Моссад. Тайная война Млечин Леонид
— Полиция? — неприятно удивился Мариссель. На появление полиции он никак не рассчитывал.
— Умерла моя соседка Герда Шарф, — пояснил Эдер. — Судя по записке, это самоубийство. Приняла яд. Герда Шарф оставила записку: «Не могу больше так страдать и хочу воспользоваться своим правом уйти из жизни достойно». Но полицейские все равно подозревают что-то криминальное.
Эдер был в давешней куртке и домашних брюках.
— Проходите на кухню, — предложил он Марисселю. — Я уже поставил кофейник. Сейчас приведу себя в порядок и присоединюсь к вам.
Мариссель включил старый ламповый приемник. Передавали новости. После бритья лицо Эдера посвежело. Он снял куртку и надел чистую рубашку.
— За свежими булочками я хожу к семи, — объяснил он. — Но я пока подогрел вчерашний пирог.
— Вы были близко знакомы с госпожой Шарф? — из вежливости поинтересовался Мариссель.
— Соседи. Они поселились здесь в пятьдесят четвертом. Ее муж умер несколько лет назад, а в позапрошлом году она сама заболела раком. Она не скрывала своей болезни. Все знали, что рак неизлечим. У нее начались острые боли.
— В таком случае самоубийство — это избавление от страданий, — сказал Мариссель. — Решение, которое нельзя осуждать.
— Кто-то дал ей яд, — сообщил Эдер. — Принес специально для того, чтобы она ушла из жизни.
Вот почему полиция занялась этим делом, понял Мариссель.
— Возможно, полиция не была бы столь активна, но есть одно обстоятельство, в поселке всем известное, — продолжал Эдер. — Герда Шарф после смерти мужа владела большим состоянием. Но она ничего не давала своим детям. У нее двое детей — дочь и сын, и оба какие-то неустроенные, неудачные. Раньше каждое воскресенье они приезжали к матери, клянчили денег. Она их прогоняла. А когда заболела, вовсе запретила пускать их в дом. Наш врач нанял ей нескольких медицинских сестер, они и стали ее постоянной компанией. Но вчера она неожиданно отпустила дежурную сестру. А соседи, как только что выяснилось, видели машины и дочери, и сына. Выходит, они оба по очереди приезжали к Герде.
— Полиция полагает, что кто-то из детей?..
Марисселю стало не по себе. Соприкосновение с семейными трагедиями всегда сильно на него действовало.
— Сейчас полиция их ищет, чтобы допросить, — лаконично прокомментировал Эдер его слова. — У меня есть предложение. Раз уж мы поднялись, пройдемся. А на обратном пути прихватим свежих булочек для Черил.
Они вышли из дома, и Эдер сразу повернул к озеру. Небо было чистое, водная гладь дышала прохладой. Мариссель понял, что правильно поступил, приняв приглашение прогуляться.
Вокруг озера вела тропинка. Через каждые триста метров стояла деревянная скамейка. Лес вокруг озера был чистый, ухоженный.
Эдер шел, заложив руки за спину. От быстрой ходьбы Марисселю стало жарко, он расстегнул пиджак. Над озером голоса были слышны издалека. Еще не увидев вышедших им навстречу людей, они знали, что не одни совершают утренний моцион. Из-за деревьев появились два человека, увлеченные разговором. Они были примерно одного возраста с Эдером и, подойдя ближе, раскланялись.
Эдер представил их Марисселю:
— Доктор Берфельде и доктор Гебхард.
Гебхард служил главным врачом местной клиники, а Берфельде раньше был главным врачом. Худой и следивший за собой Берфельде выглядел моложе, а полный, со склеротическим румянцем на щеках Гебхард — старше своих лет.
— Что вы думаете об этой истории? — сразу спросил доктор Гебхард Эдера.
— Мне жаль Герду. Жизнь у нее была не слишком счастливой, а смерть ужасной.
Гебхард усмехнулся и возразил:
— Ужасной она была бы, если бы Герда дотянула до конца. Она еще легко отделалась, если можно так выразиться.
— Она знала, какие страдания ее ждут? — поинтересовался Мариссель.
Гебхард повернулся в его сторону:
— В наше время каждый раковый больной прекрасно представляет себе свое будущее. Популярные книги и журналы заменяют медиков.
— Герда очень мучилась? — спросил Эдер.
Доктор Гебхард скривился.
— В принципе — да. Но в последние две недели она получала наркотики круглосуточно. Инъекция за инъекцией, и она почти не чувствовала боли.
Эдер смотрел куда-то поверх его головы.
— Тогда не понимаю, почему именно сейчас? — не ясно было, к кому обращался Эдер — к врачам или к самому себе.
Гебхард немедленно откликнулся:
— Конечно, теперь проникнуть в ее мысли уже никому не дано. Но я знаю, что несколько дней назад она вызывала нотариуса, продиктовала ему новое завещание и несколько писем. Словом, Герда привела свои земные дела в порядок. Значит, готовилась уйти в мир иной.
— А почему вечером не оказалось медсестры? — спросил Эдер.
— Герда ее отпустила, — развел руками Гебхард. — Сказала, что чувствует себя хорошо, примет снотворное и пораньше ляжет спать. После полуночи приехала следующая дежурная сестра. Она немного опоздала и нашла Герду уже мертвой. Она вызвала «скорую», но было поздно.
— Тогда остается только один невыясненный вопрос: кто дал Герде яд? — вздохнул Эдер.
— Как раз это не имеет ни малейшего значения, — вступил в разговор доктор Берфельде, который до этого молча слушал. — Ни малейшего. Герда Шарф была женщиной с характером. И ушла из жизни так, как считала нужным.
Доктор Берфельде страдал сильной дальнозоркостью, и толстые очки увеличивали его глаза до невероятных размеров. Мариссель старался не смотреть ему в глаза.
— Неужели лучше гнить заживо, превращаясь в живой труп и теряя человеческий облик? Нет, — продолжал Берфельде, — если кого-то интересует мое мнение, то я скажу твердо: незачем сейчас устраивать процесс вокруг покойницы, перемывать ее косточки. Я повторю эти слова и перед пастором, хотя он и не согласится со мной.
— Он станет возражать скорее по обязанности, чем по убеждению, — ухмыльнулся Гебхард. — Наш пастор — симпатичнейший человек и без предрассудков. Мы с ним в прежние времена частенько…
— Остановитесь, — шутливо пригрозил ему Эдер. — Не компрометируйте пастора в глазах человека, который его еще никогда не видел.
Мариссель поднял руки.
— Прошу, коллеги, считать меня человеком, не утерявшим чувство юмора. Мой родной язык французский, но шутки я пойму и на немецком.
Берфельде внимательно посмотрел на него своими огромными глазами и перевел взгляд на Эдера:
— Я считаю, что полиция может найти себе занятие поважнее, чем мотивы самоубийства Герды. В округе и грабежи, и кражи, и поджоги…
Гебхард приветственно поднял руку, и они разошлись.
— Ну, что же, — миролюбиво сказал Мариссель, — оба почтенных медика придерживаются идеи убийства из милосердия.
Эдер искоса посмотрел на него.
— Убийство из милосердия? — насмешливо повторил он. — В немецком языке есть другое слово, им и надо пользоваться — эвтаназия. Пассивная эвтаназия, когда смертельно больному позволяют умереть, чтобы не продлевать страдания; и активная, когда ему из тех же соображений помогают уйти из жизни.
— Эвтаназия — это не немецкое слово, — Мариссель хотел перевести разговор в шутку.
Эдер не принял шутливого тона.
— Но это понятие из современной немецкой истории, — все так же серьезно проговорил Эдер.
Он хотел еще что-то сказать, но вдруг замолчал. Он словно раздумывал, стоит ли ему делиться своими соображениями с человеком, которого он впервые увидел днем раньше. Он смотрел на Марисселя, и в его взоре тот прочитал вопрос и сомнение.
— Господин Эдер, — Мариссель счел нужным объясниться, — вы можете быть уверены в моей скромности. Я вообще имею обыкновение держать язык за зубами. Научен этому службой в Красном Кресте и некоторыми обстоятельствами личной жизни.
Эдер понимающе кивнул: Мариссель сказал именно то, что он надеялся услышать.
— Поймите простую вещь, — произнес Эдер, — кто, кроме доктора Гебхарда, мог дать яд Герде Шарф? Препарат, принесенный кем-то иным, вызвал бы у нее подозрение: то ли это средство, подействует ли оно мгновенно, не вызовет ли дополнительных мучений… А доктору Гебхарду покойная Герда доверяла всецело.
Мариссель пожал плечами. Ему вся эта история казалась не такой уж важной. Он просто хотел, чтобы разбирательство закончилось как можно скорее, и полиция убралась из поселка.
— Если доктор Гебхард и совершил этот поступок, едва ли стоит судить его строго, — выразил свое мнение Мариссель. — Я понимаю, вы человек глубоко религиозный. Конечно, католицизм не признает за человеком права самому уходить из жизни. Но ведь сегодня многое изменилось, и сама католическая церковь вынуждена…
Эдер знаком остановил его. Они обошли почти все озеро.
— Дело не в моих религиозных убеждениях, — молвил он. — Гебхард не только преемник, но и ближайший друг доктора Берфельде. А племянница Берфельде замужем за непутевым сыном покойной Герды. Своими детьми Берфельде не обзавелся, племянница выросла у него в доме, она ему как дочь. Ради счастья племянницы Берфельде готов на все.
Черил проснулась поздно. К этому времени Мариссель, пошуршав газетными листами, уже успел подремать в кресле-качалке. Когда она спустилась, он охотно еще раз выпил с ней кофе с горячими булочками. Потом они два с лишним часа гуляли, и Мариссель пересказал ей историю с Гердой Шарф.
Когда они вернулись с прогулки, Эдер еще читал газеты. Он, сразу было видно, относился к газетам серьезно: начинал читать газету с первой страницы и не откладывал в сторону, пока не добирался до последней. Бросив на ковер последнюю газету, Эдер удовлетворенно вздохнул и снял очки.
— Предлагаю пообедать в нашей деревенской харчевне, — в предвкушении вкусненького его глаза заблестели. — Я и сам умею стряпать, от моей кухни вам не уйти. Но для начала полакомимся чем-нибудь более съедобным.
Хотя солнце светило с самого утра, жарко не стало. Черил закуталась в вязаную кофту, мужчины натянули пиджаки, и все вместе двинулись по той дороге, по которой они вчера ехали. Ближе к главной улице расположилось несколько магазинов. Эдер любезно раскланивался практически с каждым встречным.
«Харчевней» оказался маленький ресторан, отделанный изнутри свежим деревом. Гостей сердечно приветствовали и усадили за дальний от входа столик.
— Хозяин когда-то учился у меня в школе, — не без удовольствия заметил Эдер. — По истории он не очень успевал, зато открыл собственное дело.
Официантка принесла бутылку местного вина и меню, но Черил предложила Эдеру выбрать самому:
— Вы знаете, что здесь повкуснее.
— Раз-два в неделю я обязательно здесь обедаю, — сказал Эдер, сделав заказ. — Здесь готовят лучше, чем в городских ресторанах. Продукты хозяин покупает поблизости и сам ест то же, чем угощает посетителей.
— Похоже, здесь все знают, где вас можно найти, — прервал его Мариссель.
Эдер с готовностью повернулся, и улыбка исчезла с его уст. У входа стоял полицейский в форме и какой-то человек в теплом не по сезону костюме. Они подошли к столику.
— Прошу извинить, — пророкотал полицейский. — Господин следователь прибыл из города и желает с вами поговорить.
— За обедом это будет даже приятнее, — спокойно произнес Эдер. — Присаживайтесь, господа.
— Ну, ежели не испорчу вам аппетит, — следователь по-хозяйски расположился рядом с Черил.
Полицейский пробормотал что-то невнятное и исчез. Он, верно, не хотел демонстрировать свои гастрономические пристрастия в присутствии высокого городского начальства, а может быть, получил на сей счет прямые инструкции.
— Мне то же, что и господам, — распорядился следователь, когда подошла официантка. — Полагаюсь на ваш вкус, господин директор. Вдруг это поможет мне быстрее проникнуться здешней атмосферой и разобраться в этой прискорбной истории. Как вы считаете? — он повернулся к Черил.
Девушка неопределенно покачала головой. Она жевала кусочки свежеподжаренного хлеба с сыром и без особого интереса следила за разговором мужчин.
Принесли суп, и следователь с удовольствием принялся за него, придерживая спадавшую салфетку. Очистив тарелку, он вспомнил, что не успел представиться:
— Моя фамилия Вессель. Я — следователь палаты по уголовным делам.
Черил улыбнулась. Мариссель вежливо склонил голову. Он не знал, огорчаться ли ему, что эта поездка обернулась невольным участием в невеселой истории, или воспринимать все спокойно, поскольку происходящее ни к нему, ни к Черил не имеет никакого отношения.
— Уголовное дело уже возбуждено? — спросил Эдер.
Вессель стремительно развернулся к нему.
— Да, прокурор счел необходимым провести дознание. Скажу честно, — он понизил голос до шепота и склонился над самым столом, вынуждая к тому же Черил и Марисселя, — пока что у меня нет оснований кого-либо подозревать. Но закон требует выяснения всех обстоятельств дела.
Следователь развел руками. Эдер взялся за салат. Мариссель последовал его примеру. Зеленый салат понравился и Черил.
— Скажите, господин директор, — следователь обратился к Эдеру. — Что вы сами думаете о смерти госпожи Шарф?
Неофициально, разумеется. Мне сказали, что вы старожил, знаете каждого, а половина поселка еще и училась у вас. У вас и вашей жены, — счел он необходимым добавить, выказав знакомство с биографией Эдера.
Эдер был не расположен к долгим разговорам.
— То, что произошло в доме Герды Шарф, в любом случае подлежит суду не земному, а высшему, — сказал Эдер.
Следователь Вессель насторожился.
— Герду Шарф никто не убивал, — пояснил Эдер. — Она ушла из жизни по собственному желанию. Тот, кто помог ей, мог руководствоваться разными мотивами — возвышенными или низменными. Но уголовного преступления он не совершал.
— Вот тут вы ошибаетесь, господин директор, — бодро заметил следователь. — Есть статья уголовного кодекса, предусматривающая наказание за такую, как вы изволили выразиться, гуманную помощь.
— Ну, этой статьей в последнее время почти не пользуются, — возразил Эдер. — Достаточное число врачей в Федеративной Республике избавляет неизлечимо больных пациентов от ненужных мучений.
— Уголовная ответственность не отменена, — настаивал следователь. — Другое дело, что прокурор, изучив обстоятельства дела, вправе не передавать дело в суд, а суд вправе не выносить обвинительного приговора. Но расследование должно быть проведено. И потом, господин директор, я слышал о вас как об исключительно справедливом человеке. Неужели ваша совесть может мириться с тем, что кто-то спровадил госпожу Шарф на тот свет ради материальной выгоды?
— Людям свойственно даже к благим делам примешивать личный интерес, — философски заметил Эдер.
— Доктор Гебхард всех лечит в округе? — вдруг спросил следователь.
— Теперьуже нет. Став главным врачом клиники, он вынужден был сократить практику, но кому-то, большей частью старым пациентам, продолжает оказывать услуги.
Мужчинам принесли свиную отбивную с жареным картофелем и красной капустой. Черил предпочла запеченную на углях рыбу. Мариссель налил ей белого вина, а себе минеральной воды. Следователь и Лотар Эдер пили местное темное пиво и с сочувствием смотрели на Марисселя, который отказался от пива, и тем самым лишил себя главного удовольствия в жизни.
— По какому принципу доктор Гебхард выбирает себе пациентов? — поинтересовался следователь.
Он энергично жевал, но даже отбивная не могла отвлечь его от дела. Его маленькие глаза-буравчики поочередно осматривали Эдера, Марисселя и Черил.
— Думаю, по меркантильным соображениям, — подумав, сказал Эдер. — Как главному врачу, ему важно сохранять контакты с людьми, имеющими вес в Кельне. Ну и богатый пациент лучше бедного.
— Разве Герда Шарф относилась к числу влиятельных людей?
— Ее муж пользовался в свое время большим авторитетом… Но в данном случае, скорее, размер гонорара решил дело.
Следователь Вессель вытащил из портфеля блокнот и после каждого ответа Эдера делал себе какие-то пометки. Хотя Черил сидела рядом и позволила себе нескромно заглянуть в блокнот, она ничего не разобрала: худшего почерка она еще не видела.
— А какие отношения связывали доктора Берфельде с госпожой Шарф? — задал новый вопрос следователь.
— Когда-то очень хорошие. Ее сын, как вы уже наверняка знаете, женат на племяннице доктора Берфельде. Потом, когда Герда отказалась давать деньги сыну-оболтусу, Берфельде, говорят, попробовал закатить ей скандал. Но Герда была женщина резкая и своенравная. Она выставила Берфельде. С тех пор они не здоровались, даже в церкви.
— Ночью вы что-нибудь особенное слышали?
Эдер покачал головой.
— А вы? — следователь внимательно посмотрел на Черил и Марисселя.
— Я спала как сурок, — ответила Черил.
— Засыпая, я слышал шум подъезжающих автомобилей, — добавил Мариссель. — И больше ничего. Проснулся, когда пришел полицейский.
Следователь вновь вернулся к Эдеру. Разговаривая с гостями, он лишь выполнял необходимые формальности. На показания Эдера он рассчитывал всерьез.
— Вы прожили здесь столько лет, господин директор. Были ли у госпожи Шарф враги?
Эдер задумался.
— Герда, повторяю, была женщина жесткая, властная. Ее муж только у себя в конторе был хозяином. Дома всем руководила она. Но жесткость уживалась в ней с чувством справедливости. Нет, я не могу представить себе, что у нее были настоящие враги.
Следователь доел кусок шоколадного торта, допил чай, расплатился, оставил на блюдечке мелочь и, несмотря на сытный обед, неожиданно легко поднялся.
— Я не прощаюсь. Мы еще увидимся.
Проводив его глазами, Мариссель обратился к Эдеру:
— Вы подозреваете доктора Берфельде? Считаете, что он уговорил Гебхарда дать Герде яд? Почему же вы прямо не сказали об этом следователю?
Лицо Эдера осталось невозмутимым.
— Сколько вам лет, Мариссель? — неожиданно спросил он.
— Сорок.
Эдер чуть улыбнулся.
— Вы родились и живете в демократической стране. Вы можете не любить полицию, но в целом относитесь к ней с пониманием. Она нужна, она защищает общество от преступников… А меня с юности полиция пугает. Полиция в рейхе охотилась за теми, кого я никак не мог считать врагом общества. Я боялся полиции и никогда по своей воле не стал бы ей помогать.
— Я понимаю, — сказал Мариссель. — Но прошло столько лет. Вы живете в другой стране. И полиция в Германии другая.
— Но я-то остался тем же, — в глазах Эдера не было ничего, кроме грусти.
Когда Черил и Мариссель остались одни, она спросила: «Ты не думаешь, что нам следовало бы отсюда уехать?» Мариссель покачал головой:
— Если мы уедем, будет еще хуже, нас еще и заподозрят в чем-нибудь.
Глава третья
Появление призрака
После обеда они опять гуляли часа два, пока Мариссель не заметил, что Эдер устал. Эдер не хотел, чтобы из-за него Мариссель и Черил прекращали прогулку, но Мариссель уверил его, что жаждет обосноваться в облюбованном кресле, а Черил сказала, что хотела бы переодеться.
Когда они вернулись, Эдер выразил готовность поставить кофейник. Мариссель поддержал эту идею с энтузиазмом, но Черил отвергла появившийся на столе пирог с корицей.
— Я приехала на пять дней, господин Эдер, — взмолилась Черил. — Если я буду неумеренна в еде, то перед отъездом мне придется полностью сменить гардероб.
Стук в дверь заставил их оторваться от кофе.
В дверях стоял толстощекий доктор Гебхард.
— Надеюсь, я не помешал вашему послеобеденному отдыху? — поинтересовался он, разглядывая кухню, из чего Мариссель сделал вывод, что доктор здесь не частый гость.
Эдер поставил на стол еще одну чашку. Мариссель подумал, что теперь пирог не пропадет, и, действительно, доктор Гебхард одобрительно отнесся к большому куску, который положила ему Черил.
— Эта история совершенно выбила меня из колеи, — пожаловался он почему-то Марисселю. — Уже появился следователь. Допросы, суд. Кому все это надо? Даже господина Эдера, который давно находится на отдыхе, и то побеспокоили.
Значит, уже весь поселок знает об обеденном разговоре со следователем, сообразил Мариссель. Доктор старательно жевал пирог и рассказывал.
— Между прочим, этот следователь Бессель с вами первым разговаривал, — выдал Гебхард свою осведомленность. — И все решили, что вы и есть главный подозреваемый.
Гебхард захохотал, но глаза его внимательно ощупывали и Эдера, и Марисселя, и Черил. Эдер не откликнулся на его шутку.
— Как знать, — заметил Эдер. — Может быть, у него есть основания и меня числить среди подозреваемых.
С лица Гебхарда слетела улыбка. Он даже тарелку с пирогом отставил в сторону.
— А он что, и в самом деле ищет преступников? Ведь Герду никто не убивал!
— Во-первых, мне кажется, что следователь далеко не убежден, что происшедшее — самоубийство, — неторопливо рассуждал Эдер. Он видел, что Гебхард болезненно реагирует на его слова, но ему словно нравилось дразнить доктора. — Во-вторых, он придерживается старомодных представлений относительно роли врача, дающего яд больному.
— Все газеты пишут, что гуманнее помочь страдающему избежать мук, чем заставлять его пройти через все круги ада, — искренне возмутился Гебхард.
Эдер не спорил с Гебхардом, только слушал, ограничивался междометиями, свидетельствовавшими о том, что разговор его интересует.
— Мы не можем оставаться безучастными к просьбам неизлечимо больных, — говорил Гебхард. — Умирающие от рака легких не должны испытывать ужасы, которые им уготованы. На финальной стадии больного надо избавить от мучений, которые действительно невыносимы. Католическая церковь считает, что сохранение запрета на эвтаназию необходимо, иначе эта практика станет преступной. Но ведь это несправедливо! Больной лишается своего права уйти от страданий, потому что не каждый врач — из страха — решится прийти ему на помощь.
Юная Черил, в силу возраста свободная от размышлений о старости, болезнях и страданиях, смотрела на Гебхарда во все глаза. Доктор Гебхард съел три больших куска пирога, которые подкрепили его красноречие.
— Разумеется, те, кто требует узаконить право на самоубийство, тоже размышляют небезупречно, — продолжал Гебхард. — Это экстремизм, это призыв к созданию клуба самоубийц. Но нельзя под страхом уголовной ответственности насильно сохранять жизнь безнадежному больному, если он этого не хочет, и врач понимает, что продолжение лечения бессмысленно и жестоко, — он наконец выдохся. — Вы все время молчите, господин Эдер. Что же вы обо всем этом думаете?
— Вероятно, годы, проведенные в свите епископа, не прошли для меня даром. Я по-прежнему считаю, что, сколько бы больной ни просил о смерти, стоит ли эта жизнь продолжения — вопрос, который ни одно человеческое существо не может решать за другого. Если придать эвтаназии правовой статус, она быстро станет обязательной. Люди начнут просить о смерти только ради того, чтобы не быть обузой для родных.
Лицо Гебхарда приобрело ироническое выражение.
— Словом, пусть несчастные мучаются?
— Эвтаназия — не единственная альтернатива, — мягко возразил Эдер. — В отношении неизлечимо больных следует идти по другому пути: применение обезболивающих средств позволяет даже раковым больным умереть достойно.
Доктор Гебхард развел руками, словно показывая, что продолжение разговора не имеет смысла: Эдер безнадежен. Гебхард встал и попрощался. Пирог с корицей был съеден без остатка.
Когда доктор ушел, Черил пошла мыть тарелки. Мариссель спросил Эдера:
— Он приходил оправдываться?
— Во всяком случае, это так выглядело, — откликнулся Эдер. — Только я не понимаю, почему он делал это здесь?
— Гебхард мог предположить, что вы подозреваете именно его и поделитесь своими мыслями со следователем.
Лотар Эдер откинулся в кресле.
— Мы знакомы уже четверть века. Он знает, что я его не люблю. Но ему прекрасно известно, что ни при каких обстоятельствах я не стану ни на кого доносить.
Эдер прикрыл глаза и, кажется, задремал. В его возрасте такие переживания не особенно полезны. Мариссель стал вспоминать, есть ли у него с собой сердечные препараты — на случай, если Эдеру станет плохо.
Вечером к дому покойной Герды Шарф подъехало сразу несколько автомобилей. Мариссель и Черил как раз вышли на улицу, чтобы немного подышать воздухом, и застали появление целой кавалькады.
— Это еще кто? — заинтересовалась Черил.
После визита доктора Гебхарда она стала живо интересоваться происходящим. Из машин вышли несколько совсем молодых парочек, и Мариссель подумал, что прибыли наследники. Но одновременно появились и весьма солидного вида господа. Подоспел и полицейский автомобиль.
Из дома вышел Эдер, выбросил мусор в стоящий у ворот бак. Мариссель поделился с ним новостями.
— Да, скорее всего, наследники спешат утвердить свои права, — подтвердил Эдер. — Завтра похороны на местном кладбище и оглашение завещания.
— Завещание может пролить свет на загадку смерти Герды Шарф, — предположил Мариссель.
— Яд дал тот, кто был заинтересован в ее смерти, не так ли? — спросила Черил.
— Возможно, что и так, — уклончиво ответил Эдер.
Больше в тот день к теме таинственной смерти Герды Шарф они не возвращались.
Вечером Мариссель дважды звонил в Израиль. Все ждали, когда Мариссель приступит к работе, и спрашивали о состоянии Черил. Пока что он не мог сказать ничего обнадеживающего.
Похороны были назначены на десять утра. В половине десятого Мариссель вслед за Эдером вошел за ограду дома Герды Шарф. Черил идти на похороны отказалась. Она заварила себе чай и уселась перед телевизором.
На Марисселя, чужого здесь человека, посматривали с удивлением. На похороны собрался весь поселок. Несмотря на жару, мужчины были в черных костюмах, женщины в темных платьях. Распоряжался всем какой-то низенький человек. Мариссель не прислушивался к разговорам, и до него доносились обрывки словно бы одной общей беседы. Люди, не стесняясь, подсчитывали стоимость дома Герды Шарф, гадали, продадут его наследники или останутся здесь жить, и как они в таком случае поделят дом.
Доктор Берфельде стоял в одиночестве, опершись на палку с резной ручкой. Гебхарда, его неизменного спутника, нигде не было видно.
Без пяти десять из дома появились наследники — две молодые пары, еще какие-то люди; сзади скромно маячил доктор Гебхард. Вынесли гроб. До церкви шли молча.
Мариссель и без того был настроен меланхолически, а в траурной процессии его мысли приняли и вовсе печальный характер. Он подумал, что его самого некому будет проводить в последний путь — в прямом смысле этого слова. Он упустил момент, когда следовало обзавестись семьей и детьми, и лишился большей части друзей из-за того, что годами жил за границей под чужим именем. И какие могут быть друзья у людей его профессии? Только сослуживцы. Они-то понимают, почему он не может быть откровенен. Друзья же этого никогда не поймут.
Церковь была небольшой, и Мариссель подумал, как же все в ней уместятся. Но внутрь вошла примерно половина участников процессии. Остальные ждали перед входом.
Около часа дня служба закончилась. Гроб закопали на церковном кладбище. Люди стали расходиться. Эдер посмотрел на Марисселя, словно только сейчас заметил его присутствие.
— Когда Шарфы приехали в поселок, чтобы присмотреть себе участок, они пришли к нам за советом. Герда потом сказала, что выбрала соседний с нами участок потому, что ей понравилась моя жена. Я учил ее детей…
Мариссель взял его под руку, помогая перебраться через канаву. После похорон все разом заговорили о чем-то своем, кое у кого уже появились улыбки. Церемония закончилась, можно было забыть о скорби. Похоже, один Эдер переживал и искренне сожалел о смерти Герды Шарф.
Мимо них, тяжело шагая и больше обычного опираясь на палку, прошел Берфельде. Он не заметил или сделал вид, что не заметил Эдера. Гебхард так и не появился.
Они вернулись домой. Эдер был по-прежнему погружен в себя, но хотел сразу идти на кухню, чтобы позаботиться об обеде. Мариссель остановил его.
— Я вижу, какое впечатление произвели на вас похороны, и рекомендую вам прилечь. А как врач, посоветовал бы принять успокаивающее.
От лекарств Эдер отказался. Но перебрался на диван. Черил принесла ему плед и подложила под голову подушку.
— Друзья мои, — вдруг сказал Эдер, — там, на кладбище у меня было видение. Как вы относитесь к возможности такого рода явлений?
Мариссель насторожился: как-никак Эдер долго стоял под солнцем с непокрытой головой. Он подсел поближе к Эдеру, взял его за запястье.
— Хочу померить пульс, не пугайтесь. Как доказывает история медицины, это еще никому не повредило, — успокоил он Эдера.
В медицинском институте Мариссель выбрал специальность хирурга. Она казалась ему самой нужной для страны. Но все преподаватели говорили, что из Марисселя получился бы отличный психотерапевт.
Эдер улыбнулся словам Марисселя и руку не отнял.
— Мне явилась не Дева Мария, а вполне реальный человек, которого, по моим понятиям, давно уже нет в живых, — произнес он. — Он стоял в церкви у самого выхода, потом на кладбище я вновь встретился с ним взглядом. Он отвернулся и исчез в толпе… Странно, правда?
Эдер вздохнул. Мариссель отпустил его руку.
— Пульс вполне приличный. Но надо послушать сердце и кое-что принять. Профилактически.
Эдер его не слушал.
— Прошло столько лет. Представляете, как мы оба изменились с тех пор. Но он узнал меня. Я уверен, что он именно меня искал в церкви. Он знал, что я здесь. Но когда увидел меня, почему-то сразу вышел из церкви.
Мариссель принес из своей дорожной аптечки несколько капсул и налил Эдеру стакан воды.
— Вам нужно отдохнуть и прийти в себя.
Когда Эдер уснул, он пошире раскрыл окна, чтобы в доме был сквозняк. Свежий воздух и покой — в эти лекарства Мариссель верил свято.
Черил и Мариссель пошли на улицу. Возле дома Герды Шарф по-прежнему было много машин. Но никого не было видно, все собрались в доме. Наверное, приехал нотариус с завещанием, решил Мариссель.
Читать бесплатно другие книги:
