Восход стоит мессы Скворцова Татьяна
– Да, немного.
– Не пытайтесь ни в кого попасть, – посоветовал д’Англере. – Главное, напугать, чтоб не лезли. А мне пора идти.
К рассвету стало тише.
Д’Англере шел по набережной Сены, возвращаясь в Лувр. Мертвые тела плавали в реке, создавая запруды у мостов. Воды ее были окрашены красным.
Он то и дело перешагивал через трупы. Все они были почти голыми, и невозможно было определить, кто здесь католик, а кто гугенот. Много попадалось молодых мужчин, но также много… очень много женщин… детей… стариков…
Где-то совсем рядом он услышал крик и улюлюканье. Кровавое пиршество продолжалось. Д’Англере рванулся туда, но раздался выстрел, смех и звук падающего тела. Крик оборвался.
– Святая Мадонна! Великий Боже, – бормотал он про себя. Он пытался не смотреть по сторонам, но не смотреть было невозможно.
Только сейчас он понял во всей очевидности, что они натворили. Он прислонился спиной к стене какого-то дома и стоял так, набираясь сил, чтобы идти дальше через растерзанный город.
Генрих Анжуйский, бледный и с красными глазами, метался по своей спальне в ожидании новостей. Ему и в голову не приходило покинуть эту спасительную обитель, чтобы самому увидеть, что происходит в городе или хотя бы во дворце.
В дверь постучали.
– Это я, мой принц, открывайте, – раздался из-за двери голос Шико.
Герцог подскочил к двери и нетерпеливо откинул засов.
На пороге и вправду стоял д’Англере. Его одежда была перепачкана кровью. Кровь была на руках, на лице и даже на волосах. В руке он держал окровавленную шпагу.
– Ну? Что там? Гугеноты разгромлены? Мы победили? – с нетерпением спрашивал д’Анжу.
– Победили? – горько усмехнулся д’Англере. – Победили… только не мы…
– А кто же? – герцог в ужасе уставился на своего шута. – Неужели еретики?
– Еретики перебиты, не бойтесь… – ответил тот. – Сам Сатана хозяйничает теперь на улицах Парижа. И он здорово помог нам, своим верным слугам….
Он швырнул свой окровавленный плащ прямо на роскошный шелковый ковер и рухнул в кресло, вытянув ноги в грязных сапогах.
– Шико… что ты несешь?! Какой еще Сатана?! Ты что, пьян?
– Мой принц, тому, что происходит в городе, просто нет названия… Быть может, нам уже не оправдаться перед Всевышним, но мы обязаны остановить это… если мы еще люди.
Глава 15. Королева Наваррская
Кто милосерд, тот блажен.
Ветхий Завет
Наступало утро. Маргарита де Валуа шла по коридорам, к которым привыкла с детства, стараясь не обращать внимания на запах крови и вскрытых внутренностей, не смотреть на трупы. Не смотреть на них было невозможно, потому что они лежали повсюду. Не только мужчины, но и женщины. Вот горничная мадам де Совиньи. Но она же католичка! Почему ей было не спрятаться у своей госпожи? А вот эта, совсем девочка, наверное, из кухонной прислуги. Все ее обнаженное тело покрывали резаные раны. Королева Наваррская содрогнулась. «Боже мой! Боже мой!» – шептала она, не в силах отвести взгляд от ужасного зрелища.
Она вспоминала начало этой страшной ночи, когда королевские гвардейцы под командованием господина де Нансея вломились в покои короля Наваррского вслед за каким-то раненым, убив прямо у нее на глазах нескольких слуг ее мужа.
Лишь трех человек ей удалось вырвать из лап озверевшей солдатни. Трех человек! Она споткнулась об очередной труп. Нансей говорил, что все это делается по приказу короля и господина де Гиза, но она не могла поверить. Она должна была узнать сама.
Из-за угла вывернул отряд солдат. Завидев перед собой одинокую женщину, они заметно оживились. Кто-то загоготал. Маргарита кожей почувствовала их сальные взгляды.
– Доброе утро, господин де ля Валетт, – обратилась она к командиру как ни в чем ни бывало.
Узнав сестру короля, тот поклонился ей, шутки смолкли. Она старалась не думать, что было бы, окажись офицер ей незнаком. Они прошли мимо, обдав ее запахом пота, крови и перегара. От этого смрада и от пережитого страха закружилась голова; принцесса остановилась и закрыла глаза, облокотившись о стену.
Когда дурнота отступила, Маргарита вновь огляделась, собираясь с силами. Вдруг она поняла, что находится прямо возле комнат Гиза. «Приказ короля и господина де Гиза», – вспомнила она слова Нансея. Ну разумеется, Гиз. Как же она сразу о нем не подумала! Вот кому под силу остановить побоище!
Она подошла к знакомой двери и постучала. Никто не ответил. Впрочем, неудивительно. Вряд ли герцог спал сейчас в своей постели. Да и слуги в такую ночь сидят по углам, боясь высунуть нос из-за двери. Бесполезно стучать, ей не откроют.
И все-таки, надеясь на чудо, она забарабанила в дверь изо всех сил.
– Пьер, – крикнула она в надежде, что камердинер герцога ее услышит, – это я, принцесса Маргарита! Да откройте же!
Голос ее гулко разнесся по коридорам, отражаясь от каменных стен. От этого мрачного эха по телу пробежали мурашки. Однако за дверью по-прежнему было тихо.
Ей ужасно захотелось куда-нибудь забиться, спрятаться. Отсидеться в какой-нибудь норе, пока лучи восходящего солнца не разгонят тьму. Неподалеку находились покои матери. Матери, которая ничего не сказала ей, легко отпустив свою дочь в комнаты мужа, куда первыми должны были явиться убийцы. Нет, к матери идти нельзя. Нужно добраться до Карла.
Она тяжело вздохнула, собираясь двинуться дальше, но тут на фоне предрассветного неба, виднеющегося в проеме окна, возникла высокая фигура. По коридору шел герцог де Гиз.
Золоченая кираса… обнаженный клинок в крепкой руке. Он был таким сильным, таким храбрым, исполненным жизни в этом мертвом дворце. А ведь она совсем одна… и так напугана…
– О, Анри! Какое счастье, что я встретила вас! Я знаю, только вы можете остановить этот кошмар!
Он рассмеялся, и смех его прокатился по галереям дворца так же, как несколько минут назад – ее крик.
– Что вы называете кошмаром, мадам? – с деланым удивлением отозвался он. – Нашу победу? Еще немного – и гугеноты будут разгромлены окончательно, а вы предлагаете мне остановить этот кошмар?
Он улыбался ей с высоты своего роста, будто бы насмехаясь над ее страхом, и ей сразу стало легче. В конце концов, он человек военный и лучше знает, как нужно. Анри де Гиз. Прирожденный победитель. Разве не это она всегда любила в нем? Она молча смотрела на него, ощущая исходящую от него силу.
– Я вижу, вы напуганы, – продолжал он, – но вам нечего бояться в моем городе.
Он шагнул к ней, не отрывая взгляда от ее лица… В каждом его жесте сквозила грация и мощь хищного зверя, которые всегда так притягивали ее. Но ведь он ей теперь чужой. Ведь, выйдя замуж, она сама оттолкнула его… Тогда она, кажется, была на него обижена, впрочем сегодня ей было не до обид.
Она не успела додумать, потому что он впился губами в ее губы грубо и требовательно, как хозяин, причиняя боль. Она почувствовала привкус крови во рту. Всем своим существом Маргарита вдруг ощутила, как черная магия уходящей ночи отнимает у нее волю, заставляя слушать властный голос этой завораживающей силы. «Вам нечего бояться в моем городе», – говорил он. О да! Сегодня город принадлежал ему.
Под его напором она отступила назад к стене. Споткнулась обо что-то мягкое и, наверное, упала бы, если бы крепкая рука не подхватила ее… Что-то противно мешалось под ногами, не давая погрузиться в черный омут. Чье-то мертвое тело… Весь дворец… весь Париж завален сегодня телами. По милости того, кто в эту ночь подчинил себе все. И ее тоже.
Секунды озарения хватило ей, чтобы вернуть власть над собой. Понять, что она делает… Она резко оттолкнула его.
– Отпустите меня! Вы не в своем уме!
Он и вправду остановился – видно, не ожидал ее отказа. Она с ненавистью смотрела на своего любовника.
– Вы не в своем уме! – повторила она. – Очнитесь! Ведь вы же человек и христианин! Ведь вас рожала мать, и крестил священник! Что же вы делаете, Боже мой!!! Пожалейте свою душу, ведь вы будете гореть в аду!
Гиз улыбнулся.
– Что я делаю? Я убиваю своих врагов!
– Убиваете врагов?! Отчего же среди них так много женщин?! Быть может, убьете и меня? Ведь я теперь жена гугенота!
– Ах да, – он ухмыльнулся, – ведь вы теперь жена. Что ж, мадам, примите мои поздравления. Я рад, раз вы довольны своею участью верной супруги жалкого труса, что прячется сейчас в кабинете короля!
– Труса?! Жаль, что сегодня у него не нашлось для вас ведра с помоями! – это воспоминание окончательно развеяло черный туман, поглотивший ее разум и душу. Стоявший перед нею великий триумфатор, владыка тьмы неожиданно превратился в обычного властолюбивого негодяя, что по головам карабкается к вершине, иногда оскальзываясь на пути, как всякий смертный.
Она молча смотрела на него, как на заклятого врага, вспоминая тех людей, что гибли сегодня у нее на глазах во имя его славы… Ту девочку из кухонной прислуги, лежащую в луже крови… Вот что теперь олицетворял собою человек, которого она совсем еще недавно звала своим возлюбленным.
– Что вы наделали… – негромко сказала она. – Святая Мадонна, что же вы наделали…
Герцог смотрел на нее тяжелым взглядом. Совсем недавно эта женщина была его женщиной… Отвращение, отразившееся на ее лице, отрезвило его, как пощечина. В глазах мелькнула растерянность. Но он должен был что-то сказать ей.
– Не ошибитесь с выбором, мадам, – процедил он наконец.
Вместо ответа она отступила от него на шаг. Потом повернулась к нему спиной и пошла к покоям Карла. У нее было много дел.
Глава 16. Утро
Кого восход увидел вознесенным,
Того закат низверженным узрит.
Пьер де Ронсар
Генрих шел по коридору в сопровождении троих конвоиров. Впрочем, это была скорее охрана, чем конвой: деваться ему было некуда, кругом царила смерть. Он то и дело обходил лужи крови и натыкался на мертвые тела. Генрих старался не смотреть на лица убитых, боясь даже представить, сколько из них могут быть ему знакомы. Его поразило то, что все эти люди были раздеты. Он вспомнил, с каким пренебрежением придворные католики разглядывали скромные наряды гугенотов, и удивился, до чего же дошла алчность этих высокомерных господ, чтобы они могли позариться на перепачканную кровью одежду мертвецов.
В одной из галерей он увидел стайку юных фрейлин. Осмелев, они покинули свои убежища и теперь с интересом обсуждали стати обнаженных мужчин, имевших лишь один недостаток: все они были мертвы. Когда Генрих проходил мимо, дамы как по команде замолчали и проводили его любопытными взглядами. «Интересно, – подумал Генрих, – если бы я лежал тут голый и со вспоротым животом, я бы им понравился?»
Двери в покои короля Наваррского были закрыты.
– Открывайте, именем короля! – крикнул один из сопровождающих Генриха гвардейцев и забарабанил в дверь.
Молчание было ему ответом. Сердце Генриха непроизвольно сжалось.
– Дайте знать, что это вы, ваше величество, иначе, боюсь, придется ломать замки, – посоветовал офицер.
Генрих колебался, он уже был научен горьким опытом.
– Отойдите от двери, – потребовал он, – или мы будем стоять тут до второго пришествия.
– Да пожалуйста, – пожал плечами тот.
Они отдалились на десяток шагов, и Генрих постучал.
– Эй, там! Открывайте, это я! – крикнул он.
За дверью послышалось шевеление и голоса; потом на некоторое время снова все стихло. Затем Генрих различил звук отодвигаемой мебели и скрежет тяжелых засовов. В конце концов дверь распахнулась.
На пороге разоренного жилища стоял д’Арманьяк17, сжимая в руке топорик для колки дров. На его немолодом лице читались азартная решимость и готовность ко всему. Колет его был расстегнут, а рубашка окровавлена, и на левом плече красовалась грязная повязка. Более всего первый камердинер короля Наваррского сейчас походил на разбойника с большой дороги.
– Сир! Вы живы! – только и мог сказать д’Арманьяк, отступая, чтобы дать ему войти.
Генрих быстро шагнул внутрь и захлопнул дверь. Только водрузив на место все засовы, он позволил себе вздохнуть свободнее.
– Ну вот я и дома, – сказал он, со смесью радости и горечи глядя на своего верного слугу и друга, которого уже и не думал застать живым. Они крепко обнялись, еще не веря, что судьба оказалась чуть менее жестокой, чем оба ожидали.
В его покоях все было перевернуто вверх дном. Разбитая мебель, сорванные портьеры, кругом пятна крови и осколки посуды. Весь пол был усыпан растоптанными лепестками тюльпанов, которые Генрих вчера утром – кажется, в другой жизни – сам принес сюда для Марго, пренебрегая помощью слуг. На кровати в комнате д’Арманьяка Генрих обнаружил двоих раненых, одним из них был Шарль де Миоссен. Живой. Вторым – неизвестный Генриху человек.
Миоссена Генрих знал с детства: он был сыном той самой мадам де Миоссен, что нянчила принца Наваррского в первые годы его жизни. Король Наваррский опустился на колени перед кроватью и потрогал лоб своего старого товарища. Тот бредил и не узнавал его. Генрих ничем не мог ему помочь.
Он подобрал валявшийся на полу стул и поставил его к камину, пытаясь создать видимость порядка в этом хаосе.
– Давай, что ли, приберем немного, – предложил он д’Арманьяку.
Пока они проводили время в этом несвойственном им занятии, пытаясь хоть отчасти придать комнатам жилой вид, камердинер рассказал Генриху, что как только тот покинул свои покои, королева Наваррская, видимо, устав от присутствия чужих мужчин, отпустила охрану и попыталась уснуть. Однако не прошло и часа, как сюда вломилось два десятка гвардейцев господина де Нансея. Несколько безоружных слуг были убиты тут же, другим удалось улизнуть, и судьба их осталась ему неизвестна. Потом из спальни на шум прибежала мадам Маргарита, и только ее появление спасло самого д’Арманьяка и господина де Миоссена, что отбивались из последних сил. Она защищала своих новых подданных, грозя гневом короля Франции и всеми карами небесными, закрывая их собою. В конце концов Нансею пришлось подчиниться воле принцессы крови, и убийцы ушли. Они даже были столь любезны, что унесли с собой трупы – правда, судя по всему, недалеко.
Тем человеком, что лежал теперь в комнате д’Арманьяка, был некий барон де Леран: именно за ним гнались гвардейцы, когда вломились в покои короля Наваррского. Ее величество вырвала его, как и других, из рук озверевшей солдатни. Когда д’Арманьяк говорил об этом, в его голосе чувствовались неподдельная признательность и восхищение, и Генрих отметил, что избалованной принцессе-католичке удалось-таки получить преданного поклонника в лице этого сурового гугенота.
Потом приходила Маргарита. Она была прибрана и сосредоточена, и как всегда прекрасна. И, конечно, добра. Недаром д’Арманьяк восхищался ею.
Генрих не мог на нее смотреть. Она, его возлюбленная супруга, была из них. Из тех, кто сотворил с ним все это.
Она принесла добрую весть, сообщив, что ей удалось добиться у Карла помилования для обитателей этой комнаты; теперь все они находились под защитой короля, и к раненым должны были допустить доктора. Он громко благодарил ее и целовал руки, стараясь, однако, не встречаться с нею взглядом, в надежде, что она не догадается… не поймет… но знал, что она поняла. Наконец она ушла, оставив его в покое.
А за окном крики воронья возвещали утро. Начинался новый день18.
Исторические заметки к Части 1
1. Об исторической достоверности романа
«Восход стоит мессы» – это художественный роман, не претендующий на стопроцентную историческую достоверность, хоть и построенный на значимых фактах.
Крупные исторические события в книге добросовестно учтены и привязаны к датам. В частности информация о религиозных войнах, их причинах, последствиях, мирных договорах, свадьбах и похоронах королей приведена относительно точно. Социально-политические тенденции и логику крупных движений я тоже попыталась описать верно.
Однако воссоздать детали мне удалось не всегда, каюсь. Причины разные: и противоречивость источников, и мои собственные литературные задачи.
Чтобы компенсировать этот недостаток, который я сама считаю важным, мне пришлось написать исторические заметки к каждой части, позволяющие понять, где и насколько я отклонилась от фактов, которые принято считать установленными.
2. Об идеологических различиях католичества и протестантизма
Протестантизм, по сути, родился из католичества. Представители этих двух конфессий имеют одинаковые базовые ценности и одинаковый набор ключевых религиозных представлений, но много десятилетий они воевали между собой «за веру».
Наиболее важным отличием протестантизма было то, что протестанты отрицали роль церкви, подчеркивая корыстолюбие, тщеславие и греховность католического духовенства. Они считали, что человек может общаться с Богом напрямую, не нуждаясь в посредниках и сложных обрядах. Таким образом, распространение протестантизма представляло собой серьезную угрозу политическому влиянию Папы.
Из постулата об отсутствии у верующих потребности в церкви вытекали и различия в ритуалах.
Во-первых, у протестантов не было роскошных соборов, а вместо них были молельные дома, построенные с подчеркнутой скромностью и почти не имеющие специальной утвари. Читать проповеди дома тоже разрешалось. Во-вторых, протестанты не признавали различных толкований Священного писания, и почитали только первоисточник, поэтому у них не было церковных книг, кроме непосредственно Евангелия. В-третьих, у протестантов не было понятия святых, и соответственно – их изображений (икон). Протестантские пасторы не представляли собой отдельного сословия и могли жениться.
А еще протестанты не служили месс, что использовано в названии этой книги.
Месса – исключительно католическое богослужение, которое в те времена происходило только на латыни. Гугеноты же молились на национальных языках.
3. О смерти королевы Жанны
Из книг Александра Дюма нам известно, что Жанна д’Альбрэ, мать Генриха Наваррского, была отравлена Екатериной Медичи, которая будто бы подарила ей пропитанные ядом перчатки. В действительности большинство современных историков утверждают, что она умерла от туберкулеза. И в самом деле, симптомы этой болезни весьма характерны, известны с давних времен, и их вряд ли можно перепутать с чем-то еще. Тем более от туберкулеза не бывает язв на руках, о которых пишет Дюма. Думаю, что версию о перчатках можно объяснить лишь богатой фантазией романиста. Тем не менее Генрих Наваррский, который не разбирался в медицине и не доверял своей теще, скорее всего, не верил мнению придворных медиков о чахотке и подозревал Екатерину Медичи в отравлении его матери.
4. О притязаниях Генриха Наваррского на французскую корону
Генрих III Наваррский в силу своего происхождения был весьма значимой фигурой во французской политике. Однако значимость эта объяснялась не только и не столько Наваррской короной, унаследованной им от матери, сколько титулом первого принца крови, полученным от отца.
В то время правящий род Капетингов был представлен двумя ветвями: старшей ветвью Валуа, к которой и принадлежал сам король Франции со своими братьями, а также младшей ветвью – Бурбонами, которые по Салическому закону должны были наследовать корону в случае смерти всех принцев дома Валуа. В свою очередь, старшая ветвь Бурбонов в лице коннетабля Бурбона пресеклась, когда Франциск I обвинил его в измене и лишил владений, должностей и титулов. Младшая ветвь, Вандомы, сохранила свои владения. До рождения Генриха она была представлена тремя братьями: старшим, Антуаном (отцом Генриха, который погиб к моменту описываемых событий), и двумя младшими – Луи де Конде (отцом Анри де Конде) и лицом духовного звания, будущим кардиналом Бурбоном. Таким образом, Антуан де Бурбон-Вандом, отец Генриха Наваррского, как старший представитель своего дома, именовался первым принцем крови после Валуа. По названной причине Генрих Наваррский, как единственный сын Антуана, унаследовал этот титул от отца. При отсутствии у Валуа прямых наследников Генрих Наваррский являлся третьим в очереди на корону Франции. Женитьба на Маргарите Валуа была призвана еще более укрепить эти притязания. Однако его шансы в то время в любом случае казались иллюзорными: трое братьев Валуа были молоды и вполне могли иметь потомство.
Кроме того, Генрих Наваррский был внуком Маргариты Наваррской, сестры Франциска I (деда Карла IX); таким образом, он приходился родственником королю Франции двадцать второй степени.
Для полноты картины необходимо отметить, что Генрих Наваррский был не только самостоятельным королем маленькой горной страны, но и имел феодальные владения на территории самой Франции: Вандомское герцогство (в центре Франции), герцогство Альбрэ, графства Фуа, Бигор, Арманьяк и другие земли, что делало его вассалом французских королей. Кроме того, Генрих д’Альбрэ (отец Жанны д’Альбрэ), затем Антуан де Бурбон, а после его смерти – Генрих управляли в качестве губернаторов, назначенных французским королем, обширной французской областью Гиенью (юг Франции), к которой уже привыкли относиться, как к собственной вотчине. В результате женитьбы Генриха на Маргарите Гиень была передана ему в феодальное владение по брачному договору в качестве приданого его жены.
5. О притязаниях Гизов на французскую корону
Хоть Гизы и претендовали на то, что ведут свой род от Карла Великого, но, с точки зрения Салического закона, их надежды на корону Франции выглядели значительно слабее, чем притязания Бурбонов. Однако Гизы обладали очень серьезным влиянием, в особенности в Париже, и рассчитывали укрепить свои позиции за счет женитьбы Генриха де Гиза на Маргарите Валуа. Опасаясь усиления Гизов, король Франции Карл IX и Екатерина Медичи стремились всячески помешать этим матримониальным планам – в частности, пресечь интимные отношения между Маргаритой и Гизом. Брак Марго и Генриха Наваррского расстроил надежды Лотарингского дома.
6. О Маргарите де Валуа
По романам А. Дюма эта дама известна всему миру как «королева Марго», хотя в действительности вряд ли кто-то, кроме ее брата, Карла, называл ее так. Если посмотреть на портреты Маргариты де Валуа, то суждения о ее неземной красоте вызывают удивление. Однако ее бурная личная жизнь и, несомненно, искреннее восхищение, которое испытывал к ней Брантом, остаются историческим фактом. Поэтому приходится исходить из того, что она действительно была признанной красавицей своего времени.
7. Об Агриппе д’Обинье
Агриппа д’Обинье много лет был близким другом Генриха Наваррского. Он действительно присутствовал в Париже накануне его свадьбы в качестве одного из многочисленных сопровождающих и покинул город из-за дуэли с одним из гвардейцев городской охраны. Но в 1572 году его дружба с Генрихом еще не началась. Она возникла лишь спустя год после Варфоломеевской ночи. Поэтому некоторые сцены с его участием – чистый вымысел.
8. О политике Колиньи и походе во Фландрию
В те времена часть территории Нидерландов (Фландрия) была занята испанскими войсками под командованием дона Альбы. Испанская корона стремилась огнем и мечом восстановить в этих протестантских землях католическую веру, и гугеноты со всей Европы тысячами ехали во Фландрию, чтобы помочь голландцам в их освободительном движении. Однако им не удавалось справиться с многочисленной и хорошо оснащенной испанской армией.
Заключив Сен-Жерменский мир и вернувшись в Королевский совет, Колиньи использовал все свое влияние, чтобы убедить Карла IX направить во Фландрию французскую армию. И королю, судя по всему, нравилась эта идея.
Перспектива войны с Испанией приводила Екатерину Медичи в ужас. Испания была самой сильной и самой богатой державой тех времен, война с таким противником могла повлечь очень тяжелые последствия для Франции. Кроме того, католики (которых во Франции было большинство) никогда бы не поддержали войну на стороне протестантов, поэтому участие в подобной авантюре могло сильно подорвать авторитет королевского дома внутри страны (и без того слабый). При таких обстоятельствах не стоит удивляться, что королева считала Колиньи самым злейшим своим врагом.
9. О покушении на Колиньи
В настоящее время известно, что в Колиньи стрелял некий (Гийом) де Морвер (его имя в различных публикациях почему-то указывается по-разному). Однако о том, кто был организатором покушения, существует несколько версий.
Чаще всего у популяризаторов истории (С.М. Плешкова, Л. Фрида, А. Кастелло) встречается мнение о том, что это покушение было прямо организовано группой заговорщиков, в которую, в частности, входили герцог де Гиз, Екатерина Медичи и Генрих Анжуйский. Эта версия построена прежде всего на мемуарах маршала де Таваня, на воспоминаниях герцога Анжуйского, записанных, правда, не им самим, а с его слов его медиком Мироном; а также на найденной на месте преступления аркебузе с маркировкой гвардии герцога Анжуйского. На Гизов указывает множество деталей. В частности, установлено, что Морвер был клиентом герцогов Лотарингских. Главным доводом приверженцев этой версии является мотив. Всем известно, что королева-мать считала Колиньи крайне опасным и хотела от него избавиться. Не менее известно, что Гиз ненавидел адмирала за смерть отца.
Непонятно, однако, другое. Неужели Екатерина Медичи (весьма неглупая женщина) могла не предвидеть очевидных последствий этой акции, независимо от ее успеха или провала?
В монографии Жана-Мари Констана «Повседневная жизнь французов во времена религиозных войн», а также в книге Павла Уварова «Варфоломеевская ночь: событие и споры» приведен анализ различных точек зрения по вопросу об организации покушения на Колиньи. Не сообщая собственного мнения, авторы ссылаются на исследователей, посвятивших целые научные труды причинам Варфоломеевской ночи.
Так, Марк Вернар, опубликовавший в 1992 году статью по этому вопросу, на основании переписки дипломатов тех лет приходит к выводу, что Екатерина Медичи и члены королевского совета, видимо, действительно разделяли с Гизом ответственность за покушение на Колиньи, однако не устанавливает степень их ответственности.
По-мнению Жанин Гаррисон, Екатерина Медичи прямо не участвовала в заговоре против Колиньи, однако подталкивала Гиза к убийству, стараясь избавиться от врага чужими руками.
Жан Луи Буржон и Н.М. Сютерланд, вопреки мнению большинства специалистов, и вовсе отстаивают позицию, что организатором покушения и последующей резни был Филипп II Испанский и Гизы, поддержанные народными массами. С Екатерины Медичи, Карла IX и их правительства ответственность за резню снимается. И действительно: «ищи, кому выгодно».
Однако еще одна, на мой взгляд, весьма достойная версия содержится в статье Анри Дьюбефа, который полагает, что все источники по этому вопросу лживы и разноречивы, и установить истину теперь не получится. И действительно, даже современные преступления зачастую не раскрываются, что уж говорить о событиях четырехсотлетней давности?