Говори со мной по-итальянски Тонян Лаура

Глава 25

Лукас

Один день тому назад…

Маркус пользуется тем, что его предки отсутствуют, и включает музыку очень громко. Отец Марка терпеть не может любимую группу своего сына. Когда-то, когда мы ещё жили в Лондоне, он выбросил все альбомы Limp Bizkit, хранящиеся в их доме. Не оставил ни одного, избавился от каждого диска.

Маркус восстановил потерю, но выброшенное было слишком дорого, потому что мой друг собирал это годами, следя за творчеством рок-исполнителей. В то время пятнадцатилетний подросток впервые заплакал при мне. Откровенно говоря, я и сам не могу простить подобную жестокость отцу Марка.

Песня «Dоwn Anоthеr Dаy» разрывает динамики в спальне Ферраро. Он подпевает солисту и пытается разобрать необходимые для учебы книги, которые сегодня приобрел в магазине. Пока я сижу на вертящемся стуле у окна, Дейл играет в дартс. Напряжен. Кажется, что полностью сконцентрирован на игре, но это не так. Хоть парень и попадает в цель, уверен, все, о чем он думает — это его любимая. А я не могу выбросить из головы мысли о девушке, которая мне нравится. И обязан поставить все точки над i.

Я поднимаюсь со своего места и, подойдя к Дейлу, отбираю у него дротик, который он в очередной раз собирался бросить в мишень. Я чувствую его растерянность моим внезапным появлением и подобными действиями, которые делают тихое, просто времяпровождение наедине с самими собой невозможным. Беру Дейла за запястье и сажаю его на край кровати, а потом отбрасываю на другой конец стола учебники Марка, которыми он так увлечен. Он мгновенно убавляет громкость, воззрившись на меня с нескрываемым удивлением.

— Ты выбрал не самое подходящее время, чтобы стать зубрилой, — комментирую поведение лучшего друга.

Он складывает руки на груди, ожидая дальнейших слов от меня, но я лишь вторю за ним. Разглядываю его лицо, потом лицо Дейла. У последнего нереально скучающая физиономия.

— В чем дело, Лукас? Захотелось поговорить?

Голос Дейла звучит монотонно, словно он совсем разочаровался в жизни.

— Прекрати хоть ненадолго мечтать о своей индианке и послушай меня, потому что я собираюсь сообщить серьезную вещь.

Он фыркает, сипло засмеявшись. Я бы врезал Дейлу, но не могу ударить друга. Марк, в отличие от него, продолжает мирно ждать того, когда перейду к сути дела, но это вовсе нелегко сделать. Похоже, Маркус заметил, как я нервничаю, поэтому, надеюсь, он не будет против запаха сигарет в своей комнате. Тех самых, которые я достаю из кармана. Одну я закуриваю, а в пачке остаются еще две. Зажигалка падает у меня из рук намеренно и ударяется о поверхность полированного длинного стола.

— Поверь, тебе тоже захочется после того, как я раскрою вам глаза.

— На самом деле, мне плевать на то, как ты пытаешься держать интригу, — говорит Дейл, ложась на кровать и раскрывая руки, будто крылья. — Со мной это точно не работает, ведь ты, наверное, заметил, что я не в духе.

Усмехнувшись, я открываю окно на полную. Выдыхаю дым на улицу. Не знаю, как начать этот тяжелый разговор. Как обычно происходят такие беседы? По-моему, нам всем очень нужна фляга Маркуса, полная виски.

— И правда, Лукас. Скажи прямо, в какое дерьмо ты влип. — Вздернув бровью, Марк опирается о край стола.

Он нетерпелив и пытается скорее закончить с тем, что я начал. А Дейлу и вовсе все равно. Я гадаю, уснул ли он сейчас в постели Марка или просто лежит, глядя в потолок.

— Та девочка…, — я откашливаюсь, почувствовав, как дым застревает в горле, мешая дышать нормально.

От меня не скрывается то, как напрягается Маркус, а Дейл начинает трясти коленом.

— Та девочка из нашего прошлого…. С которой мы плохо обошлись… Вы помните…, — опустив голову, произношу я слабо.

Невыносимо даже смотреть в глаза Марку — мне настолько стыдно за свой поступок. Нашу общую ошибку.

— Помним, — отзывается хладнокровно Дейл, давая понять, что бодр.

Мы все лишены хорошего настроения. У каждого своя причина: Дейл никак не прекратит грезить и страдать по Майе, Маркус вновь поссорился с папой, а я… я должен рассказать правду своим друзьям.

— Слушай, все это очень серьезно, поэтому…, — я передаю сигарету Маркусу, — … подержи. — Направившись в направлении Дейла, я хватаю того за ворот свитшота и заставляю сесть на краю кровати. — Ты можешь вести себя не как глупый, ни на что не способный подросток?

Он вспыхивает в ту же секунду. Вскочив на ноги, подлетает ко мне и становится вплотную. Его глаза опускаются на мои ступни, потому что от неожиданности я отступаю. Дейл хватает меня за свитер, сближая нас до невыносимости. Его дыхание щекочет мне ноздри, но я выдерживаю безумие, которым он переполнен. Выдерживаю всплеск эмоций друга, понимая, в каком незавидном положении сейчас он находится.

И что чувствует.

— Убери руки, — тихо приказываю, медленно разжимая пальцы Дейла и отодвигая парня от себя.

Все равно не намерен терпеть подобного отношения к себе. А когда он, отстранившись, хватает джинсовую куртку и собирается сбежать, я загораживаю собой дорогу к бегству.

— Сначала дослушай, а потом вали, — спокойно говорю ему я, и не сразу, но через несколько секунд куртка обратно падает на кровать, а Дейл, обойдя меня, по-хулигански садится на рабочий стол Маркуса. Получает за это красноречивый взгляд

Ферраро. Я продолжаю стоять на прежнем месте. Мои внутренности горят огнем. Непонятно, как мне удается сдерживать стольких демонов в душе. Непонятно, где я взял столько сил и терпения, хотя никогда не обладал такими качествами.

— Та девчонка, над которой мы издевались перед возвращением в Лондон, — это Ева. — В этот раз я был краток.

Я не стал тянуть и выдал все сразу. Теперь оставалось единственное — наблюдать за реакцией своих друзей. У Дейла и Маркуса вытянулись лица, взгляд одного и второго нельзя назвать просто удивленным, шокированным, потрясенным. Я этого ожидал. В этой комнате наиболее умиротворенным выгляжу я, и то, только потому, что уже давно смирился с тем, кем являюсь. Потому что моя совесть не затыкается уже несколько недель, и я ничего не могу поделать с этим.

Подонки. Выродки. Сволочи.

Сволочи…

Мозг может доставать из подсознания все новые и новые ругательные слова, которым мне хочется нас обозвать. Нас троих. Но этого в любом случае будет недостаточно. Не знаю, что нужно сделать, чтобы расплатиться с Евой Мадэри. Не умереть. Нет.

Смерть будет недостаточной жертвой.

Дейл, сощурив глаза, мотает головой. Он, похоже, не может поверить моим словам, а Маркус подтверждает это:

— Неправда, — слышится его надорванный, ослабленный голос.

— Ты говоришь неправду.

Взгляд Ферраро опустел. Он смотрит то ли себе под ноги, то ли прямо в преисподнюю. Мне неизвестно.

Наши дни…

Ева

— Что происходит? — озвучиваю я вопрос, который звенит у меня в голове колокольчиком.

Испуг, которым отравлено мое сознание, заставляет крепче прижать к груди перчатки, а если бы было возможно отойти ещё дальше от парней, я бы так и поступила, но, увы, я и так вжата в самый угол, а они находятся в паре метров от меня. Ни что не говорит о том, что ребята собираются нападать. Просто очень смущает это место, наше общее здесь присутствие и ринг.

— Вы же не… — Глубоко вздохнув, я начинаю трезво мыслить, и в моей голове, наконец, появляются идеи, зачем мы все тут. — Вы же не думаете, что я буду…

Лукас отзывается первым:

— Будешь, — приказывает он. — Я заслужил это. — После он кивает ладонями на своих приятелей. — И они тоже. Так что ты будешь.

В полном недоумении я отрицательно качаю головой, но это абсолютно автоматическое действие, мне не поддающееся.

На самом деле, я ещё до конца не могу осознать реальность происходящего момента. То есть, все правда? То есть, они предлагают побить себя, а я все ещё держу в руках перчатки.

Но спустя несколько долгих молчаливых минут, заполненных только моим тяжелым и взволнованным дыханием и их — размеренным, я понимаю, что должна сделать. Наконец, частички пазла складываются вместе, создавая целостную картину, которая совершенно логична и оправдана. Я заслужила этот день и этот бой.

Медленно натягивая бойцовские красные перчатки, я растягиваю удовольствие от будущего фееричного действия. Я смотрю в глаза всем троим по очереди, и даже всегда спокойный Дейл, с которым, похоже, мне удалось создать контакт, сейчас выглядит крайне встревоженным и возбужденным. Ощутив запал, ощутив радость от того, что они сами пришли и предложили причинить им боль, я даже забываю, зачем здесь. Это такое странное чувство — желать отомстить, но, уже не представляя в этом смысл жизни. Может быть, это значит, что стало легче? Может, это значит, что больше не больно? Не обидно. Не хочется рвать на себе волосы, мечтать отмыться от смрада и унижения.

Делая несколько шагов, что приближают меня к парням, я замечаю, что они по-прежнему стоят на своих мечтах, даже не думая двигаться, чтобы избежать моих возможных ударов.

Никто из них не пытается защититься. Я пытаюсь представить заново ту ночь, прокрутить ее в сознании, как делала это раньше. Как делала это пять лет подряд. Но, признаться честно, ужасные картинки не хотят складываться вместе. Это то ли помогает мне, то ли уничтожает меня. Я не могу понять, почему слова, произнесенные, к примеру, Маркусом в ту ночь, больше не ранят? Да, разумеется, быть может, отпустило, но воспоминания об их угрозах всегда отдавались дрожью в моем теле.

А теперь… ничего.

Ничего.

Но я все равно с азартом замахиваюсь, и первый, кто получает от меня по лицу, — это Лукас Блэнкеншип. Его голова метнулась в сторону. К счастью, на губах парня не наблюдается ухмылки, ведь мне не удалось уложить его. В ход идет левая рука, и я бью по другой скуле. Не знаю, притворяется ли он, или сила моего удара действительно нехилая, но Лукас падает на маты. Он валится на спину, однако придерживает вес на локтях, а через несколько секунд уже поднимается. Не даю ему сделать этого. Крепко давлю на живот ступней, заставляя его оставаться в прежнем положении. Сначала в лазурных глазах Лукаса блестит согласие и частичка поражения, и только потом он больше не делает попыток встать на ноги. Когда он сдается, я отвожу правую ногу назад, ощущая, как внутри меня пылает пожар. Чувствую, как мои пальцы соприкасаются с его богатенькой рожей, и во второй раз Блэнкеншипу приходится невольно и приглушенно застонать от боли, когда его лицо повернуто от меня. Взглядом он упирается в лодыжки Маркуса, стоящего невдалеке от него самого.

Прилив сил делает меня счастливой. С каждым нанесенной затрещиной, оплеухой, с каждым новым толчком, наполненным агрессией, с очередным ударом я становлюсь другой: более живой и уверенной в себе. Я возвращаю себе то, что они у меня отняли, и даже больше.

— Bаstаrdо[1]! — со всей мощи кричу, врезаясь твердой перчаткой в физиономию Марка.

В отличие от Лукаса, он не продержался, не смог выдержать первое нападение, и сразу повалился вниз.

— Fеcciа[2]! — интонация только возрастает, а с нею и желание покалечить всех троих.

Я поднимаю ногу и бью ее в ребра Маркуса, когда он все таки довольно быстро встает. Чего делать не должен был, оттого дыхание сбивается, злость окутывает все мысли.

— Sопо d'аccоrdо cоn оgni tuа pаrоlа[3], — отвечает он мне на прекрасном итальянском.

Я останавливаюсь, взглянув на него сверху вниз, потому что он снова на матах, как и его дружок.

— Этого мало, — говорю ему по-английски.

Он полностью расслабляется, разводит руки и ноги в стороны.

— Тогда делай со мной, что хочешь. Можешь побить, исцарапать, … сжечь?

И я бы сожгла, не будь уголовное наказание настолько реальным. Сожгла бы? Смогла бы? Решилась? Я опускаюсь на колени рядом с Маркусом Ферраро. Меньше пары секунд разглядываю его лицо, на котором уже проявляется большой синяк. А потом хватаю пальцами его мощную шею. Сдавливаю.

Сил у меня, по всей вероятности, не так много, поскольку он никак не подает виду, что задыхается, или что ему больно.

— Я помню все, что ты говорил, — шепчу пугающе и грозно, не притворяясь ни на йоту. — Каждое твое слово. А ты? Ты помнишь?

Молча, Марк только смотрит на меня, ничего не предпринимая. Не убирает мою ладонь, не кивает, не моргает.

Его взгляд, в котором есть что-то мне не понятное, убивает.

Я не придумал ничего лучше, чем начать оскорблять тебя, унижать перед парнями, чтобы они почувствовали к тебе отвращение и отстали., — вспоминаю я слова Лукаса, сказанные в баре на первом этаже моего дома.

Говорю тебе со всей ответственностью, никто бы из нас не сотворил бы такого, прибывая в трезвом состоянии…, - его оправдания, которые тогда мне совсем не хотелось слушать, сейчас одно за другим всплывают в памяти.

Пальцы сами собой разжимаются на горле Ферраро, и лишь теперь я могу видеть, что наделала. Вначале я слышу, как он ловит ртом воздух, старается незаметно сделать вдох, но я улавливаю, каким глубоким он был. А после покраснение в области шеи Маркуса моментально бросаются в глаза. Я сжимала его горловину намного мощнее, чем предполагала. И, скорее всего, когда задумалась, сделала ему больнее, чем хотела.

Вовсе неестественное ощущение: мне хочется попросить прощения за это, но я себя останавливаю, потому что Марк получил свое заслуженно. Краем глаза наблюдаю за Лукасом: он даже не поворачивается, сохранившись в том же положении, в котором я его оставила. Сама не понимаю, как так вышло, что я с трудом глотаю воздух, но я не чувствую себя дискомфортно. Словно все так, как и должно быть. Дейл помогает мне подняться с колен, хоть я и не просила его об этом. Он смотрит на меня внимательно с высоты своего роста.

Убедившись, что я в порядке, позволяет себе отойти буквально на полшага.

— Давай, — говорит парень, разводя руками.

Он дождался своей очереди и теперь желает получить порцию моего гнева. Это он снял с меня трусики в ту ночь. Я помню, как Дейл лапал меня за задницу. Мое тело содрогается от кадров, встающих прямо перед глазами, затмевающих настоящее время.

— Пойдем отсюда. Я не хочу смотреть на уродину, которая ещё и истекает кровью.

— Мы случайно не лишили девственности свинку?

Если бы Лукас тогда не вмешался, наверняка дело дошло бы… до проникновений, но, к счастью, ничего такого не случилось. К счастью… Я усмехаюсь про себя с грустью, опустив глаза. Под ресницами уже появляются слезы, которые я не собираюсь сдерживать. Пускай текут, смывая всю ту боль, что мне довелось пережить. Пускай текут, забирая с собой печаль, ведь в моей жизни ее слишком много. Я больше не хочу день изо дня съедать себя изнутри, вспоминая о той ночи. Я НЕ ХОЧУ!

Ярость дает о себе знать, захлестывает меня, поэтому даже Дейлу не удается сбежать от своей участи. Представляя снова, как он стягивал с меня нижнее белье, я стремительно приближаюсь и, согнув правую ногу в колене, заряжаю парню прямо между ног. Он в тот же миг, заорав от боли, сгибается пополам.

— Не стану скрывать, что мне безумно приятно слышать, как ты скулишь, — нагнувшись, тихо произношу я, постучав блондину по плечу.

Не знаю, откуда у меня столько храбрости и бесстрашия, но когда вдруг губы Лукаса растягиваются в легкую полуулыбку, я направляюсь к нему и, встав между его ног. Мне остается только с приятностью созерцать, как округляется неспешно его рот, стоит надавить чуть-чуть на его член через джинсы. Я давлю сильнее — в ответ слабое постанывание.

— Тебе смешно? — серьезно, без шуток спрашиваю я.

Марк, находящийся слева, сглатывает. Трое сильных, накаченных мужчин во власти одной итальянской девушки.

Это звучит, как начало потрясающей истории.

Маркус не осмеливается повторить ошибку Блэнкеншипа.

Мне не нужно слушать стенания и хныканья Ферраро, чтобы почувствовать удовлетворение. Я уже это получила через его реакцию. Страх в зелено-карих глазах сказал слишком много, чтобы предпринимать ещё что-нибудь в отношении его.

Лукас приподнимается на локтях, то глядя мне умоляюще в глаза, то опуская взгляд на мою ступню, плотно прилегающую к его пенису. Я вдавливаю стопу в ткань еще сильнее, и ответом на это действие является его тихий вскрик.

— Ева, пожалуйста, — звучит хриплый голос Блэнкеншипа.

— Что — пожалуйста? — издевательским тоном вопрошаю.

Мое настроение улучшается, и я не могу не радоваться этому. Еще несколько секунд я мучаю Лукаса, а потом все-таки убираю ногу, получая в награду его облегченный вздох.

— Мы закончили, — отворачиваясь от всех троих, констатирую я и перелезаю через канаты, спускаясь с ринга.

Быстро обувшись и надев верхнюю одежду, я иду к выходу из боксерского зала, ожидая, что Лукас все-таки вскоре справится со своим шоком и отвезет меня в университет.

Пояснения к главе

[1] — Ублюдок! (итальянский язык)

[2] — Подонок! (итальянский язык)

[3] — Я согласен с каждым твоим словом (итальянский язык).

Глава 26

Ева

«Лексус» Блэнкеншипа въезжает на университетскую парковку во время большого перерыва, когда большинство студентов нежатся под лучами теплого осеннего солнца.

Полдень сегодня выдался удачным, окна в машине Лукаса открыты, и песня, которую он поставил звучит на весь двор, привлекая к нам внимание. Следом за «Лексусом» едут две спортивные тачки — Дейла и Маркуса. Вероятно, именно громко ревущий трек Нэка «Hеy Diо» своими мощными басами и великолепным голосом исполнителя заставляет людей поворачивать голову в нашем направлении. Я сильнее вжимаюсь в сидение, ощущая некоторую неловкость. Словно не являюсь той девушкой, что надрала задницы троим англичанам меньше часа назад. Словно не чувствовала себя героиней фильма на ринге. Словно это была не я.

Лукас выходит из машины, и я замечаю это лишь в тот момент, когда он открывает пассажирскую дверь и подает мне руку. Прежде чем ответить на этот жест, я широко раскрытыми глазами оглядываю собравшихся студентов. Под деревом за круглым деревянным столом вижу своих девчонок, которые удивленно наблюдают за мной и за ним. Мне приходится положить свою ладонь в ладонь Блэнкеншипа. Вытащив меня из авто, он выключает музыку и обращает свое внимание на друзей, которые уже припарковали машины и теперь неспешно плетутся к нам. Мы все молчаливы. Никто и словом не обмолвился, пока мы шли к яблоне, цветущей посреди университетского сада. Стол, за которым сидят Доминик, Селест и Пьетра, полнится тетрадями, учебниками бутылками с не газированной водой.

— Где ты была? — без приветствия неотложно интересуется Селест.

А Доминик встает, чтобы поцеловать меня крепко в щеку.

Она треплет мое плечо, заглядывая в глаза. Я качаю головой и улыбаюсь ей нетвердо, убеждая, что все нормально, ничего при этом не сказав.

— Со мной, — отвечает на вопрос Селест Лукас, стоящий позади меня.

Я чуть не проваливаюсь сквозь землю от стыда! А следом за ним откликается Маркус:

— И со мной.

— И со мной, — окончательно добивает меня Дейл.

И моих подруг тоже, поскольку они уставились на меня в полнейшей обескураженности и ждут объяснений. Я поворачиваюсь к парням, и, уверена, по моему выражению лица прекрасно понятно, насколько я зла. Лукас подмигивает мне, вскинув гордо подбородок. К сожалению, угрозой оторвать ему яйца не удалось стереть ухмылку с этих пухлых губ… Он поворачивается и, кажется, собирается удалиться в сторону здания института, однако не перестает смотреть на меня, не отворачивает головы. Его друзья следуют за

Блэнкеншипом, когда он уходит, а я остаюсь одна среди трех голодных на сплетни и скандальные новости девушек.

Взглянув на них, я делаю интенсивный вдох. Выставляю ладони впереди, предупреждая шквал вопросов, что вот-вот на меня посыплются.

— Это не то, что вы думаете. История очень долгая и началась давно.

Пьетра хмыкает. Она смотрит на меня с обидой — я, к сожалению, отмечаю это довольно поздно.

— Ты пропустила лекцию по философии, про которую ты так много говорила на выходных. Я думала, она важна для тебя.

Все, что я могу — это открывать и закрывать рот, точно рыба.

Будто я лишилась голоса или что-то вроде того. Никогда не видела Пьетру такой: разозленной и разочарованной. Во мне? Она разочаровалась в своей подруге? Я однозначно не хочу терять ее.

— Послушай…, — начинаю я, но кузина Маркуса оперативно перебивает меня:

— А теперь мы все узнаем, что ты развлекалась с моим братом. И его дружками, — добавляет девушка.

— Я не развлекалась! — желая оправдать себя, отчаянно отрицаю.

Селест и Доминик не смеют вмешиваться. Их слишком, наверное, поразило то, что сказали парни, а в данный момент они, кажется, боятся реакции Пьетры. Похоже, не я одна впервые наблюдаю ненависть в карих глазах этой девушки.

— А как мне это называть? — повышает она на меня голос. — Тебе понравилось быть с моим братом? Понравилось стать его очередной…?

Я не даю ей договорить и вскидываю руку, заставляя ее замолчать, пока мы обе не натворили глупостей. Я плотно сжимаю веки, чувствуя, как под ними жжет от слез.

— У меня ничего не было ни с Маркусом, ни с Лукасом, ни с Дейлом, — с трудом отвечаю я на выпады красотки Ферраро. — Тебе ясно? — Открыв глаза, я могу смотреть на нее, не боясь, что заплачу, потому что смогла противостоять эмоциям, рвущимся наружу.

— И вообще, — обозлившись на Пьетру, сама говорю с девушкой грубо, сжимая больно в ладони ремешок сумки, — ты считаешь меня недостойной Маркуса? Нет, мне просто интересно. Ведь Доми и Селест спали с ним.

Селест, смутившись, прячет взгляд, прислоняясь к стволу большого дерева. Она усаживается на своем месте и старается не смотреть в нашу сторону, а Доминик распахивает глаза шире, по-настоящему впав в ошеломление.

— Это другое, — хладнокровно отвечает Пьетра. Ни один мускул на ее лице не дрогнул, и потом она продолжает: — Мы выросли вместе. Мы из одного круга, а ты… не знаю, как сказать, чтобы тебя не обидеть…, - в ее голосе без труда можно расслышать безразличие и презрение. — Понимаешь, Ева, ты — просто девочка из бедной семьи. Из неполноценной семьи, в которой едва-едва хватает на обучение единственной дочери в дорогом универе. Или ты вспоминаешь лето, когда я в шутку хотела свести тебя с братом? Неужели, ты так и не поняла, что это были просто приколы? Господи! — Невесело усмехнувшись, она смотрит по сторонам. — Это же элементарно, Ева… До тебя дошло, что я сказала?

Я нахожусь в ужасном состоянии, поэтому стою в бездействии, пока она вплотную подступает ко мне. Я различаю ее красную помаду на красивых губах, дорогую тушь на длинных ресницах. Именно сейчас это стало таким существенным и заметным, как никогда раньше. Пьетра изъявляет свою антипатию у моего лица, не отводя взгляда золотисто-карих глаз.

— Оставь моего брата в покое. Можешь дурачить Лукаса, отвлекать Дейла от его несчастной, глупой любви, но не смей портить жизнь Маркусу.

Она спешит скорее убраться. Я слабо вижу из-за пелены перед глазами подруг впереди, что за ней не последовали. Я лишь понимаю, что в очередной раз осталась сломленной. В очередной раз я оскорблена, предана. А ещё и узнала много нового о том человеке, которому доверяла без оглядки.

— Ева, я так не считаю…, - желая поддержать меня, говорит мне Селест.

Я взмахиваю рукой, отстраненно глядя на нее. Мне лучше уйти. У меня есть много дел, касающихся учебы. Я должна уделить все внимание и время этому.

— Ева, ты должна знать, что мы любим тебя! — Доминик где-то недалеко.

Они с Селест, наверное, идут позади, поэтому я ускоряю шаг.

Все пустое. Все вокруг кончается. Даже дружбе наступает конец. А ведь Пьетра сама себя оболгала, посчитав, что у меня есть какая-то связь с Маркусом, но мне не забыть этот ее взгляд, в котором холода больше, чем в Антарктиде.

Я жду Диего достаточно долго, заканчивая уже третий бокал кавы[1]. Это заведение выбрал мой ещё не появившийся спутник. Здесь: у бара, за многочисленными столиками сидят практически одни испанцы. Напитки и музыка соответствующие. Красивая песня «Тu Nоmbrе» начинает играть сразу после очередной композиции начинающей группы Dviciо. Кто-то, кто управляет треками, прибавляет громкости, и я бесконечно благодарна этому человеку. Вытирая слезы с глаз, я обещаю себе, что больше не заплачу, но все равно сдаюсь. Диего для меня будет отдушиной сегодняшним вечером. Я так не хотела оставаться одна дома, а он позвонил, предложил встретиться, потому что я дала ему слово, рассказать всю правду, которую от него скрываю. И если все итак летит ко всем чертям, почему бы мне не поддержать глупую игру судьбы под названием «Прикончить Еву»?

— Еще, пожалуйста, — обращаюсь к бармену.

Он аккуратно передает мне новый бокал. Я смотрю на его бейдж. Светильники над его головой отсвечивают написанное имя, поэтому я не сразу различаю все буквы.

Видаль.

Интересно, откуда он сюда приехал: из Барселоны, Мадрида, Севильи? Я, похоже, подошла к той стадии, когда впору болтать с барменом о жизни и жаловаться на несправедливость. Так и поступила бы, если внезапно чьи-то руки не обняли бы меня сзади. Содрогнувшись, я поворачиваю голову, встречаясь взглядом с Диего. Он, как всегда, опрятно одет, причесан и великолепно пахнет. Высокий бармен за стойкой со странной стрижкой на голове в виде какого-то рисунка однозначно не так привлекателен, как мой друг.

Парень снимает замшевую куртку, оставаясь только в белоснежной полу расстегнутой рубашке.

— Один агуардиенте[2], пожалуйста, — говорит он бармену, вешая куртку на спинку высокого стула, и присаживается рядом.

Так, что наши колени соприкасаются.

— Ты все-таки пришел, — лениво выдаю я, подпирая голову рукой.

— Надеюсь, ты не напилась? — наклонившись ко мне, Диего всматривается в мое лицо, а я подпеваю словам играющей песни.

Он недовольно мотает головой, будто не может поверить, что я в таком состоянии. Просто, вероятно, не представляет, как я себя чувствую.

— Тебя слишком долго не было, — коротко засмеявшись, отвечаю, пытаясь сесть ровно, но у меня не очень-то получается. — Я выпила один бокал кавы. Потом ещё один… Потом еще… Знаешь, такая вкусная вещь!

Диего хвастливо фыркает.

— Не зря ведь считается самым лучшим вином в мире, — парень говорит свободно, легко.

Кажется, его ничего не напрягает, и я откровенно ему завидую. Он забирает у бармена снифтер[3], и приближает к губам его края, совсем чуть-чуть отпивая испанской водки. Она плещется в бокале, когда Диего крутит его в руке, глядя на свои пальцы.

— Обязательно тебе нужно было показывать свой патриотизм? — смеюсь я, в шутку задев плечо парня ладонью.

Он расставляет руки в стороны и, улыбаясь, смотрит на меня так, будто собирается сделать все, чтобы я смогла пережить наступающую ночь.

— Эй, ты в испанском баре, детка! — сказав это, он начинает хохотать, и то, что симпатичный бармен душевно усмехается, не укрывается от моего взора.

Хоть Видаль не участвует в разговоре, но мне приятно, что он подает маленькие, неприметные для других знаки. Может быть, мы с Диего даже ему нравимся, ведь не все гости этого заведения, уверена, по душе бармену.

— Ладно. — Мой спутник пододвигает стул, садится по направлению к бару, но голову склоняет набок, продолжая меня сканировать. — А теперь скажи, что произошло, Ева. Расскажи мне от и до. Все с самого начала и до самого конца.

Я вздыхаю, допивая остатки кавы, и Диего, вопреки моим возмущениям, запрещает Видалю наливать мне что-нибудь ещё из спиртного. Сокрушенно и в полной обреченности я откидываюсь назад, приготовившись раскрыть тайну, которая больше не тяготит мою душу, как ранее.

Единственное, что от меня сейчас требуется, пока мы с другом медленно шагаем по освещенным узким улицам центра, — молчать. Так сказал он. Иногда парень прибавляет шагу, поддавшись потоку эмоций, который ему не остановить после моего откровения. Я уже жалею, что согласилась быть с ним честной и обо всем поведать. Не стоило. Нужно иметь мозги, Ева, и не выпивать одинокими вечерами.