и вообще появилась на свет в результате еврейско-империалистического заговора.
Через несколько лет он изменил свою точку зрения. И не только потому, что ООП приняла Национальную хартию, требующую уничтожить Израиль. В феврале 1969 года новым председателем Организации освобождения Палестины стал еще один племянник великого муфтия — Абд аль-Рахман Абд аль-Рауф Арафат аль-Кудва аль-Хусейни, предпочитающий называть себя короче — Ясир Арафат.
В одном из ранних интервью Ясир Арафат рассказал кое-какие подробности из своей жизни: «Меня учил один бывший немецкий офицер, который после разгрома Германии в 1945 году вместе с моими родственниками перебрался в Каир».
Бывший муфтий умер в 1974 году в Бейруте. Арабские правительства прислали на похороны своих представителей. Его хоронил и племянник Ясир Арафат, посвятивший всю свою жизнь созданию палестинского государства, которое, если бы не его дядя Хадж Амин, могло бы появиться на свет еще в 1948 году…
Современная история Ближнего Востока в определенном смысле — реестр несбывшихся надежд и нереализованных возможностей. Эта история была бы менее кровавой, если бы 20 июля 1951 года не убили иорданского короля Абдаллаа. Его смерть была грозным предупреждением каждому арабскому политику, который задумывался о мире с Израилем.
После смерти Абдаллы трон должен был наследовать его сын — принц эмир Талал, но он властвовал только девять месяцев. Его отстранили от трона по причине психического нездоровья. Королем стал несовершеннолетний внук Абдаллы принц Хусейн.
Король Хусейн, как и его дед, король Абдалла, был наделен обаянием и немалым мужеством. Он мог спокойно появиться посреди беснующейся толпы или посетить воинскую часть, не взяв с собой охраны и не боясь за свою жизнь.
Король Хусейн не меньше своего деда был расположен к Израилю, но понимал, как трудно убедить в необходимости мира собственных подданных, большую часть которых составляют палестинские арабы.
В отличие от Абдаллы он был просвещенным монархом. И прекрасно понимал пределы своей власти. Знал, что не может делать то, что не понравится его собственным подданным и арабскому миру в целом.
В самой плодородной и богатой части Иорданского Хашимитского Королевства живут палестинцы, которые считают, что его дед — эмир Абдалла, основатель Хашимитского Королевства, предал палестинское дело и пошел на союз с Израилем. Многие населяющие Иорданию палестинцы вообще считают королевство искусственным образованием.
Короля Хусейна всегда тревожила перспектива создания независимого палестинского государства. Он понимал, что рано или поздно палестинцы захотят получить и часть территории Иордании, что никак не устраивало короля. Поэтому он старался не ссориться с палестинскими боевыми организациями и позволял им использовать территорию Иордании для вылазок против Израиля. Он удержался от участия в войнах 1956-го, 1973-го и 1982 годов, но вступил в Шестидневную войну 1967 года и потерял то, что приобрел его дед, Западную Иорданию.
Король Хусейн несколько раз тайно встречался с израильскими политиками. Но предложить Израилю мир решился только в 1994 году. Он до конца своих дней не мог забыть, как 20 июля 1951 года на его глазах у большой Иерусалимской мечети был убит его дед — король Абдалла — только за то, что он хотел заключить мир с Израилем.
Глава третья
Премьер-министр против министра обороны
Когда надежды израильского руководства на мир с Иорданией умерли, стали думать о Египте.
В 1949–1950 годах в Лозанне Организация Объединенных Наций собрала представителей Израиля, Египта, Сирии, Иордании и Ливана. Но за один стол с делегацией Израиля арабские делегаты не захотели сесть даже под нажимом ООН. Правда, в уединенном деревенском кафе израильские дипломаты тайно встречались с каждой из делегаций, кроме сирийской, настроенной исключительно непримиримо. Разговоры были весьма дружественные, но практических последствий не имели.
Такие секретные встречи с арабскими дипломатами происходили довольно часто. Занимался этим Гидеон Рафаэль, возглавлявший в израильском Министерстве иностранных дел ближневосточный отдел. Однажды Рафаэль летел одним рейсом в Нью-Йорк с египетским представителем в ООН.
Египтянин дал понять, что не прочь поговорить. Он показал глазами в сторону туалета. Рафаэль двинулся вслед за египтянином, но тут к ним подскочила бдительная стюардесса, которая решила, что перед ней два гомосексуалиста: «Нет, нет, джентльмены! Только не в нашем самолете!»
Беседа, которая могла бы иметь большое значение для Египта и Израиля, так и не состоялась.
С того момента, как в Египте произошел военный переворот, израильтяне надеялись, что молодой полковник Гамаль Абд-аль Насер, новый лидер страны, не отягощенный старыми предрассудками, станет тем человеком, с которым можно будет договориться о мире. И у этой идеи, казалось, появился шанс. Но если он и был, его уничтожила израильская разведка…
В декабре 1953 года Моше Даян был назначен на должность начальника генштаба Армии обороны Израиля. После окончания церемонии секретарь кабинета министров подошел к Даяну и вкрадчиво сказал, что теперь генералу придется отказаться от своих партизанских привычек. Начальнику генерального штаба пора обрести респектабельность.
— Все хотят видеть нового Моше Даяна, — многозначительно добавил секретарь кабинета министров.
Даян ответил насмешливым взглядом:
— Я меняться не собираюсь. Должен измениться образ начальника генштаба. Армии нужен новый начальник генштаба, и она его получит.
Начальник Генерального штаба, забыв о своем высоком положении, внезапно появлялся в различных воинских частях с проверкой. Приезжая в войска, Даян сидел в окопах вместе с солдатами, не боясь вымазаться в грязи. Он считал, что должен общаться со своими солдатами и младшими командирами без посредников. Он не только внимательно выслушивал жалобы и предложения солдат, но и говорил о своих планах. Считал, что солдатам и младшим офицерам полезно кое-что услышать непосредственно из уст начальника Генерального штаба.
Генерал Даян считал, что его главная задача — повышать боеспособность армии, чтобы она в любую минуту была готова к ведению боевых действий. С финансовой точки зрения это был трудный момент для армии. Главной заботой страны стали прием и устройство иммигрантов. Бюджет всех ведомств, включая Министерство обороны, был резко сокращен.
Три фактора Даян считал важными: готовность солдата рисковать жизнью при выполнении боевого задания, понимание офицером своего места в бою и подход Генерального штаба к потерям во время боевых действий.
В начале 1953 года в ответ на террористические акции со стороны Египта и Иордании были предприняты ответные меры — против баз террористов. Но они были не очень удачными: израильские подразделения несли потери и возвращались, не выполнив задачу.
Вот тогда Даян и объяснил офицерам, что те обязаны исполнить приказ во что бы то ни стало. При проведении операции израильская часть может отступить только в том случае, если потеряет половину личного состава.
В конце мая Даян выступал перед выпускниками военного училища, которым только что вручил офицерские знаки отличия.
За несколько дней до этого Даян уволил с военной службы офицера, отправившего солдата на опасное задание: армейский грузовик застрял у самой границы, и египтяне стреляли в каждого, кто пытался к нему приблизиться.
Даян сказал молодым офицерам:
— Я бы не стал увольнять офицера, если бы он пришел к выводу, что вытащить грузовик невозможно, потому что это слишком опасно. Но раз уж он решил спасти грузовик, он должен был делать это вместе со своими солдатами и рисковать прежде всего своей жизнью. Офицеры израильской армии не посылают солдат в бой. Они ведут их в бой…
Назначение Даяна на должность начальника Генерального штаба было последним решением первого премьер-министра Израиля Давида Бен-Гуриона.
В декабре 1953 года Бен-Гурион, который создал Израиль и пять лет был премьер-министром и министром обороны, ушел как бы в длительный отпуск и переехал в новый кибуц Сдэ-Бокер в пустыне Негев. В первый же рабочий день недавнему премьер-министру поручают вывозить навоз. В кибуце все работают на равных, и Бен-Гурион не просит себе чистой работы.
Но поскольку ему много лет, то в основном на его долю приходится пастушеская работа: он стережет стадо овец.
Обаяние, настойчивость и целеустремленность позволили Бен-Гуриону два десятилетия руководить своим народом. Никто в стране не обладал таким авторитетом в политических и военных вопросах. К нему относились как к мессии, его суждения не оспаривались.
Бен-Гуриона отличало изумительное политическое чутье. Он раньше других понимал, что надо делать.
В тридцатых годах, когда он работал генеральным секретарем Гистадрута, еврейских профсоюзов, Бен-Гурион почувствовал, что сейчас самое главное — заложить основу для еврейской эмиграции в Палестину: покупать землю, любую землю, самую плохую и неплодородную, покупать клочок за клочком и создавать на них еврейские сельскохозяйственные поселения, кибуцы.
Евреи покупали заброшенные, никому не нужные земли, тяжким трудом приводили их в порядок. Земля стала давать урожай. Правда, это не понравилось бедуинам. Они привыкли свободно кочевать по земле и располагаться там, где им нравилось, не затрудняя себя выяснением вопроса, есть ли у этой земли хозяин.
В 1942 году, уловив, что начинается закат Британской империи, Бен-Гурион первым сказал, что создание еврейского государства теперь становится практической целью. В начале 1947-го, понимая, что вслед за провозглашением Государства Израиль последует нападение арабских армий, он сосредоточился на создании собственной армии.
В определенном смысле Армия обороны Израиля была детищем Бен-Гуриона. После провозглашения еврейского государства Бен-Гурион стал не только премьер-министром, но и министром обороны. Сугубо штатский человек, он пользовался непререкаемым авторитетом среди военных.
Считая молодежь главной гарантией динамичной и активной политики, Бен-Гурион выдвигал на высшие посты совсем молодых людей. Игал Ядин стал начальником генштаба в двадцать девять лет, Моше Даян — в тридцать восемь. Шимону Пересу было двадцать девять лет, когда он фактически стал главным человеком в министерстве обороны, поскольку Бен-Гурион не мог заниматься текущими делами данного ведомства.
Это не нравилось старшему поколению политиков, которое полагало, что молодежь не готова к такой ответственности. Но пока Бен-Гурион находился на своем посту, считалось, что молодость и неопытность его выдвиженцев компенсируется его опытом и мудростью.
Уход Бен-Гуриона привел к тяжким последствиям. Ему подчинялись и по должности, и по велению сердца. Когда он ушел в отставку, в правительстве начался разлад.
Уехав в кибуц, он забрал с собой реальную власть над страной.
Его преемник на посту премьер-министра Моше Шарет считался формальным главой правительства. Некоторые министры, такие, как Леви Эшколь и Голда Меир, сохраняли лояльность новому премьер-министру. Другие больше прислушивались к тому, что произносилось в доме Бен-Гуриона, и подчинялись Шарету весьма неохотно.
Отношения с армейской верхушкой у нового премьера и вовсе не сложились. Дипломаты во главе с Шаретом считали, что военная сила служит политике, а не наоборот. Но военные считали себя более важными людьми, чем дипломаты. Военные исходили из того, что только вооруженные силы способны гарантировать безопасность страны и заставить арабов пойти на переговоры. А дипломаты — это просто подручные, они принимаются за дело, когда основная работа уже выполнена.
Моше Шарет был очень умен, знал языки. Он был прирожденным дипломатом и стал умелым государственным деятелем. Но его либеральные взгляды и отсутствие военного опыта помешали ему взять под контроль армию. Молодые, агрессивно настроенные офицеры не хотели ему подчиняться.
Тем более, что все в Израиле знали: Бен-Гурион был против избрания Шарета премьер-министром. Он считал Шарета лучшим в стране дипломатом, но сомневался, что тот справится с управлением государством.
Шарет долгие годы был вторым человеком в правящей Рабочей партии, но у них с Бен-Гурионом были серьезные разногласия. Не в целях, а в средствах.
Они оба готовы были отдать жизнь за безопасность созданного ими государства. Но Шарет исходил из того, что Израиль слишком слаб и мал, чтобы постоянно находиться в состоянии войны с окружающим его арабским миром. Без помощи внешнего мира, считал Шарет, Израиль не сумеет выжить.
Какие из этого следуют выводы?
Во-первых, Израиль должен избегать столкновений и трений с великими державами. Во-вторых, надо всеми силами добиваться мира с арабскими странами, в первую очередь с Египтом. В-третьих, следует не только воздерживаться от военных акций, которые могут этому помешать, но и демонстрировать миролюбие Израиля.
Бен-Гурион считал, что одной дипломатией мира не добьешься. Израиль должен уметь показывать зубы — то есть свою способность сделать больно, если на него кто-то нападет. Всякая враждебная акция арабов должна встречать отпор. Нельзя ничего спускать, и на удар следует отвечать ударом.
Бен-Гурион не верил в то, что арабов можно убедить пойти на мир. Полагаться можно только на собственную силу. Во время первой войны — после создания Израиля — Сирия, Египет и другие арабские страны увидели, что они не могут победить Израиль, и сразу захотели перемирия. Арабы не готовы сражаться до последнего солдата.
Арабские страны должны понять, что их враждебность дорого стоит, говорил Бен-Гурион. Рано или поздно, убедившись в невозможности одолеть Израиль на поле брани, арабские страны сядут за стол переговоров…
Вероятно, ошибка Моше Шарета состояла в том, что, став премьером, он сохранил за собой пост министра иностранных дел. Это мешало его подчиненным видеть в нем полновластного главу правительства.
Особенно плохие отношения у него сложились с министром обороны Пинхасом Лавоном. Как станет потом ясно, назначение Лавона на пост министра было крайне неудачным. Умный и образованный, прекрасный оратор, он был на голову выше любого израильского политика, но, став министром, лишился обычной рассудительности и словно потерял голову.
Ему не хватало опыта работы в правительстве, опыта в военных делах. Ранее он придерживался достаточно голубиных взглядов. Но как только занял пост министра, его взгляды претерпели радикальную перемену. Он стал ястребом, готовым на любую авантюру.
Заносчивый Лавон демонстративно обращался к Шарету не как к главе правительства, а как к равному себе министру. Считал, что Шарету не следует докладывать о военных делах, с ним не надо советоваться и уж тем более незачем получать у него санкцию на проведение боевых, диверсионных и разведывательных операций.
Премьер-министр Шарет пытался объяснить министру обороны, что министерство проводит в жизнь политику правительства, но не определяет политику самостоятельно. Пинхас Лавон равнодушно выслушивал поучения Шарета и оставался при своем мнении.
Министр обороны Лавон сознательно обманывал премьера и делал то, что считал нужным. Соответственно руководители министерства и высокопоставленные офицеры тоже не спешили принять во внимание позицию премьера.
Армия проводила боевые операции, не ставя в известность премьер-министра. Ему докладывали о них уже задним числом и часто говорили неправду. Не только арабы, но и премьер-министр Израиля узнавал о военных акциях израильской армии уже после того, как они произошли.
Один лишь начальник политической разведки Моссад Иссер Харел сообщал Шарету о планах военных, если узнавал о них сам. Моссад из ревности не хотела усиления военной разведки.
Мягкий Шарет не решался уволить министра, которого выбрал сам Бен-Гурион. Он пытался учить своего министра обороны приличным манерам, мягко выговаривая Лавону в личных письмах: «Система информирования премьер-министра о проблемах безопасности не работает. Какие-то вещи происходят, а я об этом не знаю. Я слышу сообщения радиостанции «Голос Израиля», читаю газетные статьи, но мне ничего не известно о происходящем. А я должен знать все факты».
Ястребиная позиция министра Лавона, его пристрастие к военным акциям стали смущать даже его ближайших подчиненных — начальника Генерального штаба Моше Даяна и генерального секретаря Министерства обороны Шимона Переса.
Оба были очень амбициозными молодыми людьми, оба имели собственные политические цели, оба считали своим единственным лидером Бен-Гуриона. К министру Лавону они относились без особого почтения.
Моше Даяну не нравилось, что министр замкнул на себя начальника военной разведки, который всегда подчинялся начальнику Генерального штаба. Причем министр старался вникать в оперативную работу. Он очень заинтересовался боевыми возможностями особого подразделения номер 131.
Министр заявил, что он сам станет руководить его работой. Это противоречило традиции: за все боевые действия отвечал начальник Генерального штаба.
После египетской революции в июле 1952 года, когда молодые офицеры во главе с Гамалем Абд-аль Насером свергли короля Фарука, Израиль пытался тайно установить диалог с Каиром, надеясь, что новые лидеры способны покончить с враждой и заключить мир с еврейским государством.
18 августа Бен-Гурион в кнессете благожелательно высказался в адрес одного из руководителей египетской революции генерала Нагиба и заметил: «Не было и нет каких-либо причин для политического, экономического или территориального конфликта между нашими странами. Напротив, сотрудничество между Израилем и Египтом помогло бы Египту преодолеть политические и социальные трудности, с которыми он борется».
Через неделю, 26 августа, в Нью-Йорке советский представитель в ООН Яков Александрович Малик принял советника постоянного представительства Израиля при ООН Гидеона Рафаэля. Разговор был крайне доброжелательным. Среди прочего Малик поинтересовался, в чем смысл обращения премьер-министра Бен-Гуриона с трибуны кнессета к Нагибу:
— Вы что, серьезно надеетесь договориться с этим военным диктатором?
Гидеон Рафаэль ответил:
— Я не могу ответить, если ли шансы, что призыв премьер-министра увенчается успехом. Пока ждем ответа египтян. Мы не считаем, что у нас есть право выбора режимов, с которыми мы должны быть готовы жить в мире…
С помощью парижских посредников были установлены каналы связи, хотя на прямые переговоры египтяне не шли. Насер уполномочил египетского военного атташе в Париже полковника Окаша и Абдула Рахмана Садека поддерживать контакты. С израильской стороны эти контакты поддерживали поверенный в делах Шмуэль Дивон и пресс-секретарь посольства во Франции Дан Авни Сегре.
Президент Соединенных Штатов Дуайт Эйзенхауэр послал тогда своего представителя на Ближний Восток с миссией мира.
Тот курсировал между Каиром и Иерусалимом. Однажды премьер-министр Израиля Бен-Гурион попросил американца посоветовать Насеру встретиться с ним, Бен-Гурионом: зачем разговаривать через посредников? Эмиссар передал его предложение Насеру. Тот ответил откровенно:
— Если бы мы встретились, мы, пожалуй, смогли бы за несколько часов достичь соглашения. Но это, вероятно, были бы последние часы моей жизни.
После смены власти в Египте враждебность к Израилю не уменьшилась.
Резолюция Совета Безопасности ООН от 1 сентября 1951 года с призывом к Египту не мешать израильским судам проходить через Суэцкий канал осталась невыполненной. А в конце 1953 года Египет перестал пропускать и суда третьих стран, если они везли груз в Израиль или из Израиля.
29 марта 1954 года представитель СССР в Совете Безопасности наложил вето на проект резолюции, призывавшей Египет выполнить резолюцию от 1 сентября 1951 года о свободе судоходства через Суэцкий пролив. Египтяне были счастливы.
Через полгода, в сентябре 1954-го, египетские власти захватили израильское судно, подошедшее к Суэцкому каналу, и конфисковали его. Экипаж отсидел в тюрьме три месяца прежде, чем ему разрешили вернуться на родину.
ООН не стала вмешиваться. Израиль чувствовал себя изолированным, одиноким, оставшимся без друзей.
Шарет считал, что нужно предпринимать дипломатические усилия, что-то делать в ООН, просить другие страны помочь Израилю. Но Организация Объединенных Наций мало чем могла помочь Израилю.
Министр обороны Лавон считал, что раз дипломатические меры не помогают, то надо готовиться к применению силы.
Шарет же все-таки полагал, что с египтянами можно о чем-то договориться. Идеально было бы заключить некий пакт о ненападении. Естественно, обязательным условием такого рода контактов было хотя бы некоторое доверие между израильскими и египетскими лидерами.
Шарет считал, что заключение мира с арабскими странами — это цель, которая не может быть достигнута быстро. Арабскому миру еще надо дать время оправиться от шока, вызванного внезапным созданием еврейского государства. Шарет считал, что Израиль должен быть терпеливым и ждать, пока не созреют условия для мира.
Моше Шарет вскоре убедился, что военное министерство не намерено проводить в жизнь его политику.
Нельзя сказать, что он был настроен против военных. Он гордился Армией обороны Израиля, которая сумела защитить страну. Он считал, что армия — гарант существования Израиля. Он не был пацифистом. Но ему не нравился авантюризм, который распространился среди некоторых молодых военных.
Рассматривая рискованные предложения военных, он видел больше «против», чем «за». Одни идеи были наивны и бессмысленны, другие просто казались бредом сумасшедших.
После жесткой полемики на заседаниях кабинета министров Шарету стало казаться, что в министре обороны Лавоне появилась некая сумасшедшинка. Лавон отказался от своих прежних миролюбивых идей и концепций и совершенно принял точку зрения молодых офицеров, которым не терпелось продемонстрировать силу армии.
В начале 1954-го Шарет пришел к выводу, что он должен уволить Лавона, но не решился сделать это. Он не хотел создавать для правительства лишние проблемы, потому что не мог открыто объяснить суть разногласий со своим министром: проблемы национальной безопасности нельзя обсуждать на публике. А как убрать министра без объяснения причин? Начальник Генерального штаба Моше Даян был еще одной проблемой для премьер-министра. Шарет хорошо знал Даяна, который в качестве военного командира Иерусалима участвовал в переговорах с Иорданией в 1948-м. Даян в качестве неофициального представителя Бен-Гуриона иногда приезжал на совещания в Министерство иностранных дел.
Шарет восхищался острым умом генерала, но боялся его упрямства и упорства. Шарет был против назначения Даяна на высшую в армии должность. Он беседовал на сей счет с Бен-Гурионом, говорил ему, что Даян слишком увлечен политикой, это приведет к политизации Генерального штаба. На заседании кабинета министров Шарет взял слово: «Даян по складу характера — партизан и склонен к авантюризму. Он не годится на эту должность».
Но Бен-Гурион все равно назначил Даяна, считая его самым талантливым офицером в Армии обороны Израиля.
Уходящий в отставку начальник Генерального штаба Мордехай Маклеф тоже был против назначения Даяна. Бен-Гурион пренебрег и его мнением, хотя уважал Маклефа и сделал его начальником генштаба в тридцать два года.
Маклефу было девять с половиной лет, когда арабы в 1929 году устроили резню в его доме под Иерусалимом. Он видел, как убили его отца, мать, двух сестер и брата. Он единственный из всей семьи остался жив — спрыгнул с высокой террасы во дворе и, увернувшись от пуль, убежал.
Год он проучился в университете в Хайфе. В 1936 году британский капитан Чарльз Уингейт принял его в свой отряд, который сражался с арабскими погромщиками.
В 1944-м Маклеф вступил в английскую армию, воевал в Еврейской бригаде, дослужился до звания майора. После окончания войны хотел демобилизоваться и заняться сельским хозяйством, но его призвали в Хагану, еврейскую самооборону. В конце 1949-го он уже стал заместителем начальника Генерального штаба, а через три года начальником генштаба.
Маклеф умел командовать, он брался за выполнение рискованных заданий, от которых отказывались люди более осторожные, но пренебрежительно относился к политикам и журналистам. Они создали ему неважную репутацию. Это, в конце концов, дурно отразилось на его карьере. После ухода из армии отставному генералу доверили руководить заводом по производству поташа…
Моше Даян тоже не считался с премьер-министром Шаретом. Генерала Даяна поддерживала армия, он был популярен в стране. Шарет и подумать не мог о том, чтобы досрочно сменить Даяна: начальник Генерального штаба назначался на трехлетний срок.
Беда самого премьер-министра Шарета состояла в его нерешительности. Он знал о том, что должно быть сделано, но даже не пытался осуществить свои планы, заранее придя к выводу, что это невозможно. Если бы он действовал решительно, катастрофы удалось бы избежать…
Личность министра Пинхаса Лавона остается загадкой и по сей день. Даже Шарет, который его так хорошо знал, не мог понять, почему министр так сильно изменился.
Возможно, это произошло потому, что военному министру необходима поддержка высших офицеров, а для этого надо принимать их образ мыслей, соглашаться с их мнением — иначе ничего не получится.
Лавону было сорок девять лет, когда он стал министром. Он считался молодым министром, этот пост мог стать трамплином к посту премьер-министра. Для этого нужна была поддержка генералов.
Лавон считал, что единственная цель арабского мира — уничтожить Израиль. Арабы заключили в 1949 году перемирие только для того, чтобы усыпить Израиль. Лавон исходил из того, что с каждым годом арабские армии становятся все сильнее. А когда возникает реальная угроза, надо бить первым. Тем более что помощи Израилю ждать не от кого: Соединенные Штаты относятся к Израилю враждебно.
Кроме того, и это было совсем плохо, Лавону нравились специальные операции, в которых он ничего не понимал.
Как непрофессионал, он восхищался возможностями секретных служб и подразделений особого назначения.
Наивно считал, что это надежный инструмент политики, с помощью которого можно решать самые сложные проблемы. Он подчинил себе части спецназа и считал, что надо почаще пускать их в ход.
Лавон тоже был против назначения Даяна начальником Генерального штаба, потому что не хотел иметь самовольного упрямца в своем подчинении. Отношения у них не складывались.
Даяну не нравилось то, что министр Лавон пытается управлять армией, минуя Генеральный штаб. Даян даже написал министру рапорт об отставке. Лавон не решился его принять, и Даян отстоял свое право руководить армией так, как он считает нужным. Но военная разведка осталась в прямом подчинении министра.
Глава четвертая
Преступники не годятся в разведчики
Моше Даян был противником растрачивания средств на подрывные операции в мирное время. Он считал, что военная разведка должна помогать армии готовиться к будущей войне: других задач у нее нет. Но его предшественники — Игал Ядин и Мордехай Маклеф — думали иначе.
Они сформировали специальное подразделение номер 101 и направили туда лучших солдат. Это подразделение состояло из добровольцев и выполняло задания в районе границы. Командовал подразделением молодой офицер-десантник Ариэль Шарон, которым в армии восхищались. Будущий начальник Генерального штаба генерал Рафаэль Эйтан считал, что Шарон рационален и холоден до такой степени, что кровь леденеет в жилах. Десантник Шарон нравился и Даяну.
Когда Даян стал командиром северного военного округа, он обнаружил у себя в штабе двух отличных офицеров: начальника штаба полковника Хаима Бар-Лева и майора Ариэля Шарона, которого все называли Ариком. Один из них впоследствии станет начальником Генерального штаба и послом в России, другой — министром обороны.
Родители Шарона — выходцы из России. Они приехали в Палестину в 1921 году. Шарон, став политиком, неизменно повторял, что воспитан на русской культуре. Он в детстве слышал русскую речь и в пожилые годы мог вспомнить несколько слов.
Он хотел стать агрономом, но бросил учебу, когда в 1948 году началась Первая арабо-израильская война. Даян часто говорил, что не знает лучшего полевого командира, чем Арик Шарон. Как только Даян принял командование, он получил приказ взять в плен нескольких иорданских солдат, потому что в плену у Иордании было несколько израильских солдат и иорданцы отказывались их отпустить. Даян поручил это задание Шарону. Не успело солнце сесть, как тот уже привел нескольких пленных из Арабского легиона.
Премьер-министр Бен-Гурион тоже высоко ценил Шарона.
Когда, уже став начальником Генерального штаба, Даян жаловался премьер-министру на своенравного Шарона, Бен-Гурион всегда становился на защиту своего любимца: «Да, это он, конечно, нехорошо поступил, но, с другой стороны…»
Бен-Гурион питал особую симпатию к трем генералам: Хаиму Ласкову, Ассафу Симхони и Арику. Они ему не просто нравились, он ими восхищался. Все трое были прекрасными солдатами и соответствовали его образу идеального еврея. Такими же Бен-Гурион хотел видеть всех граждан Израиля — цельными людьми, смелыми воинами, уверенными в себе.
Он презирал то, что две тысячи лет изгнания и преследований сделали с евреями. Он хотел, чтобы израильские евреи вернулись к временам Первого храма (это X–VI века до нашей эры), когда народ жил на своей земле, обрабатывал ее, защищал ее, говорил на своем языке и имел собственную культуру.
Бен-Гурион часто повторял: «Евреи приезжают в Израиль из стран, где их кровь осталась неотмщенной, где разрешалось жестоко обращаться с ними, мучить их и бить. Они всегда были беспомощными жертвами. Мы должны показать им, что у еврейского народа есть государство и армия, которые не допустят, чтобы с ними и впредь обращались так же грубо».
Карательные операции подразделения номер 131 планировал один из руководителей оперативного управления генштаба Рехаваам Зеэви.
Он родился в Иерусалиме. Его отец был секретарем рабочего совета города. Будущему генералу прочили карьеру раввина, знатока Торы. Он окончил сельскохозяйственную школу, а затем вступил в Пальмах. В 1948 году его взяли в разведку. В армии его все называли Ганди, потому что, работая в кибуце, он носил странное одеяние, напоминающее традиционные одежды индийцев.
Когда он окончил курсы батальонных командиров, начальник курсов Ицхак Рабин (будущий премьер-министр) записал в его характеристике: «Закоренелый индивидуалист. Обладает острым и быстрым умом. Может занимать любую должность». По складу характера Зеэви напоминал Ариэля Шарона, был таким же жестким и решительным, столь же легко пускал в ход оружие и не прятался за чужую спину.
В 1968 году Зеэви стал командующим центральным военным округом, который включал большую часть оккупированных территорий. Его главная задача состояла в том, чтобы подавить проникновение террористов с территории Иордании. Зеэви начал с того, что приказал взрывать их дома — в результате семья террориста оказывалась на улице.
Весной 1969 года вблизи пещеры Махнела, куда приходит много туристов, один палестинский террорист открыл огонь по толпе. Оказавшийся рядом генерал Зеэви первым выхватил пистолет и застрелил его. После ухода в отставку он выставил свою кандидатуру в кнессет, победил на выборах, получил депутатский мандат. В кнессете стал лидером радикалов, отвергающих возможность создания палестинского государства.
Когда обсуждалась идея создания специального подразделения номер 131, Моше Даян первоначально ее не поддержал. Он считал, что главное для армии — не отвечать на террористические акции, а быть готовой к большой войне. Но потом изменил свое мнение, убедившись, что создание спецподразделения заставило всю армию повысить уровень боевой подготовки.
Теперь уже генерал Даян ставил в пример всей армии действия подразделения специального назначения номер 101, которым командовал майор Ариэль Шарон и которое проводило акции возмездия в приграничной зоне.
Даян считал, что ответные удары по стране, с территории которой осуществляются террористические акции, должны повлиять на соответствующее правительство. И пока вылазки боевиков не прекратятся, израильская армия будет наносить все новые удары, демонстрируя слабость арабских армий. Зная психологию арабов, он понимал, что потеря лица для них ужаснее всего.
Спецназ, действуя очень эффективно, делал больше, чем ему поручалось. Шарону и Даяну это очень нравилось. Но премьер-министр Моше Шарет был в ужасе — из-за политических последствий.
А тем временем англичане собрались уходить из Египта. Их войска еще находились в зоне Суэцкого канала, но в Лондоне пришли к выводу, что это слишком дорогое удовольствие. Египтяне требовали от англичан вывести войска немедленно. Но англичане не хотели торопиться.
Египтяне стали прощупывать израильтян, пытаясь понять, как они себя поведут в нынешней ситуации. Египетский военный атташе в Вашингтоне установил контакты со своим израильским коллегой полковником Хаимом Герцогом, уроженцем Ирландии и будущим президентом Израиля.
Некоторые израильские политики считали необходимым поддержать Египет и тем самым улучшить отношения с крупнейшим арабским государством. В начале весны 1953 года израильтяне намекнули египтянам, что те могут спокойно отвести войска от границы с Израилем, если у них возникнет конфликт с англичанами и войска понадобятся на другом фронте.
Но в целом уход английских войск воспринимался как ослабление позиций Израиля. Исчезал буфер, который разделял египетскую и израильскую армии.
Некоторые израильтяне считали, что для страховки нужно разместить на своей территории иностранные войска. Это предостережет арабов от удара по Израилю. Как ни странно, эта идея нравилась и главе Египта Насеру. Присутствие иностранных войск в Израиле было бы для него оправданием, почему он не нападает на еврейское государство.
Когда Бен-Гурион уходил в отставку, он сказал коллегам по правительству несколько напутственных слов: «Тысяча девятьсот пятьдесят шестой год станет самым опасным годом для Израиля, потому что к этому времени арабские армии будут готовы к новой войне».
Премьер-министр Шарет, слушая Бен-Гуриона, придерживался точки зрения, что ответ на вопрос, как отвести от его страны эту опасность, нужно все-таки искать в сфере невоенной, в налаживании контактов с Египтом.
Шарет полагал, что позиция Египта — ключ к миру на Ближнем Востоке. Вот только один вопрос не давал ему покоя: как поведут себя египетские политики, когда английские войска уйдут? Обретут ли они спокойную уверенность в себе и захотят подписать мир с Израилем или, напротив, исполнятся уверенности в том, что уничтожение еврейского государства — лучшее решение всех проблем?
В июле 1954 года Шарет провел совещание по поводу грядущего вывода британских войск из Египта. Дипломаты доложили, что это, несомненно, изменит военный баланс в пользу арабских стран. Но дипломаты не верили, что уход британцев создаст немедленную военную угрозу для Израиля и что нужно предпринять нечто большее, чем обычные дипломатические маневры.
Иначе думали в армии.
Вывод британских войск из зоны Суэцкого канала воспринимался военными как тяжкий удар по Израилю. Теперь израильские и египетские войска ничто не разделяло. Военные не сомневались, что Египет получит военную помощь от Соединенных Штатов и будет готовиться к войне против Израиля.
Начальник военной разведки полковник Биньямин Гибли и его новый заместитель подполковник Ювал Нееман подсчитали, что после ухода англичан авиация Египта получит в свое распоряжение еще одиннадцать военных аэродромов. Эти аэродромы находятся совсем рядом с израильской границей. Следовательно, вражеские самолеты смогут быстрее долетать до Израиля.
Если к египтянам перейдет и британская радиолокационная станция в зоне Суэцкого канала, они смогут контролировать практически все воздушное пространство Израиля. Это означает, что Израиль должен менять все свои военные планы, потому что в воздухе его дела будут плохи.
Военные разведчики, конечно, не верили, что смогут заставить англичан остаться. Но они полагали, что сумеют оттянуть процесс их ухода. Если же англичане уйдут, Израилю следует немедленно начать превентивную войну против Египта.
Министр Лавон избавил военную разведку от контроля со стороны начальника генштаба. Начальнику военной разведки Гибли это очень нравилось. Он полагал, что его активная оперативная деятельность как раз и соответствует агрессивной линии министра.
Разведчики перестали делать то, чем они обязаны заниматься: снабжать правительство и Генеральный штаб информацией, а занялись тем, что им делать не следовало, — подготовкой к войне.
В военной разведке знали, что премьер-министр Шарет ими недоволен: в кризисные минуты он не может получить от военных точной информации. Начальника военной разведки полковника Гибли премьер-министр считал человеком односторонним и не знающим Ближнего Востока. Но полковник, как и другие военные, позволял себе не считаться с мнением главы правительства.
Только в такой атмосфере начальник военной разведки мог начать операцию, о которой он не поставил в известность ни начальника Генерального штаба, ни министра обороны, ни премьер-министра. Причем полковник Гибли считал, что он поступает правильно.
В нормальной ситуации премьер-министр Шарет не позволил бы разведке идти против линии правительства. Но он просто не знал, что происходит.
Разведывательная операция израильтян имела целью показать Англии, что египтяне не контролируют положение в стране, поэтому западным державам нельзя покидать такую стратегически важную зону, как Суэцкий канал, и полагаться на ненадежный режим Насера.
Замысел принадлежал отделу специальных операций военной разведки. Отдел вырос на базе, созданной в 1942-м в качестве боевого разведывательного подразделения подпольной организации еврейской самообороны Пальмах. Подразделение состояло из нескольких десятков оперативников, выходцев из разных арабских государств.
Во время Первой арабо-израильской войны группа из шести человек была заброшена в Бейрут с радиопередатчиком и запасом взрывчатки. Они взорвали бывшую яхту Гитлера, которую арабы купили у немцев и переоборудовали в боевой корабль. Еще одна группа была заброшена в Дамаск. Она успешно собирала информацию о военных объектах Сирии, в первую очередь о военных аэродромах.
Два агента отдела специальных операций были арестованы египтянами в Газе и казнены в середине 1948-го, еще одного казнили в Иордании через год.
Небольшое подразделение специальных операций было создано и в составе военно-морских сил Израиля.
Была попытка создать группу специальных операций и в военно-воздушных силах. У Израиля в сравнении с арабскими странами было мало самолетов, истребители-бомбардировщики дальнего действия появились только в середине 50-х годов.
Читать бесплатно другие книги:
